Электронная библиотека » Эдуард Овечкин » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 13 сентября 2018, 14:40


Автор книги: Эдуард Овечкин


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Эдуард Анатольевич Овечкин
Норд, норд и немного вест

© Э. Овечкин, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Норд, норд и немного вест

Моему другу, Вячеславу Тихонову, посвящается.


Часть I

И как будто мало было того, что и так уже хоть плачь, заморосил дождь.

* * *

– Капюшон, Егорка, – тронула его за плечо мама.

Да что уже мог бы исправить капюшон? Парада было абсолютно не видно за плотной, серой стеной толпы и только редкие звуки долетали с проспекта, да люди периодически вспыхивали аплодисментами и криками «Ура!». И от этого становилось ещё грустнее: если люди кричат «ура», значит им весело – так же? А ты стоишь и пялишься им в спины. Егорка терпел, терпел, но чем больше терпел, тем меньше видел в этом хоть какой-то смысл. Парад и по телевизору можно было бы посмотреть – пусть и чёрно-белому, но в сухости и тепле.

– Мам, – не выдержал Егорка, – мне не видно ничего.

А ещё он замёрз, и кто-то наступил ему на ногу, но это можно было бы и пережить, если бы вот не то, что не видно.

– Егорка, ну что мне сделать? Поздно мы с тобой пришли, малыш. Сами виноваты. Может, домой пойдём?

– Я не хочу домой, – шмыгнул носом Егорка, – я хочу парад посмотреть.

И выставил вперёд красный шарик на палочке с подвязанным у основания жёлтым цветком из гофрированной бумаги – цветок они сделали прошлым вечером сами и, пока делали, получили столько удовольствия от предвкушения праздника, что теперь ну никак невозможно было сдаться и уйти просто так. Люди, которые стояли впереди, периодически оглядывались на Егорку, но уступить ему своё место в первых рядах так никто и не собрался – хоть бери и обижайся на их чёрную чёрствость. Цветок медленно намокал и тускнел. А может и правда – домой?

– Разрешите? – пробасил кто-то сзади и сильные руки подхватили Егорку, понесли вверх.

– Ой, – сказала где-то внизу мама.

А Егорка и сказать ничего не успел, как уже сидел на плечах высоко-высоко и говорить было некогда: вот он парад, – весь, как на ладони.

– Ура! – закричал Егор и замахал шариком.

– Ура-а-а! – радостно поддержали его серые люди, которые были теперь не так впереди, как снизу, и Егор их немедленно простил, хотя и обидеться-то ещё толком не успел. Да и не такими уж серыми они казались отсюда – вон на той даме шикарный зелёный берет, а у усатого дядечки пальто и вовсе жёлтое. Да серого-то почти и не видно, когда смотришь сверху. В людях не видно.

Серая от собственной унылости погода, обычная для Ленинграда почти в любое время года, тоже обрадовавшись тому, что Егорка перестал страдать, выключила дождь и чуть-чуть показала солнышко. На минутку, правда, – вековые традиции из-за маленького мальчика никто отменять не станет.

С плеч незнакомца видно было далеко и во все стороны – Невский был вымыт, украшен и выглядел торжественным сам по себе: разноцветные транспаранты (в основном красные), шары и прочие изыски советского праздника скорее вовсе и не украшали его, а выглядели посторонними и какими-то даже детскими среди монументальных домов, колонн и мостов. А народищу-то стояло и ходило вдоль него – мама дорогая! Где они бывают, эти люди, в обычные, будние дни, куда прячутся? Егорка был слишком маленьким, чтоб понимать, любит он этот город или нет, – дети в его возрасте умеют только любить, а понимать учатся много позднее. Но то, что он видел вокруг себя сейчас, его точно радовало.

– Мама! Как здорово! Ты себе не представляешь!

– Ты ничего не забыл сказать, Егор? – мама улыбалась, и это было слышно даже в строгой интонации её голоса.

– А, да! Дяденька, спасибо! – и Егорка глянул вниз.


Лица мужчины он не рассмотрел, но понял, что тот был моряк – в чёрной шинели, черных брюках, чёрных ботинках и чёрной шапке с обшитым кожей верхом. Ярко-белый шарф – вот и всё разнообразие в цветовой гамме костюма. А ещё он был высок – мама едва доставала ему до плеча.

