Текст книги "Миг – и нет меня"

Я остановился, примерился и, сжав кулак, врезал ему со всей силы. Удар был хорош. Мой кулак угодил ему точнехонько в нос, Скотчи попятился и наткнулся спиной на фонарный столб.

– Козел гребаный! – выругался Скотчи и бросился на меня как тысяча диких кошек, царапаясь, кусаясь и плюясь столь яростно, что мне пришлось сделать ему подсечку. В результате мы оба повалились на землю, причем Скотчи, оказавшись сверху, продолжал вырывать мне пряди волос и вонзать зубы мне в руку.

– Ах ты, гнида! – заорал я, целясь головой ему в лицо, но прежде чем мы успели нанести друг другу серьезные увечья, нас разняли. Оба мы были в крови, а я к тому же кипел от гнева.

Темный что-то кричал, но я ничего не слышал, и даже когда в ушах у меня перестало звенеть, я никак не мог разобрать, чего он от меня хочет. Тогда Лучик взял меня за запястье и заставил вытянуть руку вперед. Темный поступил таким же образом со Скотчи, и я понял – мы должны обменяться рукопожатием в знак примирения.

Покачав головой, я попятился:

– Я не стану пожимать руку этому вшивому дерьму, Лучик! Он просто подонок, настоящий подонок, и все его предки были подонками и гребаными педиками, – сказал я.

– Учти, Брюс, я все слышал! – заорал Скотчи.

– Что, мало тебе? Получил и еще получишь! – крикнул я в ответ.

– Ну давай, давай, попробуй, сукин сын! – взвизгнул Скотчи, почти охрипший от крика.

– Эй, вы, хватит! – сказал Темный.

Он продолжал удерживать Скотчи, меня держал Большой Боб. Все это происходило неподалеку от Мэдисон-сквер-гарден; к счастью, в тот вечер не было ни концерта, ни боксерского матча, поэтому наша интермедия не привлекла внимания ни полицейских, ни любопытных прохожих.

Лучик схватил меня за плечи:

– Вот что, Майкл, сейчас ты пожмешь руку Скотчи, и вы помиритесь. Я уверен, что уже завтра ты будешь сожалеть о том, что произошло. Ты станешь звонить мне и извиняться и говорить, что не можешь поверить, как двое взрослых мужчин могли вести себя словно вздорные подростки. В конце концов, мы все знаем, что если кто из нас и понимает шутки, так это ты…

– Не хочу я пожимать ему руку, – снова пробормотал я, и не только потому, что был пьян, а из обыкновенной гордости. Лучик, однако, понимал, что если он не хочет потерять свой авторитет, он должен покончить с этим инцидентом здесь и сейчас. Улыбнувшись, он сказал спокойно, но достаточно громко, чтобы все слышали:

– Ты пожмешь ему руку, Майкл, даже если мне придется приставить дуло к твоей голове.

Я посмотрел на него. Невысокий (пять футов и восемь дюймов), болезненно худой, с дурацким зачесом и не менее дурацкими усиками, но почти без бровей, Лучик напоминал яйцеголового из научно-фантастического фильма пятидесятых годов. Мне, во всяком случае, было очень легко представить себе, как он сообщает Стиву Маккуину, что к Земле приближается таинственный Пузырь.

Подумав об этом, я сразу успокоился и даже улыбнулся.

– Это приказ? – осведомился я.

Он кивнул и слегка прищурился, что в данном случае означало не гнев, а скорее что-то вроде сочувствия.

Я еще больше расслабился. Лучик давал мне возможность отступить, не теряя достоинства. Это, кстати, было вполне в его стиле. Нет, что ни говори – Лучику можно было доверять. Он заботился о нас и жил не только сегодняшним днем, но и завтрашним, порой заглядывая на неделю вперед.

Я шагнул к Скотчи и протянул руку. К моему удивлению, он привлек меня к себе и обнял.

– Господи, какой же ты все-таки сукин сын, Майкл! – прошептал Скотчи мне на ухо прерывающимся от наплыва чувств голосом. Мне даже показалось – еще немного и он заплачет, поэтому я улыбнулся ему и слегка оттолкнул.

