Текст книги "Китайский проезд"

17

«Ах, ах, ах! Как ты их напугал!» – жестами измывался над Винсентом Робин, едва они вышли на улицу, оглушенную коммунистическими речами. «Ты запугал их до смерти!»

Но Винсент не успел ответить, и даже его раздраженный жест «fuck off» был прерван нетерпеливым гудком и визгом тормозов черного «линкольна», остановившегося рядом. Задняя дверь лимузина была распахнута, из нее выскочил Виктор Машков, начальник службы безопасности «Земстроя». С силой Шварценеггера, неожиданной при его среднем росте, он моментальным движением рук забросил в машину и Винсента, и Робина, а сам запрыгнул на переднее сиденье уже на ходу. Машина рванула в переулок, стремительно набирая скорость.

– Hey, what’s the fuck? В чем дело? – взбешенно сказал Винсент сидевшему на заднем сиденье Георгию Бруху.

– Кому ты поручил доставить из Питера свои ебаные контейнеры? – по-русски спросил у него Брух неожиданно жестким тоном.

– What d’you mean ‘komu’? Что значит – кому? – легко понял его Винсент. – Вашей обычной транспортной фирме, «Трансавто». А что?

– Shit! – по-английски выругался Брух и повернулся к Машкову. – Твою мать, Витек, ты не мог проследить за этим?

– Меня никто не спрашивал, к ним приставлена Александра, – бросил через плечо Машков.

– А где она, етти ее мать?

Машков пожал плечами, а Винсент и Робин тоже оставили вопрос без ответа, поскольку сегодня Александра у них не появлялась.

– А что случилось? Куда мы едем? – Винсент с тревогой глядел, как «линкольн», нарушая все мыслимые правила движения, вырвался из переулков на Тверскую улицу и на бешеной скорости полетел по резервной полосе от центра города в сторону Ленинградского шоссе.

Но Винсенту никто не ответил. Брух, Машков и даже пожилой шофер занялись разговорами по своим радиотелефонам:

– Четвертый! Я второй! Проходим Тверскую у Белорусского, через три минуты будем у развилки…

– Восьмой и двенадцатый! Где вы, екс вашу мать?

– Всем сбор у Химок! Контрольное время – 12.10…

По ходу движения «линкольна» стала обозначаться какая-то организация: то слева, то справа из боковых улиц выскакивали джипы, «рафики», тяжелые грузовики и бетономешалки с надписью «ЗЕМСТРОЙ» и пристраивались в хвост «линкольну», словно боевая эскадра за флагманом. И по мере роста этой стаи мощным гулом наполнялось Ленинградское шоссе с его рекламными тумбами, оклеенными портретами кандидатов в президенты, и сбегали со своих постов уличные регулировщики, и, само собой, останавливалось поперечное движение, давая дорогу этой все растущей и растущей армаде.

«Что происходит?» – жестами спросил Робин у Бруха.

– Я не смогу объяснить по-английски, у меня не хватит слов, – сказал Брух.

– All right, гавари русски, ми уже понимай, – нетерпеливо ответил за Робина Винсент.

Георгий удивленно посмотрел на него, сказал:

– Все дороги и все грузовые перевозки у нас контролируют бандиты. Ленинградское шоссе держит солнцевская группировка. Мои грузы они не трогают, я знаю их лидера. Но вы отправили свои контейнеры через «Трансавто», и бандиты их прихватили.

– What’s mean «prihvatili»? – спросил Винсент.

– А все остальное ты понял? – снова удивился Брух. – «Прихватили» – значит отняли, арестовали, забрали себе.

– Они захватили мои контейнеры?!

Брух кивнул.

У Винсента от ужаса отпала челюсть.

– Там на полмиллиона оборудования!

– Поэтому они его и прихватили, – усмехнулся Брух.

– Jesus! И вы собираетесь воевать с ними этими машинами? У вас что – вообще нет полиции в этой стране?

