Текст книги "Чужое лицо"

19

Мак Кери только сегодня утром прилетел из Стокгольма и днем совещался с Даниелом Дж. Купером. Редактор «Вашингтон геральд» не стал вызывать своего московского корреспондента в Вашингтон, с трудом удалось вытащить Стивенсона хотя бы на день опять в Стокгольм, да и то потому, что в Стокгольме у него шведка любовница. Но толку от их встречи не было никакого – Стивенсон наотрез отказался искать этого полковника Юрышева, а на предложение как бы невзначай встретиться с ним на военном параде на Красной площади сказал скептически:

– Теперь, после убийства Садата, во время военного парада на Красной площади будет такая охрана трибун, что не только встретиться – дохнуть не дадут. Нечего и думать подойти к трибуне военных. Я получил белый пригласительный билет на трибуну журналистов – это триста метров от правительственных трибун, и максимум, что можно сделать, – это снять эти трибуны телеобъективом. Ну и какой толк? Даже если Юрышев будет на параде – как он узнает, что я снимаю его с такого расстояния? Он будет стоять истуканом, как все они, руку под козырек, и все.

Так ни с чем Мак Кери и прилетел назад в Америку, и они с шефом решили закрыть это дело. Во всяком случае, надеяться, что лодка всплывет возле берегов Швеции завтра или послезавтра, нечего – если она не всплыла практически в течение всего октября, то скорей всего русские отменили эту операцию и нужно искать другие способы выйти на этого Юрышева. Но это займет время, и держать тут двух людей – Вирджинию и Ставинского – бессмысленно.

В баре Мак Кери заказал Вирджинии ее любимую джинджиреллу, а себе и Ставинскому водку с оранжадом.

– К сожалению, у нас изменились планы, и эта операция отменяется или… или откладывается на неопределенный срок, – сказал Мак Кери Ставинскому и Вирджинии. – Госпожа Парт, спасибо вам за сотрудничество, вы получите все, что вам причитается за этот месяц, и будем считать, что наш фильм закрыт. Завтра или послезавтра – как захотите – вы можете лететь в Лос-Анджелес, у вас на руках билет с открытой датой. И вот ваш чек. Здесь не указано, что это от CIA, не беспокойтесь. Чек от военной киностудии, так что, если хотите, можете сказать своим друзьям, что вы снимались в фильме для американской армии.

Он увидел, что Вирджиния заглянула в чек и что ее лицо удивленно и обрадованно вспыхнуло от полученной суммы – 7500 долларов. Он усмехнулся:

– Еще раз спасибо. – И повернулся к Ставинскому: – С вами, конечно, несколько сложней, господин… гм-м… даже не знаю, как вас теперь называть. Во всяком случае, вот ваш чек – здесь ровно треть той суммы, о которой мы с вами договаривались. Чек без фамилии, на предъявителя, так что не потеряйте – утром в банке можете обменять его на наличные или на травел-чеки. Дальше: мы понимаем, что с таким, не своим, лицом вы не можете воскреснуть из мертвых и явиться к дочери, но если хотите, – доктор Лоренц вернет вам ваше лицо. А по поводу вашей смерти – ну, я думаю, что это была обычная полицейская ошибка. Вас ограбили какие-то бандиты, избили, раздели и без сознания выбросили из машины, и вы пару недель провалялись в госпитале, а грабитель с вашими документами попал в автомобильную катастрофу, и по этим документам полиция сообщила дочке о вашей смерти. Так бывает. Подробности и всякие шрамы на теле можно сотворить в той же клинике у доктора Лоренца. Деньги, которые мы вам даем, я думаю, компенсируют этот моральный урон. – Он видел, что для Ставинского это был сильный удар, почти нокаут.

– А что? Русские не дали нам выездные визы? – глухо спросил Ставинский.

– Нет, визы есть. Просто, как я вам сказал, у нас изменились планы, в которые я посвятить вас не могу.

– А если… а если я откажусь от вашего предложения?

– То есть? – не понял Мак Кери. – От денег?

