Текст книги "Тайна голубиного пирога"

– Мой врач вовсе не доктор Хендерсон, – продолжила свой монолог миссис Бутс, встретившись с Минк взглядом. – На вашем месте я предпочла бы обходить его стороной. Если бы вы видели, как он разъезжает на своем велосипеде! Настоящий лихач. На прошлой неделе его оштрафовали за слишком быструю езду в Буши-парке. Если же все-таки предпочтете его в качестве доктора, не признавайтесь, что пьете чай. Он противник этого напитка: говорит, от него один вред организму. И все же он лучше, чем доктор Барнстейбл, последний деревенский врач, – тот был такой нервный, аж руки тряслись. Лучше бы выписывал свои бесполезные тонизирующие напитки себе. Труп этого бедолаги обнаружил лодочник в Темзе неподалеку отсюда, у моста. Выловить его из воды стоило больших хлопот. Карманы у него были набиты камнями. Не думайте, что я разношу сплетни. Это все ваше имущество? Полагаю, мебель привезут позже. Я вам покажу, где здесь что, скоро сами сможете ориентироваться. Экскурсию по дворцу проведем завтра – слишком уж поздно вы приехали. А сейчас мистер Бутс ждет, когда я накормлю его копченой селедкой.

Экономка внезапно вспорхнула в сторону дворца со скоростью потревоженного фазана. Принцесса и ее служанка помчались следом, сопровождаемые рассыльными мясника и бакалейщика, Пайком и Гиббсом, которые несли багаж.

– Вы уж извините этих женщин, – бросила миссис Бутс через плечо. – Хоть и ворота поставили, они все же умудряются как-то проникать внутрь мимо караульного. Думаете, их отпугивает этот запах? – Она кивнула на кучу навоза из конюшен. – Ничуть. Зато он усугубляет мою легочную болезнь. Обитатели дворца не перестают жаловаться. Не стоит их винить за это, все-таки когда-то здесь жили монархи. Нужно, чтобы королева нанесла нам визит. Тогда здесь быстро все вычистят.

Они прошли дальше вдоль подъездной аллеи. Минк глядела на ворота и дворец Тюдоров впереди, но не находила и следа того очарования, что видела когда-то на бесчисленных картинах. Наползающая темнота затушевала оранжевый цвет кирпичей, воинственно торчали в небо зубцы стен, исполосованных ночными тенями. Размышляя, будет ли она когда-нибудь чувствовать здесь себя как дома, Минк взглянула налево и увидела длинные низкие казармы. Несколько солдат наблюдали за ней, стоя в дверях, дым их сигарет извивался во влажном воздухе, поднимаясь вверх. Посмотрев направо, она увидела за оградой тихую Темзу. Берега ее в этот час были свободны от торговцев почтовыми открытками, зонтиками, сомнительными путеводителями, которые обычно были разложены вокруг в ожидании экскурсантов.

Дворец привлекал туристов со времен королевы Елизаветы. Чтобы устроить экскурсию с гидом, достаточно было дать небольшую сумму дворцовому хранителю, если, конечно, королевский двор в это время отсутствовал и не должен был вот-вот нагрянуть. В восемнадцатом веке эта услуга стоила всего шиллинг. Получив деньги, хранитель отправлялся с посетителями на экскурсию. Вооруженный длинной палкой-указкой, он с ее помощью рассказывал о картинах и гобеленах. Однако число визитеров тогда было ничтожно по сравнению с настоящей атакой, которой подвергся этот памятник архитектуры, когда королева Виктория объявила в 1838 году о своем решении открыть государственные апартаменты и сады для свободного посещения. Целые орды с восторгом устремились к этому историческому зданию, чтобы насладиться коллекцией живописи и великолепными садами. Так или иначе толпы людей, заполнявших железнодорожные вагоны, омнибусы, шарабаны, экипажи, догкарты[4]4
  Догкарт – высокий экипаж с парой диванчиков с подлокотниками и ящиком для собак под сиденьями.


[Закрыть], открытые коляски, фургоны, ручные тележки уличных торговцев, пароходы, баркасы, парусные шлюпки и каноэ, приносили казне более двухсот тысяч в год.