– Ты же сам сказал, что наша полиция коррумпирована. – Брух вытащил из-под сиденья несколько короткоствольных автоматов «АКС», бросил один из них на переднее сиденье Машкову, а второй протянул Винсенту, но тут же передумал: – Хотя нет, вам нельзя, вы иностранцы.

– Значит, вы тоже бандиты… – не то спросил, не то заключил Винсент, глядя, как Машков умело заряжает «АКС». – Shit! А я собирался сделать чистый бизнес хоть раз в жизни…

– Нет, я не бандит! – решительно опроверг Брух. – Я бизнесмен! – И в гневе стал мешать английские и русские слова: – As the matter of fact, я один из самых успешных бизнесменов в России! Потому что моя фирма делает реальную работу. И самую тяжелую: фундаменты, тоннели метро, подземные гаражи! У меня работают пять тысяч рабочих, каждый получает тысячу долларов в месяц и выше! И это в то время, когда по всей стране средний заработок сорок долларов. Но ты не можешь иметь у нас никакой бизнес без того, чтобы на тебя не наезжали бандиты. Нужна «крыша», protection. И у меня была дилемма: платить «крыше», то есть бандитам, или создать свою систему безопасности. Но такую, чтобы никакие бандиты не совались, ты понял? Well, я выбрал второе. Это стоит мне кучу денег, я держу четыре сотни охранников, все с легальным оружием, но зато…

– Четыре сотни?!! – не поверил своим ушам Винсент и наклонился к Бруху своим левым ухом.

– Внимание! – прервал их беседу голос Машкова, поскольку армада их машин свернула в этот миг с шоссе в какие-то переулки, заполненные складскими помещениями, ангарами грузовых машин и разгрузочно-погрузочными площадками. Машков приказал по радиопередатчику: – Всем бригадам! Я второй! Слушай мою команду! Расходимся веером, берем «стрелку» в кольцо. Первая, вторая и четвертая колонны – налево…

– What is ‘strelka’? – негромко спросил Винсент у Бруха.

Но вместо Бруха ему жестами ответил Робин: «стрелка» – это место встречи двух банд для выяснения отношений.

– Откуда ты знаешь такие нюансы? Тоже из газет? – удивился Винсент.

Робин кивнул.

Армада из восьмидесяти грузовиков, самосвалов, передвижных подъемных кранов, бетономешалок, автобусов, джипов и прочих машин плотно забила все улицы, переулки и проходные дворы вокруг грузового пакгауза, на котором в окружении четырех легковых «Жигулей» с короткострижеными вооруженными бандитами-качками стоял длиннющий фургон «Трансавто» с контейнерами компании «Сэйф уэй интернешнл».

– Ч-черт! – негромко выругался Машков.

– В чем дело? – спросил Брух.

– Отморозки, – пояснил Машков и приказал шоферу: – Стоп! Все остаются здесь!

– Еще чего! – подался к двери Брух.

– Сидеть, бля! – властно крикнул на него Машков. И добавил спокойней: – Здесь я командую, Ефимыч. – И объявил по радио: – Внимание! Грузовики – вперед! Всем высунуть носы, но на «стрелку» не выезжать! – Он повел взглядом по кругу: из каждой улочки и переулка действительно стали высовываться передние бамперы тяжелых траков и самосвалов. – Шестой, я тебя не вижу! Прием!

– Я – шестой. А так? Прием, – ответил голос по радио, и тут же из переулка слева высунулась бетономешалка с медленно вращающейся «кастрюлей».

– Хорош! Стоп! – приказал Машков. – Всем стоять на месте! У них четыре машины, шестнадцать стволов. Стрелки – на исходные, разобрать по башкам справа налево и доложить. Прием!

Радиопередатчик тут же закипел ответами:

– Первый – на цели…

– Второй – на цели…

– Третий – на цели…

Когда доложился десятый, Машков прервал их:

– Хорошо, все на целях. Не стрелять! Я пошел один. – Машков положил на сиденье свой «АКС» и вышел из машины, сказав шоферу: – Запри двери, никого не выпускай.