– Нет. – Ставинский усмехнулся. – От денег – нет. А вот снова менять лицо и воскреснуть опять как Ставинский…

– Ну что ж. Я предполагал это. Мы вам поможем изменить фамилию, – сказал Мак Кери. – В принципе, по американским законам любой гражданин может изменить свою фамилию.

– Нет, вы меня не поняли. У меня уже есть фамилия, моя фамилия Вильямс, Роберт Вильямс. У вас на эту фамилию мои документы и виза в СССР. Что, если я туда поеду? Сам. За свой счет.

Такого поворота дела Мак Кери не ожидал.

– И что вы будете там делать? Просто побудете месяц и вернетесь?

– Нет, – сказал Ставинский. – Не думаю. Если вы дадите мне те русские документы, о которых мы говорили, я, пожалуй, и не вернусь.

– А если нет?

– А если нет, я, пожалуй, тоже не вернусь. Что-нибудь там выдумаю. За деньги в России можно и документы купить.

– Что ж. Это нужно обдумать. – Мак Кери вдруг подумал, что именно этот Ставинский и сможет там выйти на Юрышева – он еще не знал как, под каким предлогом, но это уже детали, это можно будет продумать, но… – Знаете, – сказал он, даже повеселев. – Пожалуй, мы дадим вам эти русские документы. И еще кое-что. Когда вы хотите лететь в Москву?

Ставинский посмотрел на Вирджинию. Если бы эта женщина так открыто не обрадовалась полученному чеку и возможности завтра же улететь в свою Калифорнию, может быть, он и не ринулся бы в эту Россию вот так, очертя голову. Если бы она сказала хоть что-то, взглянула на него как-то по-особому… Но нет, она просто отвела глаза, словно ее уже не касались его судьба и его выбор.

– Что ж… – вздохнул он и поглядел Мак Кери в глаза. – Я могу лететь в Россию хоть завтра.

– Ну, завтра – рано. Давайте завтра встретимся где-нибудь после обеда и все обсудим. – Мак Кери нужно было время, чтобы обсудить свою новую идею с Купером.

А Ставинский посмотрел на Вирджинию и спросил как бы мельком:

– Госпожа Парт, вы когда летите в Лос-Анджелес?

– Наверно, утром, – сказала она. Если он так легко, без колебаний готов улететь в свою Россию, то что ж – пусть катится, пусть разрубится, развяжется сам собой этот чертов узел, который связал ее с ним. – Да, утром, – прибавила она тверже.

– Вы разрешите мне проводить вас?

– Ну зачем? Я возьму такси.

– Да, пожалуй… В таком случае всего вам хорошего.

– И вам. Удачи вам в России. До свидания, господин Мак Кери. Благодарю вас. – Она подала руку Мак Кери, потом – Ставинскому, и он… он даже не задержал ее руку на долю секунды!

Она повернулась и быстро пошла к лифту. В номере она рухнула плашмя на постель и расплакалась.

20

Самолет на Лос-Анджелес вылетал в 11.40 утра. Вирджиния еще ночью забронировала себе место по телефону, а теперь собрала вещи и заказала такси. Была маленькая надежда, которую она скрывала сама от себя, что Ставинский позвонит утром или приедет в отель, но нет, этого не случилось. Выходя из отеля, она даже поглядела украдкой по сторонам – нет ли тут его белого «ягуара» – и вздохнула – «ягуара» не было. Что ж, действительно, так лучше. Все разом отрезано, пусть он катит в свою Россию, пусть исчезнет навек – она вычеркнула его из памяти. Фильм «Чужое лицо» не состоялся, и роман двух главных героев – тоже. Она усмехнулась – горько и иронично. Опять ей не случилось быть актрисой – ни в кино, ни в жизни. Действительно, нужно завязывать с этой профессией, пойти в секретарши или еще лучше – выйти замуж за какого-нибудь спокойного, порядочного человека, врача или адвоката, родить ему детей и жить нормальной человеческой жизнью. Опять в этом Вашингтоне дождь, да еще такой холодный, противный, с ветром. То ли дело в Калифорнии – тепло и по-домашнему уютно. Да, домой, домой, нет ничего лучше дома, какой бы он ни был. Но ведь и Ставинский рвется домой – да, пожалуй, теперь она его понимает. Черт, опять этот Ставинский – забыть, забыть немедленно, выкинуть из памяти…

Такси подкатило к аэропорту, Вирджиния расплатилась с водителем и вышла из машины.

