Текст книги "На краю света"

– 11 –
2005

Мэри была настолько ослеплена счастьем, что перепутала дорогу к пабу. Дважды. Джим тоже любит ее. Она, конечно, догадывалась, но услышать это от него самого – совершенно другое дело. Это значило для нее больше, чем любое иное проявление их отношений. Это значило, что у них есть будущее.

Всю прошлую неделю, играя в дом, было почти невозможно не представлять себе, каково было бы каждое утро просыпаться с Джимом, видеть его лицо рядом на подушке, прижиматься к нему, ожидая, пока вскипит чайник. Она могла вообразить, как через десять, через двадцать лет, они приедут сюда, в Портраш, на годовщину. Может быть, они даже снова остановятся в этом убогом коттедже, если он доживет до этого времени.

– Я так понимаю, ты не хочешь ради новостей сесть поближе? – спросил Джим, когда они вошли в паб. На экране телевизора какой-то ведущий в строгом костюме, преисполненный собственной важности, нетерпеливо постукивал по столу ручкой в ожидании ответа своего неторопливого собеседника. Какой-то мужик за барной стойкой широко зевнул, зевок в процессе перешел в отрыжку. – А ведь так увлекательно, – добавил он.

– Тише ты, – Мэри хлопнула его по руке. – Иди займи нам место. Самые лучшие там, позади.

Мэри была здесь больше двадцати лет назад, малышкой, едва достающей Да до пояса. Мама тогда была беременна Гэвином, так что на те выходные они ездили вчетвером и жили в крошечной однокомнатной квартирке позади станции. Понятно, что в какой-то момент для мамы, раздутой, как воздушный шар, и уставшей от постоянных пререканий с Мэри и Терри, все это стало уже чересчур. Она потребовала, чтобы ее на два часа оставили одну, и вытолкала их всех на улицу, хотя вряд ли она имела в виду, чтобы они пошли в паб.

Да купил каждому из них по полпинты содовой с лимоном, и у них был пакет чипсов на всех. Фольга порвалась посередине, и были видны все крошки внутри пакета. Обычно Мэри не забывала проследить, чтобы чипсы были поделены на всех поровну. Терри всегда был жадиной, с самого момента появления из материнской утробы – он и тогда весил больше четырех килограммов, а его маленькие ручки были на удивление загребущими. Но в тот день она была так заворожена, что даже не думала о чипсах.

Ее большие детские глаза не могли оторваться от стен в дальней комнате, каждый сантиметр которых был покрыт картами. От пола до потолка, лист за листом, большие топографические сетки накладывались одна на другую, создавая самые впечатляющие обои, которые она только видела. Географически места не были расположены по порядку, скорее наоборот, – где-то под ее левой коленкой Лидс переходил в Файф, который, в свою очередь, приподнимался там, где черная точка размером с булавочную головку обозначала Белфаст. Мэри водила пальчиком по сетке розовых и желтых вен, которые вели в города и из них, перескакивая через бледно-зеленые поля и бледно-голубые полосы, обозначавшие реки.

До этого география была для нее просто предметом в ее школьном расписании. Не самым важным, скорее, таким промежутком на несколько часов перед долгими летними каникулами, когда все остальные важные предметы вроде математики, науки и правописания были закончены. География была сухой и конкретной. Все, что Мэри удалось усвоить из этих торопливых уроков, это что у каждого человека было свое место в атласе. Свое определенное место. И чистым везением определялось, откуда ты, и, главное, повезет ли тебе оказаться где-либо еще.

Но тут? Это было что-то совершенно другое. Впервые за свои семь с половиной лет жизни Мэри действительно поняла, что мир продолжался за пределами Белфаста и что он был совсем не таким недосягаемым, как ей говорили раньше. Спустя долгие годы после этого она время от времени вспоминала эту комнату карт. Если бы все было так просто, как вырезать карту и сделать что-то другое – лоскутный ковер возможностей, – тогда, может быть, ее горизонты не были бы такими застывшими, как ей казалось.

