Текст книги "Когда придет весна"

Джулия ГАРВУД
КОГДА ПРИДЕТ ВЕСНА

Моей дочери Элизабет, у которой ум ученого, сердце святой, характер многоборца, озорство настоящей ирландки! О, как ты вдохновляешь меня!

Закончатся холодные дожди,

Пройдут сезоны снега и греха.

Свет дня уйдет,

любовников друг с другом разделив.

Наступит ночь, соединит их вновь.

Все горести уйдут,

Растают, как снега.

Земля покроется зеленою травой,

Цветы всем возвестят весну.

Алджернон Чарлз Суинберн. «Аталанта в Калидоне»

ЧАСТЬ I

Закончатся холодные дожди,

Пройдут сезоны снега и греха.

Глава 1

Только благодаря милости Божьей и развязавшемуся шнурку в тот день она не погибла вместе с другими. Она вошла в банк точно в два часа сорок минут дня с намерением закрыть счет. Она специально дотянула до самой последней минуты, чтобы не оставалось времени передумать. Все вещи уже упакованы, и очень скоро она навсегда покинет Рокфорд-Фоллз, штат Монтана.

Шерман Маккоркл, президент банка, через пятнадцать минут собирался запереть двери. В зале находились еще несколько клиентов. Кассиры работали только в двух окошках, а не в трех, как обычно. Эммелин Маккоркл, дочь Шермана, была дома: не оправилась от гриппа, две недели назад налетевшего на этот мирный городок.

Очередь к Малкому Уоттерсону была короче на три человека, но к нему она решила не вставать: этот известный сплетник наверняка привяжется с бестактными вопросами.

К счастью, сегодня работал Франклин Кэррол, и она заняла очередь к нему. Он действовал быстро и никогда не лез в чужие дела. К тому же у них были хорошие отношения. Правда, она попрощалась с ним еще в воскресенье, в церкви, но вдруг ей захотелось еще раз сказать «до свидания».

Вообще она ненавидела, ждать. Нервно притопывая ногой по дощатому полу, она то снимала, то надевала перчатки, при этом сумочка на атласной ленте, прицепленная к запястью, моталась туда-сюда, будто передразнивала маятник настенных часов, висевших за спиной у кассиров.

Мужчина, за которым она стояла, шагнул вперед, но она не двинулась с места, не желая задыхаться от кислого запаха пота, смешанного с едкой вонью жареных сосисок и пропитавшего давно не стиранную одежду.

Слева от нее стоял мужчина в очереди к Малкому, он улыбнулся ей, демонстрируя зияющие дырки между передними зубами. Она быстро кивнула и, чтобы, не дай Бог, он не затеял с ней разговор, возвела глаза к потолку, уставившись на желтоватые разводья от протечки.

Было влажно, душно, нестерпимо жарко. Она вспотела и оттянула от шеи воротник крахмальной блузки. Бросив на Франклина сочувствующий взгляд, она подумала, как ужасно целый день сидеть в мрачной, темной гробнице. Потом, повернувшись направо, с тоской посмотрела на три плотно закрытых окна.

Солнечный свет с трудом проникал сквозь немытое стекло, высвечивая на деревянном полу узорчатые грязные пятна и столб пыли в воздухе. Будь у нее побольше времени, она позлила бы Шермана Мак-коркла: подошла к окнам и распахнула бы настежь. Впрочем, президент наверняка бы тут же закрыл окна, строгим голосом прочитав лекцию о безопасности банка, а она потеряла бы место в очереди.

Наконец между ней и кассой никого не осталось. Заторопившись, она споткнулась, ударилась лбом о стекло окошка, а с ноги соскочила туфелька. Она торопливо сунула ногу обратно и почувствовала, что кожаный язычок попал между пальцев. За спиной кассира открылась дверь, в нее просунулась голова Шермана Маккоркла, услышавшего шум. Он мрачно оглядел публику. Слабо улыбнувшись ему, она сосредоточила внимание на Франклине.

– Шнурок развязался, – пробормотала она.

Он с сочувствием посмотрел на девушку:

—Вы готовы к отъезду?

– Да, почти, – прошептала она тихо, чтобы шустрый Малком, который всем телом подался в ее сторону, желая уловить каждое слово, ничего не услышал. Она знала, что ему не терпится выяснить подробности.

