Текст книги "Пещера Черного Льда"

С тревожным чувством Аш нажала на дверь. Она легко подалась внутрь под ее ладонью. Из-за нее просочился мрак и затхлый воздух. Исс не запер дверь. Это казалось странным, просто невозможным. Сомнение вызвало судороги в животе у Аш, но она не прекратила толкать дверь. Там внутри определенно хранились какие-то тайны, и Аш должна была узнать, не имеют ли эти тайны отношения к ней.

Она ступила во тьму, и дверь закрылась. Холод здесь был другой, чем в ротонде: он был сухой, прогорклый и тяжелый, словно в воздухе висела замерзшая пыль. Аш постояла немного, давая глазам привыкнуть к темноте.

Восточная галерея представляла собой длинную, крытую сланцем известняковую аркаду – Аш знала это, потому что галерея выходила на восточную сторону двора, – но в темноте почти ничего не было видно, только зияли черные арки и слабо белели простенки. Откуда-то сверху шел тихий воркующий звук, и Аш догадалась, что там гнездятся голуби.

Уповая на то, что других живых существ она здесь не встретит, Аш пошла, как полагала, вперед. Каменная пыль хрустела под ногами на каждом шагу, ледяные пальцы мороза хватали за руки и лодыжки. Сухой запах увядания усилился. Встревоженная Аш прибавила шагу, говоря себе, что может вернуться в любое мгновение, и стараясь быть сильной.

Галерее не было конца. Если бы не щели в заколоченных проемах, через которые проникал лунный свет, здесь царил бы кромешный мрак. Что может человек видеть в такой темноте? Шаги Аш стали медленнее. И что он может в ней делать?

Она остановилась, глядя перед собой. Дорогу впереди преграждала полукруглая стена, черная, но достаточно гладкая, чтобы отражать какой-то свет. В ней едва угадывалась тяжелая резная дверь. Аш ее сразу узнала. Точно такая же дверь, наглухо запертая и заколоченная, находилась снаружи, в крепостной стене. Резьба на ней обманывала глаз – казалось, будто дверь открыта и в ней стоит Робб Кло, правнук лорда-бастарда Гламиса Кло.

Второй вход в Кость.

Аш сделала шаг к двери, и пол у нее под ногами заколебался, а над головой затрещали балки. Пыль сеялась, как мелкий дождь. Волоски на руках встали дыбом. Потом все затихло, но в темноте вокруг продолжали происходить какие-то перемены. Стена впереди стала как будто еще чернее, точно впитала в себя частицу ночи, и сразу похолодевший воздух обливал Аш, как вода. Тени сгущались, и все словно уменьшилось в размерах.

А после Аш почувствовала это.

Что-то злое, изломанное, испытывающее нужду. Что-то медленно иссыхающее во тьме. Что-то безымянное и полное ненависти, одержимое одиночеством, ужасом и свирепой, невыразимой болью. Его наполняла злоба, его пожирал страх, великая нужда струилась в нем, как кровь в темном, опустошенном сердце. Оно желало – само не зная чего, но желало. И ненавидело. И было совершенно одиноко.

Страх сковал Аш, как мороз. Из нее вышел весь воздух, и легкие повисли в груди пустыми мешочками. Мгновение застыло в воздухе, как пыль, слишком тонкая, чтобы осесть. Аш казалось, будто она тонет в ледяной воде, не в силах дышать, шевелиться и думать.

Медленно-медленно, заплатив за это какую-то страшную цену, безымянное нечто обратило свои мысли к Аш Марке. Жернов его внимания прокатился по ней. В эти мгновения Аш осознала всю тягость его существования, и во рту у нее пересохло.

Это существо тянулось к ней.

Его не было нигде – ни сбоку, ни вверху, ни внизу, – но оно тянулось.

Аш отпрянула, втянула в себя воздух, повернулась и бросилась бежать.

Молотя кулаками по воздуху, с распустившимися волосами, шлепая башмаками по камню, она неслась по восточной галерее назад, к железной двери. Стены, арки, проемы летели мимо, сердце билось где-то в горле. Аш ворвалась в дверь, как медведь, проламывающий тонкий лед. Коридор ротонды обдал ее теплом и светом. Факел, погашенный ею, зажгли снова, и он горел желтым потрескивающим пламенем. Какой-то частью души Аш хотелось вернуться во мрак за дверью и сжечь то, что там обитало.

