Текст книги "В объятиях принцессы"

– Значит ли это, что вы намерены оставить меня на службе? – спросила она.

– Оставить? – удивился Сомертон. – Конечно.

– Но я же не прошел испытание.

– Боюсь, я не совсем понимаю.

– Испытание. Вы решили проверить мои способности. Я же не смог принести вам список балтийских судов.

Сомертон постучал в крышу. Открылся лючок в передней стенке экипажа.

– Остановите здесь. Дальше мы пойдем пешком.

– Хорошо, сэр.

Экипаж съехал на обочину и остановился. Может быть, попробовать споткнуться, упасть на него, выходя их экипажа, и тайком вытащить кольцо?

Но его пальто застегнуто на все пуговицы, и сюртук под ним тоже. Да и у нее нет никакого опыта карманных краж.

Сомертон полез во внутренний карман за деньгами. Через мгновение они будут на улице и войдут в дом. И она не увидит графа до утра.

Кучер взял деньги. Дверца открылась. Луиза собралась с духом:

– Так что, ваша милость? Вы намерены не придать значения моей неудаче?

Сомертон спрыгнул на мостовую и повернулся к ней:

– Мой друг, список балтийских судов не имеет никакого отношения к делу.

Луиза встала, подошла к дверце, сделала вид, что споткнулась, и вывалилась из экипажа, протянув руки к груди графа, чтобы схватиться за его одежду. Но его длинные руки подхватили ее и поставили на ноги. Она подняла глаза. Лицо Сомертона находилось лишь в нескольких дюймах от ее лица. В мертвенно-белом свете фонаря, закрепленного над дверцей, оно напоминало лицо призрака.

– Вы завоевали мое доверие, мистер Маркем, – сухо сообщил он. – Постарайтесь не обмануть его.

Глава 5

Городской дом графа Сомертона не был освещен, хотя вряд ли было больше половины девятого. Дверь открыл бледнолицый лакей, одетый в элегантную серую ливрею. Секундой позже появился дворецкий.

– Ее светлость дома? – нейтральным тоном спросил Сомертон.

– В данный момент она наверху – в детской, сэр. Могу я взять ваши пальто и шляпу?

– Нет. Пусть сейчас же подадут мой экипаж. Я уезжаю. – Он махнул рукой в сторону Луизы. – А миссис Плам пусть немедленно обработает царапину на шее мистера Маркема.

Дворецкий покосился на Луизу, и его глаза чуть-чуть расширились.

– Конечно, сэр.

Луиза вздернула подбородок:

– В этом нет никакой необходимости, мистер Джонсон. Я вполне могу сам о себе позаботиться. Дверь в сад уже заперта?

– Нет, мистер Маркем.

– Мне нужно погулять с Куинси. Пожалуйста, проследите, чтобы дверь не заперли до нашего возвращения.

Граф обернулся к ней:

– Куинси? Кто это, черт возьми?

– Моя собака, сэр.

– Ваша… что?

– Собака. Корги. Воспитанная и обученная. Мы неразлучны. – И она взглянула на графа с уверенностью, которой не чувствовала.

Создавалось впечатление, что воздух вокруг него наполнился энергией, – странно, что не появились молнии.

– Не припоминаю, чтобы я давал разрешение на собаку в этом доме, мистер Маркем.

– Видите ли, ваша милость, по опыту я знаю, что можно достичь большего, прося извинения, а не разрешения.

Дворецкий издал странный сдавленный звук, и в холле воцарилась гробовая тишина. Даже часы на каминной полке не осмеливались тикать.

Мало-помалу прищуренные глаза Сомертона вернулись к своему нормальному состоянию, плечи расслабились.

– Вижу, мистер Маркем, с вами у меня будет еще много хлопот. Надеюсь, вы окажетесь их достойным.

– О, в этом можете не сомневаться, сэр. – Луиза наклонила голову.

Сомертон поправил перчатки. В полумраке холла его скулы казались выше, а глаза – темнее.

– Я не желаю ни видеть вашу собаку, мистер Маркем, ни чувствовать ее запах. И уж тем более я не желаю ее слышать. Надеюсь, это понятно?

