Книга: Змеесос - Егор Радов

Сюжет романа чрезвычайно сложен и запутан. Фантастические события так быстро меняются, что иногда не успеваешь следить за декорациями и перерождениями: появляются и исчезают божественные сущности, то в одном мире, то в другом; то в одном обличии, то... Почему маргиналы? Не потому ли, что в маргинальной своей свободе и безнаказанности могут они создавать и разрушать миры? Просто для своего удовольствия? Свободные, не связанные ничем: ни правилами морали, ни законами мироздания - они сами себе мироздание и мораль! Они творцы! Они созидатели! Они - любовники... В этом есть что-то от христианства - послать в мир собственное дитя, Главного Героя, чтобы оно, это дитя, навело там порядок. Но непорочное зачатие - это не для них, где непорочность, а где маргиналы? И вот они любят друг друга, нежно, страстно, трепетно!

...обнимать нежно, как лайковая перчатка, сжимать крепко, как питон, целовать сладко, как ликер.

То мужчины,то женщины, они находят друг друга, они хотят друг друга непрерывно, ласкают, терзают пальцами соски, проникают друг в друга, изливаются продуктами секреции в жаждущую утробу и... исчезают, чтобы на свет мог появиться он - Главный Герой. А Герой... А что Герой? Он пока не знает о своем предназначении и путешествует по миру в свое удовольствие, соблазняет и соблазняется, наслаждается чувственностью нового мира.

Была великолепная весна, проникающая словно в поры жаждущего ласки тела, паутины шептали признания в любви, их юбки трепетали, их кофточки светились, их руки ждали поцелуев.

Он ласкает чужую плоть губами, руками и языком, тела сплетаются и расплетаются, перерастая одно в другое, а души на гребне оргазма взлетают в небесам, к звёздам. В некотором роде это даже иронично: смысл существования Героя в уничтожении мира, но чтобы вновь найти потерянный смысл, он должен этот мир уничтожить. Как-то это печально...

Смотреть  другие миры - это так скучно, лучше прыгать по белоснежным облачкам, где всегда все ясно и понятно. Только сегодня маленькая девочка с тонкой косичкой, про которую Миша не помнил, когда её придумал, предложила всем вместо облачков прыгать по грибами. Разгорелся неушуточный спор, какие именно грибы использовать. Мише всегда нравились мухоморы, красные с белыми точками лесные красавцы. А девочка с косичкой настаивала,  что лучше рыжих лисичек нет ничего в мире. Она даже отказалась слушать Мишины невнятные аргументы в пользу мухоморов и словно совсем большая, сказала: - Вот воплотишься, тогда узнаешь вкус жареных лисичек со сметаной. И даже пойдёшь их сам собирать в настоящий лес. Миша не был совсем уж глупеньким, он был могучим всезнающим богом межреальности, способным создавать вселенские пространства одним движением мысли, перебирая неисчислимое количество физических констант,  чтобы получилось идеально. И конечно, он знал, что такое воплотиться и от чего на самом деле берутся дети, то есть как из всего получить что-то. И мысли о собственном воплощении не раз посещали Мишину голову, он краем уха слышал о неком Лао, которому пришлось воплотиться и пережить множество приключений в плотных мирах.

Девочка с косичками сегодня была особенно настойчивой: - А ты знаешь, что там все по настоящему? Каждая наша книга там становится Книгой книг книг, а правит всем Великая Мандустра, там настоящая боль, можно упасть с 9 этажа или разбиться в автокатастрофе, вот умора, вот чудесное приключение. Открою тебе главную тайну, ты точно не должен думать о Змеесосе. Почему думать о Змеесосе нельзя Миша не понимал, точнее не разрешал истинному понимаю раскрыться в его лотосовоподобных ста восьми чувствах. Вроде бы перспектива прыгать по лисичкам вперемешку с мухоморами казалась занимательной, но о воплощении думалось все чаще. Наверно, Миша уже не раз воплощался, но вспоминать было лень и ни к чему. - Я только одним глазком взгляну на них, они такие ужасные,  что воплощаться не захочется никогда.

Сначала это был странный свет из ниоткуда и отовсюду, как бы излучающий сам себя, он был разных цветов, которые смешивались в невообразимых сочетания, миллиарды радуг и полярных сияний приносились внутри и вовне, тянуло к жёлтому оттенку, и это было хорошо, Миша знал, что именно там следует ждать и желать воплощения. Конечно, воплощения желать плохо, но раз желаешь, то нужно именно туда, жёлтые миры всегда светились ярче, чем синие, белые и иные невообразимых цветов, каких больше нет нигде. Миша уже был здесь и не раз, когда пасторальные облачка надоедали. Но каждый раз удавалось сопротивляться сильному ветру,  который был здесь основой всего.

