Текст книги "Чистый nonsense (сборник)"

Рассказ о четырёх малых детях, которые обошли вокруг света

Когда-то, а точнее, давным-давно, были четыре маленьких человечка, звали коих Вайолет, Слингсби, Гай и Лайонел; и однажды они решили, что хорошо было бы повидать мир. И вот купили они большую лодку, чтобы обойти под парусом по морю вокруг всего света, а вернуться с другой стороны уже по суше. Лодка была голубой в зелёный горох, а парус – жёлтый в красную полоску; при отплытии же они взяли с собою только молоденькую Кошечку, сидеть на руле и присматривать за лодкой, да пожившего Хитро-Вангла, в чьи обязанности входило готовить обед и заваривать чай, для каковых целей прихвачен был большой металлический чайник.

Первые десять дней плыли они расчудесно и в еде себе не отказывали, ибо море кишело рыбой и нужно было всего лишь вычерпывать её из воды длинною ложкой, чтобы Хитро-Вангл тут же её и приготовил; и Киска питалась косточками, чем была в общем и целом довольна, так что вся компания блаженствовала.

В дневное время Вайолет преимущественно занималась заливанием солёной воды в маслобойку, а трое её братцев энергично взбивали воду в надежде, что она взобьётся в масло, что крайне редко, но всё же случается; а вечером все забирались в чайник, где и почивали со всеми удобствами, покуда Киска и Хитро-Вангл управлялись с лодкой.

Вскорости увидали они землю вдали, а когда подплыли, то выяснили, что это остров, сделанный из воды и полностью окружённый сушей. К тому же, он был опутан ненадёжными перешейками и обильно омывался Гольфстримом; в общем, был он совершенно прекрасен, а произрастало на нём единственное дерево, 503 футов высотою.

Высадившись, они осмотрели остров и, к великому своему удивлению, выяснили, что весь он усеян телячьими отбивными и шоколадным драже, а больше на нём ничегошеньки нет. И вот все вчетвером вскарабкались они на то самое единственное древо, посмотреть, нету ли каких людей; но, просидев на верхушке не меньше недели и так никого и не высмотрев, они пришли к естественному умозаключению, что никаких обитателей на острове и нет и, следовательно, он необитаем; посему, спустившись, они погрузили в лодку две тысячи отбивных и миллион шоколадных дражинок, каковые припасы и давали им пропитание в течение месяца с лишком, пока они продолжали плавание в полнейшем восторге и апатии.

После этого они подошли к берегу, на коем обитало не менее шестидесяти пяти огромных красных попугаев с синими хвостами, причём все они сидели в ряд на жёрдочке и крепко спали. И как ни печально, но приходится признать, что Киска и Хитро-Вангл тихохонько подкрались и понадёргали перьев из хвостов у всех шестидесяти пяти попугаев; за что Вайолет подвергла обоих суровому порицанию.

Это не помешало ей, однако, воткнуть все перья – числом двести шестьдесят – в свою шляпку, придав последней таким образом совершенно ослепительный вид, чрезвычайно привлекательный и эффектный.

Следующее происшествие произошло с ними в узкой части моря, где было столько рыб, что лодка в них попросту застряла; вот они и провели там около шести недель, покуда не съели почти всех рыбёшек, а это была камбала, готовая и даже политая креветочным соусом, так что они и горя не знали.

А поскольку те немногие рыбки, что остались недоеденными, жаловались на холод, а также на невозможность заснуть ввиду чрезвычайного шума, создаваемого белыми медведями и тропическими вертунами, бесцеремонно шнырявшими по соседству целыми толпами, то Вайолет весьма любезно связала нескольким рыбкам маленькие шерстяные платьица, а Слингсби предложил им опиумных капель; благодаря такой заботе рыбки быстро согрелись и дружно захрапели.

Потом приплыли они в страну, сплошь поросшую огромными апельсиновыми деревьями громадного размера, увешанными спелыми плодами. И вся четвёрка сошла на берег, прихватив свой чайник, дабы наполнить его апельсинами. Но едва они приступили к делу, как поднялся ужасающе ужасный ветер и выдул большинство попугаичьих перьев из шляпки Вайолет. Это, однако, было сущим пустяком в сравнении с градом из миллионов и миллионов апельсинов, кои посыпались на их головы и били и лупили, колотили и молотили по ним по всем с такой яростью, что детям пришлось пуститься наутёк со всех ног, спасая свои жизни; надо ли говорить, что грохот апельсинов по чайнику носил характер до изумления устрашающий.

