Текст книги "Любимые застольные песни"

«Во поле береза стояла…»

 
Во поле береза стояла,
Во поле кудрявая стояла,
Люли, люли, стояла.
 
 
Некому березу заломати,
Некому кудряву заломати,
Люли, люли, заломати.
 
 
Я пойду, пойду, погуляю,
Белую березу заломаю,
Люли, люли, заломаю.
 
 
Срежу я с березы три пруточка,
Сделаю из них я три гудочка,
Люли, люли, три гудочка.
 
 
Четвертую балалайку,
Пойду я на новые сени,
Люли, люли, на сени.
 
 
Стану в балалаечку играти,
Стану я милого будити.
Люли, люли, будити.
 
 
Встань ты, мой милый, проснися,
Ты, душа моя, пробудися,
Люли, люли, пробудися.
 
 
Пойдем в терем веселиться,
Пойдем в терем веселиться,
Люли, люли, веселиться.
 

«Вечерний звон, вечерний звон…»

 
Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он
 
 
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом.
 
 
И как я, с ним навек простясь,
Там слушал звон в последний раз!
 
 
Уже не зреть мне светлых дней
Весны обманчивой моей!
 
 
И сколько нет теперь в живых
Тогда веселых, молодых!
 
 
И крепок их могильный сон;
Не слышен им вечерний звон.
 
 
Лежать и мне в земле сырой!
Напев унывный надо мной
 
 
В долине ветер разнесет;
Другой певец по ней пройдет.
 
 
И уж не я, а будет он
В раздумье петь вечерний звон!
 

«Выйду на улицу – солнца нема…»

 
Выйду на улицу – солнца нема,
Девки молодые свели меня с ума,
Выйду на улицу, гляну за село —
Девки гуляют, и мне весело.
 
 
Матушка родная, дай воды
холодной —
Сердце мое прямо кидает в жар.
Раньше я гуляла в зеленом саду,
Думала, на улицу век не пойду!
 
 
А теперь под вечер аж пятки
горят —
Ноженьки резвые в пляску хотят.
Я пойду на улицу, к девкам пойду.
Голосом звонким я им подпою.
 
 
Матушка, слышишь, соловушка
поет,
А там под горою пляска идет,
Девки голосистые звонко поют,
Мне, молоденькой, спать
не дают.
 

«Раз возвращаюсь домой я к себе…»

 
Раз возвращаюсь домой я к себе:
Улица странною кажется мне.
 
 
Левая, правая где сторона?
Улица, улица, ты, брат, пьяна…
 
 
И фонари так неясно горят,
Смирно на месте никак не стоят,
 
 
Так и мелькают туда и сюда.
Эх! Да вы пьяные все, господа!
 
 
Левая, правая где сторона?
Улица, улица, ты, брат, пьяна…
 
 
Ты что за рожи там, месяц,
кривишь,
Глазки прищурив, так странно
глядишь?
 
 
Лишний стаканчик хватил, брат,
вина?
Стыдно тебе – ведь уж ты старина.
 
 
Левая, правая где сторона?
Улица, улица, ты, брат, пьяна…
 

«У нас нонче субботея…»

 
У нас нонче субботея!
Барыня ты моя, сударыня ты моя,
субботея.
 
 
А назавтра воскресенье.
Барыня ты моя, сударыня ты моя,
воскресенье.
Ко мне нонче друг Ванюша
приходил.
Барыня ты моя, сударыня ты моя,
приходил.
 
 
Три кармана приносил.
Барыня ты моя, сударыня ты моя,
приносил.
 
 
Первый карман со орехами,
второй карман со деньгами.
Барыня ты моя, сударыня ты моя,
со деньгами.
 
 
Третий карман со изюмом.
Барыня ты моя, сударыня ты моя,
со изюмом.
 
 
От орехов губы горьки, нельзя
с милым целоваться.
Барыня ты моя, сударыня ты моя,
целоваться.
 
 
Только можно обниматься.
Барыня ты моя, сударыня ты моя,
обниматься.
 
 
От изюма губы сладки,
можно с милым целоваться.
Барыня ты моя, сударыня ты моя,
целоваться.
 
 
У нас нонче субботея.
Барыня ты моя, сударыня ты моя,
субботея!
 

