Текст книги "Второй мир"

Время от времени Мэтьюз наведывается ко мне в гости. Мы с ним коротаем вечер за картами и глинтвейном. Кроме Мэтьюза, ко мне почти никто не ездит. В карты мы всегда играем на кухне. Кухня – единственное помещение в коттедже «Роза», где достижений прогресса почти нет – точнее, они не выставлены напоказ. Играем мы не спеша, часто задумываемся и молчим, но в такие минуты никакого чувства неловкости не возникает. А иногда мы говорим обо всяких пустяках – обо всем, что приходит в голову. Наши посиделки действуют на меня очень умиротворяюще. Поневоле забываешь о конкуренции, зависти, попытках обойти других.

Мэтьюз тоже дорожит нашей дружбой, но по другой причине. Двадцать лет назад его жена умерла от рака; тогда операции по замене ДНК с использованием клонов еще не получили широкого распространения. После смерти жены Мэтьюз замкнулся в собственном горе.

Однажды он признался:

– Больше всего мне недостает мелочей. Не чего-то важного, а каких-то обыденных… происшествий. Например, я вижу, как по перилам балкона скачет дятел, собираясь стащить орешек у синицы, или крохотные утята топают за мамашей по лужайке к речке. И вдруг я понимаю, что мне некому об этом рассказать, некому прошептать – тихо, чтобы не спугнуть птиц: «Иди-ка посмотри! Скорее, а то улетит…» Вот из-за чего я больше всего чувствую себя одиноким. Из-за мелочей жизни, таких незначительных вещей, о которых почти никому и не расскажешь…

Постепенно мы все больше привыкали делиться друг с другом, и наша дружба крепла.

Мэтьюз редко расспрашивал меня о моем прошлом. Но мое одиночество чуял.

– Ты ведь никогда не любил, правда? – спросил он однажды.

Его неожиданно прямой вопрос меня удивил.

– Нет, почему же… Я любил родителей. Работу. То, чем я занимался.

– Нет, я имею в виду другого человека. Женщину, например.

– У меня были женщины… Я с ними встречался.

– Я не о том, – отмахнулся Мэтьюз. – Я толкую о любви… понимаешь, когда ревнуешь, и тебе больно, если представляешь ее с другим, и радуешься, когда ты с ней.

– Нет… еще нет.

– Одиночество – это нехорошо.

– Кому и знать, как не тебе, – машинально парировал я и сразу же пожалел о неосторожно вырвавшихся у меня словах. Но он, как оказалось, не обиделся.

– Да ладно, подумаешь! У меня, по крайней мере, все было – была любовь… почти всю жизнь. Если у тебя это было, ты уже не будешь по-настоящему одинок. Да, иногда становится жалко себя, но это-то пережить можно. А вот ты, в отличие от меня, воспринимаешь жизнь слишком серьезно, позволяешь невзгодам одержать над тобой верх.

– Жить вообще вредно, так что какая разница?

– Какой ты вспыльчивый! Не хотел бы я трудиться у тебя под началом…

– Да, я такой. Зато в моей области мне нет равных.

– Не думай, что я хочу тебя достать, но тебе нужно сдерживать гнев… или как это называется? Досаду?

Его следующий вопрос удивил меня еще больше, потому что я считал его человеком сдержанным.

– Конор, кто тебя обидел?

– Никто.

– Тогда что с тобой происходит?

– Хотелось бы знать, – вздохнул я. Видимо, чем-то он меня все-таки задел, потому что мне вдруг захотелось излить ему душу. – Иногда мне кажется, что я злюсь на весь мир потому, что у меня не было настоящей цели в жизни; я никогда не совершал ничего важного, значимого. У меня были замечательные родители, все, за что бы я ни брался, мне легко удавалось, причем без особых усилий. Удача сопутствовала мне во всем. У меня есть все, о чем многие могут только мечтать. Я не знал и особых огорчений – если не считать смерти родителей… Все так просто – и так скучно! Жизнь очень изменилась. Сейчас все живут в мире фантазий. Ничего настоящего больше нет. Бесконечные параллельные миры, виртуальная реальность – разве они не бегство от жизни? Странно сознавать, что именно я – один из создателей новых миров. Один из его сторожей. – Я досадливо выдохнул. – Понимаю, что все неправильно, но уйти не могу. Мне нужно что-то настоящее, Джон. Мне нужно совершить что-то по-настоящему важное.

