Текст книги "Пехотинец в Сталинграде. Военный дневник командира роты вермахта. 1942–1943"

Из высотного здания слышалось тихое позвякивание. Там находился гауптфельдфебель Михель с полевой кухней. Отделения получили горячее питание и другое необходимое им, чего должно было хватить до того, как горячую пищу привезут в следующий раз. Если были письма, то должны были подвезти и их тоже.

Увидев меня, наш «дядюшка» подошел и тихим голосом отдал рапорт. Я поблагодарил его и протянул руку:

– Ну, Михель, как дела? С обозом все в порядке?

– Яволь, герр лейтенант! Мы рады, что вы снова вернулись в роту.

– Взаимно. Жаль только, что в роте осталось так мало стариков. Нужно использовать их с максимальной пользой.

– Унтер-офицер Павеллек уже приготовил ваш ужин, герр лейтенант.

– Это хорошо, но я лучше поем суп из полевой кухни.

Лица трех хорошо знакомых мне ветеранов ухмыльнулись мне, оскалив зубы, но не прервали начатой деятельности. Так они ответили на то, что я дружески похлопал каждого по плечу. Все было так, будто я никогда и не отлучался. Ячменная похлебка была, как обычно, хороша. В ней не было никаких дополнительных деликатесов. Что бы мы ни получали от любого из наших поваров, один из которых был мясником, а второй пекарем, им всегда удавалось приготовить нам нечто удобоваримое.

Я повернулся к Михелю и сказал ему, чтобы после того, как он закончит с раздачей пищи, он прибыл на мой КП.

На КП уже находились мой друг Ули Вайнгартнер, Павеллек и Неметц. Ули доложил мне, что на нашем участке все было в порядке. На какое-то время обстановка стала спокойной. Я обернулся к Павеллеку:

– Жушко, мне нужно, чтобы на КП немедленно прибыли лейтенант Фухс и фельдфебель Гроссман с обер-фельдфебелем Якобсом.

Затем я снова повернулся к Ули и сообщил ему о смене командиров, а также о том, что мне совсем не понравилось состояние здоровья майора. Тут появился гауптфельдфебель Михель, который доложил, что вместе с полевой кухней собирается покинуть расположение роты.

– Очень хорошо, Михель, постарайтесь уцелеть вместе с солдатами и гуляшканоне. Теперь вы знаете, где примерно мы будем располагаться завтра. Если нам повезет, то, может быть, мы уже будем на Волге, если нет, то где-нибудь между нею и нынешней нашей позицией. Берегите себя.

Михель быстро отдал честь и вышел. Вскоре прибыл фельдфебель Гроссман и обер-фельдфебель Якобс, а чуть позже и лейтенант Фухс.

– Ну, господа, проведем короткое совещание: вы, как и я, знаете, какова обстановка на сегодня. У меня в роте один легко– и двое тяжелораненых. Тот, кто ранен легко, останется в роте. Каковы потери у вас, герр Фухс? Никаких? Прекрасно! Прежде чем мы поговорим о завтрашнем дне, я передам вам то, что мне поручил наш командир. Я был в батальоне. Герр Циммерман заболел желтухой. Сегодня вечером его сменил майор профессор доктор Вайгерт.

Мы с герром Вайнгартнером знаем доктора Вайгерта со времен пребывания в Кенигсбрюкке. Когда дивизия была сформирована, лейтенант Вайнгартнер даже был командиром взвода в 14-й роте, которой командовал гауптман Вайгерт (в таком звании он был в то время). Я думаю, что нам повезло. Кто знает, как бы вел себя с нами и солдатами незнакомый командир, назначенный со стороны.

Ули радостно воскликнул:

– Папа Вайгерт будет хорошо заботиться о нас. Он – прекрасный малый!

– А теперь о завтрашнем дне. Два штурмовых орудия, скорее всего, снова будут с нами. Об этом попросили их командование и из нашего полка тоже. Кроме того, завтра нас будут также поддерживать и наша артиллерия, и наша 13-я рота с ее тяжелыми полевыми гаубицами.