«В жизни все неверно и капризно…»

 
В жизни все неверно и капризно,
Дни бегут, никто их не вернет.
Нынче праздник, завтра будет
тризна,
Незаметно старость подойдет.
Эх, друг-гитара, что звенишь
несмело?
Еще не время плакать надо мной,
Пусть жизнь прошла, все
пролетело,
Осталась песня, песня в час
ночной!
 
 
Эти кудри дерзко-золотые
Да увяли в белой седине,
Вспоминать те годы молодые
Будем мы с тобой наедине.
 
 
Эх, друг-гитара, что звенишь
несмело?
Еще не время плакать надо мной,
Пусть жизнь прошла, все
пролетело,
Осталась песня, песня в час
ночной!
 
 
Где ты, юность без конца, без края,
Отчего так быстро пронеслась,
Неужели скоро, умирая,
Мне придется петь в последний
раз?
 
 
Эх, друг-гитара, что звенишь
несмело?
Еще не время плакать надо мной,
Пусть жизнь прошла, все
пролетело,
Осталась песня, песня в час
ночной!
 

«Колокольчики-бубенчики звенят…»

 
Колокольчики-бубенчики звенят,
Простодушную рассказывают
быль…
Тройка мчится, комья снежные
летят,
Обдает лицо серебряная пыль!
Нет ни звездочки на темных
небесах,
Только видно, как мелькают
огоньки,
Не смолкает звон малиновый
в ушах,
В сердце нету ни заботы, ни тоски.
 
 
Эх! Лети, душа, отдайся вся мечте,
Потоните, хороводы бледных лиц!
Очи милые мне светят в темноте
Из-под черных, из-под бархатных
ресниц…
 
 
Эй, вы, шире, сторонитесь,
раздавлю!
Бесконечно, жадно хочется мне
жить!
Я дороги никому не уступлю,
Я умею ненавидеть и любить…
 
 
Ручка нежная прижалась
в рукаве…
Не пришлось бы мне лелеять той
руки,
Да от снежной пыли мутно
в голове,
Да баюкают бубенчики-звонки!
 
 
Простодушные бубенчики-друзья,
Говорливые союзники любви,
Замолчите вы, лукаво затая
Тайны нежные, заветные мои!
 
 
Ночь окутала нас бархатной
тафтой,
Звезды спрятались, лучей своих
не льют,
Да бубенчики под кованой дугой
Про любовь мою болтают и поют…
 
 
Пусть узнают люди хитрые
про нас,
Догадаются о ласковых словах
По бубенчикам, по блеску черных
глаз,
По растаявшим снежинкам
на щеках.
 
 
Хорошо в ночи бубенчики звенят,
Простодушную рассказывают
быль…
Сквозь ресницы очи милые
блестят,
Обдает лицо серебряная пыль!…
 

«Очаровательные глазки…»

 
Очаровательные глазки,
Очаровали вы меня.
В вас столько жизни, столько
ласки,
В вас столько страсти и огня.
 
 
С каким восторгом я встречаю
Твои прелестные глаза,
Но я в них часто замечаю —
Они не смотрят на меня.
 
 
Я опущусь на дно морское
И поднимусь под облака,
Я все отдам тебе земное,
Лишь только ты люби меня.
 
 
Я пережил все муки ада
И до сих пор еще терплю.
Мне ненавидеть тебя надо,
А я, безумный, все люблю.
 

«Как грустно, туманно кругом…»

 
Как грустно, туманно кругом,
Тосклив, безотраден мой путь,
А прошлое кажется сном,
Томит наболевшую грудь.
 
 
Ямщик, не гони лошадей,
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить!
Ямщик, не гони лошадей.
 
 
Как жажду средь мрачных равнин
Обиду забыть и любовь.
Но память, мой злой властелин,
Все будит минувшее вновь.
 
 
Все было лишь ложь и обман,
Прощай и мечты, и покой.
А боль незакрывшихся ран
Останется вечно со мной.
 
 
Ямщик, не гони лошадей,
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить!
Ямщик, не гони лошадей.
 

Женская доля

«Не одна-то ли, да одна…»

 
Не одна-то ли, да одна,
Ай, во поле дорожка,
Во поле дороженька,
Эх, во поле дороженька.
 
 
Не одна-то ли дороженька,
Ай, дорожка пролегала,
Она пролегала,
Эх, она пролегала.
 