Когда процессия приблизилась к будке привратника, экономка показала недавно отреставрированные венецианские окна, заменившие раздвижные георгианские.

– Георгам всегда недоставало вкуса, – пробормотала она, сморщив нос.

Пройдя здание насквозь, они оказались на Заднем дворе, огромной пустой площади, на которую выходили бесчисленные окна. Придворные и их гости когда-то жили в роскоши. Многочисленные камины были причиной обилия дымоходов во дворце. Внезапно из окна упала полоска света: жильцы на дюйм отодвинули штору, услышав звук шагов.

Миссис Бутс остановилась и резко обернулась к принцессе.

– У вас ведь нет никаких домашних животных? – спросила экономка, дохнув на Минк копченым угрем.

– Вы очень недвусмысленно высказались на этот счет, миссис Бутс.

– Поверьте, мне очень приятно это слышать, – сказала она, продолжая идти быстро, словно через вересковую пустошь, а не по дворцу. – Есть жильцы, которые полностью игнорируют сказанное мною, думают, будто они слишком знатные особы, чтобы следовать правилам. После многих лет протестов и петиций жильцов лорд-гофмейстер наконец позволил завести декоративных собачек. Вы бы удивились, узнав, что многие из этих леди воображают, будто лабрадор может прекрасно устроиться на их изуродованных артритом коленях. Леди Монфор-Бебб позволила себе купить ирландского сеттера. После шести месяцев дискуссий лорд-гофмейстер сдался и сказал, что она может держать у себя собаку, пока та не умрет, а потом пусть заведет кого-нибудь помельче. Эта леди уже один раз меняла собаку, утверждая, что она все та же. Думает, я вчера родилась. Потом еще леди Беатрис со своими ужасными голубями. Отвратительные создания. Не понимаю, почему их сделали символом мира. Они заставили генерала Бэгшота решиться на убийство. Он говорит, что проклятые птицы загадили ему все окна. В результате генерал терпеть не может леди Беатрис. Как, впрочем, и она его. И это вовсе не сплетни. Сперва исчезли четыре птицы – полагаю, они мертвы, – и это только начало. Остается надеяться, что кошки, которых здесь тоже запрещено держать, довершат начатое.

Они быстро прошли через Часовой двор, даже не остановившись, чтобы полюбоваться Астрономическими часами, изготовленными для Генриха VIII и способными, помимо всяких прочих чудес, показывать время прилива у Лондонского моста.

– Это один из самых удивительных хронометров в Англии, – сообщила экономка, когда Минк повернулась, чтобы взглянуть на них. – Они остановились, пробив четыре часа второго марта тысяча шестьсот девятнадцатого года, когда умерла королева Анна Датская. И так происходит всякий раз, когда во дворце умирает его давний обитатель. У меня такое чувство, будто они скоро снова остановятся, но мистер Бутс уверяет, что это всего лишь начало подагры.

Миссис Бутс решительно продолжила путь: ничто не должно было помешать ее мужу насладиться копченой селедкой. Она бросила через плечо, что в настоящее время сорок шесть человек занимают во дворце дарованные монаршей милостью апартаменты, с некоторыми из них живут родственники. Их разместили вместе со слугами в жилых помещениях, разбросанных по всему дворцу, а также в нескольких домах на прилегающей территории. Здесь также проживают двадцать человек обслуживающего персонала с семьями, включая каменщиков, плотников, фонарщика и водопроводчика.

Она объяснила, что обычай, когда монарх дарует жилье, ведется с 1740‑х годов. Избранные из числа придворных – некоторые из них были сравнительно бедны – получили разрешение жить во дворце в летний период от самого Георга II, чей двор перестал пользоваться дворцом в 1737 году. Георг III тоже не захотел обитать в этом историческом памятнике, купив Букингемский дворец и сделав Виндзорский замок своей главной резиденцией за пределами Лондона. Дворец стоял в стороне от парадных покоев, и там постепенно стали выделять жилые апартаменты. Их распределение фактически началось в 1767 году, а через шесть лет стали выдаваться официальные ордера.

Миссис Бутс поведала далее, что сначала обитателями дворца были светские люди с хорошими связями. Богатые также без лишних сомнений старались заполучить освобожденное от арендной платы жилье.