Говоря, я смотрел в сторону, но все время чувствовал на себе его пытливый взгляд. Наконец, я нашел в себе силы взглянуть соседу прямо в глаза.

– Наверное, именно поэтому я и бежал в Норфолк, – признался я, помолчав. – Коттедж «Роза» – как глоток свежего воздуха. Поселившись здесь, я понял, что такое настоящая жизнь.

– Твоему дому не хватает женской руки. Обстановка у тебя спартанская, и как-то слишком чисто, как в больнице… Слишком просто, слишком пусто.

Тогда я страшно разозлился на Мэтьюза. Он улыбался покровительственно: будучи старше меня, он, несомненно, считал, что знает ответы на все вопросы, потому что живет на свете дольше. Более того, я злился и на себя – за то, что излил ему душу. Так я еще ни с кем не откровенничал… Потом я понял, что его слова задели меня за живое, потому что он прав. Я откинул голову на спинку кресла и с улыбкой покачал головой. Нечасто кому-то удавалось пробить брешь в моих укреплениях!

– Конор, в твоей жизни не хватает руин, – продолжал Джон Мэтьюз. – Воспоминаний о том, как тебе было больно… и как ты что-то сделал не так. – Он обвел кухню рукой. – Домик у тебя красивый… но в нем как-то не чувствуется души.

«Розой» назывался двухэтажный домик, стоящий на вершине невысокого холма со скругленной вершиной. Из окон открывался вид на холмистые равнины – типичный норфолкский пейзаж. Я купил полуразрушенный домик с участком еще в 2019 году, сразу после того, как Соединенное Королевство стало полноправным членом Объединенной Европейской Федерации. Прошло еще десять лет, Великобритания упразднила монархию. После этого все члены Федерации стали регионами в рамках новой Объединенной Европейской Республики.

Тогда я еще жил в Лондоне, в так называемой Внутренней Застройке – громадном бетонном мегаполисе, который протянулся от Саутгемптона на юге через Бирмингем в Манчестер и Лидс на севере. Мне платили очень неплохо, и я мог себе позволить вести роскошную жизнь. Но после того, как наши политики, стремясь идти в ногу со временем, отказались от английского наследия и английской самобытности, я решил уехать из Застройки, где почти не осталось ничего исконно английского. Впрочем, я не сомневался в том, что неприятные перемены на этом и остановятся. Мне неуютно было сознавать, что всеми управляют бюрократы-чиновники. Мне надоела «политкорректность», постоянное урезание личных свобод, власть меньшинства, которое получило возможность контролировать жизнь большинства. Теперь государство, особенно в крупных городах, следит за всем и управляет всеми сторонами повседневной жизни. Бюрократия первой оценила преимущества достижений прогресса. Правами человека распоряжались немногочисленные группки. Так, новые власти вынудили всех пересесть на общественный транспорт, поэтому отдельным людям стало трудно путешествовать с удобствами и туда, куда им хочется. Все логично – ведь статичными, немобильными массами легче управлять. В современном мире люди общаются не непосредственно, а по электронной почте или видеосвязи. Почти все работают не выходя из дому, и потому люди редко встречаются лицом к лицу. Электронные же каналы общения, как показала практика, очень легко прослушать. Чем правительства и занимались…

Подобный режим все меньше и меньше устраивал меня – несмотря на то что именно я был одним из тех, кто продвигал в жизнь те самые новые технологии. И все же, несмотря на высокое вознаграждение, мне не хотелось быть довольным рабом.

