Текст книги "Джон Картер – марсианин"

11. Дея Торис

Когда мы вышли наружу, обе стражницы, приставленные к Дее Торис, выскочили за нами, намереваясь конвоировать ее. Бедняжка прижалась ко мне, обняв хрупкими руками. Я велел женщинам удалиться, сказав, что отныне за пленницей будет смотреть Сола. При этом я предупредил Саркойю, что она поплатится самым жестоким образом, если позволит себе какие-нибудь выходки по отношению к Дее.

Моя угроза причинила Дее Торис больше вреда, чем пользы. К тому же впоследствии я узнал, что на Марсе мужчина не может лишить жизни женщину, равно как и наоборот. Саркойя ограничилась злобным взглядом и удалилась с намерением мстить.

Вскоре я нашел Солу и попросил ее сторожить Дею Торис так же, как она сторожила меня, и подыскать другое жилище, где бы им не пришлось бояться Саркойи. Сам я решил поселиться среди мужчин.

Сола взглянула на воинские знаки, которыми я был награжден.

– Теперь вы великий вождь, Джон Картер, – сказала она, – и я рада это видеть. Воин, чьи знаки надеты на тебе, был молод, но это был славный боец. В нашей общине он занимал высокое положение, следуя за Тарсом Таркасом, который, как вы знаете, уступает лишь Лоркасу Птомелю. Вы – одиннадцатый, а всего в общине десять вождей, доблестью равных вам.

– А если я убью Лоркаса Птомеля? – спросил я.

– Тогда вы будете первым. Но вы можете добиться этой чести лишь в том случае, если ваш поединок будет назначен волей всего совета. Или если Лоркас Птомель нападет на вас – это будет считаться самозащитой.

Я рассмеялся и переменил тему разговора. У меня не было особого желания убивать Лоркаса, и меньше всего я хотел бы стать джедом тарков.

Квартиру для Солы и Деи Торис удалось найти в здании более изысканном и расположенном ближе к центру, чем наше прежнее жилище. Здесь были настоящие спальни со старинными металлическими кроватями тонкой чеканной работы, с пологами, спускавшимися на гигантских золотых цепях с мраморных потолков. Стены украшены картинами, на которых я заметил изображения людей, чего не встречал раньше.

Это были люди, такие же, как я, и гораздо светлее Деи Торис. Они были облачены в величественно ниспадавшие одежды, богато украшенные драгоценностями. Их пышные волосы имели чудный золотистый или бронзово-красный оттенок.

Мужчины не носили бороды, и лишь немногие из них были вооружены. На картинах был изображен белокожий светловолосый народ, занятый большей частью какими-то играми.

Дея Торис с восторженным восклицанием всплеснула руками при виде этих прекрасных произведений искусства, созданных давно угасшим народом. Сола же, напротив, их как будто не замечала.

Эту комнату, находившуюся на втором этаже и выходившую на площадь, мы решили отвести Дее Торис, а смежную оставить для кухонных и хозяйственных надобностей. Я отправил Солу за постелями, едой и другими необходимыми вещами, пообещав ей посторожить Дею до ее прихода.

Когда Сола ушла, девушка с милой улыбкой обратилась ко мне:

– Куда же убежала бы ваша пленница, если бы вы покинули ее? Ей оставалось бы только молить вас о защите и просить прощения за ту неприязнь, которую она питала к вам в последние дни.

– Вы правы, – ответил я, – чтобы спастись, мы должны быть вместе.

– Я слышала вызов, брошенный вами этому ужасному Тарсу Таркасу, и я понимаю ваше положение среди этих существ. Но я никак не могу поверить, что вы сами не с Барсума. Во имя моего первого предка, скажите, откуда же вы? Вы и похожи и не похожи на людей моего народа. Вы говорите на моем языке, а между тем сказали Тарсу Таркасу, что изучили этот язык буквально в последние дни. Все барсумцы от покрытого льдами юга до покрытого льдами севера говорят на одном и том же языке, хотя пишут различно. Лишь в долине Дор, где река Исс вливается в потерянное море Корус, существуют люди, говорящие по-другому. Но если не считать сказаний наших предков, то ни один барсумец, пройдя путь вверх по реке Исс, не вернулся назад. Не говорите мне, что вы пришли оттуда! Тогда вас немедленно убили бы, где бы вы ни показались на Барсуме! Скажите мне, что это не так!

