Электронная библиотека » Эдуард Тополь » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Кремлевская жена"


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 14:08


Автор книги: Эдуард Тополь


Жанр: Политические детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Но все выглядело правдоподобно – во всяком случае, она так думала. Я взглянула на нее.

Поняв, что допрос окончен, она расслабилась на стуле, вытянула вперед ноги с красивыми ляжками и снова сняла запыленные туфли-лодочки, давая отдых своим подагрическим косточкам.

Я встала, включила электроплитку и заварила в джезве ячменный кофе. Кофе я обожаю, но достать в Полтаве настоящий кофе просто невозможно. А ячменный кофе – это почти помои, одно название. Но если я возьмусь за дело, которое предлагает мне Горячева…

– Ну? Что вы думаете? – нетерпеливо сказала Лариса.

– Хотите кофе? – спросила я. – Правда, это ячменный эрзац, но…

Я сняла с электроплитки джезву, пошла с ней к своему импровизированному письменному столу и по дороге… По дороге, посреди комнаты я как бы случайно споткнулась и опрокинула джезву с горячим кофе прямо на туфли Горячевой. Она успела рефлекторно поджать ноги, чтобы уберечься от брызг, но ее туфли, ее красивые туфли-лодочки были залиты кофе. А я воскликнула в притворном ужасе:

– Ой! Что я наделала! Простите!..

Схватив эти туфли, я отошла к окну, к свету и стала вытирать их посудной тряпкой, громко ругая себя без остановки:

– Господи! Как же я споткнулась на ровном месте, идиотка такая! Но я вам другие куплю, честное слово!.. Черт, не оттирается! – Тут я что есть сил нажала на каблук – якобы для того, чтобы стереть с него кофейное пятно.

Каблук отошел от подошвы, точнее выдвинулся с негромким скрипом, словно сидел в потайных пазах. Конечно, этот каблук был пустотелый, как я и подозревала. А в нем… В нем была маленькая пластмассовая капсула-радиомикрофон, и я тут же «закрыла» каблук, задвинула его на место. При этом я все время говорила громко, не останавливаясь:

– Господи, какая я неумеха! Этот ячменный кофе не оттирается! «Made in Italy» – такие туфли я вам, конечно, нигде не достану, но деньгами…

– Да бросьте! – сказала Горячева. – У меня таких туфель!..

«Интересно, сколько же у нее таких туфель? – подумала я. – Ведь она, как жена главы правительства, не может каждый день ходить в одной и той же обуви вроде нас, смертных. Она должна менять туфли даже по нескольку раз в день: утром, для деловых встреч, – одни, вечером, для концерта или дипломатического приема, – другие. И в каждую пару туфель кто-то вставил по микрофону? Но кто? КГБ? Милиция? Кремлевская охрана? Кто бы они ни были, они слышат сейчас каждое ее слово…»

Все эти мысли мигом пронеслись у меня в голове, но их тут же сменила другая: как же быть? Принимать предложение Горячевой или отказаться? Впрочем, я ведь уже в игре. В их игре. В радиусе не больше километра от моего чердака находится сейчас кто-то, кто слышал, как Горячева рассказала мне про будущее покушение и как я «случайно» оступилась, вылила кофе на туфли и выдвинула каблук. Скрип этого каблука в скрытых пазах подошвы должен был отозваться в наушниках слухача с десятикратной силой…

Так как же быть?

Пока речь шла об американской гадалке, ее предсказаниях и таинственном исчезновении из гостиницы «Пекин», я могла считать это Ларисиной паранойей. Даже ее муж, Михаил Горячев, не принимал эти предсказания всерьез. Но микрофон в каблуке меняет дело! Если кто-то следит за каждым шагом Ларисы, то этот «кто-то» был, конечно, и при ее встрече с американкой. И если американка исчезла в первый же вечер, то похитить ее мог тоже только этот «кто-то». Значит, американка и вправду могла сорвать задуманное покушение. Но в таком случае – покушение реально!