– Да, сэр.

– Это все.

Не приходилось сомневаться, что последними словами он велел ей убираться с глаз долой. Луиза повернулась и, не сказав ни слова, направилась к белеющей в темноте мраморной лестнице. За ее спиной хлопнула дверь. Сомертон ушел.

И унес в жилетном кармане государственный перстень Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа.

На площадке второго этажа стояла женщина. Одной рукой она держалась за перила, другая покоилась в складках домашнего платья.

Луиза остановилась и поклонилась:

– Леди Сомертон, я полагаю?

Женщина сделала шаг вперед и оказалась в пятне света, отбрасываемого единственной лампой, горевшей в коридоре. Ее красота была настолько совершенной, что леди Сомертон, казалось, принадлежала к некому другому миру. Воздух вокруг нее был насыщен нежным ароматом роз.

– Добрый вечер, – проговорила она. – А вы – новый секретарь его милости?

– Да. Меня зовут Льюис Маркем.

Взгляд графини остановился на шее девушки.

– Вы ранены!

– Пустяки. – Луиза лихо пожала плечами, сразу почувствовав острую боль и головокружение.

Леди Сомертон вздохнула:

– Вы ничуть не лучше, чем мой пятилетний сын. Идите за мной. Раны необходимо немедленно обработать. – Она отвернулась и быстро пошла вверх по ступенькам.

– Но я не…

– Это не просьба, мистер Маркем.

Ее манера общения напомнила Луизе о мисс Динглби. Она зачарованно смотрела, как графиня идет вверх по лестнице, – нет, пожалуй, не идет, а плывет, словно у нее не ноги, а крылья. И даже не оглядывается, не сомневаясь, что ее распоряжение будет неукоснительно выполнено.

Луиза снова пожала плечами – ну что за день сегодня! – и пошла за графиней.

– Куда мы идем? – спросила она, когда леди Сомертон не остановилась на третьем этаже и направилась выше.

– В детскую. У меня там мази и пластыри. Они постоянно необходимы моему сыну.

– Разве у вас нет няни для таких случаев?

– Есть. – Поднявшись еще на этаж, леди Сомертон остановилась и оглянулась на Луизу: – С вами все в порядке? Вы не очень уверенно держитесь на ногах.

– Все хорошо.

Графиня снова пошла вверх по лестнице.

– Полагаю, он устроил для вас маленькое приключение. Вам пришлось кого-нибудь убить?

– Я… нет. – Луиза запнулась. – Хотя, возможно, было бы лучше, если бы убила.

– В вас есть сила духа. Уверена, вас ждет большой успех. Возможно, вы продержитесь даже до Сретения, если повезет. Ну вот, мы пришли. – Графиня достала из кармана связку ключей, открыла дверь, повернулась к Луизе и прижала палец к губам: – Тише, я его только что уложила.

Луиза на цыпочках прошла за леди Сомертон через темную детскую. Слева от себя она увидела мебель – стол, стулья, письменный стол. Очевидно, мальчик играл здесь днем. В противоположной стене виднелась открытая дверь в другую комнату, в которой было совершенно темно. Без сомнений, юный лорд Килдрейк там изволил спать.

Леди Сомертон повела ее в детскую ванную, плотно закрыла дверь и включила свет. Луиза невольно прищурилась. Свет газовой лампы в выложенной белой плиткой ванной комнате показался невыносимо ярким.

– Боже мой, как много крови, – ужаснулась леди Сомертон.

Луиза потрясенно наблюдала за женщиной, которая сосредоточенно перебирала какие-то баночки и тюбики. Даже при столь резком раздражающем освещении, обнажающем все недостатки, ее красота казалась нереальной: нежная кожа была мягкой и бархатистой – без единого изъяна, скулы тронуты румянцем, а ресницы – таких длинных ресниц попросту не бывает! Ее лицо очаровывало, заставляло забыть обо всем и вызывало лишь одно желание – смотреть на нее вечно.

Супруга лорда Сомертона. Кто она? Какая? Любит ли мужа?

А он ее?