– Доктору Джонсону[5]5
  Сэмюэл Джонсон (1709–1784) – английский литературный критик, лексикограф и поэт эпохи Просвещения.


[Закрыть], который написал знаменитый словарь, отказали: список ожидающих своей очереди был нескончаем. Хорошенькое дело! Не могу взять в толк, почему толпы людей приходят, чтобы увидеть его убогий стул в мясном ресторане «Старый чеширский сыр».

Жильцы далеко не всегда вели себя так, как предписывали правила. Старинное здание переделывали без спроса, апартаменты меняли владельцев, некоторые из них самым возмутительным образом сдавали жилье внаем совершенно незнакомым людям. В последние лет пятьдесят обитателями дворца были главным образом малоимущие вдовы и нахлебники видных военных и дипломатов.

– Впрочем, они ничуть не лучше прежних жильцов, можете мне поверить.

Внезапно из глубины коридора возник старый портшез на колесиках, перемещаемый кривоногим, одетым в ливрею человеком со сбившимся на сторону париком.

– Толкает отлично! – пробормотала миссис Бутс, кивнув на это хитроумное изобретение.

Мужчину, приводившего его в движение, звали Уилфред Ноузорти. Как объяснила миссис Бутс, то был здешний водопроводчик, обеспечивавший подачу воды от магистрального трубопровода.

– Он за определенную плату подвозит дам к дворцовым воротам, когда у них назначено вечернее свидание. Если же выезжает за ворота, берет дополнительно шесть пенсов в качестве компенсации, ведь ему приходится выставлять себя идиотом.

Когда портшез проезжал мимо, принцесса заметила, что кто-то разглядывает ее сквозь окно, и с неменьшим любопытством ответила на этот взгляд.

Внезапно раздался стук, и Уилфред Ноузорти резко остановился. Окно опустилось, из него выглянула женщина лет тридцати пяти с бледным лицом в форме сердечка и аккуратно сколотыми булавками волосами.

– Извините, принцесса, но я должна представиться: миссис Бэгшот, – сказала она таким тихим голосом. Минк пришлось подойти поближе, чтобы ее расслышать. – Понимаю, что это ужасно неучтиво, но я уезжаю в Египет воскресным утром. Просто хотела сказать, что знала вашего отца.

Принцесса хранила молчание, собираясь с духом, готовая услышать какое-нибудь неприятное откровение.

– Я встречала его несколько раз, и на меня произвела большое впечатление благотворительность, которую он щедро расточал на своих соплеменников-индийцев, – продолжила свою речь миссис Бэгшот. – К сожалению, этот аспект его личности был известен немногим.

– Это очень любезно с вашей стороны, – сказала в ответ Минк. – Надеюсь, вы хорошо проведете время в Египте. Остановитесь в отеле «Шеперд»? Я могу сидеть у них на террасе целый день, наблюдая за проходящими драгоманами[6]6
  Драгоман – переводчик при европейском посольстве или консульстве в странах Востока.


[Закрыть], торговцами поддельным антиквариатом и мальчиками – погонщиками ослов с именами английских знаменитостей.

Миссис Бэгшот отрицательно покачала головой:

– Я поеду не в Каир, а в Хелуан-ле‑Бэн – принимать тонизирующие средства. Сернистая вода там укрепляет не хуже, чем в Харрогейте, и содержит втрое больше солей, чем в Бате. И дождь никогда не мешает играть в теннис.

– Мы сможем сыграть партию, когда вы вернетесь, – предложила Минк.

– Буду очень рада. Непременно присоединяйтесь к теннисному и крокетному клубам дворца. Я состою их секретарем. Через месяц вернусь, и мы сразимся двое на двое. Если вам что-нибудь понадобится в мое отсутствие, обращайтесь к моим слугам. – Она постучала по крыше. Возчик портшеза вновь припустил неловкой рысцой. Миссис Бэгшот обернулась и сказала уже громче: – Надеюсь, вы смиритесь со своей утратой. Это единственное, что можно сделать.