Тем не менее все благополучно добрались до лодки, хотя были весьма раздражены и изрядно побиты; а правой ноге Хитро-Вангла досталось так, что ему пришлось не меньше недели просидеть, засунув голову в свою тапочку.

Это происшествие ввергло их всех на какое-то время в некую меланхолию, которая так, возможно, никогда бы и не рассеялась, кабы не Лайонел, с похвальнейшей преданностью и стойкостью стоявший на одной ноге и громко насвистывавший для них весьма живой мотивчик, что резко взбодрило всю честную компанию и постепенно привело её в прежнее доброе расположение духа; и все порешили, коли доведётся вернуться домой, на собственные средства воздвигнуть в честь Лайонела скрижаль из имбирного пряника с малиной как серьёзнейшее заражение своей искренней и благодарной признательности.

Проплавав спокойно ещё несколько дней, прибыли они в другую страну, где с удовольствием и удивлением увидели несметные толпы белых Мышей с красными глазами, которые сидели, образовав огромный круг, и неспешно поглощали пудинг с заварным кремом, держа себя при этом крайне церемонно и изысканно.

А поскольку четвёрка путешественников изрядно проголодалась, долгое время питаясь одной только камбалой и апельсинами, то они держали совет относительно уместности выяснения у Мышей, в самой скромной и трогательной до слёз манере, а иначе нечего было и пробовать, не поделятся ли они частью своего пудинга. И было решено направить к Мышам Гая, что он незамедлительно и исполнил; в результате переговоров была получена скорлупка грецкого ореха, лишь наполовину наполненная заварным кремом, разбавленным водою. Это вызвало естественное недовольство у Гая, сказавшего: «От такого здоровенного пудинга, как ваш, смею заметить, можно было бы уделить и побольше». Но не успел он договорить, как Мыши обернулись все разом и чихнули на него в самой ужасной и мстительной манере (а невозможно вообразить более скрубиозного и противного звука, чем тот, что вызван одновременным чиханием многих миллионов злобных Мышей); так что Гай бросился назад к лодке, успев, однако, прежде бросить свою фуражку в самую середину вожделенного пудинга, чем совершенно испортил Мышам трапезу.

Вскоре четверо деток прибыли в страну, где не было ни одного дома, но только невероятное множество больших бутылок без пробок, ослепительно-приятного синего цвета. В каждой из этих синих бутылок сидело по Бутылочной Мухе-Синебрюхе; а все эти прелюбопытные существа постоянно живут вместе в полной гармонии сельского типа: редко в каких уголках мира можно найти столь прекрасное и унизительное счастье. Это уникальное и поучительное поселение прямо-таки поразило Вайолет, Слингсби, Гая и Лайонела; и, предварительно испросив разрешения Синебрюх (каковое было любезнейше дано), они причалили лодку к берегу и приступили к приготовлению чая в непосредственной близости к частоколу бутылок; но поскольку у них не осталось заварки, то они просто бросили в кипяток несколько подвернувшихся под руку камешков-голышей, а Хитро-Вангл сыграл над чайником несколько мелодий на гармонике, в результате каковых действий, понятно, сразу же получился напиток наилучшего качества.

Затем детки вступили в разговор с Синебрюхами, кои вели беседу в спокойной и благородной манере, хотя и с чуть заметным гудящим акцентом, в основном вследствие того факта, что каждая из них сжимала в зубах маленькую платяную щётку, что, естественно, придавало их выговору некую привнесённую шипучесть.

«Не будете ли вы столь любезны сообщить нам, – сказала Вайолет, – почему вы, собственно говоря, квартируете в бутылках; и если уж в бутылках, то отчего же не в зелёных, или, скажем, фиолетовых, или, наконец, не в жёлтых?»

На эти вопросы одна весьма почтенная Синебрюха отвечала: «Мы нашли все эти бутылки пригодными для проживания; то есть, вообще-то, это наши пра-пра-пра-пра-пра-мамухи нашли; ну, мы сразу же в них и вселились. И с наступлением зимы мы переворачиваем бутылки кверху дном и поэтому редко когда мёрзнем; а как вам хорошо известно, это невозможно ни с какими другими бутылками, кроме синих».

«Это уж само собой, – сказал Слингсби. – Но если уж нам позволено касаться любых тем, то чем же вы преимущественно кормитесь?»

«Главным образом пирожками с устрицами, – сказала Синебрюха, – а когда их не хватает, то малиновым уксусом и желе из русской кожи, то есть юфти».

«Вкуснотища!» – воскликнул Гай.

«З-з-з!» – добавил Лайонел. «Ж-ж-ж!» – дружно отозвались Синебрюхи.

В это время пожилая Синебрюха сказала, что пришёл час вечернего песнопения; и был подан сигнал, и все Синебрюхи принялись дружно и согласно жужжать в весьма эффектной и звучной манере; мелодичные и вязкие звуки плыли над водами и эхом отдавались в беспокойных верхушках эфемерных выступов неопределённых и зелёных гор с безмятежной и болезненной учтивостью, присущей лишь истинной добродетели. Луна безбашенно сияла с усыпанного блёстками звёзд неба, а свет её заливал гладкие и блестящие бока, и крылья, и спинки Синебрюх особым и тривиальным великолепием, тогда как вся Природа весело откликалась на эти лазурные и бросающиеся в глаза обстоятельства.

Много лет спустя четыре маленьких путешественника вспоминали этот вечер, как один из счастливейших во всей своей жизни; и уже минула полночь, когда парус лодки был поднят Хитро-Ванглом, чайник и маслобойка помещены в надлежащее место, Киска разместилась у руля и каждый из детей нежно распрощался с Синебрюхами, которые все как одна спустились к кромке воды, дабы воочию видеть отбытие путешественников.

На прощание в знак уважения и признательности Вайолет сделала земной реверанс и воткнула одно из немногих уцелевших попугаичьих перьев в причёску приятнейшей из Синебрюх, тогда как Слингсби, Гай и Лайонел одарили их тремя маленькими коробочками, наполненными, соответственно, чёрными булавками, сушёными фигами и английской солью; вот так они покинули сей счастливый берег навсегда.

Переполненные эмоциями, четверо маленьких путешественников тотчас же запрыгнули в чайник и уснули без задних ног. Но ещё много часов вдоль всего берега были отчётливо слышны звуки сурово подавляемых рыданий и шуршание носовых платков, применяемых несметным множеством живых существ в попытке приглушения одновременных всхлипываний, печально плывшие вдоль плещущих волн, пока лодка всё дальше и дальше уходила от Земли Счастливых Бутылочных Мух-Синебрюх.

В продолжение нескольких дней после описываемых событий ничего примечательного не происходило, не считая того, что, когда путешественники проплывали вдоль низкой песчаной косы, они стали свидетелями необычного и ласкающего глаз зрелища, а именно: многие и многие Крабы и Раки – возможно, сотен шесть или семь – сидели у самой воды и не жалея сил распутывали огромный клубок бледно-розовой пряжи, которую они периодически увлажняли жидкостью, состоящей из смеси лавандовой воды и бело-винного негуса.

«Мы можем чем-нибудь помочь вам, о хрустящие Крабятушки?» – спросили четверо деток.

«Весьма вам признательны, – отвечали Крабы один за другим. – Мы пытаемся связать рукавички, да не знаем как».

На что Вайолет, которая была отлично знакома с искусством вязания рукавиц, сказала Крабам: «Ваши клешни отвинчиваются, или они вставлены намертво?»

«Они все отвинчиваются», – сказали Крабы и незамедлительно сложили большую кучу клешней к самой лодке, а Вайолет расчесала ими всю бледно-розовую шерсть и затем связала из неё самые прекрасные рукавички, какие только можно вообразить. Крабы, вернув и привернув свои клешни на место, бодро натянули рукавички на запястья и быстро удалились на задних ногах, распевая песни серебристыми голосами и в минорной тональности.

После этого четыре маленьких человечка продолжали плавание, пока не достигли обширнейшей равнины пугающих размеров, на которой поначалу вообще ничего не было обнаружено; но по мере продвижения путешественников вперёд на неопределённом, но значительном расстоянии возник некий объект, который при большем приближении и тщательном ощупывании показался кем-то в большом белом парике, сидящим в кресле, сделанном из бисквитов и устричных раковин. «Что-то это не очень похоже на человека», – сказала Вайолет с сомнением; и они так и не могли разобрать, что же это в действительности такое, пока Хитро-Вангл (которому доводилось уже бывать в кругосветках) не воскликнул нежно громким голосом: «Да это ж Кооперативная Цветная Капуста!»

И так оно и оказалось: они вскоре поняли, что принятое ими поначалу за огромный парик в действительности было не что иное, как макушка кочана Цветной Капусты; полное отсутствие ног отнюдь не мешало ему вполне сносно ходить, грациозно раскачиваясь на единственной кочерыжке, – при этом он ещё изрядно экономил на чулках и башмаках.

И вот пока вся компания из лодки глазела на него со смешанным чувством приязни и отвращения, он внезапно поднялся и в несколько плюмдомфиозной манере поспешно затопал в направлении заходящего солнца – нога в ногу с ним шагали два напыщенных доверенных Огурца, а путь ему пролагали тучи Трясогузок, по три плюс три в ряд – пока он наконец не исчез на западном краю неба в кристаллическом облаке потогонного песка.

Столь эффектное зрелище не могло не произвести на четвёрку детей весьма глубокого впечатления; и они тотчас же вернулись к своей лодке с сильным предощущением одышки и зверского аппетита.

Вскоре после этого путешественникам пришлось проплывать непосредственно под некими высокими нависающими скалами, с вершины одной из которых мальчуган препротивного вида, одетый в розовые бриджи и с какой-то оловянной посудиной на голове, запустил в лодку огромной тыквой, от чего та немедленно и перевернулась.

Но этот переворот не имел ни малейших последствий, ибо вся компания обладала отличными плавательными навыками; и, собственно говоря, они в охотку поплескались до восхода луны, когда же вода начала холодать, купальщики спонт-фонтанно вернулись на лодку. Между тем Хитро-Вангл зашвырнул тыкву обратно с такой невероятной силой, что она бухнулась на скалы, где обретался злонамеренный паренёк в розовых бриджах; когда же, будучи буквально набита люцисерными спичками, тыква ненароком разлетелась на тысячу осколков, скалы мгновенно запылали и гнусный мальчонка начал неблагоприятно нагреваться всё бо-, и бо-, и более, пока его бриджи совершенно не позеленели, а нос не подгорел.

Спустя два или три дня после этого происшествия прибыли они в другое место, где не обнаружили ровным счётом ничего, кроме нескольких широких и глубоких ям, доверху наполненных тутовым джемом. Это собственность крошечных Желтоносых Обезьян, кишмя кишащих в этих местах и запасающих тутовый джем для пропитания в зимнее время, когда они смешивают его с прозрачным супом из бледного барвинка и подают в чашах из веджвудского фарфора, которые свободно растут повсюду в тех краях. Из всех Желтоносых Обезьян на месте был единственный Обезьянчик, да и тот спал беспробудным сном; однако его неистовый и кровожадный храп привёл наших путешественников, Хитро-Вангла и Киску в такой ужас, что они зачерпнули только маленькую чашечку джема и поспешили без промедления вернуться к лодке для отплытия.

Каков же был их ужас, когда они увидели свою лодку (вместе с маслобойкой и чайником) в пасти огромадного Морза Глота, аква-свирепого существа, на которое даже смотреть нельзя без содрогания и которое, к счастью, водится только в тех неумеренных долготах! В мгновение ока прекрасная лодка была раскушена на пятьдесят пять тысяч один миллион сто миллиардов кусочков; и сразу же стало яснее ясного, что Вайолет, Слингсби, Гай и Лайонел больше уже никаким образом не могут продолжать свой поход по морю.

И четвёрка путешественников вынуждена была вследствие этого решиться на продолжение своих странствий по суше; и надо же было случиться такому счастью, что в этот самый момент мимо проходил один пожилой Носорог, которого они тут же и обратали; и вся четвёрка уселась ему на спину, Хитро-Вангл сел на рог и держался за уши, а Киска раскачивалась на кончике носорожьего хвоста, и они отправились в путь, имея при себе только четыре маленьких боба и три фунта картофельного пюре на всю оставшуюся дорогу.

Они, однако же, исхитрялись во множестве ловить кур, индюков и прочую птичь, то и дело садившуюся на голову Носорогу с целью сбора семян рододендрона, там произраставшего; и всех этих пернатых они самым деликатным образом приготовляли посредством огня, разведённого на крестце у Носорога. Их сопровождала стая любопытных и самодовольных Кенгуру и гигантских Журавлей; так что у них всегда была компания и они двигались вперёд этакой, как бы сказать, пышной и триумфальной процессией.

Таким образом, меньше чем за восемнадцать недель все благополучно добрались восвояси, где и были встречены восхищёнными родственниками с радостью, разбавленной презрением, и где они в конце концов решили отложить завершение своих туристических планов до лучших времён.

Что же касается Носорога, то в знак их благодарной преданности он был убит и сразу же набит, а затем и выставлен перед дверью их отчего дома в виде этакого превратника или даже привратьника.

The History of The Seven Families of The Lake Pipple-Popple
История семи семейств с озера Пиппл-Поппл

In former days, – that is to say, once upon a time, – there lived in the Land of Gramble-Blamble seven families. They lived by the side of the great Lake Pipple-Popple (one of the seven families, indeed, lived in the lake), and on the outskirts of the city of Tosh, which, excepting when it was quite dark, they could see plainly. The names of all these places you have probably heard of; and you have only not to look in your geography-books to find out all about them.

Now, the seven families who lived on the borders of the great Lake Pipple-Popple were as follows in the next chapter.

В былые дни, – то есть, так сказать, давным-давно, – жили в краю Грамбл-Бламбл семь семейств. Они жили в окрестностях великого озера Пиппл-Поппл (одно из семи семейств, собственно говоря, жило в озере) и в предместьях города Чуш, который они могли видеть как на ладони в любое время суток, исключая самое тёмное. Названия всех этих мест вы, возможно, слышали; только не стоит пытаться узнать о них больше из географических справочников.

Каковы же были те семь семейств, что жили по берегам великого озера Пиппл-Поппл, явствует из следующей главы.

There was a family of two old Parrots and seven young Parrots.

There was a family of two old Storks and seven young Storks.

There was a family of two old Geese and seven young Geese.

There was a family of two old Owls and seven young Owls.

There was a family of two old Guinea Pigs and seven young Guinea Pigs.

There was a family of two old Cats and seven young Cats.

And there was a family of two old Fishes and seven young Fishes.

Было там семейство из пары старших Попугаев и семи юных Попугайчат.

Было там семейство из пары старших Аистов и семи юных Аистят.

Было там семейство из пары старших Гусей и семи юных Гусят.

Было там семейство из пары старших Сов и семи юных Совят.

Было там семейство из пары старших Морских Свинок и семи юных Морских Свинят.

Было там семейство из пары старших Кошачьих и семи юных Котят.

И было там семейство из пары старших Рыб и семи юных Рыбят.

The Parrots lived upon the Soffsky-Poffsky trees, which were beautiful to behold, and covered with blue leaves; and they fed upon fruit, artichokes, and striped beetles.

The Storks walked in and out of the Lake Pipple-Popple, and ate frogs for breakfast, and buttered toast for tea; but on account of the extreme length of their legs they could not sit down, and so they walked about continually.

The Geese, having webs to their feet, caught quantities of flies, which they ate for dinner.

The Owls anxiously looked after mice, which they caught, and made into sago-puddings.

The Guinea Pigs toddled about the gardens, and ate lettuces and Cheshire cheese.

The Cats sate still in the sunshine, and fed upon sponge biscuits.

The Fishes lived in the lake, and fed chiefly on boiled periwinkles.

And all these seven families lived together in the utmost fun and felicity.