– Ну вот, теперь он хочет заняться со мной любовью, – заявил я для остальных, и Скотчи снова взмахнул кулаком. Он даже слегка заехал мне по макушке, но теперь это не имело значения, поскольку отныне мы были неразлучными друзьями. И действительно, мы не расставались до тех пор, пока две бутылки «Девара» спустя Скотчи не отключился в сортире бара «Мат», сохранившегося чуть не со времен «сухого закона» в западной части Виллидж, где еще можно было увидеть посыпанный опилками пол, портреты знаменитых писателей довоенной поры и «барных псов», готовых в неограниченных количествах лакать ваше пиво.

Нам нужно было как-то избавиться от бесчувственного тела, поэтому мы отправились в Бронкс, где Скотчи жил. Когда мы проезжали мимо моей родной 123-й улицы, я заметил, что сейчас уже действительно поздно и мне, пожалуй, тоже следовало бы отправиться на боковую, но Темный и слышать ничего не хотел.

Наконец мы остановились напротив дома Скотчи, и мы с Большим Бобом не без труда проволокли нашего товарища вверх по лестнице. В квартире мы сбросили наш груз на кровать, и пока Боб исследовал содержимое холодильника, я уложил Скотчи на бок, чтобы он не захлебнулся собственной блевотиной. Потом мы снова поехали в Виллидж, но только не в западную, а в восточную часть, где Темный знал отличный бар, в котором можно было выпить настоящего крепкого портера. К сожалению, бар за поздним временем был давно закрыт, поэтому нам пришлось довольствоваться ближайшим заведением, носившим название «Алфавит-сити» и представлявшим собой ультрамодную забегаловку, в которой было дымно, шумно и полным-полно симпатичных девчонок из Нью-Йоркского университета.

Когда в очередной раз настала моя очередь платить за выпивку, я увидел у стойки потрясающе красивую израильтяночку с коротко подстриженными темными волосами, влажными темными глазами и большими грудями, которые характерно торчали вперед, дерзко бросая вызов закону всемирного тяготения. Я и сам, надо признаться, далеко не урод, к тому же я был уверен, что царящий в баре полумрак скроет и темные круги недосыпа у меня под глазами, и выражение жестокости, которое могло сохраниться на моем лице после недавней расправы над Лопатой.

Красотке я сказал, что она похожа на ирландку, и поинтересовался, нет ли у нее ирландских корней. Когда же она сказала «нет», я сказал – в духе столь популярного нынче постмодернизма, – что мог бы предложить ей свой ирландский корень. То, что годится для Боно [9]9
  Боно – солист группы «U-2»


[Закрыть], сработало и в моем случае. Она обозвала меня «хуцпан» [10]10
  Наглец, нахал (иврит).


[Закрыть], а я ответил: «Будь здорова». На этом официальные представления были закончены, и я некоторое время вешал ей лапшу насчет того, что я, мол, студент Королевского университета в Белфасте, приехал на год по обмену в Колумбийский университет. Еще я наплел, что изучаю проблему потери прочности при растяжении в крупных механических конструкциях. С этой выдумкой я, впрочем, чуть не попал впросак, поскольку, как выяснилось довольно скоро, моя новая знакомая служила в саперных войсках армии Израиля и знала об упомянутом предмете намного больше меня. По ее словам, она была в звании лейтенанта, но я был склонен ей не поверить. Я так ей и сказал, но она развеяла мои сомнения, вполне по-офицерски поставив мне порцию виски. Оплаченную мной выпивку я отправил парням через бармена, а сам уединился в укромном уголке с лейтенантом Рэчел Наркис. О своей собственной армейской карьере, которая продолжалась всего год и бесславно завершилась на гауптвахте острова Святой Елены, я решил не упоминать.

Лейтенант Наркис выросла в кибуце неподалеку от границы с Ливаном, и ей часто приходилось лазить по горам северной Галилеи и увертываться от реактивных снарядов, выпущенных из древних «катюш» советского производства. Сейчас она изучала историю в Университете Нью-Йорка и кроме иврита и английского говорила также на идиш, арабском, французском и еще на нескольких языках. Мне она показалась умной и интересной женщиной; должно быть, по этой причине я шутил и хвастал как заведенный и фонтан моего пьяного ирландского красноречия казался неиссякаемым.

