Текст книги "Три правды о себе"

Глава 6

Кому: Кто-то Никто ([email protected])

От кого: Джесси А. Холмс ([email protected])

Тема: У меня кончились умные заголовки

У тебя когда-нибудь было чувство, что вся твоя жизнь – бесконечный кошмар, и ты надеешься, что проснешься, но проснуться так и не удается?

Кому: Джесси А. Холмс ([email protected])

От кого: Кто-то Никто ([email protected])

Тема: Спящая красавица

ээээ… да. все так плохо?

Кому: Кто-то Никто ([email protected])

От кого: Джесси А. Холмс ([email protected])

Тема: Скорее законченная истеричка

Нет. Не совсем. Извини. У меня легкий приступ жалости к себе. Зря я тебе написала.

Кому: Джесси А. Холмс ([email protected])

От кого: Кто-то Никто ([email protected])

Тема: мое предсказание из печенья

извиняться не надо.

знаешь, есть мнение, что количество счастья, отпущенное в старшей школе, обратно пропорционально успеху в дальнейшей жизни.

Кому: Кто-то Никто ([email protected])

От кого: Джесси А. Холмс ([email protected])

Тема: Спокойной ночи

Да? Тогда можешь меня поздравить. Я стану властительницей мира.

Кому: Джесси А. Холмс ([email protected])

От кого: Кто-то Никто ([email protected])

Тема: Ответ: Спокойной ночи

нет. властелином мира стану я.

Сейчас полночь. Я лежу в постели и прислушиваюсь к незнакомым звукам за окном. Калифорния даже звучит по-другому. Очевидно, что в этих холмах есть койоты, а также могут случаться пожары и оползни. Есть о чем беспокоиться. Мы здесь постоянно на грани апокалипсиса.

Я не могу просто лежать и ждать, пока не случится одно из двух: либо меня одолеет сон, либо наступит завтра. Голова идет кругом от горьких мыслей. Чашка чая. Вот что мне нужно. Что-то теплое и успокаивающее. Ромашка везде одинаковая на вкус, и в Лос-Анджелесе, и в Чикаго. Я встаю с кровати, надеваю пушистые тапочки в виде кроликов – мама мне их подарила на день рождения, на тринадцать лет, они уже старенькие и слегка жутковатые: оба кролика потеряли по глазу. Я спускаюсь по лестнице, стараясь не шуметь, чтобы никого не разбудить.

В темноте кажется, что до кухни идти далеко. Надо пройти через всю гостиную, и я боюсь опрокинуть что-нибудь по пути. Я иду медленно, вытянув перед собой руки, словно лунатик или подслеповатый зомби. И тут вижу их.

Папа и Рейчел сидят, тесно прижавшись друг к другу, на диванчике в боковой нише. Сидят при свете единственного торшера. Слава богу, я стою за колонной, и им меня не видно. Эта сцена меня смутила и даже слегка оглушила, потому что они не похожи на чужих друг другу людей, решивших связать свои судьбы от одиночества и безысходности. Они похожи на настоящую влюбленную пару.

Это мгновение истинной близости. Не как сегодня за ужином, когда Рейчел взяла папу за руку. Теперь мне кажется, что тот ее жест был адресован скорее мне и Тео. А сейчас они только вдвоем. Сидят в обнимку, рассматривают альбом с фотографиями, раскрытый у них на коленях. Я раньше не видела этот фотоальбом. Наверное, он принадлежит Рейчел. Она показывает моему папе свои фотографии до того, как? Фотографии ее мертвого мужа? Наглядные подтверждения, что в этом доме когда-то жила нормальная семья? Мне не слышно, что говорит Рейчел, но, кажется, она плачет. Она сидит сгорбившись, папа гладит ее по лицу, берет его в ладони, словно это какая-то хрупкая ценность, которую очень легко разбить. Может быть, он тоже плачет.

Мое сердце колотится, как сумасшедшее. Я представляю себе фотографии в этом альбоме. Может быть, там есть снимок пятилетнего Тео, которого мама с папой качают в воздухе, держа за руки с двух сторон. В нашем собственном семейном альбоме такая фотография есть. Мама справа, папа слева, а я качаюсь посередине, пойманная в объектив на волшебном взлете, и улыбаюсь так широко, что видна дырка на месте выпавшего молочного зуба. Интересно, папа показывал Рейчел наши фотографии? Неужели он так просто взял и отдал этой женщине все, что было только нашим?

