Текст книги "Второй мир"

Клэнси молчал; он обдумывал слова Галлахера. Еще в 2027 году конгресс США, в соответствии с директивой ООН, ратифицировал закон о защите личных данных. Закон призван был защитить граждан США от перехвата их электронной почты и другой сетевой информации АНБ, другими спецслужбами или правительственными организациями, за исключением случаев, когда в судебном порядке доказаны враждебные намерения, угрожающие интересам государства. Пока никто еще не доказал, что закон когда-либо нарушался.

Клэнси решил напомнить Галлахеру об этом:

– Пол, вряд ли я чем-то смогу помочь. Вопрос находится не в моей компетенции.

– Вот почему Конору Смиту необходимо предоставить все возможные поблажки.

– По-моему, ты сильно рискуешь!

– А какой у нас еще есть выход? Придумай что-нибудь, и я охотно не стану поручать никаких заданий человеку, не принадлежащему к нашей системе.

Клэнси пожал плечами:

– Если облажаешься, меня с собой в пропасть не тащи! – Он пронзительно расхохотался: – Вот я дурак… как будто можно упасть еще ниже, чем сейчас!

Реальный Белый дом

Апартаменты первой леди

Реальное время: до контрольной точки 10 часов 41 минута

В отличие от большинства своих предшественниц Энни Диксон, въехав в Белый дом, не стала затеваться с ремонтом и менять обстановку. Белый дом нравился ей и таким, какой он есть, – от него веяло историей. Зачем что-то здесь менять, если сама она – и то если повезет – останется на страницах американской истории лишь самой мелкой ссылкой?

Финансово она не зависела от мужа, поскольку возглавляла собственное рекламное агентство. Поэтому, когда она стала первой леди, у нее не закружилась голова. Она предоставила мужу заниматься политической карьерой; когда требовалось – оказывала ему поддержку, и моральную, и финансовую. Она очень удивилась, когда Тедди избрали президентом; его прошлое изобиловало всевозможными ляпами и промахами, которые тем не менее нисколько не отразились на его карьере. И для нее оплошности мужа не имели особого значения. Она была деловой женщиной и не хотела детей; благодаря таким ее устремлениям он самостоятельно удовлетворял свои политические амбиции. Их брак сохранялся в основном потому, что у обоих было замечательно развито чувство юмора. Они вместе радовались достижениям. Тедди нравилось, что его жена так успешно ведет дела; он неустанно расхваливал ее на публике. Энни, в свою очередь, восхищалась его выдержкой и упорством. Кроме того, она знала: ему в самом деле небезразличны избиратели, интересы которых он представлял. Она считала, что именно поэтому Тедди Диксон в конечном счете и достиг успеха.

Она искренне верила, что именно Тедди ждет заслуженное место на страницах истории – а не ее, его жену. Какими достижениями она могла бы похвастать? Уж явно не тем, что приказала перекрасить стены Белого дома в другой цвет. И вот сейчас все может рухнуть. Если обнародуют запись, которую она видела…

Энни Диксон тихо сидела в своей гостиной и слушала доклад Мейснера о том, как продвигаются поиски. Рядом с Мейснером сидела Нэнси Самнер, вице-президент. Чем красноречивее становился Мейснер, тем яснее понимала Энни, что они ничего не знают.

Когда Мейснер закончил, Энни сказала:

– Когда я заказывала куклу Мэрилин Монро, я велела Эбби убедиться в том, что мы имеем дело с надежной компанией-поставщиком. Вы ее проверили?

– Да, – кивнул Мейснер. – Поставщик весьма надежен. Дочерняя компания «Темы».

– Конечно, пока мы блуждаем в потемках, – добавила Самнер. – Но мы, Энни, задействуем все возможности. Абсолютно все!

Энни Диксон недолюбливала вице-президента, но старалась этого не показывать. Внутренний голос подсказывал ей, что Самнер, поднаторевшей в юриспруденции – раньше она была адвокатом и специализировалась на трудовых отношениях, – не нравится Тедди Диксон. Она согласилась поддержать его только потому, что надеялась со временем его сменить. Если Тедди в ближайшее время не найдут, Самнер получает отличный шанс занять его место.