 
Эх, частым ельничком доро…
Ай, дорожка зарастала,
Она зарастала,
Эх, она зарастала.
 
 
Молодым-то ли горьким,
Ай, горьким осинничком
Ее заломало.
Эх, ее заломало.
 
 
Как по той ли по дороженьке,
Ай, по той ли дорожке
Нельзя ни проехать, ой,
Да ни проехать, ни пройти…
 

«Выходили красны девушки…»

 
Выходили красны девушки
Из ворот гулять на улицу.
 
 
Выносили белы лебеди
Соловья да на белых руках,
 
 
Соловеюшка рассвищется,
Красны девки разгуляются,
 
 
Красны девки разгуляются,
Молодцы-то расплачутся:
 
 
«Да поживите, красны девушки,
Во душах да в красных девицах,
 
 
Неровен де взамуж выйдется,
Неровен черт накачается,
 
 
Неровен черт накачается,
Или старое удушливое».
 
 
Дуня по двору похаживает
Да шелковые плети спрашивает:
 
 
«На мое лицо на белое,
На мое лицо румяное?»
 

«Платок тонет и не тонет…»

 
Платок тонет и не тонет,
Потихонечку плывет, —
Милый любит и не любит,
Только времечко ведет.
 
 
Ах, Самара-городок,
Беспокойная я.
Беспокойная я,
Успокой ты меня!
 
 
Я росла и расцветала
До семнадцати годов,
А с семнадцати годов
Крушит девушку любовь.
 
 
Ах, Самара-городок,
Беспокойная я.
Беспокойная я,
Успокой ты меня!
 
 
Милый спрашивал любови,
Я не знала, что сказать, —
Молода, любви не знала,
Ну и жалко отказать.
 
 
Ах, Самара-городок,
Беспокойная я.
Беспокойная я,
Успокой ты меня!
 
 
Понапрасну небо ясно,
Одна звездочка горит,
Понапрасну милых много, —
Об одном сердце болит.
 
 
Ах, Самара-городок,
Беспокойная я.
Беспокойная я,
Успокой ты меня!
 
 
Тебе, белая береза,
Нету места у реки.
Если я тебе невеста,
Ты меня побереги.
 
 
Ах, Самара-городок,
Беспокойная я.
Беспокойная я,
Успокой ты меня!
 
 
Милый скажет: «До свиданья», —
Сердце вскинется огнем,
И тоскует, и томится
Все о том же, все о нем.
 
 
Ах, Самара-городок,
Беспокойная я.
Беспокойная я,
Успокой ты меня!
 

«Светит месяц, светит ясный…»

 
Светит месяц, светит ясный,
Светит белая заря.
Осветила путь-дорожку
Мне до милого двора.
 
 
Мне не спится, не лежится,
И сон меня не берет.
Я сходил бы к милой в гости,
Да не знаю, где живет.
 
 
Попросил бы я товарища,
Мой товарищ доведет,
Мой товарищ меня краше —
Боюсь, Машу отобьет.
 
 
Подхожу я к дому милой,
А у милой нет огня.
Постучал я под окошком,
Моя Маша спать легла.
 
 
– Стыдно, стыдно тебе, Маша,
Со вечера рано спать.
– А тебе, мой друг, стыднее
До полуночи гулять!
 

«В низенькой светелке огонек…»

 
В низенькой светелке огонек
горит,
Молодая пряха под окном сидит.
 
 
Молода, красива, карие глаза,
По плечам развита русая коса.
 
 
Русая головка, думы без конца…
Ты о чем мечтаешь, девица-краса?
 
 
В низенькой светелке огонек
горит,
Молодая пряха под окном сидит.
 

«Мой костер в тумане светит…»

 
Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту.
 
 
Ночь пройдет – и спозаранок
В степь далеко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.
 
 
На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни:
Как концы ее, с тобою
Мы сходились в эти дни.
 
 
Кто-то мне судьбу предскажет?
Кто-то завтра, сокол мой,
На груди моей развяжет
Узел, стянутый тобой?
 
 
Вспоминай, коли другая,
Друга милого любя,
Будет песни петь, играя
На коленях у тебя!
 
 
Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту.
 

«Он говорил мне…»

 
Он говорил мне: «Будь ты моею,
И стану жить я, страстью сгорая;
Прелесть улыбки, нега во взоре
Мне обещают радости рая».
 