В ее глазах появился странный блеск, в голосе звучали умоляющие нотки, а изящные руки доверчиво прижимались к моей груди, как будто желая исторгнуть из моего сердца успокоительные слова.

– Я не знаю ваших обычаев, Дея Торис, но у нас в Виргинии джентльмен не станет лгать для своего спасения. Я никогда не видел загадочной реки Исс, и потерянное море Корус останется для меня потерянным. Вы верите мне?

И вдруг я заметил, что мне очень и очень хочется, чтобы она мне поверила. В чем дело? Почему меня так волновало, что она подумает? Я взглянул на ее прекрасное лицо, обращенное ко мне, в ее глазах раскрылась вся глубина души. Я понял – и содрогнулся.

Волна подобных чувств, казалось, обуревала и ее. Она со вздохом отодвинулась от меня и серьезно прошептала:

– Я верю вам, Джон Картер. Я не знаю, что значит «джентльмен», и никогда раньше не слышала про Виргинию. Но на Барсуме не лжет никто. Если человек не хочет сказать правду, он молчит. Где эта Виргиния, где ваша родина, Джон? – спросила она, и гордое имя моей страны никогда еще не звучало так прекрасно, как из этих совершенных уст в давно минувший день.

– Я из другого мира, – ответил я, – с великой планеты Земля. Она обращается вокруг Солнца, как и Барсум, который мы называем Марсом. Как я попал сюда – этого я и сам не понимаю. Но я здесь и рад, что мое присутствие может быть полезно Дее Торис.

Она долго и вопросительно смотрела на меня опечаленными глазами. Я хорошо знал, что поверить моим словам трудно, и не надеялся, что она поверит. Я не хотел говорить с ней о моем прошлом, как ни жаждал я приобрести ее доверие и уважение. Но как трудно было отказать этим молящим глазам в малейшем желании.

Наконец она улыбнулась и сказала, вставая:

– Мне придется поверить, хотя я и не понимаю. Я могу представить себе, что вы не принадлежите к современному Барсуму. Вы такой же, как мы, и в то же время другой… Но зачем ломать голову над загадкой: я верю вам, потому что хочу верить!

В этом была логика – настоящая, земная женская логика, и не мне придираться к ней. В сущности, это была единственно правильная точка зрения в данном случае. Наш разговор перешел на общие темы, и с обеих сторон посыпались вопросы. Она расспрашивала об обычаях моего народа и высказала удивительное знание земной истории. На мой удивленный вопрос она рассмеялась и воскликнула:

– О! Каждый барсумский школьник знает географию Земли, осведомлен о фауне и флоре, а также об истории вашей планеты. Разве мы не можем видеть все происходящее на вашей Земле, как вы ее называете? Разве не висит она на небе на виду у всех?

Должен признаться, что ее слова поразили меня не меньше, чем мои заявления должны были ошеломить ее. Я ей это и сказал. В общих чертах она объяснила мне устройство приборов, передающих точное изображение происходящего на любой планете и многих звездах. Эти изображения, сфотографированные и увеличенные, так точны в деталях, что на них легко различать предметы не крупнее стебелька травы. Позже я увидел в Гелиуме много таких снимков и сами приборы.

– Если вы так хорошо знакомы с Землей, – спросил я, – почему же вам трудно поверить, что я оттуда?

Она снова улыбнулась, как взрослый снисходительно улыбается невинным вопросам ребенка:

– Потому, Джон Картер, – сказала она, – что на планетах со схожими атмосферными условиями, как Земля и Барсум, и живые существа схожи. Но земляне покрывают свое тело странными безобразными кусками тканей, а головы – столь же безобразными колпаками. Мы никогда не могли понять причину этого. Вы же, когда вас нашли таркианские воины, были обнаженым, хотя и безо всяких украшений. То, что на вас не было украшений, – сильный довод в пользу вашего небарсумского происхождения, но отсутствие нелепых покровов указывает на то, что вы не землянин.

