Текст книги "Любовь в награду"

Глава 2

– Ну хорошо. А теперь, Джек, покажи мне Большую Медведицу.

Они лежали в темноте на ее кровати, глядя в окно. Ночь была ясной, и небо усыпали звезды. Элайза одной рукой обнимала сына, а его маленькая твердая голова вжалась в ее подмышку. Джек барабанил пяточками по матрасу и издавал какие-то неясные звуки.

Он никогда полностью не успокаивался. Сыну было уже шесть лет, но Элайза замечала, что его руки и ноги в постоянном движении, что он может танцевать, прыгать, создавать, разрушать, раздражать и никогда не бывает по-настоящему спокойным, за исключением того времени, когда спит. Во сне его конечности расслаблялись, а румянец на щеках исчезал, что заставляло ее всякий раз изумляться.

С тех пор как Джек появился на свет, жизнь Элайзы стала одновременно изысканно-прекрасной и пугающей. И так, возможно, будет всегда. Сын был даром, который стоил почти всего остального.

– Она пря-мо… та-ам, мама! – Он указал пальчиком на окно спальни.

– О, очень хорошо! Но… что я говорила тебе об этих звуках? Пожалуй, мы могли бы спеть песенку, если тебе хочется пошуметь. Только тихонько!

– Песенку о Колине Эверси?

– Боже мой, где только ты… Точно не эту песенку.

– Я услышал ее от Лайама, – кротко ответил Джек на ее недоговоренный вопрос.

Ну конечно! Юный Лайам Плам работал в пабе и помогал в доме священника. Лайаму было позволено звонить в церковный колокол, а это наполняло Джека благоговением и завистью. Лайам с радостью выполнял любую случайную работу в деревне. Быстрый и умный, он был ненамного старше Джека. От жизни в лондонских трущобах его спасли капитан Чейз Эверси и его жена Розалинда, а полученное им на улице образование было, дипломатично выражаясь, разнообразным.

Джек стал вместе с Лайамом брать уроки у викария в его доме, и ему тоже позволяли помогать там с уборкой.

– Да он же такой известный, этот Колин, – заявил Джек матери надменным, уверенным тоном. – Однажды я видел его, он ехал верхом. Крупный малый.

Похоже, слово «малый» Джек тоже слышал от Лайама. Надо ей тактично потолковать с викарием, ведь у того такие утонченные манеры и изысканная речь.

Колин Эверси действительно был известен как самый отчаянный парень, который избежал виселицы и исчез прямо на глазах у толпы, состоявшей из тысячи, не меньше, человек. О нем сложили роскошную балладу. Баллада стала такой популярной, что веселые пьянчужки, студенты университетов и, похоже, все те, кто любит петь во время работы, все еще горланили ее в пабах и на улицах. К ней то и дело добавляли новые строфы весьма фривольного содержания.

– Ты совершенно прав. Я помню, когда мы видели Колина Эверси на коне. Представителей семейства Эверси можно встретить повсюду в Суссексе, как и Редмондов. Они очень важные люди в Пеннироял-Грин, так что всякий раз, когда ты их увидишь, ты должен быть очень вежлив с ними и относиться к ним с уважением. Если ты еще раз натолкнешься на Колина, поклонись и обращайся к нему как к мистеру Эверси. И уж, конечно, не называй его «малый». И не пой ему эту песенку.

– Мистер Эверси, – послушно повторил Джек.

– Отлично! Так и подобает джентльмену.

Элайза почувствовала, что Джек буквально засиял от удовольствия, что его похвалили, он даже немного изогнулся.

– Ну а теперь, раз уж мы заговорили о больших людях, я хочу сказать тебе кое-что очень важное, Джек. Мы переезжаем отсюда в большой красивый дом – он тут совсем рядом. Там я буду заботиться о… большом человеке.

Джек молча выслушал ее.

– Так мы навсегда оставим мисс Эндикотт и эту комнату? – Он спросил это с любопытством, а не с печалью. И потому ее голос не дрогнул, когда она подтвердила:

– Да, нам пора уезжать.

Элайза произнесла эти слова с нарочитой веселостью, чтобы все было похоже на игру.

Джек перестал барабанить ногами по кровати.

