Текст книги "Поплавок под водой. Про Любовь и Нелюбовь"

Поплавок под водой
Вы готовы влюбиться после 40 лет?
Екатерина Балан

Иллюстратор Kandinsky 2.1 by Sber AI нейросеть

Корректор Юля Шигина

© Екатерина Балан, 2023

© Kandinsky 2.1 by Sber AI нейросеть, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0059-6927-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПОПЛАВОК ПОД ВОДОЙ

Посвящается всем девочкам за 40 с комплексом Электры

Эпилог

Толстой врал. Все его книги про так называемую любовь – сплошное враньё. Что вообще мог знать о любви человек, который в первую брачную ночь в своем дневнике написал о жене «Не та». И с той самой «нетой» он прожил десятки лет, едва не доведя ее до психиатрической клиники.

Вот что он писал о семьях? Все счастливые семьи счастливы одинаково, несчастные несчастны по-своему. Лжец!

Как раз-таки счастье в семьях всегда одинаково. А вот несчастье у каждого свое. Только причина у него одна – смерть любви.

Когда умирает любовь, семья становится несчастной. Когда любовь жива, каждая семья счастлива по-своему. Несчастье в семье всегда имеет образ неумытой скандальной бабы. Она грязна, неопрятна, не умеет готовить и целыми днями орет. А счастье у каждого свое.

Для кого-то счастье иметь трое детей, для кого-то – вместе путешествовать, для кого-то – смотреть новые фильмы или готовить вкусную еду. Только вместе. Такое вот счастье, тихое и уютное. Но никогда не одинаковое.

Мысли Марты прервал резкий звук велосипедного звонка. В ее уши стали один за другим литься давно забытые земные звуки: музыка из кафе, чей-то смех, лопающиеся от огня каштаны, сигналящий автомобиль, шкворчащее на раскаленных углях мясо. Затем стали приходить запахи. Самым ярким из них оказался запах перегнивших листьев. Запах смерти, подумала Марта. Ах да, последний день ноября, вспомнила она: сегодня умирает осень.

Ноги пронзил режущий холод. Она посмотрела вниз: Марта была босая. В конце осени босиком. Почему? Почему ей никто не сказал, что она босая? Она ходила по городу, где в субботний вечер было огромное количество людей, но никто не обратил внимания на ее босые ноги. Не все ли теперь равно, подумала она. Марта закрыла глаза, вдохнула запах гнилых листьев, перед глазами возникло лицо мужа, его пухлые губы, с ненавистью выдающие уничтожающие слова. Идиот, подумала Марта. Потом она увидела сына: его вечно лохматые волосы и дерзкий подростковый взгляд. Люблю тебя, Малыш, сказала Марта. Потом она вспомнила о Нем. О том, ради кого разрушила свою привычную жизнь, ради кого существовала на этом свете последний год, задыхаясь от удушья, которое принято называть Любовью. Ненавижу, послала Марта Ему свою последнюю мысль.

Вряд ли она до него дойдет, зависнет в космосе звездой, которая погаснет от такой черной ненависти.

Марта выдохнула и сделала шаг. Вода в море в это время суток была беспросветно-мрачной. Ну что, вперёд, подбодрила себя Марта и прыгнула в воду.

Она плыла, задыхаясь от холода и волн, пока руки не занемели и пока ее тело не парализовало ледяное равнодушное ноябрьское море. Выпотрошенное сердце уже давно ей не принадлежало.

Испуганные прохожие на набережной громко вызывали скорую и полицию. Кто-то снимал на видео тряпичное тело Марты, которое теперь болталось посреди моря словно поплавок. Ну вот теперь и про меня напишут в новостях, отозвалось в ее голове завершающим аккордом.

Марту не спеша и бережно проглотили мрачные волны.

Лишние жизни

«Дай свою руку», – скомандовала Вера, обращаясь к тому, с кем Марта планировала создавать семью. Антон покорно протянул ей левую руку ладонью вверх. Вера взглянула на его хиромантические линии и отпрыгнула от Антона, словно ее ударил мощный электрический разряд.