Тогда я рассказал ей подробности моего отбытия с Земли и объяснил, что полностью был одет в столь непонятные ей нелепые покровы.

В эту минуту вернулась Сола с нашими скудными пожитками и со своим молодым марсианским протеже, которому, конечно, предстояло разделить с ними квартиру.

Сола спросила, не заходил ли к нам кто-нибудь, и была удивлена нашим отрицательным ответом. Оказалось, что она встретила спускающуюся по нашей лестнице Саркойю. Очевидно, та подслушивала, но ничего особенного мы не говорили и не придали этому особого значения, только лишь решили в будущем быть как можно осторожнее.

После этого мы с Деей Торис занялись осмотром прекрасных комнат. Она рассказала, что этот народ процветал около сотни тысяч лет назад. Это были прародители ее расы, но они смешались с двумя другими народами: темными, почти черными, и с красно-желтой расой.

Эти три могучие ветви высших марсиан вступили в тесный союз, когда марсианские моря стали высыхать. Они вынуждены были отступать в непрерывно сокращающиеся плодородные области, где подвергались нападениям диких зеленых орд.

Века тесных отношений и перекрестных браков дали в результате расу красных людей, прекрасной представительницей которой являлась Дея Торис. За время многовековых лишений и непрерывных войн (и против зеленых, и между собой) погибло многое из высокой цивилизации светловолосых марсиан. Но современная красная раса достигла таких высот развития, что новые открытия и достижения культуры с лихвой возместили утрату.

Эти древние марсиане были расой высоко цивилизованной, но превратности столетий, когда им приходилось приспосабливаться к новым тяжелым условиям, не только совершенно остановили их развитие, но привели к почти полной потере всех архивов, летописей, литературных памятников.

Дея Торис рассказала много интересных фактов и легенд. Она поведала, что этот приморский город был в древности торговым и культурным центром, известным под названием Корада. Прекрасная естественная гавань защищалась с суши красивыми холмами. Все, что осталось от нее, – маленькая долина в западной части современного города. А проход через холмы к бывшему морскому дну был раньше каналом, по которому суда доходили до самых городских ворот.

Берега древних морей были усеяны подобными городами. Несколько небольших городов и сейчас еще можно найти в центре моря, куда жители отступали по мере убывания воды. Но последним средством спасения стали так называемые каналы Марса.

Мы были так поглощены осмотром здания и разговором, что не заметили, как наступил вечер. Нас вернуло к действительности появление посланца, принесшего мне от Лоркаса Птомеля приказ немедленно явиться к нему. Я простился с Деей Торис и Солой, приказал Вуле охранять их и поспешил в приемный зал. Там меня уже ждали Лоркас Птомель и Тарс Таркас.

12. Пленник, облеченный властью

Когда я вошел и поклонился, Лоркас Птомель велел мне приблизиться, устремил на меня свои ужасные глаза и сказал:

– Вы провели у нас несколько дней и своей смелостью успели уже достигнуть высокого положения. Но все равно вы – чужой. И странное дело: вы пленник – и тем не менее отдаете приказы. Вы чужестранец – и в то же время таркианский вождь. Вы карлик – а между тем убиваете сильного воина одним ударом кулака. А теперь доносят, что вы готовите побег с пленницей другой расы – с пленницей, которая, по ее же словам, почти убеждена в том, что вы возвратились из долины Дор. Каждого из этих обвинений было бы достаточно для вашей казни, но мы – справедливый народ и после возвращения в Тарк дадим вам случай оправдаться на суде, если только этого пожелает Тал Хаджус. Однако, – продолжал он своим мрачным гортанным голосом, – если вы сбежите с красной девушкой, отвечать перед Талом Хаджусом придется мне. Возникнет вопрос о старшинстве между мной и Тарсом Таркасом. Я должен буду доказать свое право повелевать, или знаки вождя перейдут с моего трупа к нему – таков обычай тарков. Между мной и Тарсом Таркасом нет ссор. Мы правим совместно и не хотим биться друг с другом. Поэтому я был бы рад, Джон Картер, если бы вы умерли. Но без приказания Тала Хаджуса мы можем убить вас только в двух случаях: если вы нападете на одного из нас или попытаетесь бежать. В интересах справедливости я должен предупредить вас, что мы только этого и ждем, чтобы освободиться от столь тяжелой ответственности. Для нас чрезвычайно важно доставить красную девушку к Талу Хаджусу. Целое тысячелетие тарки не имели такой добычи. Она – внучка величайшего из красных джеддаков и нашего непримиримейшего врага. Красная девушка сказала, что нам недоступны добрые чувства, но мы – народ прямой и справедливый. Вы можете идти. Я закончил.