– А почему, мама?

– Потому что этот джентльмен знает, что мы лучше всех будем заботиться о доме и о нем. Я стану получать хорошее жалованье. У нас будут чудесные комнаты, а у тебя – собственная спальня. Там нам будет лучше и очень весело.

Джек задумчиво выслушал мать.

– Все равно было лучше, когда здесь жила Харибда.

Они обитали в крохотной комнатке под самой крышей. Учительница, которая занимала ее до них, вышла замуж за маркиза – подумать только! – и забрала с собой мягкую и веселую кошку Харибду.

– А мы сможем оттуда смотреть на звезды?

– Думаю, да. Там мы сможем смотреть на звезды из наших окон, а весной даже выходить ночью на улицу и любоваться звездами.

Если только ей удастся так долго удержаться на месте экономки.

Господи! Она сделает все для этого.

– Он большой? Он Великан? У него есть курица, которая несет золотые яйца?

Как это типично для Джека – говорить с надеждой, а не с тревогой о возможности встретить великана. Элайза подозревала, что отвагу такого рода он унаследовал от нее, учитывая, что его отец едва ли был образцом храбрости. Хотя она никогда не считала себя особенно смелой, пока у нее не появился сын.

И теперь Джек был ее отвагой.

– Курица несла бы золотые яйца, если бы она у него была, но ее у него нет. – Элайза в ответах сыну старалась подобрать слова наиболее точные, построить фразу длиннее и лучше, потому что Джек умен и принимает новые слова так же, как некоторые люди принимают щенков и котят. – Хозяин нашего нового дома большой и богатый. Но, конечно, не такой большой и богатый, как сказочный Великан на бобовом стебле. Зато он принц.

Теперь в темной комнате этот титул показался ей совершенно абсурдным. Никогда, даже в самых нелепых предположениях, она не представляла себе, что будет работать на принца.

Хотя она также никогда не могла представить себе и того, что случится с Эдвардом Блейлоком. Или с Джеком.

Джек выслушал ее невозмутимо. Он же ребенок, а по его мнению, случиться может все что угодно. В саду вполне мог появиться единорог, и он не стал бы суетиться из-за этого. Но попросил бы дать ему для единорога морковку.

– А если он сейчас принц, то потом станет королем?

«Должен бы стать, с таким-то эго», – подумала Элайза. Возможно, в том-то и беда, что власть, возросшая в нем за многие поколения, теперь не имеет применения и направлена лишь на прислугу.

Затруднительное положение – мысленно Элайза стала отдавать предпочтение этому слову, которое нравилось ей больше, чем слово «обстоятельства», – превратило ее в настоящего философа, хотя по природе своей она всегда была прагматиком. Например, считается, что человек не получит награды за все хорошее, что сделал, пока не покинет земной юдоли. Но если вы совершите единственный, пусть и героический, проступок, вас, похоже, ждет полная мук жизнь. Конечно, ее жизнь представляла собой назидательную историю для всех непокорных юных леди в академии мисс Эндикотт. Не следовало ли ей хотя бы по этой причине оставаться там учительницей?

Элайза пробовала приводить свои логические доводы мисс Эндикотт, которая привыкла к скачкам ее рассуждений и обычно получала от них удовольствие. Увы, ни одно из них не помогло ей на этот раз. Слишком много раз Элайза оставалась Элайзой: говорила то, чего не следовало и кому не следовало, и этот неподходящий человек оказывался изощренно, отвратительно мстительным. И для мисс Эндикотт не имело ни малейшего значения, что она была права.

Элайза – прагматик до мозга костей – это понимала. В любом случае ее увольнение было делом времени. Правда, мисс Эндикотт обратилась за поддержкой к одному из представителей семейства Редмондов, который был перед ней в долгу, – она изо всех сил старалась скрыть, к кому именно из Редмондов она обратилась, – и ей удалось договориться о собеседовании на место экономки для Элайзы. И теперь это место экономки в доме угрюмого принца могло спасти Элайзу от нужды и от жизни, которую она боялась даже представить себе.

Потому что она не могла больше вернуться домой к родителям…

Если она будет осторожной, лорд Ла Вей даже не увидит Джека. Жилье для прислуги и остальная часть дома были двумя параллельными мирами. Некоторые младшие слуги всю жизнь проживали в больших особняках и ни разу не встречали хозяев.

