Текст книги "Продолжение Дон Жуана"

На следующий день. Дон Жуан и Лепорелло.

Лепорелло. Сударь, двенадцать часов дня… Сейчас придет маркиза де Тариф.

Д. Ж. Как? Уже двенадцать?! Невероятно летит время. Мне уже пятьдесят один! Бабочка живет день, и ей хватает… А я прожил… (Закричал.) Вранье! Бабочка живет день, и ей не хватает! Я живу три тысячи лет – и мне тоже мало! Мир! Ловушка для живого! Год! Тысяча! Сотни! Все сливается! Боже! Мне уже за пятьдесят, а жизни ведь не было! Я все тот же мальчик Парис! Пятьдесят! Это какой-то сон!.. Какая скука… Зачем! За что? (Орет.) А я не жил! Я не сил! Я не жил! И вот уже – «жил-был я»… (Он задумывается.)

Появляется Маркиза де Тариф. Одновременно начинает играть траурный марш. Лепорелло поднимает большой венок с надписью: «Ивану Ивановичу Командору от фотографии 13».

Лепорелло. И не забудьте про семь часов. (Удаляется.)

Маркиза де Тариф. Сколько решалась, прежде чем пойти, лапочка. А ты по правде меня любишь?

Дон Жуан. Только помолчи. (Он становится на ходули, обратив лицо к солнцу.)

Маркиза де Тариф. А почему мне молчать? Я говорить люблю! А почему ты на ходулях? Ух, ты сейчас на одного циркача знакомого похож! Да ты не волнуйся, у меня с ним ничего не было, чисто дружеские отношения. Скажи, мне идет эта прическа? Ты знаешь, как жалко, что ты меня не встретил, когда я с юга приехала. Я когда загораю, эффектная очень.

Д. Ж. Я прошу тебя – помолчи.

Маркиза де Тариф. А мы куда сейчас пойдем? Знаешь, чтобы было что вспомнить.

Д. Ж. Никуда, наверное.

Маркиза де Тариф. Почему?

Д. Ж. Потому что… мне жалко тебя.

Маркиза де Тариф. А чего это ты меня разжал елся? Что я – дефектная? Вон у меня подруга – так у нее ноги кривые, будто она на цистерне до Киева ехала – вот ее и жалей! А я сама кого хочешь пожалею! Я вон китов голубых в субботу по телевизору жалела. Их мало осталось, и они не могут воспроизводиться. Вот плывет голубой кит по океану и ищет голубую китиху, а ему навстречу – все не те! Все не те!

Д. Ж. Молчи, прошу… (Бормочет.) Какой позор! Как хорошо светит солнце. Ветер в травах… Я воспринимал мир несправедливо. Я думал: страдать, болеть и умереть… Я думал – это злое устройство, ловушка для смертных… И вот я уже достаточно постарел, чтобы полюбить жизнь… «Молодость обманула, юность увлекла, а старость успокоит…» О, радость жалеть… О, радость страдать… (Вытер слезы.)

Маркиза де Тариф. Какой ты странный, лапочка… То кричишь, то плачешь. Может, у тебя грипп?

Д. Ж. Это с детства. В детстве, в Трое, люди жили все вместе – среди улиц… И человек не был человеком в себе, он был весь наружу, и герои плакали перед толпой… Люди так переменились за три тысячи лет…

Маркиза де Тариф. Лапочка, ты все говоришь, а я не понимаю. И зачем пришла?

Д. Ж. Я просил тебя помолчать.

Маркиза де Тариф. А что это ты голос повышаешь? Что я – собственная, что ли? Аферист какой-то! (Кричит.) Ненормальный!

Д. Ж. Мне дадут спокойно подумать?! Однажды в три тысячи лет?!

Маркиза де Тариф. А ты не ори на меня! А то я знаешь как сейчас заору?!

Д. Ж. Вон! Вон! Понятно?

Маркиза де Тариф рыдает. И тогда-то вбегает Лепорелло. Увидев рыдающую Маркизу де Тариф, он приходит в восторг.

Лепорелло. Наконец-то! Вот этак по-нашему! (Сгордостью.) Хозяин! (Маркизе.) Что поделаешь, голубь! Дон Жуан! Соблазнил да и выгнал – и весь сказ!

Маркиза де Тариф (лупит Лепорелло). Фиг! Фиг! Фиг! Наряжалась, выходной взяла! И все зря! Опять как корыто на именинах! (Убегает.)

Лепорелло (в ужасе, он понял). Не соблазнили?

Д. Ж. молчит.