 
Бедному сердцу так говорил он,
Бедному сердцу так говорил он…
Но не любил он, нет, не любил он,
Нет, не любил он, ах, не любил
меня!
 
 
Он говорил мне: «Яркой звездою
Мрачную душу ты озарила,
Ты мне надежду в сердце вселила,
Сны наполняла сладкой мечтою».
 
 
То улыбался, то слезы лил он,
То улыбался, то слезы лил он,
Но не любил он, нет, не любил он,
Нет, не любил он, ах, не любил
меня!
 
 
Он обещал мне, бедному сердцу,
Счастье и грезы, страсти, восторги,
Нежно он клялся жизнь усладить
мне
Вечной любовью, вечным
блаженством.
 
 
Сладкою речью сердце сгубил он,
Сладкою речью сердце сгубил он,
Но не любил он, нет, не любил он,
Нет, не любил он, ах, не любил
меня!
 

«Не велят Маше за ре… за реченьку…»

 
Не велят Маше за ре… за реченьку
ходить,
Не велят Маше моло… ах,
молодчика любить,
Ах, молодчика любить.
 
 
А молодчик-то люби… любитель
дорогой,
Он не чувствует любо… ох, любови
никакой,
Ох, любови никакой.
 
 
Какова любовь на све… на свете
горюча:
Стоит Машенька, запла… ох,
заплаканы глаза,
Ох, заплаканы глаза.
 
 
Призатертые кисе… кисейны
рукава.
Знать, на Машеньку побе… ох,
победушка была,
Ох, победушка была.
 
 
Знать на Машеньку побе…
победушка пришла;
Видно, Машеньку брани… эх,
бранили за дружка,
Эх, бранили за дружка.
 

«Как за нашим, за нашим…»

 
Как за нашим, за нашим,
за нашим за двором,
За двором, за двором, за двором,
за двором
Растет трава, растет трава, растет
травка шелкова,
Шелковая трава, шелковая
трава.
 
 
По той траве, по той траве, по той
траве пава шла.
Пава шла, девица, пава шла,
девица.
 
 
За павою, за павою, за павою пан
летел,
Пан летел, пан летел, пан летел,
пан летел.
 
 
Кличет: «Пава!», кличет: «Пава!»,
кличет: «Пава ты моя!
Ты моя, ты моя, ты моя, ты моя!»
 
 
«Нет, я, сударь, нет, я, сударь,
нет, я, сударь, не твоя,
Не твоя, не твоя, не твоя,
не твоя.
Я павлина, я павлина, я павлинова
жена.
Вольная, вольная, вольная,
вольная!»
 

«Не грусти, мой свет, мне грустно…»

 
Не грусти, мой свет, мне грустно
и самой,
Что давно я не видалася с тобой.
 
 
Муж ревнивой не пускает никуда;
Отвернусь лишь, так и он идет
туда.
 
 
Принуждает, чтоб я с ним всегда
была;
Говорит он: «Отчего не весела?»
 
 
Я вздыхаю по тебе, мой свет,
всегда,
Ты из мыслей не выходишь
никогда.
 
 
Ах! несчастье, ах! несносная
беда,
Что досталась я такому,
молода;
 
 
Мне в совете с ним вовеки
не живать,
Никакого мне веселья
не видать.
 
 
Сокрушил злодей всю молодость
мою;
Но поверь, что в мыслях крепко
я стою;
 
 
Хоть бы он меня и пуще стал
губить,
Я тебя, мой свет, вовек буду
любить.
 

«По горам, по горам…»

 
По горам, по горам,
И я по горам ходила,
И я по горам ходила.
 
 
Все цветы, все цветы,
И я все цветы видела,
И я все цветы видела.
 
 
Одного, одного,
Одного цвета нет как нет,
Одного цвета нет как нет.
 
 
Нет цвета, нет цвета,
Ах, нет цвета алого,
Ах, нет цвета алого.
 
 
Алого, алого,
Моего цвета прекрасного,
Моего цвета прекрасного.
 
 
По двору, по двору,
И я по двору ходила,
И я по двору ходила.
 
 
Всех гостей, всех гостей,
И я всех гостей видела,
И я всех гостей видела.
 
 
Видела, видела,
Одного гостя нет как нет,
Одного гостя нет как нет.
 
 
Нет гостя, нет гостя,
Ах, нет гостя милого,
Ах, нет гостя милого.
 
 
Милого, милого,
Моего друга любезного,
Моего друга любезного.
 
 
Аль ему, аль ему,
Аль ему ли служба сказана,
Аль ему ли служба сказана.
 
 
Аль ему, аль ему,
Аль ему ли государева,
Аль ему ли государева.
 
 
Али мне, али мне
В своем доме воли нет,
В своем доме воли нет.
 
 
Али мне, али мне
Послать было некого,
Послать было некого.
 
 
Я сама, я сама,
Я сама к другу поехала,
Я сама к другу поехала.
 
 
Я сама, я сама,
Я сама с другом простилася,
Я сама с другом простилася:
 
 
«Ты прости, ты прости,
Ты прости-прости,
Сердечный друг!»
 

«Ах! когда б я прежде знала…»

 
Ах! когда б я прежде знала,
Что любовь родит беды,
Веселясь бы не встречала
Полуночная звезды!
 
 
Не лила б от всех украдкой
Золотого я кольца;
Не была б в надежде сладкой
Видеть милого льстеца!
 
 
К удалению удара
В лютой, злой моей судьбе,
Я слила б из воска яра
Легки крылышки себе
 
 
И на родину вспорхнула
Мила друга моего;
Нежно, нежно бы взглянула
Хоть однажды на него.
 
 
А потом бы улетела
Со слезами и тоской;
Подгорюнившись бы села
На дороге я большой;
 
 
Возрыдала б, возопила:
«Добры люди! Как мне быть?
Я неверного любила…
Научите не любить».
 

«– Голубчик мой, Ванюшка, куда…»

 
– Голубчик мой, Ванюшка, куда
едешь ты?
– Не скажу…
– Скажи разлюбезный, Ваня,
размилой,
– На базар.
 
 
– Голубчик мой, Ваня, возьми ж
меня с собой.
– Не возьму.
– Возьми разлюбезный, Ваня,
размилой.
– Садись да на край.
 
 
– Голубчик мой, Ванюшка, что
у тебя в мешке?
– Не скажу.
– Скажи разлюбезный, Ваня,
размилой.
– Яблоки.
– Голубчик мой, Ванюшка, дай
мне хоть одно.
– Не дам.
– Дай, разлюбезный, Ваня,
размилой.
– Возьми, да только гнилой.
 
 
– Голубчик мой, Ванюшка,
как мне его съесть?
– Не знаю.
– Скажи, разлюбезный, Ваня,
размилой.
– Гнилой срежь, а хороший
съешь.
 
 
– Голубчик мой, Ванюшка, где
ночуем мы?
– Не знаю.
– Скажи, разлюбезный, Ваня,
размилой.
– На постоялом дворе.
 
 
– Голубчик мой, Ванюшка, кто ж
разбудит нас?
– Не знаю.
– Скажи, разлюбезный, Ваня,
размилой.
– Есть захочешь – сама
вскочишь.
 
 
Тррр, приехали, слезай.
 

«Что ж ты, милый, не пришел…»

 
Что ж ты, милый, не пришел?
Я тебе велела…
Всю я ночку не спала —
Все в окно глядела.
 
 
А что же ты стоишь,
Глазоньками водишь,
Товарищу не велишь
И сам не подходишь?
 
 
Скоро, скоро снег растает,
Вся земля согреется.
Скажи верное словечко —
Можно ли надеяться?
 
 
Не сияет, не горит
Золото колечко.
Неужели не болит
У милого сердечко?
 
 
Голубую ленту бантом
Ты зачем завязывал?
Я любила тебя тайно,
А ты всем рассказывал.
 
 
Мне сказали, что сердита,
Из каменья сердце сбито.
Совершенно правильно —
Мое сердечко каменно.
 
 
Срубил белую березу,
Да в лесу осталася.
Любил девчоночку три года,
Да не мне досталася.
 

«На горе – колхоз, под горой…»

 
На горе – колхоз, под горой —
совхоз,
А мне миленький задавал вопрос.
 
 
Задавал вопрос, сам глядел
в глаза:
– Ты колхозница, тебя любить
нельзя!
 
 
Ай-я-яй-яй-яй, ой-ей-ей-ей-ей, —
Ты колхозница, тебя любить
нельзя!
 
 
– Что колхозница, не отрицаю я,
И любить тебя не собираюсь я!
 