Очевидно, они не испытывают друг к другу никаких чувств, иначе Луизе не выделили бы ее комнату. Но как мог Сомертон – пусть даже он бесчувственный чурбан – не влюбиться в это неземное создание, пахнущее розами? В женщину, которая отказывается от всех лондонских развлечений ради того, чтобы самой уложить сына в постель? В богиню, которая замечает ничтожного клерка и ведет его в спальню сына, чтобы самой обработать раны?

Луиза представила угрюмую физиономию Сомертона. Вот он запечатлевает поцелуй на розовых губках жены. Его тело прижимается к ее телу. Он трогает ее. Целует.

Картина оказалась на удивление неприятной, и Луиза даже потрясла головой, чтобы избавиться от видения. Зря она это сделала, потому что боль вспыхнула с новой силой. Да, Сомертон – крайне неприятный человек. Она всегда старалась избегать подобных типов.

Она снова покосилась на графиню, которая упорно что-то искала. Возможно, эта женщина недостаточно умна для Сомертона. Красивая оболочка, пустая внутри.

Впрочем, какое ей, Луизе, дело до брака Сомертона.

– Вот, нашла! – воскликнула графиня. – Если вы расстегнете воротник, мистер Маркем, я смочу эту салфетку горячей водой и промою вашу рану.

– Я вполне могу…

– Юноша вашего возраста понятия не имеет, как самая на первый взгляд пустяковая ранка может воспалиться и даже загноиться. Осмелюсь предположить, если бы вы не встретили меня, то отправились бы спать, даже не умывшись.

– Вовсе нет! – возмутилась Луиза и невольно охнула, когда графиня приложила горячую салфетку к ее пострадавшей шее.

– Сидите спокойно. Рану надо промыть. Удивительно, какая у вас нежная кожа! Я…

Луиза оттолкнула ее руку:

– Достаточно!

– Но я же не…

Луиза выхватила у нее салфетку и повернулась к зеркалу.

– Если позволите, я все сделаю сам. – У нее отчаянно колотилось сердце. О чем она только думала, позволив графине рассматривать свою нежную женскую кожу! Как же ей не хватало Эмили! Они привыкли подолгу разговаривать по вечерам, готовясь ко сну, поверять друг другу свои маленькие тайны.

Только графиня Сомертон – не ее сестра.

Боль в голове и плечах усилилась.

– Что ж, по крайней мере вы все делаете тщательно, – сказала леди Сомертон. Луиза подняла глаза и увидела в зеркале графиню, которая внимательно за ней следила.

Слишком внимательно.

Она отложила салфетку.

– А теперь, пожалуйста, мазь, ваша светлость, – сказала она.

– Вы весьма самоуверенный молодой человек, – заметила графиня. – Я дам вам это. – И она протянула Луизе баночку.

– Что это?

– Здесь несколько составляющих, среди них – мед. Предотвращает воспаление. Надо сначала немного намазать, а потом приложить марлю и забинтовать.

Луиза осторожно смазала ранку на шее. Для такого количества вытекшей крови ранка была очень маленькой – не более сантиметра. Пока она накладывала мазь, вытекло еще немного крови.

– Давайте я помогу вам, мистер Маркем, – сказала графиня. – Вам будет трудно правильно наложить бинт. – В голосе леди Сомертон слышалось веселое изумление.

– Нет, спасибо, я справлюсь. – Луиза схватила бинт и несколько раз обмотала вокруг шеи. Посчитав, что все сделала правильно, она завязала его и всмотрелась в свое отражение. Да, она далеко не красавица. Слишком большой нос, черты лица резкие, подбородок упрямо выступает вперед. С другой стороны, все это даже хорошо для принцессы, выдающей себя за мужчину.

Она обернулась к леди Сомертон, ожидая встретить взгляд, исполненный презрения и раздражения. Мальчишка-секретарь не может обращаться с графиней как с ровней. Но ее милость спокойно улыбалась. А ее глаза, большие и синие, почему-то казались старше, чем их хозяйка.

– Спасибо, ваша милость, – искренне сказала Луиза. – Приношу свои извинения за некоторую резкость. Поверьте, у меня сегодня был ужасный день.

Леди Сомертон кивнула, и слабая улыбка исчезла с ее губ.