– Нисколько не сомневаюсь. – Энни Диксон мило улыбнулась Нэнси Самнер и тут же повернулась к Мейснеру. Пусть он и не лучший глава президентской администрации, но все же он – человек Диксона и верен ему до конца. Он наверняка чувствует, что у них над головами уже закружили стервятники вроде Самнер. Сейчас личная преданность – качество, которое искупает любые недостатки. – Кстати, та запись… – сказала Энни. – Что с ней случилось?

– После того как ее просмотрели мы, ее больше никто не видел, – ответил Мейснер. Насколько он знал, так оно и было. С другой стороны, раз к операции собираются привлечь сторонних людей, им, скорее всего, тоже покажут компрометирующую запись. – Кроме Нэнси, главы Агентства национальной безопасности и генерального прокурора. – Должно быть, уловив что-то в выражении лица первой леди, он тут же попытался успокоить ее страхи: – Записи хранятся в надежном месте; к ним никто не сможет подобраться. Если не получит разрешение президента или Верховного суда.

«И все вы теперь знаете, что мой муж пытался трахнуть куклу, двойника знаменитости!»

– Спасибо, – ответила Энни, тепло улыбнувшись.

Вице-президент встала.

– Если вам что-нибудь понадобится, я у себя в кабинете. Заходите в любое время.

– Непременно зайду. Не забывайте, я все еще живу здесь, – выпалила Энни и тут же пожалела о своей несдержанности.

– Я имела в виду отсеки, особо охраняемые Секретной службой. Если вы захотите узнать, как у них продвигаются поиски…

– Да, разумеется. Спасибо!

Нэнси Самнер вышла.

– Кто приказал провести Мэрилин к Тедди в кабинет? Вы? – спросила у Мейснера первая леди.

– А что тут такого? Обычное… безобидное развлечение, – последовал смущенный ответ.

– Мы с вами оба знаем, какой он.

– Тедди есть Тедди.

В дверь постучали.

– Пришел Клэнси. Я разрешил ему побеседовать с вами. Может, что-то и удастся вспомнить. Им ведь особенно не от чего плясать. – Видя, что Энни Диксон кивнула в знак согласия, Мейснер громко крикнул: – Войдите!

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила Энни Клэнси и Галлахера.

– Нас интересует только одно: не тревожило ли что-то президента в последнее время? – начал Галлахер, оставаясь на ногах.

Энни пожала плечами:

– Что, например, Пол?

– Не знаю. Ну, может, он с недавних пор страдал бессонницей…

– У нас отдельные спальни, – напомнила первая леди. В Белом доме это ни для кого не было тайной; все скрывалось лишь от внешнего мира.

– Не говорил ли он о чем-нибудь необычном? Например, что он кого-то или чего-то боится? Не проявлял ли беспокойство после каких-то телефонных разговоров? Может, есть группа людей или отдельный человек, который звонил ему чаще других? Не вспомните ли случаи, когда звонит телефон и Тедди под любым предлогом уходит из комнаты… чтобы поговорить наедине?

– Нет, ничего такого не было.

– Ну а у вас, лично у вас, есть враги в мире бизнеса, которые захотели бы отыграться на нем?

– По-моему, нет. Мне кажется, это уж чересчур!

– Чересчур – то, что произошло.

– Извините, вы правы. Мы не должны исключать никакую возможность. Нет, я не думаю, что у меня есть враги в деловом мире, которые ради того, чтобы отомстить мне, вздумали бы похитить президента.

– Или скомпрометировать его, поставить его в неловкое положение, а через него – вас и вашу компанию?

– По-моему, ваши предположения притянуты за уши… и вообще, нет, ничего такого не было. Судя по тому, что я недавно увидела, компрометировать себя он прекрасно умеет и без посторонней помощи.

Галлахер оставался безучастным:

– Можно получить список компаний, с которыми вы ведете дела?

– Я распоряжусь, чтобы вам его принесли.

– Почему вы решили нанять Мэрилин Монро?