Я продал дом в суперфешенебельном Ричмонде и переехал в глубинку. Потом взял напрокат машину – станции проката имеются на всех крупных железнодорожных узлах и автобусных станциях. Они стали необходимыми, как только цены на парковки в жилых районах вынудили большинство жителей Внутренней Застройки отказаться от личного автотранспорта. Только богачи и служащие мегакорпораций могут себе позволить разъезжать в городе на собственных машинах. В их число входят, кстати, и политики, и госслужащие, обложившие рядовых граждан непосильными налогами на все… В общем, Застройку я ненавидел, как внутреннюю, так и внешнюю. Вечный полумрак, грязь, разруха… Под ногами хлюпает – в Северном полушарии из-за глобального потепления нескончаемо моросит дождь…

Я выбрал «БМВ-ровер классик» – простую двухместную машину с двигателем 1,1 литра. Стандарт для агентства «Хёрц». Полного бака водородного топлива хватало более чем на восемьсот миль.

Итак, я взял машину напрокат и направился на восток Англии, в ту часть страны, которая меньше всего изменилась с двухтысячного года. Она начиналась восточнее Внешней Застройки, пригородного пояса, протянувшего свои хищные щупальца почти ко всем сельским районам. Многие жители Внутренней Застройки, устав от напряженной жизни мегаполиса, заводили себе загородные дома, а потом перебирались в них насовсем, оставляя тесные квартиры и неприятных соседей. Правда, ничего хорошего из переселения не выходило, так как они забирали с собой ту самую безнадежность, от которой стремились избавиться.

Единственное отличие заключалось в том, что теперь рядом с домом был крошечный садик, а не просто цветочный ящик за окном. Незадачливые бывшие горожане уезжали все дальше от больших городов, но введенные государством ограничения и преступность шли за ними по пятам. Приходилось признать, что мечты о свободе так и остаются мечтами.

Несмотря на громкие вопли по всем телеканалам о наступлении золотого века, ничего подобного не было и в помине. Да, люди стали жить дольше, выглядели лучше, у всех были одинаково красивые и теплые дома. Вечно юные красавцы многое могли себе позволить и не отказывали себе в маленьких слабостях. Реальную жизнь они видели только по телевизору. Как уютно наблюдать за войнами, катастрофами и трагедиями, сидя в мягком кресле и зная, что тебе не грозит ни холод, ни голод! Начался настоящий расцвет реалити-шоу. Люди жадно наблюдали за происходящим перед широкоэкранными плазменными панелями – «окнами в Реал».

Да, таким стал мир. Эволюция. И никто не знает, как что-то изменить… Кстати, никто особо и не рвется что-то менять.

Джон Мэтьюз говорит: беда в том, что люди перестали сознавать, что другие могут ошибаться – сознательно или бессознательно. Выросло «мыльное» поколение, которое и в жизни играет роли из своих любимых «мыльных опер». Вот бы актеры хоть на миг перестали кривляться и взглянули как следует на зрителей! Вряд ли они заметят хоть какую-то разницу между собой и ими.

Я проехал через Внешнюю Застройку, мимо множества меняющихся рекламных щитов, замусоривших скоростные магистрали, мимо одинаковых девушек в одинаковых платьях из универсама «Теско», одинаковых плащиках из «Теско», мимо унылых улиц, за которыми днем и ночью следят камеры-шпионы. Я направлялся к чему-то совершенно иному.

Восточная Англия, получившая статус заповедника, стала для меня приятной неожиданностью. Я любовался видами и постройками, напоминавшими о Средневековье; позже я посвятил немало счастливых дней изучению истории края. Мне повезло: на моих счетах имелось достаточно евродолларокредитов, и такой образ жизни был мне по карману.

Даже погода здесь была лучше, потому что вечный дождь, настоящее бедствие Британских островов и Центральной Европы, как будто обходил восток Англии стороной. Большинство людей вечный дождь и сырость не раздражали – в конце концов, дождь сохраняет тепло; кроме того, во влажном климате все растет в изобилии. Не то что на юге Европы – в Греции, Испании, Италии и даже на юге Германии, – где из-за бесконечной жары и вечного солнца разрастаются пустыни.