Глаза щиплет от слез, но я стараюсь не разреветься. Я не совсем понимаю, почему мне хочется плакать. Мне вдруг кажется, что все пропало. Уже ничего не исправить. Меня накрывает волной безысходности, как это бывает среди ночи, когда ты одна. Как это бывает, когда ты наблюдаешь, как твой отец утешает свою новую жену. Как это бывает, когда тебе тоже больно, но утешить тебя некому.

Я потихонечку пячусь назад. Обратный путь кажется в сто раз длиннее. Я надеюсь, что они меня не заметят. Надеюсь уйти до того, как они начнут целоваться. Не желаю на это смотреть, не могу. Наконец добираюсь до лестницы. Заставляю себя подниматься медленно и тихо – не бежать, теряя своих одноглазых кроликов.

Глава 7

День № 15: лучше, хуже и, может быть, лучше. Солнце по-прежнему жарит вовсю. Одноклассники все такие же важные и расфуфыренные, все девчонки по-прежнему выглядят взрослее меня, увереннее в себе. Как будто шестнадцать лет в Лос-Анджелесе больше, чем в Чикаго.

Унижение начинается на первом уроке. Хорошо, думаю я. Чем быстрее, тем лучше. Раньше начнем, раньше закончим. Наверное, я все-таки дочь своего отца. Неисправимая оптимистка.

– Джинсы из «Гэп» для плебса, – говорит Джем своей чудо-близняшке, конечно, имея в виду мои джинсы.

Хотя я не совсем понимаю, что она хочет сказать. Плебс – сокращенно от «плебеев»? Вроде как в джинсах, купленных в «Гэпе», ходят обычные люди? Да, так и есть. И трусы у меня тоже обычные, из оптового супермаркета для простых смертных. Могу ей показать. Пусть поцелует мою плебейскую задницу.

Я разозлилась, настрой у меня боевой, но я понимаю, что с этой блондинистой парочкой лучше не связываться. Мне с ними не справиться при всем желании. Но я могу заговорить с Адрианной (она сидит рядом со мной), потому что, иди оно все к черту, сейчас самое время обзаводиться союзниками. У меня горят щеки, но я делаю вид, будто не замечаю, что все шушукаются обо мне, и запрещаю себе оборачиваться назад, чтобы понять, слышал ли что-нибудь Бэтмен.

– Мне нравятся твои очки, – говорю я шепотом.

Адрианна моргает, смотрит на меня долгим взглядом, словно решает, что со мной делать, а потом улыбается.

– Спасибо. Я заказала их по Интернету и переживала, что не подойдут.

У нее очень приятный голос, тихий, доброжелательный, мягкий. Совсем не похожий на резкие голоса всех остальных здешних девчонок, настойчиво требующих внимания к себе любимым. Она симпатичная, даже, пожалуй, красивая. Темные волосы, собранные в нарочито небрежный пучок, огромные карие глаза, подведенные черным карандашом, на губах ярко-красная помада.

– Тебе правда нравится?

– Да. Это же «Уорби Паркер»? У них стильный ассортимент.

Я слышу, как сидящие передо мной Джем и Кристель хихикают. Может быть, их насмешил «стильный ассортимент». Ну и пусть. На здоровье.

– Ага. – Адрианна улыбается мне. Ее взгляд говорит: Не обращай внимания на убогих. Она произносит одними губами: Дуры.

Я улыбаюсь и отвечаю так же беззвучно: Я знаю.

На перемене я набираюсь смелости, чтобы сообщить Бэтмену, что нам придется разорвать наше липовое партнерство, поскольку я не хочу нарушать кодекс чести СШВВ лишь потому, что он не умеет работать в команде. Сегодня я расхрабрилась и изрядно повысила самооценку, заговорив с Адрианной и не стушевавшись перед блондинистыми стервозами. Хотя, может быть, все дело в том, что сегодня – впервые после переезда в Лос-Анджелес – я нормально позавтракала. Как бы там ни было, я настроена очень решительно. Вуду-чары красавчика Бэтмена на меня не подействуют.