Мы разговаривали о картинах, о путешествиях, и Рэчел удачно притворилась, будто ее восхитил мой рассказ о каникулах, которые я провел в Испании. На Тенерифе – одном из островов Канарского архипелага – произошли столкновения между английскими и немецкими футбольными болельщиками. Тогда от участия в потасовке меня удержали старшие товарищи, но в своем рассказе я немного погрешил против истины, сказав, что оказался в самой гуще событий и даже спас от верной гибели заблудившегося испанского пастушонка, за что удостоился от испанского правительства гражданского знака отличия за доблесть. Рэчел, разумеется, не поверила ни одному моему слову; впрочем, будучи большой любительницей кино, она спросила, действительно ли испанские ландшафты напоминают Негев [11]11
  Негев – пустынные районы Израиля, прилегающие к Синайскому полуострову.


[Закрыть]. Я чистосердечно признался, что не знаю, но добавил, что в тех местах, где мне довелось побывать, когда-то снимался фильм «Хороший, плохой, отвратительный», так что единственное, что ей нужно сделать, это взять в прокате соответствующую пленку.

– И ты убедишься, что банк в Эль-Пасо снимался вовсе не в Эль-Пасо, – добавил я нравоучительно. Рэчел тут же возразила, что банк в Эль-Пасо фигурировал совсем в другом фильме. Кажется, добавила она, это была картина «За пригоршню долларов».

На этом кинотема была закрыта, однако мы не испытывали нехватки в предметах для обсуждения. Некоторое время мы разговаривали о Белфасте, Иерусалиме и кибуце, где Рэчел работала в механической мастерской. Разумеется, мы не могли не сравнивать ситуацию в Израиле и в Северной Ирландии. Прибегнув к помощи здравого смысла и нескольких примитивных схем, наскоро набросанных на обороте салфетки, мы в пять минут решили обе проблемы, к полному удовлетворению всех заинтересованных сторон. Я заметил, что Рэчел не любит хвастаться своими связями, однако один раз она все же упомянула, что ее брат работает в аппарате Рабина. Я тоже не любил хвастаться знакомствами с «большими людьми», да и большинство имен, которые я мог бы упомянуть, хотя и гремели в Ирландии, были куда менее внушительными. «Бешеный пес» Джонни Макдафф, «Мясник» Клонферт, «Кровавый принц» Харлахан… Из предосторожности я предпочел не упоминать о своем знакомстве с этими выдающимися личностями. Вместо этого я пространно заговорил о прелестях студенческого житья. Когда я закрыл рот, чтобы перевести дух, Рэчел спросила, что я думаю об Основном своде знаний Колумбийского университета. Я понятия не имел, что это за штука, но сказал, что, по моему глубокому убеждению, он плохо сочетается с реалиями нашей динамично меняющейся эпохи, что, похоже, вполне удовлетворило Рэчел.

Так мы трепались довольно продолжительное время, и в конце концов она спросила, не хочу ли я зайти в ее комнату при университете. Жила она не в общежитии, и нам не нужно было пробираться туда тайком, однако, несмотря на это, предложение Рэчел звучало весьма заманчиво. Буквально на днях она приобрела новое приспособление для заваривания чая, представлявшее собой сетчатый металлический шарик, в который закладывалась заварка. Ячейки проволочной сетки были достаточно маленькими, чтобы в них застревали распаренные чайные листья, и вместе с тем достаточно большими, чтобы пропускать кипяток, благодаря чему обеспечивалось более высокое качество настоя… В какой-то момент я перестал прислушиваться к ее объяснениям, с головой утонув в ее глазах, которые, как я уже упоминал, были глубокими и пленительными.