Коттедж, который мне приглянулся, вначале был просто развалюхой. Снаружи он казался целым, но внутри все давным-давно прогнило. Зато домик с двумя спальнями и большой гостиной на первом этаже стоял на холме, откуда открывался греющий душу вид. Любуясь первым в своей жизни восточноанглийским закатом, гуашевой палитрой раскинувшимся по обширному норфолкскому небу, я решил, что непременно куплю «Розу».

Разумеется, дом пришлось полностью переделывать. Переселиться в него я смог только через пять месяцев. Я не сразу привык к здешней тишине, к ночным шорохам и другим звукам, к сильным грозам, которые быстро налетали и так же быстро заканчивались. Кроме того, я привыкал находиться один в глуши.

Первой моей покупкой стал новый «пежо-фиат», экономичный внедорожник. Водить я всегда любил, но раньше, во Внутренней Застройке, у меня не было возможности ездить на собственном автомобиле. В Застройке любовь к машинам приравнивается к антиобщественному поведению. Если нужно проехать на большое расстояние, садись в метро, на короткие дистанции – будь любезен, пересаживайся на трамвай или микроавтобус, а на средние дистанции во Внутренней Застройке возят скоростные «Бегуны». Они передвигаются по Внутренней Застройке со скоростью свыше двухсот миль в час. Жители Внешней Застройки обходятся экономичными электромобилями с максимальной скоростью 25 миль в час и лимитом в девяносто миль – хватает, чтобы добраться от дома до работы и обратно да время от времени прокатиться по магазинам. Вот как правительство управляет людьми. Ограничьте передвижения, и ограничите дух. А необходимость защиты окружающей среды – всего лишь отговорка…

Новая машина стала моим первым шагом к свободе.

Перебравшись в Норфолк, я не бросил свою работу. Кроме того, я не пожалел времени на освоение новой профессии. Бизнес и прочие возможности, открытые для меня, в том числе работу в Центре правительственной связи[3]3
  Центр правительственной связи – спецслужба Великобритании, ответственная за ведение радиоэлектронной разведки и за обеспечение защиты информации органов правительства и армии.


[Закрыть], я отмел сразу. Мне нравилось находиться по ту сторону и быть самому себе хозяином. В общем, я решил стать Мастером игры.

Я ни разу не был женат; семейная жизнь меня никогда не привлекала. Моей единственной любовью были компьютеры. Так как я был единственным ребенком в семье работающих родителей, моим лучшим другом и учителем стал компьютер «Эппл Макинтош», который родители держали в своем кабинете. В пять лет я играл на нем в игры, в восемь – писал программы, позволяющие мне самому создавать игры. Меня никто не учил. Я все схватывал на лету. В одиннадцать, к окончанию начальной школы, я без труда взламывал свой электронный дневник, финансовый сайт школы и все остальное, вызывавшее мой интерес.

В первый раз меня арестовали в пятнадцать. Министерству образования не понравилось, что я взломал их систему безопасности, чтобы подделать себе оценки. Кроме того, я получил доступ к досье нелюбимых учителей и многое про них узнал – в том числе и кто сколько получает. Все добытые мною сведения я разослал по электронной почте всем ученикам, родителям, руководству других школ и самим учителям.

– На то, чтобы тебя выследить, у нас ушло одиннадцать недель, – признался потом сержант из отдела по борьбе с технологическими преступлениями, с которым мы беседовали в кабинете директора. – Обычно на такое уходит три недели максимум, так что у тебя явно талант. Но ты не имеешь права нарушать закон, когда тебе хочется. Дай слово, что больше этого не повторится!

Я кивнул; боясь неминуемого наказания, я готов был согласиться на что угодно.

Сержант придвинул ко мне анкету и протянул ручку:

– Распишись. Ты полностью признаешься в содеянном. На первый раз, – эти слова он произнес особенно выразительно, – мы тебя к ответственности не привлечем. – Я быстро сделал все, что мне велели. – Имей в виду, еще раз попадешься – тебя арестуют и посадят в колонию для несовершеннолетних преступников – тебе ведь уже есть четырнадцать лет, значит, придется сидеть. Это необходимая мера, сынок, иначе дело кончится тем, что ты начнешь грабить на большой дороге или станешь смутьяном. А этого мы допустить никак не можем, верно?