 
Ай-я-яй-яй-яй, ой-ей-ей-ей-ей,
И любить тебя не собираюсь я!
 
 
– Я пойду туда, где густая рожь,
И найду себе, кто на меня похож!
 
 
Ай-я-яй-яй-яй, ой-ей-ей-ей-ей,
И найду себе, кто на меня похож!
 
 
На горе – колхоз, под горой —
совхоз,
А мне миленький задавал
вопрос.
 

«Волга-реченька глубока…»

 
Волга-реченька глубока!
Прихожу к тебе с тоской;
Мой сердечный друг далеко,
Ты беги к нему волной.
 
 
Ты беги, волна, стремися,
К другу весть скорей неси,
Как стрела к нему пустися
И словечко донеси.
 
 
Ты скажи, как я страдаю,
Как я мучуся по нем!
Говорю, сама рыдаю,
Слезы катятся ручьем.
 
 
Вспомню, милый как прощался,
И туда вдруг побегу,
Где со мною расставался;
Плачу там на берегу.
 
 
С ветром в шуме Волга стонет,
А я рвуся злой тоской;
Сердце ноет, ноет, ноет
И твердит: «Где милый мой?
 
 
Где мой друг, моя отрада?
Где девался дорогой?..»
Жизни я тогда не рада,
Вся в слезах иду домой.
 
 
Но к несносному мученью
Страсть должна свою скрывать,
Здесь предавшись слез
стремленью,
Дома вид иной казать.
 
 
Как ни тошно, как ни больно,
Чтоб не знали страсть мою,
Покажусь на час спокойной;
Ночь зато проплачу всю.
 
 
«Поспешай ко мне, любезный!
Ты почувствуй скорбь мою,
Ток очей отри мой слезный,
Облегчи мою судьбу».
 
 
Только я уста сомкнула,
Стон пустился вслед за мной;
Мнится, реченька вздохнула,
Понесла слова волной.
 

«Вниз по матушке по Волге…»

 
Вниз по матушке по Волге,
От крутых красных бережков,
 
 
Разыгралася погода,
Погодушка верховая;
 
 
Ничего в волнах не видно,
Одна лодочка чернеет,
 
 
Никого в лодке не видно,
Только парусы белеют.
 
 
На гребцах шляпы чернеют,
Кушаки на них алеют.
 
 
На корме сидит хозяин,
Сам хозяин во наряде,
 
 
Во коричневом кафтане,
В перюиновом камзоле,
 
 
В алом шелковом платочке,
В черном бархатном картузе;
 
 
На картузе козыречек,
Сам отецкий он сыночек.
 
 
Уж как взговорит хозяин:
«И мы грянемте, ребята,
 
 
Вниз по матушке по Волге,
Ко Аленину подворью,
 
 
Ко Ивановой здоровью».
Аленушка выходила,
 
 
Свою дочку выводила,
Таки речи говорила:
 
 
«Не прогневайся, пожалуй,
В чем ходила, в том и вышла.
 
 
В одной тоненькой рубашке
И в кумачной телогрейке».
 

«Скучно, девушки, весною жить…»

 
Скучно, девушки, весною жить
одной:
Не с кем сладко побеседовать
младой.
Сиротинушка, на всей земле одна,
Подгорюнясь ли присядешь
у окна —
Под окошком все так весело глядит,
И мне душу то веселие томит.
 
 
То веселье – не веселье, а любовь,
От любви той замирает в сердце
кровь.
И я выду на широкие поля —
С них ли негой так и веет
на тебя;
Свежий запах каждой травки
полевой
Вреден девице весеннею порой,
 
 
Хочешь с кем-то этим запахом
дышать
И другим устам его передавать;
Белой груди чем-то сладким
тяжело,
Голубым очам при солнце
не светло.
 
 
Больно, больно безнадежной
тосковать!
И я кинусь на тесовую кровать,
К изголовью правой щечкою
прижмусь
И горючими слезами обольюсь.
 
 
Как при солнце летом дождик
пошумит,
Травку вспрыснет, но ее не освежит,
Так и слезы не свежат меня,
младой;
Скучно, девушки, весною жить
одной!
 

«Не пробуждай, не пробуждай…»

 
Не пробуждай, не пробуждай
Моих безумств и исступлений,
И мимолетных сновидений
Не возвращай, не возвращай!
 
 
Не повторяй мне имя той,
Которой память – мука жизни,
Как на чужбине песнь отчизны
Изгнаннику земли родной.
 
 
Не воскрешай, не воскрешай
Меня забывшие напасти,
Дай отдохнуть тревогам страсти
И ран живых не раздражай.
 
 
Иль нет! Сорви покров долой!..
Мне легче горя своеволье,
Чем ложное холоднодровье,
Чем мой обманчивый покой.
 

«Скучно, матушка, мне сердцем…»

 
Скучно, матушка, мне сердцем
жить одной,
Скучно, скучно, что не едет
дорогой.
Где сокрою я кручинушку свою?
Лучше выйду, на крылечке
постою.
 
 
Посмотрю, кто вдоль по улице
прошел,
Посмотрю, не пролетит ли мой
сокол.
 
 
Вдоль по улице метелица метет,
А с метелицей и милый мой идет.
 
 
Машет издали мне аленьким
платком,
Подошедши, говорит он мне
тайком:
«Ах, постой, постой, любезная моя!
Дай мне, радость, наглядеться
на тебя!
 
 
С той поры, как разлучились мы
с тобой,
Потерял я и здоровье и покой».
– «Друг сердечный, – отвечала я
ему,
Или ты смеешься горю моему?
 
 
Такова ли я до сей поры была?
Таковою ли красавицей слыла?
 
 
На лице поблекли алые цветы;
Без тебя, мой друг, лишилась
красоты!»
 

«– Матушка, матушка…»

 
– Матушка, матушка,
Что во поле пыльно?
Сударыня, матушка,
Что во поле пыльно?
 
 
– Дитятко милое,
Кони разыгралися.
– Матушка, матушка,
На двор гости едут,
Сударыня-матушка,
На двор гости едут!..
 
 
– Дитятко милое,
Я тебя не выдам!
 
 
– Матушка, матушка,
На крылечко идут,
Сударыня-матушка,
На крылечко идут!..
 
 
– Дитятко милое,
Не бойсь, не пужайся…
 
 
– Матушка, матушка,
В нову горницу идут,
Сударыня-матушка,
В нову горницу идут!..
 
 
– Дитятко милое,
Я тебя не выдам!
 
 
– Матушка, матушка,
За столы садятся,
Сударыня-матушка,
За столы садятся!
 
 
– Дитятко милое,
Не бойсь, не пужайся!
 
 
– Матушка, матушка,
Образа снимают,
Сударыня-матушка…
Меня благословляют…
 
 
– Дитятко милое,
Господь с тобою!
 

«Снеги белые, пушисты…»

 
Снеги белые, пушисты
Покрывали все поля;
Одного лишь не покрыли
Горя люта моего.
 
 
Есть кусточек среди поля,
Одинешенек стоит,
Он не клонит к земле ветки,
И листочков на нем нет.
 
 
Одна, горькая, несчастна,
Все горюю по милом,
День горюю, ночь тоскую,
Понапрасну слезы лью.
 
 
Слеза канет, снег растает,
В поле вырастет трава,
Никто травушки не косит,
Шелковой не обожнет.
 
 
Никто девушки не любит,
Никто замуж не берет.
Пойду с горя в чисто поле,
Сяду я на бугорок.
 
 
Пойду с горя в чисто поле,
Сяду я на бугорок,
Посмотрю я в ту сторонку,
Где мой миленький живет.
 

«Уродилася я, как былинка в поле…»

 
Уродилася я,
Как былинка в поле.
Моя молодость прошла
У людей в неволе.
 
 
Я с двенадцати лет
По людям ходила,
Где качала я детей,
Где коров доила.
 
 
Светлой радости я,
Ласки не видала,
Износилася моя
Красота, увяла.
 
 
Износили ее
Горе и неволя.
Знать, такая моя
Уродилася доля!
 
 
Уродилася я
Девицей красивой.
Судьба злая не дала
Мне доли счастливой.
 
 
И у птицы есть гнездо,
У волчицы дети,
У меня лишь, молодой,
Никого на свете.
 
 
Птица в темном лесу
Звонко распевает,
И волчица с детьми
Весело играет.
 
 
Хороша я, хороша,
Да плохо одета.
Никто замуж не берет
Девицу за это.
 
 
Эх ты, доля моя,
Доля-сиротинка,
Что полынь ты трава,
Горькая осинка!