Я повернулся и покинул приемный зал. Так вот начало преследований Саркойи! Теперь я припомнил те отрывки разговора с Деей Торис, которые касались предполагаемого бегства и моего происхождения. Как быстро донос достиг ушей Лоркаса Птомеля! Саркойя была старшей и доверенной прислужницей Тарса Таркаса. Это давало ей большую власть и возможность интриговать, так как Таркас был правой рукой Лоркаса Птомеля.

Однако я не только не испугался предупреждения правителя, а, наоборот, сосредоточил на побеге все мысли. Это был единственный выход для Деи, иначе в резиденции Тала Хаджуса ее ожидает ужасная судьба.

Сола описывала это чудовище как олицетворение жестокости и варварства минувших веков. Холодный, коварный, расчетливый, он был рабом своей похоти, почти умершей в нынешних марсианах (медленное угасание планеты давно уже умерило инстинкт размножения).

Меня бросало в дрожь при мысли о том, что Дея Торис может стать жертвой этого мерзкого существа. Мои бывшие соотечественницы предпочитали расстаться с жизнью, нежели попасть в руки насильников.

Я бродил по площади, охваченный мрачными предчувствиями, когда ко мне подошел Тарс Таркас. Его поведение внешне ничуть не изменилось, и он приветствовал меня, как будто и не было только что тяжелого откровенного разговора.

– Где вы живете, Джон? – спросил он.

– Я еще не выбрал себе квартиры, – ответил я. – Мне кажется, что лучше всего поселиться одному или среди других воинов, посоветуйте – где. Как вы знаете, – я улыбнулся, – я еще вчера вполне освоился с обычаями тарков.

– Пойдемте со мной, – сказал Таркас, и мы направились к зданию, которое как раз примыкало к тому, где помещалась Дея и ее стража.

– Я живу на первом этаже, – сообщил он, – второй занят воинами, но остальные, начиная с третьего, свободны. У вас будет большой выбор. Я слышал, что вы уступили Солу красной пленнице. Ну что ж, как вы сами сказали, ваши пути – не наши пути, если вы отдаете вашу служанку пленной – это ваше дело. Но как вождь вы имеете право на привилегии и можете выбрать любую женщину из штата тех вождей, чьи знаки вы теперь носите.

Я мог отлично обойтись без посторонних услуг, за исключением стряпни. Таркас обещал прислать женщину, которая готовила бы мне, а также смотрела за моим оружием и амуницией. Я поблагодарил и попросил еще шелковые и меховые одеяла, доставшиеся мне по праву победителя. Ночи стояли холодные, а своих одеял у меня не было.

Он обещал исполнить эту просьбу и ушел. Оставшись один, я поднялся по винтовой лестнице на верхние этажи и стал подыскивать подходящую комнату. Дом был так же великолепен, как предыдущие, и я вскоре опять увлекся исследованиями.

В конце концов я выбрал третий этаж, так как это приближало меня к Дее Торис, жившей на втором этаже соседнего здания. Можно будет придумать, как она сможет в случае необходимости срочно вызвать меня.

В моей квартире кроме спальни были ванная, гардеробная и еще несколько комнат. Окна выходили на огромный двор, располагавшийся внутри квартала.