– Верно, сэр.

– Ты ведь понимаешь, что поступил дурно?

– Да, сэр.

– Вот и хорошо. А теперь… не хочешь ли поработать на нас?

Так я получил первую работу. Устроился на полдня в отдел по борьбе с технологическими преступлениями, или, сокращенно, ОБТП. В самом начале пути браконьер превратился в егеря. Как говорится, был хакером, стал крэкером.

По складу ума я идеально подходил к новой работе. Я взламывал компьютеры хакеров, удивляя даже самых опытных специалистов. Днем, до тех пор пока мне не исполнилось семнадцать, я продолжал учиться в школе и закончил ее замечательно. По математике и информатике набрал высшие баллы. По остальным предметам я, правда, провалился, но взломал базу данных и подделал результаты. Чиновники из министерства образования настучали на меня, но мой начальник в ОБТП заявил, что я совершил мелкое правонарушение. В общем, дело прекратили «за недостаточностью улик». На словах меня распекли и сказали, что все равно возьмут меня на работу, так как я обладаю минимальными навыками, необходимыми их штатным сотрудникам.

У меня была возможность продолжить учебу в университете, но я от нее отказался. К двадцати годам я стал старшим программистом ОБТП в Скотленд-Ярде. Я разработал версию специального языка программирования, который объединил протоколы на различных системах и давал мне возможность выполнять команды в то время, когда графические и другие обрабатывающие программы все еще активны и выполняются. Когда несведущее начальство спрашивало у меня, в чем суть моей разработки, я объяснял популярно: рыбка оказывается на крючке еще до того, как заглатывает наживку.

Потом я заскучал. Из моих сетей почти никому не удавалось ускользнуть. Если можно так выразиться, егерь заскучал по прошлому, когда сам был браконьером. Стать миллионером я не стремился; деньги никогда не играли существенной роли в моей жизни. Они лишь позволяли не отказывать себе в необходимом. Мне предлагали работу в Кремниевой долине и Кембридже, но я отказался. Свободное время я коротал в киберкафе и общался с людьми, у которых были сходные со мной интересы. С женщинами я общался редко; по-настоящему меня привлекали лишь те, чей интеллект способен был посоперничать с моим. И физическую близость я считал не более чем способом общения, единением двух сходно мыслящих людей. Как правило, дальше мы уже не заходили. Оставались друзьями, а секс постепенно сходил на нет.

Меня не тянуло ни с кем проводить больше одной ночи. Да и мои партнерши смотрели на жизнь примерно так же. В современном мире принято создавать семью на четвертом, а то и на пятом десятке. Фразу «Займись со мной любовью» я переводил для себя как «Трахни меня». После секса я почему-то всегда злился, а еще мне бывало стыдно. Наверное, где-то есть женщина, с которой хочется провести больше одной ночи? Пока все отношения мне казались какими-то бессмысленными.

Я бороздил просторы Интернета, все расширяющейся Всемирной паутины. Не было места, куда бы я не мог проникнуть; от моих визитов не были застрахованы ни один файл и ни одна организация. Я не ставил себе цели кому-то отомстить и никогда не пользовался добытыми сведениями в личных целях. Процесс поиска и взлома доставлял мне куда больше радости, чем результат.

Утром того дня, когда мне исполнилось двадцать, я проснулся от головной боли. Изнутри меня раздирал гнев. Я понял, что пора двигаться дальше. Придя на работу, я взломал самые секретные файлы ОБТП – для знакомства с ними требовался особый допуск. Я нарочно «наследил». След вел через много стран, бросал тень на многих интернет-провайдеров, веб-сайты, а также на несколько крупнейших мегакорпораций. Тем самым я словно намекал своему начальству, что и ОБТП ни от чего не застрахован. При этом вычислить хакера не было никакой возможности. Информацию, которую я добыл, я разослал во все английские газеты. К обеду, понаблюдав за тем, как мои коллеги судорожно пытаются найти злоумышленника, я выключил свою машину, предварительно стерев все улики, способные навести на мой след, написал прошение об отставке и покинул Скотленд-Ярд.

