Текст книги "Стихи. Перевод Лукьянова А. Б."

Стихи
Перевод Лукьянова А. Б.
Эдгар Аллан По

© Эдгар Аллан По, 2024

ISBN 978-5-0064-2588-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эдгар Аллан По
(19 января 1809, Бостон – 7 октября 1849, Балтимор)

Предисловие автора перевода

Величие американского поэта Эдгара Аллана По раскрылось для меня не сразу. Чтобы понять стихи Автора необходимо было изучить его биографию, мировоззрение и отношение к жизни. Большое влияние на понимание смысла стихов оказала на меня поэма в прозе «Эврика» в переводе Бальмонта К. Д., в которой затрагиваются философские вопросы жизни, переплетающиеся с мистикой. После поэтического перевода стихов, я понял какой это был чувствительный, легко ранимый человек. Может быть недолюбленный в детстве из-за того, что его родная мать рано умерла, он часто замыкался в себе и жил в созданном им иллюзорном мире. Всю свою любовь и нежность Эдгар По старался в стихах передать женщинам, с которыми он разделял свой жизненный путь.

При переводе я старался строго выдерживать размер стиха, чтобы передать настроение Автора, которое менялось в разные периоды его жизни. Иногда Поэт ломал размер в одном стихотворении, подчеркивая важность мысли, что также было отражено в переводе.

Стихи расположены в хронологической последовательности, что позволяет проследить его отношение к женщинам и окружающему миру.

Лукьянов Александр Борисович

Сон
(A Dream)

 
Былая радость снилась мне
В видениях ночи.
Но горе вызвали извне
Рассветные лучи.
 
 
Ах! Как не быть виденью днём
Тому, чей зорок взгляд,
И чьи глаза горят огнём,
Когда глядят назад?
 
 
Тот сон святой, тот сон святой,
Пока весь мир ворчал,
Мой дух направил за собой,
Сияньем поощрял.
 
 
Тот свет сквозь бури мрак и зло
Пробился в час ночной.
Что ярче Правды быть могло
Луча звезды дневной?
 

1827

Вечерняя звезда
(Evening Star)

 
Середина лета.
Ночью чуть видны
Звёзды в дымке света
Палевой луны,
 
 
На своих орбитах,
Как луны рабы,
Блёстки на забитых
Тусклы и слабы.
 
 
Луна мне шлёт
Улыбки лёд.
И холоден её полёт.
 
 
И облако бело,
Как в саване прошло.
 
 
Повернулся я к тебе,
Гордая Звезда.
Вечером всегда
Светишься в борьбе.
 
 
Радостен мне бой,
Я горжусь тобой.
 
 
Ты на небе краше всех.
Близок твой расцвет
И далёкий свет
Лучше, чем холодный смех.
 

1827

Духи усопшего
(Spirits of the Dead)

 
Навек останется одной
Душа в могиле под плитой;
Сторонний не заглянет глаз
К тебе в уединенья час.
 
 
Молчи и душу успокой,
Не так она и одинока,
По жизни духи шли с тобой
И в смерти духов будет много.
Они, по мёртвому скорбя,
Возьмут под сень свою тебя.
 
 
Ночь очи будет хмурить впредь,
Не будут звёзды вниз смотреть
На Небесах с высоких тронов,
Их свет, людей надеждой тронув,
Польётся, как из красных глаз,
Иных окрасит без прикрас
И будет в жаре бесконечном
Держать в своих объятьях вечно.
 
 
Теперь ты мысли не прогонишь,
Теперь виденья не отклонишь;
Они из духа не уйдут,
Как росы с трав, не упадут.
 
 
Вздох Бога, как спокойный бриз,
В тумане над холмом повис,
В тени, как знак и символ, – тихо,
Покой не потревожит лихо.
Он над деревьями висит
И тайну тайн в себе хранит!
 

1827

Озеро
(The Lake)

 
Весною юности моей
Мне места не было милей,
Я одиночество любил
И время часто проводил
На озере с крутой скалой
В тени под стройною сосной.
 
 
Ночь опускала свой покров,
Свет повсеместно поборов,
Здесь бриз таинственно витал
И мне мелодию шептал,
И как бы просыпался я,
Где страх сиротства ждал меня.
 
 
Но страх меня не испугал,
Я наслажденье получал —
Не купишь чувственность мою
Ни за алмазную зарю,
Ни за Любовь, хоть и твою.
 
