Текст книги "Под вой сирены скорой помощи. Записки фельдшера"

История 2

Не прошло и пяти секунд, как планшет запищал вновь. Повод к вызову: «Боль в груди, 56 лет, м.». Внизу подписано: «На заявленном адресе мужчины пока нет, но он едет». Вызов поступил от жены, которой нет ни по указанному адресу, ни рядом с мужем. Как разбираться в таких случаях? Поехали на указанный адрес, надеясь, что долго ждать не придется, и уже чувствуя, что будет интересно. Во-первых, мужчина такого возраста никогда бы не попросил вызвать скорую, если бы не прижало. Во-вторых… Ну, в принципе, достаточно и «во-первых».

«Ускоримся?» – Алик не особо любит ездить с маяками, но когда есть необходимость, то делает это с таким ювелирным мастерством, что я иногда удивляюсь, как он на такой «корове» исполняет такие маневры. Может, это опыт? Или этому где-то активно учат? Понятия не имею, но водитель он, по моему субъективному мнению, один из лучших на скорой нашего города.

«Давай, только помни, что я утром хочу уйти домой сво-ими ногами», – говорю это всем водителям, так как безопасность бригады в приоритете. Если мы попадем в ДТП, то доберемся до пациента гораздо позже, чем если опоздаем на пять минут, но без сигналов.

«Чем ты занимаешься в выходные?» – перекрикивая сирену, поинтересовался я.

«Когда? А… Сплю. У меня же их нет почти». Я и забыл, что Алик берет кучу подработок, чтобы хоть как-то обеспечить своего ребенка в жизни. В наше время это, оказывается, очень дорого, а зарплата водителя скорой, честно говоря, оставляет желать лучшего. Вот они и берут в работу все, что только можно, чтобы хоть как-то нормализовать уровень жизни. Но случается и так, что потом в один момент они выпадают из кабины с правосторонним гемипарезом[1]1
  Патологическое состояние человека, которое сопровождается потерей чувствительности определенных частей тела, ослаблен-ностью мышц с одной из сторон туловища.


[Закрыть] и «парусом» левой щеки. Да, такое было, ведь бесследно ночные смены не проходят.

«Ну ничего, будет и у тебя счастье», – в очередной раз подбодрил его я, натягивая перчатки в ожидании тяжелого пациента.

Рулевой остановился у подъезда. Я выскочил на улицу. Из салона взял электрокардиограф, укладку, врачебную сумку. Со всем обмундированием прошмыгнул в открытый подъезд, забежал на второй этаж. Квартира была открыта настежь, что наталкивало на мысль о том ужасе, что меня ждет внутри. В коридоре стояла молодая девушка лет шестнадцати. Красивая, но несколько неформального вида. Таких подростков я не видел с далекого 2009 года, когда в моде были эмо, аниме и всякая подобная ерунда. Не хочу никого обидеть, ведь я сам в свое время считал себя панком и носил цепь на джинсах. Потом мой дядя попросил меня «пояснить за поводок», и панком я резко быть перестал. Но времена были чудесные.

На кровати лежал мужчина. Мокрый, бледный. Он ерзал по матрацу как уж на сковородке и правой рукой натирал себе грудину. Здесь все было ясно как день.

«Что болит?» – спросил я пациента, уже накладывая электроды кардиографа ему на грудь и «кирпичи» в штаны.

«Выше желудка горит и давит. Не могу. Это, наверное, пищевод. У меня рефлюкс. Ну, это когда желчь из желудка в пищевод забрасывается», – простонал мужчина.

«Сейчас посмотрим», – не стал шутить по поводу умных мыслей пациента, так как это был не самый удачный момент.

При таких интенсивных сердечных болях на ЭКГ с вероятностью в 99,9 % будут изменения. У меня, конечно, нет такого опыта в кардиологии, как, собственно, у самих кардиологов. Но, глядя на эту кардиограмму, даже Гиппократ, который никогда не видел данный метод диагностики, вышел бы на балкон, закурил и произнес такое многозначительное: «Пу-пу-пуу…», почесал затылок и через три секунды добавил какое-нибудь крепкое греческое ругательство. Медики называют такой рисунок на ЭКГ «кошачьей спинкой». У простых людей на слуху словосочетание «инфаркт миокарда».

Я быстро установил периферический катетер, чтобы на случай непредвиденного был венозный доступ. Начал оказывать помощь, утвержденную Министерством здравоохранения. Необходимо было обязательно купировать болевой синдром, поэтому в ход пошел опиоидный анальгетик – морфин.

«Что у меня?» – глядя в мои сосредоточенные на шприце глаза, спросил пациент.

«У вас инфаркт», – чуть слышно сказал я, продолжая свою манипуляцию.

«Господи», – пациент вздохнул.

«Пока здесь только я. Сейчас должно стать полегче».

«Жить-то буду?» – на полном серьезе спросил меня пациент испуганным голосом.

«Будете меня слушаться, и все закончится максимально благоприятным образом». Сам я, разумеется, понимал, что инфаркт – это непредсказуемое заболевание. Был у меня один случай… Ладно, не будем о грустном.

После морфина мужику легче не стало, поэтому в ход пошел препарат посильнее. Кто-то считает, что сперва лучше вводить фентанил, но, как по мне, «от перемены мест слага-емых сумма не меняется». Если не помог один препарат, пробуй следующий, но везти пациента необходимо без боли. Так завещали наши светила медицины.

Вообще, в крупных городах инфарктных фельдшер не возит. Он звонит старшим врачам, ему отправляют укомплектованную бригаду, идет передача пациента из рук в руки. У нас же четкого указания нет. Но если фельдшер решил везти такого пациента самостоятельно, то, соответственно, он берет на себя ответственность за его жизнь. Однако если просить помощи, то никогда не откажут.

В данном случае везти было недалеко, да и неформалка-дочь уже собрала возле двери трех соседей-мужчин. После того как я попросил, естественно.

«Ну, как самочувствие?» – периодически спрашивал я у пациента.

«Так же», – регулярно отвечал он.

«Но я же слышу, что вам легче».

«Немного легче, да».

«А боль есть?»

«Боль? Нет, боль прошла».

«Вот же ж ептвоюмать. А что беспокоит-то?»

«Да слабость какая-то».

«Так вы под наркотой. Ладно, грузим!» – крикнул я, и в комнату зашли мужики.

Алик потягивал сигарету на улице возле каталки, залипая в телефоне. Всегда забываю, сколько ему лет, – кажется, уже за пятьдесят. Дочь показала ему ТикТок, вот он и смотрит. Деградирует потихоньку.

«Алик!» – крикнул я, когда мы вытаскивали не самого худенького пациента из подъезда.

Водила быстро убрал из рук все лишнее и подтянул носилки. Отработанным движением задвинул каталку в салон и сел за руль.

Я сел рядом с пациентом, в очередной раз измерил давление. Все хорошо. Подвесил пакет с раствором.

«В кардио поедем. Только без кочек по возможности», – скомандовал я.

«Как это без кочек? Через Татарстан везти?» – не смог не выделить свои корни водила, и машина начала движение по направлению к целителям разбитых сердец. Буквально, разумеется.

Самое любимое отделение. В реанимации никто не ходит по коридору, не бегает курить. Все соблюдают постельный режим. Иначе пациент перестает считаться реанимационным больным, и его определяют в обычное отделение, где, собственно, ходят по коридору и бегают курить.

Доктор кардиореанимации посмотрел на ЭКГ, затем на пациента. Сказал, что это очень интересный инфаркт по автору, фамилия которого тут же вылетела у меня в противоположное ухо. Задал пару вопросов, указал на койку, куда надо было переложить болезного, дал указания медсестрам по введению необходимых препаратов и ушел в кабинет писать историю болезни. Документация всегда была и остается у нас на первом месте.

«Док, вы уходите?» – вдруг подал голос пациент, обращаясь ко мне.

«Да, поправляйтесь обязательно».

«Спасибо вам. Я сейчас вспоминаю ту боль и понимаю, что мне действительно стало намного легче».

«Пожалуйста», – никогда не говорю «не за что», потому что есть за что. Второй вызов, а я уже вспотел.

Спустился вниз, сел в машину. Алик так же залипал в телефоне. В этот раз смотрел видео про рыбалку. Хотя я знаю, что он далеко не рыбак.

«Алик, на филиал надо: наркоту пополнить».

Без лишних слов водитель завел машину и, подобно солдату, начал исполнять. А исполняет он очень красиво.

История 3

В диспетчерской сидела Светлана и вновь что-то забивала в электронный вариант. Она была очень сосредоточенна, дабы не ошибиться в отдельно взятом препарате либо цифрах, указывающих время оказания помощи какой-либо бригадой. На самом деле это довольно трудоемкий процесс, так как сидеть целый день и «забивать» карты вызовов лично у меня терпения бы не хватило, и, скорее всего, уже через пару часов я начал бы уничтожать каждую бригаду за каждую вновь привезенную бумагу.

«Бог в помощь, Светлана. Я пополнюсь. Три минуты», – сказал я и проскочил мимо.

«Угу», – не отвлекаясь от монитора, ответила она под щелканье клавиш.

В отделе комплектации правильная Лена одной рукой проверяла сроки годности препаратов в укладках завтрашней смены, второй – протирала ящики специальным раствором. Во человек. Ни минуты не сидит на месте.

«Лен, тут наркота. Надо бы заправить. Вот карта, вот пустые ампулы», – сразу все выложил я, потому что иначе мне от нее даже снег зимой получить было бы проблематично. Конечно, все ампулы с рецептурными препаратами сдаются в обязательном порядке, и выполняют это все без исключения. А то как же. Уголовное законодательство распространяется и на медицинских работников в том числе.

Негласное правило «скоровиков»: заехал в филиал – ложись на кушетку, ведь больше такой возможности может не представиться. Алик так и сделал, но, как только я пополнил свою сумку медикаментами, во всех углах филиала прозвучало: «Восемьдесят четвертая!»

Подошел в диспетчерскую, взял карту. Повод к вызову: «Температура, 3 года, вызывает мать». Хороший вызов, если учесть, что ехать надо было в деревню, которая находилась прямо на выезде из города. Хоть время пути до указанного адреса составляло не более двадцати минут, я мог успеть уткнуться в телефон и почитать какую-нибудь информацию.

«Алик, пишут, что цены повысят», – не отрываясь от телефона, сообщил я.

«А зарплаты повысят?»

«Пишут, что Алику нет, а остальным увеличат оклад», – засмеялся я, хотя сам понимал, что шутка получилась так себе.

«Да я и не сомневался, – засмеялся водитель и добавил: – Главное, чтобы не понизили».

«Поглядим…»

Почему-то зарплаты фельдшера в мегаполисе и провинциальном городе отличаются. Причем довольно существенно. Возможно, все думают, что у нас два сердца и после остановки одного запускается второе? Или же на законодательном уровне считается, что мы меньше едим? Не знаю. Но я особо не жалуюсь. Если пахать на полторы ставки, тогда фельдшеру можно жить и даже оказывать помощь в содержании своего ребенка. Не содержать самому, но помогать при условии, что жена тоже работает и помогает. Если же брать меньше ставок, тогда необходимо искать подработку в какой-либо другой конторе, отчего, собственно, меньше уставать не станешь. В принципе, моя зарплата считается чуть выше средней по региону и я рассуждаю в соответствии с инфляцией, разумеется. Ну и вкалываю все-таки на полторы.

В последнее время стал замечать, что работать ночами очень тяжело. Если раньше, отработав сутки, я еще мог вечером встретиться с друзьями и как следует надраться, то сейчас я выбираю остаться дома и посмотреть какой-нибудь фильм под чашечку ароматного чая. Не «Гринфилд», конечно, нокакую-нибудь «Принцессу» могу себе позволить.

«Егор, не грусти. Приехали», – окликнул меня Алик, когда я утопал в мыслях о справедливости.

Вышел из машины, огляделся. Мы стояли не у дома. У замка. По всей видимости, здесь жили родственники королевы или какой-нибудь нефтяной магнат. Ну, либо сын нефтяного магната. Не меньше. Одно я мог сказать точно: не семья фельдшеров. За красивым авторским забором стояли две машины. «Лексус» я узнал сразу по логотипу, а вот второй автомобиль сперва и не признал.

Как только мы подошли, ворота начали автоматически раздвигаться внутрь. Дверь самого дома-замка открылась. На пороге стояла красивая молодая девушка лет двадцати. С осторожностью прошел во двор, оглядываясь на момент присутствия какого-нибудь алабая либо, что соответствовало жилищу, Раджи. Ни собака, ни тигр в поле зрения не попали. Прошмыгнул внутрь.

«Проходите так», – сообщила мне хозяйка дома, увидев, как я рыщу глазами в поисках приготовленных бахил, и сама направилась в залу.

На кожаном диване сидел спокойный ребенок, который выглядел, кстати говоря, не особо больным. В руках телефон, – он был увлечен какой-то игрой. Вот и славно. Было время пообщаться с мамой, прежде чем приступать к осмотру сквозь крик и визг.

«Рассказывайте», – начал я, после того как мне поставили стул и принесли блюдечко, на котором лежала ложка. Честно, хотя у меня есть одноразовые деревянные шпатели, очень порадовал такой жест.

«Сегодня утром проснулись, я почувствовала, что он горячий. Измерила температуру – 38,6. Я дала нурофен-сироп, температура снизилась. Через два часа она опять поднялась. 38,5», – обеспокоенным тоном поведала мне девушка и замолкла.

«Вы дали жаропонижающее еще раз?» – уточнил я.

«Нет. Я решила вас дождаться. А то мало ли – температура снизится, и вы мне не поверите», – честно ответила дама.

«А если бы я ехал несколько часов в связи с обилием вызовов, вы бы также ждали?» – уже вовсю осматривая совершенно спокойного ребенка, спросил я. Мама задумалась, в глазах появился отблеск понимания ситуации.

«Кажется, я правда сглупила…» – краснея от смущения, прошептала девушка и села рядом с дитем.

На момент осмотра ничего серьезного у ребенка обнаружено не было. Температура 37,9. Видимо, остыл, когда я достал его из-под одеяла. Ну, ребенок болеет. Это совершенно нормально, когда при вирусной инфекции повышается температура тела. Хуже, если она при ней же не повышается.

Дал некоторые рекомендации. Моя самая первая рекомендация в таких случаях – сохранять спокойствие родителям. Ведь именно паника и сумбур прежде всего нервируют ребенка, а также мешают врачу.

Аккуратно надел куртку, повернулся к матери. Она все еще была пунцового цвета от неловкости за, как она теперь считала, ложный вызов.

«Вы не переживайте так по поводу вызова скорой. Мы обычно не ворчим, когда вызывают к детям», – я улыбнулся и покинул данное поместье.

Алик при виде меня забрался в кабину.

«Ну что, везем?» – поинтересовался он.

«Да куда его? Первый день болеет».

«Ну а что вызывают-то? Надо было увезти. Топали бы потом домой».

«Ты чего злой такой? Это же дети. Что ребенок, что мать», – улыбнулся я, посмотрел на крыльцо дома и увидел, как девушка машет мне на прощание. Помахал в ответ.

История 4

В очередной раз отметившись об освобождении, мы надеялись, что дадут какую-нибудь дальнюю деревню. Все равно мы к ним ближе остальных. Суть дальних деревень проста. Сперва мы едем на вызов, потом оказываем помощь, далее едем обратно в город. Представляете, сколько времени проходит? А смена от этого не растягивается. Она как была двадцать четыре часа, так и осталась. С деревенскими вызовами она идет значительно быстрее, а устаешь гораздо меньше. Правда, я почему-то заметил, что отношусь к тем, кого отправляют вдаль только по первой или второй срочности. А это уже огромная проблема, так как вызов очень срочный, а расстояние довольно большое. И вот тут можно реально не успеть. Конечно, по закону, если я не успевал, то оправданно, но в глаза родственникам будет смотреть не диспетчер направления, не каких-нибудь важных дел министр, а я. И уворачиваться от топора агрессивных родственников за свое опоздание тоже буду я.

«Сергеич, куда едем?» – планшет отсвечивал, и Алик не мог разглядеть новый адрес.

«Тут недалеко, соседняя улица. Пишут, что парализовало бабушку», – сказал я и начал надевать перчатки. На такие вызовы я стараюсь заходить максимально подготовленным, чтобы не тратить время на лишние манипуляции.

«Носилки сразу доставать?»

«Нет конечно. Не май-месяц на улице. И так машина прогреться не успевает», – сказал я: на улице стоял довольно холодный апрель.

«Так на такой сарай, знаешь, какая печка предусмотрена здесь?» – усмехнулся водила.

«В том-то и дело, что знаю. Так что сиди пока. Скажу».

Возле дома стоял дед и махал нам рукой, как бы показывая, что мы едем по верному пути, хотя адрес в планшете был указан, название улицы и номер дома наклеены на заборе. И самое интересное, что они совпадали. Неужели дед думал, что мы проедем мимо? Видимо, сильно переживал. С другой стороны, пусть лучше встречает. Бывает, блуждаешь по деревенской улице туда-сюда, потому что с этими вновь построенными домами без табличек вдруг выясняется, что после дома номер 17 внезапно появляется дом номер 17а. А в навигаторе его до сих пор нет.

Я вышел из машины. Нагрузил на себя свою суточную амуницию.

«Здравствуйте, доктор», – пожилой родственник потянулся правой рукой к моему чемодану, чтобы оказать посильную для него помощь.

«Здравствуй, дед», – укладку я ему не отдал, так как она весит килограммов шесть, а физические возможности дедка мне были неизвестны, ведь я видел его впервые. Левая рука в гипертонусе, на левую ногу хромота. Невооруженным взглядом было видно, что как минимум однажды дед уже пережил инсульт и не смог до конца восстановиться.

В комнате на диване сидела пожилая женщина, рядом стояла женщина помоложе. Как выяснилось, дочь. На первый взгляд ничего необычного не увидел: сидела, смотрела на меня, периодически моргала.

«Здравствуйте. Что вас беспокоит?» – аккуратно начал я, присев рядом с пациенткой на заранее подготовленный табурет.

«Ничего», – адекватно, а главное, четко ответила бабушка.

Я вопросительно посмотрел на дочь в ожидании какой-нибудь истории по типу: «Да у нее голова болит уже месяц, пьет пенталгин, а сегодня опять заболела. Нет, мы никуда не обращались: думали, само пройдет, но не проходит». Однако мои ожидания совершенно не совпали с настоящей картиной произошедшего.

«Я, если честно, сама не могу понять. Вот только что у нее перестала двигаться правая рука и, по-видимому, нога, так как она упала и не смогла на нее опереться. Лицо перекосило, и вместо речи я услышала только мычание. А сейчас я смотрю на нее, и как будто ничего не было», – растерянно сообщила женщина, пристально рассматривая мамин рот, угол которого еще три минуты назад был на уровне подбородка.

«Все ясно». Дело приобретало новый оборот. Я понимал, что данное состояние вскоре может вернуться и окончательно закрепиться на лице бабульки.

Осмотрел. Во время оказания помощи объяснил присутствующим, что это было за состояние, почему оно называется именно атакой и чем оно грозит в дальнейшем, если не по-ехать со мной очень далеко. А от нашего местоположения сосудистый центр находился действительно не близко.

Вроде русским языком изъяснялся. Разжевал так, что любой врач платной клиники попросил бы пару уроков убеждения, но пожилая пациентка ни в какую не соглашалась ехать. Ей коров доить надо, курицам головы рубить, и вообще, она одна по хозяйству шелестит, так как муж после инсульта нетрудоспособен. Аргументы по типу «парализует, будешь лежать» и «пожалей дочь» (это уже от дочери) тоже не увенчались успехом. Приезжать сюда повторно не было никакого желания, так как картина будет намного хуже. Поэтому я пригрозил:

«Либо мы едем и вас лечат…», и бабушка взглянула на меня в ожидании второго варианта, на который она, конечно же, согласится.

«Либо?..» – попыталась поторопить с продолжением дочь.

«А все. Второго варианта не будет», – сердито сказал я и достал сопроводительный лист.

Бабуля расстроилась, но выбора у нее уже не было. В отличие от платной медицины у нас есть бесплатная возможность грозно произнести слова убеждения, напугать, потребовать, если это необходимо для сохранения жизни. Ну, разумеется, если соблюдать эту, как ее… этику. А то пожалуются потом на грубое отношение, и опять на ковер к главному идти за то, что жизнь спас. Несправедливо.

В сосудистом центре, как всегда, был аншлаг. Стояли пять каталок, на которых лежали пять человек. Кто-то уже обследован и переводился в неврологическое отделение другой больницы; кого-то оформляли в отделение сосудистого центра с подтвержденным ОНМК[2]2
  ОНМК – острое нарушение мозгового кровообращения.


[Закрыть], а кого-то отправляли домой.

«Что привезли?» – доктор смотрела на меня, после того как я доставил на каталке свою пациентку.

«ТИА[3]3
  ТИА – транзиторная ишемическая атака.


[Закрыть]», – сказал я и объяснил, что приключилось с этой бабушкой прохладным будничным днем.

«Все ясно», – сказала врач, у которой не было сегодня во рту и крошки хлеба. Об этом она мне сообщила лично. Расписалась в получении живой посылки.

«Вы так хорошо выглядите. Новая прическа?» – попытался сделать комплимент я с целью снисхождения к моей персоне в дальнейшем, но не учел один факт. Голодная женщина комплименты не воспринимает.

Вышел на улицу. Поймал себя на мысли, что тоже не прочь пообедать, ведь по времени уже было бы весьма кстати. Увидел коллег с центральной. С удивлением узнал, что они еще не обедали, и откинул мысли о еде в сторону. Если центральная еще не обедала, значит, вызовов действительно много. Ничего, потерпим.