Текст книги "Пещера Черного Льда"

Еще звуки. Шуршат тулупы, и снег хрустит. Кто-то издал ворчащий звук – то ли Мейс, то ли лошадь.

Сунув голову в чащу стеблей и листьев на самом краю утеса, Эффи выглянула на поляну. Сначала она увидела чалого, потом Милашку. Красные замерзшие медвежьи ягоды стукались о щеки, как стеклянные бусинки, колючки цеплялись за рукава. Эффи придвинулась еще ближе к краю.

Она услышала тяжелое дыхание и увидела спину Мейса. Спина двигалась вверх и вниз. Эффи нахмурилась. Где же Рейна? Потом она увидела, что рука Мейса зажимает Рейне рот. Рейна лежала под ним, на снегу, в распахнутом тулупе.

У Эффи защемило в груди. Что он с ней делает? Мейс подался вперед и поцеловал Рейну в щеку. Рейна отдернула голову. Мейс продолжал двигаться вверх и вниз и стал дышать еще тяжелее.

Серебристый блеск на снегу рядом с лошадьми привлек внимание Эффи. Нож Рейны. Со своего места Эффи еле различала около него три пятнышка крови. Она снова перевела взгляд на Мейса. Он содрогнулся, испустил крик, похожий на кашель, и повалился Рейне на грудь. Глаза у Рейны были закрыты. Мейс больше не зажимал ей рот, но она даже не пыталась кричать, просто лежала очень тихо с закрытыми глазами.

Мейс сказал ей что-то, чего Эффи не расслышала, потом скатился набок и встал. Рейна все так же не шевелилась. Юбка у нее была задрана до пояса, кофта распахнулась, открыв полотняный лиф. Эффи отвернулась, как отворачиваются от дубовых корней: это были вещи, которых видеть не полагалось.

Мейс застегнулся. На поясе у него висел меч в ножнах из оленьей кожи, выкрашенных черной краской. Когда он подошел к своему коню, Эффи увидела яркую кровь у него на щеке и на шее. Заметив нож Рейны, он пнул его, зашвырнув серебристый клинок в гущу заснеженного дрока, плюнул, пригладил волосы и сел на чалого. Мерин тряхнул гривой и мотнул хвостом, но Мейс, натянув удила, утихомирил его.

Повернув коня, он глянул на Рейну, лежащую на земле. Она так ни разу и не шелохнулась. Эффи видела только, как поднимается и опадает ее грудь. Под взглядом Мейса она открыла глаза.

Мейс скривил рот.

– Приберись, прежде чем вернуться. Раз уж нам предстоит пожениться – а теперь уж точно придется, – я не желаю, чтобы моя жена являлась на людях растерзанная, словно девка из веселого дома. – С этими словами он послал чалого рысцой и покинул поляну.

Эффи посмотрела ему вслед. Левая щека у нее онемела, и вся она озябла так, как никогда еще не доводилось. Даже сердце у нее озябло. Сама не зная почему, она стала называть Каменных Богов. Инигар Сутулый говорил, что они – суровые боги и не отвечают на мелкие просьбы. «Никогда ничего не проси для себя, Эффи Севранс, – вновь услышала она строгий старческий голос Инигара. – Только для клана». Для Эффи Рейна Черный Град была все равно что клан, поэтому она произнесла девять священных имен.

Когда она назвала Бегатмуса – его еще именуют Темным Богом, а глаза у него будто бы из черного чугуна, – Рейна шевельнулась. Она свела вместе ноги и обхватила себя руками. Все ее тело как-то съежилось и свернулось, как сухой лист. Она не издала ни звука, не пролила ни одной слезы – просто сжималась в клубок, пока Эффи не стало казаться, что спина у нее вот-вот переломится.

Эффи заплакала. Она сама не сознавала, что пла'чет, пока во рту не стало влажно и солоно. Случилось что-то плохое. Эффи не знала что, но две вещи она знала наверняка.

Рейне плохо.

И она, Эффи Севранс, могла бы этому помешать.

Амулет все знал. Он хотел сказать ей. Пытался сказать. Он толкался что есть мочи, но она не захотела слушать.

Выбравшись из кустов, она стряхнула снег с тулупа и юбки. Она не знала, плачет она еще или нет: щеки так замерзли, что не чувствовали слез.