Шофер кивнул, щелкнули электрические дверные замки, но двигатель продолжал работать. Шофер взял автомат, оставленный Машковым, снял с предохранителя, дослал патрон в патронник и, опустив рулевую колонку «линкольна», тоже изготовился к стрельбе.

Через переднее стекло было видно, как Машков, широко разведя руки в стороны, медленно пошел к машинам бандитов. Все окна в этих машинах были опущены, из них торчали стволы автоматов и ручных пулеметов.

– Oh, God, it’s serious! (Боже, это всерьез!) – сказал Винсент и спросил у Робина: – What is ‘otmorozki’?

Робин пожал плечами.

– Отморозки – это дебилы, молодые козлы! – с ожесточением в голосе вдруг сказал шофер, не поворачивая головы. – Они не в бандах и не признают никаких правил. Даже машины у них без номерных знаков…

– Ш-ш-ш! Заткнись! – приказал ему Брух и негромко сказал в свою золотую зажигалку «Филипс»: – Витя, я тебя не слышу, прибавь звук.

И тут же из зажигалки донеслось дыхание Машкова и его скрипучие шаги по снегу.

– Вот так. Так нормально, – сказал в зажигалку Брух.

Винсент и Робин переглянулись. Робин пальцем показал на свой зуб мудрости, и Винсент понял его: микрофон был у Машкова в одном из тыльных зубов.

Тем временем Машков приблизился к машинам бандитов. Это действительно были молодые, лет по восемнадцать – двадцать, ребята с одинаково выстриженными под дикобразов затылками и все как один одетые в камуфляжные куртки. Но вооружение у них было разномастное – от старых ручных пулеметов и автоматов Калашникова с деревянными прикладами до наганов «желтой», китайской, сборки, то есть пригодных лишь для трех – пяти выстрелов. Только у одного парня – лобастого, узкоглазого и узкогубого, со срезанным левым ухом – был вполне приличный «люгер», а из верхнего кармана куртки торчала «Моторола». Машков обратился к нему:

– Привет! Ты старший?

– А ты кто? – спросил тот, не сводя свой «люгер» с Машкова, но с беспокойством зыркая глазами по сторонам на окружившие их грузовики и бетономешалки.

– Я начальник службы безопасности «Земстроя». У меня четыреста стволов, и все они тут…

– Только не пугай, бля! – нервно перебил одноухий. – Я на твои стволы ложил с прибором! Я из одного «люгера» в тебе семь дырок сделаю…

– Только одну, больше не успеешь, милой. У тебя есть бинокль?

– На хуй мне бинокль?

– Ну у тебя глаза молодые, посмотри внимательно: в каждой моей тачке сидят по три снайпера с визуалкой. Знаешь такие? Лазерная наводка. То есть в каждый из ваших затылков смотрят сейчас по два ствола, а на тебя, милок, четыре. И в зубах у меня микрофон, так что они слышат каждое наше слово. Ты спускаешь курок и они спускают курок – пиздец, «стрелка» кончилась, все мозги на асфальте.

– И твои тоже.

– И мои, согласен. Но рядом с твоими. Тебе от этого легче?

– А хули ты хочешь?

– Эта фура моя.

– Ни хуя! Эта фура «Трансавто» и в ней контейнеры каких-то америкашек. Мы с них получим по тридцать кусков за штуку или взорвем на хуй. Без балды.

– Эти американцы сидят у меня в машине, вон в той, могу познакомить. А груз заряжен на Пречистенку, в мой новый офис, можешь проверить накладную – получатель «Земстрой».

– А мне по хуй – «Земстрой», «Хуйстрой»! – психанул бандит. – Тридцать кусков за контейнер или я их взрываю на хуй! – И поднял левую руку с коробкой радиовзрывателя.

– Oh, God! – сказал в «линкольне» Винсент.

Машков с усмешкой посмотрел на парня:

– Ну чё ты понтяришь, мил человек? «Взорву»! Я же тебя на понт не беру. А знаешь, скольких я уже взорвал? Но к тебе я пришел без оружия, с уважением. Ну, вышла ошибка: не те фуры вы взяли. С кем не бывает? Отдали, я сказал «спасибо» – и разошлись как друзья.