– Ничего страшного. Поверьте, я вас прекрасно понимаю.

Луиза застегнула воротник и завязала галстук.

– Тогда не буду вас больше беспокоить.

– Я провожу вас. – Графиня погасила свет и открыла дверь. Они быстро прошли через детскую, вышли в коридор, и графиня снова заперла дверь на ключ.

– Почему вы запираете его в детской? – удивилась Луиза. – Не боитесь, что с ним может произойти какая-нибудь неприятность? – Вопрос слетел с ее губ раньше, чем Луиза поняла, что не должна была его задавать.

– Нет, – спокойно ответила леди Сомертон. – Я сплю в соседней комнате, из которой есть своя дверь в спальню сына. – Женщина улыбнулась и протянула руку: – Спокойной ночи, мистер Маркем.

– Спокойной ночи, ваша милость.

Луиза проснулась от звука разбившегося стекла.

Она резко села, уронив книгу, которую так и продолжала сжимать в руке. Она вовсе не собиралась спать. Погуляв с Куинси, Луиза попыталась открыть сначала дверь в комнату Сомертона, а потом дверь между их комнатами. Обе оказались надежно запертыми. Значит, она не сумеет воплотить в жизнь свой план – спрятаться под кроватью графа, дождаться, пока он уснет, и… Луиза искренне надеялась, что он еще не успел как следует рассмотреть ее кольцо.

Потом она решила, что дождется его прихода и постарается чем-то отвлечь его внимание – устроит шум, граф отправится выяснять, что случилось, а она проскользнет в его комнату и…

Смелость города берет, любил говорить ее отец.

И вот теперь она неожиданно проснулась среди ночи, словно школьница, заснувшая над учебниками. Дверь между их комнатами все так же закрыта, а перстень Хольштайна остается в руках графа Сомертона.

Все же она не создана для такой работы.

Луиза потянулась и прислушалась. Видимо, граф вернулся. Но в его комнате было тихо. Что-то разбилось, и опять наступила тишина. Может быть, ей приснилось?

Нет. Вот скрипнула половица, и раздался еще какой-то тихий звук. Ворчание?

Куинси высунулся из-под одеяла и навострил ушки.

– Ш-ш-ш, – зашипела Луиза и погладила песика. – Он не любит собак.

Куинси высвободился и спрыгнул с кровати. Его когти громко цокали по деревянным половицам. Он подбежал к двери между комнатами и принюхался. В это время под дверью появилась полоска света. Куинси насторожился и тихонько тявкнул.

– Тихо, Куинси, вернись! – шепотом окликнула собачку Луиза.

Песик заскулил.

Луиза спрыгнула с кровати. Это действо существенно облегчила мужская пижама в синюю и белую полоску. Этот предмет одежды она всегда предпочитала женским ночным одеяниям. Куинси поднял лапу и стал царапаться в дверь.

– Перестань! – негромко воскликнула Луиза. – Иначе нас обоих отсюда вышвырнут. – Наклонившись, она подхватила собачку на руки.

На это Куинси громко залаял.

– Тихо, Куинси! – Она попыталась зажать ему пасть, но песик стал яростно вырываться. Он размахивал коротенькими лапками и извивался тщедушным тельцем.

С другой стороны двери послышались тяжелые шаги. Куинси визгливо тявкнул, и ему, наконец, удалось вырваться из рук Луизы. Как раз в это время дверь распахнулась, и на пороге появился граф Сомертон, одетый только в темно-красные пижамные штаны. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Глаза метали молнии.

Глава 6

– Какого дьявола… – начал Сомертон.

Куинси проскочил между ногами графа, напоминавшими стволы деревьев, и вбежал в его комнату.

– Куинси! – Луиза протиснулась мимо разъяренного графа в его покои и застыла в немом изумлении.

Комната напоминала монашескую келью. Здесь не было ни мягких восточных ковров и изысканной мебели из темного дерева, ни картин в богатых позолоченных рамах и замысловатой лепнины на потолке. Камин был украшен резным мрамором, но на полке стояли только простые медные часы – такие вещи обычно используют офицеры во время военных кампаний – и громко тикали. Книжный шкаф у одной стены был забит книгами. Еще в комнате было два деревянных стула и умывальник.