Она могла бы помешать Мейсу сделать с Рейной плохое. Могла бы зажать амулет в кулаке и держать его, пока не увидела бы это плохое. Как тогда, с батюшкой...

Сильная дрожь прошла у нее по спине. Эффи вдруг захотелось уйти отсюда, забиться в свою каморку, и она бегом бросилась вниз по южному склону.

Она не знала, сколько ей понадобилось времени, чтобы вернуться к Рейне – должно быть, четверть часа, не больше, – но когда она вышла на поляну, Рейна снова стала прежней. Она пригладила волосы, стряхнула с юбки лед и туго застегнула тулуп до самых колен. Увидев Эффи, она улыбнулась.

– А я уж хотела идти тебя искать. Пора вернуться домой. Давай-ка я посажу тебя на Милашку. – Она говорила спокойно, разве что чуть напряженно, и глаза у нее были мертвые.

Эффи ничего не ответила из-за комка в горле.

9
СЕДАЛИЩЕ ДХУНОВ

Вайло Бладд плюнул в собаку, хотя предпочел бы плюнуть на своего второго сына. Охотничий пес, наполовину волк, с толстенной шеей, оскалился и зарычал на хозяина. Другие собаки, привязанные позади него, тоже подняли шум. Плевок черной жвачки попал на переднюю лапу полуволка, и пес принялся грызть и выкусывать ее. Вайло не улыбнулся, но испытал удовольствие. Этот зверь наверняка взял больше от волка, чем от собаки.

– Ну а ты чего хотел бы, сын мой? – спросил он, продолжая смотреть на пса. – Отцовские планы тебе, как видно, не по душе?

Второй сын Вайло, Пенго Бладд, что-то пробурчал. Он стоял слишком близко к огню, и его лицо, и без того красное, стало точно запеченное мясо. Шипастый молот лежал у его ноги, как собака.

– Надо идти на Черный Град, пока победа за нами. Сидя сложа руки, мы упустим случай захватить их земли одним ударом.

Вайло Бладд, сидящий на огромном каменном Седалище Дхунов, что находилось в середине самого мощного и лучше всех укрепленного во всех клановых землях круглого дома, в раздумье сплюнул еще раз. Жвачки во рту больше не осталось, и он набрал слюны, проведя языком по зубам. Каменные Боги! Как они болят, эти зубы! Надо будет найти человека, который выдрал бы их. А потом убить его.

Вайло улучил момент, чтобы бросить взгляд на сына. Пенго давно не брился, и щетина обводила его лицо. Длинные волосы на затылке, заплетенные в косы, тоже имели запущенный вид. В них застряли гусиный пух и сено. Вайло издал горлом резкий звук. Законные отпрыски всегда растут избалованными. Среди бастардов таких нерях не бывает.

– Сынок, – проворчал он, – я управляю этим кланом тридцать пять лет – на добрых пять лет больше, чем ты живешь на свете. Ты, наверно, сочтешь похвальбой мои слова о том, что Бладд под моей рукой добился многого, ну да мне все равно. Кланом командую я – я, Собачий Вождь, а не ты. Ты вождь того, что мне заблагорассудится тебе дать.

Глаза Пенго сузились, и кожаная петля молота скрипнула, стиснутая в кулаке.

– Дхун наш, и Черный Град тоже может стать нашим. Черноградцы...

Вайло пнул полуволка, и тот с воем отскочил назад.

– Черноградцы только и ждут, чтобы мы на них напали. Они закупорят свой круглый дом, точно девичью щелку, как только мы перейдем их границу. Они не дураки и не проворонят свое добро в отличие от дхунитов.

– Но...

– Довольно! – Собачий Вождь встал, и собаки, привязанные к крючьям на стене, отпрянули назад. – Преимущества, которое мы имели здесь, будет нелегко добиться снова. Такие вещи даются дорогой ценой. И я один буду решать, воспользоваться ими снова или нет. У нас есть Дхун, вот и береги его. Возьми Сухую Кость и всех своих никчемных братьев, которых сможешь собрать до полудня, отправляйся с ними на границу с Гнашем и охраняй ее. Все дхуниты, которым удалось уйти, скорее всего ошиваются там, и если они вздумают нанести ответный удар, то наверняка нанесут его из Гнаша. – Вайло улыбнулся, показав черные испорченные зубы. – Может, и присмотришь себе какую подходящую земельку, пока там будешь. Я слыхал, что вожди всегда должны расселять сыновей у своих границ.

