Текст книги "Тираны России и СССР"

Итак, Распутин произвел сильное впечатление на Феофана, который даже пригласил «брата Григория» переехать жить к нему на квартиру. И уже вскоре благодаря Феофану Распутин оказался в одном из самых влиятельных домов в Петербурге – во дворце великого князя Петра Николаевича.

Во дворце главенствовали две женщины – Милица и Анастасия, дочери черногорского короля Николая Негоша. Старшая, 37-летняя Милица, была женой Петра Николаевича. Годом младшая Анастасия (Стана, как ее звали в семье) была замужем за герцогом Лейхтенбергским, имела от него детей. Но с сестрой была неразлучна – дневала и ночевала в ее дворце.

Частым гостем Милицы был родной брат ее мужа, великий князь Николай Николаевич. И очень скоро светские сплетники объявили о романе Станы с великим князем… 47-летний гигант, лихой кавалерист, любимец гвардии – одна из колоритнейших фигур того времени. «Грозный дядя» – так звала его молодежь в Романовской семье – был очень близок к царю.

Но еще ближе к царице были черногорские принцессы. С первых дней в России Аликс столкнулась с холодным недоброжелательством двора, и только черногорки сумели окружить ее теплом и почти рабским поклонением.

Двор почувствовал угрозу. В случае брака Станы с Николаем Николаевичем образовывался влиятельнейший клан – опасный клан… Двор знал и мощь влияния Аликс на царя, и расстановку сил в семье Николаевичей. Князь Петр – безволен и нездоров, а о «Грозном дяде» вдовствующая императрица Мария Федоровна отозвалась так: «Он болен неизлечимой болезнью – он глуп». Скажем уклончивее – по-солдатски прямолинеен… Но оба Николаевича находились под сильным влиянием старшей черногорки – умной и властолюбивой Милицы.

Милица слыла великим знатоком мистической литературы, страстно интересовалась сверхъестественным. Ей послушно следовала сестра Стана – недаром они родились в Черногории, стране ведьм и колдунов. «Черные женщины» – зло называли принцесс при дворе.

И Феофан не случайно был частым гостем во дворце Милицы: «Я больше других интересовался мистической стороной жизни… С особами царствующего дома я познакомился… в бытность мою инспектором Петроградской Духовной академии… Петр Николаевич и Милица Николаевна посещали Духовную академию и встречались там со мною… Я слышал, что особы царствующего дома хотят со мною познакомиться ближе, но, по своим убеждениям, как монах, я избегал этого… Как-то в страстную субботу великая княгиня Милица Николаевна пригласила меня к себе исповедовать ее. Не зная, как поступить, я обратился к митрополиту Антонию и с его благословения поехал к ней. И после этого стал бывать в ее доме…»

Феофану было о чем беседовать с Милицей. «Великая княгиня Милица Николаевна была очень начитанна… знала святоотеческую, мистическую и аскетическую литературу и издала даже собственный труд – «Избранные места из Святых Отцов».

Из дворца Милицы для Феофана лежал прямой путь в царский дворец. «В дом бывшего императора… я был приглашен впервые великой княгиней Милицей Николаевной…»

Так что из бесед с Феофаном его новый постоялец мог догадаться, откуда идет дорога в Царскую Семью. И Распутин понял – скоро и ему «откроется калитка»…

И действительно, разве мог Феофан, пребывавший тогда в восхищении от сибирского мужика, не поделиться своими восторгами с Милицей, интересовавшейся всем чудесным? «Бывая в доме Милицы Николаевны, я проговорился, что у нас появился Божий человек Григорий Распутин. Милица Николаевна заинтересовалась моим сообщением, и Распутин получил приглашение явиться к ней».

А дальше – все было уже в руках Григория. Конечно, он сумел поразить великую княгиню и вскоре приходил к ней во дворец уже сам.

Из показаний Феофана: «Был он там без меня, и, видимо, привлек ее внимание, и его не только стали приглашать, но Милица Николаевна меня просила, чтобы я давал Распутину приют у себя, когда он будет приезжать в Петроград».

Но дальше начинается загадка. Согласно многим биографиям Распутина, Милица и Феофан ввели его в царский дворец. Однако в своих показаниях Феофан утверждает иное: «Каким образом Распутин познакомился с семьей бывшего императора, мне совершенно не известно. И я решительно утверждаю, что в этом я никогда ему ничем не содействовал. Догадываюсь, что Распутин проник в царскую семью не совсем прямым путем… Сам Распутин об этом не говорил никогда, несмотря на то, что он вообще достаточно разговорчив… Я замечал, что у Распутина было сильное желание попасть в дом бывшего императора, и что проник он туда против воли великой княгини Милицы Николаевны. Сам Распутин сознавался мне, что он скрывает от Милицы Николаевны знакомство свое с царской семьей».

Но как же тогда попал безвестный сибирский крестьянин в Царскую Семью?

Семья, с которой познакомился Распутин, ждала его давно. Мистическое ощущение неминуемой катастрофы, владевшее тогда всем русским обществом, жило в этой Семье…

Николай II вступил на трон совсем молодым человеком и мог полагать, что ему удастся отпраздновать славный юбилей – трехсотлетие его династии. Но готовясь к великой дате, Николай, который любил историю (почетный председатель Русского исторического общества), не мог не задуматься о некоторых закономерностях в истории династии за эти 300 лет.

Как мало жили цари из рода Романовых… И как много пролитой крови… Петр Великий казнил сына Алексея, проклявшего, по легенде, и отца, и весь свой род. Жертвами семейных переворотов стали малолетний Иоанн Антонович и Петр III – оба убиты в царствование просвещенной Екатерины Великой… В столь любимом Николаем Царском Селе, где постоянно жила Семья, во дворце стояла мебель времен Екатерины, и в залах пахло теми же духами, что и в ее времена. Все было проникнуто воспоминаниями о великой императрице, в царствование которой… убили двух законных царей!

Через весь ХVIII век шла эта эстафета семейных убийств, а в первый год нового, ХIХ века сын Екатерины Павел I был зверски убит участниками заговора, о котором, возможно, знал его собственный сын Александр! Да и как закончил свою жизнь сам Александр I, неизвестно. То ли, как было объявлено, умер в Таганроге, то ли, согласно преданию, в царском гробу похоронили другого, а царь ушел странником в Сибирь и, приняв постриг и имя «старца Федора Кузьмича», остаток жизни замаливал семейные грехи, омрачившие целый век. Во всяком случае, об искуплении этих грехов посмел говорить двоюродный брат Николая II известный историк великий князь Николай Михайлович, веривший в легенду о Федоре Кузьмиче и все пытавшийся отыскать ей подтверждение в секретном семейном архиве.

Да и сохранилась ли сама династия Романовых? Не закончилась ли она в дни царствования Екатерины Великой? В ее воспоминаниях, столь долго хранившихся в секрете в царском архиве, есть намек на то, что несчастный Павел рожден не от мужа, царя Петра III, но от любовника…

Кровь и тайны… Династия, которая была тайной для самой себя… Таково ее трехсотлетнее прошлое.

И сама столица, Петербург, – этот мистический город призрачных белых ночей, воздвигнутый на крови тысяч строителей, замученных жестокостями и болотной лихорадкой… был проклят одной из Романовых! Сосланная в монастырь первая жена Петра Великого Евдокия прокляла новую столицу ужасным криком: «Быть тебе пусту!»

Воспоминания о пролитой крови преследовали Николая с детства. Он рос в Гатчинском дворце – любимом дворце удавленного Павла I. Как вспоминала сестра Николая, великая княгиня Ольга, слуги уверяли, будто видели ночью в дворцовых залах неприкаянный дух убиенного императора. И Ольга, и Ники боялись… и мечтали увидеть призрак прапрадеда.

Но кровь была не только в истории. Николай увидел ее в начале жизни, когда от ран, нанесенных бомбой народовольцев, скончался его дед Александр II. В тот день 13-летний Николай был объявлен наследником престола.

С крови началось его восхождение на трон…

С детства он молчалив, замкнут. Мистическое чувство – предопределенность несчастья – жило в юноше. Указанием на ужасное будущее Николай считал саму дату своего рождения – он был рожден «в день Иова Многострадального».

Его разговор с премьер-министром Столыпиным цитирует французский посол Морис Палеолог:

«– Знаете ли вы, когда день моего рождения?

– Разве я могу не знать, Государь? Шестого мая.

– А праздник какого святого в этот день?.. Иова Многострадального. У меня более чем предчувствие… глубокая уверенность: я обречен на страшные испытания».

Как эхо этого разговора звучат строчки воспоминаний великой княгини Ольги: «Он очень часто обнимал меня и говорил: «Я рожден в день Иова Многострадального, и я готов принять свою судьбу». Ту же тему продолжает грустная строка из письма царицы от 4 мая 1915 года: «Ведь ты родился в день Иова Многострадального, мой бедный друг…»

Ощущение грядущей гибели преследовало и нервную Аликс. И потому скромная дармштадтская принцесса в ответ на предложение стать женой наследника российского престола (в которого была влюблена) залилась вдруг беспричинными слезами. «Она плакала все время и только от времени до времени произносила: «Я не могу…» – записал Николай в дневнике.

И как доказательство справедливости предчувствий была обильная кровь в день главного события их жизни – коронации, этого мистического обручения с Россией. Давка на Ходынке и сотни трупов, которые всю ночь вывозили с кровавого поля… Нетрудно представить, как все это подействовало на царскую чету, столь склонную к мистике.

И уже в начале ХХ века предчувствия становятся реальностью. Кровь стала частью российской жизни. Жестоко и часто начинают рваться бомбы русских террористов, гибнут царские сановники… Только в первые годы нового века от рук революционеров погибли министр просвещения, генерал-губернатор Финляндии и два министра внутренних дел. От смерти не спасала теперь никакая охрана…

Приблизились дни печали «Иова Многострадального». В его дневнике – покорные записи после гибели министров: «Нужно со смирением и твердостью переносить испытания, посылаемые нам Господом», «На то Его святая воля». Телец, предназначенный на заклание…

Но у жены его – иной характер. Она будет бороться с судьбой. И она ищет защитника от грядущих несчастий.

Ее тогдашние неразлучные подруги – черногорские принцессы. Как справедливо говорил Феофан, «родившиеся в бедной стране, где аристократия гораздо ближе к простому народу». Они и принесли во дворец эту идею: в простом народе, в простых людях скрыты и правда, и чудо, и сила. Надо только заключить союз с народом напрямую, минуя мздоимцев-чиновников, чванливых придворных. «Народ и царь – и между ними никого»…

Кстати, это была идея, объединявшая всех русских интеллигентов, даже самых радикальных, ненавидевших царей и ненавидимых царями. Все наши «властители дум», столь часто ссорившиеся друг с другом и отрицавшие порой друг друга – Толстой, Достоевский, Тургенев, – все направления русской философской мысли сходились на этой идее: только простой народ, нищий, голодный, неграмотный и забитый, владеет некоей сокровенной истиной. Только там, во тьме нищих изб, остался истинный дух Христа, сохраненный постоянным страданием. Только у него, у простого народа, и следует учиться христианской жизни.

Русский царь исповедовал ту же идею!

Царь с нецарственным обликом, застенчивый, малорослый – он неуютно чувствовал себя на балах, на заседаниях правительства, в обществе царедворцев и министров, где (как ему казалось) его все время сравнивали с умершим гигантом-отцом. Насколько было радостней ему с простыми людьми – в атмосфере обожания, преклонения…

Так возник парадокс – царь начал стремиться к общению с простым народом. Один за другим приходят во дворец «народные посланцы» – их находят черногорские принцессы. Великий князь Николай Николаевич сообщает племяннику о некоем маленьком чиновнике Клопове, который жаждет донести до царя народную правду – пишет ему бесконечные письма о казнокрадстве в мукомольном деле. И вот уже письма принесены черногорками, с восторгом прочтены вслух Аликс и Ники… Голос человека из народа услышан, Клопов вызван во дворец. После беседы царь отправляет его по России с самыми широкими секретными полномочиями. Человек из народа должен принести во дворец народную правду о злоупотреблениях чиновников. Но первый опыт встречи с «народным посланцем» окончился конфузом: к сожалению, бедный Клопов не разбирался ни в чем, кроме своего мукомольного дела…

Однако начало положено. Дочь английской принцессы Аликс и сын датской принцессы Ники влюбились в благородную идею единения с простым народом.

В то время Аликс рожает девочек. Одна за другой появляются на свет три великие княжны – Ольга, Татьяна, Мария. Но родить мальчика, наследника, будущего венценосца – царица никак не может. Не может исполнить главного своего предназначения…

Но оказывается и тут могут помочь они – выходцы из простого народа. Ибо народ, в душе которого – Христос, таит в себе неисчерпаемые возможности чуда… И теперь во время встреч с черногорками Аликс выслушивает рассказы Милицы о «Божьих людях» и старцах, которым дана свыше особая, великая сила.

Лицо Милицы… «С большими продолговатыми черными глазами, усталыми и гордыми… оно казалось неживым, как лицо старинного портрета… Она была как-то неестественно бледна», – описывает ее Жуковская. Милица щедро открыла перед Аликс мир чудес, потрясший внучку скептической королевы Виктории. В нем все было переплетено – тайны Заратустры; языческий мир Черногории, где в горах, поросших лесами, живут колдуны, которым дано беседовать с мертвыми; и чудеса православных великих старцев из русских монастырей. Милица создала этот удивительный симбиоз, объединенный лишь одним – манящей силой чуда, которое творят простые люди, живущие далеко от суеты двора – этой жалкой ярмарки тщеславия.

Из показаний Вырубовой в «Том Деле»: «Милица Николаевна и Анастасия Николаевна, в особенности первая… имели вначале большое влияние на царскую семью… так сказать, мистическое влияние… Необыкновенно начитанная в мистической литературе, изучившая даже персидский язык для того, чтобы в подлиннике ознакомиться с персидскими мистиками, она считалась чуть ли не пророчицей».

Аликс умеет дружить, и главное – умеет беззаветно верить. Как умела беззаветно верить ее мать Алиса Английская, прославлявшая (точнее – обожествлявшая) немецкого религиозного философа Давида Штрауса.

Так начались поиски «Божьего человека», который вымолит ей сына у Бога.

Сначала во дворце появился Дмитрий Ознобишин, житель города Козельска, которого все называли просто Митя, а также «Козельский» и «Гугнивый» (он плохо выговаривал слова). В делах охранки есть его описание: «Носит длинные распущенные волосы, ходит круглый год босиком, опираясь на посох. Одет в рясу монашеского покроя». После революции газеты, издеваясь над царицей, будут писать об этом ее «избраннике» как о полном идиоте. Вырубова постарается в своих показаниях отделить Семью от жалкого Мити. «Мне кажется, он никогда не был во дворце», – солжет она Чрезвычайной комиссии. Нет, Митя бывал там, и не раз…

Из дневника Николая: «1906, 14 января. Пришел человек Божий Дмитрий из Козельска около Оптиной пустыни. Он принес образ, написанный согласно видению, которое он имел. Разговаривали с ним около полутора часов».

И этот полуторачасовой разговор – не случайность. Митя был человеком особенным. «Влияние его на народные массы огромно… он раздает бедным деньги, которые получает от почитателей. Распространен слух, что он обладает даром предвидения и ясновидения», – отмечено в делах департамента полиции.

Из показаний Феофана: «Блаженный Митя» несомненно обладал даром ясновидения, в чем я мог убедиться на собственном опыте: при первом свидании со мною он прекрасно и точно обрисовал обстоятельства моей жизни… Им… поразительно точно был предсказан ход японской войны, в частности падение Порт-Артура…»

Но Митины молитвы были тщетны – мальчика царица не родила.

И тогда появилась «Матрена-босоножка» с иконой. Но одетая в рубище босая женщина, выкрикивавшая, как пифия, малопонятные пророчества, исчезла из дворца так же внезапно, как появилась.

Из показаний Вырубовой: «О Матрене-босоножке я слышала… она приносила в Петергоф икону Государю, но ее саму я не видела». Однако отметим этот повод для появления в царском дворце – чудотворная икона, которая поможет родиться долгожданному сыну.

Таков был мир, в котором теперь жили молодые властители России – мир чудес, святых мощей, икон, чудотворцев. Они казались все более странными в Петербурге, где просвещенное общество становилось открыто атеистическим. «Я с удивлением смотрю на всякого верующего интеллигента», – писал Чехов Куприну.

Но царь и царица верили, что их мир продолжается где-то там, за пределами испорченной столицы, в далеких деревнях, разбросанных по бескрайней империи. Мир Святой Руси и простого народа, любящего Бога и царя.

И они ждали посланца из этого мира.

Но этот мир уже исчезал… Писатель и религиозный философ Сергей Нилус (которого Николай и Аликс будут читать в заточении) с горечью записал рассказ знакомой монахини в своей книге «На берегу Божьей реки»: «Приехала… монахиня… и рассказывала, что монахиням не стало никакой возможности ездить по железным дорогам: нет той ругани, насмешки, проклятия, которых бы не изливали на их бедную голову… сатанинская злоба… Приходится…надевать на себя синюю юбку, чтобы похоже было на мирскую старушку, а то проходу не дают ругательствами на монастыри и на монашествующих… Такова «Святая Русь»! Бедный народ! Жалкая Россия!»… И старцы, жившие в великих монастырях, с болью говорили: «Безбожное, безверное время настало для православной России… одной плотью и ради плоти стал жить русский человек… По названью только слывет он православным христианином, а духом своим уже не тот он стал…» – приводил слова одного из подвижников тот же Нилус.

Черногорские принцессы нашли наконец подходящего чудотворца. Милица, коллекционирующая слухи о сверхъестественном, узнала о чудесах некоего месье Филиппа из Парижа.

Филиппа позвали в Россию. Этот чудотворец оказался привычней для Аликс – он был из европейского мира, который она лишь недавно покинула. И речь Филиппа не утомляла ее, как косноязычие Мити и бессвязные выкрики Матрены.

«Там (во дворце Милицы. – Э.Р.)… царская семья встречалась с прибывшим из Парижа христианским оккультистом Филиппом…» – показала на допросе Вырубова.

Его настоящее имя – Назьер Вашоль, уроженец Лиона. Он был предсказателем и врачевателем, объявлял, что ему дано беседовать с умершими и что живет он как бы на границе миров…

«Человек около 50 лет, маленький, черноволосый и черноусый, с ужасным южнофранцузским акцентом. Он толковал о падении религии во Франции, на Западе… Когда прощались, он попытался поцеловать мне руку, и я с трудом ее вырвал», – брезгливо отметил в дневнике великий князь Константин Константинович.

Филипп сразу почувствовал нервность, страх в душе царицы. Оценив ее религиозность, он попытался примирить свой колдовской мир со Святым Писанием, стал для нее «Божьим человеком, посланным помогать Божественной династии».

Он сумел удовлетворить и ее жажду чуда: щедро использовал полуцирковые аттракционы – весь тот потертый багаж, которым пользовались еще в ХVIII веке великие авантюристы Казанова и Калиостро. И то, над чем потешались в Париже, произвело неизгладимое впечатление в Петербурге.

Ники, подавленный страстной верой Аликс, разделял ее восторги. Двор насмешливо следил за парижским магом, понимал: это очередная игрушка, придуманная черногорками для царственной подруги. «Милица познакомила императрицу с Филиппом… который знает как лечить все болезни, включая сифилис, – с иронией писал в своем дневнике член Государственного Совета А. Половцев. – И этот Филипп… обещал ей, что она родит сына, а не дочь».

Насмешливые рассказы придворных встревожили «мама́»– вдовствующую императрицу Марию Федоровну. «Она была очень рассержена на Милицу и Стану… По ее просьбе департамент полиции через свою агентуру в Париже решил проверить прошлое Филиппа. Отзыв пришел ужасный – французы назвали Филиппа темным авантюристом. Русский агент в Париже прислал ироническую статью из французской газеты о публичном гипнотическом сеансе Филиппа», – писал Половцев. Но все это нисколько не повлияло на Аликс. Она умела верить, умела быть верной, и у нее была стальная воля.

Вообще у царицы было множество прекрасных качеств, отсутствовало лишь одно – умение прислушаться к мнению общества. К сожалению, без этого умения опасно находиться на троне – что доказывает история другой прекрасной женщины со столь же полным отсутствием этого умения – французской королевы Марии Антуанетты.

А двор роптал. Приняли меры. «Великий князь Сергей Михайлович сказал мне, что когда пришел из Парижа отчет от агента, неблагоприятный для Филиппа, император приказал прогнать этого агента в 24 часа», – писал Половцев.

Все это потом повторится в истории с Распутиным – и ненависть большой Романовской семьи, и слепая вера Аликс, и вздорные сплетни… Феликс Юсупов вспоминал рассказ отца: однажды, гуляя вдоль моря в Крыму, князь встретил Милицу, ехавшую с незнакомцем, поклонился, но та не ответила. Через несколько дней при встрече Юсупов-старший спросил: «Почему же вы мне не ответили?» «А вы не могли видеть меня, – сказала Милица, – ведь я была с доктором Филиппом. А когда он надевает свою шляпу, он становится невидимым, и те, кто с ним – тоже».

Или другая веселая сплетня: Филипп поселен в царской спальне – он там колдует, чтобы Аликс родила наследника…

Самое печальное, что эти небылицы (как и впоследствии в истории с Распутиным) шли из дворцов великих князей, обиженных фавором Николаевичей… И (так же, как и в будущей истории с Распутиным) вдовствующая императрица решила серьезно поговорить с Ники. Царь конечно же обещал матери убрать Филиппа. И конечно же Аликс оказалась сильнее. Она умолила мужа не трогать «Божьего человека» – и все осталось неизменным (как будет не раз в истории с Распутиным)…

И Филиппа они звали так же, как впоследствии Распутина, – «Наш Друг».