И конечно, кровать – простая, узкая, даже не кровать, а койка, – застеленная кипенным бельем. На ней в данный момент возлежал корги с выражением абсолютного удовлетворения на пушистой мордочке.

– Куинси! – Луиза вышла из ступора, подбежала к спартанской койке Сомертона и подхватила песика. Он разочарованно взвизгнул и принялся извиваться всем своим маленьким тельцем, чтобы вырваться на свободу, но Луиза держала его крепко. – Непослушная собака! – шептала она ему на ухо. – Ты очень плохая непослушная собака!

Она медленно повернулась и направилась к своей двери, готовясь встретиться с яростью Сомертона, который уже, вероятно, раскалился до такого же цвета, как его шелковая пижама.

Он стоял молча, держа одной рукой другую. Всегда аккуратно зачесанные темные волосы упали на лоб. Луиза старалась не смотреть на его обнаженную грудь, на которой – этого она не могла не заметить – не было ни грамма лишнего жира. Она просто была очень большой – акры бархатистой оливковой кожи покрывали бугрящиеся мышцы. Мужчина казался совершенно неприступным.

– Мне очень неловко, – тихо сказала Луиза.

– Думаю, это самый необычный первый день работы в истории моих личных секретарей, – сообщил граф.

– Прошу вас простить Куинси. Он услышал шум и забеспокоился.

– Он создает такую суматоху всегда, когда тревожится?

– Я уже почти успокоил его, когда вы открыли дверь, – сказала она. – Вы еще больше испугали его, когда ворвались, чтобы обрушить на меня молнии вашего гнева.

Сомертон нахмурился:

– Молнии гнева?

– Да. Если бы вы не решили вмешаться, он бы сразу успокоился.

Хмурое выражение исчезло с физиономии графа. Он вздохнул и пошел к двери.

– Вы меня неправильно поняли, мистер Маркем. Я открыл дверь не поэтому.

Луиза судорожно вздохнула. Его спина оказалась не менее впечатляющей, чем грудь, – широкой и мощной, а лопатки были размером с суповые тарелки. Ниже она решила не смотреть. Это неприлично – смотреть на другого мужчину, когда Петер… Боже правый! Подтянутые упругие ягодицы, прикрытые красным шелком.

Она закрыла глаза.

– А зачем?

– Просто у меня произошла небольшая неприятность, и мне нужна ваша помощь.

– Неприятность? – Она открыла глаза. Граф подошел к ней, правой рукой прижимая к левой белую салфетку. – Что случилось?

– Я наливал себе виски. Стакан выскользнул из руки и разбился. Я порезался. Вот и все. Если вы окажете мне любезность и подержите салфетку, я забинтую руку.

Луиза испуганно уставилась на салфетку. Сквозь нее уже начала просачиваться кровь.

– Сэр!

– Вы пока можете отпустить собаку.

Луиза ослабила хватку, и Куинси спрыгнул на пол. Он подбежал к Сомертону, уселся возле его босой ноги на натертый деревянный пол и, задрав голову, уставился на нового знакомого.

– Какого черта он делает? – поинтересовался Сомертон.

– Кажется, вы ему понравились. – Луиза прижала пальцами марлевую салфетку и наклонила голову, чтобы спрятать улыбку. – Даже представить себе не могу почему.

– Нахальный мальчишка!

Луиза не могла сказать, кого граф имел в виду, ее или собаку, но не осмелилась спросить. Вместо этого она сфокусировала взгляд на белой повязке и не поднимала глаз, пока Сомертон бинтовал руку. От него сильно пахло виски. По непонятной причине запах не был неприятным.

– Вы ловко накладываете бинт, – сказала она. – Со знанием дела.

– Я прожил на этом свете сорок лет, мистер Маркем, и время от времени зарабатывал небольшие царапины. Если вы уберете указательный палец, я быстрее закончу.

– Как вы уронили стакан?

– Случайно.

– Странно. От осколков не может быть такой раны.

– Ну, вот и все. Могу я попросить вас завязать узел, мистер Маркем?