Он не в моем вкусе, говорю я себе, направляясь к его любимому креслу в кафетерии.

Не в моем вкусе, говорю я себе, когда вижу его во всем иссиня-черном великолепии, нежного, как кровоподтек.

Не в моем вкусе, правда, говорю я себе, когда выясняется, что меня опередила компания из пяти бойких девчонок, этаких кровожадных львиц. Одна – явная предводительница, все остальные – ближайшее окружение ее величества, подражающее ей во всем, в том числе и в одежде. Все пятеро из той породы молоденьких хищниц, которые заживо сдерут с тебя шкуру и дочиста обглодают кости.

– Эй, ты же придешь в субботу? – говорит предводительница прайда, девчонка по имени Хизер. Ее нисколечко не смущает, что Бэтмен небрежно поводит плечом и ни на миг не отрывает глаз от книги. Сегодня не Сартр. «Дракула» Брэма Стокера. Отличная книга. И вполне по сезону, поскольку близится Хеллоуин.

Не в моем вкусе, не в моем вкусе, не в моем вкусе.

– Может быть, – говорит он. – Если получится.

Общие фразы. Человек вроде ответил, а по сути – вообще ничего не сказал. Совершенно пустые слова, впечатляющие в своей пустоте. Я так не умею.

– Постарайся, Итан, – подает голос кто-то из свиты. Не помню, как ее зовут. То ли Вьюга, то ли Ливень. Может быть, Град. В общем, какое-то странное имя, связанное с погодой. – Мы все тебя ждем.

– Ага, – говорит он и на этот раз даже и не пытается сделать вид, что ему интересно их общество. Утыкается в книгу и начинает читать прямо у них на глазах. Его запасы энергии истощились.

– Ну, ладно. До встречи! – Хизер одаряет его лучезарной улыбкой.

Идеальные зубы, кто бы сомневался. Лос-Анджелес – царство керамических виниров. Вчера я погуглила эти «виниры». Один зуб стоит минимум тысячу долларов. Стало быть, ее рот стоит в пять раз дороже моей машины.

– Пока-пока, – говорят остальные девчонки и наконец-то уходят. Бэтмен явно испытывает облегчение оттого, что его наконец-то оставили в покое.

– Вам чего? – спрашивает он меня. Вроде бы шутит, но я чувствую себя очередным покупателем в автоочереди у «Макдоналдса».

Я думаю о нашем проекте по литературе. Вспоминаю, как Бэтмен решил, что от меня можно запросто отмахнуться, как от всех остальных.

– Насчет «Бесплодной земли», – говорю я скучающим тоном, засунув руки в задние карманы джинсов. – Если не хочешь работать вместе, ничего страшного. Просто мне надо будет сказать об этом миссис Поллак и найти другого партнера. Я не хочу, чтобы ты делал проект за меня.

Вот, я это сказала. Было не так уж и трудно. Я медленно выдыхаю. Меня немного трясет, слегка кружится голова, но внешне это незаметно. Будем надеяться. Моя маска держится крепко. Сейчас мне хочется лишь одного – получить свой «Хэппи мил» и побыстрее отчалить.

– А какие проблемы? Я же сказал, что получишь пятерку, – говорит он, небрежно откинувшись на спинку кресла. Смотрит на меня в упор. Сегодня его голубые глаза кажутся почти серыми. Как зимнее небо в Чикаго. Почему он все время такой усталый? Даже его волосы выглядят утомленными, местами они торчат в разные стороны, но загибаются вниз, словно склоняясь в пораженческом поклоне.

– Не в этом дело. Я сама в состоянии получить пятерку. Мне не надо к кому-то примазываться, – говорю я, скрестив руки на груди. – И потом, я не хочу нарушать школьный кодекс чести.

Он снова смотрит на меня и, кажется, усмехается. Это лучше, чем полный игнор, но все равно неприятно.

– Кодекс чести?