Двадцать лет, и жизнь внесла свои коррективы. Да заболел, маме нужна была вся возможная помощь, и если быть честной самой с собой – как только оказываешься в темноте, в своей постели под конец дня, – то, надо признаться, настоящая проблема была в Мэри. Диагноз Да был удобным поводом для объяснений, почему она не переехала от родителей, не нашла другую работу. На самом же деле ее порывы поглотила рутина. В иные дни всех ее амбиций хватало лишь на то, чтобы выбрать себе другое печенье к чаю в подсобке. И понадобился Джим, чтобы напомнить ей, что для нее открыт целый мир, что она еще может взлететь высоко.

– Вау, – произнес Джим, ставя их кружки на ближайший столик и стаскивая пиджак. – Ты об этом не говорила.

– Я не знала, сохранились ли они с тех пор.

Он указал ей на стул рядом с собой, пододвигая его к самой стенке.

– Ты можешь найти нас на этой карте? Спорим, я тебя обгоню?

Мэри не потребовалось много времени, чтобы выйти победителем, хотя она ни слова не сказала о мышечной памяти, ведущей ее палец к тому месту, которое она отыскала много лет назад.

– А как же тогда я? – спросил Джим. Он уже допил свою кружку. Мэри не успела сделать из своей ни глотка.

– А что – ты?

– Где же я?

– Хороший вопрос, – она стиснула его бедро.

– Тут есть карта Лондона? Давай отыщем мою квартиру. Я страшно скучаю по дому, – Джим изобразил нарочитую грусть. – Кто проиграет, идет за выпивкой.

Они приступили к соревнованию молча. Из соседнего зала доносился невнятный гул голосов и ритмический стук чего-то пластикового, из чего Мэри заключила, что телевизор выключили.

– Вот он! – закричал Джим, хотя еще и минуты не прошло. Мэри прорвалась сквозь ряд стульев и глянула ему через плечо. Он обхватил ее рукой за талию. Она почувствовала, как волосы у него на предплечье щекочут полоску голой кожи над ее джинсами. – Вот тут.

И он, как назло, оказался прав.

– Это так ужасно далеко, – вздохнула Мэри.

Правда, едва сказав это, она тут же захотела проглотить свои слова. Ей не хотелось показаться жалобной или испортить этот прекрасный день. Она хотела быть сильной и независимой, другой, какие бы еще качества Джим в ней ни видел и какие бы она ни видела в себе сама до того, как они повстречались.

Он начал обводить Илинг пальцем по кругу. Прикрыл кружочек на перекрестке, обозначающий станцию поезда.

– Ты же знаешь, это неважно. Ты знаешь это, да? – Мэри вообще больше не понимала, что она знает. Последние два месяца перевернули весь ее мир с ног на голову. Все было потрясающим, захватывающим, головокружительным. Каким угодно, только не понятным.

– Я хочу, чтобы ты знала, я всегда буду с тобой, что бы ни случилось – конец света, Илинг… – он подчеркнул слово на карте. – Всегда. Я серьезно. Я надеюсь, ты это понимаешь.

Мэри замерла. Значит ли это то, что она думает? Не может быть. Понадейся на слишком многое, не получишь ничего.

– Правда, Мэри. Ну, посмотри на меня, – Джим приподнял ее подбородок и задержал там руку. – Я всегда хотел убежать, исчезнуть. А с тобой я наконец этого не хочу. – Джим мог бы сказать ей так много: как Мэри стала утесом в хаосе его жизни, как он до встречи с ней не знал, что можно так привязаться к кому-то, и чтобы при этом отношения не добавили к его грузу ни одного лишнего грамма. Что он, возможно, вовсе не был разбит, ему просто нужна была она. – Поверь мне, никто больше не мог бы заставить меня сказать такое. Я хочу быть с тобой. Всегда.

У Мэри на кончике языка вертелась просьба повторить эти слова. Она, наверное, что-то не так расслышала. Такая романтика бывает только у других. Это не может случиться с ней, в самом обшарпанном из питейных заведений Портраша.

– Переезжай ко мне.

– Прости?

– Ты слышала. Переезжай ко мне. Ты же видела квартиру – там хватит места на двоих.

Мэри внимательно вгляделась в него, ища подтверждения своим сомнениям, но Джим был серьезен как никогда.

– Мне надоели эти мотания туда-сюда. Я хочу этого. Я хочу тебя. – Наклонившись, Джим поцеловал Мэри в лоб. Он был единственным из всех ее мужчин, достаточно высоким для этого. И достаточно ласковым.

– Да, – прошептала она. И повторила уже громче, с новообретенной уверенностью. – Да.