 
Была отрава под волной,
Где Смерть ждала во тьме немой
Того, кто выберет покой
И одиночество с мечтой,
Чтоб превратила мрачный край
Душа воображеньем в рай.
 

1827

Гимн Аристогитону и Гармодию
(Hymn to Aristogeiton and Harmodius)

 
Я под веткой мирта скрою меч,
Как борцы, проткнув тирана плоть,
Чтобы власть диктатора пресечь
И позор Афинам побороть.
 
 
Слава величайшим храбрецам!
Дух свободы с радостью воспет;
В доме том хвалу поют борцам,
Где лежат Ахилл и Диомед.
 
 
Лезвие я миртом оплету,
Как Гармодий – доблестный боец,
Он исполнил давнюю мечту —
Кровь пустил тирану наконец.
 
 
Вы спасли Афины от стыда!
Мстители Свободы и клинка!
Ваша слава будет жить всегда,
Эхо – вторить оды сквозь века!
 

1827

Подражание
(Imitation)

 
Тёмный этап без конца,
Вечная гордость юнца —
Видел и тайну, и сон,
В юности был искушён.
Мысль приходила во сне:
Поступью дикой ко мне
Сонные шли существа,
Дух мой их видел едва.
Я разрешил им пройти
Мимо меня по пути!
Пусть им невидим мой сон,
Дух мой наследует он;
Мыслями я б управлял,
Чары виденья являл:
Ибо надежда прошла,
Время отняло дела,
Даже земной мой покой
Тоже прошёл стороной,
Я не хочу, чтоб исчез
К мысли моей интерес.
 

1821—1827

Тамерлан
(Tamerlane)

 
Есть утешенье в смертный час!
Отец, отложим разговор,
Энергия Земли за нас
Не смоет всех грехов позор,
Гордыня мне давала знать —
Нет больше времени мечтать:
Надежда, как огонь закланья!
И как агония желанья:
О, как надеяться бы мог
На тот источник пресвятой,
И, выучив, старик, урок,
Сберёг бы я подарок твой.
 
 
Итог твоей душевной тайны —
Гордыня превратилась в стыд.
В наследство мне удел фатальный
С печальной славой был открыт,
Блистала слава, как корона,
И жгло среди Сокровищ трона
Сиянье Ада, боль огня!
Не Ад опять страшит меня, —
А жажда по цветам и лету,
Тоска по солнечному свету!
Оживший голос тех времён
Звучит, как колокольный звон,
С мольбой чудесной в унисон,
Но только погребальный он.
 
 
Но не всегда я был таким
И к жаркому венцу терпим,
Мечтал о битвах с малолетства
И право требовал в наследство,
Как Рим за Цезаря держался
Наследство царского ума,
Мой гордый дух за власть сражался
И в этом преуспел весьма.
В горах я жизнь свою влачил,
Туман Таглая по ночам
Росой мне голову мочил,
И липли волосы к плечам,
А ветерок, как юркий птах,
В моих ютился волосах.
 
 
С Небес спустилась та роса
(В забвеньях несвятой ночи).
Как Ада смертная коса,
Коснулись красные лучи
Меня сквозь тучи, как знамёна,
Казались заспанным глазам
Венцом монархии, взъярённой
И подчинившейся басам
Раскатов грома в смертной битве,
Мой голос гулко нарастал,
(А дух мой рад был, как молитве.
О! Как триумфа он желал!)
Вершины радости достиг
Воинственный Победы крик!
 
 
На голову мне ливень лил,
А сильный ветер в свой набег
И оглушил, и ослепил,
Как будто это человек
Венком лавровым награждал,
Поток прохладный серебром
Звенел и на ухо журчал:
Империй полный был разгром,
И побеждённых льстивый тон
Вновь окружал монарха трон.
 
 
Во мне тогда пылали страсти,
Стал узурпатором тиран,
Когда добрался я до власти
И покорил немало стран,
Моя врождённая природа,
Отец, лелеяла одну,
Огонь сжигал меня в те годы
(Я верил в юности весну)
Был сильной властью искушён,
Но женской слабостью сражён.
 
 
Нет слов, чтоб описать, увы!
Очарование любви!
Нет лучше чары для юнца,
Чем привлекательность лица,
Чьи миловидные черты,
Как тени дивной красоты.
Я помню ранние года,
Назад страницы пролистав,
Где буквы чувствуя тогда,
Текла фантазии вода,
Ни с чем значенье не смешав.
 