– Смотри на здоровье! Для чего же проводить парады, если их не видят дети? Без детей любой парад – пустая трата времени, вот что я тебе скажу, малыш!

– Я не малыш! Мне скоро десять лет!

– Правда? – мужчина пошевелил плечами, взвешивая возраст Егорки, – а сейчас сколько?

– Пять!

– О, ну да, какой же ты малыш. Как звать-то тебя? Я Слава.

– Егорка.

– Ну будем знакомы, Егорка.

И Слава протянул вверх правую ладонь, Егорка солидно, не торопясь, пожал её, хотя делал это первый раз в жизни: мамины подруги, обычные их гости, так не здоровались, а всё норовили целоваться, а Егорка этого не любил, – от них всегда душно пахло духами и приходилось потом оттирать губную помаду со щёк.

– Вячеслав, – протянул мужчина руку маме.

– Мария, – мама замешкалась, стягивая перчатку, и подала руку, – очень приятно. Спасибо вам, но может, право слово, не стоит… Вам, может быть, тяжело?

Рукопожатие её было коротким, но не безвольным, а твёрдым – Слава удивился, но оценил.

– Знакомиться с людьми на улице? Нелегко, да, это вы верно подметили! Ну я заставляю себя, – борюсь со скромностью!

– Нет, я про Егорку… на плечах его держать…

– Мария, я же военный моряк, волк, можно сказать, просоленных жидких степей и на плечах своих держу щит и отчасти даже меч нашей Родины. А сейчас в отпуске. И знаете – не по себе даже как-то с пустыми плечами. Глупо и бессмысленно так ходить. А тут – Егорка. Спасибо ему, – выручил меня от невыносимого безделья.

Мама засмеялась. Не в голос, как с подругами на кухне и когда Егорка всё собирался спросить: мама, ну зачем ты так смеёшься, даже мне понятно, что тебе не смешно, а тихонечко и зачем-то отвернувшись (Егорку ещё не успели научить, что люди иногда стесняются). А дальше он отвернулся и не слышал о чём говорят взрослые, – слышал, что они говорят, но вот о чём, в памяти не отложилось. Он кричал «ура» вместе со всеми, вместе со всеми махал своим шариком и любовался на ровные строи и красивые знамёна, плескавшиеся в сыром ленинградском воздухе.

* * *

Когда колоны прошли и сняли оцепление, толпа с тротуаров медленно потянулась по Невскому в сторону Дворцовой.

– Пойдём? – спросил Слава, – или вы торопитесь?

– Нет, – обрадовался Егорка, – мы абсолютно свободны!

– Егорка, ты же замёрз уже.

– Ну нет, мама, совсем нет.

– Да? А почему тогда нос синий? – придержав за плечо Славу, который уже было пошёл, мама встала на цыпочки и вытерла Егорке нос платочком.

– Просто посинел! – отрезал Егорка, застеснявшись, что ему на людях мама вытирает нос. – Ну пошлите уже, а то пропустим что-нибудь!

Именно с того момента Слава (если бы кто его потом спросил), пожалуй, и влюбился в Машу, первый раз уловив её запах, – легкий, едва уловимый, чуть горьковатый и с нотками цитрусов. Если бы тот же кто-то спросил у Славы про то, какой на Маше был шарф и был ли он вообще, какие были перчатки или, например, сапоги, то вряд ли он вспомнил бы. Или вспомнил, но подумав, а вот запах этот не забывал уже никогда.

Идти в толпе было весело, но пропускать уже оказалось нечего – транспаранты свернули и люди просто ходили туда-сюда, видимо, ожидая, что кто-то устроит им праздник и они в нём с готовностью поучаствуют. Некоторые устраивали праздник сами себе и даже прямо на Невском, разливая из рукавов и заметно веселея после того, как выпьют.

– Мария, а вы ведь тоже замёрзли, может зайдём и по чаю? Я угощаю.

– Егорка, как ты, насчёт чая?

– С пышками?

– Егор, ты меня удивляешь даже, разве я осмелился бы предложить озябшей даме чай без пышек?

Егорка прыснул – ему показалось смешно, что его маму называют дамой. В его понимании дамой называть следовало только строгих женщин в очках и с наброшенным на плечи платком, и непременно дежурящих на каком-нибудь посту: в музеях на стульчиках в уголках, например, вот точно сидят дамы. А мама его бывала строгой редко, очков не носила вовсе и улыбалась при любом подходящем случае. Ну какая из неё дама?