Но желание бежать пересилило. Не глядя, закрылась ли за ней дверь, и не опасаясь нечаянных встреч, Аш ринулась к лестнице. Стены, которые раньше обжигали ее холодом, как могильные камни, теперь казались теплыми, как спекшаяся на солнце глина.

«Какой же я была дурой, – думала Аш, несясь вверх через две-три ступеньки. – Всем известно, что тайны хорошими не бывают. Надо было держаться подальше и не лезть, куда не просят». Если бы она пробралась в покои приемного отца, а не пошла в Кость, вышло бы то же самое. Напрасно она надеялась найти какой-то чудесный клочок бумаги, где говорилось бы, что она не просто найденыш и что Пентеро Исс обманом и силой заставил ее настоящих родителей отдать дочь ему. Хороших тайн не бывает, и она дура, если верила в обратное.

Рыдание вырвалось у нее из груди.

Она Аш Марка, найденыш, оставленная за Тупиковыми воротами умирать.

Слезы жгли глаза, когда она преодолевала последние ступени. Ей не хотелось думать о безымянном существе, заключенном в Кости, не хотелось знать, кто оно.

– Это что же у нас такое?

На последнем витке лестницы Аш столкнулась лицом к лицу с Марафисом Глазастым. Нож загораживал ей дорогу, не позволяя ступить дальше ни шагу. Его могучая грудь оттеснила ее назад. У Марафиса маленькие глазки, маленький рот, а ручищи величиной с собаку. Аш боялась этих рук – она видела, как Марафис разрывает ими железные цепи.

– Так где ты была? Надоело ходить на горшок, и ты решила прогуляться в отхожее место?

Аш промолчала. Марафис любил говорить женщинам гадости, находя в этом удовольствие.

Опустив глаза и не глядя на Ножа, Аш ступила вбок, чтобы его обойти. Она не хотела показывать ему, как она расстроена.

Марафис снова заступил ей дорогу. Багровая глыба его левого кулака прошла ниже подбородка Аш, слегка задев кожу костяшкой, большой, как птичья голова, и это вынудило Аш поднять глаза.

Губы Ножа искривились в улыбке.

– Что же так огорчило нашу девочку? Она увидела то, что ей не положено, или это мороз так пробирает?

– Оставь меня в покое! – Аш рванулась вперед, изо всех сил толкнув Марафиса в грудь. Однако Нож только чуть-чуть покачнулся, скрипнув колетом из кожи цвета бычьей крови. Аш отлетела назад, точно в стену врезалась.

С той же улыбочкой Нож снова подпер кулаком подбородок Аш, вогнав костяшки в мягкую подчелюстную ямку.

– Я убивал баб и не за такое, – сказал он, поблескивая глазками. – Почем ты знаешь, что я и тебя не убью?

У Аш подкосились ноги. Присутствие безымянного существа чувствовалось на коже, как что-то сальное. Грудь дрожала от изнеможения. Аш только что промчалась во весь дух через всю крепость, но ей было так холодно, точно она все это время стояла столбом.

Отдернув голову от кулака Марафиса, она глубоко вдохнула и сказала:

– Исс велел тебе стеречь меня, а не трогать. Уйди с дороги, и я, может быть, не скажу ему, как легко ускользнуть из-под твоей стражи.

Глазки Марафиса сузились в темные щелки, и мясистая физиономия окаменела. Тяжело дыша, он долго смотрел на Аш, потом отступил в сторону и дал ей пройти.

Чувствуя спиной его злобу – это чувство она испытала уже дважды за эту ночь, – Аш поднялась на три последние ступеньки и дошла до своей комнаты. Марафис все это время не сводил с нее глаз. Когда она взялась за ручку двери, он сказал:

– Толкни меня еще раз, Асария Марка, и тебе точно не жить.

Аш зажмурила глаза, отгораживаясь от его слов. Колени у нее подгибались, и пришлось прислониться к двери, чтобы не упасть. Она знала, что приступ ее слабости не укрылся от Марафиса, и ненавидела его за это.