Это происходило здесь и сейчас, они, парень и девушка, прижимались к друг другу, вокруг них сиял свет межреальности и Миша был точно уверен, что с этой парочкой что-то не так, он готов был поклясться,  что они видели не только свет несуществования, но и его самого, Мишу.

А день этот начинался как обычно,  Аня пришла домой с работы, погуляла с собаками и легла на диван. У неё был день рождения, было скучно смотреть на обшарпанную стену съёмной комнаты. Телефон, месяц назад как купленный, пришлось отдать в ремонт, хорошо, хоть взяли по гарантии. Аня залезла в почту, этот продавец Рыжий Фокс, всегда писал только на почту и отвергал другие средства коммуникации. Деньги Аня ему скинула на киви ещё вчера, и весь день ни ответа, ни привета. Не должен кинуть, полгода уже общаемся, повторяла она как мантру. В день рождения Фокс давал возможность количество оплаченного товара увеличить в два раза и Аня уже представляла,  что запасется марками на месяц вперёд. Действительно, прилетел адрес, три остановки, идти лень, проедусь на трамвае. Обычная пятиэтажка, на двери железяка, вроде бы домофон, наверняка сломанный, а клад под железякой. Чем больше Аня пыталась вытащить крохотный свёрток, тем он больше проваливался под железяку, темнело, на девушку начали подозрительно коситься пара бабулек у соседнего подъезда. Ей был срочно нужен Игорь с ломом или топориком,  чтобы отодрать это бесполезный домофон и достать наконец крошечный свёрток. Дальше неинтересно, Аня сбегала до дому, позвала Игоря с топориком, стемнело окончательно, жители подъезда соберут скоро деньги на новый домофон, а парочка побежала домой отмечать день рождения Ани. Им чуть за двадцать, детей пока нет, как нет и особых планов на будущее, только любовь к друг другу и то, это не точно. Во дворе Игорь забежал в продуктовый магазин,  взять бутылку вина,  чтобы меньше морозило с марок на входе. - Давай заметим по часам, во сколько мы их положили в рот. Фокс даст скидку, если мы ему трип отпишем. Глотать нельзя ни сами марки, ни жутко горькую слюну, такое вещество. Принт странный, если обе марочки положить рядом, то получится облачка, а на нем то ли Будда в позе лотоса, то ли пухленький ребёнок. Через небольшое время Аня ощутила привычные холод во всем теле, даже озноб и неприятное подтягивание мышц. Хотели выпить вина из бокалов, все же день рождения, но бокалов в этой комнате не нашлось, выпили из кружек, не чокаясь и без лишних слов, чтобы скорее прошёл неприятный марочный вход. Время начало как-то особенно спрессовываться, только только они сидели за столом и пили дешёвое вино, при этом рассматривая небольшие изменения в цвете стен, как сами не заметили, что оказались на полу лежащими на расстеленном спальнике. Игорь никогда особенно не любил марки, и согласился их есть только из-за Ани и её дня рождения. Он положил ей руку между ног и пытался притянуть к себе, но Аня знала, что это не от какого-то чистого желания, а с целью чтобы вещество попустило. Никогда не помогало, но Игорь продолжал делать так. Резко реальность потеряла сама себя, завернулась немыслимой петлёй и Аня ощутила себя в том самом месте космоса, где рождается пространство и время. Точка ноль, жемчужина мироздания и одновременно центр всего пульсировал среди небытия, это продолжалось вечность и отсутствие вечности, потому что времени не было, а потом миг создания раскатал в пыль все, что было где-то там, в том числе и сознание Ани. Тебя нет, ты Свет, ты Восторг, ты частица всего и тебя нет и не было никогда, и в этом состоит большее счастье, ведь не быть всегда лучше, чем быть. То Высокое Сознание не было Аней, а скорее было всеми Анями мира, а так же всеми людьми мира и всеми кто в этом мире был.