Многочисленные фонтаны, статуи, скамьи и беседки говорили о былой красоте двора, но сейчас здесь бродили лишь животные воинов. Я мог представить, как когда-то в тени деревьев гуляли грациозные женщины и сильные мужчины, а на солнце резвились дети. Но золотую эпоху сменили века мрака, жестокости и невежества. Непреклонные космические законы изгнали золотоволосых создателей этого города не только из их жилищ, но и вообще из жизни, оставив им единственное убежище в легендах потомков.

Мои мысли были прерваны появлением нескольких молодых женщин. Они принесли оружие, драгоценности, меха, провизию и многое другое, что некогда принадлежало двум убитым мною вождям. Оставив вещи в одной из комнат, они ушли, но вскоре вернулись с новым грузом и сообщили, что все это моя собственность. За ними следовало не менее пятнадцати других женщин и юношей, вероятно, составлявших свиту обоих вождей.

Надо сказать, что между марсианскими вождями и их свитой существуют очень своеобразные отношения, которые трудно понять землянам. Это не родные, не жены, не слуги.

У марсианина мало личных вещей: это оружие, украшения, шелковые и меховые одеяла лишние вещи передаются, по мере надобности, младшим членам общины. Женщин и детей из свиты вождя можно сравнить с вещью, за которую он несет ответственность в смысле обучения, военной дисциплины и содержания. Женщин вождя никоим образом нельзя назвать его женами. У зеленых марсиан вообще нет такого понятия, так как в половом вопросе они руководствуются лишь интересами общины. Совет вождей управляет этим процессом так же, как собственник какого-нибудь конного завода в Кентукки руководствуется научными законами спаривания для улучшения породы своих лошадей. Теоретически такой подход может казаться разумным, но его многовековое применение и породило этих холодных, жестоких созданий, лишив их любви. Зеленых марсиан можно назвать «безукоризненно добродетельными» (за исключением выродков типа Тала Хаджуса), но лучше бы они были менее целомудренными.

Итак, я должен был принять на себя ответственность за всю эту компанию, хочу я этого или нет. Расквартировав их на верхних этажах, я поручил одной из девушек вести мою несложную кухню, а остальным предложил заняться своими делами. После этого я мало их видел, да и не стремился к этому.

13. Ухаживание на Марсе

После битвы с воздушными кораблями община еще несколько дней откладывала обратный поход, чтобы удостовериться, что корабли не вернутся. Даже столь воинственный народ, как зеленые марсиане, опасался оказаться захваченным врасплох посреди открытой равнины с табором повозок и детей.

Во время вынужденного бездействия Тарс Таркас познакомил меня со многими военными обычаями и приемами тарков, научил ездить на марсианских «лошадях». Эти животные – их называют тоты – так же опасны и злы, как и их хозяева, но их возможно укротить.

Пара таких животных досталась мне от убитых вождей, и вскоре я уже умел обращаться с ними не хуже здешних воинов. Это было несложно: при неповиновении они получали здоровенный удар рукояткой пистолета между ушей. Если этого оказывалось мало, то удары повторялись до тех пор, пока животное не будет укрощено. Возможен был и другой вариант: «конь» сбрасывал седока. В последнем случае между всадником и тотом начиналась схватка не на жизнь, а на смерть. Если воин оказывался достаточно ловким и метко стрелял, он оставался жив и снова ездил верхом, правда, уже на другом тоте. Если же он был неповоротлив, то женщины подбирали его истерзанное тело и сжигали согласно таркианскому обычаю.

Я попытался взять тотов ласковым обращением, памятуя опыт с Вулой. Первым делом я доказал им, что сбросить меня не удастся, и даже несколько раз изрядно хватил меж ушей, показывая свою власть и превосходство. Затем я постепенно приобретал их доверие, действуя так же, как с земными скакунами. Я всегда был в дружбе с животными: мягкое обращение дает лучшие результаты, да и просто они мне симпатичны. В случае необходимости я убью человека с гораздо меньшими угрызениями совести, чем неразумное, безответное животное.

Через несколько дней вся община удивлялась моим тотам. Они ходили за мной, как собаки, терлись о меня своими большими мордами, выражая этим полное доверие, и беспрекословно слушались малейшего приказа. Марсиане даже стали приписывать мне какую-то особую магическую силу.