То есть у нас будет больше огневой мощи, и мы не будем предоставлены сами себе, как это случилось сегодня днем. Когда я разговаривал с командиром штурмовых орудий лейтенантом Хемпелем, он сказал, что если они прибудут, то не раньше 09.00 завтрашнего утра. Для нас это означает, что мы не сможем начинать до этого времени. Когда рассветет, нам придется внимательно наблюдать за местностью и за развалинами и вызвать на них огонь нашей тяжелой артиллерии. Когда подойдут самоходные орудия, моя рота совместно с ними вступит в бой. Гроссман, вы возьмете два взвода и пойдете справа и слева по улице со вторым орудием. Я вместе с остальными тоже пойду по обеим сторонам улицы с первым орудием лейтенанта Хемпеля. Вы, господин Фухс, будете двигаться в нашем тылу несколько правее. В зависимости от того, как будет вести себя противник, вы будете знать, что делать, и сможете прикрыть мою роту огнем с правого фланга. Ули, вы будете действовать по обстановке. Остаетесь за обеими ротами в резерве. Мы дадим знать, если вы понадобитесь. И держите связь. Якобс, вы своими тяжелыми пулеметами и тяжелыми минометами будете прижимать противника к земле. Любые различимые цели должны быть уничтожены как можно скорее. Конечно, господа, это проще сказать, чем сделать! Нам следует быть адски внимательными и быть готовыми к возможному нанесению удара в любую сторону. Ведь никто не может знать, где в этом нагромождении развалин могут прятаться иваны. Есть вопросы? Нет! Тогда до завтра, надеюсь, все пройдет спокойно.

Гроссман, останьтесь на минуту, пожалуйста.

Три моих товарища вышли с КП.

– Гроссман, когда прибудут два штурмовых орудия, вы останетесь со вторым из них. Им командует вахмистр. Мы должны находиться по возможности на расстоянии слышимости и, если нужно, суметь перекричать звук мотора, чтобы обратить внимание экипажей штурмовых орудий на встреченные препятствия. И вы должны ясно дать понять своим солдатам, что они всегда должны держаться подальше от машин. Они будут притягивать наших людей, поскольку те попытаются найти за машинами укрытие. Но верно прямо противоположное: машины хорошо различимы для противника. Их броне не страшно легкое оружие, но все, что находится снаружи, является первоклассной целью. Нашей главной задачей будет защитить оба штурмовых орудия от неожиданностей и придать экипажам чувство уверенности. Если мы не сможем общаться с командирами языком жестов, будем обозначать цели перед ними сигнальными ракетами. Вы установили связь с соседями слева?

– Так точно, герр лейтенант!

– Что-то еще неясно?

– Нет, герр лейтенант. Все ясно.

– Тогда желаю вам спокойной ночи.

– Благодарю, герр лейтенант.

Я посмотрел на часы. До полуночи оставалось еще полчаса.

– Павеллек!

– Господин лейтенант?

– Я собираюсь немного поспать сейчас. Проверьте, правильно ли расположились часовые снаружи, и, если что-то случится, немедленно будите меня.

– Яволь, герр лейтенант. Спокойной ночи!

– Данке.

На полу своего нового КП – он располагался теперь в коридоре первого этажа того крыла высотного здания, которое мы штурмовали днем, – я сгреб в сторону мусор, приспособил в качестве подушки планшет и растянул вместо одеяла свой цельтбан[20]20
  Цельтбан – плащ-палатка в виде треугольного полотнища из непромокаемого хлопчато-бумажного габардина, использовалась для укрытия и лежания на земле. На боковых сторонах палатки было по 12 петель с пуговицами, а на нижней 6 петель для пуговиц и 6 колец, сквозь которые проходила стягивающая веревка, выше петель пришивались 6 пуговиц. Пуговицы и петли были предназначены для того, чтобы присоединять дополнительные секции и составлять за счет этого общие палатки больших размеров.


[Закрыть].

Мой стальной шлем находился наготове рядом с головой, автомат – под рукой. Когда я попытался обдумать, не забыл ли о чем-нибудь, усталость взяла надо мной верх.

25 сентября

Похлопывание по плечу заставило меня резко подскочить. Меня разбудил мой компаниетруппфюрер. Какую-то секунду я соображал, где нахожусь, затем заново приводил в порядок свои рефлексы. Я посмотрел на часы: было 06.15 утра 25 сентября. Я потянулся и зевнул.

– Герр лейтенант спал как бревно.

– Вы правы, Жушко, я устал как собака. Что-нибудь случилось?

– Нет, господин лейтенант, иначе мы не дали бы вам спать так долго.

– Принесите воды, я хочу немного освежиться.

– Сию минуту, герр лейтенант.

Я вышел наружу и облегчился. Было все еще темно. Вдоль всего фронта слышались лишь редкие звуки выстрелов. На небе не было ни облачка, то есть нам предстоял еще один жаркий солнечный день. Я вернулся в развалины. Ох, как хороша была холодная вода. Ее хватило лишь на то, чтобы слегка умыться, но прохладная жидкость бодрила.

Наш шписс[21]21
  Шписс (Spiess) – прозвище старшего из унтер-офицерского состава роты, который отвечал за хозяйственные вопросы.


[Закрыть] прислал водителя с двумя канистрами с горячим кофе. Теперь каждый из нас мог попить горячего вместе с утренним пайком. Кроме того, мы могли наполнить фляги.

Лишь в подобных обстоятельствах ты понимаешь, насколько важно иметь на должности «ротной мамочки» ответственного человека.

Появился батальонный посыльный Марек:

– Герр лейтенант, сообщение из батальона: господин майор Вайгерт принял командование. Наша задача – выйти к Волге – все еще в силе. Штурмовые орудия на подходе. В вашем секторе будут действовать передовые наблюдательные посты артиллерии. Господин майор желает господину лейтенанту и его солдатам всяческих успехов.

– Данке, Марек. Доложите господину майору, что на передовой все в порядке и что атака начнется, как только подойдут штурмовые орудия.

– Яволь, герр лейтенант. Ах да! Я чуть не забыл: на место лейтенанта Вайнгартнера будет назначен новый офицер. Он прибыл вчера вечером вместе с майором Вайгертом. Его зовут гауптман Функе. Я должен проводить его к лейтенанту Вайнгартнеру, показать ему что и как, а потом вместе с лейтенантом Вайнгартнером вернуться в штаб батальона.

– Прибыли ли еще офицеры?

– Нет, господин лейтенант.

– Тогда передайте господину майору, что мы рады видеть его своим командиром и что здесь, на передовой, все в порядке. Я проинформирую командиров 6-й и 8-й рот, что командование 5-й ротой примет гауптман Функе.

Марек скользнул наружу.

Значит, решили, что для нашего батальона достаточно будет еще одного офицера. Когда же (хотя бы приблизительно) прибудет пополнение в унтер-офицерском и рядовом составе? Мы не сможем продолжать наступать, имея такой низкий численный состав. Вчера нам повезло. Но что принесет сегодняшний день? Как он сложится? Я ничего не имел против того, что моего друга Ули заберут в штаб, а этот гауптман Функе примет командование вместо него. Ули был ненамного моложе нашего командира, но он, по крайней мере, был в курсе того, с чем нам приходилось сталкиваться на фронте лицом к лицу.

Одного офицера было недостаточно, чтобы пополнить так остро необходимый состав подразделений передовой линии. Надеюсь, что кто-то наверху понимает это и попытается исправить положение.

Пока снаружи не рассвело полностью, я приказал, чтобы ко мне вызвали командиров 6-й и 8-й рот, а также фельдфебеля Гроссмана. Я проинформировал их о перестановках в командовании батальоном, а также о том, что лейтенанта Вайнгартнера сменит гауптман Функе, с которым нам вскоре предстояло познакомиться. Лейтенант Фухс обеспечивал контакт с левым флангом 3-го батальона нашего полка под командованием гауптмана Риттнера, а моя рота – с правым флангом 171-го разведывательного батальона.

– Господа, самое важное сегодня – это факт, что оба вчерашних штурмовых орудия снова будут здесь, чтобы обеспечить нам поддержку. Кроме того, в нашем секторе, как передал через посыльного майор Вайгерт, будут действовать передовые наводчики огня артиллерии. Я желаю вам всего наилучшего. Ауфвидерзеен!

Мои товарищи вернулись в свои подразделения. Теперь мне предстояло просто дождаться лейтенанта Хемпеля и два его штурмовых орудия. Ожидание может быть тяжелым испытанием для нервов. Я и не заметил, как совсем рассвело, и вдруг наступил ясный день. С тремя солдатами отделения управления своей роты я скрытно вел наблюдение за местностью перед нашим фронтом. Для того чтобы добиться лучшего обзора, я и Павеллек вскарабкались вверх по лестнице, которая была полностью засыпана мусором, на второй этаж. Через наши бинокли мы внимательно осматривали здания напротив, пытаясь обнаружить там признаки, указывающие на присутствие противника. Однако, должно быть, они успели хорошо замаскироваться: нам так и не удалось ничего разглядеть. Ясно было одно: сегодня нам нельзя действовать в лоб, как это удалось вчера, когда мы воспользовались тактической внезапностью. Во-первых, перед нами были лишь руины высотных зданий: частные деревянные дома были сожжены; во-вторых, иванов вчера кто-то заблаговременно предупредил; и, в-третьих, нам придется осторожно двигаться от здания к зданию, если мы не хотим внезапно оказаться в западне. В это время стрелки наших часов медленно подходили к девяти. Скоро должен появиться лейтенант Хемпель со своими StuG III. За Волгой красным шаром появилось солнце. Во всех отношениях сегодняшний день обещал стать жарким. Вот уже добрый час артиллерия с обеих сторон исполняла свою убийственную «мелодию». Сначала слышался доклад, затем – свистящий звук летящего снаряда по траектории намного выше нас, а затем где-то далеко за фронтом или в нашем тылу – звук попадания и взрыв. Нам очень хорошо были знакомы эти звуки сражения. Поскольку они не затрагивали нас напрямую, никого они особенно не беспокоили. Падение мины из тяжелого миномета с характерным глухим шлепком разрыва было для нас гораздо опаснее. Так же как и 76-мм снарядов пушек ратш-бум, потому что здесь ты никогда не знаешь, что услышишь раньше, звук разрыва или попадания в цель, которой ты являешься.

Сзади послышался лязг гусениц. Слава богу! Это лейтенант Хемпель. Мы осторожно спустились по лестнице. Пока мы пробирались вниз, я видел, как обе боевые машины выруливают из-за угла. Через несколько секунд они остановились за моим КП. Из машин выбрались лейтенант Хемпель и вахмистр, командир второго штурмового орудия. Хемпель улыбнулся мне:

– Ну, герр Холль, у нас получилось то, что мы задумали. Я доложил своему командиру, как хорошо мы взаимодействовали вчера и то, что сегодня вы снова отчаянно нуждаетесь в нашей помощи. Ему было довольно просто направить нас сюда еще и потому, что поступил приказ от командования армейским корпусом оказать содействие именно вашей дивизии.

– Значит, моя настоятельная просьба, с которой я обратился к командиру батальона, дала нужный результат. А сейчас к делу! У вас есть карта или мы обойдемся без нее и оговорим все устно?

– Я предпочитаю второй вариант. Вам нужно выйти на берег Волги. Правым флангом вы опираетесь на реку Царицу. Граница слева проходит по этой асфальтированной улице. Предполагается, что мы будем контролировать сектор в данных границах. Когда улица разделится на две или упрется в перекресток, мое второе штурмовое орудие сместится правее. Очень важно, чтобы солдаты, приданные данному орудию, последовали за ним. Не важно, повернет оно налево или направо или продолжит двигаться прямо.

– Это понятно. Я уже подробно обсудил это с командиром взвода фельдфебелем Гроссманом.

Фельдфебель Гроссман прислушивался к нашему разговору, так как он, увидев, что орудия подошли, сразу же прибыл с позиции на КП.

– Гроссман, возьмите с собой отделения Роттера и Ковальски. Я возьму отделение Диттнера и управление роты.

И не забудьте, что должны стараться держаться на расстоянии от боевой машины, но в то же время постоянно поддерживать визуальный контакт с ее командиром. Когда мы можем выдвигаться, герр Хемпель?

– Мы готовы хоть сейчас.

– Хорошо. Тогда отправляемся через десять минут. Мы пойдем проинструктировать солдат. Гроссман, вы знаете, что делать. Я пойду с первым штурмовым орудием, а вы будете взаимодействовать со вторым. Наши соседи справа и слева двинутся вслед за нами, как мы договорились. 8-я рота обер-фельдфебеля Якобса и 5-я рота тоже знают свои задачи. Удачи, Гроссман.

Он кивнул и отправился обратно к своим солдатам.

– Жушко, приведите сюда отделение Диттнера, но осторожно. Мы же не хотим, чтобы иваны что-то заметили.

– Яволь, герр лейтенант!

Оба командира штурмовых орудий снова нырнули в люки. Моторы мягко работали на холостом режиме.

Прибыл обер-фельдфебель Диттнер со своим отделением. Я приказал ему стараться держаться параллельно ходу движения штурмового орудия, двигаясь по левой стороне улицы. Я же вместе с солдатами управления роты буду двигаться вплотную к правому краю улицы. Вот прошло десять минут. Короткая отмашка между мной и лейтенантом Хемпелем – и вот машина, взвыв мотором, с лязгом начинает движение. Начался очередной день боев. Пушка боевой машины лейтенанта Хемпеля смотрит вдоль асфальтированной мостовой. Отделение Диттнера бросается вперед по левой стороне, я двигаюсь позади машины, используя любое близ лежащее укрытие. Мы с солдатами отделения управления остались на правой стороне. У первой группы зданий, расположенных вблизи занятой нами высотки, не обнаруживалось ни малейших признаков движения. Штурмовое орудие медленно приближалось к этим домам. Слева продвигался Диттнер со своим отделением. Мы все еще действовали наугад, так как не знали, где же наш противник. Общим броском вперед примерно на 30 метров мы ворвались в первое здание, захватили его, пытаясь обнаружить врага. Никого.

Хемпель в своей боевой машине осторожно приближался к дому. Второе штурмовое орудие, которое выдвинулось несколько вперед, повернуло направо на боковую улицу за нами. Фельдфебель Гроссман и два его отделения продвигались перебежками рядом с боевой машиной, правее и левее ее. По моей команде оба отделения сместились в нашу сторону и прошли через фасад здания. На несколько секунд мы замерли, пока наши товарищи не повернули налево, на параллельную улицу. Отличный маневр, парни! Теперь и наше штурмовое орудие тронулось с места. Поскольку у командиров обеих машин была связь по радио, здесь не было места случайностям. За зданием начиналась новая боковая улица. Теперь мы бросились к этой развилке, одновременно контролируя группы зданий справа и слева от нас, страхуя друг друга со всех сторон. Выстрел орудия справа, где находилась колонна фельдфебеля Гроссмана, оповестил, что противник решил показать себя. Послышалась пулеметная и винтовочная стрельба, которая постепенно распространялась дальше направо. Это рота Фухса также вступила в контакт с противником. Но вокруг нас пока ничего не происходило. Однако когда мы вышли к перекрестку, то попали под пулеметный огонь. Мы бросились в укрытие. Теперь приходилось двигаться вперед под огнем стрелкового оружия и минометов из впереди стоящего разрушенного дома. По разрывам на позициях противника я понял, что это обер-фельдфебель Якобс и его люди открыли ответный огонь. Видимые нам цели на позициях противника, которые доставляли нам особые неприятности, я сообщил лейтенанту Хемпелю, перекрикивая шум двигателя его машины. Не заботясь об укрытии для себя, я оставался рядом с орудием. В это время противник оживился на всем нашем участке. Неожиданно в бой включилась артиллерия с обеих сторон.

Поднялся такой грохот, что было трудно определить, что и откуда летит, но даже в разгар боя мы не забывали о своей задаче. Одна за другой уничтожались огневые точки противника на направлении нашей атаки. Из-за того что с нами было два штурмовых орудия, мы вдруг оказались на самом ее острие. Наши соседи справа и слева куда-то пропали, оставшись позади нас. Наверное, именно поэтому мы вдруг оказались под огнем вражеских винтовок и пулемета с фланга, где должны были находиться наши соседи. Наше сопровождение и здесь помогло. Одного выстрела оказалось достаточно, чтобы покончить с пулеметным огнем. Легкораненые оттянулись назад, на перевязочный пункт, располагавшийся на моем КП. Двум тяжелораненым немедленно оказали помощь, и при первой же возможности их отправили в тыл. Мой голос совсем охрип оттого, что приходилось кричать, указывая обнаруженные мною цели лейтенанту Хемпелю. Когда после этого я попытался заговорить, все, что вырывалось из моего рта, были лишь хрипы.

Лейтенант Хемпель сообщил мне, что обоим штурмовым орудиям придется отойти назад, так как у них заканчивались боеприпасы.

Кроме того, им нужно было заправиться горючим. Предполагалось, что обе машины вернутся примерно через час.

Я посмотрел на часы. Было 14.10. Куда уходит время?

Я отдал приказ подчиненным оставаться в укрытиях и ждать возвращения боевых машин. Теперь у меня было время, чтобы составить письменный рапорт командиру батальона. А Неметц доставит его на батальонный КП. Отделение Диттнера окружило семерых русских, скрывавшихся в подвале захваченного нами здания. Они не оказали сопротивления нашим солдатам и сразу же сдались. Пленных привели ко мне. Солдатам было от 20 до 40 лет. Через Павеллека я спросил двух военнопленных помоложе, откуда они были родом. Ответом было:

– Мы из Польской Украины, из района Лемберга[22]22
  Лемберг – немецкое название г. Львова.


[Закрыть].

Через Павеллека, который переводил, я спросил, не скрываются ли в близлежащих развалинах их товарищи. Они ответили утвердительно и добавили, что некоторые из этих солдат больше не хотят воевать. Я позволил пленным курить. Они были удивлены и сразу повеселели. Они убедились, что мы такие же люди, как и они. Что же им наговорила о нас советская пропаганда?![23]23
  История «про украинцев из района Львова» просто выглядит шитой белыми нитками. Ведь этим украинцам надо было бы, во-первых, быть призванными в армию перед войной или в самом ее начале, провоевать больше года (с июня 1941 по сентябрь 1942 г.) в тяжелейших условиях, неоднократно попадая в окружение и прорываясь к своим. А потом сдаться в Сталинграде.


[Закрыть]

Я снова повернулся к тем двум молодым украинцам и спросил у них, готовы ли они вернуться к своим товарищам без оружия и призвать их перебежать к нам. Я предложил им выбор: оставаться с нами или продолжить борьбу.

После того как они коротко посовещались между собой, оба согласились. Они заверили меня, что вернутся, как бы ни обернулось дело. Мне же хотелось узнать, окажется ли верной моя оценка этих людей. Если они вернутся вместе с остальными, кто не желает воевать, тогда наша дальнейшая задача хоть немного упростится. Если же я ошибся, то потеря двух военнопленных – это не так много. В этот момент мне показалось, что как будто вся передовая вдруг решила взять короткую передышку. Огонь стрелкового оружия стал бессистемным, разрывы снарядов тоже раздавались изредка то здесь, то там. Солнце палило немилосердно, заливая все вокруг своим светом. Для того чтобы лучше понять, что происходит впереди и слева от нас, я скользнул вдоль стены к углу здания, осторожно выглянул за угол и посмотрел, куда дальше идет улица, какие препятствия могли ожидать нас впереди. Вдруг в мгновение ока я отпрянул назад, а потом снова осторожно выглянул наружу. Нет, это мне не приснилось. Не далее чем в трех метрах от меня я заметил человеческую голову. Одна голова и ничего больше! Остальная часть отсутствовала, и я нигде не видел ее.

Если бы мы в этот момент атаковали, то я, возможно, лишь мельком взглянул на это зрелище. Но теперь, когда мы все ждали возвращения штурмовых орудий, у меня было время на то, чтобы меня обеспокоило то, что я видел. Голова была аккуратно отделена от тела. Но где же было само тело? Я невольно подумал о Саломее, которая потребовала, чтобы ей поднесли голову Иоанна Крестителя на блюде.

Улица постепенно спускалась к Волге. Нам пока не было видно реку, потому что ее загораживали дома и развалины. Ничего невозможно было разглядеть и на позициях противника. Я вернулся к солдатам управления своей роты. Вернулись ли украинцы? Пять оставшихся пленных сбились группой в углу у входа. Их охранял один солдат. Когда вернется лейтенант Хемпель, я должен буду отправить их в тыл. Тут из-за груды обломков слева от нас появились оба украинца. Я не верил своим глазам: они были не одни. Через проем в груде стали появляться один за другим – один, два, девять, тринадцать, двадцать два человека! Иисусе, я не мог поверить в это! Оба украинца весело ухмылялись и были явно горды своим успехом. Унтер-офицер Павеллек перебросился с ними несколькими фразами, а потом сказал мне:

– С них достаточно!