Пройдя мимо дворцового фонарщика с незаконно убитым в Буши-парке зайцем в кармане, они вошли в Фонтанный двор. Квадрат садика опоясывала крытая галерея с многочисленными дверями – на каждой латунная именная табличка и колокольчик. В темных лестничных колодцах висели корзины, в которых жильцы верхних этажей держали провизию.

– Хорошо, что я не живу здесь. Шум этого фонтана окончательно разладил бы мой внутренний водопровод, – пробормотала миссис Бутс. Звук их шагов гулко разносился, отражаясь от каменных плит. – Кстати, любимое занятие доктора Хендерсона – проверять содержимое ночных горшков. Я предпочла бы, чтобы он этим не интересовался. Немудрено, что многие здесь называют его Доктор Писули.

Минк окинула взглядом темные углы.

– Вы когда-нибудь видели привидение? – живо спросила она.

Экономка остановилась и, наклонившись к принцессе, тихо сказала:

– Сама не встречала, но здесь они точно есть. Жильцы не любят говорить о привидениях: так всех слуг распугаешь. Только что уволились восемь человек, еще двое грозятся уйти из-за того, что их до смерти перепугали призраки. Стонут они ужасно. Я бы вас попросила поменьше распространяться о привидениях, если их увидите. Общество физических исследований все время шлет запросы: нельзя ли им здесь попрактиковаться? Я допускаю, что эти люди – джентльмены, но не хотела бы, чтобы они бродили ночами по дворцу со своей наукой.

Внезапно экономка устремилась вперед, принцесса со служанкой побежали следом. Мальчишки-рассыльные со своим грузом остались где-то сзади.

– Больше тридцати лет здесь работаю и, хоть и не видела привидения, насмотрелась на многое другое, – бросила через плечо миссис Бутс. – Пусть даже я его не встречала, но моя мама видела наверняка, проведя всю жизнь во дворце в качестве служанки. Вы бы удивились, узнав, что выбрасывают здешние жильцы. А моя обязанность – сортировать весь этот мусор.

Миссис Бутс разошлась и теперь трещала без умолку. Все ее горести упорхнули, как птицы из клетки. Экономка посетовала, что наиболее утомительная часть ее обязанностей, помимо всех прочих, – роль смотрительницы Королевской часовни.

– Леди никак не могут договориться, кому где сидеть, и бесконечно ссорятся. Ну, с вами-то не будет трудностей. Вы одна из этих… – Ее глаза метнулись в сторону Пуки в надежде на подсказку. – Как вы их называете?

– Я христианка, миссис Бутс, – ответила Минк. – И обязательно буду присутствовать на воскресной церковной службе вместе со своей служанкой.

Экономка помчалась еще быстрее и чуть ли не перешла на бег, когда они достигли восточного фасада дворца. Огромные тисы, посаженные еще Вильгельмом III и Марией II, неясно вырисовывались в темноте. Миссис Бутс свернула налево и, обогнув угол здания, пробежала мимо королевского теннисного корта. Принцесса ловила на лету обрывки странных фраз: «Стереть пыль с королевской скамьи в церкви», «Эти жильцы уморят меня», «Доктор Хендерсон» и «Опять ночной горшок».

Наконец они достигли Чащобы – поросшей кустарником и большими вязами запущенной части сада с пересекающимися тропками.

– Не отставайте, иначе потеряетесь, – предупредила экономка. – Здесь темно, но я знаю дорогу.

Минк и Пуки ускорили шаги. Служанка держалась за юбку своей госпожи, чтобы поспеть за ней. Они пробрались сквозь заросли, и экономка остановилась у раскрытой двери в стене, по другую ее сторону, позади дворца, был частный садик.

Принцесса и служанка с трудом могли разглядеть в темноте смутные очертания большого дома с безыскусным строгим фасадом. Это мрачное здание было построено около 1700 года. Экономка, проследив за их взглядами, заметила:

– Это Чащобный дом. Теперь он ваш, поскольку миссис Кэмпбелл недавно умерла. Не спрашивайте об обстоятельствах ее смерти. У меня от этого просто мозги набекрень. С тех пор я не ем брюссельскую капусту. Стоит кому-нибудь скончаться, остальные жильцы начинают грызться между собой. Если апартаменты умершего лучше, чем у них, они буквально заваливают лорд-гофмейстера просьбами о вселении туда еще до того, как остыло тело. Но миссис Кэмпбелл в земле уже почти три недели, а на ее дом – ни одного прошения.