Мое начальство, конечно, заподозрило, что именно я сделал их файлы достоянием гласности.

– Многих убивали за меньшее, – предупредил меня один из них по телефону неделю спустя.

– А может, наоборот – оставляли в покое, потому что они много знают? – парировал я.

Все понимали, что поймать меня никак не удастся; они же сами меня и вышколили.

Приступы головной боли и ярости на время прошли.

Белый дом (Дубль)

12-й этаж

Комплекс «Овальный кабинет»

Второй мир

Реальное время: до контрольной точки 13 часов 6 минут

Еще до того, как первая леди лично спустилась на двенадцатый этаж, Дон Клэнси понял: что-то не так.

Мейснер недвусмысленно заявил:

– В Овальный кабинет не входить! Приказ самого президента.

В подтверждение своих слов он дал Клэнси прослушать запись телефонного разговора.

За прошедшие годы Секретная служба почти не изменилась. После покушения на жизнь Рональда Рейгана это федеральное агентство превратилось в элитное защитное подразделение. Каждый агент, натренированный «защищать, выводить из-под удара» и закрывать собой защищаемое лицо, обладал высокой квалификацией не в одной области. Кроме того, для всех агентов Секретной службы обязательной являлась превосходная физическая форма. И все же в отсутствие реального, современного опыта Секретная служба по-прежнему во многом жила своим прошлым. С тех пор как воздвигли Великую исламскую стену, на жизнь президента США не покушались ни разу. Сейчас Секретная служба превратилась в такой же символ его власти, как Первый отряд ВВС или Большая государственная печать, стоящая за его письменным столом в Овальном кабинете.

В Секретной службе был принят собственный дресскод – за основу приняли манеру одеваться агентов, изображаемых в кино. Все без исключения носили зеркальные темные очки, черные костюмы и черные же туфли, начищенные до блеска. В соответствии с требованиями современной моды пиджаки были длинными, до колен, как в старом культовом фильме «Матрица». Агенты были подключены к одной и той же системе связи и могли переговариваться нормальным голосом, а не шептать в рукав, как на заре третьего тысячелетия. Кроме того, разработчики ввели особую технологию: мини-микрофон на лацкане пиджака был запрограммирован только на голос своего обладателя и подавлял все фоновые шумы.

Агенты Секретной службы ходили с серьезными лицами, почти никогда не улыбались; в процессе подготовки их учили повсюду видеть врагов и специально развивали в них манию преследования. Считалось, что такие агенты постоянно находятся в состоянии повышенной боевой готовности. И именно привычка подозревать всех и каждого вынуждала Клэнси бояться собственных подчиненных.

Он ждал уже двадцать минут. Он привык к тайным побегам президента – как в настоящем Белом доме, так и в Дубле. Президента заводило чувство опасности; хотя во Втором мире он мог развлекаться анонимно и потому совершенно безбоязненно, время от времени он приглашал к себе девушек легкого поведения в настоящий Овальный кабинет. Все агенты Секретной службы, приставленные к президенту, были в курсе его амурных похождений, но покрывали его. Так было заведено с самого основания Секретной службы.

Клэнси знал, что в Реале свидания президента редко продолжались дольше десяти минут; президент получал удовольствие урывками в разных темных уголках. Во Втором мире, где президент почти не боялся, что его узнают, любовные утехи иногда продолжались до получаса. Но ведь сейчас он знает, что первая леди спрашивала о нем! Двадцать минут значительно превышали допустимый предел. Она в любой миг может войти в эту дверь… Клэнси позвонил Мейснеру. Глава президентской администрации был непреклонен:

– Он сказал, что не хочет, чтобы ему мешали. Если вы считаете, что его безопасность под угрозой, действуйте по инструкции.