Да шел бы он к черту. Наверняка его папа – какой-нибудь знаменитый актер или кинорежиссер, и ему нет нужды волноваться, что его исключат из школы. Уж он-то точно получит свой аттестат и поступит в колледж. Возможно, он даже не знает значение слова «стипендия». Без словаря не поймет, о чем речь.

– Слушай, я новенькая в этой школе. Я не хочу, чтобы меня исключили или что там еще, я не знаю. Мне не нужны неприятности. До окончания школы всего два года, сейчас все считается. Мне все равно, что ты обо мне подумаешь. Можешь считать меня дурой, больной на всю голову или еще кем-нибудь.

– Или еще кем-нибудь, – говорит Бэтмен.

Снова эта загадочная усмешка. Я его ненавижу. На самом деле. Когда надо мной потешаются Джем и Кристель, это не так уж и важно. Их смешит моя одежда, а не мои слова. У меня в голове звучит мамин голос, всего секунду, потому что ее голос уже почти испарился – или рассыпался пылью: прах к праху, – но в эту коротенькую секунду мама снова со мной: Никто не заставит тебя чувствовать себя глупо. Никто, кроме тебя самой.

– Или еще кем-нибудь, – повторяю я снова, как будто это такая шутка. Как будто я неуязвима, и он не может меня задеть. Глаза щиплет от слез. Откуда они взялись? Нет, только не это. Сейчас не время. Я делаю глубокий вдох, и все проходит. – Нет, правда. Зачем эти сложности? Я найду другого партнера. – Я заставляю себя посмотреть ему прямо в глаза. Пожимаю плечами, как будто мне все равно. Делаю вид, что у меня тоже нет недостатка в ищущих моего скромного общества.

Бэтмен смотрит на меня и встряхивает головой, словно пытаясь проснуться. А потом улыбается. Не усмехается, нет. Не кривит губы. Улыбается по-настоящему.

У него нет дорогих керамических виниров. Зато есть щербинка между зубами. Передние зубы слегка кривоваты, повернуты вправо, но этот маленький недостаток его совершенно не портит, даже наоборот. Мне больше не кажется, что он подводит глаза. Его черты выразительны сами по себе.

– Ладно, давай попробуем, – говорит он.

– Что? – Я сбита с толку, потому что улыбка полностью преображает его лицо. Красивый, угрюмый подросток вдруг превращается в простодушного, немного нескладного мальчишку. Я почти вижу его тринадцатилетним, ранимым, стеснительным, совсем не похожим на рокового красавчика, собирающего толпы поклонниц на переменах. Наверное, если бы я знала его тогда, он понравился бы мне больше. Когда читал марвеловские комиксы, а не Сартра. Когда еще не столкнулся с неразрешимыми вопросами бытия и не вышел из этой битвы усталым, печальным, озлобленным или я даже не знаю каким.

Он мне симпатичнее такой, как сейчас. Когда улыбается.

– Давай поработаем вместе. С «Бесплодной землей». «Апрель – жесточайший месяц» и далее по тексту. Не самое мое любимое стихотворение, но все равно судьбоносное, – говорит он, кладет в «Дракулу» закладку и захлопывает книгу, как будто ставит на этом точку. Решение окончательно и обжалованию не подлежит. Вот ваши чикен макнаггетс с медово-горчичным соусом. Спасибопожалуйстаприходитееще.

– Хорошо, – рассеянно говорю я, чувствуя себя выжатой как лимон. Я устала разбираться в переменах его настроения. Видишь его улыбку и как будто разгадываешь загадку. Почему его маленькие недостатки кажутся достоинствами? И он только что употребил слово «судьбоносный». Тебе грустно, ты злишься или просто тебе шестнадцать?

– А что, у нас в школе есть кодекс чести?

– Есть. На десять страниц.

– Каждый день узнаешь что-то новое. Мы еще не были официально представлены, да? Я Итан, Итан Маркс.

– Джесси, – говорю я, и мы пожимаем друг другу руки. Все по-взрослому. Без идиотских «дай пять» или поцелуйчиков в щечку. У него длинные, тонкие, сильные пальцы. Мне они нравятся. Нравится к ним прикасаться. – Холмс.

– Рад наконец-то с тобой познакомиться, Джесси. – Он делает паузу. – Холмс.