«Ты, ты, – запиналась Вера, – как? Как ты вообще живёшь? Что ты здесь делаешь? Ты прожил все жизни, которые тебе отведены. Ты сейчас проживаешь лишнюю жизнь. Тебя не должно быть на этом свете совсем!»

Вся компания, которая это слышала, громко рассмеялась. В пятницу вечером с полным пива холодильником не очень-то хотелось думать о вечном.

«Считаю, это бонус», – ответил Антон.

В пьяном мозге Марты что-то щёлкнуло. Ее будущий муж открылся с другой стороны. Интересно, подумала она, сделав ещё один глоток пива, каким будет жизнь с человеком, который проживает лишнюю жизнь.

– Как вы познакомились? – спросила Вера Марту.

– На улице, – пожала плечами Марта и отпила глоток пива из бутылки. – Антон лежал на земле и был сильно пьян. У него была несчастная любовь.

Постоянный секс, в общем-то неплохой, литры алкоголя, стремление только к размеру XS, шумные пятницы, бестолковые прогулки, – все это мешало Марте по-настоящему всмотреться в Антона, разглядеть, что же он за человек. Некрасивые поступки будущего мужа легко забывались после определенной дозы пива или вина.

Решающим сигналом, после которого Марта окончательно убедилась, что Антон – это судьба, стали слова ее матери.

«Марта, неужели ты не нашла никого лучше, с твоей внешностью и с твоим образованием?», – растерянно и осторожно спросила мама. Жизненный принцип «выслушай родителей и поступи наоборот» определил следующие 13 лет жизни Марты.

Спустя два года после того, как Марта и Антон стали парнем и девушкой, друзья провожали их в большой город. Марте предложили хорошо оплачиваемую работу в Москве. Антон согласился поехать с ней. Тогда она считала это за счастье.

Столица встретила грязными снежными разводами и лужами, крысами на улице в пять утра, пьяными и намеренно дорогими пабами, в которые ходить нужно было, если собирался стать успешными.

Через месяц Марта привыкла к толпетбесформенных серых людей в метро; к лицам, которые при тусклом освещении вагонов было не отличить; равнодушию и неврастении при попытке попросить о помощи; высокомерию и снобизму при попытке заявить о себе.

Все это Марта впитала в себя с коктейлями ночных клубов и салатами «Цезарь» на шумных корпоративных вечеринках.

Москва в 29 лет Марты не любила разговоров о политике и проявления чувств. Столица была истеричной Настасьей Филипповной, способной все деньги бросить в огонь развлечений, пафоса, превосходства. Здесь Марта всегда чувствовала себя князем Мышкиным. Среди жителей и гостей столицы это называлось провинциализм.

Следующие восемь лет жизни Марты прошли как в тумане. В мегаполисе редко удается остановиться и подумать о смысле жизни. Работа, ночные клубы, сон до вечера в выходные, снова работа, снова ночные клубы. Антон не сильно беспокоился о своем будущем: за него все решала Марта. Пока она переживала выволочки в кабинете начальника, ожидания его из командировки в приемной до 2 часов ночи, звонки в четыре утра с просьбой срочно приехать в офис, Антон наслаждался жизнью. Он спал до обеда, варил себе кофе, не спеша шел в душ. Иногда гулял, выпивал с друзьями, иногда играл в компьютерные игры, иногда смотрел фильмы.

Мозг Марты был поражен столичным духом: она делала карьеру.

Однажды вечером Марта пришла домой после очередного скандала в кабинете директора, принесла с собой две бутылки шампанского, выпила их в кухне съемной квартиры, не спеша, одну за другой, рассматривая трещину в стене напротив и молча выкуривая одну за одной дорогую Карелиюкотороютеперьмогусебепозволить.

Затем она обратила внимание на Антона: Мне кажется, тебе пора найти работу.

Антон вздохнул и покорно поцеловал ее в щеку своими пухлыми женскими губами: «Я постараюсь что-то придумать».