Клэнси нажал отбой. Он злился на себя за то, что позвонил главе администрации. Он ведь заранее знал, что Мейснер ни за что не примет решение самостоятельно, а переведет все стрелки на него. Поэтому он решил дать президенту еще пять минут.

Едва он сел на место, зазвонил телефон.

– Да.

– Никак не мог дозвониться. – Клэнси узнал голос Валленски, агента, приставленного к первой леди. – Я говорил с Мейснером…

Дверь открылась, и в приемную ожидания вошла сама первая леди. Валленски продолжал как ни в чем не бывало:

– Она спускается к вам. Сказала, что хочет…

Клэнси нажал отбой, не отвечая.

– Миссис Диксон…

– Дон, где его черти носят? – раздраженно спросила Энни Диксон.

Коттедж «Роза»

Ист-Харлинг

Норфолк

Реальное время: до контрольной точки 13 часов 5 минут

Замигал и включился экран. Из лондонского отделения корпорации «Тема» мне передали график на следующую неделю. Как я и надеялся, неделя будет спокойной, ведь парк будет закрыт на техобслуживание.

«Тема»… Я поступил туда на работу всего через три недели после того, как ушел из Скотленд-Ярда.

Крупнейшую мировую компанию в сфере виртуальной реальности основали всего за девять лет до моего прихода. Начало было положено в исследовательском центре Билла Гейтса при Кембриджском университете, который считался самым мощным центром информационных технологий в Европе. Корпорация «Тема» была основана группой ученых. Раньше основатели работали на правительство США, но им надоело бороться с бюрократической системой, тормозящей прогресс. Вот они и решили отделиться и начать собственное дело. Новая корпорация не скупилась на исследования и разработки. Фондовые биржи Уолл-стрит и лондонского Сити охотно выделили ей четыре миллиарда долларов. Основатели «Темы» понимали, что важно переманить к себе лучших специалистов, и, что называется, «скупали мозги». Оказалось, что они не прогадали. «Тема» намного обошла всех конкурентов после того, как первой объединила Всемирную паутину с виртуальной реальностью. Корпорация создала первый крупный парк развлечений в «Изумрудном городе»; по популярности он сразу обогнал самых именитых конкурентов, таких как «Юниверсал-Дисней» и «Экшн».

Через два года, когда мне исполнилось двадцать два, я и сам стал служащим «Темы». Меня называли «вундеркиндом» и «светлой головой». Я стал одним из ведущих разработчиков. Тогда я забросил ник Кондор, под которым начал бороздить Интернет, и стал выходить в Сеть под своим настоящим именем. Да, времена меняются. Сейчас никому уже не нужны псевдонимы для входа в Сеть. Ведь у всех имеются собственные аватары… Аватары произвели настоящую революцию. Куклы в виртуальной реальности, копии своих хозяев, действовали в режиме реального времени. Аватары путешествуют по Всемирной паутине, за миллисекунды перемещаются в киберпространстве, меняют внешность и род занятий… Так начался Второй мир. Отныне обычные люди, не покидая своих домов и мягких кресел, могут превратиться в суперменов.

Я тестировал первые сенсоры, снимающие сигналы с сетчатки глаза на основе мышечных сокращений. Технологии совершенствовались; улучшалась и координация движений аватаров в виртуальной реальности. Затем появились интерфейсы, передающие также тактильные ощущения. Сидя в кресле или лежа на диване, человек управлял своим аватаром во Втором мире.

Когда такие интерфейсы ввели в технологию современных компьютерных игр, когда появились графические процессоры с производительностью не менее семидесяти пяти миллионов полигонов в секунду, что отражало минимальные требования к трехмерному моделированию, персонажи в виртуальной реальности утратили угловатость, перестали напоминать неуклюжих кукол, какими их привыкли считать, и стали совершенно как живые. Производительность графических процессоров выросла настолько, что аватар невозможно стало отличить от живого человека.

В 1995 году появился «Альфа-мир»; он стал самым крупным и густонаселенным поселением виртуальной реальности. В «Альфа-мире» можно было начать жизнь заново – в виде аватара. Туда бежали из Реала. «Альфа-мир» развивался постепенно. Первыми поселенцами стали сетевые фрики и хакеры. «Альфа-мир» не отличался графической красотой. Он раскинулся на довольно невыразительном, схематичном пространстве размером примерно с Калифорнию, только без каких-либо природных достопримечательностей. Постепенно туда проникали новые поселенцы из Реала, в основном одиночки, которые круглые сутки пропадали во Всемирной паутине. Новые поселенцы построили себе в «Альфа-мире» дома, где можно было отдохнуть. Аватары первых поселенцев выглядели и двигались довольно неуклюже; с развитием технологий их движения стали более естественными, плавными. Некоторые возводили себе целые дворцы, разбивали вокруг них сады, сажали леса. Правда, из-за несовершенства тогдашних технологий эти сады и леса напоминали детские рисунки – в расплывчатом трехмерном варианте. Вскоре население «Альфа-мира» составляло уже несколько сот тысяч человек. Жители «Альфа-мира» активно общались друг с другом, создавали сообщества, делились интересными находками и мечтами. Тогда аватары еще не умели говорить, как сейчас, и слова появлялись рядом с аватаром в своеобразном пузыре – как в комиксах.

Примерно в то же время появилась и «Вторая жизнь». Трехмерный виртуальный мир с элементами социальной сети. Миллионы людей ринулись туда из Реала. Все они общались посредством своих компьютеров, с помощью сенсоров. Виртуальные миры стали еще популярнее после того, как возвели Великую исламскую стену. Люди получили возможность видеться и общаться, не пересекая границ. Многие видели в виртуальном общении путь к мирному будущему: мысли путешествуют свободно, способствуя росту всеобщей любви и толерантности… В новых виртуальных мирах строились церкви и мечети, но насилие не проникало из Реала в «Альфа-мир» и «Вторую жизнь».

Однако крупные корпорации в Реале начали нести убытки. Тут они и спохватились. Они вовремя заметили растущее значение виртуальной реальности. Мегакорпорации начали вкладывать в растущий альтернативный мир огромные деньги. Они прекрасно поняли, что виртуальное пространство можно нарезать на куски и сдавать в аренду по частям. Для них виртуальная реальность стала еще одним лакомым видом имущества.

Теперь все мегакорпорации состязались друг с другом в области компьютерных технологий. Вначале беспроводные компьютеры получили возможность обмениваться между собой информацией на скоростях, превосходящих шестьдесят гигабайт в секунду. Это означало, что ритм жизни во Втором мире постепенно приближался к ритму жизни в Реале.

Мне довелось испытывать третье поколение костюмов, предназначенных для погружения в виртуальную реальность. Тогда «Юниверсал-Дисней» и «Экшн» значительно опережали в этой области «Тему» и «Нинтендо-Сони». Костюм полностью изолировал человека от внешнего мира; внутри него находился видеоэкран, многоканальная акустическая система и электронные устройства, воздействующие на нервные окончания кожи. Человеческий организм состоит из десяти триллионов клеток; один только мозг вмещает триллион. Костюмы ранних поколений вмещали всего миллиард сенсоров, поэтому двигаться в виртуальной реальности приходилось рывками, чтобы не сказать большего. Вначале их называли «цифровыми костюмами», но потом для потребителей придумали более броское название – «киберкожа». Всего через три года вместо неуклюжих, плотно облегающих резиновых костюмов с датчиками, прикрепленными к коже носителя, костюмы эволюционировали в простые свободные плащи, тонкие и легкие, как хлопок. Теперь в костюмах для путешествий по виртуальной реальности содержалось свыше пяти триллионов сенсоров, поэтому двигаться во Втором мире стало проще и удобнее. С их появлением рынок пережил стремительный скачок. Сначала компьютер освободился от проводов, затем появились чувствительные сенсоры, реагирующие на мельчайшие изменения положения тела и передающие также тактильные, температурные и вибрационные ощущения.