Текст книги "Амир"

4

Теперь ко всему добавилось плавание в голубой воде, правда долго я там не могла находиться, почти сразу засыпала. Фиса радовалась каждый раз, когда я начинала двигать чем-нибудь самостоятельно, то другая рука поднялась, то нога шевельнулась.

– Рина, ты не бойся, шевели сама, работай, належалась уже, теперь сама все делать будешь, и ходить легко, как птичка прыгать, и руками своими, крылышками взмахивать, скоро петь будем, горлышко тоже промылось. Не молчи, скажи слово золотое, говори девонька, не молчи.

Постель мне заменили, не тот пух, мягко, но я уже чувствовала поверхность. Махать руками и ногами было интересно и смешно, Вито, которого Фиса так и не смогла выгнать, чтобы он меня не стеснял, только отвернулся, но внимательно наблюдал в стекле окна, за которым так и оставался ясный день. Но говорить я не хотела, улыбалась им и молчала.

Вито водил меня по комнате, придерживая за плечи, а Фиса руководила процессом, крепко схватив за руки:

– Шажочек, еще один шажочек, иди, миленькая, иди, красавица, ножки свои распрекрасные ставь на коврик, он мягонький, не поцарапает.

Через несколько дней таких трудов, я, размахивая руками в разные стороны, уже сама прошла путь от постели до окна и рухнула в кресло. Вито радостно улыбнулся, а Фиса всплеснула руками:

– Скоро гулять будем, а теперь кушать, девонька, кушать, милая.

Когда я проснулась после похода к окну и достаточно плотного обеда, в комнате был только Вито, Фисы не было. На мой вопросительный взгляд, Вито сразу объяснил:

– Фиса проверяет травы, которые привезли.

Он стоял у окна на фоне яркого солнечного дня, и я спросила полушепотом:

– Зима?

Он склонил голову, вздохнул и в его руках появился пульт. Пейзаж за окном странно посветлел, а потом совсем исчез, появилось все в серых тучах хмурое небо, а в стекло бил крупными каплями дождь. Я не стала спрашивать, сколько времени прошло с того дня, когда я стояла на скале с Амиром и на меня рухнула боль. Много, раз уже пришла зима, много. Неопределенный срок моего присутствия в этом дворце.

– Спасла?

– Да.

Вито ответил, не поднимая головы, и я не увидела его глаз, лишь плотно сжатые губы.

– Что-то не так?

– Мы не знаем, все должно было быть иначе.

– Амир?

– Фиса запретила ему встречаться с тобой. Он был рядом и все видел, но ничем не мог тебе помочь, и мы не могли. Только Фиса и королева.

– Зеленые глаза это она?

– Да.

Он неожиданно оказался у постели и встал на колено, удивленно спросил:

– Ты ее помнишь?

– Только глаза, а потом удар, я… мало что помню.

Он опустил голову и невесомо коснулся моей руки:

– Я видел записи с королевой, умом понимал… но то, что происходило с тобой…человек этого не может выдержать.

– С ней так же было?

– Она была первой, кто выжил.

– Первой…

– Ты тоже первая. У нее процесс проходил иначе. Амир тебе расскажет все.

– Расскажи ты.

– Нет, девонька, нет, милая, это пусть тебе паразит этот рассказывает, ишь ты, вздумал, такое с тобой сотворил и в кусты! Нет! Вот пусть сам с тобой и говорит!

Разгневанная Фиса уперла руки в бока, еще половника в руках не хватает, глаза сверкают, только попадись ей этот паразит, уж она ему покажет. Но неожиданно одумалась и заявила мне:

– Рано тебе с ним говорить, вот на ноги нормально встанешь, чтоб от ветра не качало, сама по морю голубому поплывешь, да в морду его поганую плюнуть сможешь, вот тогда и говори.