И вдруг впервые за все это время я подумала: да, покушение возможно! Почему-то не страстные заклинания Ларисы Горячевой и даже не предсказания американской гадалки, опубликованные в газете еще восемь месяцев назад, а именно мини-микрофон в каблуке убедил меня в этом…

– Так что вы решили? – нетерпеливо спросила Горячева.

Я подошла к своему комоду, встала на колени, выдвинула нижний ящик и достала из него картонную коробку. В коробке, тщательно завернутые в чистую бумагу, лежали мои единственные выходные туфли – финские, 110 рублей пара! Я вытащила их, развернула, потом передвинулась на коленках к Ларисе и стала надевать туфли ей на ноги. Как я и думала, у нас с ней оказался один размер…

– Вот поносите пока мои… – говорила я. – У нас с вами один размер. А то я ваши так уделала кофе… Завтра по дороге на работу я занесу их в химчистку, может, они отчистят…

Это была поклевка, брошенная наобум. Тот, кто нас слушал, должен был понять, что ее туфли останутся у меня…

– Да при чем тут туфли! – нетерпеливо отмахнулась Горячева. – Я спрашиваю: вы принимаете мое предложение или нет? – И не выдержала, крикнула мне в лицо: – Да или нет?

– Я хочу подумать до завтра, – ответила я буднично, словно речь все еще шла о туфлях, а не о жизни ее и мужа. – Не сердитесь, Лариса Максимовна. Понимаете, это все так неожиданно, что…

Но Горячева уже вскочила и шагнула к двери.

– Дура! – крикнула она мне с порога. – Я тебе, как родной дочери, доверилась! А ты… Дура! Все вы так! Сволочи! Трусы! – И, яростно хлопнув дверью, вышла.

Ее, а точнее, мои каблуки громко процокали по лестнице, а затем – под моим окном. Я высунулась в окно, чтобы окинуть взглядом окрестность. Лариса быстро шагала по тротуару. Братья-палестинцы Василь и Руслан мирно играли на тротуаре – резали на части мохнатую гусеницу. Лариса переступила через них и пошла дальше. На углу Карла Либкнехта стояла худющая, как собака, свинья Розка и, загораживая Ларисе дорогу, с громким чавканьем жевала опавшие каштаны. Но Горячева и тут не свернула с пути. Даже не замедлив шага, она так пнула свинью ногой, что Розка, трусливо хрюкнув, отскочила в сторону…

А я еще раз оглядела сверху свою тихую улицу. В тени желтеющих тополей и каштанов стояли белые, мазанные известкой хаты с дворами – огородами и яблоневыми садами. Где-то за этой рыже-осенней зеленью прятались те, кому я сейчас очень нужна. Я не видела их, но поздравила себя. По моим подсчетам, у меня было не так уж много времени для того, чтобы приготовиться к очередному стуку в дверь.

3

17.12

Они пришли через двадцать семь минут. Честно говоря, я ждала их раньше, но, наверное, у них были осложнения на пути Ларисы к аэропорту. Не исключено, что по дороге туда она пнула ногой не только свинью Розку…

Однако и я не теряла времени зря! За эти двадцать семь минут я не только спешно расставила по местам свою нехитрую мебель, но и, быстро умывшись, переоделась в свой парадный милицейский мундир, подпоясалась ремнем с кобурой, в которой лежал мой «ПМ» – пистолет Макарова, и самым тщательным образом навела марафет на лице – даже польские тени для век употребила, что делаю только в исключительных случаях, французская и финская косметика исчезли из продажи уже лет восемь назад, а теперь и польские тени для век стали появляться все реже – наверное, из-за «Солидарности».