Собрав все свои силы, она навалилась на дверь. Та открылась, и Аш ввалилась в свою комнату. Едва держась на ногах, она все же первым делом загородила дверь стулом, но этого, конечно, было недостаточно. Обведя комнату диким взором, Аш схватилась за кедровый сундук с одеждой, вытащила его из теплого уголка рядом с жаровней и тоже придвинула к двери, а сверху водрузила трехногий табурет. Но и это ее не удовлетворило. Аш налегла плечом на комод и толкала его, пока не сдвинула с места. Пошатываясь от изнурения, она работала медленно и скрупулезно, воздвигая свое заграждение у двери каменного дерева.

5
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Когда они вступили на землю клана, повалил мокрый снег. Такую погоду Райф ненавидел пуще всего – больше, чем дождь, обыкновенную метель или град, то, что хотя бы знает, зачем падает с неба.

Холод пробирал до костей. Мороза не было, но ветер, не дававший передышки, заставлял забыть об этом. Все кругом было серым: старый лес на Клине, сосны на Щучьем утесе, ручей, впадающий в Холодное озеро, и хижина Безумной Бин-ни, стоящая над водой на сваях, – серым, как свинец. Райф пнул мокрую кочку. Чувство чего-то недоброго не давало покоя.

Дрей тронул его за руку.

– Дым. Вон, гляди.

Райф посмотрел туда, куда показывал брат. Рваные клубы дыма плыли над дубами и липами на холме. Значит, круглый дом стоит там, в долине за пригорком, – ближе, чем он полагал.

– Скоро будем дома, – сказал Дрей, став так, чтобы видеть Райфа. Они оба завязали свои теплые капюшоны и могли видеть лица друг друга, только глядя глаза в глаза. Вода собиралась каплями на ресницах и на шестидневной щетине. – Дома. Тепло, горячая еда.

Райф знал; что Дрей ждет от него каких-то ответных слов о ночевках около Большого Очага, о барашке с мятой и жареным луком, приготовленным Анвин Птахой, о священном камне и песнопениях в честь Каменных Богов. Но все эти слова как-то не шли у Райфа с языка.

Дрей, постояв немного, двинулся вперед с напрягшимися под тулупом плечами, стряхивая слякоть с котомки. Райф видел, что брат разочарован.

– Дрей!

– Чего?

Райф набрал в грудь воздуха. Ему вдруг показалось очень важным поговорить об этом сейчас, пока они не дошли до круглого дома, хотя он сам не знал почему.

– Этот набег...

– О чем ты? – Дрей шел, не поднимая глаз. Густая трава скрывала камни, ямы, полусгнившие стволы, и он ступал как-то преувеличенно осторожно.

– Мы не знаем, кто напал на лагерь. – Райф старательно подбирал слова. – Надо быть... поосторожнее, вот что.

Ветер, усилившись, завыл в деревьях на склоне, пригибая траву к земле и швыряя в лицо ошметки снега. Дрей откинул капюшон, открыв лицо, и остановился.

– Там Корби Миз – на пригорке, у старого черного дуба.

В животе у Райфа возникла легкая тянущая боль. Слышал ли Дрей то, что он сказал? Райф открыл было рот снова, но Дрей уже кричал, махая рукой:

– Корби! Корби! Сюда!

Райф тоже откинул капюшон и запустил руку в волосы. Серая фигура на холме вскинула руку в ответ и пустила своего коня рысью. Это и в самом деле был Корби Миз – даже на таком расстоянии его, крепко сбитого, с непропорционально мощными руками и шеей, легко было узнать. Даже легкая вмятина над его левым ухом, где Корби еще в детстве задел учебный молот, хорошо виднелась на сером небе. За спиной у него, как всегда, висел боевой молот, чья чугунная головка, как заметил Райф, не отражала света – значит гладкую обычно поверхность сделали рифленой.

– Повернул назад, – тихо промолвил Дрей. – Хочет, наверно, созвать весь клан.

У Райфа перехватило дыхание. Воин делает свой молот ребристым только во время войны. Гладкий металл, отражая свет, может выдать врагу расположение войска, и скользящий удар таким молотом почти не причиняет вреда, зато удар зазубренным молотом, даже скользящий, способен содрать с лица всю кожу.

Рука Райфа нащупала успокаивающе гладкий вороний клюв у горла. Выходит, клан готовится к войне? Неужели сюда уже дошла какая-то весть о набеге?