– Интересно было бы взглянуть на твою фотографию в армейской форме, – подумал я, сам не заметив, что произнес это вслух. Рэчел сказала, что такого снимка у нее нет, но тут же спохватилась. Маленькое армейское фото было наклеено у нее в удостоверении личности. Смеясь, она показала мне удостоверение, и это решило дело. Я был готов отправиться к ней на квартиру, чтобы вместе исследовать чудесные свойства нового приспособления для заваривания чая. Но уже в следующую минуту я совершил страшную глупость, которая в конечном итоге и привела к смерти нашего водителя Дэвида Марли, погибшего от моей руки или, вернее, от моей заточки в снежный уэстчестерский сочельник. Та же глупость стоила жизни и всем, кто сидел сейчас за нашим столиком вместе с Марли. А ведь я всего-навсего сказал Рэчел, что должен предупредить своих товарищей о том, что я собираюсь исчезнуть.

Если бы я этого не сделал, все было бы по-другому. Я провел бы ночь с Рэчел, и того, что произошло на следующее утро, никогда бы не случилось. Не было бы поездки в Мексику, и никто бы не погиб. Да, если бы я промолчал, моя повесть была бы совсем другой – куда более веселой и оптимистичной.

– О'кей, – ответила Рэчел, не зная, что этим коротким словом она определила мою дальнейшую судьбу.

Я подошел к Лучику.

– Вот какое дело, дружище, – сказал я. – Я тут познакомился с одной девушкой… Короче говоря, мне нужно исчезнуть, если ты понимаешь, что я имею в виду…

– Нет, – ответил Лучик. – Темный хочет пригласить тебя в один бруклинский ресторан и как следует угостить. Мы отправимся туда, как только он вернется из сортира. Твои сегодняшние действия произвели на него… на всех нас очень сильное впечатление. Короче говоря, Темный хочет тебя отблагодарить. Лопату нужно было проучить, и ты отлично справился с этим делом… Сам понимаешь – искалечить или убить врага легко, а вот заиметь друга гораздо сложнее. А ты сегодня продемонстрировал настоящую верность и мужество.

– Послушай, Лучик, если ты не против… Эта деваха, с которой я познакомился – она просто отпад, сечешь? Вот те крест святой, старик, я не вру! У нас уже все на мази, так что я бы предпочел…

– И слушать ничего не хочу, Майкл. Мы едем в Бруклин. Так сказал Темный, ясно? Он хочет тебя угостить, и он это сделает, – твердо сказал Лучик.

– Господи Иисусе, сейчас, наверное, уже четыре утра, и все рестораны давно…

– Хватит, Майкл. Все решено, повторять я не буду. Возьми у девочки телефон, позвонишь ей завтра.

Я понял, что спорить бесполезно, и, сгорая от стыда, вернулся к оставленной девушке.

– Слушай, скажи, пожалуйста, еще раз, как тебя зовут? – сказал я. – Разумеется, твое имя навсегда высечено на скрижалях моего сердца, но сейчас моя память почему-то не сообщается с сердечно-сосудистой системой.

– Рэчел, – сказала она.

– Вот что, Рэчел, мой босс… то есть мой куратор, университетский куратор, – вон он сидит, видишь? – решил пригласить нас сегодня на ужин, так что мне придется поехать с ним. Умоляю тебя, Рэчел, дай мне твой номер телефона, чтобы я мог позвонить тебе завтра, о'кей?

На лице Рэчел отразилось легкое разочарование; но телефон мне она все-таки дала, обиженно прикусив нижнюю губу. Это было уже чересчур, и я не выдержал. Наклонившись, я поцеловал ее, и она ответила. Наш поцелуй был влажным и сладостным и длился добрых полминуты.

– Ты правда никак не можешь зайти сегодня? – спросила она наконец.

– Мне очень жаль, но нет.

– Послезавтра я на десять дней уеду в Майами, так что не затягивай со звонком, – предупредила Рэчел.

– Ты шутишь?! – оскорбился я. – Конечно, я позвоню.

– Нет, правда…

– Обязательно. Мне ужасно досадно, что я так и не попробовал твоего чая, так что я позвоню. Клянусь!

С этими словами я чмокнул ее в щеку и спрятал бумажку с телефонным номером в карман куртки.

– Как ты доберешься до дома? – спросил я. – Все-таки уже поздно.

– Ничего страшного. Я живу буквально через улицу.