Конечно, я понимала, что, занимаясь марафетом, я окончательно теряю нитки «мохер», но черт с ними, с этими нитками. Мне теперь не до мохера! Ни за что ни про что, вдруг, как подарок с неба, как выигрышный лотерейный билет, я получила редкий, да что там редкий – единственный в жизни шанс выскочить из этой украинской провинции, из ежедневной рутины разбора пьяных драк в очередях, охоты за подпольными абортами, самогонщиками, проститутками, наперсточниками, жуликами-кооперативщиками и прочим быдлом. А кроме этого шанса…

«Господи, Анька, только не загадывай!» – твердила я себе, лихорадочно вертясь перед маленьким зеркальцем, стоявшим на комоде. Но в глубине души я, конечно, загадывала и не меньше как на молодого московского принца с погонами полковника КГБ. Почему я считала, что за Ларисой следит именно КГБ – не знаю. Наверное, потому, что она сама назвала их своими врагами номер один. «Что ж, – думала я, – при любом раскладе – раз они разрешили Ларисе приехать ко мне и не мешали ей исповедаться в моей комнатухе, значит, у них будет какое-то предложение, и я могу себе представить какое… Но уж я поторгуюсь, уж я не продам себя задешево! А может быть, и вообще не продам – это мы еще посмотрим по обстоятельствам!»

Конечно, горячевская перестройка не прибавила мне зарплаты, а гласность нам, милиции, вообще поперек горла. Но, с другой стороны, если сорвать покушение и получить за это работу и квартиру в Москве, то я с удовольствием буду за перестройку – перестраивать других очень приятно, нет разве?..

Во всех случаях – я не упущу свой шанс! Где ты, мой принц с погонами полковника? Это Лариса поймала свой шанс и выжала из него все – даже покупает себе в Париже бриллианты за государственный счет! А теперь и я не упущу свой шанс, и никаких, пожалуйста, сантиментов, старлей Ковина! Первым делом – вырваться из этой украинской дыры! Там, в Москве, кипит жизнь, там мужчины, фестивали, театры и рестораны, а здесь – тоска! Сонное свиное царство, хлебающее самогон. Что касается мужчин, то с тех пор, как Петр Первый разбил здесь шведов, настоящие мужчины в Полтаве не появлялись – ну разве что африканцы и палестинцы в летном училище. Но меня эти арабы не интересуют, хотя я, конечно, за дружбу народов. Просто мне не понятно, почему мы все время выбираем в друзья не французов или красавцев шведов, а каких-то чучмеков. Короче, откровенно сказать, в постели я, наверное, расистка. Но и братья-славяне, то есть местные полтавские мужики – Господи! Выжрать бутыль самогона и закусить чесночной колбасой с галушками – вот романтические мечтания нынешнего полтавского мужчины. Так можно ли встретить отца своего ребенка среди этого сорта мужчин!..

Короче, ожидание резкого поворота личной судьбы кипятило мне кровь и красило горизонт золотой перспективой…

А сквозь окно, черт знает откуда – снизу от Оксаны, сбоку от Гринько или от соседей напротив, – влетал радиоголос:

«В еженедельнике „Московские новости“ историк Рой Медведев рассказывает, что в январе 1976 года кремлевским врачам с большим трудом удалось вывести Брежнева из состояния клинической смерти и с тех пор генсек постоянно находился в сенильном состоянии, с трудом осознавая происходящее вокруг. В еженедельнике „Аргументы и факты“ сообщается о дефиците советского государственного бюджета и о том, что 20 процентов советского населения живут ниже уровня бедности…»

Рехнуться можно, честное слово! С тех пор как началась гласность и наши перестали глушить «голоса из-за бугра», все слушают всё и все говорят про всё, и уже не поймешь, где «вражеские голоса», а где Московское радио… Но звук притормаживающей машины за углом я выдержала геройски, как Зоя Космодемьянская, – даже не сделала шага к окну. Пусть они не думают, что я жду их с таким уж трепетом!

Вот хлопнула дверца машины – интересно, это «Волга» или «Чайка»?

А вот и мужские шаги по лестнице. Легкие, быстрые шаги…

Я села на стул.

Кто-то быстро (но не бегом) поднялся по лестнице, остановился у моей двери и, даже не потратив секунды на то, чтобы прислушаться, постучал…

– Открыто! – крикнула я чуть громче, чем собиралась. И встала, хотя задумала встретить Его сидя.

Он толкнул дверь.