– Спросите у них, есть ли у них какое-нибудь тяжелое вооружение?

Пленные ответили отрицательно. Только винтовки и несколько пулеметов. Артиллерия стреляет с другого берега Волги, а тяжелые минометы вкопаны вдоль этого берега реки.

После того как допросил пленных, я узнал, что численность данного подразделения была всего около 100–150 солдат, оборонявшихся на нашем участке. Среди них были лейтенант, младший лейтенант, несколько сержантов и младших сержантов. Штаб, где находились старшие офицеры и комиссар, расположил КП на берегу Волги.

Пленные выглядели молчаливыми и подозрительными. Через Павеллека я сообщил им, что им нечего бояться, с ними будут хорошо обращаться, их доставят в тыл. Двум солдатам из отделения Диттнера было приказано доставить военнопленных на КП батальона, после чего немедленно возвратиться в свое отделение.

Я отвел двух украинцев в сторону и через Павеллека спросил у них:

– Лейтенант хочет знать, не хотите ли вы остаться с нами. От вас не потребуется воевать. Когда у нас появятся раненые, вы будете помогать относить их в тыл. Вы будете питаться так же, как и мы, и с вами будут хорошо обращаться.

Они в течение минуты обсуждали предложение, а потом спросили:

– А что будет потом?

– Лейтенант выдаст вам документ, подтверждающий, что вы помогали немецким раненым солдатам, за что заслуживаете хорошего обращения.

Еще одно короткое совещание между ними, после чего Павеллек перевел:

– Они согласны. Но ни при каких обстоятельствах не станут стрелять.

– Скажите им, что я и не жду от них этого. Спросите, как их зовут.

Маленького с крепкой фигурой и темными глазами звали Петр, а худого и более рослого – Павел.

Я приказал Жушко присматривать за ними обоими.

Где же штурмгешютце? Час давно уже прошел. Ага, вот я уже слышу их! Мой сосед тоже слышит лязг гусениц и понимает, что бой вот-вот возобновится.

Когда машины подошли к нашим позициям, из люка первой из них показалась голова командира. Одновременно второе орудие сместилось правее, туда, где находилось отделение фельдфебеля Гроссмана.

– Мне пришлось потратить немного больше времени, но сейчас мы можем снова двигаться вперед. На передовой что-нибудь изменилось? – спросил командир первой боевой машины.

Я коротко сообщил ему, что произошло за прошедший час. Я рассказал и о результатах своих наблюдений за улицей, о том, что сообщили пленные по поводу численности противника. После этого лейтенант Хемпель заметил:

– Второе орудие докладывает, что у них там все готово.

– Тогда вперед!

Взревел двигатель, завертелись гусеницы, и тяжелый колосс, без которого нам было бы гораздо труднее, тронулся с места. Мы дождались, пока машина Хемпеля вырулит на улицу, что вела к Волге. А потом, как мы уже делали раньше, рассеянным строем двинулись за машинами справа и слева. Нас «приветствовал» огонь винтовок. Теперь у противника появились цели. Хемпель остановил машину, так как понял, что мы не можем продолжать движение. Мои солдаты по обеим сторонам улицы снова открыли огонь по целям по мере их обнаружения. К нам присоединились даже тяжелые пулеметы и минометы 8-й роты. Но мы не могли продвинуться вперед, потому что противник вел огонь со всех направлений. В нас стреляли с верхних этажей, потом мы попали под огонь справа, потом слева и спереди от нас. Кажущаяся тишь и гладь, что царила здесь всего несколько минут назад, внезапно и сразу превратилась в полную противоположность.

Противник не упустил свои возможности. Вдруг позади нас появились запыхавшиеся наши солдаты. Рядом со мной возник гауптман, который представился, пытаясь отдышаться:

– Функе. Я командир 5-й роты, которая получила приказ из батальона поддержать вас.

По тому, как он себя вел, я понял, что у гауптмана не было боевого опыта или почти не было. Я ответил:

– Холль. Командую 7-й ротой.

– Я знаю. Почему мы не наступаем? Мы должны двигаться вместе с штурмовыми орудиями и продолжать атаку.