– 12 –
2018

Мэри помедлила, прежде чем зайти в класс. Она была в ужасе при мысли о возвращении в «НайтЛайн» – с того момента, как два дня назад услышала голос Джима на другом конце обрывающейся линии. В ужасе, но все же с надеждой. Подходящее описание для того подвешенного состояния, в котором она жила эти семь лет, подумала она со вздохом.

Вчера, вернувшись из паба, Мэри была встречена видом разбросанных по полу в прихожей записок Джима, и все утешение, обретенное в разговоре с Элис, рассеялось в одну секунду. Опустившись на колени, она начала подбирать открытки. Помнишь наш обед за углом? У меня было лучшее в Лондоне свидание. Она знала, что не должна этого делать. Это было не расчесывание шрама, а удар в открытую рану. Лучший продукт Ирландии – и подумать только, она моя! Я самый счастливый на планете.

У Джима всегда получалось открывать Мэри мир. До встречи с ним Мэри считала, что жизнь – это делать достаточно, чтобы держаться на плаву – дома, на работе, в любом, даже малом, проявлении личной жизни, какое ей выпадало. Но Джим показал ей, что она может жить, а не существовать. Он расширил ее горизонты. Он убеждал ее мечтать о большем, а потом об еще большем. За шесть лет, что они были вместе, Мэри ни разу не усомнилась, что Джим подарил ей целый мир. Она была окружена доказательствами.

И все то время, когда Джим заставлял ее думать не только о том, что лежит под ногами, Мэри была надежной гаванью в море возможностей для них обоих. Он сказал так по телефону. Она сводила все к небольшим, выполнимым частям. Она вычисляла. Оставалась спокойной. Конечно, и у нее были промахи – у кого их нет.

Вот и прошлый вечер на станции был отличным примером. При одном воспоминании об этом по спине Мэри пробежала горячая дрожь стыда. Но она заглушила ее; краткая потеря контроля не меняет ее характера. Джим знает настоящую Мэри лучше всех. Он должен – иначе почему он подал весть о себе, после семи лет молчания? Если он однажды набрался смелости позвонить, значит, есть еще большие шансы, что сегодня он сделает это снова.

Мэри распахнула двери в «НайтЛайн».

Она сразу направилась на свое место. Там ее ждала обычная полурастаявшая шоколадка от Теда и несколько вырезок, кажется, про дороги в низменностях.

– Ты в порядке? – помахал ей Тед, роясь другой рукой в огромной пачке чайных пакетиков.

Мэри всегда замечала, какие глубокие морщинки прорезали его лицо вокруг рта, по линиям улыбки. Потому что он позитивный, думала она. Тед восстановился после смерти жены, как мало кто сумел бы, и даже в первые дни всегда находил время позаботиться обо всех волонтерах. Таких внимательных людей не много, не двенадцать на дюжину. Мэри подумала, говорила ли она ему когда-нибудь о том, как она рада, что в ее жизни есть эта дружба.

– Я там тебе положил, это про новый маршрут, который я хотел опробовать, – сказал он, когда Мэри не отозвалась. – Немного дольше, чем мы ходим обычно. К северу по реке, кажется, но, может, лучше пойти туда, когда погода будет получше? Сейчас у меня многовато клиентов, но это не должно помешать мне…

Теда перебил ворвавшийся в дверь Кит. Он распахнул дверь с такой силой, что чуть не сшиб стоящую неподалеку Олив.

– Вот она, сеньорита момента! – Кричал Кит, с набитым чем-то типа гранолы ртом. – Собственная знаменитость «НайтЛайна» в Сети! – Улыбка на его лице резко контрастировала с глубоким недоумением у Теда, Олив и Мэри.

Кит уловил их выражения.

– Да ну – неужели вы этого не видели? – Он вытащил телефон из заднего кармана и открыл какое-то приложение. Тед, Олив и Мэри подошли поближе. Это был «Твиттер», хотя Мэри не особенно в этом разбиралась. У нее в жизни не было страничек в социальных сетях, даже пресловутого аккаунта в «Фейсбуке». Весь этот нарциссизм, самовосхваление, уведомление о каждом своем шаге – при одной мысли об этом ей на ум приходил муравейник.