– Десять кусков, – примирительно сказал одноухий.

Машков отрицательно покачал головой:

– Не проходит, милок. И не потому, что я жмот. Просто если я тебе хоть один хруст отстегну, завтра на меня вся Москва наедет. Понимаешь?

– А чё ты все «милок» да «милок»! Какой я те на хуй «милок»? Я тебя щас шмальну, как зайца…

Машков улыбнулся:

– Молодец! Обратил внимание! Из тебя толк будет, могу на работу взять. Дело в том, браток, что «милый» – это мой пароль для снайперов: пока я тебе «милым» зову, ты живешь. Понял?

Парень озадаченно заморгал глазами, соображая.

– Ну все, уберите стволы, а то у меня руки устали, – сказал Машков, опуская руки. – Значит, решаем так: я приказываю своим отъехать и дать вам почетную дорогу. Седьмой, ты меня слышишь? Ответь гудком.

Один из грузовиков ответил ревом клаксона.

– Хорош! – сказал Машков. – Сдай назад, пусть ребята проедут.

Главарь бандитов в сомнении смотрел на грузовик, который медленно пятился, освобождая проезд по узкому переулку. Отсюда, с его позиции, было совершенно неясно: есть позади этого грузовика другие машины, из которых можно будет расстрелять отъезжающих, или нет там никаких засад.

– Имей в виду, если что – взрываю фуру! – Парень показал Машкову радиовзрыватель. – Эта штука берет с километра!

Машков кивнул:

– Понял. Езжай, милый.

– Лады, поехали, – приказал одноухий своему шоферу.

Четыре авто с бандитами, взревев двигателями и гудками, двинулись в освободившийся переулок. Из их окон отмороженные дикобразы победными, как в кино, жестами вздымали кверху свои стволы.

Водитель «линкольна» рывком бросил машину вперед, к Машкову, открыл ему переднюю дверь. Тот устало, как выжатая тряпка, повалился на сиденье, откинул голову и закрыл глаза. Брух потянулся вперед своим тяжелым телом и поцеловал Машкова в затылок:

– Красиво, Витек! Макаренко, сука буду!

Робин переглянулся с Винсентом и вдруг выскочил из машины, бегом пробежал к фургону и нырнул под него.

Машков, открыв глаза, проследил за ним и сказал вяло:

– Да нет! Какая взрывчатка? Это понты были…

И в тот же миг Робин вынырнул из-под фургона с большим, как кирпич, куском пластиковой взрывчатки в руках. Из взрывчатки торчал короткий, как ниппель, кусок радиовзрывателя.

– Епать! – в ужасе выдохнули Машков и Брух.

– Jesus! – сказал Винсент.

Робин, зыркнув глазами по сторонам, бегом ринулся к бетономешалке, вскочил на нее сзади. Держа взрывчатку в зубах, сбил с «кастрюли» бетономешалки зажимы замков ее крышки и, надрываясь, попытался свернуть эту крышку. Но она не поддавалась.

Водитель бетономешалки и два снайпера, сидевшие с ним, выскочили из кабины и бросились наутек.

Брух, побелев, закрыл глаза.

Робин, надрываясь, все не мог свернуть крышку бетономешалки.

И вдруг Винсент высунулся из машины и заорал во все горло:

– Opposite! It’s Russia! (Наоборот! Это Россия!)

Робин крутанул крышку в другую сторону, она поддалась. Он открыл ее, швырнул взрывчатку в жидкий бетон и тут же закрыл «кастрюлю», набросил на крышку зажимы замков и, уже не закручивая ее, спрыгнул с машины, побежал к «линкольну».

За его спиной бетономешалка подпрыгнула от грохнувшего в ее чреве взрыва, но жидкий бетон удержал взрыв внутри «кастрюли».

– Ебаные отморозки! – крутанул головой Машков.

– Fuckin’ Russia! – сказал Винсент.