Ставинский стоял в аэропорту возле стойки регистрации билетов, стоял с огромным букетом ярко-красных гвоздик. Она увидела его сразу – напряженного, нервного, с отблеском от алых цветов на щеке. И медленно пошла к этой стойке, везя за собой чемодан на колесиках.

А он стоял, не двигаясь, глядя ей в глаза, стоял так несколько секунд, а потом, только потом шагнул навстречу.

И пока он к ней шел, и пока она шла к нему, в скрещенье их взглядов сгорало все – вопрос, радость, испуг, надежда, доверие и горечь. И из этих опережающих друг друга чувств, полумыслей, из этого трепета рождалось в эти доли секунды то, как они подойдут друг к другу, как встретятся. И – родилось: они разом подняли руки и обнялись так, словно расстались не вчера, а век назад. Да ведь они и расстались вчера навек, и этот век – эта ночь – прошел, и вот они встретились. А потом, словно стесняясь этого порыва, он подал ей цветы («Спасибо», – сказала она негромко), и помог подвезти чемодан к стойке, и подождал, когда она отметит билет, и взглянул на часы: до отлета оставалось тридцать минут, и они еще могли посидеть в баре.

– Может быть, посидим в баре? – сказал он.

– Да, пожалуй… – Она прятала от него глаза, ругая себя за ту откровенную радость, с которой она бросилась в его объятия. Дура, какая дура – зачем показывать ему, что она чувствует, ведь он все равно, все равно улетит в эту Россию, а вышло прямо как в кино, хотя кино-то не состоялось. Во всяком случае, для нее…

– Прямо как в кино получилось… – усмехнулась она, потягивая «Манхэттен». И встряхнула головой – зачем она притворяется? Зачем она врет человеку, которого видит в последний раз в жизни и которого… любит?

– Нет, я правда рада вас видеть, – сказала она и посмотрела ему в глаза.

– Спасибо, – сказал он.

– Когда вы собираетесь ехать в Россию?

– Не знаю… Это зависит от… Ведь меня никто не торопит. Я думаю, Вирджиния, вас кто-нибудь ждет в Лос-Анджелесе?

– Ну… – сказала она неопределенно, она и сама не знала – ждет ее Марк или уже не ждет. – Нас всегда где-нибудь кто-нибудь ждет…

– Только не меня, – сказал он.

– Почему? Может быть, и вас тоже.

– Да? – Он заглянул ей в глаза и повторил: – Да?

– Да, – сказала она негромко.

– Тогда вот что! – сказал он вдруг решительно. – Никакого Лос-Анджелеса! Через двадцать минут есть рейс на Флориду. Мы с вами летим во Флориду. Я богат – у меня есть тридцать тысяч, сейчас я возьму билеты.

– Да вы что?! – почему-то испугалась она.

– Тихо! – приказал он. И даже приложил палец к губам. – Никому! Пошли! – Он бросил на стойку бара пятидолларовую бумажку и решительно зашагал к кассам.

– Подождите, вы что! Я ведь уже чемодан сдала на свой рейс!

– Ерунда! Сейчас мы его вернем. И вообще – плевать на этот чемодан, мы купим другой.

– Вы с ума сошли!

– Конечно! А для чего мне ум? Чтобы сходить с него и возвращаться – именно для этого. Давайте ваш калифорнийский билет, вот так. – Он отнял у нее билет и подошел к кассе: – Два билета во Флориду, пожалуйста. Мистер и миссис Вильямс.