Пеший переход занял у них с Дреем пять дней. Пять студеных дней и морозных ночей, пять суток пронизывающего ветра. Райф устал до предела. Он не мог вспомнить, когда ему в последний раз было сухо и тепло. Пиво у них вышло на второй день, и у него потрескались губы от сосания ледышек. Мороз смягчился только вчерашним утром, когда они, перевалив наконец через Лысые холмы, оказались на земле клана. Но с неба тут же повалил слякотный снег, что было едва ли лучше стужи, стоящей на Пустых Землях.

Все это время Райфа снедало беспокойство. Свежесломанные ветки с застывшим в надломе соком, отпечатки копыт на инее и продавленный лед водомоин притягивали его взгляд. Он говорил себе, что лед и ветки могли сломать медведи, лоси и одинокие охотники из клана Орль, которые часто пользовались охотничьими тропами Черного Града, но легче ему от этого не становилось. Эти рассуждения при всей своей разумности как-то не убеждали.

– Эй, Райф, давай кто скорее. – Дрей дернул его за руку и побежал вперед. Райф ухмыльнулся и, не желая больше разочаровывать брата, рванул за ним сквозь заросли карликовой ольхи и березы с котомкой, колотящейся на боку.

Дрей бегал быстрее и даже теперь, когда приходилось огибать каждый валун и поваленный ствол, намного опередил Райфа. На середине склона он с усмешкой обернулся, дожидаясь, когда брат его догонит.

Райф вконец запыхался, и мозоли на ногах, набитые в походе, горели огнем. Его утешало то, что Дрей тоже явно прихрамывает на левую ногу и лицо у него багровое, как свекла.

– Вот мы и дома, Райф. – Дрей огрел брата по спине. – Дома!

Райф ткнул его под ребро и что есть духу пустился вперед. Дрей крикнул, чтобы он подождал, обозвал его паршивым барбосом и очумевшим лосем, а потом помчался вдогонку.

Братья, хохоча, испуская вопли и обмениваясь тумаками, вбежали на холм и замерли, увидев отряд, который поднимался им навстречу вдоль подветренного склона.

Корби Миз, Шор Гормалин, Орвин Шенк с двумя сыновьями, Вилл Хок, Баллик Красный, с десяток новиков и подданных клана, Рейна Черный Град, Меррит Ганло и клановый ведун Инигар Сутулый. Все – женщины и Инигар в том числе – вооруженные до зубов. У седел щетинились копья, на поясах и спинах – длинные мечи, молоты и топоры. Большой тисовый лук Баллика Красного был натянут, боковой колчан набит красными стрелами, за которые он и получил свое прозвище. Шор Гормалин имел при себе только короткий меч – больше этот обманчиво тихий воин ни в чем не нуждался.

Пока Дрей с Райфом стояли на вершине холма, отдуваясь и подставив разгоряченные головы снегу, отряд расступился, и вперед, в плаще из черного волчьего меха, трепещущем на ветру, как живой, выехал Мейс Черный Град на чалом коне Дагро.

Дрей ахнул.

Райф, глядя прямо в лицо Мейсу, не отвел глаз, пока не встретился с ним взглядом.

– Предатель.

Это слово заставило встречающих остановиться. У Дрея перехватило дыхание.

Мейс Черный Град, не моргнув и глазом, сделал рукой в перчатке из тончайшей кожи барашка, окрашенной трижды до приобретения густого и ровного черного цвета, легкое движение, успокаивая оставшихся позади. Некоторое время он выдерживал взгляд Райфа. Вода, скапливаясь на его намасленных косах, стекала по тонкому носу и щекам. Затем он спросил, обращаясь к Дрею:

– Где вы были, когда совершилось нападение?

Дрей расправил плечи.

– У лизунца, охотились на зайцев.

– А сам-то ты где был? – Суровость в голосе Райфа заставила кое-кого из встречающих затаить дыхание. Райфу было все равно. Мейс Черный Град стоял перед ним верхом на коне Дагро, целый и невредимый, хорошо накормленный, и вел себя как вождь клана. Вороний клюв жег Райфу грудь, как горячий уголь. Пока они с Дреем хоронили мертвых в лагере, Мейс скакал назад в круглый дом. Следы на земле, инее и подернутых льдом лужах оставил чалый, а не конь какого-нибудь Увечного или орлийца, выслеживавшего дичь.