18

Вечером расслаблялись сначала в ночном клубе «Мастроянни», потом в казино «Золотое руно» (где Винсент, зная свою слабость и помня наказ Амадео Джонсона, наотрез отказался зайти в игорный зал), потом в дискотеке «Станиславский» и в стриптиз-баре «Живаго». По случаю бескровного завершения разборки с бандитами Георгий Брух был в ударе и собрал большую компанию именитых киноактеров и режиссеров, министров и банкиров. В полумраке бара звучала томная музыка, уголок небольшой сцены с вертикальным металлическим шестом был залит мягкими лучами двух прожекторов, и в их скрещении роскошные русские стриптизерки выделывали черт знает что. Затем, раздевшись догола, они оставили в покое отполированный их плотью металлический шест и стали садиться клиентам на колени. Упругими юными сиськами щекотали им лысины, шеи, уши, носы и прочие чувствительные места.

Брух щедро совал этим девочкам двадцатидолларовые купюры в раструбы их коротких сапожек.

Возбужденный семидесятилетний кинорежиссер, гордость советского и постсоветского кинематографа, по-офицерски вставал со стула и церемонно протягивал стриптизеркам руку:

– Даниил!

Известный кавказский актер, сутулый от груза славы и возраста, выпрямился от этих ласк, как витязь в седле, его шея и лицо налились кровью, а лысая макушка увлажнилась и воссияла так, что, казалось, сейчас из нее вырвется фонтан спермы.

Винсент старался держать на лице выражение бывалого человека, но когда голая стриптизерка легла ему на колени и ногами обняла за шею, щекоча подбородок выстриженным лобком, а руками медленно-медленно повела вниз по брюкам, дыхание у Винсента остановилось и подбородок отпал.

И в этот миг в бар вошел Юрий Болотников. Как обычно – с новой «ассистенткой» немыслимой красоты. Склонившись к Бруху, он прошептал ему что-то на ухо.

– Кто-о??! – изумленно воскликнул Брух.

– Тихо! Не ори! – сказал Болотников и опять зашептал ему что-то, косясь на Винсента.

– Прямо сейчас? – снова громко изумился Брух.

Болотников кивнул.

Брух встал, подошел к Винсенту и, убрав голые ноги стриптизерки с его ушей, сказал на своем дубовом английском:

– I am sorry interrupt you, sir. I know it is not good moment. But our president want to see you. (Извините, что отвлекаю, сэр. Я понимаю, что не вовремя. Но наш президент хочет вас видеть.)

– Президент чего? – хрипло спросил Винсент.

– Президент России, сэр.

Стриптизерка рухнула на пол с винсентовских колен.

19

Винсент думал, что его везут в Кремль, но правительственный «Мерседес-600» миновал Боровицкие ворота Кремля, перелетел по Большому Каменному мосту через Москву-реку, свернул направо под знак «проезд запрещен» и по пустой Якиманской набережной выскочил на улицу Якиманку к высоким металлическим воротам, за которыми темнело огромное неосвещенное многоэтажное здание. Только при очень хорошем зрении можно было прочесть на его фронтоне крупные темно-золотые буквы: HOTEL «PRESIDENT». Перед отелем был обширный двор с десятком темных «мерседесов» и «ауди» и суетой каких-то рослых мужчин, одетых в куртки спецназа и «Витязя».

Офицер охраны, сидевший в «мерседесе» рядом с водителем, что-то сказал в микрофон «воки-токи», тут же из каменной сторожки справа от ворот вышли два охранника. Они пристально осмотрели с обеих сторон кабину «мерседеса» и сидящего в ней Винсента и тоже сказали что-то в свои радиопередатчики. Ворота медленно открылись. «Мерседес» въехал во двор и остановился у широких и темных стеклянных дверей парадного подъезда. Офицер охраны выскочил из машины, открыл Винсенту дверь и тут же, словно из темноты, соткались еще три офицера двухметрового роста, двое из них стали слева и справа от Винсента, а третий быстро ощупал его с головы до щиколоток жесткими, как дубовые оглобли, руками.