– Он не из таких принцев, Джек. Не из тех, которые становятся королями. Но он очень важный человек, и он выбрал нас, а это большая честь, – объяснила Элайза. – Он знает, что мы сделаем все возможное, чтобы как можно лучше заботиться о его доме и о нем самом.

– А он хороший?

Она скривила рот.

Впрочем, здесь, в темноте, рядом с человеком, которого она любит больше всех на свете, получив обещание крыши над головой хотя бы пока на две недели, Элайза могла быть снисходительной. Правда, теперь она спрашивала себя, не наклонил ли он голову для того, чтобы позволить ей залиться краской и изящно потерпеть неудачу без свидетелей. Впрочем, такое милосердие казалось весьма странным под его, как ни крути, безжалостным взглядом.

– Он учтив и хорошо воспитан, – ответила Элайза. – Если ты будешь очень вежливым, то, возможно, у тебя тоже будет большой дом, когда ты вырастешь.

«Никогда не лишне воспользоваться случаем и сказать ребенку что-то нравоучительное», – подумала она.

– Так это же здорово! – воскликнул Джек, что было равносильно его благословению. – А там мы можем снова читать «Историю матушки Туоддл и чудесных дел ее сына Джека» Бенджамина Табарта?

Речь шла о сказке о Джеке на бобовом стебле. Она назвала сына Джоном, но они оба предпочитали имя Джек именно из-за этой сказки.

Наклонившись над сыном, Элайза зажгла свет и открыла книгу.

– Пусть это будет песенкой, мама, – попросил Джек.

– Что ж, хорошо. Дай-ка мне минутку подумать…

Крепко прижав к себе сына, Элайза запела:

 
Когда Джек пошел на ярмарку с коровой
И вернулся домой с бобами вместо нее,
Его мать закричала: «О, Джек,
Ну почему же у тебя не все дома?»
Но Джек посадил бобы и однажды обнаружил
Стебель, тянущийся прямо в небеса.
Он взобрался на него и…
Он… взобрался на него и…
 

Черт, она загнала себя в угол словом «небеса», но ничего страшного не произошло, потому что Джек уснул, даже не успев прочитать молитву на ночь.

Она помолится за них двоих.

Элайза встала, чтобы еще раз посмотреть в окно. Она не заскучает по этому виду, когда будет смотреть на безлесые холмы, потому что, стоит ей вытянуть шею, как она увидит окружающие их деревья. Элайза вспомнила охватившее ее восхитительное удивление солнцу и легкому ветерку, ласкавшему открытые участки ее тела, которые никогда не видели солнечные лучи и мужские глаза. Глаза Эдуарда, так похожие на глаза Джека. Какой же простой и искренней была ее радость, когда он двигался над нею! Какой же неблагоразумный поступок она совершила!..

Элайза считала, что в переносном смысле это было сродни тому, чтобы продать свои волшебные бобы. Однако взамен она получила Джека.

И теперь им нужно всего лишь одолеть Великана.

Как и было приказано, Элайза прибыла в дом лорда ла Вея ранним утром следующего дня. Она смотрела на лестницу для прислуги, крепко держа Джека за руку.

Какая ирония в том, что им надо неизменно подниматься наверх, под самую крышу особняка, в то время как ее социальный статус неуклонно движется в противоположном направлении.

Неожиданно от реальности «обстоятельств» у Элайзы началось головокружение, кровь резко прилила к голове. Она вдруг поняла, почему у человека может возникнуть желание запустить во что-нибудь вазу. Сейчас она хотела сделать именно это.

Маленькая ручка в ее руке была причиной всех ее поступков.

– Ура! Мы будем спать на самом верху. Джек, оттуда лучше всего видно звезды! – проговорила Элайза. – Я обгоню тебя!..

Джек, к своему восторгу, выиграл, и они вместе осмотрели свое новое жилище.