– Я буду скучать без вас, – выпалил Франклин. От смущения его щеки и шея пошли пятнами, робость Франклина была очень милой чертой его натуры. Высокий и очень худой мужчина с трудом проглотил слюну, и его большое адамово яблоко дернулось. Он лет на двадцать был старше ее, но всякий раз, оказавшись рядом, вел себя как юноша.

– Я тоже буду скучать, Франклин.

– Хотите закрыть счет прямо сейчас?

Она кивнула и просунула бумаги в маленькое приоткрытое оконце.

– Надеюсь, все в порядке?

Он занялся бумагами, проверяя подписи и числа, потом открыл ящичек с деньгами и принялся считать купюры.

– Четыреста два доллара – очень большая сумма, чтобы держать при себе, – предупредил он.

– Да, знаю, – согласилась она. – Я буду осторожна, не волнуйтесь.

Она сняла перчатки, пока он складывал бумаги, а когда получила через окошко деньги, втиснула их в матерчатый кошелек и плотно затянула шнурок.

Посмотрев искоса на коллегу, Франклин наклонился и прижался лбом к стеклу:

– Теперь я не увижу вас в церкви, мы с мамой больше не будем сидеть у вас за спиной. Мне не хочется, чтобы вы уезжали. В конце концов вы бы с мамой подружились. Я уверен.

Она порывисто протянула руку в окошко и стиснула руку Франклина.

– Я недолго прожила в этом городке, но вы стали мне настоящим другом, Франклин. Я никогда не забуду ваше прекрасное отношение ко мне.

– Вы напишете мне?

– Конечно.

– Посылайте письма на банк, чтобы они не попали к маме.

Она улыбнулась:

– Да, я так и сделаю.

Осторожный кашель, раздавшийся за спиной, напомнил, что они задерживают очередь. Она взяла перчатки, кошелек и огляделась, подыскивая место, где можно встать и завязать шнурок. Увидела пустой стол в углу зала, за низкими дверями, отделявшими посетителей от служащих банка. Обычно там сидел Лемонт Морганстафф, но, как и Эммелин Маккоркл, он только недавно оправился от болезни и сегодня остался дома.

Она, хромая, прошла через зал к обшарпанному, поцарапанному столу. Франклин рассказывал, что Маккоркл купил эту мебель подержанной, поэтому она такая облезлая. Из-за своей жадности он не заметил ни чернильных пятен, ни растрескавшейся крышки, о которую легко занозить руку, стоит лишь зазеваться.

Разумеется, Маккорклу грешно так относиться к служащим. Он платил им гроши. Бедняга Франклин жил чрезвычайно скромно, он с трудом мог купить матери лекарства.

Хорошо бы сейчас войти в сверкающий, новый кабинет Маккоркла со столом красного дерева, отполированным до зеркального блеска, и с такими же шкафчиками для папок и заявить ему честно и прямо, какой он скряга, пристыдить за жалкие условия, в которых вынуждены работать его сотрудники. Она бы так и поступила, если бы не опасалась навредить Франклину. Наверняка Маккоркл подумал бы, что Франклин подговорил ее, ведь он знал про их дружбу. Нет, бна не осмелилась упрекнуть банкира, а лишь посмотрела на него с неприкрытым отвращением.

Но она зря старалась: взгляд Маккоркла был устремлен в другую сторону. Тогда она демонстративно отвернулась от него. Положив свои вещи на стул, она села, изящно расправила нижние юбки, чтобы они ей не мешали, поправила язычок туфли, сунула ногу и быстро завязала шнурок. Вставая, она наступила на подол юбки и шлепнулась на пол. Кошелек и перчатки упали, стул на колесиках откатился к стене, потом, оттолкнувшись от нее, вернулся и ударил девушку в плечо. Смущенная собственной неуклюжестью, она посмотрела поверх крышки стола, желая узнать, наблюдал ли кто-нибудь за столь ужасной сценой.

Возле кассовых окошек оставались три клиента, и все, как один, смотрели на нее, раскрыв рот. Франклин закончил укладывать ее бумаги в папку и потянулся к шкафчику, собираясь поставить туда документы, когда она упала. Он бросился к ней, но девушка с улыбкой замахала рукой, чтобы он не волновался. Она уже хотела сказать Франклину, что с ней все в порядке, как входная дверь вдруг со стуком распахнулась.