Миша смотрел на свою будущую маму в окружении звезд и понимал, что его единственный шанс не воплотиться в этой грязной комнате, набитой старыми вещами и тараканами, это уговорить или заставить маму остаться здесь, ведь она сейчас  звезда, его мама, и он тоже звезда. Это было и не было, все одновременно, другой Миша, не тот, но Миши все одинаковые, целовал полубесчувственную маму в губы, а она этого не поняла, думала, что лижет собака, хочет гулять. Звезды могли бесконечное число раз порождать себя и Миша знал, что мама больше не вернётся туда, она останется тут, с ним и будет так же весело прыгать по облачкам. Звезды Мише тоже нравились, как и медузы, пауки и быть частицами информации. Игорь понимал, что Аня видит другие реальности и даже порадовался, что съел только половинку, на лбу у Ани было несколько фасеточных глаз, они мудро и жутко понимающе смотрели на него, будто знали все - холод, жуть и стыд, саму суть сознания Игоря. Он испугался и с размаху залепил Ане пощечину,  из угла рта слева потекла кровь, Аня чуть воскликнула и в тот момент Игорь понял, как он уже не один год сходит по ней с ума, хочет только её и начал целовать в окровавленный уголок рта. Он чувствовал,  что время настало и ему жизненно необходимо соединиться с ней, придвинулся ближе, снял с неё шорты и трусы и легко вошёл внутрь. Аня, казалось, не чувствовала ничего, он двигался в ней и чувствовал, что лишь он своим членом может удержать её душу от полёта в некую бездну, куда заглядывать по доброй воле ни за что бы не стал.

Миша был огромным пауком, на планете разумных насекомых совокуплялся с еще более огромной паучихой,  великой и Ужасной матерью всей планеты пауков, она танцевала в окружении хитиновых покровов сожранных ей самцов и Миша знал, что такая же участь ожидает и его. Выбор был сейчас  без выбора -  или быть сожранным огромной паучихой или воплотиться в беленького мальчика в закрытом плотном мире безвыходности. И чтобы воплотиться  нужно было тело.

Игорь чувствовал внутри себя целый мир, он пытался сосредоточиться на сексе, но образы вертелись бешеным калейдоскопом, среди них с особой настойчивость пробивался образ маленького мальчика, его сына. Все тело сжало пружиной, Игорь кончал долго и плотно, а во рту был привкус металла, кровь Ани и его собственная кровь из прокушенного языка смешались. Планета пауков отпустила Мишу и его душа постепенно начала одеваться плотным слоем эфира. Он уже не был богом Вневременья, а ветры не самой хорошей кармы прибили его к берегу воплощения.

Аня, находясь в центре мироздания, понимала, что лучше бы ей не возвращаться в эту супер плотную реальность, где так мало сил и смыслов, но чей-то голос не давал спокойно отдаться купанию в звездопаде. Игорь испуганно трес Аню и кричал, что марки тупо перекапаны и нужно было есть половинку. Аня очнулась на спальнике и долго не понимала, почему он её трясет, память уже стиралась, запечатывалась внутри а слов говорить не хватало. Проведя минут пять в попытках спросить какой сегодня день, Аня села и тут же вспомнила странную, слишком близкую звезду, которая умоляла её остаться в неких эмпиреях. Что Аня беременна, она узнает через пару месяцев, захочет сделать аборт, но что-то будет все время мешать.

На облачках сидели трое - мальчик с тёмными глазами и две небольшие девочки. - Миша воплотился. И настала тишина. Все знали, что Миша много раз рисковал своей райской жизнью, чтобы посмотреть запретные возможности, но всем казалось,  что он старше, опытнее и никогда в такое говно не попадётся по доброй воле. - Мы должны спасти Мишу, - мальчик сказал как отрезал. Девочки заспорили,  как же им спасти его, запертого в закрытом мире без памяти, сил и возможностей. - В этот мир так просто не попадают, надо иметь чёрную дыру в душе, которая не может наполниться. Только такие души попадают туда. - Да он не по своей воле, родители расхлябанно шатались по недоступным им обычно мирам и случайно затащили его с собой, обманув тусклым светом опасной реальности. - Йоги что ли? Какие йоги, кайфожоры. - Мы должны воплотиться рядом с Мишей, если он все забудет, мы ему подскажем. - Как мы подскажем, если сами будем такими же беспамятными проекциями себя? - Мы справимся. Давай кинем жребий, кто первый покинет эмпиреи и да поможет ему великая Мандустра. Из четырёх спичек сломанная досталась старшей девочке, а дальше не было ничего...

Читатель, открой слова #эманация #монада #промискуитет из Большой Советской Энциклопедии и вспомни статьи 154-а УК РСФСР "О мужеложстве" и 209 "О тунеядцтве", а на закуску перелистни букварь истории на китайский лад. Вот ты уже немного уловил контекст и можешь лавировать между осколками распада личности.

Герой - Миша Оно, он же множество эманаций на разных планах бытия: персонаж по ходу истории умирает, но перманентно возрождается в разных ипостасях. Будто бессознательное из психоанализа, которое имеет только форму, но не содержание; путь, но не цель. У идиотов нет цели, верно? Невольно хочешь остановиться и узнать то рецепт некоего наркотика "глюцилина", то что за игра такая "боцелуй"; и зачем это все нужно? Где ружье? Когда оно стреляет? Да, стрельба будет, но смерть - не итог. Смерть здесь выступает колесом сансары, из которого брызжет эякулят и блевок, будто концепция панспермии. Если это ранний постмодернизм на Руси, то, вероятно, тогда автор и хотел умереть, чтобы на субстрате его потуг родились псилоцибиновые грибы Пелевина. Это не плохо. Таков жанр и правила, когда правил нет, но имеется котёлок с эзотерикой, мифотворчеством и политико-социальным давлением, из которого может выкристаллизоваться бижутерия или банка тушенки.

Весь путь Оно - это движение из свободного мира психического расстройства в зону красных звёзд на эклиптике висков, где запреты столь желанны, как гомосексуальная связь для верзилы на нарах, и необходимы, словно подметание плаца граблями.

Забавно увидеть страх советского человека перед венерическими оказиями, каким образом они передаются и каким видам остракизма предается индивид с этим "копцом". Вероятно, благонравный советский товарищ хватился бы за причинное место, взяв подобный фолиант в руки, и пошел под следствие.

Просто читать. Сложно понять. От невроза подальше лучше закрыть.

От его повествования у меня сразу было ощущение, что он пересказывает сны, причем не как нормальный человек, пытаясь собрать и структурировать разрозненные кусочки в единый осмысленный рассказ, а суперточно, как оно  и бывает, со внезапной сменой декораций, действующих лиц и самого сюжета, не пазл, но калейдоскоп!

Полет сознания, не связанный цепочками стандартных связей, коктейль из сна, реальности, культурного контекста и и похмельного угара. Будто какие-то связи в мозгу распались и выстроились заново совершенно произвольно. Хаотичный порядок это прекрасно, он продуктивно противостоит упорядоченному хаосу. Это как читать слова, где буква расставлены не в том порядке.

Мне стиль Радова сразу пришелся по душе, тем волнительнее была наша встреча в эмпиреях! Знаете, очень смешанные чувства это вызывает, когда в книге вдруг встречается эпизод, полностью пересказывающий мой собственный сон, причём от лица второго участника событий, которого пришлось сожрать, чтобы не докучал...
Вот так живёшь себе, живёшь счастливым нигилистом, а потом вдруг хоба и звёздочка на виске отрастает..

И с одной стороны льстит, что в отличие от Радова для таких снов мне не нужны стимуляторы, с другой, я-то не допетрила состряпать из этого книгу! Это же гениальный прием! Переселение душ, каждый выход из эмпиреев - новая смерть/рождение, новый сюжет, новый сон, который может с остальными не иметь совершенно ничего общего! Да и сам по себе ни к чему не обязывает.. Браво, лучший дружище!

Но вернёмся к тексту! Он настолько фееричен, что трудно воспринимать его в единстве из-за насыщенности образами и лексическими жемчугами, его так и хочется запомнить целиком, даже возникает желание, чтобы, знаете, как после чтения Гомера или Шекспира, прилип к нёбу этот стиль, чтобы его нежно трогать языком и источать вовне дивный аромат безумия! Но слишком ярко, даже на алмазы устаешь смотреть, хорошо, что незаметно сюжетная канва сплетается, что-то начинает проступать сквозь кружево словес. Вообще кажется удивительной возможность смысла, но чем дальше тем неумолимее он проступает, словно образ на стереокартинке, осталось только сесть в этот веселый трамвайчик и наслаждаться затейливым видом из окна, не думая о маршруте, который согласно внезапному наличию общей логики ведёт нас в черный бублик родовых путей.

Но самое удивительное, что читая эту восхитительную наркоманию, начинаешь всерьез задумываться о бренности и суете, о том, что на самом деле важно, о свободе воли и природе убийства, о том, как наш взгляд на мир на самом деле откалиброван наизнанку и почему мы этого не замечаем. Ну же, милые сущности, личности и вообще, сбрызнем соски кровью воробья, расчешемся на прямой пробор и предадимся иньянистому единству и борьбе сладостно-мучительного детерминизма с жадной ненасытностью космизма!