Мейс, ничуть не менее твердо, чем Райф, ответил:

– Я скрадывал медведя у Старого Лебяжьего озера. На рассвете зверь проломил изгородь, напугал лошадей и убил двух собак. Я отогнал его, пошел за ним на восток вдоль камышей и ранил его копьем в шею. Собравшись его добить, я услышал с запада шум борьбы и во весь опор поскакал в лагерь, но было уже поздно. Последние бладдийцы покидали место сражения.

Произнеся последнюю фразу, Мейс дотронулся до кисета с пылью священного камня, висевшего, помимо всего прочего, у него на поясе. Другие кланники сделали то же самое.

Дрей, помедлив немного, последовал их примеру. Горло у него дернулось, и он повторил тихо:

– Бладдийцы?

Мейс кивнул. Его волчий плащ блестел, как масло на поверхности озера.

– Я видел тех, что уезжали последними. Успел разглядеть шипастые молоты и красный фетр на крупах лошадей.

Баллик качнул головой, поглаживая мозолистой рукой лучника красное ястребиное оперение стрел.

– Негоже для кланника налетать на чужой лагерь, как только рассвело.

Корби Миз, Вилл Хок и другие проворчали что-то в знак согласия.

– Набег состоялся не на рассвете, – сказал, перебивая их, Райф. – Это случилось в полдень. Я ничего не чувствовал, пока...

Дрей двинул его кулаком в поясницу – не так чтобы сильно, но достаточно, чтобы вышибить немного воздуха из легких.

– Мы не знаем, когда произошел набег, Райф, – сказал Дрей не в меру громко, явно обескураженный необходимостью высказаться. – Тебе и правда стало не по себе только в полдень, но кто поручится, что враги не явились раньше?

– Но, Дрей...

– Райф!!!

Никогда еще за всю жизнь Райфа брат не произносил его имя так резко. Райф плотно сжал губы, залившись румянцем.

– Дрей. – Рейна Черный Град подъехала к ним на своей кобыле, остановившись на несколько шагов впереди своего приемного сына Мейса. Из ноздрей кобылы струился белый пар. – Что вы увидели, когда пришли в лагерь?

Райф, ожидая, что ответит брат, следил за лицом Рейны. Ее серые глаза мало что выдавали. Первая жена Дагро Черного Града, Норала, умерла от бугорчатой лихорадки, и вождь женился вторично в надежде, что Рейна подарит ему сына. На втором году их брака, видя, что живот Рейны упорно не желает расти, Дагро, хоть и с неохотой, взял в приемыши своего племянника, сына своей сестры, из клана Скарп. Мейсу было одиннадцать, когда его привезли в черноградский круглый дом, – всего на восемь лет меньше, чем его приемной матери Рейне. Дрей, прежде чем ответить, посмотрел на Райфа.

– Мы пришли туда примерно за час до заката. Сначала мы увидели собак, потом Джорри Шенка... – Дрей замялся. Отец Джорри, Орвин Шенк, подался вперед на седле, и его румяное обычно лицо стало бледным, как лед. – Не знаю, сколько он там пролежал, но тело его сильно застыло. И крови было немного.

Мейс тронул чалого каблуками, тут же дернул поводья, и конь заплясал на месте.

– Все так, как я и говорил, – воскликнул Мейс, легко справившись с чалым. – Бладдийцы были вооружены адскими мечами. Они входят человеку в брюхо, как ложка в топленое сало, и припекают ему кишки, поджаривая мясо вокруг раны.

Меррит Ганло покачнулась в седле. Седовласый Инигар Сутулый поддержал ее, и многочисленные ладанки, рога и костяные пластины, нашитые на его одежду, задребезжали.

Рейна послала приемному сыну предостерегающий взгляд.

– Дрей еще не закончил.

Дрей переступил с ноги на ногу. Общее внимание смущало его.

– Насчет адских мечей ничего не могу сказать. Никаких ожогов я не видел...

– Продолжай. – Голос Рейны, не будучи ласковым, стал уже не столь суровым.