Часы пробили три. Семеро мужчин ворвались в зал и рассеялись по углам. Всем стало ясно, что они намеревались делать. Темные повязки скрывали нижнюю часть лица каждого налетчика, а шляпы, надвинутые на лоб, прикрывали глаза. Бандиты выхватили оружие. Налетчик, вошедший последним, закрыл дверь на засов.

Все застыли, кроме Шермана Маккоркла. Он поднялся из кресла и принялся звать на помощь. Онемевшие губы не слушались, а из горла вырвался сдавленный крик. Визгливое сопрано Франклина, внезапно прорезавшее звенящую тишину, заставило всех вздрогнуть.

Как и остальные, она боялась пошевельнуться. Ее охватила паника, тело онемело. Она отчаянно пыталась взять себя в руки. «Не паниковать. Не паниковать… Они не могут нас перестрелять – не посмеют… Ведь от стрельбы шум… Они просто хотят денег… И если никто не станет сопротивляться, они нас не тронут…»

Увы, дикое биение сердца не подчинялось голосу разума. Они могут отнять ее четыреста долларов, что совершенно невозможно. Она не позволит им забрать их, не позволит. Но как ей остановить их? Онa вынула деньги из кошелька и стала судорожно искать место, куда бы их перепрятать.

«Думай… Думай…»

Она покосилась на Франклина. Тот, почувствовав ее взгляд, слегка склонил голову. Она догадалась, что бандиты ее не видят, и, поколебавшись несколько секунд, не спуская глаз с бледного лица Франклина, юркнула под стол. Быстро расстегнув блузку, засунула деньги в корсет и прижала руки к груди.

О Боже… Один из налетчиков подошел к столу. Она слышала его шаги – все ближе, ближе… Нижние юбки! Они распластались на полу, словно белый флаг, символ капитуляции. Она торопливо подтянула их и заткнула под колени. Сердце стучало, словно барабан, она боялась, что бандиты его слышат. Если они не заметят ее, может быть, ей удастся спасти деньги.

Сапоги из змеиной кожи, звякая шпорами, проследовали в нескольких дюймах от нее. Донесся запах перечной мяты. Как странно… Обычно так пахнет от детей, но никак не от бандитов. «Только бы они меня не увидели! Ну пожалуйста, Боже, сделай так, чтобы они меня не увидели!» Ей хотелось крепко зажмуриться и исчезнуть, стать невидимой. Она слышала, как кто-то опустил шторы, и солнечный свет померк. Ей вдруг показалось, что она задыхается, будто ее посадили в шкатулку и прихлопнули крышкой.

Налетчики находились в банке всего несколько секунд. Они скоро отсюда уйдут, твердила она себе. Им нужны только деньги. Больше ничего. Они, конечно, поторопятся убраться отсюда. Ну да, они должны… Каждая секунда грозит им поимкой.

А не заметят ли они ее сквозь щели в столе? Как страшно! В крышке зияла здоровенная, в полдюйма, щель, она тянулась точно посередине, поэтому девушка осторожно поменяла положение, убрала колени. Воздух был спертый, тяжелый. Она глубоко вздохнула и наклонилась так, чтобы можно было подглядывать.

На другом конце зала замерли три клиента с серыми лицами, прижавшись спиной к стойке. Один грабитель шагнул вперед. В черном костюме, белой рубашке, он походил на президента банка. Если бы не маска на лице и оружие в руках, ни дать ни взять – обычный бизнесмен.

Он держался вежливо, говорил спокойно.

– Джентльмены, вам нечего бояться. – Его голос источал радушие южанина. – Если вы будете следовать моим указаниям, все обойдется. Случайно от одного из наших друзей мы узнали, что правительство переправило в банк большой депозит для солдат. Мы подумали, что могли бы сами распорядиться деньгами. Я, конечно, понимаю, вы чувствуете себя не совсем удобно, и мне очень жаль. Мистер Белл, вывесьте, пожалуйста, за окно табличку «Закрыто».

Приказание быстро исполнили.

– Прекрасно, прекрасно! – похвалил главарь банды. – Ну теперь я прошу вас положить руки за голову и выйти сюда, чтобы мне не пришлось беспокоиться из-за какой-нибудь глупости с вашей стороны. Не робейте, мистер президент. Выходите из кабинета и присоединяйтесь к друзьям и соседям. Она услышала шарканье ног, скрипнула дверь.