День № 15. Определенно лучше.

В тот же день на физкультуре мы с Дри плетемся по беговой дорожке, Адрианна сказала, что друзья зовут ее Дри, потому что ее полное имя «вызывает стойкие и малоприятные ассоциации с реалити-шоу», – и смеемся, подсчитывая, сколько раз мистер Шаклмен попытается украдкой почесать яйца. Эту игру придумала Дри. КН прав: с ней весело.

– Не понимаю, у него правда чешется или он пытается скрыть стояк при виде нашей Оси Зла. – Дри указывает взглядом на Джем и Кристель.

Они обогнали нас на три круга и не то что не вспотели, а даже не запыхались. Они такие красивые, что я тоже невольно на них загляделась.

Мистер Шаклмен выглядит немногим старше мальчишек из выпускного класса, но у него уже намечается пивной животик и лысина на макушке. Он щеголяет в спортивных трусах и чаще, чем необходимо, дует в свой пронзительный тренерский свисток.

– Они двойняшки? – Я имею в виду Джем и Кристель.

– Нет, – смеется Дри. – Но они дружат всю жизнь, с первого класса.

– Они всегда были такими… э… суками? – Я ненавижу слово «сука». Чувствую себя бешеной феминисткой, когда его употребляю, но иногда других слов просто нет.

– Не всегда. Сама знаешь, как это бывает. В классе седьмом совершенно нормальные девчонки вдруг впадают в стервозность, и до конца школы от них нет житья, а лет через десять, на встрече выпускников, они опять набиваются к тебе в лучшие подруги. По крайней мере, так говорит моя мама.

– Старшие классы везде одинаковые, – говорю я и улыбаюсь Дри. Стараюсь не чувствовать себя неуютно при упоминании мамы. Как будто все хорошо. Как будто невидимая игла не кольнула мне в сердце. – В смысле, здешняя школа совсем не такая, как моя школа в Чикаго, но, с другой стороны, точно такая же. И никуда от нее не сбежишь.

– Только в колледж. Так близко и так далеко, – вздыхает Дри. Она совсем не похожа на Скарлетт, которая вообще ничего не боится и сам черт ей не брат, и все-таки я почему-то уверена, что Дри могла бы понравиться Скарлетт. Скар взяла бы ее под опеку, как это было со мной.

– Один мой друг недавно сказал, что количество счастья, отпущенное в старшей школе, обратно пропорционально успеху в дальнейшей жизни, – говорю я, проверяя свою теорию, что Адрианна и есть КН. Это более правдоподобно, чем КН-Тео. Может быть, она постеснялась подойти ко мне первой. Я внимательно изучаю ее лицо, но в нем нет и намека на узнавание.

Нет, не она.

– Не знаю. Будем надеяться. – Она достает из кармана ингалятор. – Прошу прощения. У меня аллергия на уличный воздух. И на воздух внутри помещений. Вообще на все. Знаю, что выгляжу по-дурацки, но дышать как-то надо.

Когда мы подружимся по-настоящему, я скажу Дри, что ей не за что извиняться. Она не должна никому ничего объяснять и оправдываться. Я тихо улыбаюсь самой себе. Хотя Скар сейчас далеко, в эту секунду она здесь, со мной. Потому что она сказала бы мне то же самое.

Глава 8

Тео входит на кухню в кожаной безрукавке и таких облегающих джинсах, что они больше похожи на джинсовые татуировки. Тео очень серьезно относится к своему внешнему виду. Каждый раз подбирает одежду на выход, как будто готовится к театрализованному представлению. Сегодня он изображает брутального, неотразимого и сексапильного «Ангела ада».

– Я тебя не узнал, – говорит он, открывает холодильник, достает две бутылочки свежевыжатого сока и вручает одну из них мне. – Держи. Для профилактики рахита.

Я сижу за столом и читаю. Этот огромный дворец снова сыграл со мной злую шутку: я думала, дома никого нет. Если бы я знала, что Тео еще не ушел, я бы не выползла из своей комнаты с лечебной грязевой маской на роже. Не лучший мой выход. Зрелище, прямо скажем, пугающее.