Комната была довольно просторной, во всяком случае, по сравнению с их бывшей комнатой в академии мисс Эндикотт, и была бы довольно уютной, если бы там не оказалось холодно, как в могиле. Очаг был мертвым, темным и грязным, тяжелые портьеры – раздвинуты, открывая взору главного виновника холода – большое окно в старой раме, сквозь которую в комнату со свистом пробирался студеный воздух. Если Элайза задержится в Пеннироял-Грин дольше, чем на две недели, весной сквозь это окно в комнату будет проникать много солнечного света. Видавший виды толстый ковер был тому свидетелем. Когда-то ковер явно был приятного темно-зеленого цвета, но сейчас превратился лишь в выцветшее напоминание об этом.

Элайза посмотрела в окно на залитые дождем луга, на пологие склоны холмов, усеянные дубовыми и березовыми рощицами. Отсюда можно видеть всю дорогу, ведущую к дому викария. Что ж, у этого вида свое очарование.

Когда Элайза с силой потянула портьеры, чтобы задвинуть их, в воздух поднялось облако пыли и она закашлялась.

Элайзе было известно, что небольшой штат прислуги получал от владельца дома уменьшенное жалованье, когда у дома не было арендатора. Когда особняк был сдан в наем, арендатор – лорд Ла Вей – стал платить слугам полное жалованье. Он жил здесь уже больше месяца. Вот только, черт возьми, интересно, что все это время делали слуги?

Элайза намеревалась доставить себе радость, выясняя это.

Хорошо было бы получить полный список дел, которые надо завершить, и иметь рядом людей, которым можно было отдавать прика… то есть, которых можно было бы организовывать. Она не из тех, кто предпочитает неопределенность. А раз уж ее будущее определено хотя бы на две недели, она может позволить себе быть веселой. Элайза намеревалась быть лучшей из всех когда-либо живших экономок!

Она повернулась от окна и увидела огромную связку ключей, лежавших на письменном столе. Весьма рискованно было оставлять их тут, учитывая, что ключи отрывают доступ в кладовки, шкафы с фарфором, серебром и бельем, да и вообще со всеми ценными вещами, находящимися в доме. Ключи – символ ее нового статуса. Элайза слега сдвинула связку – ключи звякнули приятно, но зловеще.

Элайза опустилась на кровать, и та многообещающе закачалась. В комнате стоял небольшой письменный стол с лампой и маленькой скромной вазочкой, невзрачный деревянный стул. Немного глянца и проветривания, букетик цветов в эту крохотную вазу, несколько рисунков Джека, развешенных по стенам, и здесь можно будет почувствовать себя как дома.

Вскочив с кровати, Элайза заглянула в крохотную комнатенку, примыкающую к ее комнате.

Джек стоял на своей кровати, слегка согнув ноги в коленях, чтобы удержать равновесие. Увидев мать, он замер.

– Было бы очень стыдно сломать кровать, едва приехав в дом, а затем заставить тебя спать в гамаке на улице. Может, тебе не стоит прыгать по кровати?

Мальчик усмехнулся:

– Хорошо, мамочка! А я действительно мог бы спать в гамаке?

– В гамаках спят только матросы, – ответила Элайза. – У тебя же есть удобная кровать. Представь, что спишь на облаке в небе, потому что я уверена, что тебе будет казаться именно это.

Джек обдумал ее слова.

– А я мог бы спать в амбаре? На стоге соломы, которую я там видел?

– Мог бы, если бы был козой, но, как это для тебя ни печально, ты родился мальчиком, – ответила Элайза.

Джек рассмеялся:

– Ты такая смешная, мама!

– Да, смешная, – согласилась она. – Мы разожжем огонь, Джек, потому что здесь, в облаках, немного холодно. В один прекрасный день, который наступит совсем скоро, ты сможешь помогать горничной разжигать камин. Каждый мальчик должен уметь разводить огонь.

– Ура! – закричал Джек. Он упал на попку и игриво покачался из стороны в сторону, но потом послушно замер, увидев, что мать предупреждающе приподняла брови.

– Ну, мой дорогой сын, что скажешь? Тебе нравится твоя комната?

Его комната была почти такая же, как и ее, только меньше, и тут, к счастью, не было сильного сквозняка.

– Она великолепна, – высокопарным тоном произнес Джек. Это было его новое любимое слово. Все вокруг него было «великолепно». Джек считал, что выглядит очень взрослым, когда произносит это слово. – А когда я увижу Великана?