– Конечно. – Луиза завязала аккуратный узелок. – Я только что делал то же самое для себя.

– Насколько мне помнится, я приказал экономке вам помочь.

– Я хотел обойтись собственными силами, но в конце концов мне на помощь пришла леди Сомертон.

Луизе показалось, что граф перестал дышать. Во всяком случае, запах виски стал намного слабее.

– Да?

– Да. Она была очень добра.

Сомертон отвернулся и зашагал к столу с напитками. На полу сверкали осколки. Они были довольно далеко от стола, зато близко к стене, словно кто-то швырнул в нее стакан.

– Она бывает очень добра к тем, кого любит.

Куинси вскочил, и Луиза наклонилась, чтобы взять его на руки.

– Не ходи туда, Куинси. Порежешь лапки.

– Она перевязала вам рану, мистер Маркем?

– Нет, я сделал это сам. Не люблю, когда вокруг меня хлопочут.

– Правильно. Хотите выпить?

– Нет, спасибо. – Луиза переступила с ноги на ногу. Увидев, что Сомертон налил в стакан большую порцию виски и поднес его к губам, она сказала: – С вашего позволения я вернусь в постель.

– Как? – Сомертон, так и не сделав глотка, уставился на нее. – У вас нет вопросов? Вы не хотите знать, почему моя жена спит наверху в детской, а не в комнате, которую занимаете вы? Почему я при каждом удобном случае не укладываю это соблазнительное создание в постель? Ведь вы же не станете отрицать, что моя супруга – удивительно красивая женщина.

Луиза покраснела.

– Да, она очень красива. Но это ваше личное дело.

– Мое дело. Вы чертовски правы. – Сомертон захохотал и несколькими большими глотками осушил стакан. – Очень метко сказано, мой друг. Хотя, строго говоря, это не совсем мое дело. Или совсем не мое? Но вы идите спать, мистер Маркем. – Он махнул пустым стаканом в сторону двери. – Возвращайтесь к себе и ложитесь в постель, мистер Маркем. Говорят, люди с чистой совестью спят спокойно и крепко. Наслаждайтесь этой возможностью, пока можете.

Что-то в его голосе – непонятное холодное отчаяние – заставило Луизу поступить наоборот. Она подошла к кровати Сомертона, посадила на нее Куинси, потом, не глядя на графа, опустилась на корточки у стены и начала собирать осколки.

– Что вы делаете? – полюбопытствовал граф.

– Не хочу, чтобы вы снова порезались. – Она осторожно складывала крупные осколки на ладонь и, подобрав все, бросила их в умывальник – корзины для мусора в комнате не нашлось.

– В этом нет никакой необходимости. Лакей утром все сделает.

Сомертон был сильно пьян. Он тяжело дышал, запах виски опять усилился.

Она взяла мягкую мочалку для умывания и принялась собирать ею мелкие осколки.

Граф сделал шаг к ней и остановился.

– Перестаньте! – рыкнул он. – Вам за это не платят.

– Лучше сделать это, чем зашивать вам ногу среди ночи.

– Я сам могу все зашить.

Он был такой большой, горячий и сильный… Луиза побоялась, что он услышит отчаянное биение ее сердца, заметит, как пульсирует жилка на шее.

Она попыталась думать о Петере, вызвать в памяти его образ. Нельзя забывать, что она вдова, потерявшая мужа меньше двух месяцев назад. И несмотря на это, стоит рядом с полуобнаженным мужчиной и тщетно старается успокоить сердце, часто и громко стучащее под повязкой, стягивающей грудь. Да еще кожу покалывает, и мысли расплываются.

Что она чувствует, возбуждение или стыд?

Разве можно разобрать? Она никогда не испытывала ничего подобного с Петером. Петер, милый Петер, был ее дорогим другом, веселым и приятным в общении. Об их интимных ласках по ночам она почти ничего не помнила. Всякий раз по утрам оба делали вид, что ничего не было. Чтобы не испытывать неловкости.

Но все же она не может предать его память. Ее долг – уважать усопшего супруга, и она не поддастся сексуальному влечению всего лишь через несколько недель после его безвременной кончины.