Она похлопала себя по бокам в поисках ключей.

– Это черный ход. Парадная дверь выходит на Хэмптон-Корт-роуд, но со стороны дворца мы попасть сюда не можем: все ворота уже заперты – вы приехали слишком поздно, – объяснила она, продолжая шарить по карманам. – Газового освещения здесь нет. Пару лет назад жильцы просили о нем, но сочли, что опасность пожара слишком велика. А электричество чересчур дорого. И жаловаться бесполезно. Даже когда Майкл Фарадей[7]7
  Майкл Фарадей (1791–1867) – английский физик-экспериментатор и химик.


[Закрыть], совершивший открытия в этой области, жил в пожалованном королевой доме с видом на Хэмптон-Корт-Грин, неподалеку от приемной доктора Хендерсона, у него не было электричества. И не пытайтесь отыскать в доме ванную: миссис Кэмпбелл не пожелала оплачивать ее установку. Таскать воду наверх придется ей. – Миссис Бутс кивнула в сторону Пуки, которая при этом нахмурилась. – Трудно поверить, но, когда Генрих Восьмой жил здесь, ему была подведена холодная и горячая вода.

– Возможно, миссис Кэмпбелл не имела на это средств, – предположила Минк.

– Или просто не пожелала тратить деньги. Неправильно думать, будто здешние обитатели так уж бедны, хотя Вильгельм Четвертый и назвал это место благоустроенной богадельней. Нужно иметь определенные средства, чтобы позволить себе жить во дворце, ведь приходится платить не только за обслуживание квартир и любые изменения планировки, но и за отопление, освещение, страховку, а также за дополнительный расход воды, когда приходится подавать ее при высоком давлении, если вдруг случается пожар. Некоторые леди вынуждены в конце концов отказываться от своих апартаментов, если не могут позволить себе жить здесь.

Принцесса промолчала.

– Выглядите немного удивленной, ваше высочество. Все виды платежей и обязательства перечислены в присланном вам ордере на вселение.

Минк не сразу нашлась что ответить.

– Я не всегда сразу распечатываю корреспонденцию, миссис Бутс. Однако я получила ваше письмо с уведомлением, что запрещается держать домашних животных, кроме декоративных собачек.

– Рада это слышать. Будь моя воля, я бы и комнатных собачек не позволила иметь. Достаточно того, что нам приходится мириться с этой кучей навоза у Трофейных ворот, а тут еще нужно смотреть, как бы не вляпаться в собачьи экскременты.

Пуки показала на высокую изгородь, огибающую дом.

– А это что? – спросила она, впервые за всю прогулку открыв рот.

– Лабиринт, – ответила миссис Бутс, вручая Минк ключи. – Его смотритель только что получил официальное предупреждение: на прошлой неделе кто-то не мог оттуда выбраться целых два дня. Как видно, ходил кругами, пока его в конце концов не вывели наружу.

Глава 3
Зловещее появление гробовщика

Суббота, 19 марта 1898 г.

Проведя ночь в дурманящих снах, доктор Хендерсон взглянул в зеркало на свои непокорные кудри и решил, что настало время сменить прическу, – в Нью-Йорке в моду входят прилизанные волосы. Склонившись над фарфоровым умывальником, он медленно вылил себе на голову кувшин холодной воды, прогоняя остатки сна. Вытерев волосы полотенцем, доктор тщательно расчесал их на пробор и, взглянув на схему в журнале для джентльменов, закрепил прическу полотняными лентами. Принес начищенные башмаки из-за двери, аккуратно закрыл ее и вставил в обувь самодельные стельки из натурального каучука. Подтянув белую ночную рубашку до колен, он принялся ходить по комнате, слушая жалобный скрип под ногами.