Она ушла, а я почувствовал, что мое сердце разбито, не говоря уже о том, что я остался без чая, заваренного по новому способу. Нет нужды говорить, что Рэчел я так и не позвонил. Утром следующего дня в мою жизнь вошла другая девушка, а еще через день Рэчел улетела в свое Майами (на всякий случай я все же позвонил ей, но ответа не было). Когда она вернулась, меня уже не было в Штатах. Когда же я наконец снова оказался в Нью-Йорке, мне не хотелось, чтобы она видела, во что я превратился.

Бруклинский ресторан на поверку оказался грязной итальянской забегаловкой, из окон которой открывался великолепный вид на обнажившееся с отливом побережье и заброшенный грузовой причал. Я не очень хорошо знаю Бруклин, но мне показалось, что наш ресторанчик располагался где-то невдалеке от Вильямсбурга и линии надземки. Еда была отвратительной, но мне посчастливилось избежать неприятностей – в отличие от Большого Боба, который заказал омара в каком-то подозрительном белом соусе и, очевидно в качестве расплаты за грех чревоугодия, блевал весь следующий день. Но это было в розовом будущем, а в настоящем он сидел рядом со мной и рассказывал историю своей жизни, причем врал так безбожно, как не осмелился бы врать даже Скотчи. Я же пребывал в расстроенных чувствах: главным образом из-за Рэчел, хотя для уныния у меня были и другие причины. Прошедший вечер не только оказался не слишком удачным, но и нанес мощный удар по моему представлению о себе как об обаятельном Ловком Плуте [12]12
  Ловкий Плут – мальчишка-карманник, персонаж романа Ч. Диккенса «Оливер Твист»


[Закрыть]. Сначала мне пришлось стрелять в беспомощного Лопату, потом меня вытащили из постели, едва я только успел заснуть, и потащили в город, где я подрался со Скотчи, а под конец меня лишили лейтенанта Наркис – женщины, которая, несомненно, обладала целым букетом как явных, так и скрытых достоинств.

В ресторане мы были единственными посетителями. Кроме нас присутствовали только один официант, повар и метрдотель по фамилии Куинн. Ни один из троих не напоминал итальянца ни лицом, ни акцентом. Улучив минутку, я закрыл глаза и снова закемарил. Большой Боб многословно и путано рассказывал Лучику о преимуществах систем центрального кондиционирования. Марли молча курил. Темный просто стоял у окна. И вдруг, к моему несказанному ужасу, он велел мне подойти.

Темный курил сигару. Мне показалось – он здорово захмелел. По крайней мере я надеялся, что он пьянее, чем я.

– Майкл, мальчик мой, иди сюда, – сказал он.

Я подошел.

– Мы ведь с тобой ни разу не разговаривали по-настоящему, не так ли?

Я покачал головой.

– Этим у нас занимается Лучик, – грустно сказал Темный.

– Да.

– Жаль. Честное слово – жаль. Мне всегда нравилось знакомиться с людьми, узнавать их. Например, я бы хотел лучше узнать всех, кто на меня работает, но, к несчастью, чем выше поднимаешься, тем меньше остается времени вникать в подробности. Приходится доверять подчиненным – больше как Рейган, чем как Картер. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Я не понимал, но на всякий случай кивнул, и Темный опустил руку мне на плечо. Он был ниже меня ростом, и мне пришлось ссутулиться, чтобы наши головы были примерно на одном уровне. Рука Темного показалась мне очень тяжелой.

– Короче говоря, Майкл, сегодня ты отлично поработал, так что можешь рассчитывать на премиальные. Этот чертов Лопата совсем обнаглел! Что он о себе воображает?! По-моему, он просто спятил, псих долбаный! Вот она, его благодарность. Другое дело ты, Майкл… Ты приехал из Ирландии, из самого Белфаста. Я дал тебе работу, и ты хорошо поработал. Не беда, что иногда приходится возить кого-то мордой по столу, а иногда – возить мебель, ха-ха! Нужно начинать с самого низа, с черной работы. Зарабатывать доверие. Не волнуйся, я знаю, как идут ваши дела. Лучик мне докладывает, он мне все докладывает.

– Я так и думал, – вставил я.