Пенго Бладд, снова буркнув что-то, поднял молот за петлю с пола и взял наперевес, держа липовую рукоять поперек груди. Стальные шипы щетинились, как ножи. Глаза Пенго, такого же цвета, как у отца, горели, словно холодные голубые языки, мелькающие порой в огне. Не сказав больше ни слова, он повернулся и пошел прочь, мотая своими сальными косами.

У самой двери Вайло остановил его одним словом:

– Сын.

– Что? – не оборачиваясь, спросил Пенго.

– Пришли ко мне ребятишек до того, как уедешь.

Пенго, дернув головой, вышел и захлопнул за собой дверь, вложив в это всю свою мощь.

Собачий Вождь, оставшись один, перевел дух. Собаки, все пятеро, включая полуволка, успокоились. Вайло опустился на одно колено и поманил их к себе, сколько позволяли поводки. Он ерошил им шерсть, хлопал по животам и дергал за хвосты, испытывая их проворство, а они рявкали, огрызались и хватали его зубами, оставляя на руках пузырящуюся слюну. Хорошие псы, все как один.

В отличие от большинства охотничьих и ездовых собак, которым подпиливали клыки, чтобы они не грызли упряжь и не портили пушного зверя, собаки Вайло сохранили свои клыки во всей первозданной длине и остроте. По его приказу они могли перегрызть человеку горло. Имен у них не было. Вайло давно уже надоело запоминать имена всех окружающих. Человек, имеющий семерых сыновей, у каждого из которых есть жены, свойственники и собственные дети, быстро перестает заботиться о том, как кого зовут. Важно знать, какие они.

Чувствуя боль в каждом из оставшихся семнадцати зубов, Собачий Вождь встал. Колени хрустнули, приняв на себя его вес. Седалище Дхунов, высеченное из цельной глыбы медного купороса, манило его назад. Вайло отошел и сел на простой дубовый табурет у огня. Он слишком стар для каменных тронов и слишком подозрителен, чтобы к ним привыкать. Бастард рано приучается уступать свое место другим.

Глядя на дверь, которую только что захлопнул за собой его второй сын, Вайло нахмурился. В этом беда всех его сыновей. Никто из них не понимает, когда приходит пора уступить свое место другому. Они знают одно: брать.

За спиной у него возились собаки. Полуволк ворчал, и Вайло мог сказать, не оборачиваясь, что другие наскакивают на него за то, что хозяин выказал ему свое предпочтение. Вайло не вмешивался – так уж устроена жизнь.

Так вот он какой, хваленый круглый дом Дхуна, подумал он, протягивая ноги к огню. Некогда здесь жили люди, называвшие себя королями. Теперь остались только вожди.

Улыбка тронула губы Вайло: он вспомнил, как побывал здесь в прошлый раз. Тогда его тоже не приглашали. Это произошло тридцать шесть лет назад, глухой ночью, когда Айри Дхун, тогдашний вождь, и шестьдесят его лучших воинов были в отлучке. Вайло хлопнул себя по ляжке. Тот треклятый священный камень чуть не уморил их всех! Старый Окиш Бык заработал себе грыжу с кулак величиной. Из полусотни кланников, вытаскивавших его из молельни, только двое сумели встать назавтра, а на коня неделю никто сесть не мог.

Вайло хмыкнул. Вся эта затея, конечно, была самым бесшабашным, никчемным, дурацким делом, на какое только способны пятьдесят взрослых мужчин. Они едва дотащили камень до Голубого Дхунского озера. Он и теперь лежит там, на дне, среди ила и глыб песчаника, в каких-нибудь трехстах шагах от круглого дома.

Об этом, само собой, никто не знает, кроме тех пятидесяти человек. Вернувшись двадцать дней спустя в круглый дом Бладда, они все клялись без зазрения совести, что камни на возу, который тащила упряжка мулов, – это куски разбитого священного камня, а не просто щебень, закупленный в каменоломне. Из них в самом деле вышел отличный нужник...