В пышечной на Желябова народу было страсть как много – очередь, загибаясь, тянулась из дверей на улицу ещё метров на десять.

– Подождём? – уточнил Слава. – Или дальше куда двинем?

– Вот нечего вам делать, – обернулась к ним бабушка, человека за три спереди от них, – вы же с ребёнком! Идите так, мы же не в Москве, знаете, душиться тут!

– А если остальная очередь против? – засомневался Слава.

– А если остальная очередь будет против, – бабушка сняла очки и оглядела улыбающихся людей, – то скажите им, что вы от Виолетты Аристарховны, и дело с концом!

– Да проходите, проходите, – немедленно согласилась очередь.

– Мы не знаем, кто такая Виолетта Аристарховна, – заметил мужчина откуда-то спереди, – но звучит это довольно серьёзно!

Взрослые взяли себе кофе с молоком и Егорке – чаю. С тарелочками дымящихся пышек уселись у окна, сняли верхнюю одежду и помахали Виолетте Аристарховне. Та, оторвав взгляд от какой-то потрёпанной книжонки, выставила вверх большой палец.

Чай обжигал, и Егорка, помня о том, что на людях прихлёбывать нельзя (а желательно этого не делать вообще, но так уж и быть, говорила мама, потерпим лет до шести), долго и сосредоточенно дул в чашку перед тем, как отпить первый раз. Взрослые смотрели на него с умилением (к чему Егорка уже привык и не обращал внимания) и жевали пышки молча. Да и как-то не по себе было бы растягивать удовольствие разговорами, когда вон очередь за окном стоит и, хотя никто на них не смотрит, но, наверняка же, в душе осуждают за медлительность и слабое человеколюбие: хоть за окном и Ленинград, но не до такой же степени.

– Предлагаю на брудершафт, пока есть чем и перейти на «ты», – протянул Слава маме свой почти пустой стакан кофе.

– Хм, – ответила мама, – не больно то вы высокого мнения о ленинградских женщинах, раз думаете, что они с первыми встречными незнакомцами на брудершафты выпивают в пышечных.

– Мама, – поднял руку с пышкой Егорка, потом дожевал и продолжил, – ну какой же он незнакомец? Он же Слава-моряк, который показал мне парад!

– Действительно! – с готовностью поддержал Слава. – Какой же я, после того, что у нас с вами было, незнакомец?

– Вечно вы, мужчины, заодно, ты посмотри! – мама шутливо погрозила Егорке пальцем. – Давайте тогда без брудершафтов, а то неудобно – люди смотрят.

– Маша? – как бы попробовал её имя Слава.

– Слава! – утвердила договор Маша.


После пышечной на улице стало намного уютнее и Егорка захотел ещё погулять.

– А никто не будет волноваться, что вас долго нет?

– Нет, – махнул Егорка, – мы одни живём вдвоём, и только мама у нас дома и волнуется!

– Эх, – сдвинул шапку на затылок Слава, – а ведь была мысль в ресторан вас завести, но, думаю, а вдруг – муж есть и будет некрасиво?

– Нет у нас мужа, – ответил Егорка, а Маша покраснела и засмущалась.

– Ну обязательно, что ли, муж? А, может, у меня жених есть?

– Странно… – хмыкнул Слава.

– Что странно?

– Что мы уж больше часа, как знакомы, а ты до сих пор говоришь «есть» вместо «был», когда дело жениха касается.

Маша даже остановилась:

– Ничего себе, моряки-то прыткие какие!

– Решительные, Маша, – Слава взял Машу под локоток и они пошли дальше, – это называется – решительные!


Жили Маша с Егоркой в коммуналке возле площади Восстания, и гулять решено было в ту сторону: Маше нужно было ещё закончить домашние дела и вовремя лечь спать – завтра же на работу.

– А я в отпуске, – сообщил Слава, – у друга тут живу. Наслаждаюсь культурной столицей. А где ты работаешь, Маша? Давай я тебя завтра встречу после работы? А Егорка днём где? В садике?

– В садике, да, я после работы его забираю.

– Ну вот – видишь, как всё ловко складывается: тебя встречу, Егорку заберём и сходим куда-нибудь. Ненадолго. А потом, на выходных – можно будет и надолго.