– Чем вы околдовали их? – спросил Тарс Таркас, когда я просунул руку в огромную пасть животного, у которого во время выпаса застрял в зубах камешек.

– Лаской, – ответил я. – Вы видите, Таркас: более мягкие чувства тоже бывают иногда полезны, даже для воина. Я всегда могу быть уверен, что мои тоты мне послушны, и это повышает мой боевой дух. Я добрый человек и потому славный воин. Всей общине было бы полезно усвоить мои приемы. Ведь несколько дней назад вы сами рассказывали мне, как часто эти животные становились причиной поражения в бою. В решающий миг, когда победа уже близка, они вдруг бунтовали и сбрасывали своих седоков.

– Покажите мне, как вы этого добиваетесь, – был ответ.

Я продемонстрировал свой способ тренировки тотов. Затем Таркас заставил меня повторить показ в присутствии Лоркаса Птомеля и собравшихся в полном составе воинов.

Этот момент положил начало новой жизни для бедных животных. Метод ласкового обращения был принят. Позже я любовался целым эскадроном послушных, отлично вымуштрованных тотов. Эффект точности и быстроты, достигнутый при этом, оказался настолько разительным, что Лоркас Птомель поднес мне массивный золотой браслет с собственной ноги в знак признания моих заслуг перед общиной.

На седьмой день после битвы с воздушными кораблями мы снова выступили в поход по направлению к Тарку, так как возможность нападения казалась Лоркасу Птомелю маловероятной.

Перед отъездом я мало виделся с Деей Торис, будучи занят изучением марсианского военного искусства и тренировкой тотов. К тому же она редко бывала дома, любила бродить с Солой по городу и осматривать различные здания. Я предупреждал, чтобы они не отходили далеко от площади, имея в виду опасность встречи с большими белыми обезьянами, свирепость которых испытал на себе. Однако беспокоиться вряд ли стоило, так как Сола была хорошо вооружена, а Вула сопровождал их.

Вечером накануне отъезда я встретил их на длинной улице, ведущей на площадь, где уже стояли повозки. Я сказал Соле, что беру ответственность за сохранность Деи на себя, и под каким-то предлогом отослал ее. Я вполне доверял этой женщине, но почему-то мне хотелось остаться наедине с Деей Торис, олицетворявшей для меня симпатию и дружбу, которых я был лишен на Марсе. У нас было столько общих интересов, как будто мы родились под одной кровлей, а не на разных планетах, мчавшихся в пространстве на расстоянии не менее сорока восьми миллионов миль друг от друга.

Я был уверен, что она чувствует то же, что и я, ведь при моем приближении ее лицо менялось. Вместо растерянности и грусти приходила радостная улыбка, и Дея приветствовала меня по-марсиански, положив правую руку мне на плечо.

– Саркойя сказала Соле, что вы сделались настоящим тарком, – сказала она, – и что я буду видеть вас теперь так же редко, как и любого другого воина.

– Саркойя первостатейная лгунья, – ответил я, – хоть тарки так и гордятся своей безупречной правдивостью.

Дея Торис рассмеялась:

– Я знаю, что вы останетесь моим другом, даже став членом общины. «Воин может сменить знаки отличия, но не свое сердце» – так гласит марсианская пословица… Мне кажется, они пытались разлучить нас, – продолжала она. – Когда вы бывали не заняты, кто-нибудь из женщин Тарса Таркаса под любым предлогом уводил Солу и меня. Они звали нас в подвалы, где я должна была помогать им смешивать этот ужасный радиевый порох и изготовлять снаряды. Вы знаете: эти работы должны проводиться при искусственном свете, так как солнечный вызывает взрыв. Вы заметили, что их пули взрываются, ударяя в какой-либо предмет? Ну так вот, наружная непрозрачная оболочка от толчка пробивается и обнажает стеклянный цилиндрик, почти сплошной и снабженный на переднем конце крупицей радиевого пороха. В тот миг, когда солнечный свет, хотя бы рассеянный, коснется этого пороха, он взрывается с силой, которой ничто не может противостоять. Если вам случится присутствовать при ночном сражении, вы заметите отсутствие этих взрывов, зато при восходе солнца все поле будет грохотать от взрывов снарядов, выпущенных ночью. Поэтому, как правило, ночью не применяют разрывных пуль.