 
Любви достойна всех она!
Мы с детства с ней в любви росли,
И в том есть Ангелов вина,
Что нам завидовать могли;
Сердечко юное, как храм,
Смысл жизни и надежда в нём,
Как будто чистый фимиам
Горел под чувственным огнём:
Так почему я (не кори)
Доверился огню внутри?
 
 
В любви мы подрастали вместе,
Бродя по девственным лесам,
Считал защиту делом чести,
Вставая грудью к холодам,
Улыбку солнца в Небесах
Увидел я в её глазах.
Любви сердечный есть урок:
Среди улыбок и потех
Галдел наш маленький мирок,
Где – шутки девичьи и смех,
Пленяла трепетная грудь,
До слёз себя я доводил,
Мой дух покой помог вернуть,
И страсти-страхи усмирил,
Но не спросила почему,
Смотря в глаза мне одному.
 
 
Дороже есть любви самой
То, с чем рассудок бился мой,
Когда горы взошёл на пик,
Безмерной власти я достиг —
Я жил счастливо лишь в тебе:
Не воздухом дышал – тобой,
И радости в моей судьбе
Мне принесли сплошную боль,
Как наслажденья идеал,
Туманны грёзы по ночам,
Реальность с пустотой связал,
(Где тень несла запрет лучам!)
Делившим свет на два крыла,
Сроднилась близко с ними ты,
И имя, имя красоты!
Как на иконе, обрела.
 
 
Я был тщеславен, знал ты страсть,
Отец? Нет, ты её не знал:
Имея собственную власть,
Полмира я завоевал,
Роптал от участи такой —
Проходят страстные мечты,
Как испаренье над росой,
Пройдёт сиянье красоты,
Минуту, час ли, день лихой
Туманил разум сладкий дым
С очарованием двойным.
 
 
Гуляли вместе на вершине
Горы, смотревшей вниз в гордыне
Глазами скал, обросших лесом,
На ряд холмов и бугорки,
Журча по камешкам белесым,
Катились сверху ручейки.
О гордости и власти сил
Ей по секрету говорил.
И, ощущая мой напор,
Она вникала в разговор.
В глазах беспечно я читал
Про близость чувству моему —
На щёчках алых ощущал,
Что королевы власть приму,
И я светить не позволял
Огню в пустыне одному.
 
 
Купался в роскоши в мечте,
Надевши мысленно корону,
И не Фантазия, дразня,
Покрыла мантией меня
Среди людей, и в щедроте
Такой амбиций льва не трону —
На цепь посажены они
Без раболепной болтовни,
Ужасный раздувает с ним
Огонь дыханием своим.
 
 
На Самарканд взгляни сейчас!
Не он ли всей Земли король?
Расцвет и гордость напоказ,
Над волей городов контроль,
Его известна в мире слава,
Стоит, как гордая держава,
Народ ведут ступеньки к трону,
У пьедестала бьют поклоны,
Кто в нём правитель? Тамерлан,
Ошеломляющий людей
Из дерзко покорённых стран
И коронованный злодей!
 
 
Любовь людская! В полумгле,
Как луч надежды на Земле!
На душу падаешь, как дождь
Равнину заливаешь сплошь,
Есть в силе тонкая струна —
Пустыня в ревности видна!
Идея! Жизнь спасёт от скуки,
И музыки наполнит звуки
Рожденье красоты, что чтил, —
Прощай! Весь мир я покорил!
 
 
Надежда, как орёл большой,
Летящий в небе выше скал,
Маша крылами, и с душой
К родному дому взгляд бросал.
Но мрачен солнечный закат,
И сердцем тот ему не рад,
Кто сверху видел много лет
Здесь солнца летнего рассвет,
Душа возненавидит мрак,
(Угрюмой ночи духов знак),
Когда заглянет в темноту,
Услышит звуков хрипоту,
Застыв от страха в тишине,
Не сможет он летать во сне.
 
 
Каким же белая луна
Величием одарена,
Улыбка, как прохладный луч,
Сквозит печально из-за туч,
Как будто вздох оставил след
И на посмертный лёг портрет.
А отрочество без услад —
Унылый солнечный закат,
Известно, всё что нас влекло,
Давно из жизни утекло —
И жизнь потом, цветок дневной,
С былой увянет красотой.
 
 
Жилища своего достиг,
Как все, летел среди других,
К замшелой двери я приник,
Мой шаг был на пороге тих,
Вдруг голос громко прозвучал
Того, кого я раньше знал* —
Что Аду вызов я бросал —
Горит в бушующем огне
От горя сердце в страшном сне.
 