– Великан находится в своей части дома, а мы останемся в своей. Ты будешь очень занят уроками, продолжишь помогать викарию, а он, быть может, даже позволит тебе позвонить в колокол, так что тебе будет не до Великана. И мы не должны его беспокоить. Пообещай мне это, Джек!

– О! Хорошо, мамочка! Это потому, что он может нас съесть? Я могу очень быстро бегать. Быстрее, чем Лайам.

Похоже, его ничуть не тревожила возможность быть съеденным Великаном. Сестра жены викария говорила Элайзе, что в жизни маленьких мальчиков нередко бывает период, когда они считают себя абсолютно непобедимыми.

– У Великана много еды, так что ему ни к чему есть людей. – «Во всяком случае, в прямом смысле», – подумала Элайза. – Но все равно лучше держаться от Великана подальше, чтобы он мог заниматься своими важными делами.

Какими бы ни были его дела. Элайза вспомнила о том смятом, а затем разглаженном письме, которое видела на письменном столе лорда ла Вея, о целой стопке корреспонденции, о разбитой вазе.

Джек соскочил с кровати и подбежал к окну.

– Отсюда видна церковь! И корова! И кто-то верхом на лошади, и экипаж, и…

– А еще ты видишь Мегги и Лайама Плама, которые идут за тобой, чтобы вы вместе пошли на уроки в дом викария. Можешь разглядеть вдали две маленькие точки?

– Ура!

Джек быстро сбежал вниз по лестнице, а Элайза последовала за ним более сдержанным шагом.

Их обоих сегодня ждут уроки.

Глава 3

В кухне Элайза увидела группу людей, сидевших вокруг большого стола, в руках каждого были карты. Из ртов двух женщин торчали сигары. Над столом клубился дым.

Из судомойни тянуло вонью немытой посуды. Легкий налет пыли и жира покрывал, похоже, все поверхности – кухню явно не чистили песком и не подметали довольно продолжительное время. Это было ужасно и в то же время великолепно, потому что ничто так не нравилось Элайзе, как возможность что-то улучшить.

Элайза тряхнула внушительной связкой ключей – те сердито зазвенели.

Никто из играющих не шелохнулся. Потом один из слуг с маху шлепнул карту на стол – остальные что-то забормотали. Все были поглощены игрой. Кто-то уронил пенсовые монетки.

Элайза сердито закашляла. Все разом повернулись и недоуменно посмотрели на нее.

– Мушка на пять карт, да? – задорным тоном спросила она.

Играющие уставились на нее с отвисшими от удивления ртами и пустыми глазами, так как явно не знали, что сказать в ответ на ее вопрос, несмотря на то, что играли они, конечно же, в мушку на пять карт.

– Вам-то че? – наконец медленно произнесла одна из женщин, не вынимая изо рта сигары, подскакивающей на губах, когда она говорила. У нее было широкое апатичное лицо и такой большой лоб, что на него можно было бы проецировать силуэты, а ее саму можно было бы впрячь в плуг. На Элайзу эта женщина произвела удручающее впечатление. Она решила, что это прачка, потому что с виду та могла бы самого дьявола выколотить из белья, а Элайза подозревала, что им всем это вскоре понадобится.

– Добрый день, – поздоровалась она. – Я – новая экономка, миссис Фонтейн. Вот мне «че».

Пять пар бровей одновременно взлетели вверх. Крупная женщина прищурилась.

Что бы только Элайза ни отдала, чтобы узнать, о чем они сейчас думают!

Большая женщина вынула сигару изо рта и принялась лениво помахивать ею.

– Ну что ж, здрасьте, миссис Фонтейн. Вам надо закинуть в кассу шиллинг, если захотите играть с нами. – Она медленно улыбнулась. У нее был тяжелый, оценивающий взгляд.

– Прошу прощения?… – язвительным тоном спросила Элайза.

– Его светлость не задержится тута дольше нескольких месяцев. И нам, слугам, надо держаться вместе. Идите сюда, садитесь, миссис Фонтейн. Китти, чайник! – Женщина отодвинула ногой стул, а та, кого она назвала Китти, подтолкнула к ним чайник и сосуд, весьма смахивающий на флягу с виски. – Это будет самая простая работа, какая у вас когда-либо была, – продолжила женщина.