Кит полистал, нашел видео и нажал на воспроизведение. В первые две секунды была видна раздраженная толпа в непонятном месте. А потом послышался голос, который Мэри узнала бы везде. Как будто в доску гвозди забивали.

Это был ее голос.

РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, ДАЙТЕ ЖЕ МНЕ ВЗДОХНУТЬ, ЧЕРТ ПОБЕРИ!

Мэри показалось, что ее ударили в грудь. Под ребрами было невыносимо больно и тесно, а где-то там, ниже, ее легкие изо всех сил пытались вобрать в себя немного воздуха. Забудь о том вечере – по-настоящему вздохнуть надо было сейчас. Почему все так близко? Она изо всех сил боролась с желанием вытянуть руки и швырнуть проклятый телефон куда-нибудь подальше от их напуганных глаз. Но вместо этого она заставила себя сосредоточиться на видео, которое уже кончилось. Последние кадры казались смазанными. Мэри моргнула, изображение стало яснее. Господи – табличка! Табличка тоже была видна.

– Что… Что это? – В горле Мэри сгустился колючий ком паники, и оно сжималось. – Кто? Как?

У Кита упала челюсть.

– Но я думал, ты видела или слышала…

– Ну-ка давай, присядь, – сказала Олив. – Сделай Мэри чай и займись делом, – рявкнула она на Кита.

Мэри поймала Кита за руку прежде, чем он подчинился указаниям Олив.

– Ээ, ну, очевидно, кто-то снял эту… сцену на камеру, – Кит явно старался осторожно выбирать слова, но Мэри все равно окатило волной стыда. – И они выложили это в «Твиттер». Но людям это понравилось.

– Как это – понравилось?

– Они пишут про тебя всякое хорошее. Ты стала легендой – смогла постоять за себя. Ты знаешь, что делаешь, и всякое такое. – Но ничего действительно важного, подумала Мэри, ощущая болезненный укол. Что вернуло бы Джима. – Там прямо много хороших комментов, что в Интернете бывает редко…

Он снова достал телефон, чтобы показать, но Олив выхватила его раньше, чем он успел это сделать.

– А вы это видели? – уставилась Мэри на Олив и Теда.

Оба помотали головами.

– Честное слово, – сказал Тед. – Ни звука.

– Я вообще в Интернет не захожу, – сказала Олив, с отвращением морща нос.

– Оно, кажется, никуда больше не попало – в газеты, или что вы там читаете. – Казалось, при этом намеке на возраст Олив оскорбилась еще больше. Все, что было больше тридцати пяти, явно казалось Киту древностью. – Я хотел сказать, это типичная онлайн-штука, – продолжил он. – Кликбейт. Куча народу смотрит, перепостивает, ищет что-то новое. Внимание переключается, и на другой день никто уже об этом не помнит.

Последнее замечание Кита, хоть и было направлено на то, чтобы успокоить Мэри, прошло незамеченным.

– Куча народу, это сколько?

Кит прикусил нижнюю губу.

– Миллион просмотров?

Голова Мэри дернулась вперед. Она даже представить не могла столько людей. И все они пялятся в свои экраны, осуждают ее, смеются над ней. Это толпа. Пчелиный рой. Как же наивна она была, считая, что у нее есть какая-то власть над жизнью. Почему никто не подумал, что она может не захотеть этой интернет-славы? Они думают, что могут потешаться над ней? Как можно быть такими эгоистами?

А уж про Джима и вовсе никто не подумал. Его имя было на табличке, а табличка предназначалась для тех, кому было не все равно. Мог ли Джим увидеть ее? Он тоже не был в соцсетях, ну, по крайней мере, когда они находились вместе, но, может быть, если он не пришел туда, кто-нибудь сможет показать ему это? Конечно, Мэри хотелось, чтобы Джим узнал, что ей до сих пор не все равно, что она будет ждать, пока он не одумается и не вернется, но она не хотела, чтобы он узнал об этом через какую-то дурацкую сенсацию в Интернете. Это какой-то позор!

Она выглядела там просто ужасно – волосы взлохмачены, кожа какого-то жуткого цвета, плохое разрешение съемки делало все еще хуже. Что, если кто-то из братьев увидит это и покажет маме? Тогда возникнет вопрос, что она вообще делала там, на станции? Она до сих пор не сумела найти нужных слов, чтобы объяснить маме про свою вахту. А родители Джима? Они же не увидят этого, верно? Они лет на десять старше Олив и не очень ладят с техникой, так что хотя бы на этом фронте все должно быть нормально.