– Потому что ему ужасно нравятся все Кеннеди. Вот я и подумала, что будет забавно скопировать тот знаменитый день рождения, и пусть она ему споет. Вы ведь видели, как реагировали гости. Моя задумка имела большой успех! – Прежде чем продолжать, Энни устремила обвиняющий взгляд на Мейснера. – Естественно, маленькую приватную вечеринку после ее выступления устроила не я. Неужели вы думаете, будто я способна на такое?

– Нет, мэм. – Галлахер благоразумно поспешил сменить тему: – Ваша компания занимается рекламой, в том числе и во Втором мире?

– Теперь я что, подозреваемая?

– Нет, мэм, но у вас обширные связи во Втором мире. Какой-нибудь ваш знакомый, из числа тех, с кем вы ведете дела, мог получить доступ к аватарам Монро и к компании, которая выдает их напрокат. Вот почему мне нужны ваши архивы и коды доступа. Мы обязаны предусмотреть все. Нам приходится хвататься за соломинку…

– Я распоряжусь, чтобы мои помощники немедленно передали вам все наши коды доступа, и велю всем сотрудникам быть в вашем распоряжении, если они вам понадобятся.

– Спасибо, мэм!

– Тяжелая вам предстоит работа, – понимающе сказала Энни Диксон. – Дай бог, чтобы вы достигли цели!

Метропорт 1703

Район Будапешта

Венгерская международная зона

«Бриллиантовый парк»

9М436К2201, «Изумрудный город»

Реальное время: до контрольной точки 10 часов 25 минут

Я знал: никто лучше ПВП не понимает Второго мира и его самых темных сторон. Не было никакого смысла отправляться в популярные или обычные места, где собираются хакеры. Если Галлахер пришлет сюда следом за мной еще кого-нибудь, а он почти наверняка пришлет, не хочется оказаться там, где все будут натыкаться друг на друга.

Сначала я решил обратиться к девушке, с которой уже почти три недели не общался. С ней и с мальчишкой, который повсюду таскался за ней, я познакомился, когда по заданию Скотленд-Ярда выслеживал торговца кибернаркотиками. Мы сразу подружились, и с тех пор я часто приглашал ее выпить кофе в каком-нибудь «Старбаксе» или водил в «Долину драконов» или другой парк развлечений «Темы» – доступ во все наши парки у меня неограниченный. Больше всего она полюбила гонять на трассах «Ферраримании». Иногда мальчишка тоже ходил с нами, но всегда держался на расстоянии. Он напоминал мне бродячего щенка, неуверенного в себе и никому не верящего, который иногда робко просовывает лапу сквозь ограду.

Энди Уайтхорн. Американка. Симпатичная. Она из тех девушек, что мне нравятся. Постепенно я привык к ней; у меня развилось даже нечто вроде слабости. Мне приятно было бывать с ней. Ее серьезность тоже подкупала. Мама предрекала, что я всю жизнь проживу один, потому что такой уж я по натуре. Она говорила, что у меня СОР, синдром одинокого ребенка, и потому мне хочется, чтобы обо мне заботились, или, наоборот, хочется самому о ком-то заботиться. В самые мрачные минуты своей жизни я именно такие чувства испытывал к Энди именно потому, что знал: если она мне надоест, я всегда могу бежать, вернуться в Реал и побыть один в коттедже «Роза». Но я определенно испытывал к ней какие-то чувства; мне нравилось, что у меня есть кто-то, о ком я могу заботиться, за кого я чувствую ответственность. Девять лет назад, когда она бежала в Виртуал, ей было двадцать шесть. Стройная девушка с золотистыми волосами, круглым личиком и короткой стрижкой. Тонкие черты лица; хрупкое телосложение, Сейчас она носила белый костюм «Мэри Квант»[7]7
  Квант Мэри – английский модельер-дизайнер одежды. Создательница мини-юбки, а также супермодных моделей одежды для молодежи.


[Закрыть] в стиле шестидесятых годов прошлого века. Такой костюм дорого обходится во Втором мире, где тоже действуют законы об авторских правах. Энди всегда была одета по последней моде и постоянно меняла наряды. Я никогда не спрашивал ее, где она берет кредиты, чтобы так одеваться.