Слова «нам, слугам» все еще эхом отдавались в голове Элайзы.

«Я – одна из них». Она смотрела на грязные чепцы и фартуки, на рукава, закрученные до загрубевших локтей, на бледные, нездоровые лица – результат жизни, проведенной за тяжелой работой в помещении.

Шею Элайзы обдало жаром, и она взмолилась, чтобы краска не поднялась выше, на ее лицо. Ей казалось, что ее приперли к стене словами «нам, слугам». «Начинай, если собираешься продолжить», – всегда говорил ее отец.

«А сейчас ничто не имеет значения, кроме Джека», – напомнила себе Элайза.

– Да, мы должны держаться вместе, – твердо заявила она. – А теперь встаньте, пожалуйста. Все! Сейчас же!

Сама королева не могла бы говорить таким бескомпромиссным тоном, да еще с такой уверенностью, что ее послушают.

– Прошу прощения, миссис Фонтейн. Что нам сделать? – В голосе «прачки» звучала издевка.

– Встать и поклониться, приветствуя меня, а я в ответ сделаю реверанс. Во всяком случае, я обращаюсь к тем, кто хочет сохранить работу здесь, – проговорила Элайза приветливым тоном, но голос ее был полон стали. – Когда будете кланяться, называйте свое имя и должность, чтобы я могла познакомиться с вами.

Взгляды заметались от одного игрока к другому, как бильярдные шары, и наконец устремились на большую женщину, которая, вероятно, была предводительницей бездельников. Это признание она, должно быть, получила, выиграв состязание в армрестлинге.

– Быть может, позднее, миссис Фонтейн. – Женщина передразнила приветливый тон Элайзы, но умудрилась придать зловещее звучание и ему. – Мы просто хотели немного передохнуть, как видите.

– Передохнуть после чего? Скажите мне, ради Бога, – спросила Элайза еще более сладким голосом.

Противницы хотели обойти одна другую в фальшивом добродушии.

– Мы утомились, проигрывая Рамзи пенни за пенни. Я себе все нервы этим истрепала, вот что.

Судя по тому, куда устремились взгляды всех сидящих за столом, Рамзи был человек, перед которым лежали столбики монет.

Раздался громкий смех, который перешел в покашливание, когда Элайза наградила их ледяным взглядом и демонстративно промолчала.

– Да будет вам, миссис Фонтейн! Мы тут служим с тех пор, как построен дом. Мы тут старожилы, как мебель.

Старожилы, дьявол их забери! Да они не слуги, а паразиты!

– Ага, значит, если вы тут в качестве мебели, означает ли это, что вас не чистили по крайней мере несколько недель? – весело поинтересовалась Элайза. – Вот вы и стали такими же унылыми, как неосвещенные коридоры в особняке, покрылись жиром, как очаг здесь, в кухне.

Теперь уже несколько пар решительно недружелюбных глаз не мигая смотрели на нее с явной враждебностью.

Элайза спокойно и уверенно смотрела на них. Их было больше, но она не на шутку рассердилась и замерла, как притаившаяся кошка. Она умела пугать – точно так же, как это делает кошка. И никто доподлинно не знает, на что способно это животное.

– Хе-хе, – издала неуверенный звук одна из горничных. Звук напоминал не то смех, не то ворчание.

Понятно, что они не могли понять, откуда взялась ее уверенность, в этом все и дело, ведь, к примеру, кошки могут запугать даже более крупных, буйных животных. Под подушечками на их лапках скрываются на удивление острые когти.

С одной стороны, хорошая битва – это именно то, что нужно Элайзе, и будь она проклята, если позволит кому-то помешать ей сохранить крышу над головой Джека и над своей собственной головой.

С другой стороны, ее сердце неистово колотилось о грудную клетку. Если все будет продолжаться в том же духе, ему долго не выдержать. Оно не билось так яростно с тех пор, когда она и Эдуард… Впрочем, сейчас не время вспоминать об этом.