– Я не знаю даже… Мне в магазин ещё нужно будет сходить… хотя бы.

– Так давай я схожу! Я же в отпуске! И встречу тебя прямо с продуктами, чем значительно сэкономлю время!

– Я – за, – сказал Егорка.

– А вас, молодой человек, никто и не спрашивал! Слава, я не знаю даже, как-то всё странно выходит… быстро… мне же надо подумать.

– Да что тут думать, Маша? Я же не замуж тебя зову, а просто погулять! Диктуй список, что надо в магазине купить. А завтра на работе и подумаешь. Проблемы надо решать по мере их поступления. Правильно? Правильно!


И Слава незаметно подмигнул Егорке. Егорка мигать одним глазом ещё не умел и поэтому подмигнул в ответ обоими.

Почти стемнело, и Невский стал ещё красивее: всего временного, цветного и трепещущего на ветру видно не было, а жёлтый свет от окон и фонарей прижимал тени к стенам, отчего они становились чёрными и загадочными, вместо серых и обыденных. Да, и в серых была история, но, вы же меня понимаете– чёрный совсем не то, что серый. И обелиск на площади Восстания, если смотреть издалека, казалось, будто парит над тёмной площадью. Или если и не парит, то вот-вот собирается взлететь.

Слава проводил их до двора, – обычного ленинградского стакана, изнутри которого казалось, что обрамляющие его дома тянутся до самого неба и окон в них столько, что в одном таком дворе расселить можно чуть не маленький городок. Все пожали друг другу руки, поблагодарили за приятную компанию и, условившись встретиться завтра, разошлись.

* * *

Слава не сразу ушёл. Подождав, пока Маша с Егоркой скроются в парадной, он долго стоял в арке и смотрел на окна, но зажигались и гасли они так бессистемно и лихорадочно, что не было ни малейшей возможности угадать, какие же из них – те самые. Поздоровавшись с прошедшей мимо него пожилой парой с собачкой на поводке, он достал из кармана пачку сигарет, закурил и ещё посмотрел на окна, но уже не угадывая, а что-то себе представляя. И видно было, что то, что он представлял, ему нравилось, а иначе – зачем бы он улыбался?

И когда шёл до метро, продолжал улыбаться и кивал прохожим, которые улыбались ему навстречу. И потом, передумав, пошёл дальше, до следующей станции метро, на которой они условились встретиться завтра и постоял там, глядя на поток людей, поднимающихся по эскалатору, всё ещё улыбаясь. Домой ехать решительно не хотелось, как и стоять здесь дальше, и Слава пошёл гулять. Гулял долго, но никуда не заходил и поехал домой уже сильно поздно, изрядно устав и даже немного замёрзнув, но от этого приятно устав и не мучаясь долгими ожиданиями завтрашнего дня.

* * *

Маша, придя домой, забегалась по хозяйству, а потом, читая Егорке сказку на ночь, чуть не уснула раньше, чем он сам. С утра, за привычными делами, которые можно было делать и не до конца проснувшись, Маша вспомнила про Славу и воспоминание это ей было приятно, а потом как-то затерялось в трудовом дне бухгалтерского отдела и затерялось до того, что Маша даже ойкнула (тихо – никто и не слышал), когда увидела Славу, стоящего с сумкой и букетом на выходе с эскалатора станции «Маяковская».

Слава заметил Машу позднее, и ей было приятно наблюдать пару секунд, как он выискивает глазами в толпе её и даже… волнуется, что ли?

– Маша!

– Слава! Ты что, волнуешься?

– Волнуется море, Маша, а я чуть не умер тут от страха уже, что ты меня обманула!

– Просто на работе задержали. Ну ты же знаешь в каком доме мы живём, – караулил бы там, тоже мне. Всему вас учить приходится.

– Ну здравствуйте, караулить! А гордость? А самолюбие и это, как его там, – независимость?

– Не пошёл бы?

– Между нами?

– Ага.

– Никому ни слова?

– Ни единого даже звука.

– Пошёл бы, да. Но, когда думал об этом, то стыдно как-то становилось, понимаешь? Ну, мало ли, ты настолько интеллигентна… Нет, нет, погоди, я не в том смысле. А вот, кстати, цветы. Тебе. И вот. Ты не смогла отказать мне просто, а я такой чурбан и намёков даже не понимаю. С другой стороны… ну это, в общем, не важно. Решил, что буду в сторонке так стоять – случайно вроде как тут оказался. И… вот. Куда мы сейчас? Может такси возьмём? Нет, я абсолютно не расточителен, что ты, просто хочу впечатление произвести.