– Чисто, – сказал он в свой «воки-токи» и чуть подтолкнул Винсента. – Пошли.

Так – взятый четырьмя охранниками в каре – Винсент прошел сквозь распахнувшиеся стеклянные двери и оказался в гигантском и совершенно безлюдном беломраморном фойе, буквально залитом электрическим светом. Феноменально огромная хрустальная люстра парила под высоченным лепным потолком. Несколько беломраморных ступеней, укрытых ковровой дорожкой, вели – мимо фонтана и дорогих кожаных кресел – в глубь вестибюля, к лифтам.

Эскорт стремительно, почти бегом, провел Винсента в кабину одного из них, старший офицер, который ощупывал Винсента на улице, вставил свой ключ в панель с кнопками этажей, повернул его и нажал безномерную и почти неприметную кнопку. Двери лифта сомкнулись, кабина бесшумно взлетела в высоту и замерла, как понял Винсент, на самом верху здания.

При выходе из лифта была стандартная, как дверной проем, рама металлоискателя, за ней – еще три офицера охраны с короткоствольными автоматами и новая проверка на ощупь с головы до ног. При этом из карманов Винсента быстро и почти неслышно было извлечено все – от документов и кошелька до завалившейся в подкладку зубочистки. Все это было аккуратно сложено в деревянный лоток-коробочку.

– При выходе получите, – было сказано Винсенту. – Пошли.

Теперь уже не четверо, а всего лишь двое охранников повели Винсента по длинному коридору к двери, перед которой стояли два автоматчика в камуфляже и в ботинках с высокой шнуровкой. Старший охранник кивнул им, и они расступились.

Винсент шагнул в открывшуюся дверь.

Но за ней еще не было президента, там, в комнате, похожей не то на приемную, не то на прокуренный армейский штаб, стоял маршал Сос Кор Цинь. На этот раз он был без кителя, только в армейской рубашке, а его короткая, лопатой борода укрывала приспущенный узел галстука. За спиной маршала сидели за столами несколько офицеров – секретарей и адъютантов, кто-то из них говорил по радиотелефону, а солдат в белом фартуке кипятил самовар. Подле высоких дубовых дверей сидел на стуле подтянутый рослый майор с ядерным атташе-кейсом на коленях.

– Ага! – сказал маршал Винсенту. – Касабланка! Как поживаешь?

– Thank you, – осторожно ответил Винсент и только теперь заметил слева от себя на стене два десятка телемониторов, на их экранах были видны все подъездные пути к «Президент-отелю», его парадные и служебные подъезды и двери, коридоры, фойе, ресторанные залы и кабины лифтов.

– Что ж ты, понимаешь, мэру Москвы подарил машину, а нам не подарил? – сказал маршал.

– You mean: to you personaly or to your president? (Вы имеете в виду: вам персонально или президенту?) – уточнил Винсент.

– Ю Мин – Ху Ин! – передразнил маршал, открыл высокую дубовую дверь, заглянул в нее, потом кивнул Винсенту: – Заходи.

Неужели придется и президенту дарить «порше»? Винсент почувствовал, как он непроизвольно сделал полный вдох, словно перед прыжком в воду. И, машинально поправив галстук, шагнул в дверь президентских покоев.

Но за дверями не оказалось никакой особой помпезности.

Неяркий свет торшеров, дорогая старинная мебель, плотные шторы на окнах и большой телевизор чуть в стороне от камина. По телевизору опять выступал президент – точно такое же обвисло-алебастровое лицо и странно-стеклянные глаза, как и в том выступлении, которое видел Винсент чуть ли не в первый день своего приезда в Россию.

– Наши общие задачи – укрепление демократии и подъем экономики… – говорил президент по телевизору.

Винсент в недоумении остановился: зачем его привезли сюда, если президент в это время на телестудии?

Неожиданно звук на экране пропал, только губы президента продолжали шевелиться, как у куклы из папье-маше. Зато из глубокого, с высокой спинкой кресла напротив телевизора мужской и удивительно знакомый голос спросил:

– Значит, тебе, понимаешь, не нравится мое выступление?