Господи, почему мы всегда получаем крайнюю противоположность того, о чем мечтаем?! Ну, я понимаю, что выполнить все наши мечтания не может даже Всемогущий, но не нужно все! Хотя бы частично…

На пороге стоял маленький сутулый человечек с сигаретой во рту, в потертом летнем кримпленовом пиджаке стального цвета, в мятых и обсыпанных пеплом брюках и с таким носом-рубильником, что вопрос о возрасте и воинском звании этого «принца» меня уже не интересовал. Он мог быть даже генералом, но при таком носе это уже не имело значения. Я не могу сказать про себя, что я такая ярая антисемитка, как моя хозяйка Лидия, но просто – зачем мне еврей? Хотя последние пару лет каждое детское личико приводит меня в какое-то сентиментально-страдальческое состояние (все-таки мне 29 – пора рожать, пора), но даже в жутком сне я не могу представить себе, что смогла бы растить сына, сопливого, носатого и гнусавого, как все жидинята…

– Здравствуйте! – энергично сказал этот еврей. – Это хорошо, что вы нас ждете. У нас мало времени: последний рейс через двадцать минут, да и то через Харьков. Где ваш чемодан? – И он с недоумением огляделся по сторонам.

– Какой… чемодан? – спросила я врастяжку и с явным недоброжелательством к этому типу. Еще минуту назад я думала, что они будут меня уговаривать, а я, поломавшись, соглашусь, поставив ряд условий. И вдруг вместо приятной дипломатии с красавцем полковником – этот нахальный крохотный еврей, который даже не смотрит в мою сторону, а собирается взять меня, как какую-то вещь. – Какой рейс? – Я даже села. – Кто вы такой?

– Вы прекрасно знаете, кто я такой, вы же крикнули мне «открыто!» – усмехнулся он, глянув мне прямо в глаза своими карими глазками. И затянулся сигаретой. – Я начальник личной охраны семьи Горячевых, моя фамилия Гольдин. Через двадцать минут мы вылетаем в Москву, завтра утром там с вами поговорит кое-кто повыше меня, но я думаю, что вам и так ясно: вы завтра же примете предложение Ларисы Максимовны и станете ее персональным следователем. Ну, где ваш чемодан?! – вдруг сказал он раздраженно. – Какого черта вы сидите? Вы летите с чемоданом или без?

Это уже взбесило меня. Жиденек чертов!

– Извините, я никуда не лечу… – сказала я холодно.

Он взглянул на меня как-то иначе – по-птичьи скосив не только глаза, но и всю голову. Так смотрят на неожиданно возникшее препятствие, думая, как с ним быть: перепрыгнуть, обойти или разрушить? Я постаралась не отвести взгляда.

– Гм… – Он оглядел комнату, пройдя взглядом по Ларисиным туфлям так вскользь, словно они его и не интересовали. Загасил окурок о свой каблук, выбросил его в открытое окно и тут же вытащил из кармана пиджака пачку «Opal», выбил сигарету и чиркнул зажигалкой, закуривая. – И телефона у вас, конечно, нет? Ну, хорошо. Все равно я старше вас по званию, я майор. – Тут он сунул руку в задний карман брюк и достал помятые, словно изжеванные «корочки» – милицейское удостоверение. – Старший лейтенант Ковина, встать!

Мне пришлось подчиниться, хотя сделала я это с демонстративной небрежностью. Однако кое-что я все-таки выяснила: Горячеву ведут не гэбэшники, а мои коллеги – милиция. Но лучше это для меня или хуже?

– А теперь – шагом марш вниз, в машину!

– Приказывать мне может только мой начальник…

– Он и прикажет! Внизу, по телефону! Возьмите туфли Ларисы…

Внизу, у калитки, стояла не «Волга» и не «Чайка», а простой «козел» – задрипанный «газик»-пикап. И конечно, возле него уже крутились братья-палестинцы Василь и Руслан, а из открытых окон всех соседних домов под аккомпанемент московских, киевских, мюнхенских и вашингтонских дикторов на меня зырились соседи – Катька Гринько и прочие.

Я быстро села в машину. Внутри «газика» половину салона занимала какая-то обшарпанная радиоаппаратура, перед ней сидел оператор с наушниками на голове.