– А в сумке– то у тебя что, Слава? Вон наш троллейбус – побежали!

В троллейбусе было тесно и шумно. Слава наклонился и говорил Маше на ухо:

– Продукты, что ты вчера диктовала, и Егорке там кое-что.

Маша держалась за его руку, – до поручней было не достать.

– Слава, ну ты правда в магазин сходил? Я шутила же, когда список диктовала. Эх, знала бы, надо было икры заказать!

– А что такого? Мне делать всё равно нечего – я же в отпуске. А икра у меня есть тут. Две банки – я с собой привёз, я же с Севера, а у нас там икры этой, знаешь – в каждом ларьке Союзпечати на сдачу дают!

– Да ладно.

– Да-а-а. Купишь газету «Правда» или там «На страже Заполярья», а тебе говорят: ну где мы вам сдачу с пяти рублей возьмём? Вот, икры возьмите на четыре восемьдесят. Две банки.

– Врёшь ведь?

– Я? Отнюдь, сударыня!

– Нам выходить на следующей, давайте к выходу, сударь, пробираться. Вот врунишка-то, а!


– Мне же следует тебя опасаться, да, Слава?

– Опасаться? – Слава остановился и посмотрел в небо. Поморщил лоб. – Слушай, скорее нет, чем да. Ты можешь, конечно, но вряд ли тебе это поможет. Видишь, какой я честный? А здесь красиво летом, да?


Они шли вдоль аллеи из озябших деревьев, которым нечем было укрыть свои голые ветки и кутаться приходилось в сырой туман – ни осень не кончится никак, ни зима не начнётся: самое противное время года. И голые ветки, и голые заборы, и желтый двухэтажный дом с аптекой на первом этаже по другой стороне и люди, которые спешили не потому, что опаздывали, а потому что быстрее хотели уйти с улицы – да, наверняка, летом здесь было красиво.

– Мама! – выбежал из группы Егорка. – О! И Слава пришёл!

И Егорка сразу стал солиднее и протянул руку для приветствия Славе, оглянувшись в сторону группы – видят ли, а уже потом повис у мамы на шее.

– Вот, Егорка, смотри что мы тебе принесли, – Слава достал из сумки коробку, – Луноход-1!

– Ого! – Егорка подпрыгнул на месте. – Ничего себе! А открыть можно? О, он с пультом! Ого! Ничего себе! А можно я в группе покажу? Я сейчас, я быстро, я на секундочку!

– Слава, – тихонько сказала Маша, когда Егорка убежал, – это же дорого, наверное?

– Не помню, – отмахнулся Слава, – зато смотри сколько радости.


Егорку из группы пришлось звать и даже включать строгость после «ну-у ма-а-ам, ну ещё минуточку» – дети уже начали строить трамплин из кубиков для лунохода.

Из-за этого же лунохода решили никуда не идти, а пойти просто домой ужинать и пить чай. Маша и сама устала и идти никуда не хотелось, а тут как раз и Егорка категорически запросился домой, топая между ними в обнимку с коробкой.


По лестнице шли гуськом: впереди топал Егорка («Я сам покажу, где мы живём!»), потом шла Маша и смущалась, не видит ли Слава стоптанные каблуки на её сапогах, а Слава замыкал и смотрел совсем не на сапоги.

* * *

Жили Маша с Егоркой в крохотной коммуналке всего из трёх комнат – узкий коридор, справа ванная, а слева в ряд до кухни три комнаты. Самая ближняя к кухне – их. Маша помогла раздеться Егорке, Слава помог раздеться Маше, и, когда уже раздевался сам, Егорка гонял по коридору луноход.

– Так, так, – открылась первая дверь, в аккурат против вешалки, – нарушаем покой жильцов транспортными средствами?

Выглянувший из двери мужчина был стар, помят, одет в застиранную и заношенную тельняшку без рукавов, ситцевые трусы синего цвета, бос и пах не то, чтобы плохо, но явно спиртным.

– Дядя Петя! А у меня луноход!