 
Я твёрдо верю, мой отец,
И знаю – Смерть идёт за мной
Из далей, проклятых вконец,
Где был обман всему виной,
И приоткрыл врата гордец,
Проникли правды в них лучи
Сквозь Вечность темноты ночи —
Я очень верю, (пусть Иблис* —
В священной роще хитрый лис
Сбивает с истины пути),
В то, что Любовь не обойти,
И чистых крыльев аромат
Вольётся в белоснежный сад,
И разорвут дремучий лес
Лучи, летящие с Небес,
Не спрятаться и мошкам в лаз
От молнии орлиных глаз,
Амбиция подкралась там,
Где туш играют храбрецам,
Как Честолюбие явить
В сплетениях волос Любви?
 

1827

Романс
(Romance)

 
Романс ты любишь напевать,
Сложивши крылья, подремать
И в дрёме головой кивать,
Зелёных листьев посреди
В тени у озера сиди
И песни пой, не умолкай,
Мой самый близкий попугай.
Ты говорить учил меня,
Внимал тебе день ото дня.
Я в диких зарослях лежал,
Слова невнятно лепетал,
Как проницательный пострел,
Глазами зоркими смотрел.
 
 
Кондора вечного беда
Трясла последние года.
Гром грохотал на высоте
И лезли мысли, но не те.
И время не было хотеть
На небо шумное глядеть.
 
 
Когда спокойный час настал,
По небу крыльями скользя,
Мой незабвенный друг сказал:
– Без лиры с рифмами нельзя!
Преступно, тучи разогнав,
Терзаться собственной виной,
Когда порыв души познав,
Трепещет сердце со струной.
 

1829

Один
(Alone)

 
Я с детства был большой чудак,
Смотрел, но видел всё не так.
Весна не возбуждала страсть.
Не мог ей наслаждаться всласть.
Печали был другой исток.
Испить не мог любви глоток.
А если сердце я будил,
То в одиночестве любил.
И в детства трепетной поре,
И жизни бурной на заре
Во мне, здоров я или хвор,
Хранится тайна до сих пор:
 
 
От потока и фонтана,
От утёса великана,
Солнца, и вокруг меня
Осень в золоте огня,
И от молнии шальной,
Той что следует за мной,
Грома, бури с полумглой,
И, как демон, тучи злой.
(Рядом с облаком густым
Небо было голубым).
 

1829

Сонет к науке
(Sonnet – To Science)

 
Наука! Дочь унёсшихся времён!
Кто в суть вещей впивается глазами?
Зачем стервятник сердцу подчинён,
Но истину скрывает за крылами?
 
 
Как мудрую тебя не полюбить?
Кто странствия дорогу не покинет
И в небе, чтоб сокровища добыть,
Бесстрашно крылья сильные раскинет?
 
 
Диане запретишь светить везде?
Гамадриаду выгонишь из леса,
Чтоб кров искать на избранной звезде?
 
 
Наяду оторвёшь ли от воды?
От трав зелёных – Эльфина без веса,
От сна – меня, где тамаринд-сады?
 

1829

Сказочная страна
(Fairy-Land)

 
Долин туманность, тени рек,
Леса – всё связано узами,
Как будто формы их вовек
Размыты мутными слезами!
И лунам там сиять
Опять, опять, опять,
И каждый миг они в ночи
Навек свои места меняют,
Вздыхая, звёздные лучи
Из бледной глади испускают.
В полночный час по циферблату,
В туманной дымке без помех,
Из опыта, а не по блату,
Нашли луну прекрасней всех.
Она спускается всё ниже,
И центр её к природе ближе.
Ласкает свет вершины гор
И застилает весь простор,
Спадает бязью на дома,
На деревушки у холма,
На необычные леса,
На море, веря в чудеса,
На фей, летящих на крылах,
На крепко спящих на одрах.
На всех опущен дрёмы след,
Их в лабиринт уводит свет.
Тогда глубок, ох как глубок!
Их сон спокойный без тревог.
Но утром прекратился он,
Покров подлунный невесом
Взмывает вверх под небеса,
Как будто рвутся паруса
Среди внезапных бурь и гроз,
Летит, как жёлтый Альбатрос.
Увы, им больше не нужна
Экстравагантная луна,
А именно: её навес,
Который в воздухе исчез:
Частиц мельчайших, как итог,
Вверх поднимается поток,
Чтоб много бабочек Земли
Небесный свод искать могли,
Но вдруг опять слетают вниз
(Весьма сердиты на других!) —
Для всех пример несли они
На крыльях трепетных своих.
 