Сударь, что же это вы со мной делаете? (Холодно.) Меня били за разное… но за это, сударь, – никогда! Я сгораю от стыда! Я прошу объяснений.

Д. Ж. Мне жаль ее, Лепорелло.

Лепорелло. Если бы жаль было, вели бы себя по-другому. (Взглянул на часы.) Уже пять вечера. Корина, конечно, отпадает – тю-тю. С вашими настроениями нам с Анной управиться бы! Надеюсь, вы помните, что в семь часов у вас эксперимент!

Д. Ж. Отстань!

Лепорелло. То есть как это – отстань, на часах уже пять тридцать. А вам надо подкрепиться.

Д. Ж. «И сверкая хрустальной росою, время бежит».

Лепорелло. Сударь, вы ушли из дома с ее мужем, который после этого умер. Вы представляете, что она вообразила! Сколько красноречья вам придется потратить! В Бургундии, после того как вы проткнули герцога Гонзальво, вы ползали по залу девять часов подряд, на коленях!.. А вы – голодный!

Д. Ж. Ползать не ползать, все равно простит… Как скучно!

Лепорелло. Послушайте, уже без пятнадцати семь.

Д. Ж. (пытаясь завестись). Да… да… конечно… «Пылала жасминная кожа, как даль перламутра морского…»

Лепорелло. Ну! Ну!

Д. Ж. «… И бедра ее метались, как пойманные форели…» «Слыша, как стонет в ночи – о, подожди! подожди!» (Зевнул.) Не могу! Смешно… и скучно… И главное, жаль. Ее… тебя… всех… (Становится на колени.) Простите меня.

Лепорелло (яростно). Семь часов вечера!

Д. Ж. Уйди!

Лепорелло. То есть как это «уйди»?! Семь часов. Д. Ж., вас ждет женщина! Вы – Д. Ж. или вы не Д. Ж.?!

Д. Ж. (бормочет). Дон Жуан тире Овидий тире Парис тире Казанова. Превращение виноградной лозы в вино, зерна в семя… это вечное движение – коловорот. Движение есть сущность избранников. Они – дрожжи, но это удел молодых. А старики кричат: «Остановись, мгновенье»… Размышляющий Дон Жуан?.. (Захохотал.) Я не нужен, Лепорелло. Я стал старый. Я не хочу больше движения. Я могу только глядеть на траву под ветром и лепетать библейские слова, а все другое мне мешает. (Кричит.) Раздражает! Поди прочь!

Лепорелло. А что же будет теперь со мной? Иван Иваныча-то… вы…

Д. Ж. Мне очень жаль, Лепорелло, но тебя, должно быть, тоже не будет… Если нет Дон Жуана, зачем держать его слугу? (Задумался.)

Лепорелло. То есть как это – не будет? Я жил три тысячи лет! Я не хочу умирать! Сударь, я привык жить! (Бегает вокруг задумавшегося Дон Жуана.) Пожалейте! Но должна же быть в вас хоть капля жалости?! Я жил три тысячи лет, у меня жена, дети! (Орет.) Я не хочу умирать!

Д. Ж. молчит.

Значит, вы не Дон Жуан?! Значит, Бога – нет?! А я штабс-капитан?!

И Лепорелло убегает. Д. Ж. продолжает стоять в глубокой задумчивости. Стоит он так очень долго. И вот уже часы бьют одиннадцать.

Д. Ж. (будто очнулся, он посмотрел на часы, вздохнул). Уже одиннадцать часов вечера… Да, жизнь прошла… пятьдесят семь, в конце концов. (Посмотрел на часы и вдруг заторопился, бормочет.) Анна… Анна…

Д. Ж. в маске, медленно передвигаясь на ходулях, подходит к дому Анны. Из раскрытого окна ему становится слышен голос Анны.

Голос Анны. Я погибаю от нежности. Это как смерть… Милый, милый…

Д. Ж. (засмеялся). Вот и образовалось… Она уже кого-то любит. (Добро.) Моя прекрасная…

Голос Анны. О, не спеши… О родной… родной…

Д. Ж. Я не ревную… Я достаточно стар, чтобы обрадоваться чужому поцелую, чужому счастью… Прекрасная Анна.

Голос Анны. О! О… О моя радость!.. Я так трудно всегда привыкаю… а тут… Как же я сразу тебя не узнала… Я не прощу себе… Я не смотрела на тебя, когда ты приходил к нам… О мой любимый… Как же я не узнала!.. О Дон Жуан!

Д. Ж. (вытер пот со лба). Я схожу с ума!..

Голос Анны. А знаешь, когда мне только передали твои слова… я сразу все вспомнила: и голубое небо, и твои объятия, и даже кровь… Милый! Ничего не было, слышишь? Без тебя я не жила! Я ждала! Ты шел ко мне! Сквозь века! «Великая любовь»… Какие слова! Мы снова вместе! Ты любишь? Ну скажи, это так прекрасно – произносить это слово! Почему его боятся произносить, это слово – «люблю», «любить», «любовь», «любимый»… Ты любишь?

Голос Лепорелло (из окна). Люблю.

Д. Ж. Проклятье! Убить мерзавца!

Д. Ж. пытается раздвинуть стену, но стена на этот раз недвижна. Тогда он вскакивает на ходули и через окно врывается в комнату. В комнате Анна, Лепорелло, а на подоконнике – Д. Ж.

Анна. Боже мой!

Д. Ж. Убью! (Прыгает в комнату.)

Анна. Не надо! (Пытается загородить своим телом Лепорелло.) Милый! Беги!

Лепорелло. Спокойно, Аннушка… (Поднимается, драпируясь в одеяло.)

Анна. Нет! (Кричит.) Тебя опять хотят убить! Беги!

Лепорелло. Не пойму, в чем дело, гражданин.

Д. Ж. Подлец. Я – Дон Жуан.

Анна в ужасе глядит на Д. Ж.

Лепорелло (спокойно). Ишь ты, а я думал, ты – Евгений Онегин.

Д. Ж. Мерзавец! Подлец!

Лепорелло. А глоткой нас не возьмешь! Мы и не такое слыхали… Ты – логикой! Если ты Дон Жуан – геометрию любить должен! (Хохочет.) Значит, Дон Жуан – никак не меньше? А я кто же тогда, выходит?

Д. Ж. Ты… ты… негодяй!

Лепорелло. Тогда начнем рассуждать. (Визгливо.) Внимание! Аннушка, пошло рассуждение: он – Дон Жуан. Тогда вопрос к нему. (К Д. Ж.) А зачем вы сюда пожаловали, мужчина, поинтересуюсь, да еще так некорректно – через окно?

Д. Ж. Подлец! (Анне.) У меня свидание… с тобой! Как же ты… «Великая любовь». (Задохнулся.)

Лепорелло. Отлично. Значит, у вас свидание? Во сколько же?

Д. Ж. В семь, сукин сын.

Анна вскрикнула.

Лепорелло. Тогда, поинтересуюсь, сколько у нас на часах? (Рявкнул.) Тебя спрашивают?!

Д. Ж. (глухо). Полночь.

Лепорелло. Тогда еще вопросик, совсем уже ясный, гражданин… А может ли Дон Жуан опоздать на свидание на пять часов?.. Нет, на час? Нет – на полчаса?.. Нет… на минуту?! (С негодованием.) Бывало ли с ним такое за три тысячи лет? Что же ты молчишь? (Орет.) В Севилье я бежал к тебе, Анна, десять километров в тысяча шестьсот тридцатом году, и кровь так и хлестала, но я поспел… (К Д. Ж.) Что замолчал?

Д. Ж. Ты… ты… лжец!

Лепорелло. Опять ерунду порешь. Бывает ли ложь в любви? Может ли Дон Жуан произнести подобную хреновину? И тут неувязочка, так что придется выяснять личность, а то все под масочкой… (Срывает с него маску.) Гляди-ка, Аннушка…

Дон Жуан закрыл лицо руками, но Лепорелло раздвинул его руки.

Эти набрякшие мешки под глазами… да ты… старая калоша! (Хохочет.) А может ли Дон Жуан быть старым? Ну сам посуди, морда, что молчишь? Погляди-ка мне в глаза, видал? Горят мои глаза! Потому что – орел! Дон Жуан! А у тебя? Слезятся?!

Анна. Но почему я знаю этот голос… Почему я помню… лицо?..

Лепорелло. Но, ласточка! Так он же приходил к тебе от меня три тысячи лет подряд! Он же слова мои приносил вчера! Это же он – мой слуга Лепорелло!

Д. Ж. застонал.

Только он у меня немножко стал… того… с приветом, от старости… Дебил!.. Все-таки три тысячи лет служить! И кто его только не бил, сердечного… за эти годы… Ведь так, Сганарель? (Внезапно дает пощечину Д. Ж.)

Д. Ж. Ты… ты… ты… (Бросается на Лепорелло.) Лепорелло (легко сбивая его с ног). Но – тихо! Тихо, Калатинион! Я ведь теперь твой хозяин! А? Что? Гармония! (И он начинает беспощадно лупить Д. Ж.) Анна (истерически). Не надо! Я прошу! Лепорелло. Что ты… Это ему хорошо для здоровья. Врачи с поликлиники говорят, что от трепки он в себя приходит! Так, Сганарель? (Анне.) У него три имени: обычно я зову его Сганарель. Ну а когда он ведет себя хорошо, зову ласково – Лепорелло! Ну а когда плохо – Калатинион – от слова «колотить».

Беспощадно лупит Д. Ж. – Д. Ж. падает.

Д. Ж. (хрипло). Не надо бить.

Анна в ужасе смотрит.

Лепорелло. Ну вот и получше пошло дело. (Взглянул на часы.) Принеси-ка портфельчик, Аннушка… В прихожей он… Пора нам.

Анна, оглядываясь на Д. Ж., пятясь, уходит.

Что ж ты, ботинки снять не мог – наследил… А я, честно скажу, боялся! Думал, все-таки ты – Дон Жуан, специалист, тысячи лет практики! Но правду говорил отец в древности: «Не боги горшки обжигают». Я хоть прост, да смекалист. Оказалось, главного ты не знал: за три тысячи лет не понял, тупица. Главное – не стихи. Главное – молчать. Скажи ей: я – Дон Жуан. И – в тряпочку! Дальше она все за тебя выдумает, как ей захочется. Женщины – они такие фантазерки! И не балованные… Все обижаешься?.. Да ты благодарить меня должен! Тебя воскресили, так ты трудись. Не хочешь работать, хочешь думать – освободи место!..

Возвращается Анна с портфелем. Д. Ж. неотрывно глядит на нее.

Анна. Что ты смотришь на меня, старик?

Д. Ж. Я жду, когда ты вспомнишь «великую любовь».

Лепорелло. Ах, ты опять за свое?! (Рванулся.)

Анна. Не надо. Оставь его.

Лепорелло остановился.

Я вспомнила. Я расскажу тебе, лакей. «Великая любовь»… это жить им – днем, ночью, на рассвете, задыхаясь в подушку от слез. Это когда сжигает… это когда он опоганил твой дом, убил твое замужество, ограбил твою постель… а-а-а, еще вспомнила: «Великая любовь»… это когда тебя все проклинают! Тысячу лет подряд называют шлюхой! Обвиняют во всем – в том, что из-за тебя сгорела Троя, в том, что плохо учится его ребенок, что погиб твой муж, что его жена дурно выглядит… «Великая любовь» – это снотворное, снотворное… снотворное… и слезы… и больная голова, и желчь во рту… «Великая любовь» – это анализы мочи… и страх… и…

Д. Ж. (в ужасе). Ты… ты…

Анна (прерывая его, кричит). Нет! Я не знаю, кто ты! И я не хочу знать! (Указывая на Лепорелло.) Но с ним… я так мечтала о великой любви! (Засмеялась.) А с тобою я ее тотчас вспомнила… Ты украл у меня даже это… За что?! Проклятый старик! Лакей! (Кричит.) Уйди! Уйди! (Бросается к Лепорелло.) Мне спокойно с тобой. Зачем он пришел?

Лепорелло. Все будет хорошо, Аннушка. Ты красивая, с тобою куда хочешь пойти не стыдно. Все будет в ажуре… Только… постараемся без излишних разговоров… ты ведь знаешь, у меня в этом веке – фотография, я не один – дочь-невеста, совещание по багету… (Визгливо.) О, как я тебя люблю! А дальше – пошли мои стихи про любовь! (К Д. Ж.) Вспоминай!.. Мне что, два раза повторять? (Замахнулся.)

Д. Ж. (хрипло). «Как сладко на земь пасть, томиться в рабстве страсти… и все ж, чем страсти власть, нет сладостнее власти». (ИД. Ж. начинает хохотать. Он хохочет страгино, до колик. Постепенно он замолкает, а потом еле слышно произносит.) Командор… Командор… (Громче.) Командора – ко мне! Командор!.. (Вопит.) Командор! Командор!

Все молчат. Тишина.

Лепорелло. Сганарель… а Сганарель…

Д. Ж.(еле слышно). Командор… Командор…

Лепорелло. Сганарель… а Сганарель!.. (Швыряет ему в руки портфель.)

Д. Ж. (задыхается от слез и бессмысленно глядит на портфель). Не помню!.. Я не помню…

Лепорелло. А тысяча шестьсот тридцать второй год? А река Гвадалквивир – этот хрустальный рубеж между Севильей и Трианой!.. Ты тоже не помнишь? А, Сганарель? (Лупит его.)

Д. Ж. (вздрагивая от ударов, бессмысленно). Помню… помню… помню…