И что я мог сказать этому человеку в такой ситуации в присутствии своих солдат, некоторые из которых стояли совсем рядом?

Этот офицер был в чине гауптмана, а я всего лишь лейтенант.

– Герр гауптман, вы должны держаться от штурмового орудия на некотором расстоянии. Если вы не будете его соблюдать, вы – покойник!

Но этот идиот и не собирался следовать моему совету. Он приказал отделению из своей 5-й роты двигаться за StuG III, и уже через секунду за штурмовым орудием скопилась группа из восьми – десяти солдат. Русские немедленно сосредоточили огонь по этой цели. Со своей стороны, мы постарались открыть мощный огонь по противнику, чтобы уничтожить выявленные цели на его позициях. Но успех совсем не сопутствовал нам. Вот упал один из солдат и остался неподвижно лежать на земле. Вот еще один закричал и, схватившись за плечо, побежал обратно в нашу сторону. А потом и сам гауптман поймал пулю. Схватившись за правое бедро, он согнулся пополам от боли. Его подхватили двое солдат, и все отделение как можно скорее бросилось в нашу сторону. Этот кошмар продлился всего несколько минут. Я был вне себя от злости. Наш «герой», который вплоть до этого момента ни одной минуты за всю войну не был на передовой, попытался продемонстрировать свою храбрость. И вот результат: один убитый, один тяжелораненый, двое с ранами средней тяжести, и сам храбрец получил пулю в бедро. Было бы лучше, если бы этот тупой Гейни оставался дома или там, откуда он к нам попал.

Он едва успел перевести дух, как я поддел его:

– Видите, что вы наделали! Но вы не пожелали послушаться совета простого лейтенанта.

Он был подавлен. Тихим голосом гауптман сказал:

– Вы были правы. Мне следовало послушать вас.

Я отвернулся от него. Гауптман, поддерживаемый двумя помощниками, поковылял назад, в тыл. Ему удалось «погостить» на передовой меньше чем один день. В любом случае мне придется в точности доложить об этом случае командиру. Он не должен присылать в качестве замены на поле боя офицеров, подобных этому. Отсутствие боевого опыта в городских боях почти означает смертный приговор.

А в это время моей роте удалось сделать рывок вперед. Ушли вперед и штурмовые орудия. Если нам удастся занять следующий квартал, мы увидим Волгу. Я с удовлетворением убедился в том, что слева наши соседи продвигаются практически вровень с нами. Обзор справа, где находились фельдфебель Гроссман и его люди, мне заслоняли здания и горы обломков. Там тоже шел ожесточенный бой.

Я снова догнал самоходное орудие. Оно, как и вчера, стреляло только при обнаружении целей, которые надежно поражались огнем прямой наводкой. Нам оставалось покончить с уцелевшими.

Мы дошли до следующего перекрестка. Штурмовое орудие Хемпеля выстрелило в боковую улицу слева, по которой оно засекло перемещение солдат противника. Товарищ Хемпеля на второй боевой машине двигался справа от нас. Сделав короткую перебежку по улице, мои солдаты вышли к домам на ее другой стороне. Теперь оба штурмовых орудия находились в самом центре боя. Нужно было иметь крепкие нервы, чтобы оставаться спокойным и не упускать из вида общую картину. Нам удавалось идти вперед благодаря нашим товарищам, которые били по всему, что обнаруживали, из двух орудийных стволов. Солдаты поняли обстановку и использовали это знание. Они знали, что иваны занервничали. Противник откатывался назад, медленно, все еще оказывая яростное сопротивление. Даже вражеская артиллерия, снаряды которой время от времени разрывались там, где шел бой, не могла предотвратить неизбежное.

Поскольку там не имели точных данных о нашем местонахождении, большая часть снарядов падала либо слишком с большим перелетом, либо с недолетом. После того как мы таким образом продвигались вперед метр за метром, вышли к центру последней крупной группы построек. Лейтенант Хемпель просигналил мне, что у него не осталось снарядов и ему придется возвращаться. Это было все на сегодня. Он не мог сказать, будет ли он и завтра помогать нам на этом участке. В знак благодарности я помахал ему рукой. Вскоре наши храбрые помощники скрылись из вида.