– Вот и хорошо. Так и надо, – пропел главарь, когда несчастные выполнили его приказание. – Вы все прекрасно сделали. Но у меня еще одна просьба. Не будете ли вы так любезны встать на колени? Нет-нет, руки пускай останутся за головой. Вы же не хотите, чтобы я разволновался? Правда? Мистер Белл предлагал мне положить вас всех на пол и связать. Зачем же пачкать хорошую одежду? Просто сдвиньтесь в маленький тесный кружок. Замечательно!

– Сейф открыт, сэр! – крикнул кто-то.

– Ну так займись им, сынок.

Главарь повернулся к столу, и девушка ясно увидела его глаза. Они были карие, с золотистыми прожилками, как на куске мрамора. Глаза холодные и бесчувственные. Мужчина по имени Белл закашлялся, и главарь перевел взгляд на сообщника.

– Итак, пора поторопиться и наполнить мешки. Мой друг сегодня плохо себя чувствует, – сказал он, обращаясь к пленникам.

– Наверное, у него грипп? – угодливым тоном предположил Малком.

– Боюсь, что так, – закивал главарь. – Очень, очень жаль, он любит свою работу. А сегодня, видите, не в форме. Ему не до забав. Не правда ли, мистер Белл?

– Да, сэр, – ответил тот.

– Ну вы как, уже заканчиваете, мистер Робертсон?

– Все взяли, сэр.

– Не забудьте про наличные в ящике, – напомнил он.

– Уже оприходовали, сэр.

– Ну вот мы и завершили свои дела. Мистер Джонсон, убедитесь, пожалуйста, что от задней двери не стоит ждать никаких неприятностей.

– Я уже проследил, сэр.

– Ну что ж, тогда заканчиваем.

Она услышала дробный стук каблуков через зал, ей показалось, что включился телеграфный аппарат. Один бандит захихикал.

Главарь отвернулся, сейчас девушка отчетливо видела всю банду. Грабители встали позади пленников, сдернули с лиц повязки и засунули их в карманы. Главарь шагнул вперед, убрал оружие, снял маску и аккуратно опустил в нагрудный карман. Он оказался довольно близко к ней, и она разглядела длинные пальцы и тщательно ухоженные ногти.

Почему они открыли лица? Неужели не понимают, что Франклин и другие непременно дадут описание бандитов властям? «Боже! Нет! Нет!»

– Задняя дверь открыта, мистер Джонсон?

– Да, сэр.

– Ну что ж, тогда, я думаю, пора уходить. Сегодня чья очередь? – спросил он.

– Мистер Белл давно простаивает, после той маленькой девчонки. Помните, сэр?

– Помню. Ну так как сегодня, мистер Белл?

– Да, конечно.

– Ну что ж, начали; – разрешил главарь.

Бандит вскинул оружие и взвел курок.

– Что вы хотите сделать? – закричал президент.

– А теперь умолкни. Я предупреждал, мы никого не обидим. Разве нет?

Голос его звучал невероятно спокойно. Маккоркл закивал, бандит по имени Белл выстрелил. Голова президента разлетелась на кусочки.

Главарь выстрелил в мужчину, стоявшего перед ним, и отскочил назад, когда из раны фонтаном захлестала кровь.

Франклин закричал:

– Но вы же обещали…

Главарь резко повернулся к нему и выстрелил несчастному в затылок. Шея Франклина передернулась.

– Ну так я наврал.

Глава 2

Такой церемонии еще не было. Герой дня – Коул Клейборн проспал и ее, и все, что происходило после. Сейчас, когда гости разошлись, ощущение от странного сна стало улетучиваться, хотя он до сих пор не мог понять, происходит все это во сне или наяву. Глаза никак не открывались, не хватало сил поднять веки, раскалывалась голова. Но он чувствовал, как медленно возвращается в реальность, и первый звук, который услышал и распознал, был звон стекла. Это чокались гости. А потом он услышал громкий смех.

Что-то говорили ему или о нем, он разобрал свое имя, но никак не мог сосредоточиться и понять, о чем речь. Казалось, голову оккупировала банда лилипутов. Они расселись у него между глазами и остренькими молоточками тюкали по черепу.