Я слушал рассказ Деи Торис об этой особенности марсианского военного дела, но мои мысли были заняты более насущным вопросом о ее судьбе. Меня не удивило, что они прятали ее от меня, но, узнав о ее тяжелой и опасной работе, я рассердился.

– Какие же еще оскорбления вы терпели? – спросил я, почувствовав, как закипает горячая кровь моих предков.

– Я выше их оскорблений. Им известно, что я потомок десяти тысяч джеддаков и могу проследить свою родословную до строителя первого великого канала. Они же не знают даже собственных матерей и завидуют мне. В глубине души они ненавидят свою ужасную жизнь и срывают злобу на мне, сознавая, что я владею всем тем, чего они лишены. Они достойны нашей жалости, мой вождь, потому что мы выше их, даже если умрем от их рук.

Если бы я знал тогда значение обращения «мой вождь» от меднокожей марсианской женщины, то был бы несказанно поражен. Да, многое мне было суждено еще узнать на Барсуме!

– Мудрость велит встречать судьбу с достоинством, Дея. Но я думаю добиться того, чтобы ни один марсианин, будь он зеленый, желтый, розовый или фиолетовый, не посмел бы даже косо взглянуть на вас, моя принцесса!

У Деи Торис при моих последних словах перехватило дыхание, она взглянула на меня широко раскрытыми глазами, потом странно рассмеялась, причем на ее щеках появились две коварные ямочки, покачала головой и воскликнула:

– Какое дитя! Великий воин – и все-таки малое, неразумное дитя!

– Что я такого сказал? – спросил я, оторопев.

– Когда-нибудь вы узнаете, Джон Картер, если только мы останемся в живых. И я, дочь Мориса Каяка, сына Тардоса Мориса, слушала вас без гнева, – закончила она.

Затем снова начала шутить и смеяться, подтрунивая над моим положением таркианского воина, которое так противоречило моему характеру.

– Мне кажется, – сказала она со смехом, – что, если вам придется ранить врага, вы возьмете его к себе и будете лечить.

– На Земле мы именно так и поступаем, – ответил я. – По крайней мере, среди цивилизованных людей.

Это заставило ее снова рассмеяться. Она была все-таки марсианкой, несмотря на всю свою доброту и женственность, а марсианин стремится к смерти врага. Смерть врага означает дележ его имущества между живыми.

Мне все еще очень любопытно было узнать, что так смутило ее в моих словах минуту назад, и я продолжал настаивать.

– Нет! – воскликнула она. – Хватит того, что вы это сказали, а я слушала. И если вы узнаете, Джон Картер, что я умерла, а это, вероятно, случится раньше, чем дальняя луна двенадцать раз обойдет вокруг Барсума, то вспомните, что я вас слушала и улыбалась.

Все это было для меня сущей китайской грамотой, но чем больше я настаивал, тем решительнее она отказывалась.

Тем временем день уступил место ночи. Мы гуляли по длинной улице, освещенной двумя лунами Барсума, и Земля глядела на нас с высоты своим светящимся глазом. Мне казалось, что мы одни во всей Вселенной, и эта мысль была приятна.

Было холодно, и я набросил на плечи Дее Торис мое шелковое покрывало, слегка обняв ее при этом. Какое я почувствовал смятение! И она слегка прижалась ко мне, хотя я не был уверен в этом. Я только знал, что моя рука задержалась на ее плече дольше, чем это было нужно, чтобы накинуть покрывало.

Так, в молчании, мы шли по поверхности умирающего мира, но я ощущал себя вечным. Я любил Дею Торис. Прикосновение к ее обнаженному плечу ясно объяснило мне, что я любил ее с первого же мгновения, как мой взгляд упал на нее на площади мертвого Корада.