Луиза выпрямилась.

– Хорошо. – Она с показным безразличием пожала плечами и протянула графу мочалку: – Убирайте за собой сами. Сами вино…

Она замолчала на полуслове, заметив на краю умывальника маленький круглый блестящий предмет.

Государственный перстень Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа.

– Сам… что?

Луиза с трудом оторвала взгляд от кольца.

– Сами виноваты, в конце концов. – Все это было для нее внове. До того судьбоносного октябрьского дня она не знала подобных забот и доверяла слугам уборку всех обрывков и осколков в своей жизни.

– Вы пристыдили меня?

Луиза чуть придвинулась к умывальнику.

– Вряд ли кто-то осмелится пристыдить вас. Тем более я.

– Вы ошибаетесь. Для меня важно ваше хорошее мнение. Уж не знаю почему.

– Вероятно, это влияние виски, которое вы пьете. – Она кивнула на столик с напитками.

К ее огромному разочарованию, граф не проследил за ее взглядом.

– Возможно. Но в вас, Маркем, есть что-то такое… Я должен был уже дюжину раз вас уволить, но почему-то не сделал этого. Признаюсь, что оскорбления, за которые я должен был вас рассчитать, меня забавляют.

Пусть говорит.

– Оскорбления? Я вас оскорбил? – Луиза сделала еще один шажок.

Сомертон опустил глаза и стал загибать пальцы:

– Ваша дерзость, отсутствие уважения, неподчинение прямым приказам…

– Я не дерзок.

– Ваша собака.

Услышав слово «собака», Куинси поднял голову.

– Моя собака тоже вас оскорбила?

Уголком глаза она видела кольцо, притягивающее ее к себе словно магнит. Им невозможно не восхищаться. Завтра утром, когда граф протрезвеет, а утреннее солнце избавит его от меланхолии, он рассмотрит кольцо, увидит надпись, прочитает ее. Его острый ум, несомненно, сложит вместе частички головоломки.

Луиза прикинула расстояние. Осталось два шага. Может быть, три.

Сомертон рассеянно вертел в руке стакан.

– Да, ваш пес тоже оскорбил меня. Он напоминает мне вас – так же не уважает старших.

– Это потому, что у него нет старших. А так это пес высочайших моральных принципов.

– И потом… – Сомертон снова взмахнул пустым стаканом и отвернулся. Луиза сделала еще два шажка к умывальнику.

– Что потом? – спросила она.

– И потом, мне кажется, я знаю, почему все вам прощаю, – тихо проговорил он, глядя куда-то в сторону. – Потому что честного, прямого и преданного человека в этом мире найти очень трудно. Почти невозможно. Это как иголка…

Луиза уже была возле умывальника и как будто случайно оперлась рукой о его край. Теперь вожделенное кольцо было совсем рядом. Одно легкое движение рукой, и оно окажется в кармане. Пусть только граф еще на мгновение отвернется.

– Что вы делаете?

Луиза едва не подпрыгнула. Сомертон сверлил ее проницательными черными глазами.

– Ничего. Жду продолжения. Вы весьма забавны, когда пьяны.

Граф нахмурился – темные брови сошлись на переносице.

– Щенок! Убирайтесь к черту!

– О нет. Прошу вас, продолжайте. – Она не убирала руки с умывальника, представляя, как еще мгновение – и ее пальцы коснутся знакомой драгоценности.

Сомертон отошел от стола. Его лицо казалось жестким и постаревшим.

– Я сказал, убирайтесь вон, Маркем.

Луиза всплеснула руками:

– Хорошо, я…

В этот момент Куинси спрыгнул с кровати и подбежал к босой ноге Сомертона.

Тот опустил глаза:

– Что ты делаешь, дворняга?

Куинси вывалил из пасти красный язычок. Мордочка пса выглядела счастливой, словно граф только что признался ему в вечной любви. Он поднял лапку и осторожно тронул большой палец ноги мужчины.

Луиза быстро смахнула перстень в карман.

Она могла бы поклясться, что Куинси ей подмигнул.

– Я ухожу, – сообщила она. – Спокойной ночи и приятных снов, ваша милость.