Элайза лихорадочно обдумывала ситуацию. Лорд Ла Вей прав в одном: опытных и верных слуг меньше, чем зубов у курицы. Однако ей также было известно, что прислуге уже не до иерархии. Возможно, здешние слуги распустились и забыли о естественном ходе вещей, потому что, во-первых, игнорировали свои обязанности, а во-вторых, над ними не было никакого начальства. Точно так же старые столбы забора начинают крениться в ту или иную сторону.

Элайза выразительно потрясла связкой ключей.

– Итак. Мы, слуги, заслуживаем уважения друг от друга, не правда ли? А уважение выражается в поклоне и реверансе. Так, может, начнем?

Элайза взглянула на горничную, которая только что неуверенно засмеялась. Ее бледное лицо с огромными глазами было обрамлено чепцом с обвисшими оборками. Казалось, ей не терпится показать свое одобрение словам Элайзы. Она встала и присела в реверансе.

– Меня зовут Китти, мэм, Китти О’Киф. Я – горничная. Прислуживаю за столом. Рада познакомиться с вами.

Элайза спокойно кивнула и сделала реверанс в ответ.

Мужчина, который, похоже, выиграл все деньги, неуклюже встал. Он был высок и долговяз, с бледно-серыми глазами и с носом, напоминающим нос корабля, что придавало ему некоторое достоинство, которого он, кажется, не заслуживал.

– Рамзи, Уильям Рамзи, лакей. – Он поклонился.

«Хм! Неплохой поклон, между прочим. Не исключено, что когда-то он был отличным лакеем».

– Мэри Тамуорт, – представилась еще одна женщина. Из-под ее чепца выбивались пряди светлых волос, она была высокой и угловатой, с длинными руками и костлявыми запястьями.

«Такими руками удобно тянуться к канделябрам и обрезать фитили у свечей», – подумала Элайза.

– Джеймс Питт, лакей. – Он поднялся с места и оказалось, что он такой же высокий, как и Рамзи. В целом обладатель спокойного лица и живых темных глаз выглядел очень даже неплохо.

– Отлично! – воскликнула Элайза, словно все они были ее ученицами – восьмилетними девочками, которых можно облагородить с помощью дисциплины, поощрений и беспрерывного потока дел, отвлекающих от всего остального.

Кажется, похвала озадачила слуг больше всего остального. Создавалось впечатление, что Мэри Тамуорт испытывает к ней жалость, будто Элайза была медлительным ребенком, который еще не выучил правил игры, из-за чего над ним все смеются.

Элайза повернулась к крупной женщине, которую приняла за прачку.

Это угрожало превратиться в игру в гляделки, пока та не пробормотала ироничным тоном поверх сигары:

– Долли Фармер.

Это было произнесено скорее как название какой-то знаменитой битвы, в которую, начала подозревать Элайза, их знакомство может перерасти.

А потом Долли Фармер стала подниматься со своего стула. Она поднималась и поднималась. И в высоту оказалась почти такой же, как в ширину. Ее руки по толщине не уступали буханкам хлеба, а грудь вздымалась, как горный кряж.

Долли Фармер смотрела на Элайзу сверху вниз тяжелым, изумленным взглядом.

– Я – прачка и кухарка, миссис Фонтейн. – Представившись, она сделала едва заметный, насмешливый реверанс.

– А еще – выбивальщица ковров, миссис Фармер, – добавила Элайза. – В ближайшее время нам придется немало поработать. Начнем сегодня же.

– Вы так думаете, миссис Фонтейн? – В голосе Долли слышалось некоторое удивление.

– Да, я уверена.

Элайза смотрела на Долли Фармер пристальным взглядом, пока та не начала двигаться.

– Вот что, – заговорила Элайза. – Возможно, вас не обучили должным образом заботиться о джентльмене такого высокого положения, как лорд Ла Вей, но мы немедленно займемся этим. Дом долго стоял пустым?

– Как же он может быть пустым, если мы находимся тут? – усмехнулась Долли.

Несколько человек захихикали.

– Я имею в виду, долго ли дом был без арендатора – такого, как лорд Ла Вей? – спокойно уточнила Элайза. – Все вы находитесь здесь с его позволения, а теперь – с моего.

Эти слова утихомирили слуг.

Неожиданно звонок для слуг яростно затрезвонил.

Элайза вздрогнула и резко повернулась. Ей показалось, что она услышала за спиной новый взрыв смеха.

Но нет – все замерли.

– Его светлость вызывает вас, миссис Фонтейн, – прошептала Китти О’Киф. – Это ваш звонок. – И она почему-то перекрестилась.

«Господи, я совершенно не хочу попадаться ему на глаза! Нет, стоп. Может, он и принц, но брюки надевает точно так же, как и любой другой мужчина: по одной штанине за раз. Я познакомилась с ним и успела разглядеть, что ни из одной его штанины не торчит остроконечный хвост. К тому же человек не может носить ботфорты, если вместо ступней у него раздвоенные копыта».

Правда, Элайза не видела заднюю часть брюк принца, зато переднюю часть разглядывала достаточно долго, чтобы понять, что его чресла занимают в них немало места.

Неудобно, что сейчас ее мысли заняты такими вещами.

Долли Фармер смотрела на Элайзу с таким видом, словно хорошо знала, о чем она думает. Глаза великанши мерцали.

– Вечно он переходит на свое лягушачье кваканье, когда сердится, а сердится он всегда. И не моргает, когда говорит. Он кричит. Спрашивал у миссис Гордон, не глупа ли она, с такой же легкостью, с какой говорил бы о погоде.

– Он оскорбляет нас. Задевает наши чувства. – Это сказала Мэри Тамуорт.

«А еще он бросается предметами», – едва не добавила вслух Элайза. Это была бы мрачная шутка, особенно если представить себе взгляд принца.

– Я бы тоже была недовольна, если бы свечи в холлах не были подрезаны и заменены, в каминах не горел огонь, а весь мой дом был грязным. Думаю, мы должны выполнять пожелания лорда ла Вея независимо от того, как он предпочитает их выражать. Его желания – для нас закон, люди добрые.

Звонок снова яростно затрезвонил.

Нервы Элайзы неистово откликнулись на этот перезвон. Она откашлялась:

– Ну ладно, хорошо. Когда я вернусь…

– Если вернетесь, – пробормотал кто-то.

– Надеюсь, в судомойне будет так чисто – или будет становиться так чисто, – что нам захочется сесть там на пол. Я поделюсь с вами рецептом мыла…

– Обычно для чистки мы используем песок или что-то вроде. – Долли Фармер скрестила руки как ремни нагрудного патронташа.

Элайза наградила ее таким уничтожающим взглядом, что та наконец-то заморгала.

– Стало быть, мыть и чистить вы умеете. – Элайза всплеснула руками в деланом восторге.

Долли прищурилась и, закинув голову назад, опустила глаза на Элайзу, оценивая ее.

– Я поделюсь с вами рецептом мыла, – повторила Элайза с таким видом, будто ее и не перебивали. – Отныне мы будем пользоваться мылом, потому что нам не надо носить воду из колодца. Но для начала подойдет и песок, так что им и воспользуйтесь для мытья кухни и судомойни, поскольку мыла у нас в достаточном количестве еще нет. Судя по вашем виду, вы из тех людей, которые гордятся хорошо выполненной работой, поэтому я уверена, что мне не придется просить вас дважды.

Это была откровенная ложь, а также некоторый риск, но Китти чуть вытянулась, слегка улыбнулась и вздернула подбородок. Именно на это и рассчитывала Элайза. Все, что ей было нужно, – это одно податливое звено в цепочке, чтобы внушить остальным свое представление о порядке. Этому она научилась, еще преподавая в школе девочкам.

– Да, миссис Фонтейн, – сказала Китти. Она снова присела в реверансе, что было уже ни к чему.

– А пока Долли и Китти наводят порядок в судомойне, я хочу, чтобы свечи в холлах и коридорах подрезали, сгоревшие – заменили, зажгли канделябры в главном холле. Там сейчас темно как в могиле, и если мы не хотим казаться экстравагантными, гостям должно быть приятно в этом доме, не говоря уже обо всех нас. Этим займетесь вы, Мэри. Джеймс и Рамзи, разведите огонь в каминах главных комнат и в моей комнате. Если нужно, почистите очаги. Я проверю вашу работу, когда вернусь. Уверена: вы меня не разочаруете.