Терапевт был настолько поглощен звуками, издаваемыми его грубой обувью, что не расслышал торопливых шагов экономки, спускающейся по лестнице. На миссис Неттлшип были черные траурные одежды, хотя прошло уже немало лет с тех пор, как ее муж утонул в Северном море. Из-под белого вдовьего чепца экономки высовывались волосы цвета ржавчины, жесткие, как конская щетка. Большими и красными, словно у мясника, руками она со свойственной ей решимостью распахнула дверь, как всегда забыв постучать. Открыв рот, миссис Неттлшип уставилась на влажные кудри доктора, ночную рубашку до колен, голые ноги, высовывающиеся из башмаков. Придя наконец в себя, она поспешно захлопнула дверь, сразу решив, что джентльмен сходит с ума от любви.

Спастись от этой женщины было невозможно.

– Доктор Хендерсон, – обратилась она к нему, – там за дверью вас ждут люди. Я сказала им, что вы не начнете прием раньше девяти в субботний день и что ни один врач не может лечить, пока не съест свою яичницу. А они мне в ответ: мол, простудятся под дождем, заболеют и умрут. Том Сэддлбек говорит, он не хочет, чтобы его кто-нибудь видел. Мол, его нос направлен не в ту сторону: показывает на северо-восток, а не на юго-запад.

Доктор раздвинул шторы и, выглянув в окно, обнаружил дворцового садовника, который держался за нос. Как заподозрил Хендерсон, тот опять подрался в пабе «Королевский герб» с кем-то из сторожей.

– Впустите их, миссис Неттлшип. Я сейчас выйду. Пожалуйста, достаньте корректор для носа, буду вам очень признателен. Это маленький деревянный зажим, который вы на прошлой неделе приняли за деталь от велосипеда. Он должен быть в нижнем ящике моего письменного стола, хотя, кажется, я видел его в гостиной рядом с гильотиной для обрезки сигар. И приготовьте яйца. Не забудьте, что я предпочитаю омлет со сливками.

Он принялся искать чистый воротничок, который мог оказаться где угодно, если учесть склонность этой женщины прятать его вещи в самых неожиданных местах. Редкая неделя проходила без того, чтобы доктор не мечтал найти замену миссис Неттлшип. Но решиться на это не мог, поскольку у вдовы, именующей себя экономкой, а на самом деле выполняющей всю работу по дому, было пятеро детей, которых надо было как-то кормить. И когда в редких случаях ей удавалось подобрать правильные ингредиенты для имбирного печенья, все негодование доктора исчезало вместе с дразнящим запахом выпечки, проникающим в приемную из-под двери.

Миссис Неттлшип появилась вскоре после того, как Хендерсон начал вести прием на Хэмптон-Корт-Грин, в красивом доме рядом с бывшим жилищем сэра Кристофера Рена, архитектора, нанятого Вильгельмом и Марией, чтобы перестроить их главные дворцовые апартаменты. Доктор купил свой дом в прошлом году, не подозревая о связанном с ним финансовом риске. Дело в том, что его бывший владелец, погрязший в долгах, незадолго до этого бросился в Темзу и утонул, как мешок с новорожденными котятами. Однако доктор надеялся, что его бизнес будет более или менее успешным, ведь поблизости находился дворец с его обитателями, имеющими родственные связи с весьма влиятельными и богатыми людьми.

Понимая, что от чрезмерной работы он может отправиться на кладбище намного раньше своих кашляющих пациентов, доктор поначалу соблюдал часы приема, обозначенные на латунной дощечке, прикрепленной к входной двери. Исключение делалось только для экстренных случаев. Однако вскоре стало ясно: Хендерсону необходимо как можно больше врачебной практики, поскольку обитатели пожалованных королевой апартаментов относились к счетам за его услуги с тем же равнодушием, что и к оплате долгов модистке. Они не только считали возможным записывать его услуги в расходы на проживание, но и вообще отказывались посещать кабинет доктора, не желая делить приемную с дурнопахнущими бедняками и плохо воспитанными солдатами. Иногда после приема он отправлялся консультировать больных на дому, что подразумевало не только дополнительный гонорар, но и более трудных для лечения пациентов: ведь представители знати склонны преувеличивать симптомы своих болезней. Однако аристократы могли оплачивать услуги доктора, но этого не делали, а бедные хотели платить, но не имели на это средств. Поэтому он нередко выводил по ночам сальдо при свете закрученной на минимум горелки, пытаясь сэкономить несколько пенсов на газе. И только пиявки в банке составляли ему компанию.

Доктор молча съел свой вкусный омлет, опасаясь, что любые жалобы на завтрак могут вызвать критику его неудачной прически со стороны миссис Неттлшип. Он уселся за письменный стол и вызвал первого пациента.

После того как Том Сэддлбек вышел из кабинета уже с прямым, как флюгер, носом, его место заняла невысокая молодая женщина с характерной для служанки бледностью. Ее глаза на мгновение остановились на микроскопе, потом перебежали на шкаф с анализами и на примостившееся в углу гинекологическое кресло.

– Вы убрали чучела птиц, – сказала она, взглянув на стены.

– Они принадлежали доктору Барнстейблу, который практиковал здесь до меня, – ответил Хендерсон. – Как я понимаю, вы были его пациенткой?

– Да, какое-то время, потом… – Она замолчала.

– Что потом?

– Мне не хотелось бы говорить об этом, – ответила она, убирая светлую прядь, выбившуюся из пучка волос.

– Ваше имя? – спросил доктор, взяв ручку.

– Элис Кокл.

– Позвольте спросить: сколько вам лет?

– Девятнадцать, сэр.

– Работаете во дворце, я полагаю?

– Я служанка леди Бессингтон, делаю для нее всю работу. Вы, наверно, думаете, графиня может позволить себе целый штат прислуги? Это вовсе не так.

– Надеюсь, вы не слишком утомляетесь, – сказал доктор, которому показалось, что у этой девицы слишком грамотная речь для служанки.

Элис покачала головой:

– О нет, сэр, графиня хорошо ко мне относится, чего не скажешь о некоторых других людях…

Еще немного порасспросив Элис о симптомах, доктор приказал миссис Неттлшип готовить пациентку к осмотру. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти причину ее недомогания. Девушка вновь надела жакет поверх серого утреннего платья и уселась напротив доктора.

– Элис, – сказал он мягко, – причина частой тошноты кроется в вашей беременности. И она у вас достаточно давно.

Никакие уверения, что она совсем необязательно потеряет свое место, не могли утешить юную служанку. Доктор проводил Элис в гостиную, где она осталась сидеть, поминутно вытирая щеки белым шелковым платком. Хендерсон возвратился к своим пациентам. Элис ушла, лишь достаточно успокоившись, чтобы вернуться к своей работе. Размышляя над тем, кто мог быть отцом будущего ребенка, доктор наблюдал через окно, как девушка идет в сторону дворца. Потом Хендерсон вновь вспомнил женщину, встреченную им прошлым вечером около Трофейных ворот, голубизна глаз которой контрастировала с ярким спелым цветом ее кожи, и инстинктивно пригладил вихры.

* * *

Минк пребывала еще в состоянии глубокого сна, когда услышала первый крик. Накануне она поздно легла спать: ей пришлось долго ждать, когда прибудут два фургона с мебелью. Их возчики заблудились. Они потеряли немало времени, кружа по Ричмонду. Этому поспособствовали двое школьников, которые специально указали им неправильную дорогу. В конце концов возчики кое-как выбрались на Хэмптон-Корт-роуд, но здесь, рядом с пабом «Королевский герб», потратили еще пару часов, расспрашивая о своем местонахождении пьяную торговку свиными ножками. Та уверяла, что им надо ехать еще многие мили, а на самом деле они находились совсем близко от Львиных ворот – северного въезда во дворец. Желая немного залить свое горе, они зашли в паб, заплатив два пенса торговке, чтобы та постерегла груз.

Узнав об их затруднительном положении, лакей, сидевший в пабе, сказал, что, если возчики ищут Чащобный дом, они найдут его по другую сторону стены – для этого достаточно выглянуть в заднее окно. Мебель прибыла на место уже глубокой ночью. Фургоны разгружали при свечах: большинство ламп разбились в пути. Жажда, обуявшая в дороге возчиков, была так велика, что буфет вместо гостиной поставили в одну из спален, кушетку занесли на кухню, а церемониальный меч махараджи оставили подпирать стену в судомойне.