Я отпиваю глоточек зеленого мутного сока и с трудом подавляю рвотный рефлекс.

– Черт, что за гадость?

– Капуста, имбирь, огурец и свекольный сок. Да, наверное, надо было начать твое приобщение к прекрасному с фруктовой смеси. Я забыл, что ты еще не продвинутый сокопийца.

– Продвинутый сокопийца? Это ты сам придумал? Знаешь, когда я с тобой разговариваю, у меня иногда возникает стойкое ощущение, что я смотрю реалити-шоу, – говорю я. – Очень прикольно, но лишь потому, что по-настоящему так не бывает.

– Это все настоящее, детка, – отвечает Тео, поигрывая бицепсами.

– Неплохо смотрится, – соглашаюсь я, имея в виду его мускулистые руки. – Мне нравится, как ты косишь под байкера.

– Под байкера? Вообще-то под рокера.

– И под рокера тоже.

– Не под крутого, мускулистого рокера, пышущего здоровьем, а под тощую бледную немощь, скажи!

– Говорю.

На лице Тео написано облегчение, и впервые за все это время у меня появляется мысль, что, может быть, он не такой уж и самоуверенный тип, каким хочет казаться. Теперь, когда уже знаю, чего ожидать, я отпиваю еще глоток сока. Он настолько противный, что это даже заманчиво. Не могу понять, нравится он мне или нет, что, кстати, полностью отражает мое отношение к Тео.

– Идешь сегодня на вечеринку к Хизер? Намечается полный отрыв. Ее папа со своей новой пассией улетел в Таиланд, а здесь у него огромный особняк. Стоит бешеных денег, но они могут себе это позволить.

Погодите, КН тоже употребил выражение «бешеные деньги».

«Ну и что?» – говорю я себе. Это еще ничего не значит. Выражение достаточно распространенное.

Я смотрю на Тео и показываю на свою грязевую маску:

– А ты как думаешь?

– О нет. Только не надо давить на жалость, чтобы я весь проникся сочувствием и взял тебя с собой, – говорит Тео.

– Спасибо за приглашение, но я вынуждена отказаться. Мне надо делать уроки.

– Не верю. Сегодня суббота.

– Мне нечего надеть.

– Это уже ближе к истине. Но если задаться целью, мы наверняка что-нибудь для тебя подберем.

– Нет, правда. Я ценю твой порыв к состраданию и все такое, но лучше в следующий раз.

– Как скажешь. – Тео поднимается из-за стола и легонько бьет кулаком по моим согнутым пальцам. Вроде как мы с ним по-дружески попрощались. – Постарайся не выкурить всю мою травку, пока меня нет.

Кому: Кто-то Никто ([email protected])

От кого: Джесси А. Холмс ([email protected])

Тема: Субботняя ночь

Ты на вечеринке? У Хизер?

Кому: Джесси А. Холмс ([email protected])

От кого: Кто-то Никто ([email protected])

Тема: почти воскресное утро, на самом деле

Может быть. А ты?

Кому: Кто-то Никто ([email protected])

От кого: Джесси А. Холмс ([email protected])

Тема: Еще не утро. 2 часа ночи.

Если ты там, то сам знаешь.

Кому: Джесси А. Холмс ([email protected])

От кого: Кто-то Никто ([email protected])

Тема: ладно, твоя взяла. субботняя ночь.

только не надо со мной хитрить. на вечеринках у Хизер всегда ТОЛПЫ НАРОДУ.

Кому: Кто-то Никто ([email protected])

От кого: Джесси А. Холмс ([email protected])

Тема: Ты слишком быстро сдаешься.

Это ты любишь хитрить.

Кому: Джесси А. Холмс ([email protected])

От кого: Кто-то Никто ([email protected])

Тема: мне нравится, как ты умело…

это можно считать нашей первой ссорой?;)

Кому: Кто-то Никто ([email protected])

От кого: Джесси А. Холмс ([email protected])

Тема:???

Гы. Ты прислал мне смайлик?

Кому: Джесси А. Холмс ([email protected])

От кого: Кто-то Никто ([email protected])

Тема: … ведешь сразу два разговора.