21

К предложению Мак Кери послать Ставинского в Россию искать полковника Юрышева шеф русского отдела Даниел Дж. Купер отнесся без особого энтузиазма. Одно дело использовать этого эмигранта в качестве разменной пешки, а совсем другое – поручить ему всю операцию. Даже если он действительно сможет исчезнуть в России как американский турист и всплыть где-то в Сибири как Иванов, Петров или Сидоров, а затем вернуться в Москву, чтобы искать этого Юрышева, и даже если он найдет этого Юрышева – они ведь снова станут перед проблемой, как вывезти этого полковника на Запад? Нет, если этот Ставинский так уж рвется в свою Россию, то пусть сидит в своем Портланде и ждет. Он ждал шесть лет, подождет и еще пару месяцев. За это время кто-нибудь из московских резидентов CIA выйдет на полковника Юрышева. В конце концов это не так уж трудно. Резидент должен познакомиться с кем-то из служащих Новодевичьего кладбища, где похоронен сын этого Юрышева, и за взятку или за бутылку водки получить доступ к регистрационной книге кладбища. По этой книге можно установить адрес, где проживал покойный сын Юрышева, то есть адрес самого полковника. А если не удастся узнать адрес Юрышева таким путем, то есть еще один. Кто-то из московских резидентов CIA поедет в Кировскую область, в этот «Разбойный бор», к леснику заповедника, поживет там, как заядлый охотник, с неделю и попробует у этого лесника выяснить адрес Юрышева. И если полковник Юрышев подтвердит свое желание бежать на Запад, тогда Ставинский поедет в Россию, и лучше всего с той же Вирджинией. Конечно, тут есть риск провалить московского резидента, но если делать все не спеша и аккуратно… помощник начальника Генерального штаба Советской Армии по военно-стратегическим разработкам – эта фигура стоит такого риска. А пока нужно, чтобы этот Ставинский тихо сидел и ждал, а Вирджиния должна позвонить в советское посольство и попросить, чтоб им продлили визы на пару месяцев, потому что… ну, придумайте что-нибудь сами, Мак Кери, сказал шеф, болезнь, срочные съемки, она же актриса, имеет право быть ветреной – сегодня хотела в Россию, а завтра передумала или получила приглашение на съемки…

Мак Кери вышел от Купера и отъехал на машине от офиса CIA, чтобы из телефона-автомата позвонить в отель Ставинскому. Но вместо Ставинского трубку сняла черная горничная, убиравшая номер, – Мак Кери по акценту легко узнал, что она откуда-то из Алабамы или Теннесси.

– Господин, который здесь жил, здесь уже не живет. Я собираю его вещи.

– А где он живет?

– Я не знаю. Босс велел мне собрать его вещи и отнести вниз.

Мак Кери не стал с ней дальше разговаривать, позвонил администратору отеля и выяснил, что Ставинский час назад звонил из Флориды и просил переслать его вещи по адресу: отель «Амбассадор», комната 67, Сарасота, Флорида.

«Та-ак, – подумал Мак Кери, – ничего себе штучки выкидывает этот Ставинский. Получил деньги и тут же умотал во Флориду, даже не предупредил. Вот и поручай ему операцию». Мак Кери порылся в карманах в поисках мелочи – чтобы звонить во Флориду, нужно доллара два. Но мелочи не было. Придется давать оператору номер своего домашнего телефона, чтобы счет за разговор прислали ему на дом. Это дороже, но черт с ним, и так и так представлять в контору отчет за телефонные разговоры. Но комната номер 67 в отеле «Амбассадор» не отвечала – конечно, этот Ставинский купается сейчас в океане, будет он сидеть в номере! Мак Кери оставил для него записку, сказал телефонистке отеля свой домашний телефон и вернулся в офис. Все равно раньше вечера Ставинский в своем номере не появится. И вообще, что это за фортели откалывает этот Ставинский – говорит, что рвется в Россию, хоть завтра в самолет, а сам улетает во Флориду! Н-да, нужно хорошенько подумать, прежде чем доверять ему операцию. И, пожалуй, следует обсудить это все с Керолом. Последнее время Керол отошел от этого дела. Мак Кери управлялся сам, да и управляться особенно было не с чем, а Керола перебросили в комиссию по составлению доклада конгрессу о трудностях работы CIA. Трудности! Это не трудности, это просто странно, что они вообще еще хоть как-то работают. «Сотрудники CIA не имеют права появляться на территории конгресса… CIA не имеет права вести работу на территории США… CIA не имеет права сотрудничать с ФБР… CIA не имеет права…» А на что же они имеют право? Даже позвонить из собственного офиса невозможно, если хочешь сделать свое дело по-настоящему. Но мало кто из сотрудников следует этому правилу – кому охота из-за каждого звонка тащиться на улицу, в бары, в метро и менять место своих телефонных звонков только из-за того, что у русских есть подслушивающая аппаратура. Если начальство это не беспокоит, если они не хотят скандалить с русскими, чтобы те убрали к чертям свою подслушивающую аппаратуру, то уж сотрудникам тем более наплевать. И сотни секретных операций губятся в самом зародыше, русские узнают о них раньше, чем на двух концах провода вешают трубки. А после этого на всех совещаниях их тычут носом в успехи советской военной разведки и КГБ. Посмотрел бы он, как КГБ стал работать, если бы им вдруг запретили появляться в правительственных учреждениях и пользоваться служебными телефонами. Он вдруг живо представил, как какой-нибудь полковник КГБ бежит на улицу куда-нибудь от Лубянки на Садовое кольцо, чтобы позвонить своему же агенту.