– Дело в том, Майкл, что ты мне нравишься. И ты, и Скотчи… И Энди мне тоже нравился. Он встречался с Бриджит, но он ей не пара, понимаешь? Совсем не пара. Не тот тип. Что ты собой представляешь, я знаю. Ты отличный парень, и ты настоящий ирландец, но слушай меня… Ты способный парень, Майкл, и ты можешь далеко пойти. И Скотчи, и Лучик – оба так говорили. В общем, я думаю – я тебя хорошо знаю. Ты молод, а молодые – они горячие, так уж устроен мир, и я это хорошо знаю, но неприятности мне не нужны. Чтоб никаких проблем, ясно? Я справедливый человек, по крайней мере мне хочется так думать, но никаких неприятностей я просто не потерплю. Я буду поступать с вами как сын царя Соломона. «Отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами» [13]13
  3 Царств, 12, 11.


[Закрыть]. Железный кулак – вот единственный способ. Вырезать раковую опухоль, если таковая имеется. Ты видел фильм с Джоном Уэйном, где он играет боксера?

– Кажется, нет, не видел…

– Очень хорошо, очень хорошо… Я еще не стал таким, но когда-нибудь стану. Тихая, спокойная жизнь… Рано или поздно начинает хотеться покоя. Хочется остепениться, зажить нормальной жизнью… Как я начинал – не важно. Важно, как все закончится. В этом все дело, Майкл! Строительство приносит втрое против того, что собирает Лучик. Ты понимаешь?

– Не совсем, – признался я.

Его рука сильнее надавила на мое плечо. Мне даже стало немного больно.

– Сколько тебе лет, Майкл?

– Мне? Девятнадцать. Но мне исполнится двадцать уже через…

– Так вот, Майкл, быть может, у вас, молодых, есть молодость, зато у меня есть терпение, – сказал Темный и ткнул в меня пальцем. – Я смогу продержаться дольше, чем все вы, чем любой из вас. Мистер Даффи и я – это у нас в крови, понимаешь? Ты, Боб, Скотчи, и ты Лучик – вы даже не представляете, что это такое. Для этого вы слишком молоды. Ум и хитрость не могут заменить мудрости и опыта. А чтобы набраться мудрости, нужно достаточно долго прожить, верно?

– Да. Наверное, да, – согласился я. Я был совершенно сбит с толку и к тому же начинал испытывать страх. Мне вдруг пришло в голову, что все это могло быть просто страшным розыгрышем. Что, если все было подстроено с самого начала? Что, если ребята привезли меня в этот бруклинский ресторан и притворились пьяными, чтобы дать Темному возможность разыграть свои карты? Вот сейчас он заорет что-то насчет того, что я, дескать, считаю его за идиота и что я, долбаная деревенщина, который только вчера сошел с парохода, собираюсь обмануть его, самого Темного Уайта. Тем временем Боб неслышно подойдет ко мне сзади, и в руке у него будет что-то вроде кастета…

Представив себе всю эту картину, я мигом протрезвел. Кажется, даже кровь отхлынула от моего лица. Я изо всех сил старался не дрожать, но у меня это получалась плохо. О господи! Неужели они нарочно напоили Скотчи, чтобы он за меня не вступился?

Я затравленно обернулся. Большой Боб действительно приближался ко мне сзади.

Тут меня охватила самая настоящая паника. Что происходит, в ужасе думал я. Почему?! Может быть, мне все-таки стоит попытаться спастись бегством или я уже безнадежно опоздал?

– Мне нужно в сортир, – проворчал Боб.

– И я с тобой, – весело отозвался Темный. – А потом, я думаю, мы все отправимся по домам. А то уже чертовски поздно…

Он ухмыльнулся и подмигнул мне.

– Что ни говори, у молодости есть свои преимущества, – добавил он. – Мне, например, уже не по силам не спать всю ночь.

– Вообще-то мне тоже… – начал я, но Темный уже не слушал.

– Эй, Марли, подъем! – гаркнул он через зал. – Мы уезжаем, так что иди заводи свой драндулет.

– О'кей, – отозвался Марли. (В моей повести это оказалась его первая и последняя реплика.)