– Мы с Райфом обошли весь лагерь. И позаботились о мертвых. О Мете Ганло, Полумачте, то есть Дарри, Мэллоне Клейхорне, Чеде и всех остальных. – Дрей сглотнул, стиснув в кулаке свой тулуп так, что тот разошелся по шву. – Все раны были схожи: чистые, почти бескровные, нанесенные мгновенно. Там, должно быть, орудовали длинными и широкими мечами.

– Мейс говорит то же самое, – пробурчал Баллик. – Это Бладд.

Многие согласно закивали, бормоча:

– Да.

Райф, заметив, что Рейна Черный Град была в числе тех немногих, кто промолчал, сказал, обращаясь к ней одной:

– Бладд не единственный, у кого есть большие мечи. Дхун, Крозер, Гнаш... – Райф вовремя удержался, чтобы не назвать Скарп, родной клан Мейса, – Увечные – все они пользуются мечами, как подручным оружием.

Мейс проехал еще немного вперед, остановившись всего в нескольких шагах перед Райфом.

– Я ведь сказал, что видел бладдийцев, покидающих лагерь. По-твоему, я лгу, Севранс?

Уголком глаза Райф увидел, как Дрей вскинул руку, намереваясь оттащить его назад, и отошел, чтобы Дрей его не достал. Он не даст заткнуть себе рот – только не сейчас. Твердо глядя в узкое серое лицо Мейса Черного Града, Райф сказал:

– Мы с Дреем позаботились о наших кланниках. Мы не бросили их в тундре на съедение зверям. Мы обагрили их мечи кровью и очертили вокруг них каменный круг. Воздали им почести. По-моему, ты слишком торопился вернуться домой, чтобы как следует разглядеть вражеских всадников.

Дрей вполголоса выругался.

Слова Райфа подействовали на всех. Баллик Красный крякнул, Меррит Ганло издала тонкий дрожащий крик, Корби Миз втянул в себя воздух обветренными губами, Орвин Шенк побагровел снова, так внезапно, будто ему в лицо плеснули краской. Шор Гормалин чуть заметно кивнул, что можно было счесть знаком согласия.

Рейна, словно боясь проявить свои чувства, подняла рукой в перчатке свой соболий капюшон. Как ни смешно это было в такой миг, ее красота заново поразила Райфа. Она не была такой хорошенькой, как молодые девушки вроде Лансы и Хейли Таннер, но ясная сила ее глаз притягивала к ней все взоры. Райфу хотелось знать, выйдет ли она замуж снова.

Мейс подождал, когда все успокоятся. Его жесткие, в кровавых жилках глаза напоминали мороженое мясо. Волчий плащ, колыхнувшись, открыл висящий у пояса меч. Не обращая никакого внимания на Райфа, Мейс повернулся лицом к встречающим:

– Не стану отрицать, что поскакал домой со всей поспешностью, – здесь мальчуган прав. – Сделав легкий упор на слове «мальчуган», Мейс подождал, дав всем как следует это усвоить. – Сознаюсь, что о мертвых я не подумал и сейчас стыжусь этого. Но когда я увидел моего отца на земле у загона со стынущими глазами, мои мысли сразу обратились к тем, кто остался дома. Бладдийцы ускакали на восток, но я подумал: а что, если они повернут на юг около Пасти? Что, если, пока я стою здесь, решая, какой обряд исполнить над отцом прежде, другой отряд, более крупный, нападет на круглый дом? Что, если я, вернувшись в Сердце Клана, увижу там ту же картину, что и в лагере?

Мейс обвел взглядом лица всех именитых людей клана. Все молчали, и только некоторые новики, в том числе двое сыновей Орвина Шенка, беспокойно ерзали в седлах.

Мокрый снег хлестал в лица, таял на разгоряченной коже Орвина Шенка, Баллика Красного, Корби Миза, Меррит Ганло и прилипал к бледным щекам Шора Гормалина, Рейны Черный Град и Вилла Хока. На лице Мейса влага превращалась в лед.

Когда многие отвели глаза, не выдержав его взгляда, Мейс заговорил опять:

– Я сожалею о том, что сделал, но ничего не хотел бы изменить. Я верю, что мой отец поступил бы так же на моем месте. Я должен был выбирать между живыми и мертвыми, и все здесь, кто знал и любил Дагро Черного Града, согласятся, что он первым делом подумал бы о своей жене и своем клане.