– Ого, – сказал дядя Петя, уставившись на Славу, – военные в городе! Тащ адмирал, какими судьбами в нашу гавань? На постой или так – абордажная операция?

– Петрович! – вроде как строго, но подозрительно ласково прикрикнула Маша.

– Я капитан-лейтенант, – поправил Петровича Слава, – в гости зашёл.

– Надо же, – подбоченился Петрович, – экий гусь, а всего лишь капитан-лейтенант!

– Петрович! – и Маша пнула дверь ногой, не сильно, но настойчиво. – А ну-ка прекрати мне!

– Тоже мне, командирша нашлась! – фыркнул Петрович, но дверь закрыл.

– Он хороший, правда, – шепнула Маша на ухо Славе, – ты не обижайся. Он выпивает, но порядочный и помогает нам всё время. Одинокий – скучно ему, вот он и цепляется к тебе, ты не обижайся, ладно?


Славе было так приятно от этого шёпота в ухо и от того, что он чувствовал движение Машиных губ так близко, что, пожалуй, Петрович стал ему даже несколько приятен.

– А я и не думал, – Слава тоже зашептал Маше на ухо, – тоже мне, обидчик нашёлся!

– Ну вот и хорошо! Так, руки мыть и в комнату – мне на кухне не мешать!

Интересно, отчего она покраснела, подумал Слава, неужели…

Комнатушка была и вовсе крохотной: справа от двери стоял шкаф до потолка, потом диван, напротив и наискосок от него, ближе к окну – стол с зеркалом, за столом упиралась в подоконник тумбочка с радиолой, над тумбочкой висела книжная полка, а напротив и от дивана до стены – уголок Егорки, судя по игрушкам, вроде как сложенным в кучки различного объёма.

– Поможешь мне, Слава?

– О чём речь, Егорка! А что делать будем?

– Испытывать луноход! Бери вон те книжки, бери-бери, те мама разрешает, а я вот тут кубиков… наберу и пойдём препятствия строить!

Луноход справлялся отлично – ездил по горам из книг, двигал кубики и маневрировал по лабиринтам из пирамидок и солдатиков. Из кухни скоро вкусно запахло котлетами и Слава, ползая по полу начал мысленно уговаривать живот не бурчать и не выдавать его сегодняшнее меню – кофе на завтрак и кофе с сигаретой на обед.

– Мужчины, – крикнула Маша с кухни, – пять минут до ужина! Наводим порядок и снова моем руки!

– А строго тут у вас, да? – спросил Слава у Егорки.


Егорка пожал плечами – строгой мама не была, а к порядку он давно уже привык и не находил в этом ничего особенного. Мама никогда не говорила ему, что ей тяжело с ним одной, но вот подруги её любили по-вставлять эти посылы в свои воспитательные беседы с ним. Пока мама не слышала.

– Петрович, – крикнула Маша, когда все уселись за стол, – иди покормлю! Что ты там бурчишь, я не слышу?

Скрипнула дверь.

– Говорю, корсара своего корми, я сыт!

– Петрович! Иди, говорю, по-хорошему! Только штаны надень!

– Марья! А может, мне ещё и руки помыть скажешь, а? Нос, может, мне посморкаешь, а то я же, что, знаю разве порядки какие…

Егорка хихикал, Маша закатывала глаза, а Слава думал: взять ему три котлеты или ограничиться двумя и доесть с хлебом, чтоб не показаться обжорой. Есть-то хотелось. Хорошо ещё, что без Петровича не начинали и было время подумать.

Петрович мало того, что помыл руки, так ещё пригладил волосы во что-то типа причёски и облился одеколоном. Тельняшка была торжественно заправлена в тренировочные брюки (все в заплатках, как звёздное небо).


«Куда он сядет?» – подумал Слава.

– Да у вас тут и сесть негде, – оглядел крохотную кухоньку Петрович, – на вот, положи мне, я у себя поем. Зря только штаны надевал. Куда ты мне столько пюре валишь? Я столько за неделю не съем, мы же алкоголики, знаешь, едим как воробушки. О, каклеты! Широко живёте в наше непростое время!

– Так это Слава фарша вон сколько накупил!

– Ясно. Клинья фаршем решил подбивать!

– Иди, Петрович. Принесёшь тарелку потом – помою.

– Без тебя я тарелку не помою, можно подумать! Может, и штаны ещё мне заштопаешь вон, а то в люди выйти совестно?