Беременность Марты прошла незаметно, со скоростью поезда в метро, в это время она делала карьеру начальника отдела крупного банка. Их с Антоном свадьбу на ее шестом месяце беременности Марта практически не вспоминала. От нее остались красивые фотографии, сделанные другом-дизайнером. Марта иногда разглядывала их, пытаясь вызвать эмоции, но на нее смотрели абсолютно чужие люди. Она не понимала их улыбок.

Антон нашел себе работу, чтобы Марта была спокойна. Однако обеспечивать этой работой ни ее, ни ребенка он не планировал. Из роддома Марта сразу отправилась в офис, где постоянно ломался кондиционер, зато исправно работал кофейный автомат. Литры кофе и офисная рутина помогали заглушить новое чувство материнства.

Антон решил проблему с их сыном: он привел домой женщину-таджичку и представил ее няней.

Каждый вечер Марта возвращалась домой в состоянии, близком к смерти: она представляла, что эта женщина уже украла ее ребенка и продала на органы. Ноги становились тяжёлыми как мешок с песком, когда она видела, что в сумерках окна их квартиры оставались темными.

Через два месяца такой жизни Марта не выдержала: няня была уволена одним днём. Ее место заняла свекровь, которая не сильно считалась с Мартой в вопросах воспитания детей. Она считала неоспоримым свое педагогическое образование.

В их крохотной хрущевке с видом на детский парк, которую уже готовили к реновации, от духа безупречной педагогики становилось невыносимо душно.

Никогда не бывавшая по-настоящему замужем и не ставшая по-настоящему матерью, Марта однажды очнулась: она увидела себя в 8:30 утра в центре Москвы, среди тысячи безликих людей. Город в это время наполнял лишь один звук: дружный марш дорогой брендированной обуви, отбивающий такт о брусчатку, словно армия солдат чеканно шла на войну.

Каждому из этих тысяч безликих людей предстоял сегодня свой бой – за место под солнцем, за деньги, за признание. В этом сражении не было места любви, солнцу, детям, кофе из турки, вкусной домашней еде.

На войне как на войне: обед в дешёвом кафе, из пластиковой посуды и «побыстрому» в кафешке за углом, растворимый кофе, сигарета на бегу и все – дальше в бой.

«Я не хочу больше так жить», – сказала себе Марта.

Из дневника Марты

Все происходит однажды. Как в сказках. Раз – и вот тебе уже 40. Ты лежишь на поверхности моря в позе звезды, раскинув руки и ноги в стороны, и смотришь на небо. Слышишь крик чаек и гул туристов, который доносится с пляжа. Июнь. Очень жарко, так, что солнце тебя греет прямо в море. И тебе 40. И это очень странный возраст, который никак не понять. До старости ещё далеко, но и молодость прошла. Что-то уже точно не успеть в этой жизни. Что-то достигнуто, но хвастаться нечем. Ты застрял где-то между. Волны раскачивают тебя, ты болтаешься в море без особых целей и амбиций. Жизнь ещё продолжается, но она идёт как идёт. Бессмысленно ею управлять. Остаётся только послушно висеть на волнах и наблюдать. Словно поплавок.

Однажды ты замечаешь, что твой милый хрупкий мальчик превратился в борова. Он завел себе огромный живот. Его лицо разползлось от пьянства, глаза стали пустыми. Все, что ему теперь нужно – бутылка вина вечером, кусок мяса и иногда секс. Антон настолько привык и перестал ценить мое присутствие, что просто не задумывается над словами, которые говорит и больно ранит».

История Нелюбви

– Какой красивый загар! – услышала она голос за спиной. Обернулась: Мальчик, 16 – 17 лет. Нет, он не будет звать ее на кофе или что покрепче, можно поболтать.

– Мне просто повезло, такая кожа, – ответила она заученными фразами для всех завидующих.

– А я вот день на солнце провел, и весь красный, – расстроенно говорит он.