Вайло Бладд подался вперед. Вот было времечко! Крепкие зубы – вот главное. Зубы помогли ему, бастарду, имевшему только половинку имени и врагов в лице своих братьев, стать вождем, которым он остается и по сей день. Он взял свое, и оно не было тем, что полагалось ему от рождения. Взятое далось ему с боем. Он ничего не получил из рук своего отца. Гуллит Бладд удостоил своего побочного сына очень немногими словами с тех пор, как признал его, да и те наполовину состояли из проклятий.

В дверь постучали.

Вайло встрепенулся. Он слишком долго пробыл один и слишком глубоко ушел в свои мысли – бладдийцу это несвойственно.

– Войдите.

Вайло, ожидавший детей своего второго сына, которые этим утром прибыли из Бладда, остановил взгляд где-то на середине двери, но в ней появился мужчина. Увидев длинное белое одеяние и гладкие, почти женские руки, Собачий Вождь испустил тяжкий вздох. Если заключаешь сделку с дьяволом, его приспешники не заставят себя ждать.

– Сарга Вейс. Когда ты приехал?

Высокий человек с желтоватым лицом и женственными глазами вошел в комнату. Всегда носивший простое белое платье священника, Сарга Вейс не был, однако, служителем Бога.

– На свой лад, вождь, я был здесь с самого начала.

Вайло был ненавистен высокий голос этого человека и слишком красивый рисунок его губ. Не любил он также, когда его называли вождем или Бладдом. Он – Собачий Вождь, и его недруги знают это так же хорошо, как и он. Рассердившись, Вайло крикнул:

– Затвори-ка за собой дверь!

Сарга Вейс исполнил приказ, двигаясь развинченно, как все не отличающиеся большой силой мужчины. Собаки заворчали на него. Сарга Вейс не любил собак и поэтому, закрыв дверь, стал как можно дальше от них. И заговорил с легкой дрожью в голосе, которую можно было приписать страху, но Вайло подозревал, что причина ее – гнев:

– Я вижу, вы расположились здесь как дома, вождь. Обитель Дхунов подходит вам как нельзя лучше.

Следуя за взглядом Сарги Вейса, Вайло посмотрел на подножие Седалища Дхунов, где лежала на камне тонкая полоска кожи. И сузил глаза. Этакая малость, кожаная тесемка, выпавшая из косы, а этот пособник дьявола ее тут же приметил. И это уже не в первый раз. Вайло напомнил себе, что с ним нужно держать ухо востро.

– Итак, – сказал он, нащупав на поясе кисет с жевательной травой, – ты все это время был на клановых землях. Где же ты прятался – в печном доме? Или твой хозяин приказал тебе быть поближе на всякий случай?

– Я не вижу, – слегка покраснев, сказал Сарга Вейс, – как вас может касаться то, где я находился.

Собакам не понравился его тон, и они, рыча и взлаивая, подались к нему. Их поводки натянулись до отказа, и полуволк стал грызть свой ремень.

Сарга Вейс скривил губы, и его фиолетовые глаза потемнели.

– Эй, собаки! – крикнул Вайло Бладд. – Тихо!

Они, сразу замолчав, опустили головы, поджали хвосты и улеглись на каменный пол.

Вайло пристально смотрел на Саргу Вейса, и ему показалось, что он что-то говорит не раскрывая рта. Вот еще одно, что следует помнить о пособниках дьявола: при всей своей видимой слабости они редко бывают беззащитными. Вайло был уверен, что Сарга Вейс – чародей.

– Ты приехал один или с семеркой?

– С семеркой, которая мне подчиняется, как всегда.

Подчиняется? Вайло в этом сомневался. Скорее охраняет.

Семеро хорошо обученных, хорошо вооруженных воинов вряд ли позволят такому, как Сарга Вейс, командовать собой. Солдаты таких не выносят.

– От вас я поеду на юг, к моему господину. – Сарга Вейс стал как будто увереннее, когда собаки угомонились, и даже улучил время, чтобы поправить свои красивые волосы. – И, разумеется, расскажу ему о ваших успехах. Уведомлю его о том, что все прошло гладко, и доложу, что вы на верном пути к тому, чтобы стать Верховным Вождем всех кланов. – Сарга Вейс улыбнулся, показав мелкие, белые, но чуть-чуть скошенные внутрь зубы. – Мой господин будет доволен. Он выполнил свою часть договора. Теперь ваш черед...