– А то тебе их добрая фея до того штопала, а не я!

– Сварливая ты баба, Машка, как есть мегера. Смотри, флибустьер, согнёт тебя в бараний рог!

– Петрович!

– Я уж семьдесят лет скоро, как Петрович. Ладно пошёл, а то остынет. Приятного вам аппетита, товарищи господа!


– Такой языкастый он, да? – спросил Слава, когда за Петровичем хлопнула дверь.

– Не то слово! Это я ещё отучила его выражаться при Егорке! Он хороший, правда, жена у него умерла года три назад, вот он, с того времени совсем и сдал. А так он, знаешь, воевал тут где-то, у него наград всяких – пиджака под ними не видно. Потом метро строил. Обе комнаты остальные – их с женой, та, что посередине, так и стоит закрытая. Пусти, говорю ему, жильцов, деньги хоть будут, что там твоя пенсия? Не хочет. Егорка – локти! А так он и с Егоркой сидит, когда надо, и телевизор мы у него смотрим, и помогает, что тут починить или порядок навести. Пьет только много, но домой никого не водит. Жалко его, а не слушается – кол на голове теши. Егорка, не жди – котлета сама себя не съест. Слава – ещё подложить?

– Ой нет, Маша, так вкусно, что съел бы и ещё, но боюсь лопнуть! Спасибо. Ты сама-то и не ела почти ничего!

– Да я устала что-то, да и напробовалась, пока готовила. Я чаем потом с пряниками. Посуду в ванную, будьте добры.

– А чего в ванную? Вон же умывальник у вас.

– Слушай, течёт внизу там, как Ниагара, Петрович говорит, что не барское это дело – умывальники чинить, и вообще он электрик, а сантехника никак дозваться не можем.

– Ну-ка я посмотрю. Я инженер же, как ни крути! Фонарик есть?


Поковырявшись под раковиной минут пять, открыв и снова закрыв воду, Слава вынес вердикт:

– Десять минут работы, но прокладки нужны. Я бы завтра мог сделать. Какие у нас планы на эту замечательную субботу?

– Кино! – поднял руку Егорка.

– Музей! – подняла руку Маша.

– Мама, – не согласился Егорка, – я маленький, меня слушаться надо!

– А я – женщина, как ни крути, но мне уступать нужно!

– Ну это не честно!

– А что вы кипятитесь-то оба? С утра зайду – починю кран, потом в кино, а оттуда уж в музей, что за проблемы-то?

– Ну… как-то, может, неудобно…

– Маша, а как мне было неудобно с тобой вчера знакомиться, ты бы знала! Теперь твоя очередь, потерпи уж.

– Хорошо! – вскочил Егорка, – Мама, а спать не пора ещё? А когда будет пора? А это скоро? Ну тогда я с луноходом играть!


Слава помог Маше помыть посуду, они поговорили о том о сём, и он чувствовал, что пора уже идти, хотя страх как не хотелось. Но (и он этому даже удивился) и ничего более того, чтоб смотреть, говорить и слушать он более и не хотел. Нет, ну как, хотел, но не прямо уж чтобы невтерпёж. Так уютно было и спокойно, что уже и хорошо. «Уместно ли поцеловать её в щёку на прощание? – думал Слава, раскланиваясь до завтрашнего дня. – Нет, наверное, совсем рано ещё, надо подождать пока придёт время, но, чёрт, оно же ни разу ко мне не приходило, оно же только уходит. А, руку! Можно же просто поцеловать руку. И надо спросить, что это у неё за духи, но не сейчас, а потом, как-нибудь невзначай…»