строго говоря, это был эмотикон. и ты ответила «гы», так что, думается, мы в расчете. не хочу показаться навязчивым, но, может быть, перейдем в мессенджер? а то я пугаюсь, когда у меня каждые две секунды обновляется почта. хотя я буду скучать по твоим заголовкам…

Я: Есть.

Кто-то/Никто: ага, так удобнее.

Я: Разве? Ну ладно. Хотя все нормальные люди общаются эсэмэсками.

Кто-то/Никто: а как же моя анонимность?! нет уж, мессенджер – наше все. на чем мы остановились? субботняя ночь. или воскресное утро. без разницы. ты на вечеринке?

Я: Нет. А ты?

Кто-то/Никто: был. уже ушел. сейчас сижу в машине и разговариваю с тобой. тихие ночные забавы одинокого странника. гм, как-то оно получилось двусмысленно. прошу прощения. хотя, если ты любишь пошлые шуточки…

Я: Я сделаю вид, что не слышала. В смысле, не видела.

Кто-то/Никто: и хорошо. из-за этих игр в анонима я себя чувствую по-дурацки.

Я: Так и игры дурацкие, прямо скажем.

Кто-то/Никто: да? мне так не кажется. впрочем, ладно. у каждого свои тараканы.

Я: Ты псих ненормальный. В хорошем смысле.

Кто-то/Никто: как настроение? получше? а то ты в начале недели ходила убитая. я беспокоился.

Я: Настроение получше. Спасибо, что интересуешься. Как у тебя? Все хорошо?

Кто-то/Никто: вроде нормально. последний год был паршивым.

Я: Прекрасно тебя понимаю.

Кто-то/Никто: да? надеюсь, что нет. хотя, наверное, понимаешь. у тебя грустный взгляд.

Я: Да? И когда же ты видел мой взгляд?

Кто-то/Никто: я не видел. не взгляд. я имел в виду лоб. у тебя грустный лоб.

Я: Даже не знаю, как с этим бороться. Ботокс?

Кто-то/Никто: и чикагская девчонка станет калифорнийской куклой. нет, лучше не надо.

Я прекращаю писать. Трогаю двумя рукам свой лоб. Мама меня постоянно ругала, что я его морщу. Говорила, что если я не избавлюсь от этой привычки, у меня очень рано появятся мимические морщины, как у нее. Но мамина мимическая морщинка была похожа на восклицательный знак прямо посередине лба. Она выражала энтузиазм, может быть, даже радость. А не унылые, тяжкие думы.

Неужели я все время выгляжу грустной? Надеюсь, что нет. Очень не хочется превращаться в печальную девицу с вселенской скорбью в глазах. Я не такая… Но, если честно, это не совсем правда. На самом деле я не хочу казаться печальной девицей в глазах окружающих.

Кто-то/Никто: ты еще здесь? я что-то не так сказал? просто для сведения: у тебя хороший лоб. он мне нравится такой, какой есть.

Я: Просто задумалась. Извини.

Кто-то/Никто: не надо думать! это вредно!

Я: Расскажи о вечеринке. #косвенныйопытвеселья

Кто-то/Никто: ничего интересного. совершенно обычная вечеринка, разве что там был какой-то известный диджей, о котором я ни разу не слышал, и у папы Хизер классный дом, да еще все напились в хлам.

Я: И ты тоже?

Кто-то/Никто: я за рулем. да и нет настроения напиваться. заглянул ненадолго. в общем, и не собирался задерживаться.

Я: Типа отметился.

Кто-то/Никто: даже не знаю. как-то все это… скучно и глупо. типа того.

Я: Знакомое чувство. Все, как в Чикаго, только вместо роскошных домов и знаменитых диджеев там был боулинг. Но все равно…

Кто-то/Никто: глупо и скучно. но это не самое точное определение. скорее, мелко. несущественно и маловажно.

Я: И все-таки жизненно важно для всех остальных, и, осмелюсь заметить, может быть, чуточку важно и для тебя, что само по себе еще больше смущает. Я понятно сказала?

Кто-то/Никто: понятно. кстати, о важном. разговоры с тобой – это важно.

Я: Да?

Кто-то/Никто: да.