– Уверяю тебя, люди тут же забывают о том, что увидели в Интернете, – сказал Кит, когда тишина в комнате стала невыносимой для всех присутствующих. Тед и Олив робко придвинулись поближе, как будто бы хотели обнять Мэри, но опасались, что она и от них потребует вздохнуть, черт побери.

– Но зачем? – пробормотала Мэри. И снова, уже громче: – Зачем? Зачем кому-то понадобилось вообще снимать это… эту сцену? Я просто хотела, чтобы они перестали толкаться и совать мне свои чертовы локти под ребра. – Никто не ответил. – Зачем?

Кит пожал плечами.

– Я думаю, это происходит случайно. Можно сказать что-то незнакомцу в метро и оказаться на первых страницах новостей. А тут еще табличка…

– А что табличка? – огрызнулась Мэри. Она уже по горло была сыта людьми, лезущими не в свое дело, да нет, присваивающими это дело для собственного развлечения.

– Ничего! – Кит поднял руки. – Но просто это необычно, вот и все.

Раздался стук в дверь. Олив, Кит, Тед и Мэри одновременно повернулись на звук. За дверью виднелась женская голова. Четкое каштановое каре с ровной челкой обрамляло лицо. Сквозь круглое заламинированное окно его черты казались размытыми, видны были только светло-голубые глаза.

– Привет. Я Элис.

Прежде, чем кто-то ответил, прошло несколько секунд.

– Ах да, мы вас ждем, – наконец сказала Олив. Но их поведение не могло выглядеть более неприветливым. Олив вытащила из вышитой сумки, висевшей у нее на груди, расписание. – Элис Китон, верно?

– Да, это я.

– Привет, – Мэри попыталась изобразить улыбку. – Я рада, что ты пришла.

– Вы знакомы? – Кит отряхнул свою майку от крошек хрустящего батончика. Мэри в жизни не видела, чтобы он двигался так быстро.

– Да, мы встретились вчера. Собственно, это Мэри предложила мне записаться сюда. Ну, вот я и пришла.

– Итак, Элисс, – Олив произнесла ее имя с характерным пришепетыванием. – Если ты возьмешь стул… Да-да, один из вон тех, складных, то можешь посидеть сегодня рядом со мной. А тебе, Кит, тогда придется работать диспетчером на первой трубке – ты можешь принести Элис наушники?

Мир снова пришел в движение, и лишь Мэри осталась застывшей во времени. Обрывки видео продолжали мелькать у нее перед глазами, как кадры из фильма ужасов. Когда она дотронулась до лба, он был взмокшим. Как они это называют – вирусное распространение? Очень похоже. Мэри не могла вспомнить, когда ей в последний раз было так тошно. Сначала звонок, а теперь еще это? Это ее прикончит.

– Ты уверена, что тебе стоит оставаться? – Тед рискнул положить руку ей на плечо. Даже это легкое прикосновение в теплой комнате вызвало у нее приступ дрожи.

– Да. Честно. Я думаю, мне так лучше. Не быть одной…

На самом деле все, чего ей хотелось, это рухнуть в постель и никогда оттуда не вставать. Но сейчас, когда ставки были так высоки, она не могла этого сделать. Если Джим снова позвонит, она должна быть здесь, чтобы услышать его, чтобы помочь.

– Тебе лучше знать, – ответил Тед. – И если тебе что-то нужно, ты знаешь, где я.

Вскоре после ухода Теда линия начала работу. Кит принял несколько первых коротких, звонков, передавая более сложные Олив и Мэри. К полуночи нагрузка возросла, как всегда – не столько зловещий час, сколько время наибольшего страха – одинокие вдовушки, которым лучше было бы звонить в несрочные службы, чтобы выразить беспокойство насчет толпы под окнами; шофер Джеральд, которому показалось, что с ним говорит водопроводный кран; Аурелия, страдающая в изоляции во время декретного отпуска, даже несмотря на то, что она могла иногда выходить из дома.

– Мэри, тебе придется принять этот, – сказал Кит, зажимая рукой микрофон телефонной трубки, потому что кнопка отключения звука давно не работала. – У Олив звонок сорвался, так что попробуй ты, кажется, у нее аппарат неисправен.