Горько усмехаясь этим невеселым мыслям, Мак Кери пошел искать Керола. Но оказалось, что и Керола нет в офисе – он сидит в библиотеке конгресса над докладом. От безделья Мак Кери заглянул в телетайпную. Все та же серятина будничных сообщений, а о русской подводной лодке опять ни слова… Нет, сегодняшний день положительно не удался. Мак Кери вышел на улицу, сел в свой «форд» 79-го года и поехал в хелс-клуб. Сауна, плавательный бассейн и снова плавательный бассейн, а потом двойная порция джина со льдом – вот что ему сейчас нужно. В конце концов он тоже человек и, как все остальные служащие CIA, может просто отрабатывать свою зарплату и наслаждаться жизнью. Если всю Америку не беспокоит занесенный над нею русский кулак, то почему он, Мак Кери, должен беспокоиться за них за всех?

В хелс-клубе была успокаивающая тишина, в раздевалке голые, завернутые в мохнатые полотенца мужчины курили и смотрели бейсбол по телевизору, а в сауне было вообще пусто. Распарившись, Мак Кери с удовольствием нырнул в освежающую прохладу бассейна. Конечно, это не океанская вода, в которой сейчас плавает этот Ставинский, но тоже неплохо. Мак Кери вынырнул и широко, красиво поплыл к противоположному краю бассейна…

Он не знал еще, что ровно через десять часов шеф русского отдела CIA Даниел Дж. Купер сам позвонит ему домой, поднимет сонного с постели и скажет:

– Дэвид! Русская подводная лодка «У-137» села на мель в архипелаге Карлскруна.

22

ЗАЯВЛЕНИЕ ШВЕДСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА ПРАВИТЕЛЬСТВУ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

27 октября 1981 года было обнаружено, что советская подводная лодка с бортовым номером «У-137» находилась на шведской территории. Она села на мель в шведских внутренних водах в непосредственной близости от запретной зоны военного назначения при входе в Госефьорд из Карлскрунской шхеры.

28 октября Правительство Швеции вручило советскому послу решительный протест против этого грубого нарушения шведского суверенитета.

29 октября Правительство поручило главнокомандующему вооруженными силами Швеции провести расследование причин и обстоятельств нарушения советской подводной лодкой шведских территориальных вод. В ходе этого расследования шведская сторона допросила капитана и штурмана советской подлодки, а также провела инспекцию на борту корабля.

Расследование показало, что навигационные ошибки исключены как главная причина проникновения на шведскую территорию.

На основании этого расследования Правительство Швеции пришло к выводу, что экипаж советской подлодки преднамеренно проник на шведскую территорию для осуществления недозволенной деятельности. Правительство Швеции вынуждено с изумлением и негодованием констатировать, что подлодка, севшая на мель неподалеку от Карлскруны, вероятно, имела на борту одну или несколько ядерных боеголовок. Предпринятое расследование показало, что можно сказать с большей долей вероятности: в носовой части подлодки имелся ядерный элемент уран-238.

Учитывая чрезвычайное значение случившегося, Правительство Швеции потребовало от Правительства СССР немедленного объяснения, находится ли на борту подлодки ядерное оружие. Правительство СССР игнорировало требование шведского Правительства внести ясность в этот вопрос. Правительство Швеции вынуждено истолковать это как свидетельство того, что Правительство СССР не в состоянии отрицать наличие ядерного оружия на борту подлодки.

Правительство Швеции требует от Советского Союза недопущения впредь грубых нарушений такого рода шведского суверенитета и фундаментальных принципов международного права.

Стокгольм, 5 ноября 1981 года.

23

Что нужно тридцатичетырехлетней женщине для счастья? Слава? Обожание толпы? Главная роль в голливудском фильме и портреты на рекламных плакатах в сабвее? Виллы на берегу Средиземного моря, в Мексике и на Беверли-Хиллз? Пять, восемь или даже сто двадцать три любовника – каждый со своими собственными самолетами, «роллс-ройсами» и яхтами?

Или ей нужен один – всего-навсего один мужчина, ее мужчина?

Поджав колени, Вирджиния уютно лежала в постели и улыбалась своим мыслям. Она чувствовала, что счастье светится в ней, как огоньки рождественской елки. Только что ей приснился замечательный сон, что она родила сына, и это был веселый, красивый, темноглазый мальчик, похожий сразу и на нее, и на Ставинского, он смешно бегал по какому-то саду и путал английские и русские слова. Вирджиния так рассмеялась во сне, что проснулась от этого и, лежа теперь с открытыми глазами, смотрела на спящего рядом с ней Ставинского. От его тела шло тепло, его спящее лицо разгладилось от вечной напряженности, и Вирджиния пыталась угадать по этому лицу – а каким же он был до пластической операции? И если у них действительно родится ребенок, на какого Ставинского он будет похож – на того, настоящего, до пластической операции, или теперешнего? Ну конечно, на того, прежнего, но вчера и сегодня ночью, когда Ставинский сказал ей, что не поедет теперь ни в какую Россию, а вернет себе прежнее лицо и увезет Вирджинию из Голливуда куда она хочет, – хоть во Флориду, хоть на Аляску, откроет там свою зубопротезную лабораторию и они купят дом (у него теперь есть деньги на собственный бизнес), – она сказала «да». Да, только… не нужно снова менять лицо, она уже любит это. А дочке, его дочке Оле они скажут что-нибудь – ну, скажут, что его так избили грабители, сломали нос и т. д., что вот – пришлось делать пластическую операцию. Но нет, не нужно думать ни о каких посторонних вещах, это заслоняет приснившегося сына, а нужно закрыть глаза и удержать этот, еще, возможно, оставшийся в ресницах сон.

Вирджиния закрыла глаза. Утреннее, южное, пробивающееся сквозь шторы солнце окрасило ей ресницы оранжевым окоемом, тихий плеск океана под окнами отеля напоминал, что пора встать и пойти поплавать, пока не жарко, но – лень, жалко будить Романа, он, наверно, здорово устал за эту ночь, ведь они почти не спали. Ставинский оказался именно ее мужчиной, и все в нем было будто специально под ее, Вирджинии, размер.

Тихий треск телефона прервал ее мысли. Удивляясь, кто это может звонить им в такую рань, Вирджиния осторожно, чтоб не разбудить Ставинского, подвинулась к краю кровати и сняла трубку.

– Алло?

– Извините, – сказал знакомый голос. – Могу я поговорить с господином… Вильямсом?

Это был Мак Кери, она узнала его голос и теперь растерялась – что сказать?

– Алло! – настойчиво повторил голос в трубке. – Вы меня слышите? Это комната господина Вильямса?

Ставинский открыл глаза. Вирджиния закрыла трубку ладонью, сказала шепотом:

– Это Мак Кери.

– Черт! – сказал Ставинский и взял трубку. – Алло! Да, это я. Нет, я не могу. Послушайте, Дэвид, мы кончили это дело, не так ли? А теперь у меня изменились планы: я остаюсь в Америке. Да, она здесь, но мы никуда не поедем. Нет. Пока!

Он почти швырнул трубку на телефонный аппарат. Вирджиния глядела на него вопросительно, он сказал:

– Теперь они хотят, чтоб мы срочно летели в Россию. Дудки им! Иди сюда! – И он с новой силой привлек к себе Вирджинию.