Винсент наконец сообразил, что это и есть президент – просто он смотрит видеокассету со своим собственным выступлением.

– Папа, пусть человек зайдет, освоится, – сказал женский голос, и тут же из второго кресла несколько тяжело и неловко поднялась молодая, лет тридцати пяти женщина с крупным, как у президента, лицом и с животом последних дней беременности: – Здравствуйте. Come in, please. Mister…

– Vincent Ferrano, – представился Винсент и шагнул вперед, поскольку президент, сидевший к нему спиной, протягивал ему руку, не вставая из кресла. Он был одет по-домашнему – в темную шерстяную рубашку и светлый вязаный свитер, джинсы и шерстяные носки. Пожав руку президенту («Good evening, Mister President! Good evening, Madam!»), Винсент успел отметить, что пожатие президента было крепким, как у хорошего теннисиста, и что вообще президент выглядит куда лучше, чем по телевизору.

– Take a seat, – показала на кресло дочь президента, у нее был неплохой, но явно от британских учителей английский. – What do you want for a drink? (Что вы будете пить?)

– Oh, nothing, don’t bother… (О, ничего, не беспокойтесь…)

– Что он говорит? – нетерпеливо, как ребенок, спросил президент.

– Ничего, папа, мы еще не начали разговор.

– Почему? Спроси: чем ему не нравится мое выступление?

– Well… – сказал Винсент, не ожидая перевода. – I think it’s obvious. First of all you look mach better in real then on a screen. But it should be at least equal…

– Ему не нравится, как ты выглядишь на экране, – перевела дочь президенту. – Он считает, что в жизни ты куда лучше.

– Еще бы! – сказал президент. – При Сталине этих засранцев за такую съемку живо бы к стенке поставили! Сделали из меня Мао Цзэдуна, понимаешь!

– Папа! – укоризненно сказала дочь.

– Ладно. Это было во-первых. А что еще? – требовательно сказал президент Винсенту.

– Sir, have you ever heard about election campaign’ experts? (Сэр, вы когда-нибудь слышали о специалистах по избирательным кампаниям?) – спросил Винсент.

– No, we don’t. Tell us. (Нет. Расскажите.) – ответила вместо отца дочь, и Винсент вдруг ощутил, что это и есть то, из-за чего его сюда позвали, и что дочь президента присутствует здесь не только в качестве переводчицы – в ее тоне вдруг приоткрылись твердость и властность наследственного лидера.

– О’кей, – сказал Винсент. – Как я уже говорил моим русским партнерам, военное положение вводить нельзя – это дверь к перевороту. Потому что военные хуже рэкетиров: рэкетиры берут двадцать процентов, во всяком случае – в моей стране, а военные берут все. Это закон истории, с этим не нужно спорить. И вся ваша экономика рухнет, как при любом путче, и мой бизнес сгорит, и мне придется бежать отсюда, да и вам тоже. Поэтому у меня есть только один шанс спасти тут свой бизнес – помочь вам выиграть выборы. Но извините меня, мистер Президент, вы не можете выиграть их такими речами! – Он кивнул на телеэкран и вытер платком вспотевшую шею: он впервые в жизни читал нравоучения президентам и к тому же видел, как по мере его лекции темнело и тяжелело лицо русского президента. Но отступать было некуда, и он продолжил: – Говорят, ваши помощники звонят менеджерам заводов и приказывают им заставить рабочих голосовать за вас. Это правда, мадам?

– Более или менее… – вынужденно подтвердила дочь президента.