Превратившись в ПВП, Энди поначалу крепко подсела на кибернаркотики. После того как она в первый раз помогла мне, я взял для нее из фонда Скотленд-Ярда дополнительные кредиты, как для личного осведомителя. Скотленд-Ярд не возражал, потому что из ПВП получались лучшие информаторы-стукачи. Сумма оказалась побольше, чем скудное пособие, на которое она жила; взамен она дала мне слово, что завяжет с наркотой.

Зарегистрированным наркоманам во Втором мире помогают многие. По «Изумрудному городу» разбросаны бесчисленные благотворительные организации и небольшие приемные психотерапевтов-консультантов. В девяностых годах прошлого и в первой четверти нынешнего века психотерапия была очень распространена в Реале. Сейчас она считается старомодным методом. Кто-то решил, что человеку под силу самому себя исцелить с помощью специальных компьютерных программ. Выпивка, наркотики, секс, пристрастие к азартным играм – по всем реальным дурным пристрастиям создавались программы самопомощи, которые можно было приобрести сразу же после их выпуска. Последним бестселлером стала программа «Я чист – золотое издание»; она, как утверждалось, повышала самооценку и помогала пользователю преодолеть дурные привычки, ведущие к саморазрушению. Среди других популярных программ были такие: «ПОТЕРЯННЫЙ УИК-ЭНД И КАК ПОСЛЕ НЕГО ВОССТАНОВИТЬСЯ», «НА ИГЛЕ – ИСЦЕЛЕНИЕ» и «ИЗНЕМОЖЕНИЮ НЕТ – КАК МЕНЬШЕ ЗАНИМАТЬСЯ СЕКСОМ И ПОЛУЧАТЬ ПРИ ЭТОМ БОЛЬШЕ УДОВОЛЬСТВИЯ».

В результате, хотя в Реале у практикующих психологов и психотерапевтов оказывалось все меньше работы, пациентов у них лишь прибавилось. Многие их бывшие клиенты перекочевали во Второй мир в поисках помощи, в которой им было отказано в Реале. Таким образом, психологическое консультирование загнали в Виртуал. Власти разрешали психологам продолжать практику; это их устраивало, потому что позволяло осваивать выделенные денежные средства. Психологи не спрашивали, чем занимаются их клиенты в Реале и не ПВП ли они. Тем не менее свои кредиты они обналичивали регулярно.

Однажды Энди призналась, что сбежала в Виртуал, потому что ее разыскивала полиция Лонг-Бич.

– Что ты натворила?

– Зятя убила, мужа сестры, – почти равнодушно ответила она, а у меня от ее хладнокровия мурашки побежали по спине.

– За что?

– За то, что он сволочь. Однажды ночью – сестра с отцом куда-то уехали, кажется, в гости к родственникам – он стал приставать к моей матери. Она была очень красивая. Она его отшила, а он избил ее и потом изнасиловал. Я спала у себя в комнате и понятия не имела, что происходит. Когда он оставил ее в покое, она была без сознания. Потом он ввалился ко мне. И сделал то же самое… – Энди едва заметно дернула плечом. И я понял: несмотря на показную невозмутимость, она очень ранима и беззащитна.

– И ты в ту же ночь убила его?

– Нет. Тогда он сразу сбежал. Утром сестра вернулась домой и увидела, что мы с мамой обе в жутком состоянии. Нас увезли в больницу, а его так и не нашли.

– И как же?..

– Тогда мне было всего четырнадцать. Через девять лет я случайно наткнулась на него в баре в Лонг-Бич. Он меня не узнал; угостил меня выпивкой и пригласил к себе. Я согласилась. Всю дорогу он повторял, что я кажусь ему знакомой, но я так и не призналась, кто я такая. Он разжирел, как свинья, перестал бриться – в общем, совсем опустился. Не мог поверить своему счастью – наверное, ни одна девушка не соглашалась с ним пойти. Когда мы приехали, я пошла к нему на кухню, взяла большой нож, который валялся в раковине. Там стояла гора грязной посуды. Нож был весь в крошках от пиццы, в кусочках сыра и салями. Он стал снимать с себя футболку через голову; задрал ее, лицо закрылось. И тут я изо всех сил вонзила в него нож. Он ничего не видел; пытался сорвать с себя футболку, но помешать мне не мог никак. Когда он, наконец, освободился, было уже поздно. Он ослеп и уже издыхал. Повалился на пол, в лужу крови… Как сейчас помню: кровь на линолеуме, кровь везде… А он все пытался рассмотреть меня. Говорить он уже не мог и дышал с присвистом… Только губы еще шевелились. Я поняла, что он спрашивает: «За что?» – но голоса у него уже не было. Он спрашивал одно и то же снова и снова: «За что? За что? За что?» А я стояла и смотрела, как он подыхает. Так и не сказала ему, за что я его зарезала. Не позволила ему узнать.

Прошло какое-то время; видя, что я молчу, Энди продолжала:

– На ноже остались мои отпечатки. Надо было его вытереть, но я как-то не подумала… Я вернулась в Сан-Диего, но полиция вышла на мой след. Поэтому я бежала в Виртуал. И стала ПВП. Не хочу возвращаться и садиться на электрический стул из-за такого гада!

Друг Энди, Тибор, бежал во Второй мир, когда ему было четырнадцать. Венгерский мальчишка играл в компьютерные игры, еще не научившись ходить. Его отец, будапештский программист, бросил его мать и ушел к более молодой женщине. Тибором отец совершенно не интересовался, и мальчик подружился с другими юнцами, которые ошивались в местных киберкафе. Однажды – в Реале шел моросящий дождь, а во Втором мире ярко светило солнце – Тибор вдруг взял и решил, что домой больше не вернется. Папаше, который переселился в Италию с молодой женой, было наплевать, что его сын стал ПВП, и Тибор пополнил ряды тех, кого дома никто не ждал. Тибор и ему подобные напоминали мне потерянных мальчишек из «Питера Пэна», за одним исключением: место, в которое они бежали, оказалось больше того мира, где они жили раньше. Они сознательно покинули Реал и существовали в киберпространстве, которое стало для них единственной реальностью.

Энди и Тибор подружились и всегда ходили вместе. Они понятия не имели, где находятся их кадавры; это не имело для них значения, потому что считали, что никогда уже не вернутся в Реал. Разве что кто-нибудь когда-нибудь придумает, как это сделать…

Трудность в том, что мозг человека не в состоянии долгое время приспосабливаться к текучему, вечно меняющемуся миру киберпространства. В первые годы существования виртуальной реальности многие пользователи, проведя во Втором мире несколько дней подряд, возвращались в свои тела в Реале в состоянии паутинной лихорадки; болезнь возникала из-за непримиримого противоречия между реальностью и фантазией. Дело заканчивалось полным параличом; лекарства от паутинной лихорадки пока не придумали.

Проведя клинические испытания, Всемирная организация здравоохранения объявила: тело человека, долгое время пробывшего во Втором мире, коченеет из-за крайней степени шизофрении. А еще эксперты ВОЗ очень быстро поняли: если тело такого человека парализует, его психика во Втором мире выходит из-под контроля. Речь идет как о поступках, совершаемых аватаром, так и о мыслях. Многие ПВП, которые отчаянно хотели вернуться в Реал, перепробовали целый ряд безумных обрядов, пытаясь преодолеть матрицу. В конце концов их просто стирало из матрицы, потому что они рвали и без того слабую связь с собственным телом. Такое состояние, состояние полного оцепенения и, параллельно, лихорадочной мозговой деятельности беглецов, получило название «кибербезумия».

В соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН ВОЗ тут же издала новые законы, призванные оградить всех будущих путешественников во Второй мир, а также тех, кто уже угодил в киберловушку. Первым делом необходимо было позаботиться о телах, покинутых ПВП. Официально такие тела именовались кадаврами, а место, где они покоились, называлось Катакомбами. Там-то и хранили кадавры ПВП. Как-то я побывал в Катакомбах и видел бесчисленные ряды ячеек, похожих на гробы. В Катакомбах поддерживался особый температурный режим. Каждого кадавра подключали к централизованной системе жизнеобеспечения, и каждый посредством мини-компьютера связывался с матрицей киберпространства. Хотя кадавры лежали без движения, их мышцы ежедневно тренировали с помощью электрошокеров. Кроме того, в каждом гробу была установлена система, позволяющая проводить регулярный медицинский осмотр. До сих пор еще ни одному ПВП не удавалось вернуться в тело в нормальном состоянии. Кадавры оставались подключены к системам жизнеобеспечения и Виртуалу до тех пор, пока не наступала клиническая смерть.

ООН, которая, как всегда, защищала слабых и угнетенных, учредила специальное пособие для всех ПВП. Пособия поступали на особые счета. После официального заявления правозащитников из «Международной амнистии» о том, что нельзя ущемлять права ПВП, никаких чеков не выдавалось и невозможно было отследить, кто получает пособие, а кто – нет. Поскольку некоторые люди перешли в разряд ПВП после того, как совершили тяжкие преступления в Реале, система казалась уязвимой. Зато власти в политкорректном Реале оставили ПВП, как живых, так и мертвых, в покое и позволили им обитать в Виртуале бесконечно. Пособия им выплачивались за государственный счет.

После того как ко мне наведались представители Секретной службы, я попытался связаться с Энди – еще до того, как покинул коттедж «Роза».

Наконец она отозвалась.

Нет, сейчас она особенно ничем не занята.

Да, у нее все нормально.

Да, она по-прежнему с Тибором.

Да, она по-прежнему готова сотрудничать и не откажется мне помочь.

Да, она встретится со мной. Где? Сейчас… Помню ли я, где родился Тибор? Так вот, ближайшая кофейня. И о бриллиантах забывать не стоит.

И наконец, почему я целых три недели не объявлялся?!

Я был уверен, что меня никто не засек. Защелкнул в часы свою мини-клавиатуру. Наше сообщение не было таким уж сложным и засекреченным. Хотя перехват частной электронной переписки и запрещался международными законами, все подозревали, что письма читают по-прежнему. Только никто не знал, как это делается. Даже я не мог догадаться, как действуют спецслужбы. Ее послание казалось бессмысленным; еще одна кроха в бесконечной болтовне, ведущейся в накрывшей весь мир оптоволоконной волне. Трекеры, кем бы они ни были, наверняка хватаются за более лакомые кусочки; до короткого сообщения Энди у них просто руки не дойдут.

Тибор был венгром, значит, встреча состоится в венгерской зоне. Он родился в Будапеште. Ближайшая кофейня – ближайший «Техноклуб». Жизнь ПВП вращалась вокруг киберкафе и мест, где собирались киберпанки. Скорее всего, встречу мне назначили на Маргитсигете – острове Маргариты – в самом центре города. Я не сразу сообразил, к чему она приплела бриллианты, но потом влез в Википедию и набрал «Будапешт». На острове имелся парк развлечений, получивший название «Бриллиантовый» в честь одного из первых виртуальных миров, созданного в 1996 г. в Кремниевой долине лабораторией концерна «Мицубиси». Тот, изначальный «Бриллиантовый парк» объединял в себе тогдашние новейшие достижения в области звука и трехмерной графики. В результате, когда Второй мир стал реальностью, «Бриллиантовые парки», наряду с «Альфа-миром» и «Второй жизнью», стали первыми киберпоселениями.

Было и второе киберкафе, «Гусар», но его посещали не так часто, как «Техноклуб». «Гусар» находился на краю «Бриллиантового парка», рядом с мостом Маргит.

Я вошел в Виртуал и перенесся в метропорт 1703. Путешествие заняло двенадцать наносекунд.

Те, кто был в реальном Будапеште, утверждали, что различия со Вторым миром несущественны. Город старый, какой-то увядший и изношенный, но строился он с гордостью и ценой большого труда. Будапешт сильно выделялся на фоне остальной Восточной Европы, даже после того, как восточноевропейские страны влились в Объединенную Европейскую Республику. В попытке развивать туризм во Втором мире правительство рабским образом скопировало все главные улицы, идущие вдоль Дуная, и построило там те же здания, что и в Реале.

Камер-шпионов здесь было меньше. Так всегда бывает в более бедных странах. Их экономике не по силам современные системы слежения и квалифицированный персонал, который управлял бы такими системами. Следовательно, более бедные зоны стали тихой гаванью для киберпанков, ПВП и вообще всех тех, кто не желал, чтобы его замечали.

Когда меня вынесло из метропорта 1703, я немного прошел по набережной и вошел в «Бриллиантовый парк» у моста Маргит. Снаружи «Гусар» представлял собой обычное летнее кафе с серыми стенами и маленькими окошками, выходящими в парк. Явно не место для туристов, потому что выглядело оно не слишком приветливо, как и горбун бармен, читавший газету. Я заказал пиво. Угрюмый ответ и грязный стакан, который он в сердцах хлопнул на стойку, ясно давали понять: здесь я не желанный гость.

Я расплатился еврокредитной смарт-картой и сел за столик у окна. На каждом столике стояло по одному монитору и одной клавиатуре. Мониторы были последней модели – «Интелливижуал». Сейчас они в моде, потому что у них самый быстрый отклик. Клавиши на клавиатурах выглядели потертыми и жирными от прикосновения множества пальцев. Да, здесь определенно был бар для хакеров.

– Здравствуй, Конор! – услышал я ее голос сзади. – Я ходила в комнату для девочек.

– Даже во Втором мире? – Я приветливо улыбнулся, а Энди села на стул рядом со мной. Мне нравилось, когда она употребляла старомодные выражения. – Ты ведь знаешь, почему нам всем кажется, будто и в «Изумрудном городе» нам иногда хочется в туалет. Не потому, что действительно нужно, а потому, что тебя так программируют и тебе кажется, будто тебе хочется. То же самое продолжается и когда ты становишься ПВП.

– Знаю, потому что здесь все должно окупаться, а это еще один способ вытянуть у человека кредитки из бумажника. – Она задумалась. – Только что пришло в голову… Что там с моим кадавром? Я имею в виду, с моими физическими функциями.

– Обо всем заботятся автоматически. К тебе подключены разные трубки, по которым все и откачивается.

– Все мои телесные жидкости?

– Да.

– Какая гадость! По-моему, это безнравственно.

– Такие подробности я не проверял. Но по-моему, сейчас такие вещи научились делать виртуозно.

– Ты не проверял? Значит, ты знаешь, где мой кадавр?

– Да, – тихо ответил я.

– Зачем?

– Почему бы и нет? – Я не добавил, что регулярно получаю отчеты о состоянии ее кадавра и плачу дополнительную сумму, чтобы за ней ухаживали получше, чем позволяет пособие. Раньше ее кадавр находился в отделении особого надзора, которое охранялось тюремными охранниками – на тот случай, если ПВП вдруг вернется в тело. Тогда его можно будет подвергнуть законному наказанию. Мне пришлось выложить крупную сумму адвокатам по гражданским правам, чтобы ее перевели оттуда.

– Как-то раз у меня выдался свободный день, вот я и выяснил, где тебя хранят, – беззаботно продолжал я.

– И как я выгляжу?

– Немного похожа на тебя теперешнюю… только чуть старше. Если когда-нибудь придумают, как тебя вернуть, ты выдержишь экзамен на человека.

– Никогда ничего подобного не придумают! – Она вдруг словно очнулась ото сна, понимая, что он навсегда так и останется сном. – Так или иначе, кто захочет вернуться в тамошнюю дыру? Нам с Тибором и здесь неплохо.

– Где он, кстати?

– Скоро придет.

– Как дела у нашего «кулхацкера»? По-прежнему вламывается туда, где его никто не ждет?

Она рассмеялась, запрокинув голову. Смех у нее был заразительным и подкупающим.

– Он думает, что спасает мир. Не самая плохая идея!

– Каким образом он спасает мир?

– Он обожает проверять на прочность разные системы. Говорит, если он их взламывает, кто-то там, в Реале, понимает, что в системе есть сбой, дефект, и его необходимо исправить. Он делает киберпространство безопасным для всех.

Я решил, что сейчас не время с ней спорить.

– Выпить хочешь? – спросил я.

Энди кивнула и подала знак бармену. Пиво ей подали мгновенно; на сей раз бармен широко осклабился, словно говорил мне, что я в порядке. Я откинулся на спинку стула и стал наблюдать за ней. Энди всегда выглядела свеженькой, как будто аватар у нее был совсем новым. Если за аватарами не ухаживать, не прокачивать их постоянно, они потихоньку распадаются. Большинство ПВП довольно неприглядны, ведь они никогда не подпитываются от матрицы: почти у каждого не сочетающаяся с телом рука, нога или прямоугольные заплатки на теле, сделанные на месте отвалившихся кусков кожи. Они напоминают пазлы, в которых потерялись отдельные кусочки. Но к Энди это не относилось. Она всегда выглядела безупречно, красиво – как выглядел бы новый дорогой аватар.

– Как идет жизнь во Втором мире? – поинтересовался я.

– Легче не становится. Одно хорошо: пособия выплачивают вовремя. Зато киберкопы все безжалостнее. Появляется все больше камер. Шпионы повсюду!

– Совсем как в Реале.

– Ты серьезно?

– Да. По-моему, здесь как-то спокойнее.

– Ну, а сам-то ты как? Еще не женился?

– Когда бы я успел жениться? За три недели, что мы не виделись?

– Ты никогда не женишься. У тебя вся жизнь – работа.

– А у тебя?

– При чем здесь я? Мне вечно будет двадцать четыре года! – Энди хихикнула. – Кстати, знаешь, я чиста. Серьезно! Уже давно.

– Ты правду говоришь?

– Зачем мне лгать – особенно здесь?

– Умница.

– Те деньги пришлись очень кстати… После того как взяли наркобарона.

Она помогла мне выйти на один сибирский наркокартель, который орудовал во Втором мире. Сын одного из моих клиентов стал наркоманом; с помощью Энди мне удалось выйти на поставщика. Операция прошла успешно, и я позаботился о том, чтобы Энди хорошо заплатили.

– Я пошла к отличной тетке-мозгоправу. К ней ходят все. Она и сама когда-то торчала, как шпала. Она понимает, почему мы подсаживаемся на всякую дрянь. Теперь мне офигенно хорошо. Офигенно! Жалко только, некуда сходить и некому похвастать!

– Не ругайся; тебе не идет.

Она рассмеялась:

– Ты, конечно, такой старикашка, что годишься мне в отцы, но возраст еще не дает тебе право быть моим отцом!

– И все равно тебе не идет.

– Какое это имеет значение?

– Все имеет значение.

Она пожала плечами:

– Ну, и чем же мы можем тебе помочь?

Я обернулся и увидел Тибора, который подтаскивал себе стул. Наверное, оба вошли черным ходом. «Гусар» казался именно таким местом, куда «свои» заходят через заднюю дверь. По Тибору незаметно было, что он соскочил; наоборот, он казался типичным «улетевшим» киберпанком с башкой набитой всякой дурью. Одежда у него, в отличие от Энди, была мятая и плохо на нем сидела. На ней были новенькие дорогие джинсы в обтяжку; на нем – рваные, с помойки. Штанины волочились по земле, коленки отвисли. Невозможно было угадать, какого цвета были его джинсы раньше. Может, от грязи? Волосы у него стояли торчком – грязные, немытые. И лицо было грязное. На меня смотрели цепкие, недоверчивые глаза. Передо мной был ребенок, который повидал все, что мог ему предложить мир взрослых, но не особо впечатлился. Настоящий хакер; крепкий орешек за клавиатурой с полной путаницей в башке.

Я приветствовал его сухим кивком:

– То, что я собираюсь рассказать, предназначено только для ваших ушей. Дайте слово, что никому не скажете!

– Ты заботился о нас. И всегда держал слово. Мы этого не забудем.

– А он? – Кивком я указал на мальчишку.

– Тибор в порядке. Он поступит так же, как и я.

– Во Второй мир утащили одну очень важную персону.

– Похитили?

– У него отключили КатаПульт.

– Вот здорово! – воскликнул Тибор. – Долбаный ВИП стал ПВП! – Он расплылся в улыбке.

Я сделал вид, что не услышал.

– Чтобы найти его, у нас часов десять. Нельзя допустить, чтобы он стал ПВП.