Когда раздался второй крик, Минк села, в одной ночной рубашке, на край постели, ее длинная темная коса свисала на спину. Принцесса не сразу сообразила, где она, и в панике огляделась по сторонам. Поняв, что находится во дворце, Минк вновь легла, но опять послышался тот же громкий голос:

– Налево! Вы повернули направо, а я сказал налево, а потом вниз. Нет, не сюда. Развернитесь, вы продолжаете идти в ту же сторону. Держитесь за этой собакой, она знает дорогу.

Принцесса слезла с постели и выглянула в окно, слегка раздвинув шторы. Она увидела сидящего на стуле человека в морской форме, дающего указания чрезвычайно озадаченному визитеру, застрявшему в лабиринте.

– Я же сказал: идите за собакой, а не за этой леди! – кричал хранитель. – Она сама провела здесь почти целый час. Мэм, вас я тоже попрошу следовать за собакой. Нет, не за этой: она заблудилась, как и ее хозяин. За белой с ботинком в зубах. Благодарю вас, сэр, нет никакой нужды вручать его мне: он принадлежит человеку, который пытался пробраться сквозь живую изгородь. Ботинок ему сейчас не нужен, он взят под стражу.

В этот момент вошла Пуки с подносом, на котором был утренний чай принцессы и тонкие ломтики хлеба с маслом.

– Кто-то там кричит во дворе, мэм, – сказала она. – Такой шум поднял, что я забеспокоилась, как бы он вас не разбудил. Беспрестанно о чем-то болтает.

Минк слегка постучала по оконному стеклу:

– Думаю, что человек, сидящий на стуле, – смотритель лабиринта.

Служанка, поставив на стол поднос, присоединилась к своей госпоже у окна.

– Почему он на них кричит? – спросила Пуки.

– Потому что они заблудились.

Пуки прижала нос к холодному стеклу:

– А зачем они вообще пришли сюда? Лабиринт никуда не выводит, а осмотреться поверх изгороди невозможно.

Минк продолжала глядеть в окно:

– Я думаю, чтобы попробовать отыскать выход.

Служанка нахмурилась:

– Но, мэм, зачем платить пенни, входя куда-то, только для того, чтобы узнать, сможете ли вы выйти обратно? А если вам не удалось выбраться, этот человек с большими бакенбардами кричит на вас. Все это кажется мне чрезвычайно нелепым.

Принцесса встала на цыпочки, чтобы получше разглядеть собаку.

– А я бы попробовала. Выглядит забавно.

Пуки повернулась к ней, подбоченившись:

– Не вижу ничего смешного в том, что человек заблудился. Не думаю, чтобы люди испытывали удовольствие в такой ситуации. Попав в тупик, они собираются в кучу, разглядывают карту и спорят чуть ли не до драки. Я не раз теряла дорогу в Ист-Энде, а оттуда выбраться гораздо труднее, чем из здешнего лабиринта, но я не заплатила за это и пенса. У некоторых денег больше, чем мозгов.

Она подошла к камину и встала на колени, чтобы разжечь огонь.

– Но к вам это не относится, мэм, – добавила служанка. – Мозгов у вас хватает, а вот денег нет совсем.

* * *

Когда Минк оделась, женщины занялись изучением своего нового дома. Прежде чем стать жилищем, дарованным королевой, Чащобный дом служил официальным местожительством дворцовых садовников. Одно время эту должность занимал знаменитый Ланселот Браун[8]8
  Ланселот Браун (1715–1783) – английский ландшафтный архитектор, крупнейший представитель системы английского (пейзажного) парка, которая господствовала в Европе до середины XIX в.


[Закрыть] по прозвищу Умелый, который жаловался на отвратительную кухню и маленькие неудобные комнаты. Они казались мрачными при свечах, и дневной свет мало улучшал это впечатление. Стены были недавно покрашены, но даже яркие краски не могли скрыть дух поражения, поселившийся в этом доме. Пока Минк и Пуки бродили по комнатам, их радостное возбуждение увяло, сменившись унынием. Черные тараканы, как конькобежцы, описывали круги по кухонному полу. Повсюду стоял запах сырости, и Минк с Пуки очень скоро перестали открывать дверцы буфетов, не желая еще более погружаться в отчаяние.