Темный отправился в туалет, а я опустился за столик и перевел дух. Просто не передать, какое я испытывал облегчение. Теперь мне стало ясно, что Темный ничего особенного не замышлял и со мной не должно было случиться ничего плохого. Просто острый приступ паранойи, только и всего. Обычное дело.

И, чтобы промочить пересохшее горло, я отпил глоток вина из чьего-то стакана.

– Ты как, в порядке? – спросил Лучик.

– Я-то в порядке, а вот Темный, похоже, слегка окосел.

Лучик смерил меня внимательным взглядом.

– Я ничего не заметил, – сказал он холодно. Я, впрочем, давно понял, что Лучик никогда не критикует босса и никогда не сомневается в его словах и поступках. Это была слепая, нерассуждающая преданность. Лучик умел быть верным – этого у него не отнимешь. Ради Темного он, как когда-то Геббельс, мог бы отравить собственных детей, если бы они у него были. Я в этом отношении больше напоминал Штауфенберга [14]14
  Штауфенберг, Клаус Шенк фон – граф, один из руководителей заговора против Гитлера, заложивший бомбу в ставке фюрера в Растенбурге.


[Закрыть], однако свои соображения я предпочитал держать при себе.

– Слушай, Лучик, как ты узнал номер того телефона-автомата? – спросил я просто для того, чтобы что-нибудь сказать.

– Это не важно, – ответил Лучик.

Я понял, что он хочет сохранить это в тайне. Он был умен, и мне это нравилось.

– Ты ведь учился в университете, да, Лучик?

– Да.

– В каком? Что ты изучал?

– В Нью-Йоркском, – ответил он. – Я специализировался на французском языке.

– Я тоже учил французский. В школе. Tu es une, salope… [15]15
  Ты мерзавка, шлюха… (фр.)


[Закрыть] Я сказал так одной гаитянке в «Си-тауне». Забавный случай – она не хотела возвращать мне деньги за… – Я замолчал. Произвести впечатление на Лучика мне не удалось, и я попробовал зайти с другой стороны. – Я это к тому, что ты человек умный, образованный. Почему ты связался с такими, как мы?

– Потому что я многим обязан Темному, – просто ответил Лучик.

– Ты хочешь сказать, что когда-то давно он спас тебе жизнь или что-то вроде того? Например, ты тонул в бассейне Христианской молодежной организации, а он тебя вытащил, и с тех пор ты хранишь ему верность. Или еще лучше – в школе ты был хилым, очкастым ботаником, а он защищал тебя от хулиганов…

Я старался говорить в шутливом тоне, но Лучик даже не улыбнулся.

– Ты мне поверишь, если я скажу, что что-то подобное имело место? – сказал он.

– Да, наверное, поверю… – пробормотал я несколько растерянно.

– Я хочу дать тебе один совет, Майкл. Не стоит недооценивать Темного или меня. Понял?

– Господи, Лучик, не сердись! Я же просто пошутил, – сказал я.

Лучик улыбнулся.

– Я тоже, – ответил он.

Чтобы сменить тему, мы заговорили о кино, и я сказал, что мне нравится Орсон Уэллс в «Третьем человеке», а Лучик сказал, что мне обязательно нужно взять в прокате «Леди из Шанхая».

Потом вернулись Темный и Большой Боб, который выглядел каким-то осунувшимся. Подойдя ко мне, Темный хлопнул меня по плечу. Не сильнее, чем обычно хлопнул, что после его непонятной речи я воспринял почти с облегчением. В следующую секунду Темный сжал мою шею в борцовском захвате и заставил молить о милосердии, но и это он проделал без злобы, почти не причиняя мне боли. Это тоже было в порядке вещей, однако внезапно охватившее меня ощущение острой Неприязни к боссу не проходило. Темный, несомненно, был немного «с приветом»; и я, наверное, не стал бы работать на него ни за какие деньги в мире, если бы большую часть времени кормило находилось не в его руках, а в крепких и надежных руках Лучика.