* * *

Уйти сразу Слава опять не смог, хотя из парадной вышел решительно, что вполне логично – раньше усну (думал Слава) раньше наступит завтра, а ни о чём другом думать уже и не хотелось. Но в арке опять закурил: теперь-то он точно знал, где их окно, и вот оно горит полным светом, а вот, позже, когда сигарета давно уже закончилась – в полсилы. Маша, видимо, выключила свет и зажгла настольную лампу. Читает? Просто сидит и думает о чём-то? А может, обо мне? Ну не спит же точно. А что она читает, если читает? Уместно ли будет предложить ей своего Ко-нецкого или Ремарка? А если не читает, а думает, то о чём? Я не слишком тороплю события? Да нет же – я их вообще не тороплю, хотя несколько дней до конца отпуска можно было бы и поторопить, а то что потом? Зря не попробовал поцеловать – ну что такого в этом безвинном поцелуе в щёчку? Ничего, вот поэтому, видимо, и хорошо, что не полез, а то было бы… Так, стоп, я влюблён? Определённо. Как это произошло так быстро и почему? И что теперь с этим делать? Да, ладно, можно выкурить ещё одну сигарету и сойтись на мысли, что утро вечера мудренее, но мудрости как раз и не хочется, а чего хочется? Обнять, прижаться и целовать – определённо да. Везти с собой на Север? Из Ленинграда? Поедет ли? Нет, поднимет, наверняка, на смех, и как это, два дня знакомы всего, что за ребячество?

И полусвет погас в окне: всё – легла спать и стоять тут нечего. Слава бросил сигарету и ушёл. Уходя, не обернулся. А если бы обернулся, то увидел бы, что Маша, отодвинув занавеску, выглядывает и видит его, уходящего. И увидев это, он не сутулился бы, а, расправив плечи, шёл бы, как настоящий морской офицер, но – он и так настоящий морской офицер. Подумаешь – плечи, как будто это что-то изменило бы в дальнейшем развитии событий. А, может, и изменило бы – кто сейчас разберёт?

* * *

Маша уснула не сразу и, скорее всего, из-за того, что, выглянув в окно (она и сама не понимала зачем – ну не думала же она, что он там стоит), увидела Славу. И увидев, удивилась, но не только удивилась, а ещё и обрадовалась, хотя сама точно и не поняла чему. Слава ей определённо понравился, но никакого огня в груди и слабости в ногах (как было в первый раз, с отцом Егорки) она не чувствовала, а что чувствовала и понять пока не могла. Да нет, наверное, могла, но не примеряла всё это на себя – вся её жизнь сейчас (и давно уже) была сосредоточена на Егорке, на том, что и её вина была в том, что с отцом его у них не сложилось и он давно уже не давал о себе знать, а Егорку это не то, что всегда, но мучило, и она это видела и старалась, старалась, старалась за двоих, а на себя времени и сил уже не оставалось. Правильно это? Ну нет, но порассуждать с подругами об этом она ещё могла, но делать так не хотела, хотя всем говорила, что хочет, но не может– нет сил. На самом деле, силы были, а вот желаний– нет. Она была довольно красива, хотя это мало волновало её, как и всех красивых людей в принципе. Знаки внимания, ухаживания и попытки сблизиться с ней, скорее, раздражали её – больше всего своей банальностью, неумелостью и неказистостью. А тут – Слава. И ведь не делал ничего особенного – просто вошёл в их жизнь так, как будто тут и есть его место. Не спрашивал (хотя вид-то делал), не ходил окружными путями и не робел, а просто взял и встал вот тут вот, рядом. Откуда он? Кто он? Что дальше? Чёрт, а ведь уже за полночь, а завтра рано вставать – Егорка в садик вставал когда как, а на выходных – как будильник: семь ноль-ноль и вот он, тормошит уже и желает доброго утра. А как уснуть-то? А почему не уснуть-то? Что это так волнует? Да нет, не могла же я влюбиться вот так вот, с ходу и даже хоть бы и в морского офицера. Не могла и всё тут…


– Мама! Мама-а-а! Ну сколько мы будем спать? Ну когда вставать уже?

«Если не открывать глаза, то, может, даст поспать ещё минуток десять…»

– Мама, ну я же вижу, что у тебя глаз дёргается, ну ты не спишь же уже! День уже, вставай! И я есть хочу!

«И козырь под конец выложил» – Маша вздохнула и открыла глаза.

По оттенку серого за окном было видно, что никакой ещё не день, а самое что ни на есть раннее утро. Солнце-то во двор не заглядывало к ним почти никогда и только по цвету маленького клочка неба в верхнем левом углу окна (если смотреть лёжа в постели) можно было научиться определять время суток и погоду.

– Я к дяде Пете уже ходил, но у него только кильки в томате! – Егорка улыбался, рад был, что разбудил маму. – Да и Слава же скоро придёт!

Часы на стене показывали семь двадцать.


Страницы книги >> 1 2 3 4 | Следующая
  • 4.1 Оценок: 10

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации