Текст книги "Дочь Ленина. Взгляд на историю… (сборник)"

САНСОН. Его сняли утром.

ЛЕЙБ-МЕДИК. Значит, этот новый. Качаются вместо фонарей… Ибо фонари все разбиты… хлеба нет… Почему после революции все исчезает? (Сансон молчит.) А вы уже… боитесь разговаривать… При короле не боялись… Что делать, свобода, равенство, братство!.. Дергайте! (Крик овцы.) Король вчера решил выехать в Сен-Клу на пасхальную литургию. Но национальные гвардейцы ему не разрешили. И наш великий революционер маркиз Лафайет, командир гвардейцев, не смог уговорить кучку своих негодяев. Они уже не подчиняются ему. Власть захватывает городская коммуна, то есть, чернь!.. Поверьте, скоро и Лафайет, и герцог Равенство выпьют напиток, который сами приготовили.

САНСОН (по-прежнему не отвечая). Последняя овечка… Дергайте! (Крик овцы.) Браво! Его Величество оказался прав. Это идеальный вариант лезвия… Гильотина готова!

ЛЕЙБ-МЕДИК. Что ж, можно запускать на эшафот людей.

Ночь в доме Сансона. Слышны выстрелы пушки.

МАРИ (просыпаясь). Что-то случилось?

Вбегает Жако.

ЖАКО. Поднимайся, Шарло! Король и австриячка сбежали из Парижа… Я думаю, у нас теперь будет много работы.

//Место?// Гул набата и шесть пушечных выстрелов.

КАЗОТ. И опять заспешили часы Революции… Король задержан в Варенне. (Набат.) Король возвращен в Париж… (Набат.) Толпа ворвалась в Тюильри… Король низложен и увезен в тюрьму Тампль… Власть в Конвенте у крайних. Всем заправляет Коммуна Парижа… Са ира. Это теперь пойдет!

Кабинет Шометта – прокурора Коммуны. Шометт вручает Сансону приговор.

САНСОН (изумленно). Лейб-медик короля?

ШОМЕТТ. Медик тирана… Он участвовал в его побеге. И имел наглость на следствии не отрицать этого… Надо хорошенько допросить его об участии в королевском побеге маркиза Лафайета… Что ты уставился, Шарло? Странно, да? Лафайет – герой революций, мы, доверчивые глупцы, поставили ему бюст в Ратуше. А он же наверняка изменник… Как и проклятый Мирабо.

САНСОН. И Мирабо тоже?

ШОМЕТТ. Все изменники… Эти маркизы и графы, присосавшиеся к груди матери нашей, Революции… Но настало время истины. Лафайет вчера успел бежать… До остальных доберемся. Революция – грозная гражданка… Готовься к большой работе, Шарло. А пока отправляйся, готовь свою гильотину… (насмешливо) для встречи с медиком Его Величества.

САНСОН. Гильотина стояла на Гревской площади, где по традиции казнили в течение веков. И что же! Рядом с гильотиной я увидел веселую толпу, её разрушавшую!.. Конечно, под песни. Теперь у нас всё делалось под песни.

Рев и пение толпы.

ЖАКО (счастливо). Мы отправляем гильотину ко дворцу, Шарло! Там теперь самое место для нашей веселой красотки.

САНСОН. С каким энтузиазмом взялись за дело! Как у нас любят и умеют разрушать! Какое вдохновение!

Толпа ревет песни.

САНСОН. Гильотину погрузили на подводы и повезли на площадь перед королевским дворцом Тюильри…

ТОЛПА. Мы поставим твой театр, Шарло, под окна дворца! (Хохот. Все поют.) «Са ира! Это пойдет! Са ира! Аристократов на фонарь!»

Появляется Жорж Дантон.

ДАНТОН (держит речь). Тирания существовала, потому что с ней мирились мы! Скольких ошибок избежала бы великая нация, если бы вместо рабских статуй королей поставила на площадях гильотину. Хорошо, что нынче ты, мудрый народ, нашел ей достойное место! И пусть любуется на свое будущее из своих окон кровавый тиран!

ЖАКО. Давно пора толстячку потрахаться с секиркой!

ТОЛПА (ревет восторженно). «Са ира! Это пойдет!» Толстяка на гильотину!

ДАНТОН. Слышу твой голос, народ! Но для начала выбросим останки его коронованных предков туда, где им самое место! В парижские мусорные ямы! (Рев и пение толпы.)

//Место?// Жако и Сансон.

ЖАКО. Зря ты не пошел, Шарло. Как нам было весело! Все пришли в королевскую усыпальницу в Сен-Дени. И с песнями выбрасывали останки королей…

ТОЛПА (поет, кричит). А теперь потащим святую тетку!

ЖАКО. О, святая Женевьева – покровительница Парижа! Окажи нам святое покровительство… (Хохочет.) И мы выкинули из храма мощи святой Женевьевы… Я исполнил твою прежнюю работу, Шарло, – мечом разрубил ее святые кости. (Хохочет.) Бога нет! Мы, нация – вот он Бог!

Тюрьма Консьержери.

САНСОН. Замок Консьержери – здесь теперь революционная тюрьма переполнена… Говорят, арестовали даже Бомарше. Но наш буревестник Революции чудом выкарабкался и улизнул за границу… Я иду среди людей, лежащих прямо на полу. И все вспоминаю, как приходил в тюрьму тирана – пустую Бастилию, вспоминаю ее шестерых узников… В нашей революционной тюрьме заключенные лежат вповалку уже на первом этаже. И в ужасе молчат, пока я иду, – гадают, за кем я явился. В это утро я пришел за лейб-медиком. Камеры богатых и еще вчера знаменитых людей – на втором этаже и с относительными удобствами…

Тюремная камера. Сансон и лейб-медик.

ЛЕЙБ-МЕДИК (спокойно ест). Уже? Вы дадите мне десяток минут?

САНСОН. Да, конечно, торопиться некуда.

ЛЕЙБ-МЕДИК. Тогда присаживайтесь, милейший… Я заказал дюжину устриц. Как вы, наверняка, заметили за годы своей работы, француз может умереть по-всякому. Но он не может умереть голодным. (Выжимая лимон, отправляет последнюю устрицу в рот.) Отменные устрицы. Как действует ваш снаряд?

САНСОН. Пока не жалуюсь.

ЛЕЙБ-МЕДИК. Жаль, что не смогу поделиться с вами своими впечатлениями… Начнем?

САНСОН. К вашим услугам, сударь.

ЛЕЙБ-МЕДИК. Здесь вы ошиблись. (Смеется.) Сегодня я – к вашим.

САНСОН. Нам нужно сделать туалет – срезать волосы, чтобы освободить шею…

ЛЕЙБ-МЕДИК. Об этом позаботился сам Господь. (С хохотом снимает парик – он совершенно лыс.)

САНСОН. Я просил для вас экипаж, но все экипажи куда-то исчезли. Велено теперь всех везти в позорной телеге.

ЛЕЙБ-МЕДИК. Магическая дама – эта революция, при ней моментально исчезает всё!

Едут по улице Сент-Оноре.

САНСОН. О чем вы думаете, сударь?

ЛЕЙБ-МЕДИК. Бог есть… В вашей телеге, Шарло, это особенно ясно… Ба, каковы зрители… (Проезжают мимо дома. Наверху в окне стоят, обнявшись, трое – Робеспьер, Дантон, Демулен.) Да это просто святая революционная троица!

САНСОН. Это жилище гражданина Робеспьера. Он занимает здесь скромную квартирку.

ТОЛПА. Эй, лекаря везут! Покажи нам голову, набитую рецептами. (Толпа поет. Въезжают на площадь.)

САНСОН. Приехали. Позвольте связать вам руки?

ЛЕЙБ-МЕДИК (протягивает руки). У меня к вам последняя просьба: постарайтесь не связывать руки ему. Это его оскорбит.

САНСОН. Вы о ком это, сударь?

ЛЕЙБ-МЕДИК. Вы поняли!.. Революция – прожорливая дама, и, видно, скоро придет его очередь.

САНСОН. Это произошло 11 декабря 1792 года – король предстал перед судом Конвента. Я понял, что повидаюсь с королем в третий раз… Жирондисты, эти богатые буржуа, уже все получившие от революции, были против казни. Они пытались остановить бешено крутившееся колесо…

Конвент. Председательствует жирондист Верньо.

ВЕРНЬО. Я ставлю вопрос о правомочности Конвента судить короля. Ведь, согласно Конституции, принятой нами, его особа неприкосновенна. Более того – священна.

РОБЕСПЬЕР. Здесь много говорят о законах. А само свержение короля законно? А взятие Бастилии было законно? А сама революция законна? Тиран Цезарь был умерщвлен двадцатью ударами кинжала на основании одного главного закона Революции – закона свободы… Я хочу обратиться к депутатам Жиронды: «Наши враги радуются, видя сегодня, как секира дрожит в наших руках. Называя его священной особой, вы тем самым чтите воспоминания о своих цепях. Король – этот призрак прошлого – должен исчезнуть!

ВЕРНЬО. Но решается вопрос о казни главы государства! Должно быть всенародное голосование… Народ должен сам сказать – он «за» или «против»… Это голосование поставит наш приговор под охрану нации. Вспомните уроки английской Революции – там не было плебисцита. И что же? Прошло немного лет после казни Карла Первого, и английский народ вернул монархию… И обвинил приговоривших его…

КАМИЛЬ ДЕМУЛЕН. Нас хотят запугать призраком народа, требующего отчета в крови тирана? Тирана, которого этот же народ сверг! Вырвал скипетр из кровавых рук! И тем самым осудил его раньше, чем начали судить его мы… Нас хотят напугать непостоянством – кого? Нашего великого народа? Это оскорбление французов. Я не допускаю даже мысли о том, что честная нация, послав нас, своих представителей, на штурм тирании, потом будет нас же преследовать. Никогда… слышите – никогда французы не будут так несправедливы и так жестоки! Никакого обращения к нации! Мы должны решать сейчас и здесь.

САНСОН. И наступил час голосования… Депутаты шли через яростную толпу…

ГРОМКИЙ ШЁПОТ. Голосуй правильно, гражданин. И помни: упадет его голова или твоя!

Конвент.

ДАНТОН. Сегодня речь идет о свободе! О великой трагедии, которую нам предстоит разыграть на глазах всех народов. Речь идет о том, чтобы под мечом народа пала голова тирана! Голосую за смерть!

САНСОН. Подошла очередь голосовать герцогу Орлеанскому… Все ожидали, что он воздержится, он имел на это право…

ГЕРЦОГ ОРЛЕАНСКИЙ. Всецело преданный своему долгу, убежденный, что всякий, кто посягал на самодержавие народа, заслуживает смерти, голосую за смерть.

Восторженный рев толпы.

САНСОН. Он торопился стать революционным королем… заплатив за это головой родственника.

МАРАТ (выскакивает на трибуну, как из катапульты; он картинно народен – рубашка апаш и платок на голове). Людовик кровавый! (С бешенством.) Он! Виновен! Во всех преступлениях! Он осквернил Францию! Берегитесь, тираны! Падет главная голова контрреволюционной гидры! Скоро отсечем и остальные! Смерть ему!

ВЕРНЬО (со скорбью). Объявляю результат. Большинством голосов народные представители приговорили бывшего короля Франции гражданина Капета к смертной казни. Приговор должен быть приведен в исполнение в двадцать четыре часа…

САНСОН. И я вспомнил его шею…

ШОМЕТТ. Вызовите представителя адвокатов короля!

АДВОКАТ. Мы ждали, что в зале будут судьи, но там были одни обвинители… От имени адвокатов мы ходатайствуем о вынесении приговора на суд народа.

ШОМЕТТ (насмешливо). Ходатайство отклонено.

АДВОКАТ. Король просит дать ему трехдневную отсрочку и разрешение провести эти дни с семьей и без свидетелей.

ШОМЕТТ. Ходатайство отклонено. С семьей ему разрешено побыть в эти двадцать четыре часа… (Адвокат уходит. Сансону.) Как много хлопот ради того, чтобы слетела голова одного глупца. И все потому, что на ней – корона! Гражданин Сансон, тебе предстоит великая миссия – завтра на площади Республики впервые в нашей истории ты казнишь коронованного тирана. Гильотина видна из окон Тюильри. Так что, надеюсь, из дворцовых окон тени его предков будут любоваться поучительным зрелищем… Во время казни возможно нападение врагов Республики. Имей под балахоном нож и пистолет. Пусть поступят так же и твои помощники…

САНСОН. Мне сказали, что после отсечения головы будет пушечный залп?

ШОМЕТТ. Отменено… Голова короля не должна при падении произвести больше шума, чем голова любого другого преступника. (Уходит.)

САНСОН. Король! До сих пор помню его презрение ко мне… Теперь свой последний час он должен был разделить со мной… Всю ночь я молился вместе с Мари… Все-таки помазанник Божий.

Дом Сансона. Рассвет следующего дня. Непрерывно бьют барабаны.

МАРИ. Очень много писем бросили ночью в наш почтовый ящик. (Передает ему пачку писем.)

САНСОН (читает). В этом хотят освободить короля по дороге и обещают меня убить, если окажу сопротивление. Писал хороший роялист!.. А в этом меня грозят убить, если кто-нибудь сумеет освободить короля по дороге. Это уже писал добрый республиканец… И в этом… и в этом… (После каждого прочтенного письма Сансон вешает под плащ очередной пистолет. Обращается к Мари.) Отнесешь эти письма в Комитет Общественного спасения.

МАРИ. Но могут найти авторов.

САНСОН. Будем надеяться на милосердие Господа, может быть, он их защитит… Я не стал объяснять Мари, что теперь работает множество шпионов. При власти тирана их было куда меньше… Приходится вести себя, как подобает доброму республиканцу.

Оглушительно гремят барабаны.

МАРИ. Каждый округ направил батальон национальной гвардии для охраны твоего эшафота. Наш сын – в одном из батальонов. Знаешь, он вчера рассказывал, с каким уважением смотрят на него теперь. Как добиваются его внимания девушки…

САНСОН (гордо). Еще бы – сын палача и сам будущий палач! Ему предстоит казнить врагов нации… Что ж, дожили – палач, и вправду, становится почтенным гражданином… Однако, Мари, пора на дело… «Жертва должна быть принесена!»…

Дом Сансона. Сансон и помощник палача Жако.

ЖАКО. Я только что из Тампля. В наших услугах тиран не нуждается – его постриг камердинер… До двух часов ночи тиран молился, потом спокойно проспал до пяти утра. Вот нервы!.. Просил не приводить к нему австрийскую шлюху, сказал: «Хочу избавить ее от жестокой минуты разлуки». Попросил меня передать ей его завещание. Но я ему сказал: «Это не мое дело. Мое – проследить, чтоб вы вовремя отправились на эшафот».

САНСОН. Сукин ты сын, Жако.

ЖАКО (смеется). Это значит – добрый республиканец… Но в завещание я заглянул… Толстяк просит сына не мстить за него. Как будто сын сможет это сделать! Его сына, слава Богу, мы научим быть истинным патриотом – дофин, говорят, уже ругается непотребными словами и горланит революционные песни. (Хохочет.)

САНСОН. Ладно, поехали… Наш фиакр двигался среди рядов Национальной гвардии, стоящей вдоль улиц до места казни…

Рев толпы, бьют барабаны.

ЖАКО. А начальство-то смотрит!

В окне дома Робеспьера стоят, обнявшись, Дантон, Робеспьер и Демулен, о чем-то весело болтают.

САНСОН. Улицы до того были запружены народом, что мы добрались до площади Революции только к девяти утра. Все пространство площади занимала толпа…

Эшафот, окруженный национальными гвардейцами и жандармами.

Крики: «Едут!.. Толстяка везут!..»

ЖАКО (кричит). Везут короля на аудиенцию с гильотинкой!

ТОЛПА (хохочет). Ай, да Жако! Ай, да Шарло! Да здравствует Шарло – лучший лекарь революции! (Толпа орет революционные песни.)

САНСОН. С эшафота я видел, как со стороны церкви Маделен показалась карета, окруженная строем кавалеристов. Пора было встречать…

Король и священник выходят из кареты. Людовик – в традиционной шляпе королей. Сансон, Жако и прокурор Шометт встречают короля у эшафота.

ШОМЕТТ. Приготовь осужденного гражданина Капета к казни, гражданин Сансон.

САНСОН. Ваше Величество… (Поправляется.) Гражданин Капет, вам следует снять шляпу.

КОРОЛЬ. М-да. (Снимает.)

САНСОН. Теперь извольте снять камзол… и я свяжу вам руки.

КОРОЛЬ (возмущенно). Этого не может быть, милостивый Государь!

САНСОН. Но… иначе нельзя…

КОРОЛЬ. Разве вы не слышали?! Таково мое решение, сударь.

САНСОН. Но… вам придется это сделать.

КОРОЛЬ. Вы осмелитесь поднять на меня руку?

ЖАКО. Ты перепутал, Капет! Ты не в Версале. Ты у ступеней эшафота.

СВЯЩЕННИК. Уступите, Ваше Величество, и вы пойдете по стопам Христа. Он вознаградит вас.

КОРОЛЬ (подумав). М-да… (Протягивает руки.)

Сансон осторожно связывает их, стараясь не причинить ему боли. Священник протягивает королю образ Спасителя.

Король целует и быстро поднимается на эшафот.

САНСОН. Толстый, с выпадающим из-под белой рубашки животом… какой-то домашний… Этакий добрый буржуа, который укладывается спать…

КОРОЛЬ (вдруг повелительно поднимает связанные руки). Барабаны, молчите!

САНСОН (изумленно). Они выполнили его приказ! Наступила тишина.

КОРОЛЬ. Французы! Сейчас ваш король умрет! Я прощаю своих врагов и желаю, чтобы моя кровь защитила французов и смирила гнев Божий… Я умираю невинным. Я… (Тотчас начинают греметь барабаны. Король пытается еще что-то сказать, но грохот барабанов все заглушает.)

ШОМЕТТ. Да поторапливайтесь вы, черт возьми!

САНСОН. А ну, веселее!

В мгновение Жако и помощники валят короля на доску.

СВЯЩЕННИК (шепчет). Отойди в лоно Господа, потомок Святого Людовика…

САНСОН. Поехали!

Грохот падающего топора гильотины. Сансон подхватывает голову короля и высоко поднимает. Восторженный рев народа: «Да здравствует нация!» Крики: «Эй, Шарло, полей нам!» Руки с платками тянутся к эшафоту. «Ишь, как хлещет из толстого борова!»

Молодой человек вскакивает на эшафот и, засучив рубашку, сует руку в лужу крови. Кричит: «Братья! Нам угрожали, что кровь Людовика Капета падет на наши головы. Пусть же исполнится эта угроза! Подставляйте головы и платки! Добрым республиканцам кровь королей приносит счастье!» Вся площадь поет: «Са ира! Са ира! Это пойдет! Это пойдет! Всех аристократов развесим на фонарях… Это пойдет! Это пойдет…»

САНСОН. Я положил его голову между толстых подагрических ног… У него было удивительно спокойное выражение лица.

САНСОН. После казни короля – началось! Люди сделались будто безумными. Кровь короля словно освятила эшафот… Гильотина уже не снималась с площади Революции. И две красные балки с висящим топором грозили городу.

Прокурор Коммуны Шометт и Сансон.

ШОМЕТТ. Мы принесем в жертву Свободе всех злодеев! И только тогда покой и благоденствие воцарятся в торжествующей Республике! Это список осужденных, гражданин Сансон.

САНСОН. Здесь двадцать человек! Нужны дополнительные телеги. Да и старые разваливаются. Приходится набивать осужденных в телеги, как сельдей в бочку.

ШОМЕТТ. Иди в приемную – пиши бумагу: «Гражданин Робеспьер, в связи с террором требуются новые телеги…» Ты знаешь, у Республики туго с транспортом. Депутатов возить не на чем. (Кричит.) Просите гражданку!

Входит герцогиня де Грамон – в простеньком платьице и в изящной косыночке.

САНСОН. Боже мой! Прошло двадцать лет, но она была еще хороша.

ГЕРЦОГИНЯ (нарочито не замечая Сансона). Прошу справедливости, гражданин прокурор.

ШОМЕТТ. Иди же, Сансон. (Сансон выходит.)

ГЕРЦОГИНЯ. Месье, он невиновен… Он лишь приехал навестить меня.

ШОМЕТТ. Ваш любовник, гражданка, бежал за границу к нашим врагам. И теперь тайно приехал в Париж переспать с вами. И был арестован. Впрочем, суд Республики разберется…

ГЕРЦОГИНЯ. Но, поверьте, гражданин прокурор, он…

ШОМЕТТ. Невиновен, я слышал. Значит, вам следует поторопиться с доказательствами невиновности… Да что ж вы не понимаете, гражданка?

ГЕРЦОГИНЯ. И тогда вы его освободите?

ШОМЕТТ. Торг неуместен в суде Революции… Ну, быстрее, быстрее… Не надо ничего снимать… Просто поднимите юбку… Да не так!.. Что ж, приготовиться не могли… (Раздраженно заталкивает ее в маленькую комнату.)

В пустой кабинет возвращается Сансон с заявлением. Потом появляются Шометт и герцогиня. Она поправляет одежду.

САНСОН. Написал, гражданин.

ШОМЕТТ (берет у Сансона бумагу). Хорошо. Жди решения Неподкупного… Вы свободны, гражданка.

ГЕРЦОГИНЯ. Но… то, что я просила…

ШОМЕТТ. А что вы просили?

ГЕРЦОГИНЯ (растерянно). Об услуге…

ШОМЕТТ (строго). О какой?

ГЕРЦОГИНЯ (совсем растерянно). О судебной…

ШОМЕТТ. Суд не оказывает услуг, суд выносит приговор. Надеюсь, подобно нашим врагам, вы не сомневаетесь в суде Революции, гражданка?

ГЕРЦОГИНЯ. Подлец!

ШОМЕТТ. По-моему, тебя пора познакомить с самой справедливой женщиной по имени Гильотина. (Вдруг яростно.) У Революция хорошая память! Революция помнит, что гражданка Грамон раньше звалась герцогиней Грамон. Пошла вон, титулованная шлюха!

ГЕРЦОГИНЯ (Сансону). Как видишь, месье Казот оказался прав – и до мелочей.

ШОМЕТТ. Ты знаком с врагами народа, Шарло?

ГЕРЦОГИНЯ. Ну что вы… он не знаком. Я любила многих мужчин. Среди них были самые умные, самые красивые и даже самые подлые… но никогда не было самых трусливых. (Уходит.)

ШОМЕТТ (звонит в колокольчик, говорит вошедшему гвардейцу). Арестуйте гражданку. (Сансону.) Отвезешь распутную тварь на гильотину вместе с ее любовником. Мститель Революции гражданин Сансон, иди и трудись на ее благо!

САНСОН. «Трус»… Попробуй быть смелым, если каждый день отправляешь в корзину головы смелых…

Тюрьма Консьержери. Сансон и Жако. Сансон с ножницами в руках. К нему выстраивается очередь из осужденных. Они подходят – он их стрижет.

ЖАКО (выкликает). Гражданин герцог Монморанси!..

САНСОН. Этот герцог начинал нашу революцию…

ЖАКО. Какие люди! (Выкликает.) Гражданин Мальзерб!

САНСОН. Министр Мальзерб был самым либеральным из министров короля… Боже мой, все они были тогда…

ЖАКО. Жаль, что для вас, господа у нас нет достойного экипажа. Но зато ехать недалеко… (Выкрикивает.) Герцогиня де Грамон!.. Пожалуйте стричься, перезрелая красавица. Конечно, если волосики у вас свои…

На Жако набрасывается молодой человек, кричит: «Подлец!»

Его оттаскивают жандармы.

САНСОН. Это и был тот самый аристократ из Пуату, приехавший к ней. Он любил ее безумно! Как он целовал ее по дороге…

На эшафот.

ГЕРЦОГИНЯ (Сансону). Видишь, я была неправа – все-таки встретились. Прощай, милый трус. (Аристократу.) Прощай, мой любимый.

Они целуются. Она уходит.

Грохот падающего топора – и восторженный рев толпы.

САНСОН (аристократу). Вы готовы, сударь?

АРИСТОКРАТ. Я все хочу тебя спросить, палач, та ли это секира… что пролила кровь Его Величества?

САНСОН. Та самая, гражданин.

АРИСТОКРАТ. Господи, спасибо, что удостоил! (Счастливо улыбается, встает на колени, целует помост.) Я иду к тебе, моя любимая!

ЖАКО (передразнивая). Ах, спешу к тебе, дорогуша! Но сначала тебя трахнет другая красотка – наша гильотинка. (Уводит его к доске.)

Все тот же грохот падающего топора – и тот же восторженный рев толпы.

//Место?// На следующий день. Прокурор Шометт и Сансон.

ШОМЕТТ. Приговор на девятнадцать человек. (Передает бумагу.)

САНСОН. А как насчет телег?

ШОМЕТТ. Не все так быстро… Вопрос обсуждается, гражданин. Но у меня к тебе свой вопрос. Мне сообщили… Когда надо было опустить топор на шею врага Республики гражданки Грамон, ты почему-то перепоручил дернуть веревку помощнику Жако?

САНСОН… Да, шпионы были повсюду. Как сказал тогда мой брат: «Они у меня даже в супе».

Сансон молчит. Шометт пристально смотрит на Сансона.

ШОМЕТТ. Топор должен приводить в движение ты сам. Запомни это, Шарло… Иначе твоя роль на эшафоте может стать… страдательной.

САНСОН. Хорошо, гражданин, запомню… И так меня подмывало добавить: «И если нам придется встретиться на эшафоте, непременно дерну веревку сам»… Но, конечно же, я не добавил!

ШОМЕТТ. Завтра тебе предстоит почетная работа, Сансон… Только что мы осудили шлюху Людовика Пятнадцатого – графиню Дюбарри. Приговор надлежит исполнить в двадцать четыре часа. Я хочу, чтоб вы казнили ее последней. Пусть ожидание смерти будет ещё одним наказанием для королевской потаскухи…

САНСОН. Мои грехи возвращались ко мне на эшафот… Ее я тоже не видел двадцать лет… И после истории с герцогиней хорошо понимал, что будет со мной, если она меня узнает. И, не дай Бог, бросится ко мне за помощью. С любимой, конечно, «рай на эшафоте», но…

Тюрьма Консьержери. Сансон и Жако. Вводят графиню Дюбарри.

САНСОН. Прекрасные черты искажены ужасом больше, чем временем… Лицо распухло от слез… (Старается не глядеть на нее.) Надо постричься, гражданка…

Мгновение Дюбарри смотрит на Сансона, силясь что-то вспомнить.

САНСОН. Как же я боялся! Но ею владел ужас… к моему счастью. (Поспешно.) Жако, начинай же!

Сансон на всякий случай стоит в стороне, наблюдая за тем, как Жако и двое помощников пытаются ее остричь.

ДЮБАРРИ. Нет! Нет! (Отчаяние придает ей силы. И двое жандармов с трудом держат ее, пока Жако срезает роскошные волосы.) Я хочу рассказать прокурору… Зовите прокурора!

САНСОН. С каким страхом я вслушивался в ее сбивчивую речь…

ДЮБАРРИ. Я невиновна! Я невиновна! Зовите прокурора!

Входит Шометт.

ШОМЕТТ. Кто здесь кричит о невиновности?! Шлюха, заставлявшая тирана тратить народные деньги! Шлюха, возглавлявшая заговор против Республики, – как сама призналась…

ДЮБАРРИ. Нет! Тысячу раз – нет! Мне сказали, что если признаюсь, меня отпустят… Они так мне говорили, месье прокурор. Не убивайте меня! (Бросается перед ним на колени и тотчас вскакивает, лихорадочно.) Я должна сообщить… о бриллиантах, которые утаила. Везите меня в мое поместье! Я все покажу. Мне удалось спрятать! Прокурор!..

ШОМЕТТ. Твои попытки тянуть время тщетны. Народ предоставил тебе великую милость – кровью искупить свои преступления… Вези ее, Сансон!

Едут в телеге.

Общий вопль: «Да здравствует Республика! Смерть королевской шлюхе!»

САНСОН. Все улицы были заполнены нашими славными патриотами. Я правил лошадью и всю дорогу боялся – узнает! (Графиня рыдает.) Какие это были горькие рыдания! Таких не слышал даже я. А я знаю в этом толк – сколько их было в моей телеге! Но двадцать лет назад я сказал ей правду – я ей пригодился! И хотя негодяй Шометт приказал казнить ее последней… Жако, неси ее на эшафот первую!

ДЮБАРРИ (отбивается, истошно кричит). Минуточку, только одну минуточку, господин палач!..

Их глаза встречаются.

САНСОН. И в этот миг она меня узнала! (Помощникам.) Быстрее! Да что же вы копаетесь! Быстрее!

ДЮБАРРИ. Спаси меня, милый! (Ее пытаются унести на доску, она борется, кричит.) Минуточку, еще одну минуточку, господин палач! Прошу тебя. Спаси! Минуточку… одну только минуточку! (Ее уносят на доску.)

ЖАКО (кричит). Готово! Отдыхает!

САНСОН. И я дернул за веревку. (Грохот гильотины. Восторженный вопль толпы.) Надо было показать ее голову народу… окровавленную прекрасную голову, которую целовал… Но я не смог!

Юнец в красном колпаке выскакивает на эшафот.

ЮНЕЦ. Шарло, почему ты не покажешь нам голову шлюхи, обиравшей нас столько лет?

Толпа на площади грозно гудит.

САНСОН (вдруг яростно). Она твоя, гражданин, если ты не боишься крови!

ЮНЕЦ. Кровь врагов только радует патриотов! (Площадь аплодирует.)

САНСОН. Принеси ему наш ящик, Жако… (Насмешливо поясняет юнцу.) Это ящик под помостом, куда скатываются головы. Там большой выбор.

Жако приносит ящик с головами. Юнец наклоняется, достает голову Дюбарри. Идет с ней к краю эшафота и… падает вместе с головой! Голова катится по помосту, юнец лежит без движения.

САНСОН. Апоплексический удар… Я до сих пор гадаю, что его убило – собственный ужас или то, что происходило в моей душе… То, что ужаснее ужаса и стыднее стыда… Его убил мой страх!

САНСОН (записывает). Сегодня в тюрьмах убивали священников и аристократов… И в то же время в городе толпа с песнями врывалась во дворцы. Аристократов выволакивали на улицу и убивали… Над Парижем теперь властвует толпа и те, кто сводит ее с ума, – великие безумцы Робеспьер, Марат, Дантон, Шометт и «бешеные»… Толпа хочет крови. Все умеренные должны погибнуть. Это, прежде всего, жирондисты – наши богатые буржуа, устроившие Революцию… Днем я пошел проверить эшафот – завтра предстоит много казней. И по дороге увидел очередную толпу. Что-то несли на высоком шесте…

ТОЛПА. Эй, Шарло, сегодня мы трудились за тебя… Эй, палач, с тебя причитается!

Жако торжественно несет шест с человеческой головой.

САНСОН. Это была женская голова – с выбитыми зубами, запекшейся кровью и волосами, испачканными в навозе…

ЖАКО. Мы несем красотку на свиданку к австрийской шлюхе…

САНСОН. Боже правый… я узнал её! Голова знаменитой красавицы герцогини де Ламбаль качалась на пике…

ЖАКО. Эй, Шарло! Ты никогда не спал с принцессами, а мы все попробовали. Прости, что не оставили тебе, но, поверь, ничего особенного… «Са ира! Это пойдет! Это пойдет!.. Аристократов на фонарь…»

САНСОН. Я понял – они несли ее к Тамплю, где была заключена королевская семья. Ближайшую подругу Марии-Антуанетты – к тюрьме Марии-Антуанетты…

ЖАКО (приплясывая). Ну дела! Поднес голову на пике к самому окну. Беззубая в навозе заглянула в комнатку. Австрийская шлюха рухнула без чувств… «Са ира! Са ира! Это пойдет! Аристократов на фонарь!»

Сансон и Шометт.

ШОМЕТТ (торжественно). По призыву гражданина Дантона, Коммуна города Парижа потребовала учреждения Революционного Трибунала… (Входит маленький невзрачный господин, этакая канцелярская мышка.) Знакомься, палач, это гражданин Фукье-Тенвиль – главный общественный обвинитель Трибунала. Теперь будешь работать с ним. Много работать, горький труженик нашей горькой Революции…

РЕЖИССЕР М. Революционный Трибунал. Зал декорирован в стиле любимого Революцией республиканского Рима. Судьи – в креслах на фоне бюста Брута. Стены разрисованы ликторскими пучками прутьев и красными фригийскими колпаками.

Выступает Робеспьер.

РОБЕСПЬЕР. Все преступления против Республики передаются в ваш Трибунал. Граждане судьи, вы ничем и никем более не ограничены. Республика доверяет вам все средства и пытки тоже… Главное – изобличить врагов! Ваши решения окончательные и обжалованию не подлежат. Главным общественным обвинителем назначается гражданин Фукье-Тенвиль.

Фукье-Тенвиль встает. Овация.

САНСОН. Шометт, как и все «бешеные», был сумасшедший, помешанный на революции. Этот, напротив, – сух, бесстрастен. Тот был фанатик. Этот – карьерист и негодяй.

ФУКЬЕ-ТЕНВИЛЬ. К сведению граждан, с этой минуты в зале заседаний трибунала будет ежедневно присутствовать один из его членов, обязанный принимать доносы добрых патриотов. Отныне Республика признает одно наказание для своих врагов – смерть.

САНСОН. Этот тип явно приготовился отправить на тот свет больше людей, чем все мои предки вместе взятые… Уже вечером Трибунал решил, что даже проститутки – наши скрытые враги. Заражая болезнями честных республиканцев, жрицы Любви посягают на боеспособность Республики. Они же подрывают общественную Добродетель – это достояние Революции.

Сансон и Фукье-Тенвиль.

САНСОН (вздохнув). Телеги совсем развалились, гражданин Фукье-Тенвиль.

ФУКЬЕ-ТЕНВИЛЬ. Это не моя забота, гражданин. Что у тебя далее?

САНСОН. Но я писал и писал об этих телегах гражданину Робеспьеру…

ФУКЬЕ-ТЕНВИЛЬ. Это не его забота… Далее?

САНСОН. Но тогда чья, гражданин? По дороге проститутки рыдают или пляшут… Наши телеги не выдерживают такой предсмертный темперамент. Вчера две проститутки и герцогиня Монморанси вывалились на мостовую.

ФУКЬЕ-ТЕНВИЛЬ. Это твоя забота. Лишнего транспорта у меня нет.

САНСОН. Но в Париже было столько телег! Куда они подевались?

ФУКЬЕ-ТЕНВИЛЬ. Ты недоволен Республикой?

САНСОН. Я доволен… но как насчет телег?

ФУКЬЕ-ТЕНВИЛЬ. Вопрос обсуждается в Комитете. Это – тебе. (Передает бумагу.) Девять человек: три шлюхи, остальные – аристократы. Рад, что они поедут на тот свет в достойной компании.

САНСОН (глядя в протокол). Казот?!

ФУКЬЕ-ТЕНВИЛЬ. Опаснейший враг. Участвовал в побеге короля. Его племянница дважды спасала Казота своим телом с помощью развратных судей… Но теперь – другие судьи.

Тюрьма Консьержери. Сансон и Казот.

САНСОН. Я должен приготовить вас…

КАЗОТ. Да, конечно…

САНСОН (стрижет ему волосы). К сожалению, вашими спутницами будут продажные девки.

КАЗОТ. Спаситель висел на кресте рядом с разбойниками, так что мне оказана великая честь…

САНСОН. На днях я отвозил на плаху министра Мальзерба, герцогиню Монморанси… В телеге все вспоминали о вас. Герцогиня просила передать вам ее поцелуй… Но я все хочу спросить: это будущее вам тогда приснилось, привиделось?…