– Такая кожа, – повторила она.

– Там, где я родился, нет моря, – отвечает мальчик, – я не привык.

– Где ты родился?

– В Банья Луке, это большой город в Боснии.

– Да, – отозвалась эхом, – там нет моря.

– А вы откуда? – спрашивает он.

– Я родилась в России, – отвечает.

После этого мальчик начинает петь песню на таком чистейшем яснейшем русском, от которого просто дрожь по телу:

 
Белая армия, чёрный барон
Снова готовят нам царский трон,
Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней.
 

– Круто! – оценила она, но подумала: неужели нельзя было выучить какую-то другую песню, более мирную и жизнерадостную.

– Я неплохо плохо знаю русский, – говорит мой собеседник. – Кстати, в августе я еду в Россию.

– Отдыхать? – обрадовалась она.

– Нет, учиться.

– На кого ты будешь учиться?

– Я буду делать оружие, – вдохновенно ответил мальчик.

– Зачем?

– Оружие, – повторил он, как бы смакуя это слово. А потом добавил: Россия – самая красивая в мире страна.

– Я не спорю, – ответила она, – но зачем в самой прекрасной стране делать оружие?! Я не люблю войну.

Он посмотрел в глаза и на мгновение стал очень взрослым. И его глаза просто сияли.

– Россия всегда сама по себе была. И Сербия. Всегда мы с кем-то сражались за свою свободу. Мы многих ненавидим. Таковы мы, славяне-братья. Нам нужна война, мы всегда в ней.

И он ушел, этот мальчик. В свою взрослую жизнь.

***

Невозможно забыть двух женщин: ту, которую любил и ту, которую предал. В жизни Марата были обе. Когда-то рядом с ним была хрупкая брюнетка-интеллектуалка, с которой он провел четыре, возможно, самых счастивых года своей жизни. Этот период жизни Марата грубо зарубцевался на его сердце, но иногда, особенно в дождь, слегка ныл. Прошло уже 13 лет, но он всё ещё помнил запах той женщины. Она пахла мимозой и весенним дождем.

Ее ироничная улыбка с тонкой сигаретой между влажными губами; ее расширенные зрачки в тот момент, когда он входил в нее; сумасшедший секс на бетонном фонтане в два часа ночи в глухом районе города, пока все спят; ее голос, глубокий, нутряной, – все эти воспоминания полароидным снимком отпечатались в его мозге. Она была предана ему до конца.

Что, что заставляет мужчин предавать таких женщин?

«Огромные сиськи», – ответил сам себе Марат, с обидой пнув попавшийся ему под ноги камень.

Он шел по центральной улице города, жизнь в котором для миллионов жителей бывшей Югославии была символом успеха и достатка.

Субботние сумерки приглушали уличные кафе, трамваи, деревья. Город растворялся в смоге, который был привычным в это время года: в ноябре здесь жгли уголь и дрова, чтобы обогреть свои маленькие квартирки-муравейники.

Ради них жители Белграда спали каждую ночь без постельного белья. В нем не было потребности: на сон хватало нескольких часов, все остальное время, словно смог этот сумасшедший город, съедала работа.

Марат огляделся растерянно по сторонам, потом поднял голову вверх.

«Есть ли в этом городе любовь?», – задал он вопрос в пустоту.

В небе с противными криками кружились вороны. Слегка накпапывал дождь. Позвонила жена и приказала купить хлеб. Спина Марата скрючилась от ее голоса, и он сиротливо вздохнул.

Когда он встретил 13 лет назад в баре большегрудую блондинку, он был уверен, что это и есть та самая любовь. Именно эти груди затмили образ брюнетки-интеллектуалки, и Марат решился на Предательство.

Тогда его мало занимало, что думала и чувствовала та, которую он оставил. Марат активно и весело строил жизнь с большими грудями, обладательницу которых звали Эля. Он привел ее в дом, познакомил с сестрой, братом, матерью (отец его давно умер от рака), попросил любить и жаловать. Сестра попыталась объяснить Марату, что он совершает огромную ошибку в своей жизни, но тот был глух.