– Ну? – нетерпеливо спросил у него Гольдин, одной затяжкой выкурив чуть не треть сигареты.

– Все нормально, – доложил оператор. – Она уже летит в Москву прямым рейсом, и с ней все наши. Только Трофимов остался, держит нам харьковский рейс.

– Вызови министерство, дежурного. – Гольдин сел за руль, завел мотор. Затем взял у меня из рук левую Ларисину туфлю, сдвинул каблук, вытащил из него черную капсулу радиомикрофона и небрежным жестом сунул ее себе в карман.

Между тем оператор пощелкал какими-то рычажками, потом сказал в микрофон: «Ленуся, дай мне дежурного по конторе», – и еще через пару секунд Гольдин уже коротко сообщал этому дежурному по Министерству внутренних дел СССР о том, что ему нужна полтавский следователь Анна Ковина. После этого оператор тут же соединил того дежурного с домашним телефоном майора Тимощука, начальника следственного отдела Полтавской городской милиции. Не вдаваясь ни в какие разговоры, московский генерал сказал моему полтавскому боссу:

– Товарищ майор, с этой минуты следователь Ковина поступает в распоряжение майора Гольдина. Все. – И отключился.

Гольдин высунулся из кабины, шуганул от колес Василя и Русланчика, а потом отпустил сцепление и дал газ. Машина рванула с места на такой скорости, что меня откинуло в жестком сиденье. Но Гольдин, конечно, не извинился. Держа в зубах сигарету, он погнал так, что сонные полтавские гуси едва успевали выскакивать из-под колес, заполошенно крича и хлопая крыльями.

День второй
Суббота, 10 сентября 1988 года

4

09.15

С генералом Власовым я была знакома заочно и еще до того, как он стал министром внутренних дел СССР. Четыре года назад поиски группы подпольных спекулянтов сибирским золотом привели меня в Ростов, и я застала там полный разгром местной милиции: новый первый секретарь Ростовского обкома партии Александр Власов разогнал буквально весь ростовский милицейский аппарат, по уши купленный местной мафией. Именно это позволило мне тогда довольно быстро найти конец «золотой цепочки», которая тянулась из Сибири на юг России, в карманы ростовских, краснодарских и ставропольских «лимонщиков» – на короткое время эти киты подпольного бизнеса остались без милицейского прикрытия. А еще через два года бывший сосед Власова – секретарь Ставропольского обкома партии Михаил Горячев – став Генсеком, забрал Власова в Москву, сделал его сразу генералом и министром внутренних дел, чтобы Власов вычистил из милиции брежневскую коррупцию – Чурбанова, Федорчука и прочих… Безусловно, этот Власов должен был хорошо понимать, что усидит в министерском кресле ровно столько, сколько Горячев в своем кремлевском – ни минуты больше. Поэтому, с точки зрения Горячева, было вполне логично доверить личную охрану своей семьи именно Власову, а не Чебрикову. Но интересно, как это произошло, ведь охрана кремлевских вождей – прерогатива КГБ, и только КГБ…

Помощник министра открыл наконец дверь в министерский кабинет, я пересекла приемную и, шагнув через порог, вытянулась по стойке «смирно», вскинула правую руку к виску:

– Товарищ генерал, старший лейтенант Ковина явилась по вашему приказанию!

Я думала, что он сразу же скажет «вольно» и сухо перейдет к делу, как это происходит всегда в высоких начальственных кабинетах. Тем более что, пока я ждала этого приема, я ясно ощутила лихорадочную нервозность во всем здании министерства. В коридорах хлопали тяжелые, обитые кожей двери и стучали быстрые шаги подкованных офицерских сапог, в кабинетах звенели телефоны, а за окнами, на улице Огарева, то и дело причаливали к министерскому зданию черные и синие служебные «волги»… А ведь сегодня суббота! И это министерство, а не оперативная часть – по субботам в министерстве должен сидеть дежурный, ну, пусть пять дежурных, а все остальные отдыхают. А тут народу полно, как в будни, даже министр на работе, спешка, лихорадочность. Значит – ЧП, и у министра нет и не может быть времени на какую-то Ковину, провинциального полтавского следователя…