– Но это нонсенс! Из этого ничего не выйдет! По приказу нельзя ввести демократию даже в Китае! Демократия – это как ваша беременность, мадам, она не может быть частичной! Если вы начали играть в демократию, вы должны и выиграть по правилам демократии! Вы должны вести избирательную кампанию, как Рональд Рейган или хотя бы как Клинтон – ездить по всей стране и иметь за спиной команду экспертов этого дела! Вы когда-нибудь слышали про «фокус-группы»? Вы знаете, что думают про вас избиратели в сибирской деревне? Well, я не специалист, но я выбирал уже восемь наших президентов и могу сказать: ни один из них не выиграл бы без команды профессионалов. Эти эксперты стоят тех денег, которые им платят: они знают, как строить рекламную кампанию, где и когда выступать, что говорить людям и что не говорить им никогда. Это их профессия. Попросите Клинтона, пусть он пришлет вам свою команду. Или, если хотите, я их вам сам привезу. Они научат ваших людей, как вести этот бизнес. Я не откажусь от чашки чая, мадам…

– О, конечно. Секунду. Папа, ты будешь чай?

Президент мрачно кивнул, его дочь нажала кнопку телефонного селектора:

– Три чая.

В наступившей паузе Винсент изможденно утирал лицо и шею, а президент смотрел на него в упор немигающими глазами. Его пухлые губы были обиженно надуты, как у ребенка, но взгляд был тяжелым и жестким.

– Уже пятый иностранец, папа, твердит нам про этих экспертов, – негромко сказала дочь президента. – Коль, Миттеран, Мейджор…

Открылась дверь, солдат в белом переднике внес поднос с печеньем и чаем.

– Ты храбрый мужик, – вдруг усмехнулся президент, глядя на Винсента.

– You are a brave man, – перевела дочь.

– Спасибо. Я только пытаюсь спасти свой бизнес.

Солдат поставил поднос на журнальный столик и вышел.

Президент снял трубку с красного телефона, стоявшего на тумбочке возле его кресла.

– Билла Клинтона, – сказал он.

Винсент непроизвольно посмотрел на часы. В Москве было 11 вечера, а в Вашингтоне, следовательно, три часа дня.

– Алло! – сказал президент в трубку. – Гуд афтер нун, Билл! Хау ар ю? – Он подождал, пока дежурный на «горячей линии» переводчик перевел ему ответ Клинтона, потом сказал: – О, у меня столько иностранцев вокруг, что я скоро вообще, понимаешь, заговорю по-вашему. Я тебя не отвлекаю от работы? С Доулом беседуешь? Молодец, культурно у вас. Один есть вопрос, понимаешь. Тут говорят, что на президентских выборах у тебя работала команда, которая крутила всю кампанию… Нет, Билл, я не прошу их у тебя. Ни в коем случае, понимаешь. Можешь представить, что тут будут орать, если ко мне прилетит твоя команда из Вашингтона! Коммунисты и так вопят, что я продал тебе всю Россию. Но скажи честно: эти ребята действительно знают какие-то трюки? Что? – Президент рассмеялся и сказал дочке: – Он говорит, что самый большой трюкач в этом деле – он сам. Но он слегка занят в своем Белом доме и осенью у него тоже выборы… – И опять в телефон: – Нет, это я не тебе, Билл, это я своей дочке. Да, передам. Я вообще, понимаешь, думаю сделать ее начальником моего избирательного штаба. – И упредительным жестом остановил изумленную дочь, продолжая свой разговор с Клинтоном. – А то, понимаешь, эти засранцы, мои помощники, ни хрена не умеют, кроме как приказы отдавать. Ну ладно, Билл, работай. Я тут подумаю. Хиллари привет… – Он положил трубку и взял с подноса стакан с чаем.

– Папа, ты это всерьез? – спросила дочь президента.

Он развел руками:

– А кому еще я могу доверить свою избирательную кампанию?

– Но я же должна рожать!

– Да… Это, понимаешь, тоже факт… – Президент усмехнулся и показал на Винсента: – Но вот он тоже считает, что даже из-за твоих родов мы не можем, понимаешь, отложить президентские выборы. Так что ты и решай: приглашать иностранцев тебе в помощь или сама справишься.

Винсент с напряжением вслушивался в их русский разговор, понимая лишь общий смысл его.

Дочь президента посмотрела на него и сказала:

– Thank you for your time. Мы обдумаем все это. Спасибо, что пришли.

– Это вы оказали мне честь, мадам, – сказал Винсент, вставая.