Марат довольно долго не замечал, как равнодушно смотрят на него глаза Эли, не видел ее презрительной усмешки, когда делился своими мечтами, не обращал внимания на то, что секс между ними случается лишь когда Марат приносит в дом деньги. Был слеп, когда она крала его зарплату из кармана и флиртовала с его приятелями.

В день, когда он прозрел и принял решение бежать обратно к брюнетке-интеллектуалке, Эля показала ему положительный тест на беременность.

Агонией Марата был телефонный звонок той, которую предал. Абонент был недоступен.

Заботы о первой дочери сделали семейную жизнь не такой невыносимой. Вместе с ребенком родилась и надежда, что всё ещё можно исправить, починить, склеить.

«Что, если Эля изменится, став матерью?», – спрашивал Марат с отчаянной верой пустоту.

Срыгивания, смена подгузников, прикорм, «боже, только посмотрите, она пошла», – все это стало неотъемлемой частью жизни Марата в перерывах между двумя работами.

Если бы не жена, которая и не пыталась измениться, он был бы счастлив. Но так приятно было жить ложью, что поведение лишь от усталости материнства, что она такая холодная, потому что выматывается к вечеру, что она такая рассчетливая, потому что заботится о ребенке.

Лишь однажды после рождения дочени Эля согласилась на секс с Маратом. Возможно, для того, чтобы потом утопить Марата в болоте своего презрения: «Это не секс. Ты давно не способен ни на что как мужчина».

С рождением второй дочери Эля оставила материнство и ушла работать. Марат превратился в отца-одиночку при живой жене.

Пока он отчаянно склеивал, заштопывал, свою семейную жизнь, Эля хладнокровно ее разрушала.

После работы она приводила в дом каждый вечер нового мужчину и закрывалась с ним в комнате. Марат в соседней с двумя детьми превращался в это время в ничтожество.

«Это наши дети, Эля, разве нет? Как ты можешь так с ними поступать?», – пытался он вынырнуть из болота.

«Я как раз и делаю это потому, что это твои дети», – снова топила его Эля.

«Ты когда-нибудь хоть немного меня любила?»

«Не было между нами никакой любви, мы просто делали детей».

Марат осторожно открыл входную дверь квартиры, где жила иллюзия его семьи. Дверным звонком давно не пользовался, у входа его никто не встречал. Жена никогда бы не сделала ни одного лишнего движения ради него, а дочки всегда встречали его испуганными взглядами из своей комнаты: как себя вести сегодня вечером? Как сегодня мама поступит с папой?

«Явился, – сказала Эля, – где хлеб?»

Марат послушно протянул ей белый хлеб, он был самым дешёвым, и помогал ему выживать годами, ведь денег на себя у него не было с тех пор, как он женился.

Хорошая еда, новая одежда давно стали для него табу. Эля смотрела на Марата уничтожающим взглядом, он смотрел на ее груди. Они больше не вдохновляли его, скорее, душили. Кроме того, за 13 лет вполне посредственной жизни, они расползались и потеряли свою привлекательность.

Лишь однажды Марат сумел дозвониться до сестры брюнетки-интеллектуалки. Она яростно прошипела, плюясь в трубку телефона змеиным ядом, все проклятия мира и потребовала никогда не звонить ей больше и забыть навсегда о ее сестре.

«Где деньги? – буднично и жёстко спросила Эля. Марат послушно протянул ей все, что заработал за сегодня.

«Могу я оставить себе несколько динар на сигареты?», – робко уточнил Марат у жены.

«Ты не заслуживаешь ни одного динара, – ответила Эля уничтожающим голосом – И твои сигареты смердят».

Пухлыми пальцами она достала из пачки Парламента одну сигарету и закурила.

Эля тянула слова, когда говорила, выдавала их так, будто пыталась обслюнявить каждое из них. Ее голос был влажным, липким и густым словно болото.

«Давай купим очки и книги дочкам на эти деньги, – предложил Марат. – И ещё они очень давно не были у зубного».

«Они не заслуживают ничего, так же, как и ты, просто потому, что ты их отец», – выплюнула Эля в лицо Марату и ушла в комнату.

Подошло время ее любимого сериала.

Марат остался стоять посреди кухни. Его душу засосало болото, он стал маленьким и сутулым. Он ощущал себя несчастным уродцем в цирке, которого выводят на потеху публике. Все что у него было в этой жизни сейчас: перекошенные от смеха лица толпы, которая потешалась над тем, как он своими руками уничтожил собственную жизнь.

Следующим вечером Марат обнаружил себя на трассе. Он был пьян после шести бутылок пива и целого дня без еды, но ему предстояло по опасному участку трассы проехать до Белграда 25 километров на велосипеде, который выгодно купил для того, чтобы потом перепродать. Денег на автобус или такси у него привычно не было.

Он позвонил Эле и сказал, что ему предстоят опасные для жизни 25 километров. Эля в это время была с любовником. Она включила громкую связь и они вместе смеющимися голосами пожелали Марату умереть.

Он снова вспомнил лёгкий, полный жизни, смех брюнетки-интеллектуалки.

«Как же жестоко я плачу за предательство. Вот уже много лет я наблюдаю за непрекращающимися изменами своей жены, за тем, как она морально уничтожает меня и наших общих с ней детей, тем, что уже годами у меня нет денег. Все, что зарабатываю, отдаю ей как алименты. Может, и права она, может, и вправду мне лучше умереть прямо сейчас, здесь, на этой трассе? Во что я превратил свою жизнь? И кому она нужна?», – подумал Марат и сел за руль велосипеда.

Из дневника Марты

«Сегодня приснился странный сон. Ко мне подошёл охотничий пёс. Он был голоден и худой. Пес был керамической пепельницей, но вдруг ожил. На его спине было огромное круглое пространство, заполненное окурками. Я очень хотела накормить этого беднягу, но у меня ничего не было с собой. Случайно опустила руку в карман и нащупала пакетик с собачьей едой. Он был наполовину пуст. Хоть что-то. Было совсем неудивительно во сне обнаружить у себя собачий корм, учитывая, что собаки у меня никогда не было. Я высыпала все содержимое пакета псу. Тут случилось неожиданное. Собачья еда в пакете не собиралась заканчиваться совсем. Я высыпала ее прямо на каменный пол какого-то ресторана, корма становилось все больше и больше. Пес с благодарностью и удовольствием ел. Неподалеку стоял хмурый официант. Он наблюдал за всем без одобрения, но не мешал. Корм из пакета высыпался до тех пор, пока пёс не насытился. Когда я проснулась, поняла, что этот пёс был ты, Марат».

История Нелюбви

В воскресный солнечный день принято радоваться жизни. В кафе на набережной было шумно и людно. Нарядные взрослые с достоинством и наслаждением пили кофе. Из общей картины веселья выбивался лишь один мужчина. Его взгляд загнанного в угол волка и дерзкий бокал пива на столе в 11 утра выдавали фатальные перемены в его жизни. Его речь, словно повар режет мясо тупым ножом, старательно вливалась в телефон, который он держал мертвой хваткой, как цепляющиеся за буек будущий утопленник. Громкая связь, женский веснушчатый голос на другом конце жизни, как вызов окружающим: смотрите, я не один.

– Ладно, просто скажи мне, он хотя бы умеет шутить?

– Да, он шутит лучше тебя. -Серьезно?

– Ну понимаешь, – обьяснил скрывающий равнодушие за лёгкостью женский голос из телефона, – его шутки нравятся всем, твои были слишком специфичные: только ты их понимал.

– Ясно. Что говоришь? Идёшь гулять? Да, сегодня солнце, хорошо, отличной тебе прогулки! Когда…?

Может ли быть что-то равнодушнее коротких гудков в тот момент, когда ты к ним не готов?