Но не тут-то было! Эти двое – министр Александр Власов, крупный пятидесятишестилетний брюнет с комсомольским чубом, пробитым проседью, и с лицом, округлившимся от министерского питания, и уже знакомый мне пигмей Гольдин – сидели в креслах в глубине кабинета и разглядывали меня издали долгим, изучающим и, могу поклясться, мужским взглядом. Этот особый мужской взгляд я всегда чую сразу, всем телом, и главное, животом и грудью. Живот в таких случаях мгновенно подбирается, а грудь твердеет и даже выпячивается сосками.

Но тут я и так стояла, максимально вобрав живот и выпятив грудь, как положено по стойке «смирно», так что больше выпячивать было нечего.

«Наглые твари, – выругалась я мысленно, продолжая стоять перед ними навытяжку в этой явно затянувшейся паузе. – Наглые твари!» Откровенно, в упор, как кобылу на ярмарке, щупают меня глазами – шею, грудь, ноги…

Большой белый телефонный аппарат слева от Власова не зазвенел, а издал какие-то низко-вальяжные короткие гудки.

– Опять! – Власов выразительно поглядел на Гольдина, сокрушенно вздохнул и снял трубку. – Слушаю… Нет, к сожалению, пока ничего… Безусловно!.. Можете мне поверить, Лариса Максимовна, люди работают без перерыва. Даже я, как видите… Непременно… Я сам контролирую… Алло?

Похоже, на том конце бросили трубку, но Власов еще послушал свою и осторожно положил ее на рычаг. Только после этого поднял на меня глаза и увидел, что я все стою по стойке «смирно».

– Вольно, вольно… – спохватился он и показал на кресло у своего стола. – Присаживайтесь…

Это «присаживайтесь» показало, что Власов, при всех его генеральских погонах, все-таки был человек гражданский. Кадровый сказал бы формально-уставное «садитесь».

Я подошла к огромному письменному столу министра. Ножкой от буквы «Т» к нему был приставлен стол для заседаний. По одну сторону этой «ножки» майор Гольдин утопал в высоком кожаном кресле – не знаю, доставал ли он ногами до пола. Я села в кресло напротив него и только тут обратила внимание на стены кабинета. Обитые светлыми деревянными панелями, они были совершенно пусты, без единого портрета, даже Ленина не было. А за широким окном, поверх крыш старых домов, был виден Кремль и над ним – низкое небо, набухающее осенним дождем…

– Ленина на стенке ищете? – усмехнулся Власов, словно прочитав мои мысли.

Я промолчала.

– Владимира Ильича мы чтим, не волнуйтесь, – продолжал Власов, все разглядывая меня. – Но портрет его я в кабинете не вешаю после одной истории… – Он откинулся в своем кресле. – Хотите расскажу?

Кто может запретить министру рассказывать истории? Даже если сама Горячева названивает ему, а все в министерстве бегают, как в лихорадке…

– Н-да, смешной случай… – сказал Власов, расстегивая верхний крючок кителя. Ему было явно тесно в генеральском кителе, и вообще от сидячей работы все они в этих креслах становятся шире своих мундиров. – Дело было двадцать лет назад, еще в Иркутске, – продолжал Власов, – я там был вторым секретарем обкома партии. И чуть не каждую неделю к нам приходила одна старуха – требовала жилье. Ну, с жильем у нас и до сих пор плохо, а тогда, сами понимаете, очереди на семь лет вперед. А она ходит и ходит – из одного кабинета в другой, везде орет, что пострадала за советскую власть. Мол, лично Деникин ударил ее прикладом по голове! И вот приходит она ко мне на прием, я тоже спокойно объясняю ей про очереди, про то, что многодетные рабочие семьи у нас еще в халупах живут, и нет у нее никаких привилегий раньше их получить квартиру. А она увидела на стене портрет Ленина и вдруг как закричит: «Ленин, ты видишь, что они с нами делают?! Ленин, ты видишь?!»… Ну и пришлось дать ей комнату, – закончил Власов под хохот Гольдина. – А портреты я с тех пор не держу в своем кабинете, никакие… Да, ну что ж, поговорим о Ларисе Максимовне. – Власов кашлянул, вытащил из ящика стола пачку «Мальборо» и спросил у меня: – Курите?

– Никак нет, товарищ генерал, – ответила я по уставу, хотя и рассказанная им история, и предложение закурить были явно рассчитаны на установление, так сказать, неуставных отношений. Гольдин огорченно вздохнул – видимо, сам закурить в кабинете министра не решался, а вот со мной за компанию… Но, черт возьми, не на ту напали – сначала разглядывали меня, как кобылу на ярмарке, а теперь… Нет, я им не шлюха из валютного бара – плевать на анекдоты и импортные сигареты.

Похоже, Власов понял меня и на этот раз. Сказал сухо:

– Хорошо. К делу. Вы, Ковина, попали в это дело случайно – не я вас выбрал и не Гольдин. Вас выбрала сама Горячева – без всякого нашего участия, поверьте. Но обратного хода для вас я не вижу, потому что теперь вы посвящены в личную жизнь главы государства. Больше того: в ту часть его жизни, которая является тайной. Вы понимаете, о чем я говорю? Жена товарища Горячева нездорова. Я не хочу сейчас обсуждать, есть у нее основания для паники в связи с предсказаниями этой американки или нет таких оснований. Факт есть факт: на почве мании преследования она может стать психопаткой. Вы думаете, почему я сейчас тут сижу, а все министерство ходуном ходит? Вот из-за этих ее звонков… Конечно, такая психопатия лечится. Элениум, психоанализ, гипноз… Но она категорически не желает видеть врачей, ей всюду чудится заговор. И даже мне не доверяет – мне, который усидит в этом кресле ровно столько, сколько Михаил Сергеевич – в своем. Вы видите, я с вами совершенно откровенен. Вы же знаете положение в стране: бюрократия саботирует перестройку. Они гноят на складах даже те продукты, которые есть, чтобы народ обвинил в голоде Горячева и перестройку. Поэтому сегодня каждый должен сделать свой выбор. Лично мы с Гольдиным сделали свой выбор два года назад. Может быть, по разным причинам, но… Мы будем с Горячевым до конца! А вот у вас случай особый. Совершенно случайно вы вдруг оказались в центре личной драмы главы государства. Конечно, у нас есть возможность вас изолировать. Например, отправить следователем на Таймыр или на Диксон. Но одно обстоятельство удерживает меня от этого. Лариса Максимовна вам доверилась – сразу, с первого взгляда! А она очень замкнутая женщина, уж поверьте мне! А перед вами – даже расплакалась! Поэтому вы для нас просто находка, я не скрываю. Так пусть она считает вас своим детективом, личным Шерлоком Холмсом – пусть! А мы через вас попробуем ее лечить. То есть вы будете иметь все: постоянную связь с лучшими психиатрами, прямой контакт со мной и, может быть, даже с самим Михаилом Сергеевичем. Подчеркиваю, он очень озабочен состоянием жены, и если она выбрала вас… И вообще почему вам не помочь ей? Просто по-человечески помочь…

Я поняла. Либо ссылка на Таймыр, либо – стать шпионкой Власова при Горячевой. В одной этой строке весь смысл его длинной речи. А все остальное вплоть до перестройки и человечности – пена. Но елки-палки, Анька! Что происходит? Неужели Горячев хочет избавиться от Ларисы, объявив ее психопаткой?! А я-то думала – КГБ, заговор…

– Товарищ генерал, могу я задать один вопрос?

– Да хоть сотню, Анна Александровна!

Опять это стремление навязать равные, панибратские отношения! Как с профурсеткой, которую вербуют не то в стукачки, не то в любовницы, а то и на обе роли вместе! А ведь куда проще отдать приказ: «Старший лейтенант Ковина, вам поручается то-то и то-то. Можете идти!» Но они меня уговаривают, и именно это заставляло меня быть настороже. Когда мужчина (а тем более в милицейских погонах и в ранге министра!) при первой же встрече говорит, что он с вами совершенно откровенен – только дуры клюют на это, поверьте мне, следователю!