– Добрый вечер, вы попали в «НайтЛайн». – За без малого семь лет это приветствие почти стало для Мэри успокоительной второй натурой. Просто удивительно – даже если твой собственный мир рушится на куски, эти слова получаются у тебя безупречно.

– Добрый вечер.

– Прежде чем начать, я должна задать вам несколько вопросов. У вас есть мысли о самоубийстве?

– Нет.

– Вы находитесь в безопасном месте?

– Да – наверное, можно и так сказать.

– Хорошо, спасибо. Это пока все вопросы, теперь мы можем продолжать. Как я могу вам помочь?

– Мэри, это ты?

Со всем ужасом этого видео, с телом, существующим в режиме самосохранения, Мэри не узнала голос на том конце линии. Не поняла, что он был знакомым.

– Я не знал, будешь ли ты здесь снова.

– Почему? – Мэри понизила голос. – Как я могла не быть?

– После моего звонка… Ты казалась такой расстроенной. Я хотел позвонить, но совсем не хотел тебя расстраивать. – И без того неустойчивая связь зашумела. Как будто кто-то потер микрофоном по шершавой поверхности. Он что, отрастил бороду, подумала Мэри. – Слушай, я сам не знаю, о чем я думал, когда позвонил. Было поздно, я выпил. – Мэри зажмурилась. Она должна была бы догадаться. – Я дошел до точки, я не знал, что еще делать. Прости меня.

– Это ничего. Для этого я и здесь. А как ты сейчас себя чувствуешь?

– Пропавшим.

Мэри не могла поверить своим ушам. Как будто все последние семь лет растворились при звуке этого единственного крошечного слова. Да еще это унижение из-за видео. Но это неважно. Не стоит того. Особенно если это значит, что Джим наконец вернется домой.

– Я совсем пропадаю. Я принял ужасное решение, и мне надо, чтобы ты простила меня, или… Я не знаю, что сделаю.

В «НайтЛайне» их учили иметь дело с худшим – с самыми мрачными звонками, с наихудшими из возможных признаниями. Это всегда, всегда было нелегко, но все же анонимность создавала пусть крошечную, но дистанцию, что, собственно, и делало возможной их роль. Но слышать такое от того, кого ты знаешь? До этого момента Мэри даже представить не могла, насколько это парализует.

Ей надо было глубже вникнуть в то, что он говорит, но это было трудно, сидя так близко от Олив, что можно было, протянув руку, коснуться ее вышитой кофты. Ей нельзя было вызвать у Олив никаких подозрений, и в то же время Мэри поняла, что жаждет уединения, как было всегда, когда дело касалось Джима. Они были только вдвоем, слепы и глухи ко всему окружающему миру.

– Ты слышала? Мне жаль. Мне так жаль… – И снова этот скребущий, шуршащий звук, заглушающий голос.

– Да. Но ты не один. Я здесь. – И Мэри добавила почти шепотом. – Я могу приехать за тобой. – Ей так нужно было большее уединение. – Погоди минутку. Погоди. Ты можешь чуть-чуть подождать?

Она не стала дожидаться ответа. Вместо этого она нырнула под стол за своей сумкой. Нашарив в кармане свой мобильный, она нажала большим пальцем клавишу включения, давя изо всех сил, чтобы чертова штука включилась.

– Еще секунду, пожалуйста, – пробормотала она.

Мэри набрала номер своего мобильного на приборной панели, чтобы перевести звонок. Она не отрывала от панели глаз, стараясь вести себя как можно более естественно; если Кит или Олив заметят, они прервут звонок. Она знала, что нарушает все существующие в «НайтЛайне» правила, но она не могла снова его потерять. В этой горячечной спешке ей было совершенно не до того, что подумают окружающие.

Включая Элис, которая в этот самый момент смотрела на нее во все глаза, поглощенная разворачивающимся перед ней событием настолько, что даже забыла делать заметки в лежащем перед ней репортерском блокноте.

В трубке перебором запищали гудки, азбука Морзе, связывающая ее с Джимом. Но не прошло и тридцати секунд, как они прервались так же резко, как и появились.

– Алло? Алло? Ты здесь?

Но на линии раздавался только свистящий шум, жужжание на высоких тонах, бьющее ей прямо в ухо. Мэри взглянула на панель.

Звонок окончен.