Подумав об этом, я посмотрел на Лучика, и он ответил взглядом, в котором, как мне показалось, читались понимание и сочувствие. Боб принялся барабанить по моей голове, все еще зажатой в «стальном захвате», и Темный рассмеялся.

– Ух какой бодх ран! Настоящий живой бодх ран! – выкрикивал Боб, пока босс не велел ему прекратить.

Потом он отпустил мою голову.

– Это слово произносится «боран», ты, невежественный кусок дерьма! – сказал я Бобу.

Лучик, всегда интересовавшийся новыми словами, тут же спросил меня, что оно означает, и я объяснил (бросив презрительный взгляд в сторону Боба), что «боран» – это не дикарский тамтам, а малый ирландский барабан.

Темный тем временем расплатился, оставив весьма скудные чаевые, и мы уже собирались уходить, когда босс внезапно вспомнил один анекдот. Надо сказать, что в большинстве случаев шутки Темного были сугубо практического свойства (например, он мог приказать Скотчи выбить из-под меня стул, и считал это очень забавным), однако порой он проявлял подлинное остроумие. Нет, я вовсе не хочу сказать, будто Темный был грубым или тупым; напротив, у меня сложилось впечатление, что зачастую он старался казаться проще и примитивнее, чем на самом деле.

– О'кей, парни, анекдот! Только пусть все сядут…

Мы сели, и Темный начал:

– Когда-то в одном старом монастыре в Голуэе была клетка с двумя попугаями. Целыми днями эти попугаи молились, клали поклоны и перебирали четки. Однажды в монастырь заехал какой-то епископ. Он увидел попугаев и, пораженный их набожностью, рассказал отцу настоятелю, что в близлежащем женском монастыре сложилась прямо противоположная ситуация. Там, сказал епископ, живут две попугаичьи самки, попавшие в монастырь прямо из борделя, который прикрыла полиция. Днями напролет эти птицы кричат одно и то же: «Трахни меня, трахни свою грязную курочку!», а бедные монахини вынуждены все это выслушивать. Тогда настоятель мужского монастыря предлагает перевезти попугаиц к нему, чтобы они брали пример с попугаев-праведников и перевоспитывались. Епископу очень понравилась эта идея, и вскоре обеих самок привозят в мужской монастырь и сажают рядом с самцами. Тут одна из них начинает кричать: «Трахни меня, трахни свою грязную курочку!» Тогда один попугай-самец говорит другому: «Можешь отложить четки, Шеймас, наши молитвы услышаны!»

Мы все рассмеялись. Лучик смеялся гораздо громче остальных, и смотреть на это было жутковато – уж вы мне поверьте. Мне, во всяком случае, снова пришел на ум доктор Геббельс.

Они высадили меня у моего дома на 123-й улице. Темный вышел из машины и пожал мне руку на прощание.

– Я ведь могу рассчитывать на тебя, правда, Майкл? – спросил он, буравя меня взглядом из-под полуприкрытых тяжелых век.

– Конечно, – ответил я не моргнув глазом. (Я чуть было не добавил: «сэр».)

Лучик тоже выбрался из салона. От выпитого и съеденного я отупел, голова моя отяжелела от усталости и сигаретного дыма, но он все равно хотел еще раз поздравить меня с хорошей работой.

Однако я его опередил.

– Знаешь, Лучик, а ведь Лопата ничего не сделал, – сказал я. – Во всяком случае, ничего такого…

Лучик кивнул. Не знаю, понял ли он, что я имею в виду, но объяснять что-либо сейчас мне не хотелось. Быть может, он знал это с самого начала, а быть может, это не имело значения.

Потом я поднялся по ступенькам парадного. Проверил, на месте ли бумажка с телефоном Рэчел (она была на месте). В воздухе пахло близким рассветом. Что за длинная, странная, ужасная ночь! Я толкнул дверь с выломанным замком. Вестибюль был полон пара из прохудившейся батареи. Обычное дело. Непонятно только, почему паровое отопление продолжало работать и летом. Зимой – да, но летом? Впрочем, я не стал ломать над этим голову и поскорее поднялся к себе, от души надеясь, что перевозбуждение и чрезмерная усталость не помешают мне заснуть.

Увы, моим надеждам не суждено было сбыться.