Может, это с похмелья? Да нет, он никогда не напивался за пределами Роуз-Хилла. Впрочем, и дома тоже. Он вообще редко прикладывался к рюмке, выпивая лишь кружку холодного пива в жару. Коул терпеть не мог похмелья. Алкоголь, считал он, притупляет чувства и замедляет реакцию, а если учесть, что половина здешнего люда мечтала прославиться, всадив в него пулю, он не мог позволить себе пить что-то менее банальное, чем вода.

Похоже, кое-кто прекрасно проводит время, подумал Коул, снова услышав приступ хохота. Он попытался повернуться на шум, но боль, словно выстрел, обожгла шею, и во рту стало горько, как если бы туда выплеснулась желчь. О Господи, до чего же ему плохо!..

– Джози, парень приходит в себя. Вернись-ка лучше в дом, прежде чем он начнет ворчать и шипеть. Зачем тебе это наблюдать?

Том Нортон посмотрел на свою жену, и Джози Нортон поспешно удалилась, прежде чем Коул Клейборн успел сфокусировать на ней взгляд. Ему потребовалось не меньше минуты, чтобы понять, где он. Стиснув зубы, Коул попытался сесть на узкой кровати и спустить ноги на пол. Его пальцы впились в матрас, а голова упала на грудь.

Коул изучающе посмотрел на шерифа – пожилого человека с грубым лицом и обветренной кожей, с небольшим животиком и меланхолическим взглядом гончей.

– А почему я в тюрьме? – резким шепотом спросил Коул.

Шериф привалился к косяку двери и улыбнулся:

– А потому, что ты, сынок, нарушил общественный порядок.

– Что?!

– Не кричи. Я вижу, как тебе больно. Ты схлопотал хороший удар по голове. Не думай, что если развопишься, то полегчает. Помнишь, что случилось?

Коул покачал головой и немедленно пожалел об этом. Казалось, от боли сейчас лопнут глаза.

– Я, кажется, заболел.

– Да, ты подцепил грипп, четыре дня лежал в горячке. Моя Джози вытащила тебя с того света. Но уже второй день, как тебе стало лучше.

– А когда я нарушил общественный порядок?

– Когда переходил улицу, – весело сказал шериф. – Да, с моей точки зрения, это серьезный проступок. Ты решил уехать, хотя я изо всех сил уговаривал тебя дождаться назначения в Мидлтоне. Я дал слово одному очень важному человеку, что задержу тебя тут, сынок. А ты никак не хотел мне помочь.

– Поэтому ты стукнул меня по голове.

– Ага, – признался он. – А что мне оставалось делать? Подумаешь, тюкнул тебя чуток рукояткой пистолета по затылку. Ничего серьезного с тобой не стряслось, иначе не сидел бы тут и не ворчал на меня. Вообще-то я сделал доброе дело.

Веселый голос шерифа действовал Коулу на нервы.

Как это понимать? – хмуро спросил он.

– Тебя за углом поджидала парочка метких стрелков – собирались разобраться с тобой. Твоя болезнь была в самом разгаре. Знаю, ты не согласишься со мной, но я бы без колебаний поставил недельное жалованье на то, что ты был не в форме и не справился бы с ними. Грипп тебя здорово подкосил, сынок, только сейчас ты немного приходишь в себя. Так что вот, сэр, я сделал вам одолжение.

– Да-а, кое-что припоминаю.

– Ну ладно, дело прошлое. Сейчас тут, в тюрьме, происходит чудесная церемония. Даже странно, как в твою камеру смогло набиться столько народу. Судья ничего не имел против, и все вышло превосходно. Плохо лишь одно: ты проспал весь свой праздник. Тебя чествовали, а ты продрых. Моя жена испекла для тебя пирог. Вон кусок на столе, – шериф кивнул в противоположную сторону камеры, – съешь его поскорее, пока мыши не опередили.

С каждой секундой Коул расстраивался все сильнее. Шериф говорил, а Коул мало что понимал.

– Ответь-ка на мои вопросы, – потребовал он. – Ты сказал, что какой-то важный тип хотел задержать меня тут? Кто?

– Маршал Дэниел Райан. [1]1
  Начальник полиции в некоторых небольших городах США


[Закрыть]. Он должен появиться здесь с минуты на минуту и выпустить тебя.

– Райан? Этот ворюга…

– Ну-ка помолчи. Незачем сотрясать воздух глупостями. Он мне рассказал, что ты настроен против него и почему. Он говорил про компас в золотом футляре, который он для тебя сохранил. В голове Коула прояснялось.