Вайло Бладд выплюнул черную жвачку, и Сарга Вейс умолк так же внезапно, как и собаки.

– Не твой хозяин задумал этот набег и не он подвергался опасности. Не он прорубал себе путь сквозь темноту и дым, не зная, что принесет ему следующий шаг. Его клинок не обагрился кровью. Он не опасался за жизнь своих сыновей. И яйца у него не стыли на морозе.

– Благодаря моему господину, – чуть понизил голос Сарга Вейс, – ваши клинки обагрились меньше, чем могли бы.

Крак! Собачий Вождь с размаху опустил ногу на табурет, и резные ножки переломились, как лучинки. Собаки по ту сторону очага шарахнулись к стене. Сарга Вейс поморщился, и его горло дрогнуло.

– Посмей только испробовать на мне свое колдовство, – рявкнул Вайло, – и собаки мне свидетели, ты не выйдешь из круглого дома живым.

Услышав, что он говорит о них, собаки подняли морды и зарычали, орошая камень каплями слюны.

Сарга Вейс, видя, что отступать некуда – он и так уже стоял у самой двери, – поджал губы.

– Теперь я понимаю, почему вас прозвали Собачьим Вождем.

– Так и есть, – кивнул Вайло и отшвырнул ногой сломанный табурет.

– Так вот, Собачий Вождь – или как там еще ты себя называешь, – ты охотно согласился на помощь моего господина, когда она тебе понадобилась. Не думаю, что гнев заставлял тебя тогда ломать табуретки. А теперь ты стоишь у того самого очага, который он помог тебе завоевать, и грозишь насилием его послу, словно какой-нибудь буян из печного дома. – Сарга Вейс сделал шаг вперед. – Позволь тебе сказать...

Вайло прервал его, свирепо тряхнув головой.

– Говори то, зачем пришел, и убирайся. Твой голос бесит моих собак. Если твоему хозяину есть что передать мне, передавай. Если он назвал цену, скажи ее мне. – Вайло не сводил глаз с лица Сарги Вейса. Неправильно это, когда у мужчины лиловые глаза.

Тот слегка повел плечами и овладел собой, хотя и не сразу. Гнев еще чувствовался в его голосе, когда он заговорил.

– Хорошо. Я не принес тебе послания от моего господина. Когда договор был заключен, он ничего не просил взамен, да и теперь не просит. Он, как и сказал тогда, желает видеть кланы объединенными под единой твердой рукой и полагает, что ты как раз тот человек. Не могу сказать, когда еще он предложит тебе свою помощь и предложит ли вообще. Его время и возможности скованы многочисленными цепями. Однако я знаю, что за твоими успехами он будет наблюдать с интересом. Могу себе представить, как он будет огорчен, если ты после всех его хлопот найдешь Седалище Дхунов удобным, как мягкое кресло, и будешь дремать на нем. Немало кланов еще предстоит завоевать.

Собачий Вождь пососал больные зубы. Оглядывая старый чертог вождей Дхуна с его огромным очагом из голубого песчаника, пушистыми шкурами на полу и стенах и дымчатыми слюдяными окнами, он задумался над словами Сарги Вейса. Он был уверен, что это неправда, но доля истины в них была.

– У меня свои планы на Черный Град и прочие кланы, – сказал он. – И я открою их, когда сам сочту нужным. Сначала я должен закрепить за собой Дхун.

Быстрая улыбка промелькнула по лицу Сарги Вейса.

– Разумеется. Мой господин вполне полагается на твое суждение.

Собачий Вождь, нахмурясь, подошел к двери. Он с удовольствием отметил, как Сарга Вейс отшатнулся в сторону, но удовольствие это было мимолетным. Ему крепко не нравился Вейс. Он опасен. Нрав у него такой, что первому силачу впору.

– А теперь отправляйся, – сказал Вайло, взявшись за ручку двери. – И скажи своему господину, что послание, которое он не велел мне передавать, дошло до меня как нельзя лучше.

Сарга Вейс склонил голову, и Вайло заметил, что лицо у него не такое уж гладкое и безволосое, как ему казалось, а просто тщательно выбритое.