Баллик Красный кивнул, и остальные последовали его примеру. Корби Миз с напрягшимися на мощной шее жилами опустил глаза и произнес:

– Это правда.

Рейна повернула лошадь так, чтобы никто, в том числе и приемный сын, не мог видеть ее лица.

Райф смотрел Мейсу в спину. К гневу, который он ощутил, когда его назвали мальчуганом, теперь добавилось что-то еще, похожее на медленно прибывающий страх. Похоже, Мейсу все так и сойдет с рук. Райф видел это по лицам кланников Даже Шор Гормалин, никогда не судивший необдуманно и столь же осторожный со своими решениями, как со своим мечом в присутствии детей, кивнул вслед за остальными. Неужели он не видит? Неужели не понимает?

И Дрей тоже. Райф оглянулся на брата, который так и стоял, ухватив его за полу тулупа, готовый оттащить его назад.

– Тело Дагро, – прошептал Райф так, чтобы слышал один Дрей, – не лежало...

– Что ты сказал, мальчик? – Мейс развернул чалого, и медные крепления для лука и молота звякнули, как колокола. – Повтори. Все мы здесь один клан, и то, что ты говоришь кому-то, должны слышать все.

Райф, сердито толкнув Дрея локтем, освободился от него и со стучащей в висках кровью сказал:

– Дагро Черный Град лежал не у загона. Мы нашли его у мясных крючьев. Он разделывал тушу черного медведя, когда на него напали.

Глаза Мейса потемнели, губы поджались, и Райф на миг подумал, что тот сейчас улыбнется. В следующее мгновение Мейс снова обернулся лицом к клану, оборвав начавшиеся было перешептывания.

– Это я перенес тело отца ближе к костру. Я не хотел оставлять его за жилым кругом. Быть может, это глупо, но я поступил именно так.

– Но медвежья кровь...

Дрей стиснул запястье Райфа так, что хрустнули кости.

– Довольно, Райф. Ты не на того нападаешь. Собачий вождь со своим кланом – вот на кого следует нападать. Мы оба видели оттиски их желобчатых подков, ты не можешь этого отрицать. Что еще остается? По-своему мы действовали так же, как и Мейс, – глупо, не подумав. Не забывай: нас там не было. Когда мы улизнули, чтобы пострелять зайцев, Мейс нес предутренний дозор. Нельзя винить его за то, что он бросил лагерь, преследуя медведя. Любой из нас на его месте сделал бы то же самое. – Дрей отпустил руку брата и стал к нему лицом. Несмотря на всю решимость его выражения, в глазах безошибочно проглядывала мольба. – Мейс правильно сделал, что вернулся, Райф. Он поступил как кланник, как всякий опытный воин. А мы с тобой вели себя как... как два брата, только что потерявшие отца.

Райф отвел взгляд от брата и других кланников. Дрей сейчас завоевал себе уважение в глазах клана – Райф видел, что люди прислушиваются к нему. Дрей говорил здраво, не выпячивая свою персону, высказываясь так же неохотно, но веско, как прежде его отец. Райф сглотнул, и в горле у него запершило. Ему казалось, что он слышит Тема.

Райф поднял глаза и увидел, что Мейс Черный Град смотрит на него. Смотрит внимательно, с выражением, соответствующим словам Дрея. Все остальные тоже ждали, терпеливо и серьезно, что еще выкинет сумасбродный младший брат Дрея Севранса. Райф перевел взгляд на руки Мейса в черных перчатках, треплющие шею чалого с довольством сытого, играющего волка. Дрей сделал за Мейса его работу.

Мейс встретился глазами с Райфом, и Райф понял, что имеет дело кое с кем похуже труса. Мейс отправился в Пустые Земли на крепком приземистом коньке, такой же новик, как двести других, приемыш, взятый из чужого, мелкого клана. Теперь он сидит на отцовском чалом коне, в волчьем, отливающем черным блеском плаще, говорит совсем не так, как раньше, и захватывает власть над кланом заодно с плащом и лошадью.

Райф потер запястье, еще ноющее от пальцев Дрея. Не стоило даже и спрашивать, как это вышло, что Мейс прискакал домой на лошади своего отца. Игра зашла слишком далеко – Мейса на этом не подловишь.

– Райф.