– Моя мать везла мне в подарок компас. А Райан по дороге стащил и не собирался его возвращать. Я отниму у него эту вещь.

– Я думаю, ты сильно ошибаешься. – Нортон покачал головой.

Спорить бесполезно, понял Коул и решил придержать гнев до встречи с виновником… Дэниелом Райаном. Он никак не мог дождаться, когда тот наконец попадется ему в руки.

– Ты собираешься выпустить меня отсюда и вернуть оружие?

– Хотел бы, да…

– Ну?

– Не могу, – признался шериф. – Ключи у Райана. А мне надо забрать кое-какие бумаги и отнести судье. Ты пока посиди спокойно и съешь пирог. Я быстро. – Шериф повернулся, собираясь уходить. – Еще одно, – протянул он. – Поздравляю. Я уверен, что буду тобой гордиться. Поздравляю, сынок.

Погоди! – крикнул ему вслед Коул. – С чем ты меня поздравляешь?

Нортон, не ответив, важно прошествовал в кабинет. Через минуту Коул услышал стук входной двери. Ничего не понимая, он покачал головой. О чем это старик говорил? Что он имел в виду?

Коул оглядел пустую камеру с серыми стенами, серыми решетками и серым полом. В углу увидел треногу с тазом в серую крапинку и кувшин с водой, а рядом с ним кусок пирога, испеченного женой шерифа. Единственным украшением камеры был черный паук, передвигавшийся по каменной стене. Еще один свисал в сплетенной сети в зарешеченном окне высоко под потолком. Коул был ростом почти шесть футов, но чтобы выглянуть в окно, ему пришлось бы встать на стул. А такового в камере не оказалось, и ему оставалось довольствоваться кусочком неба, такого же серого, как и все в его временном пристанище.

Впрочем, цвет вполне соответствовал настроению Коула. Ситуация складывалась не в его пользу. Он не мог застрелить Нортона, ведь жена шерифа выходила его. Кроме того, шериф, может, и на самом деле спас ему жизнь, ударив по голове, прежде чем напали бандиты. Коул вспомнил, как грипп истощил его силы. Он мог умереть в перестрелке, точно. Но черт побери, зачем Нортон так сильно стукнул? Голова просто раскалывалась!

Он потянулся потереть ушибленное место, и вдруг правая рука стукнулась обо что-то холодное и металлическое. Он опустил глаза вниз и застыл: золотая вещица болталась на цепочке, которую скорее всего Райан прицепил к карману кожаного жилета.

Наконец-то сукин сын вернул ему подарок! Он положил компас на ладонь и с умилением принялся рассматривать, потом открыл. Компас сделан из меди, не из золота, но все равно он прекрасен. Циферблат белый, буквы красные, а стрелки черные. Коул вынул его из футляра и, улыбаясь, наблюдал за стрелкой. Подергавшись, она наконец замерла, указывая на север.

Мама Роуз обрадуется, что наконец-то ее подарок у сына. Она купила компас больше года назад. Красивая, ценная, замечательная вещь! Ни вмятины, ни царапины Коул нигде не заметил. С неудовольствием он подумал, что Райан явно заботился о компасе. Ему, правда, все еще хотелось пристрелить мерзавца за то, что тот так долго держал компас у себя, но Коул понимал: если ему не надоело жить на этом свете, то не стоит связываться. Убивать кого-то вроде маршала Райана – дело дурное, народ не поймет. Коул решил просто как следует двинуть ему в нос.

Он осторожно засунул компас в карман жилета, потом обратил внимание на кувшин и решил сполоснуть лицо. Взгляд его замер на куске пирога рядом с кувшином. Почему же они ели праздничный пирог в камере? Ответа он не знал.

Коул встал, разминая застывшие мускулы. Он стал снимать жилет, как вдруг что-то острое кольнуло его. Коул навзничь повалился на кровать, уставившись на свое левое плечо. Неужели?

Это, должно быть, шутка. Дурацкая шутка. Однако в памяти всплыли слова шерифа Нортона. Назначение пришло… Да, именно это он сказал… Значит, они праздновали… Коул вспомнил: это он – человек, которого они чествовали!

– Сукин сын! – заорал он, глядя на серебряную звезду на жилете.

Итак, теперь он федеральный уполномоченный. Маршал Коул Клейборн.