Я посмотрела Власову в глаза:

– Зачем вы похитили эту американку?

Власов быстро глянул на Гольдина. В этом взгляде была растерянность, как при допросе свидетеля, пойманного в ловушку. И в этот миг снова прозвучал низкий телефонный гудок.

– Видите? – Власов показал мне на белый телефонный аппарат. – Опять Лариса – шестой раз за утро… – Он снял трубку. – Слушаю… – И тут же изменил тон, даже выпрямился в кресле: – О, Михаил Сергеевич! Доброе утро!.. Да, мне тоже – сегодня уже пять раз… Я понимаю… Вот у меня как раз сидит товарищ Ковина. Вчера Лариса Максимовна летала к ней в Полтаву… Да, конечно… Вы все-таки решили прилететь?.. Обещаю, что к вашему приезду… – Власов не договорил, положил трубку и еще подержал руку на аппарате, словно ожидая, не зазвонит ли тот снова.

«Так, – подумала я, – если Горячев решил прилететь из отпуска, то, похоже, игра вступает в решительную фазу».

Оторвав наконец взгляд от телефона, Власов посмотрел на меня и на Гольдина:

– Слыхали? Она все же сорвала его из отпуска! Завтра он будет в Москве… – И не удержался, выругался в сердцах: – Вот черт!.. – И требовательно посмотрел на меня: – Так. Что вы решили?

– Товарищ генерал, – сказала я как можно мягче, – вы разрешили мне задать вопрос…

– Да, верно, – нетерпеливо ответил Власов, думая о чем-то своем. И приказал Гольдину: – Объясни ей!

Но Гольдин сказал:

– Мы, Аня, ответим на все ваши вопросы. Но только после того, как вы скажете, что вы решили.

Уже по тому тону, каким он это сказал, даже не взглянув на Власова, я поняла, что этот жид хотя и не рискует курить в кабинете, но пользуется здесь большим весом. Что мне оставалось делать! Отказаться работать на них и укатить на Таймыр?

– Я согласна, – сказала я.

– Замечательно! – тут же обрадовался Гольдин. – Значит, так. Сейчас мы отправимся в ГУМ, вас нужно переодеть в гражданское. Александр Владимирович даст приказ в ХОЗУ выдать вам командировочные…

– Извините, товарищ майор, – сухо перебила я. – Товарищ генерал приказал вам ответить на мой вопрос.

Гольдин покачал головой:

– Въедливая вы баба, Ковина. Ладно, слушайте. Во-первых, мы здесь не такие уж круглые атеисты, чтобы с ходу отмести предсказание этой гадалки. Тем более что многие ее пророчества действительно сбылись. Но вы помните, что сказано в предсказании? «В Москве состоится покушение на Горячевых». В Москве! Поэтому пока Михаил Сергеевич был в Крыму, мы были более-менее спокойны и сами занимались поисками заговора. А все эти Ларисины закидоны-звонки и даже полет к вам в Полтаву – с этим мы как-то справлялись. Но если завтра Горячев прилетит в Москву, то… Ситуация резко меняется. Мы не можем рисковать Горячевым. Если его убьют – все, катастрофа, в стране начнется гражданская война. Нам нужно, чтобы он уехал – не важно куда. И вам придется внушить это Ларисе, вам это будет сделать легче, чем нам… – Тут Гольдин повернулся к Власову и не то объяснил ему, не то спросил одобрения: – Если Горячевы уедут, у нас будет еще несколько дней, чтобы найти эту американку…

Власов согласно кивнул головой, а я вперилась в них глазами – и уже ничего не понимала:

– То есть как? Разве… Разве не вы ее похитили?

Гольдин отрицательно покачал головой.

– А кто же?! – тупо спросила я, понимая, что все мои предположения рушатся. Или… или они и со мной играют в какую-то игру?

Гольдин беспомощно развел руками.

– Мы не знаем, кто ее похитил. И в этом, Аня, вся загвоздка.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации