Текст книги "Всего лишь 13. Подлинная история Лон"

Глава 2
Бангкок, мой новый дом

Мой приезд

В 13 лет мне была знакома работа по дому и фермерство. У меня не было ни малейшего предположения, что я буду делать в Бангкоке, и я была очень и очень напугана. Я не знала, что ждет меня впереди; единственное, что я решила – это то, что я никогда не позволю себе жить в крайней нищете.

Хотя я была молодой, я не собиралась позволить невежеству и предрассудкам матери сломить меня. В глубине души я была уверена, что у меня большой потенциал. Я знала, что могу жить лучшей жизнью, чем крестьяне в моей деревне. Моя мама заботилась только о том, чтобы дать брату любую возможность для продвижения, пока мы с сестрами были заняты домом, животными и землей. Тяжелая физическая работа, оскорбления были достаточными причинами, чтобы сбежать в последний раз. Я не собиралась быть всю жизнь оскорбленной и лишенной всего девочкой в Убоне. Я родилась не для того, чтобы быть фермершей, не для того, чтобы меня избивали и унижали. А самое главное, я родилась не для того, чтобы быть бедной.

Я купила самый дешевый билет за 95 бат на автобус с кондиционером на десятичасовую поездку. Это была стоимость трехдневной работы в Бангкоке – за одно только место в автобусе с кондиционером. Мне очень редко доводилось бывать в кондиционируемом помещении; это случалось иногда, когда я прогуливалась по большим магазинам, даже не имея денег купить там что-нибудь. У меня было всегда мало денег. И каждый бат был для меня золотым.

Моя мама дала мне 300 бат и попросила никогда не возвращаться. Каждый осуждал меня за смерть отца. У меня не было желания возвращаться в тот ужасный мир, из которого я сбегала уже несколько раз. Я понимала, что была достойна тех денег, которые она мне дала и даже большего, ведь я начала работать еще до школы. Я даже не могла припомнить и дня без работы. Я уже давно определилась, что не буду жить остаток жизни в Убоне. Никто не мог говорить о будущем в Убоне. А самое главное у меня его не было в Убоне.

Я приехала в Бангкок вечером. У меня было всего 205 бат. Я не могла потратить эти деньги даже на самую дешевую комнату. Первую ночь я провела на автобусной остановке; я вспоминаю, что единственными моими друзьями тогда были жужжащие комары. Я поела выброшенную еду и попила воды из бутылки, оставленной в мусорном ведре. Мне некуда было идти, и я ничего не знала. Я тогда была слишком мала, чтобы оказаться один на один с огромным, оживленным, переполненным и многонациональным Бангкоком – как я позже узнала, самой большой секс-столицей в мире. На долгое время этот город стал моим домом.

До приезда в Бангкок, я никогда не видела лифта и никогда не ездила на эскалаторе. Торговые центры и офисные здания казались мне самыми высокими в мире. Улицы были переполнены машинами, грузовиками, маленькими красными маршрутками и красивыми голубыми кондиционируемыми автобусами – эти транспортные средства двигались вплотную и везде создавали хаос. Серый и черный смог загрязнял воздух, а оглушающий шум тысяч сирен давил на барабанные перепонки. Мотоциклы перекрывали движение на любом перекрестке, а пешеходы пытались отважно и быстро маневрировать среди всего этого движения транспортных средств. Никто из водителей не обращал внимания на огни светофора. Казалось, что тайцы едут каждый по своей дороге со своими правилами, не обращая внимания на безопасность, тогда как фаранги были более осторожны.

Я никогда раньше не видела такого большого скопления людей в одном месте, также как я не видела столько много людей из разных стран. Там были африканки в разноцветных, красочных, национальных костюмах по лодыжку с соответствующими прическами, индианки в сексуальных, шелковых сари с клиновидными кальсонами, с обнаженными загорелыми талиями, сикхи в традиционных белых тюрбанах, арабы в тугих белых длинных рубашках с воротниками, застегивающимися до конца на пуговицы, американцы и европейцы в повседневных джинсовых шортах и футболках. И была я в моей деревенской рубашке и мешковатых кальсонах, выглядевших так, как будто я приехала из дикого тайского леса; на самом деле это почти так и было.

Бонтах в возрасте 13 лет

Я никогда не видела столько много людей, передвигающихся так быстро через переполненные торговые ряды, как и не слышала такого количества разных языков. Здесь не было ничего общего со спокойной, но напряженной фермерской жизнью в отдаленной деревне. Ничто в деревне не могло подготовить меня к новой незнакомой жизни. Я видела Бангкок только по телевизору, а когда мы жили с родителями, мы видели только окраины. Сейчас это была уже не телевизионная передача, это была настоящая жизнь. Я была слишком молодой, чтобы понять значимость этого момента. Я стояла на пороге моей новой жизни в самом центре этого суматошного экзотического города. В этот момент мои чувства мог понять только такой же житель из простой, маленькой и нищей деревни третьего мира, тот, кто только что вошел в самое сердце современной столицы. Я была встревоженной, возбужденной, уставшей и голодной, но больше всего я была напугана.

У меня было совсем мало денег, не было ни друзей, ни семьи; мне было негде жить. Чтобы выжить, я начала побираться. Мне было только 13 лет. Я сразу поняла, что у туристов намного больше денег, чем у обычных рабочих. На улице я встретила женщину, которая искала няню для малыша полицейского высокого ранга. Кроме того, ему принадлежал бар в Патпонге, самом большом злачном квартале Бангкока. Когда я была свободна от работы в его доме, я подрабатывала уборкой в баре. Он настоял на том, чтобы я выбрала между работой няней и работой в баре. Я выбрала работу уборщицей в баре, так как там я получала больше денег. Я должна была в Бангкоке заработать достаточно денег, чтобы добиться прощения у своей семьи за смерть отца. Недолго я была Бонтах. На смену ей пришла Лон. Я должна была найти способ возместить ущерб Бонтах у ее семьи из-за потери отца. Только после этого она и я могли вернуться домой.

Кокату клуб

Я начала работать на полное время уборщицей в Кокату клубе – гоугоу баре, который очень часто посещали фаранги. Он всегда был полон девушек из Исаана и говорящих на моем диалекте. Я мыла и убирала после секс-туристов. Я зарабатывала 1500 бат в месяц, плюс чаевые 1000 бат за 28 рабочих дней каждый месяц. Это было намного больше, чем я когда-либо зарабатывала в Убоне. Я могла каждый месяц посылать 1000 бат моей семье. Это была одна из причин моего приезда в Бангкок.

Тайцы, как и другие азиаты больше думали о семье, нежели о себе самих. Привязанность – это одна из наших индивидуальных черт. Мы даже не члены одной семьи, мы – части единого целого. Только в семье мы можем быть личностями. Все вместе мы – личности, и только внутри семьи мы можем выжить.

В общем, я зарабатывала около 2500 бат в месяц, плюс чаевые; действительно хороший старт, но моя семья была безнадежно бедна. Мой отец умер, и у меня было две сестры, которых я должна была содержать. Я очень хотела, чтобы у них была возможность посещать школу. Я хотела, чтоб у них была жизнь лучше, чем у меня. Я должна была больше зарабатывать.

В Кокату клубе

14 лет

Другой персонал Патпонга

Патпонг в Бангкоке – самый известный злачный квартал во всем мире. Его трудно точно описать непосвященным. Есть два длинных блока: «Патпонг 1» – двухсотметровой длины и «Патпонг 2» – стометровой длины. Каждый из них окаймлен с двух сторон открытыми барами, гоугоу стрипбарами, дискотеками и секс-клубами. В этих двух блоках секс-торговли около 3000 молодых девушек жаждут встретить мужчину на час, вечер, а некоторые питают надежду – на всю жизнь. «По статистике, одна девушка из Патпонга каждую неделю выходит замуж за иностранца»

Гоугоу клубы и бары – разные по размеру; они могут нанять от десяти до ста девушек. В каждом гоугоу кроме танцовщиц, есть другой персонал. Здесь я начала новую жизнь. Мы были уборщиками, барменами, официантами и администраторами. Официально мы не спали с мужчинами. Мы жили на 1500 бат в месяц плюс 1000 бат чаевыми со столов. Мы не были частью «Азиатского экономического чуда». Неофициально, после того, как закрывались бары, некоторые девушки неосознанно вступали на тропу саморазрушения, не важно какими способами – всеми.

Для некоторых из нас день начинался в два часа дня и заканчивался в полночь. Другие приходили в 7 вечера и уходили в 3 ночи. Мы приходили на работу и начинали уборку номеров от предшествующей ночной деятельности. Мы проводили час или два, намывая полы от пролитого пива, оставшегося после предыдущей ночи. Потом мы убирали постели от посетителей на «короткое время» и мыли ванные комнаты. После этого мы шли в бар и убирали тысячи бутылок из-под пива, кусочки ананасов и лимонов, мыли посуду и упражнялись в другой черной и неприятной работе. Посетители пили, проливали пиво и блевали везде. Моя работа была убирать за ними. В мыслях я была готова убирать пыль и грязь, но это была совершенно отвратительная работа, от которой меня просто часто тошнило. Танцовщицы зарабатывали много денег, иногда в двадцать раз больше меня и им не приходилось убирать за всеми. Немного времени прошло, прежде чем я поняла, что моей работой золотых гор не заработаешь. Мне хотелось зарабатывать не хуже танцовщиц, и я была готова на что угодно, лишь бы зарабатывать хорошие деньги.

Я была обычным подростком из простой деревни. И я не могла поверить своим глазам: привлекательные и сексуальные девушки в бикини или без, обольстительно-танцующие на сцене и ведущие себя так, как я никогда не видела раньше, даже по телевизору. Никто в Убоне так не одевался или раздевался, как здесь. Никто в Убоне не носил купальников. Взамен мы надевали укороченные джинсы и майки на речку. Никто в Убоне так плавно не крутился на шесте и так медленно не гладил свое обнаженное тело. Я не могла понять, как эти девушки снимают свои одеяния перед толпой самцов-мужчин и настолько вызывающе танцуют. Я была шокирована. Я не могла поверить, что девушки из моей деревни, из моей провинции, мои «сестры» из Исаана могли так себя вести. Обнимая свои красивые и смуглые тела, приятно возбуждая клиентов, снимая с себя одежду, они зарабатывали много денег. Гоугоу девушки работали по 7 часов каждый день, и у них был один выходной каждую неделю. Они танцевали 15–20 минут каждый час, а остаток времени проводили, уговаривая клиентов воспользоваться их услугами на ночь. Кому не удавалось поймать на удочку клиента, после закрытия бара шли в Термы.

Около 30 000 тайских девушек в Бангкоке, Паттайе, Пхукете, Самуи и Чиангмае занято в туристическом бизнесе; десятки тысяч на Филиппинах, Индонезии и Камбодже; есть те, кому «посчастливилось» увидеть иностранцев среди местных жителей. Около 400 000 проституток в публичных домах Таиланда и больше миллиона в других юго-восточных странах спят с местными за карманные деньги или за долги в семье. Их родители могут получать от 500 до 5000 бат в обмен на то, что их дочери работают проститутками несколько месяцев или дольше; иногда всю оставшуюся короткую и трагическую жизнь. Мне очень повезло, что этого со мной не произошло.

Термы

Термы похожи на неопрятные бары из американских фильмов. Это нетипичные бары, которые вы можете увидеть в США или в Европе. Это совершенно другие заведения. Одно из отличий – очень низкие потолки. Примерно 8 футов в высоту. С моим ростом в 4 фута и 7 дюймов, это совершенно не проблема, но низкие потолки очень сильно задерживают дым, поэтому дышать тут было труднее, чем в гоугоу клубе, где я работала. Туристы и тайские барные девушки курят много. От этого дыма тошнит и чувствуешь себя неприятно. В Убоне девушки не курили, а здесь все девушки Исаана курили. Термы были забиты привлекательными, молодыми, сексуальными женщинами, в основном, из Исаана – женщинами, пришедших сюда по одной причине – встретить самцов-туристов.

Термы можно описать как «внеурочный» бар. Входное помещение открыто с полудня до полуночи. Когда он закрывается, бар считается занятым. Позднее в два часа ночи, когда гоугоу бары закрываются, многие танцовщицы приходят сюда на «свидание» с туристом или эмигрантом на ночь. Это поле деятельности освоили мои подруги. Они все работали танцовщицами в гоугоу клубе с 7 вечера до 2 ночи, и если турист не «брал» их, то они приходили в Термы на поиски.

В первую ночь здесь, я видела, как мои подруги ловили взгляды мужчин, обольстительно им улыбались, медленно двигались им навстречу, прикасались к ним, скрещивали ноги, чтобы обнажить свои красивые бедра и пытались соблазнить потенциального клиента. Я видела, как каждый день девушки проходили через эту соблазняющую рутину в гоугоу, где я работала. В отличие от гоугоу, в Термы я приходила повеселиться и привлечь мужское внимание. Но я не шла по пути моих «сестер» из Исаана. Я не ждала конца рабочего дня, чтобы пойти в Термы.

Почему красивые и молодые девушки хотели пойти в такое место как Термы? Причина проста: это было следствие их азиатской нищеты; там они были не одни. Их поведение было прямым результатом обесценивания роли женщины в Таиланде и юго-восточной Азии. Даже теперь в 21 веке, «6 девочек-детей бросают каждый день в Бангкоке». В моем случае, семейная нищета и моя нужда вновь заслужить любовь семьи были достаточной мотивацией.

Кто интересуется 14-летней девушкой ростом в 4 фута и 7 дюймов, весом 75 фунтов.

Мой первый клиент: продажа моей девственности

После месяца работы уборщицей в гоугоу, один мужчина пришел в бар поисках молодой девственницы. «Молодая нетронутая девочка» – была его целью, а предложенных за это денег было больше, чем я могла себе представить. Я знала, что он был не единственным мужчиной, приехавшим в Таиланд в поисках детской любви. Я знала, что это было нередким случаем для секс-туристов желать кого-то типа меня. Мама-сан спросила, заинтересована ли я. Случайная сексуальная встреча могла принести мне 30 000 бат, намного больше денег, чем я себе когда-либо представляла. Из этого мама-сан получит 6000 бат. Я не думала дважды, прежде чем принять его предложение. Она организовала продажу моей девственности. Мне было только 14 лет. Его звали Ханс, он сказал, что он – швейцарец, и ему 35 лет, хотя на фото, которое он мне дал, казалось, что ему было за 50.

Через 30 минут после переговоров по поводу цены с мама-сан он получил мое согласие. Ханс вернулся в гоугоу с наличными. Я почти не говорила по-английски и не участвовала в своей продаже. Мой единственный ответ был «кха», что в переводе с тайского значит «да». Он заплатил мама-сан деньги за мою невинность. Я никогда в жизни не видела столько денег. Скоро эти деньги будут принадлежать моей семье.

Мое сердце прыгало одновременно от радости, что я смогу заработать столько денег и от страха, что мне придется за это сделать. Я никогда даже не держала мальчика за руку, так как это было непозволительно в тайской деревне. На самом деле мальчика и девочку иногда женили, даже если они просто невинно смотрели друг на друга. Сейчас в 14 лет я собиралась заниматься сексом с мужчиной, которого я никогда до этого не видела. Он был где-то 6 футов ростом, на фут с половиной выше меня. Я была в ужасе от того, что мне предстоит сделать за эти деньги.

Мы вышли из гоугоу в Патпонге, поймали такси и отправились в отель на Сои 26, Сукхумвит Роад. Когда водитель такси увидел взрослого фаранга с крошечной 14-летней девочкой, он больше не оглядывался. Он точно знал, почему мы вместе и что мы собираемся делать. Мы выглядели странной парой: этот высокий светлолицый европеец и хрупкая смуглая маленькая девочка. Ханс очень медленно разговаривал со мной по-английски и иногда использовал несколько тайских слов, которые он смог узнать за короткое время в отеле. Я продолжала улыбаться, не обращая внимания на страх, который я чувствовала каждой частичкой своего тела. Он никогда не узнает, что было в моем сердце. Тайцы всегда натянуто улыбаются, никогда не показывая злость и скрывая свою боль. «Джаи Йен» или «Сохраняй самообладание», что первоклассно я и делала.

Мы приехали к дверям отеля, он быстро заплатил водителю такси и подтолкнул меня вперед. Он страшно спешил. Пока он ходил к ресепшену и брал ключи, я уселась в вестибюле. Служащий ресепшена посмотрел сначала на меня, потом на него, затем опять на меня и не сказал ни слова. Очень молоденькая девочка, почти ребенок, с огромным мужчиной – казалось, что для него это не было необычным. Я прошла рядом с ним к лифту и поднялась в его комнату. Я впервые была в таком красивом отеле.

Через несколько минут мы наконец добрались до его номера. Мое сердце начало колотиться. Реальность начала обволакивать меня. Только теперь я по-настоящему начинала понимать, что со мной происходит. Я хотела повернуться и бежать обратно, но 30 000 бат я хотела больше. Мы зашли в его комнату и подошли к кровати. Я села на стул, подальше от кровати. Он сделал движение рукой, чтобы я приняла душ. Я не ответила. Тогда он пошел в душ. Я села на стул в ожидании того, что должно со мной произойти. Я надеялась, что он навсегда останется в душе, но я знала, что, в конце концов, он снова появится.

Я все время думала о пути назад. У меня было достаточно времени, чтобы убежать и вернуться обратно в гоугоу бар. Я очень хотела эти 30 000 бат, но я не думала, что мама-сан отдаст мне их, если я вернусь так рано. Я даже думала вернуться в Убон неудачницей, девушкой неспособной помочь своей семье и послать матери денег. Так много мыслей пронеслось в моей голове, что я чуть не упала в обморок. Ханс появился из ванной, одетым в одно полотенце. Я перестала думать о побеге; теперь меня заботило то, что я должна делать дальше, чтобы сделка состоялась.

Он подошел ко мне, совершенно не представляя, насколько сильно билось мое сердце, и показал на душ. Я пошла в ванную комнату и принимала самый долгий душ на свете. Я зачерпывала теплую воду из бочонка чашкой. Я хотела поиграть с водой, но не могла, так как у меня были совершенно другие мысли.

Через 20 минут Ханс постучал в дверь. Я открыла ему. Я плохо понимала по-английски, но была уверена, что он сказал мне выйти. На тайском языке я попросила его подождать, так как была не готова. Вскоре я покинула безопасную ванную комнату и зашла в спальню. Я была полностью одета.

Он что-то сказал про полотенце, но я не собиралась одеваться, как он. Он говорил по-английски и, как мне казалось, не был заинтересован, понимаю ли я его. Я только улыбалась ему и не сводила глаз с него. Затем он сделал движение, чтобы я разделась.

Я очень нервничала и начала тяжело дышать, он подошел ко мне, взял меня за руку и провел к кровати. Он начал снимать с меня рубашку. Я чувствовала себя униженной, сидя напротив фаранга без юбки. Стыдясь, я прикрывала наготу руками. Ему казалось все это забавным. Я не могла понять, почему он выбрал именно меня и заплатил столько денег, когда в баре были другие девушки намного привлекательнее и развитее в сексуальном плане.

Теперь движением руки он попросил снять трусы. Я хотела убежать из комнаты и больше никогда не видеть фарангов. Очень осторожно он начал снимать трусы, мне было слишком страшно двигаться. После этого я предпочла больше никогда не вспоминать о том, что было дальше.

После того, как он все сделал, на кровати была кровь моя кровь. Это было мое посвящение в мир проституции – детской проституции. Это был мир, в котором я провела мое отрочество (подростковый возраст). Я встала на кровать и посмотрела вниз на всю эту кровь. Я посмотрела на свое голое тело в зеркале на стене и бедра, по которым стекала кровь. Я спрыгнула с кровати, подошла к зеркалу и ударила по нему кулаком; разбила его и разбила то ужасное отражение, которое смотрело на меня отражение моего настоящего и будущего. Я была безутешной. Я побежала в ванную и упала.

Мы вернулись в гоугоу и я подсчитала свои деньги. Все это заработала я. Теперь моя семья будет ценить меня. Я заплатила за смерть отца. Мама обрадуется, когда получит эти деньги. Она даже представить себе не могла, что я могу столько заработать в Бангкоке. Теперь она сможет высоко держать голову в деревне. Она сможет показать деньги своим друзьям и соседям. Теперь мама могла гордиться этой ужасной маленькой девочкой, над которой все надсмехались и обзывали по-всякому. Но эта маленькая девочка никогда не сможет сама гордиться собой. Пока моя мама будет хвалиться тем, что она сможет теперь приобрести, я никогда не смогу стать той же. Потеря уважения и достоинства дочери никогда не интересовали ее. Каждый последующий день с новыми событиями, изменяющими мою жизнь, на рассвете или на закате, я боролась с тошнотворным чувством, которое навсегда поселилось в моей голове, печалило мое сердце и овладевало моим разумом. В начале у меня даже и мысли не было, что следующие семь лет будут такими же.

Обязанности тайских женщин

Мы должны были выполнять главную обязанность в семье – быть главой и добытчиком для наших бедных деревенских семей. Я рано начала выполнять эту обязанность и намного лучше, чем многие. Что важнее, так это то, что мы – единственные несем ответственность за финансовую поддержку наших родителей, когда они становятся старыми. Мы должны следовать строгим правилам относительно нашего поведения, принимая на себя большую часть семейных и домашних обязанностей, лишаясь в результате своей собственной независимости. Деревенская беднота и ограниченные образовательные и экономические возможности оставляют мало выбора для старших дочерей для финансирования их семей помимо секс-индустрии. Мы не только должны заботиться о наших родителях, мы должны, таким образом, выразить свою благодарность. Коммерческая секс-индустрия, будь то связи с иностранцами или тайцами, стала необратимой данностью для многих девушек из Исаана.

Меньше, чем за час я заработала больше, чем я могла заработать за 12 месяцев протиранием полов и вытряхиванием пепельниц, продолжая жить в бедности. Некоторые клиенты говорили мне, что люди в Таиланде – бедные из-за их лени. В возрасте, когда они играли в бейсбол, ходили на футбольные матчи или видели эротические сны с их любимыми чирлидерами[2]2
  Чирлидер – участник или участница танцевальной спортивной группы поддержки – прим. пер.


[Закрыть], я спала с посетителями гоугоу, чтобы обеспечивать свою семью.

Женщины – заложники во времена нужды

Тайская поговорка

По возвращению в гоугоу, мои коллеги поздравили меня и сказали, что секс с туристами не является чем-то невиданным в их среде. Там было много четырнадцатилетних девушек, продающих свою девственность туристам. Другие отдавались местным за семейные долги или за плату по процентам. Каждый в баре чувствовал, что деньги, которые я заработала час назад – стоят того, чтобы это отпраздновать. Коллеги занимались этим годами, покупали хорошее жилье и копили заработанное от туристов. Работа в гоугоу помогала их семьям приобретать новые дома в деревнях или делать ремонт в старых. На эти деньги покупались мотоциклы для братьев, изготовленные на заказ шелковые одежды для родителей и много еды и напитков для вечеринок, на которых они никогда не присутствовали. Также коллеги покупали украшения и одежду себе. Для таких девушек как мы, больше вариантов не существовало. Мои друзья говорили, что все так и должно быть и ни о чем беспокоиться. Возможность заработать столько денег и так быстро была такой привлекательной. Они не могли отказаться, не могла отказаться и я.

Я была чересчур молода и очень напугана, когда начала спать с мужчинами. Мои друзья, которых я считала своей бангкокской семьей, очень помогали мне. Они переводили и устанавливали цену для меня на переговорах с мужчинами. Они даже представляли меня своим старым клиентам, которые любили девушек помоложе. Друзья заботились обо мне, так я была совсем юной. Кроме того, я поняла, что была далеко не первой четырнадцатилетней девушкой, продавшей свою девственность туристу.

В 14 лет я была очень маленькой; я и сейчас такая. Я была очень молодой, а выглядела еще моложе, чтобы работать в опен-эйр барах и гоугоу клубах барной девушкой или танцовщицей. Это осложняло мне поиск потенциальных секс-клиентов. Чтобы найти клиентов, я начала работать в барах при Термах, как свободная проститутка. Иногда я просто ждала дома звонка по телефону от мужчин, которых я когда-то уже встречала. Для большинства гоугоу танцовщиц, их работа – это предлог встретить мужчину. Они зарабатывают 3750 бат в месяц как танцовщицы и минимум 12500 бат, иногда намного больше, когда обслуживают клиентов бара. Чтобы заработать денег в торговле телом, мои друзья дали мне телефонные номера мужчин, которым особенно нравятся молодые девушки.

В течение 14-ого года жизни я выросла настолько, чтобы самой ходить в дискоклубы и знакомится там с мужчинами. Я стала «предпринимателем». Все деньги, которые я зарабатывала, принадлежали мне и только мне. Я не хотела терять деньги, выплачивая их посредникам. Единственным человеком, с которым я была готова делиться деньгами, была моя мама. Она тратила мой доход, чтобы заработать репутацию семье в нашей деревне. Конечно, я понимала, что это было только начало.

Три года в Бангкоке

Смирение – состояние быть униженной (состояние незнатной по происхождению девушки)

Именно так тайские девушки должны вести себя:

– не гордые, не высокомерные, не заносчивые, не настойчивые

– выражающие почтение или подчинение

– беспомощные, зависимые, испуганные

По своей природе мы покорный народ и у нас никогда нет эгоистичных мыслей. Мы почитаем богатых людей и то очарование, мощь и свет, которые являются неотъемлемой частью их богатства. Важно научиться не страдать, если это приводит к деньгам и к «созданию репутации» своей семьи.

В Америке девушки мечтают оказаться на сцене, чтобы выступать под аплодисменты зрителей. Многие из них хотят быть знаменитыми рок-певицами или выдающимися актрисами. Девушки из Исаана даже не мыслят так мечтать, их мечта – оказаться в бикини или без на сцене, вызывающе танцевать, ждать, пока кто-нибудь из мужчин не купит выпить, заплатит бар-файн и пригласит домой для секса. Девушки из разных стран имеют разные мечты. Конечно, в детстве это не было нашей мечтой, но потом это стало нашей действительностью. Речь идет о большинстве девушек, приехавших из Исаана.

Те, кто работает в гоугоу, барах, дискоклубах – это сестры, матери, дочери и иногда даже вдовы. Мои сестры в деревне были благодарны за каждый бат, который я им посылала, чтобы они могли ходить в школу, хорошо питаться и привлекательно одеваться. Единственной заботой моего брата было, чтобы я оставалась богатой и могла продолжать посылать деньги матери, от которых у него была прямая выгода. Со временем расходы на Саи стали меньше, но все равно они были значительнее, чем на Иинг.

Работа в ночную смену

14 лет

Девушки, с которыми я работала, приехали из трущоб, подобных моей. Они содержали своих матерей, отцов, сестер и братьев, детей и многих других членов семьи. В деревнях не было различия между ближними родственниками и дальними. Дальние родственники – это близкие родственники. Каждый «родственник» привязывался к семье «работающей девушки» и пользовался доходами от ее профессии. Количество дальних родственников увеличивалось по мере того, как в семью начинали поступать деньги. Обычно был кто-то помоложе в каждой семье, кто ценил усилия, прикладываемые для содержания целой семьи, тот, кто находился в «пределах слышимости». Мы также поддерживали членов семей, ставших инвалидами из-за недостатка медицинских средств или вакцин, необходимых в нашей общине и людей, попавших в автокатастрофы и производственные аварии. Все вакцины продаются региональным правительственным медицинским распорядителем, вместо того, чтобы свободно распространять среди людей общины.

Танцы в дискоклубах

Я приветствовала секс-туристов волнующим взглядом и неспешной, приятной улыбкой в одной из главных мировых секс-столиц, ярком городе-космополите Бангкоке. Мой опят был не сравним с опытом многих 14-летних девушек, живших в цивилизованном обществе, обществе, где бедность не была единственным путем в жизни. Пока девочки-подростки в Америке или Европе могли слушать и танцевать под ритмы последних рок-груп, ходить на вечеринки, где никто не спит, где каждый глотает куски пиццы с копченой колбасой и моцареллой, где хихикают, стянув с тарелки последний кусочек куриного крылышка; я гналась за толстыми, небритыми, грязными, старыми мужиками, от которых воняло потом, сигаретами и алкоголем, чтобы заработать достаточно средств для содержания моей матери и учебы моих сестер. Когда ама узнала, сколько я могу зарабатывать, ее просьбы о деньгах стали постоянными, как будто у меня была бездонная чаша. Я поняла, что моим долгом стало не только финансово компенсировать смерть отца, но и я взяла на себя ответственность содержать мою маму, сестер и всю семью. Пока другие подростки смотрели вышедший в кинопрокат фильм с Мелом Гибсоном и Джулией Робертс в главных ролях, сходили с ума от Бена Аффлека, поедали попкорн и гнались в магазинах за последними новинками, я совершала похотливые сексуальные акты, просмотренные в порнографических фильмах. Мне было только 14 лет; я была одинока; я была в отчаянии.

Возраст, который считается невинным на западе и в других частях света, для меня стал вполне зрелым. Я была необученной и безграмотной. Я не знала больше ни одного другого пути, как зарабатывать деньги, кроме продажи своего тела. Я должна была заботиться не только о себе, но и посылать деньги домой. Я была растеряна и стыдилась себя; я чувствовала себя грязной, грязнее тех омерзительных мужчин, с которыми я спала. С каждым новым клиентом, я еще больше презирала себя: рана за раной кровоточили в моей душе. Я сначала не осознавала этого, но я уже ненавидела себя. Даже, если когда-либо в моей жизни появлялись ценности, я рушила их до того, как понимала, что они существовали. Чувство собственного достоинства не успело пустить корни, вырасти и расцвести во мне; оно было похоронено как ненужное в глубинах моей души. Я была проституткой! Хотя я была всего лишь подростком, мне была знакома душевная боль и отвращение, и я была переполнена этими чувствами. Я не могла смыть грязь, которая, как мне казалось, заполняет каждую мою пору.

Позирование в Пеппермит дискоклубе

15 лет