– Я расскажу моему господину, что Седалище Дхунов пришлось тебе по вкусу. И что у тебя имеются – как бы это сказать? – долгосрочные планы относительно Градского Седалища.

Услышав это, Вайло чуть не ударил Вейса. Он побагровел, сжал кулак, челюсть и шея у него напряглись. Он стукнул по дверной ручке с такой силой, что расколол дубовую перемычку под ней.

– Уходи! – крикнул он. – Убирайся отсюда со своими полуправдами, своими бабьими ужимками и скорей унеси свою тощую бритую задницу с моей земли.

Фиолетовые глаза Вейса стали темными, как ночь, лицо искривилось и отвердело.

– Ты, – сказал он громко, потеряв власть над собой, – последи за тем, что изрыгает твоя собачья пасть. Ты говоришь не со своим одетым в шкуры кланником. Я приехал сюда как гость и посланник, и ты обязан относиться ко мне по меньшей мере уважительно. – Вейс перешагнул через порог и в последний раз обернулся лицом к Вайло. – Будь я тобой, я не чувствовал бы себя так уж удобно на Седалище Дхунов, Собачий Вождь. В один прекрасный день ты можешь оглянуться и увидеть, что оно пропало.

С этими словами Сарга Вейс подобрал полы своей одежды и пошел прочь.

Собачий Вождь, посмотрев некоторое время ему вслед, тяжело вздохнул и закрыл дверь. Последнее, что следовало запомнить о пособниках дьявола, – это то, что они способны доставить больше хлопот, чем даже сам дьявол.

Подойдя к собакам, Вайло хлопнул себя по ляжке.

– Ну, что вы на это скажете? – произнес он, почесывая мохнатые шеи и уши. – Какого вы мнения об этой полубабе Сарге Вейсе?

Собаки, поскуливая, терлись об него и покусывали его пальцы. Только полуволк держался на расстоянии. Сидя около стены, он уставился оранжевыми глазами на дверь.

– Ты прав, красавец мой, – сказал ему Вайло. – Вейс не сказал мне ничего такого, чего бы я уже не знал. Только дураки и дети не следят за тем, что творится у них за спиной.

– Дедушка! Дедушка! – Маленькие ножки затопотали по камню, и дверь снова распахнулась. Двое детишек вбежали в зал со смехом и громкими криками.

Собачий Вождь протянул руки им навстречу.

– Бегите-ка обнимите деда и помогите ему справиться с этими несносными зверюгами.

Собаки испустили нечто вроде дружного стона, когда малыши бросились к Вайло. Старшая девочка, красотка, смуглая и темноглазая, как мать, обхватила деда руками, а ногами принялась лягать здоровенных, ростом с пони, псов.

Собаки хорошо знали, что рычать на внуков Вайло Бладда не полагается, и позволяли трепать себя, дразнить и обзывать гнусными именами. Полуволка дети звали Пушком – и он откликался! Это было самое забавное, что Вайло наблюдал в жизни, и каждый раз он не мог удержаться от смеха. Он любил только две вещи: своих внуков и своих собак, и когда они собирались вместе, он был так доволен, как только способен быть человек. Через месяц он соберет всех своих внуков здесь, в доме Дхуна. Тут они будут в безопасности – он с собаками присмотрит за этим.

Гладя по голове самого младшего, черненького мальчика, которого втайне считал очень похожим на себя, Вайло вспомнил вдруг слова Вейса: «В один прекрасный день ты можешь оглянуться и увидеть, что оно пропало».

Он еще раз оглядел чертог вождей, примечая все, что служило для обороны: заостренную решетку, перегораживающую дымоход, железные засовы, вделанные в камень у окон, каменный противовес около двери. На всем этом красовался Голубой Чертополох, эмблема Дхуна. Так ли уж безопасно будет здесь его внукам? Это лучший круглый дом из всех, которые когда-либо строились, и защищать его в десять раз легче, чем дом Бладда, но он был единственным, что досталось Собачьему Вождю без помощи зубов. Вайло знал, что совершил постыдное дело. Каменные Боги скорее простят человека, который захватил овсяное поле, пролив при этом кровь, чем того, кто захватил целую страну с помощью хитрости и козней.

Все семнадцать зубов отозвались пронзительной болью, когда Вайло Бладд впервые в жизни задумался о том, правильно ли он поступил.