Голос Дрея вернул его к насущным делам. Райф смотрел на брата и видел, как тот устал. Эти шесть суток тяжело дались им обоим, но Дрей нес более тяжелую ношу и каждый раз урывал час от сна и обдирал кору с поленьев, чтобы они горели, не угасая, всю ночь.

– Пойдемте-ка домой, ребята, – подал голос Шор Гормалин – небольшого роста, белокурый, тихий и при этом лучший в клане боец на мечах. – Вы прошли долгий тяжкий путь и видели такое, что никто здесь не захотел бы увидеть. Правильно вы что-то сделали или нет, вы остались и позаботились о павших. За одно это мы обязаны вам большим, чем способны уплатить. – Шор помолчал. Все другие закивали, бормоча: «Верно». У Меррит Ганло вырвалось глухое рыдание. – Идемте же. Инигар натрет камня, чтобы наполнить ваши тавлинки, а вы согреетесь, поедите и почувствуете, что вы дома. Потом вы расскажете нам о наших родичах. Мы все один клан, и вы нужны нам.

Слова Шора произвели заметное действие. Орвин Шенк закрыл глаза и прижал кулак к сердцу. Новики, его сыновья, последовали примеру отца, другие новики сделали то же самое, и все на миг застыли в седлах с закрытыми или опущенными глазами, воздавая почести павшим. Рейна подъехала к Шору и положила руку ему на плечо.

Райф краем глаза заметил, что это не укрылось от внимания Мейса, чьи глаза, поймав случайный проблеск солнца, стали на миг желтыми, как у волка.

Подавив тревогу, Райф придвинулся к брату. Дрей ждал его и тут же обнял рукой за плечи. Он не стал ничего говорить, и Райф порадовался этому. Делать было нечего: Райф слишком любил своего брата и уважал Шора Гормалина, чтобы выступать против них.

Шор соскочил с коня – его ловкость не переставала удивлять Райфа, хотя он видел это много раз. Корби Миз тоже спешился, и оба подвели своих коней Райфу и Дрею. Мейс направил коня вниз по склону, чтобы оказаться во главе, когда все повернут домой.

Шор Гормалин, глядя прямо на Райфа своими голубыми глазами, передал ему поводья.

– Ты хорошо поступил, парень, и твой брат тоже. Мы – Черный Град, первый среди всех кланов, и должны быть заодно.

Райф взял поводья. Шор Гормалин говорил о войне, хотя и не высказал этого открыто.

Двадцать шесть человек по одному и по двое стали спускаться с холма к круглому дому. Ветер переменился и усилился, поэтому дым из труб летел им навстречу. Райф не имел ничего против. Дым был теплый, и от него пахло хорошими, честными вещами вроде смолистых дров, жареной баранины и дегтя. И еще он помогал прятать лицо.

Он ждал внизу, круглый дом. Его дом. Райф вспомнил, что чувствовал в прошлые разы, когда возвращался сюда, и настроение его омрачилось.

Сверху круглый дом казался массивным островом из серовато-белого камня посреди замерзшего моря. Он был погружен на сто футов в землю для защиты от свирепых ветров, снега и жестоких морозов, так что снаружи виднелась только верхняя четверть его крепостной стены и хорошо укрепленная каменная кровля. В камне щелями темнели окна, пробитые достаточно высоко, чтобы пропускать свет, но достаточно узкие, чтобы никто не мог в них пролезть. Земля за долгие годы поглотила часть стены, и круглый дом ушел в нее еще глубже. Каждую осень Длинноголовый со своими людьми две недели отгребал прочь свежую землю и тратил полный день на одну только корчевку проросших на крыше молодых деревьев.

Некоторые кланы не препятствовали земле заносить свои круглые дома, так что она в конце концов покрывала и крышу, где появлялась густая поросль. Дом клана Баннен снаружи походил уже не на дом, а на совершенно круглый холм.

Но в Черном Граде порядок был другой. «Мы защищаемся от холода и от врагов, но скорее умрем, чем станем прятаться». Райф это слышал не менее тысячи раз. Каждый в клане то и дело повторял эти слова, и то, что некогда было пустой похвальбой в устах одного вождя, сказавшего это другому, стало образом жизни. Даже своих умерших клан оставлял под открытым небом. Выставленные в долбленых липовых колодах у проезжих дорог, перевалов и ручьев, черноградцы и после смерти отказывались прятаться.