Текст книги "Под вой сирены скорой помощи. Записки фельдшера"

История 5

Издалека, по направлению в нашу сторону, послышалась сирена. Приятная моему уху музыка становилась все громче. Водители скорых, понимая ситуацию, начали освобождать заезд к приемному отделению.

Вот он. Желтый «форд» замерцал синими огнями, закрякал, нарушая тишину. В кабине только водитель, значит, бригада сзади, продолжает бороться за чью-то жизнь. Водитель выбежал из кабины, открыл задние двери. С пола на улицу начала стекать темно-красная жижа. На носилках лежал весь в крови, но забинтованный и иммобилизированный пациент. Он дышал. Крови было столько, что две установленные капельницы никак не успевали восполнять такую кровопотерю. Мы подорвались помогать двум молоденьким девочкам, у которых получилось довезти пострадавшего живым.

«Что с ним?» – поинтересовался мой коллега.

«Парашютист», – тихонько сказала одна из фельдшеров.

«С какого?»

«С седьмого».

«Не. Какого хера он прыгнул?»

«Так гречка по 103 рубля», – крикнул кто-то из наших.

Каталка скрылась за дверями больницы. Сел в машину. Сердцебиение участилось, как будто это я его привез. Вспомнил, как однажды доставлял одну пациентку в эту же больницу. Сидя на ней сверху, давил на грудную клетку, пока водитель вез нас по коридору приемного. «Как в фильме?» – спросите вы. Почти. Только вот каталки нашего автомобиля марки ГАЗ не предназначены для такого извращения.

За что я люблю свою работу? Когда думаешь, что уже ничего не сможет тебя удивить, на очередном вызове удивляешься вновь. Причем в основном удивляешься безрассудству, бе-залаберности и отсутствию уважения к своему здоровью. Сколько было тех, кто запускал себя настолько, что я вызывал реанимационную бригаду, так как довезти такого больного в одиночку было практически невозможно. А отговорки самые изощренные. Когда я смотрел «Доктора Хауса», очень скептически относился к его коронной фразе: «Все лгут». По прошествии времени я уверенно заявляю: «Лгут все». Самое интересное, что единственный, кого нельзя обманывать, – это врач. Потому что иногда такой обман действительно может стоить жизни. Но человек скорее исповедается священнику, чем тому, кто спасает его физическую оболочку.

Однажды я выпытывал у девочки четырнадцати лет с крайне низким артериальным давлением, какие таблетки она приняла. Клялась, что не трогала их. Сказала правду только в машине. Пришлось разворачиваться, ведь детское токсикологическое отделение у нас одно и находится в самом дальнем районе города. Было упущено много времени, так как в машине мы не можем промыть желудок. У нас нет достаточного количества воды. У нас вообще нет воды. Не знаю, что сейчас с этой девчонкой. Надеюсь, что все обошлось.

* * *

На кровати лежал худой мужчина. На вид лет пятьдесят, по паспорту тридцать пять – чуть старше меня. Сильнейшая одышка, отеки, анасарка, трофические язвы. Вызвала родная сестра очень приятной внешности.

«Мы вместе не живем. У меня своя семья. Три месяца назад его видела, вроде выглядел здоровым. Три дня на телефон не отвечал. Сегодня пришла, а тут такое», – на одном дыхании выпалила девушка.

По виду пациента прогноз для него был крайне неблагоприятный. Хоть давление он держал на допустимых значениях, но остальные показатели оставляли желать лучшего.

Сатурация запищала на уровне 84 %, температура 37,5, тахикардия 120 уд/мин. На лице розовая сыпь средних размеров. Когда я заглянул в рот, чтобы посмотреть миндалины, невольно ахнул и, кажется, даже выругался нецензурной бранью. Подобную картину видел впервые. Весь рот, включая язык, щеки и, собственно, сами миндалины, был в пушистом слое грибов. И если бы маринованные опята вызвали у меня умиление, то грибы рода Candida не особо.

«ВИЧ?» – напрямую спросил я.

«Не знаю. Не было», – сказал пациент.

«Когда наркотики принимал в последний раз?»

«Ууу. Давно», – сквозь одышку промычал больной.

В этот момент у сестры, для которой эта информация была явно чем-то новым, округлились глаза. Она молча вышла из комнаты, а я продолжил допрос, параллельно оказывая помощь.

«Когда был последний незащищенный половой контакт?»

«А?»

«Половой жизнью живешь?»

«Нет».

Кислородную маску я уже нацепил, и сатурация поднималась, но лучше все равно не становилось. Выяснил, что пациент болел около десяти дней с температурой. Никуда не обращался. Лекарства не принимал. Сестра зашла обратно в комнату и села на диван. Я же находился в поисках вен, намека на которые ни на руках, ни на ногах не было.

«Док, у меня в паху только вена», – печальная новость пришла откуда не ждали.

«Колодец у тебя там?»

«Да».

Не буду вдаваться в подробности своего унижения, но помощь была оказана в полном объеме. Это моя работа. И разумеется, в паху были свежие следы от инъекций. Вот зачем он соврал?.. А зачем я спросил?..

В данном случае то, что он не вел беспорядочную половую жизнь, не уравновесило вред, нанесенный синтетическими средствами. Хотя сомневаюсь, что под подушкой у него лежала книга Эриха Марии Ремарка.

Мы ехали по городу и разговаривали с девушкой. Пациент в это время дышал кислородом и вроде как даже ощущал некоторое улучшение самочувствия.

«Я ведь даже не знала, что он наркоман», – грустно сообщила сестра.

Я промолчал, потому что, как по мне, все было написано на его лице. Но я периодически забываю, что практикующие медики видят чуть больше остальных людей. Этому не учат в школе, как и в учебных медицинских учреждениях. Только опыт. Иногда ловлю себя на мысли, что лучше бы я многого не видел и не знал. Особенно когда слышу на вызовах истории типа: «Болел бок шесть месяцев, он устал терпеть, пошел в больницу, а там рак». Именно «ОН устал терпеть», потому что сам он уже не может говорить. Стремительно угасает. Мы видим это сутками, и иногда становится не по себе. Какой же человеческий организм уникальный и одновременно хрупкий…

В стационаре пришлось поговорить с дежурным доктором, потому что в сложившейся эпидемиологической ситуации пациенты с низкой сатурацией и температурой… Ну, сами понимаете. Благо стационар оказался многопрофильный, и вроде договорились, хотя приняли больного сквозь зубы. Я их понимаю. Мужик целенаправленно подводил себя к смерти, гробя свое здоровье, а когда такое время наступило, резко «переобулся».

Я вышел на улицу. Как же все-таки приятно дышать. Просто дышать своими легкими, самостоятельно. На улицу выбежала сестра пациента и подошла ко мне.

«Я, правда, до сих пор в шоке. Мы же с ним погодки, все детство вместе провели, а тут такая новость. Спасибо вам, что не оставили его умирать», – немного смущаясь, сообщила она.

«Ну что вы. Меня бы отругали потом», – почесывая затылок, ответил я, чем заставил девушку впервые с нашей встречи улыбнуться.

Некоторые понимают юмор. Ведь нам без него не вывезти всю ту боль, с которой приходится сталкиваться. Но, конечно же, нужно и юморить аккуратно.

«Пообедаем?» – звонок главного диспетчера был как нельзя вовремя. И вообще, она не звонит обычно. Странно.

«Было бы неплохо, если честно», – в общении с ней я невольно чувствую себя в чем-то заранее виноватым. Виноватым в том, что проголодался, хочу в туалет, что сломалась машина. Может, это связано с ее общением со мной, а возможно, я и правда в чем-то провинился. С другой стороны, их можно понять. Ведь над ними тоже кто-то стоит и что-то требует. Вот нас, линейщиков, и имеют со всех сторон.

История 6

Когда меня просят дать совет начинающим фельдшерам, я всегда говорю так: «Задавайте много вопросов. Желательно опытным врачам. Желательно врачам стационаров». Да, они будут делать вид, что вы им неинтересны, что вы им надо-ели. Но обязательно будут объяснять ту или иную проблему. Почему? Эго. Человек очень любит учить других, показывая свое превосходство. Этим нужно пользоваться, чтобы самому стать умнее и опытнее. Можно подлить масла в огонь и вступить в спор с врачом. Но тут есть вероятность отправиться в пешее эротическое путешествие. Так что главное – не переборщить.

«Егор Сергеевич, привет», – Аня улыбнулась мне своей фирменной железной улыбкой. Буквально, так как брекеты почему-то жили на ее зубах уже довольно давно. Она считает меня своим наставником, ведь в свое время, когда она только пришла к нам на практику, в первую смену ее поставили ко мне.

«Привет», – ответил я и поставил полуфабрикаты в микроволновку.

Как мне кажется, у Анны выработалось мнение, что она не в моем вкусе. Может, из-за того, что я к ней не подкатывал. А может, потому что в то время я был женат на ее подруге. Не знаю. Однако это сработало, и после «освобождения» я продолжил относиться к ней как к ученице, приятельнице, человеку, с которым можно вести диалог. Только недолго, так как она не большой любитель поболтать.

У меня было много тех, кого я считаю своими наставниками. Большинства из них уже нет на скорой. Некоторых уже нет в живых. Не буду перечислять всех. Это и не нужно. Но троих я вспоминаю всегда.

Катерина – фельдшер-альтруист. Именно с ней я попадал на всю жесть, потому что она просила именно такие вызовы. Ну не нравится ей раздавать таблетки и колоть анальгин внутримышечно. Ей нужны кровь, боль, слезы. А еще лучше – все вместе.

КВН – мой первый старший врач, с которой я даже работал одну смену на линии, хоть она этого и не помнит. Многому научила и изредка подсказывает до сих пор. Она, конечно, не Клуб веселых и находчивых, но, несомненно, находчивая. И довольно веселая.

Сергеевна – это врач всей нашей молодежи. Лайфхак нашего филиала и некоторых фельдшеров за его пределами. Что-то непонятно? Звони Сергеевне. Она очень много работает, поэтому ей звонят в любое время дня и ночи, чтобы получить исчерпывающий ответ, находясь непосредственно на месте событий. Я до сих пор ей звоню и сам. И собственно, Аня. Все звонят. Откуда у нее столько энтузиазма? Понятия не имею. Но пользуемся.

«Что интересного было?» – поинтересовался я у своей последовательницы.

«Да ничего особенного. А у тебя?»

«Ой, такое было…» – уже начал я, как вдруг в громкоговоритель прозвучало: «Восемьдесят пятая!»

Аня ушла, пожелав приятного аппетита, я же остался один на один с тарелкой пельменей. По телевизору до сих пор обсуждают одну и ту же тему. Пандемия закончилась, началась операция… Правда, не какая-то уникальная лапароскопическая, а специальная. Переключил канал. По ТВ-3 гадали на картах Таро. Гадалка говорила: «Чтобы вернуть счастье, нужно ночью на кладбище взять землю и…». Выключил ящик. Спокойно поел, пребывая в собственных мыслях. Смена сегодня проходила довольно быстро. Это радовало.

«Восемьдесят четвертая!»

Взял карту. «Психоз. 45 лет, м. Пил месяц. Вызывает жена». Хм, не особо люблю такие вызовы, но деваться некуда. Несколько вариантов развития событий возникли в моей голове: аккуратно выслушать и увезти; аккуратно выслушать, вызвать полицию и выйти; аккуратно выслушать, попросить на помощь психиатрическую бригаду и опять же выйти. Самое главное – все делать аккуратно, ведь моя безопасность важнее всего. Иначе неизвестно, чем это может закончиться, а пациента за мой труп даже не отправят в места не столь отдаленные.

«С тобой сходить?» – Алик всегда вызывался помочь на таких вызовах. То к наркоману со мной идет, то к толпе пьяных, агрессивных людей.

«Не в этот раз. Если через двадцать минут не выйду, начинай переживать. Через тридцать – квартира номер 3. Дверь я камушком подопру, чтобы не закрылась».

Дверь в квартиру открыла женщина, за спиной которой стояла девочка лет шести. У обеих в глазах был испуг. У девочки еще и слезы. Женщина молча указала мне на комнату и осталась сзади меня. Осторожно заглянул внутрь. На диване сидел мужчина в трусах и плакал, периодически всхлипывая. Я взял табурет и сел вдали от него. Семья встала в угол комнаты.

«Здравствуйте», – тихим, спокойным голосом начал я.

«Здравствуйте, доктор», – мужчина посмотрел на меня мокрыми глазами.

«Что вас беспокоит?» – еще тише сказал я.

«Док, я не могу выйти из квартиры. Я не могу подвергать свою семью такой опасности».

«А кто угрожает вашей семье?»

«Они. Вы их видите?» – пациент повернулся в противоположный от семьи угол и, вздрогнув, закрыл лицо руками.

Это не первый для меня подобный пациент, но как же они, мать твою, убедительны! Разумеется, там никого не было, но я внимательно посмотрел в указанный угол. Пациент был не буйный, однако сам я его везти не рискнул бы. Позвонил старшему врачу, объяснил ситуацию. Получил утвердительный ответ и убрал телефон.

Внезапно мужчина встал и ушел на кухню. В этот момент у меня затряслось что-то внутри. Я невольно сглотнул слюну и посмотрел на жену пациента. Та молча стояла в ужасе, не понимая, что произойдет дальше. Я тоже не понимал, но оставлять женщину с ребенком одних было нельзя. Достал свой сенсорный телефон. Отпечаток мокрого от пота пальца он не признавал, поэтому пришлось быстро вводить пароль. Неверно. Ввел еще раз – разблокировал. Судорожно начал искать в контактах Алика, чтобы объявить боевую готовность. Несколько раз «пролетал» мимо его телефона. Услышал приближающиеся из кухни шаги. Пациент шел очень уверенно, быстро. Все. Я не успел. Встал перед женщиной, в руки взял свой рыжий чемодан. У мужчины в руках ничего не было. Он зашел в комнату, вздрогнул, взглянув в пустой угол, сел на кровать, закрыл руками лицо.

Уфф…

«Куда ходили?» – голос получился довольно тонким. Еще бы, минуту назад яички вжались куда-то в малый таз и, по-видимому, не собирались вылезать обратно.

«Курить. Мне очень страшно за семью», – сказал пациент, и я более-менее расслабился.

В проеме двери встал фельдшер. Крупный мужчина в отличной физической форме. Пациент был вне зоны его видимости. Фельдшер жестом спросил меня о местонахождении. Я глазами показал влево. Тот аккуратно зашел в комнату. Сзади появился пожилой доктор. Из-за его спины выглядывал Алик.

Задав пару вопросов, предложили госпитализацию.

«Я не могу оставить семью, вы понимаете?» – взвыл болезный.

«Не волнуйтесь, о них позаботятся», – заявил доктор, после чего мужчина начал одеваться. Без сопротивления пациента вывели в автомобиль и скрылись из вида.

«Я уже начал переживать», – сказал Алик, глядя на меня.

«Ну так сколько прошло с моего ухода? Минут сорок? Хоть бы зашел проверить», – улыбнулся я, понимая, что это вовсе не входит в его обязанности. Прежде всего своя безопасность.

«Так я заходил. Ты сидел на стуле и писал карту. Я и подумал, что все хорошо. А потом "психи" приехали. А что было-то?»

«Ничего. Нормально все. В штатном режиме», – решил попусту не беспокоить своего водителя, ведь все позади.

История 7

У скоровиков, как и у любых других профессий, есть свои приметы. Ну, например, если надеть перчатки заранее, пока едешь к лежащему на улице пациенту, то не обнаружишь его на месте. Либо если первым вызовом на смене госпитализировать женщину, то всю смену будешь катать пациентов по больницам. И знаете, я постоянно убеждаюсь, что эти приметы действительно работают. Но почему-то примета «если предлагают бахилы, то на вызове делать нечего» не всегда срабатывает, и зачастую на таком вызове нужна самая что ни на есть скорая помощь. Вообще, бахилы – очень странный предмет. Их суют с порога, чтобы я не пачкал своей «вшивой» обувью полы уважаемых людей. Отношение многих людей к службе скорой медицинской помощи снизилось до уровня таракана. Когда такое отношение стало мейнстримом, я даже не успел уловить.

Многие ругают нашу медицину, однако государство преподнесло людям, как я считаю, самый настоящий дар. Исходя из жизни в моем городе, я заметил, что очень много людей пристрастилось к алкоголю. В связи с этим они физически не успевают работать. Но зато продолжают вызывать скорую. А мы, в свою очередь, продолжаем ездить и оказывать помощь даже без наличия паспорта и медицинского полиса у пациентов. Фактически они не платят за вызов, за мою работу, за работу врачей стационара, если приходится их госпитализировать с каким-нибудь острым панкреатитом. А это уже совсем другие деньги. Их даже прооперируют, если будет угроза жизни. Но на третий день они уходят из больницы самостоятельно, продолжая вести уже настолько привычный образ своей никчемной жизни. Еще бы, ведь эти «коновалы» запрещают им выходить курить.

* * *

В квартире, по всей вероятности, продолжали скорбеть по Романовым, так как слово «уборка» здесь не произносилось примерно с года расстрела царской семьи. Смрад стоял такой, что глазные яблоки слезились, выполняя свою непосредственную защитную функцию. Света не было. Не было и обоев. Обувь прилипала к полу: это был тот самый вызов, гдемысленно я умолял, чтобы предложили бахилы, дабы не собирать на свою обувь какие-нибудь вонючие в прямом и переносном смысле неприятности.

«Сюда, доктор», – послышался голос откуда-то издали.

Подсвечивая себе фонариком телефона, я аккуратно пробирался внутрь «нехорошей» квартиры.

Мозг шептал мне: «Нам туда не надо, Егор. Зачем ты продолжаешь идти?»

«Так зовут же», – ответил сам себе.

«Ну тогда пусть в машину выводят, там безопаснее. А тут по голове тюкнут, а ты даже Алика не взял. И кто маме позвонит, если что?»

«Ну, Сергеевна позвонит. Деликатно объяснит ситуацию: мол, выполняя свой профессиональный долг…»

«Ну ты дурак, Егор. Себя не жалеешь – меня пожалей!»

«Все, цыц».

«Ну, доктор! Ну быстрее, пожалуйста! Он не дышит уже почти», – голос был ближе.

«Да иду я, иду», – я давненько не был в притоне, но обстановка напрягает всегда, к этому привыкнуть невозможно. Еще чуть-чуть, и я поверну в комнату, из которой виднелся слабый свет настольной лампы, и передо мной появится толпа молодых людей. Понадеялся, что выйду отсюда без лишнего отверстия в теле. Либо просто выйду.

В комнате окна были заколочены, на полу только старый матрац и настольная лампа на батарейках. На матраце лежал парень лет восемнадцати. В его лицо светили лампой. Зрачки как точки. Цвет лица у «передозников» всегда один. То ли серый, то ли черный. Дышал редко, через раз. Вокруг пациента столпились пятеро парней. Все, как ни странно, стояли. Возможно, потому что лечь больше было некуда. Ситуация стала понятна с первых секунд, поэтому без лишних разговоров я достал ампулу налоксона. Героина, со слов знающих, у нас в городе давно нет, но появилась какая-то синтетика, которая по действию напоминает именно его. Наркоманы пока не могут высчитать необходимую дозировку нового препарата, поэтому один за другим начинают лавировать на грани жизни и смерти.

«Ну быстрее, доктор, быстрее», – один из парней настойчиво подгонял меня к действиям.

«Да не видно ни х… Че ты ему в рожу светишь? Сюда свети», – старался общаться на им доступном языке быдла, чтобы хоть как-то сойти за своего.

Кубик налоксона побежал, как ни странно, по хорошей вене. Я закрепил «катетер-бабочку» лейкопластырем на случай, если понадобится повторное введение, и взял карту.

«Как его зовут?» – спросил я как будто в пустоту.

Пациент ритмично задышал. Я вынул иглу, убрал шприц. По всем расчетам он скоро должен был прийти в сознание и неизвестно как себя повел бы. По факту я только что «обломал» ему кайф. Иногда такие пациенты бывают агрессивны, но зачастую просто убегают.

«Где вы?» – со стороны входной двери послышался рыда-ющий женский голос.

Все присутствующие хранили молчание. Между тем шаги приближались. Я аккуратно высунул голову из комнаты. Две фигуры приближались ко мне, подсвечивая свой путь фонариком.

Женщина забежала в комнату, увидела парня, который уже открыл глаза, и опустилась около него на колени. За ней зашел сотрудник полиции.

«Вы – мать?» – спросил я и, сквозь рыдание, получил утвердительный ответ.

Как они с участковым нашли этот адрес, я не знал. Быть может, участковый полицейский был в курсе подобных «точек» своего участка. А может, просто любящее материнское сердце привело сюда ее владелицу, а полицейский шел следом. Сомневаюсь, конечно, но чего только не бывает.

Тем временем остальных участников нашей встречи уже не было. Они «испарились» так же быстро, как налоксон разрушил опиаты в организме вставшего на кривую дорожку молодого человека. Еще недавно умирающий парень поднялся, и мы вышли из этой «нехорошей» квартиры на улицу. Ни для кого не было секретом, что сегодня у молодого пациента появились большие проблемы в дальнейшей жизни. Проблемы с поступлением, с получением водительского и т. д. Одним днем… Да что там днем… Одной инъекцией он, вероятно, поставил крест на карьере, которая еще даже не началась.

«А может, как-нибудь?» – чуть слышно спросила мать, которая уже успокоилась, смотря на живого сына.

«Простите…» – хотя, собственно, за что я извиняюсь? Насильно ему никто инъекцию не делал, и парень делал акцент на этом несколько раз.

В наркологии доктор, который привык видеть перед собой самых опустившихся и давно живущих на дне людей, был немного растерян. Прочитал небольшую лекцию о вреде запрещенных веществ и предложил остаться понаблюдать за состоянием, ввиду того что пациент не мог даже приблизительно сказать, чем ему предложили «ширнуться».

Настроение было на нуле, а мы даже до ужина не доработали.