1829

Елизавета
(Elizabeth)

Акростих

 
Елизавета, не стереть строки
(Логичный вывод фразами простыми)
Из книги, даже имя, вопреки
Зенону* с мудрецами остальными.
А у меня к противоречьям вкусы,
В поэзии запретных нет границ,
Есть лишь поэт, преследующий музы
Талантом Правды или Небылиц.
А если изучал неважно тему,
Раздумал ты учиться, как дурак,
Едва писал, не видя в том проблему,
Без смысла и души, то это знак
Ещё сильней вникать в судьбу творенья,
Как нам поведал Греческий поэт,
Когда раскрыл единственный секрет:
«Акцент на сердце делать в сочиненьях».
 

1829

Зенон* – Зенон Китийский – древнегреческий философ, основоположник стоической школы.

Стихотворение был написано в 1829 о двоюродной сестре Эдгара По Елизавете Ребекке Херринг из Балтимора, но не было опубликовано до смерти поэта.

В юности я знал Одного
(In Youth I have Known One)

 
Как часто забываем за свободой
Мы восхищаться девственной Природой;
Её леса, её поля и горы
Решают наши умственные споры.
I.
Я в юности своей узнал Того,
С кем тайную Земля вела беседу
При свете дня в святое рождество:
Чей светоч был зажжён, как за победу,
От солнца, звёзд, пылал горячий свет,
Которым Дух бесплотный был наполнен
И знал, что будет многими воспет
И властью безграничною запомнен.
II.
Наверно, полыхал в душе пожар
Лучей луны, нависнувшей над нами.
Поверю лишь наполовину в дар,
Который свет неистовый лучами
Даёт самостоятельную жизнь
Без тела существу, и может мысли
Проходят через нас, ожив,
Как будто росы на траве повисли?
III.
Пройдёт над нами благодатный свет
И к веку соберёт слезу тактично,
Глаза откроет на любви предмет,
Которые дремали безразлично.
Предмет искать всю жизнь мы не должны,
Лежит он перед нами рядом где-то,
Как будто звуком лопнувшей струны
От арфы, нас будить – Его примета,
IV.
Знак света будет и в мирах других,
И нашим Богом дан тем одиноким,
Кто страстью выгнан из Небес благих
И тоном Духа был прощён высоким,
Не набожность, а Веру сотворил,
Чья власть на Небесах созвучна тону,
Энергию отчаянья смирил,
Неся своё влиянье, как корону.
 

1829

Исрафель
(Israfel)

…и ангел Исрафель,

чьи сердечные струны представляют лютню,

и кто обладает сладчайшим голосом

из всех Божьих творений.

Коран

 
На небе с лютней дух живёт,
Сердечных струн творец,
Никто так сладко не поёт
И звуков так не издаёт,
Как Исрафель, и звёзд черёд
Певучий прекратить полёт
И смолкнуть наконец.
 
 
Вверху – искусная игра,
Её настал расцвет,
Любви прекрасной лунный свет,
Как вспышка от костра.
 
 
Дивный звук услышать время,
Как играет красный Левин,
И среди Плеяд (ведь семь их)
В небе отдохнуть со всеми.
 
 
Ангел по небу бродил,
С думой долгу посвящённой,
Где Господь любовь дарил,
Там, где райских гурий взгляд,
Красотою освещённый,
Был как ярких звёзд наряд.
 
 
Непростое ремесло,
Исрафель, твоё прекрасно,
Песня без души есть зло;
Барда лаврами чело
Украшают не напрасно!
Так всегда живи светло!
 
 
Упоенье призови
Меру страсти заключать
В горе, в радости, в любви,
Лютня будет так звучать —
Звёзды могут помолчать!
 
 
Блещет в Небе твой алмаз,
Мир живёт без совершенства,
В нём есть страсти и смиренства,
Даже солнца свет для нас —
Тень Небесного блаженства.
 
 
Если б мог я пребывать
Там, где Исрафель живёт,
То не смог бы поражать —
Песни с лирой распевать
Лучше, чем певец поёт.
 

1831

Исрафель – это один из четырёх Архангелов, часто изображается с рогом. В День Воскресения Христова Исрафель появляется на Святой горе в Иерусалиме, дует в рог и провозглашает, что день наступил.

Спящая
(The Sleeper)

 
Стоял полночною порой
Я под мистической луной.
Пар опия стекал росой
Из чаши круглой золотой.
Катились капли, как дары,
На гребень тихонькой горы.
И капель звон прокрался в мир,
Как музыкальный сувенир.
К могиле розмарин приник;
Кувшинок плавает цветник;
Окутана туманом грудь
Руины, где осела муть.
Как в Лету канули, смотри,
Сны чудо-озера внутри
И не проснулись до зари.
Красоты мира тихо спят,
Ирены судьбы там лежат!
 
 
О, леди! Право ли окно,
Когда открылось в ночь оно?
Капризный ветерок подул
И сквозь решётку заглянул.
Пронёсся с видом колдовским
По комнате и вместе с ним
Навес волнистый с бахромой
Накрыл, как крышкой, твой покой.
И прячется душа под ней,
Как призрак посреди теней!
О, леди, страшно ли тебе?
Зачем здесь спишь назло судьбе?
Во сне приходишь из морей
К деревьям памяти своей.
Ты – в чудном платье и бледна,
Странна волос твоих длина,
И торжествует тишина!
 
 
Спит леди. Как же этот сон
Её глубок и отрешён!
И небесами освящён!
Как будто в комнате святой —
Кровать с печальной пустотой.
Молю я Бога, чтоб легла,
Глаза закрыла и спала,
А тень бы стороной прошла!
 
 
Моя любовь в миру ночном
Спокойно спит глубоким сном,
И одр согрет её теплом!
Вдали, где старый мрачный лес,
Там склеп открытый до небес
Бросает ткани лоскуты
И ждёт обратно с высоты
Победный траурный покров.
Главы семьи украшен гроб.
В далёком детстве просто так
Кидала камни во врата,
Надгробный камень холодит,
И дверь, как колокол, гудит,
Но эхо не перекричит
Несчастное дитя греха!
И мёртв тот, кто внутри вздыхал.
 

1831

Елене
(To Helen)

 
Елена, красота твоя,
Как барк Никейский, неземна,
По морю пряному скользя
С усталым странником одна
Плывёшь в родимые края.
 
 
Ты бродишь долго по морям,
Твой лик Наяды, мною зрим,
Льнёт к гиацинтовым кудрям,
Как в Грецию, как в славный Рим,
Ведёт меня к родным корням.
 
 
Стоишь ты в нише у окна,
Как статуя, держа рукой
Зажжённый факел смоляной!
Как будто им освещена
Психея из Земли Святой!
 

1831

Город греха
(The City Of Sin)

 
О чудо! Смерть взошла на трон,
И город странный был смирён.
Туман на западе густой.
Здоровый дух и дух больной
Нашли в нём вечный свой покой.
 
 
Там храмы, башни и дворцы —
Чужого мира образцы.
Не смотрят наши в небеса
С таким унынием в глазах!
Не тронет старых башен дрожь!
Их вид на наши не похож.
Без ветра ряби нет следа,
До кромки неба навсегда
Легла печальная вода.
 
 
Святые не идут лучи
С небес до города в ночи,
Лишь мертвенно струится свет
Из моря мрачного наверх —
На башни, троны, ветхий дом,
Беседки с каменным цветком,
На шпили, зданья, купола,
На храмы, что покрыла мгла.
Свеченья поднялись со дна,
Как вавилонская стена,
Как смесь виолы и вина.
 
 
Могила вскрытая и храм
Лежат подвластные волнам.
Не общества богатый класс,
Не идола алмазный глаз
И не украшенный мертвец
Не сдвинут воды наконец:
На глади нет волны витка!
И, как стекло, она гладка —
Нет и намёка на ветра —
Над морем тихая пора,
Там башни с тенями парят,
Как будто в воздухе висят.
Там Смерть залезла на карниз
И по-хозяйски смотрит вниз.
 
 
Но чудо! Ветер взмыл везде!
Рябь появилась на воде!
И башни в сторону ушли,
Их слабый поглотил прилив,
Как будто сверглись с высоты
На небо плоской пустоты.
Волн отблеск, красноватый свет
Дыханье задержал в ответ.
Под неземной протяжный стон
Весь город вниз сойдёт,
Где царь Аид*, взойдя на трон,
Его с почтеньем ждёт.
А Смерть в стране насытит страсть
И не разделит с кем-то власть.
 

1831

*Аид в древнегреческой мифологии —

верховный бог подземного царства мёртвых.