Она направилась к двери. За ней поспешил Куинси. Его лапки слегка разъезжались по натертому полу.

– Подождите.

Вкрадчивые нотки в голосе графа заставили ее моментально застыть. Одна нога повисла в воздухе. Луиза вздохнула, поставила ногу на пол и раздвинула губы в улыбке:

– Да, сэр?

– Возможно, мистер Маркем, вы передумаете?

Кольцо оттягивало карман пижамных штанов, и Луиза боялась посмотреть вниз и увидеть, как оно выпирает на бедре.

– О чем вы, сэр? – Она прикрыла рот рукой, сделав вид, что широко зевнула. – Простите, я очень устал.

– Передумаете брать кольцо с моего умывальника.

Куинси заскулил. У Луизы зашумело в ушах от страха.

– Но, сэр, я не…

– Мистер Маркем, сделайте одолжение, не валяйте дурака. – Голос Сомертона был таким острым, словно мог резать сталь. Лицо стало мертвенно-бледным. – Поверьте, я сталкивался с более предприимчивыми воришками, чем вы.

Луиза уставилась на нос графа, большой и прямой, нос с древних римских золотых монет. Так, должно быть, чувствует себя бабочка перед тем, как ее протыкают булавкой.

– Кольцо не ваше, – буркнула она.

– Вы так думаете? Но ведь оно и не ваше.

Если его не достать из кармана, оно, пожалуй, прожжет дыру в пижаме.

– Ошибаетесь. Оно мое.

– Ваше? – Он язвительно хохотнул: – А вы наглец, сударь.

– Оно мое, – упрямо повторила Луиза.

– Такой дорогой перстень не может принадлежать мелкому клерку. Не исключаю, что оно изготовлено на заказ в единственном экземпляре. Мне еще не приходилось видеть такого необычного подбора камней.

– Это семейная реликвия. Единственное, что досталось мне от отца. – Она говорила уверенно, поскольку это была чистая правда.

– Ах, вот как! Семейная реликвия.

– Да. Уже несколько поколений.

Медные часы на каминной полке тикали медленно и как-то сурово. Куинси виновато жался к ее ногам. Сомертон стоял перед Луизой словно скала, полуобнаженный, великолепный в своей наготе, хитрый зверь, настороженно принюхивающийся к возможному врагу. На его груди дернулась мышца и сразу расслабилась.

– Семейная реликвия. Наследство от отца. Оно выпало из кармана во время нападения? – спросил он.

– Нет. Вор вытащил его из моего жилетного кармана до вашего появления.

– Хм.

Луиза молча ждала, когда он заговорит. Скажет, что она лгунья, и потребует кольцо. Заставит ее показать его, описать…

– Тогда почему вы не потребовали его там, на месте? – спросил граф.

– Не думал, что вы мне поверите. Сами говорите: мелкий клерк, и вдруг такая ценность. Я боялся, что вы заподозрите неладное.

– Но это действительно подозрительно, Маркем, чертовски подозрительно. – Сомертон быстрыми шагами подошел к ней и остановился… слишком близко. Ей пришлось задрать голову, чтобы встретиться с ним взглядом, выставив напоказ свою забинтованную шею.

– Значит, вы мне не верите. – Луиза опустила руку в карман и стиснула в кулаке кольцо.

От Сомертона пахло виски и табаком. Горячее дыхание щекотало кожу. Он медленно поднял руку и коснулся ее лица. Его палец скользнул по расцарапанной щеке вниз, задержался сначала в уголке рта, потом на кончике подбородка.

– Наоборот, мистер Маркем, я верю всему, что вы предпочитаете мне сообщить.

Луиза забыла, что надо дышать, стараясь осмыслить сказанное.

«Я верю всему, что вы предпочитаете мне сообщить». Неужели он произнес именно эти слова?

Ей показалось, что с души свалилась неимоверная тяжесть.

Она глубоко вздохнула и сделала шаг назад.

– Спасибо за доверие, ваша милость. Спокойной ночи.

Уже закрывая за собой дверь, она услышала последние негромкие слова графа:

– Пока не доказано обратное, мистер Маркем.