И в доказательство своих слов так намяла мне косточки, что я практически бездыханная кричать даже не могла. А она все приговаривала:

– Вот так, силы набирайся, с ним хитромудрым просто так нельзя разговаривать, его надо бить постоянно, чтобы боль человеческую понял, на шкуре своей почувствовал, как это жизнь отдавать.

Когда она наконец удовлетворенно вздохнула и ушла мыть руки в ванную, я посмотрела на Вито и ужаснулась: он сидел у окна на полу и закрыл лицо руками.

– Вито, я … прости, я не буду больше кричать.

– А ты ему таких слов не смей говорить! Это он на коленях перед тобой ползать должен! Прощения измаливать за хозяина своего, да свою будущую жизнь! В новый мир на твоем горбу въехать захотели, шиш вам!

И даже фигу изобразила своими маленькими пухлыми пальчиками, но опять как-то очень резко успокоилась, странно на Вито посмотрела, легонько вздохнула:

– Ладно, скажи ироду этому, пусть к завтрему готовится. Только чтобы сильно не беспокоил красавицу нашу, волнения ей ни к чему. Иди.

Вито встал и, не посмотрев на меня, вышел, а Фиса тяжело опустила плечи и села в кресло у окна, посмотрела на него и заворчала:

– Вот нелюдь, и окно показал, ну уж что теперь, сама проговорилась.

Мне хотелось успокоить ее, и я улыбнулась:

– Значит, это ты не хотела мне время показывать?

– А кто ж еще? Эти-то ничего в людях не смыслят, я им одно, а они свое гнут, энергия да энергия, а какая энергия, если ты ему в один момент свою жизнь отдала, одна ниточка и осталась.

Она погладила ладошкой колено, расправила ткань и подняла на меня строгие глаза, сокрушенно головой покачала:

– Ты девка, вот что, послушай-ка меня, я тетка старая, жизнью тоже сильно битая, но одно скажу, почему ты выжила, никто не знает. Только королева эта ихняя может что и понимает, уж больно она за тебя переживала, да этому ироду мозги вправляла, хотя муж все ее увести от тебя пытался. Сильна скажу тебе, ой сильна, как зыркнула зеленью своей, как крикнула, ножкой топнула, никого слушать не стала, только, говорит, я могу это сделать, никто мне не указ.

Неожиданно засмеялась довольно, ручкой махнула.

– Этот ирод даже на колени перед ней встал, руками от нее спрятался, глаза свои бесстыжие прикрыл, спаси, говорит, я не успел ничего, даже поговорить не смог, как все и случилось.

И зашептала громким шепотом:

– Убить себя просил мужа королевы, меня, мол, убейте, а ее спасите. Вот оно как. Только она его слушать не стала.

Фиса утерла губы уголком платка, опять головой качнула.

– Но ведь и у нее с первого-то разу ничего не получилось. Ты только корчишься, да сипишь, кричать уже совсем не могла.

Она вздохнула, но продолжила, и взгляд опять стал строгим.

– Ты слушай, тебе это знать надо, может ирод этот ничего и не скажет, а меня подальше от тебя отправит, чтобы лишнего тебе не сказала.

– Не отправит.

Вито стоял в дверях весь черный, не лицо, а маска, даже глаз почти не видно. Но Фиса его не испугалась:

– Ты, Витек, пойди, погуляй, мне с Риной поговорить надо. Иди, и так все знать будете, пусть твой хозяин подумает, как с ней завтра говорить будет.

Я тоже хотела, чтобы Вито ушел, все, что говорила Фиса, пока осталось только словами, я ничего не понимала. Вито голову опустил, кивнул и вышел.

– Зачем Амир просил себя убить?

– Так он же жизнь из тебя и вытянул. Ты ему свою жизнь так отдавала, ты для него спасение.

Жизнь. Я отдавала Амиру свою жизнь, вот что он не смог мне сказать, не успел. Голубой шар, я для него та половинка. Но на фресках они покупают женщину, и она потом живет в доме, никакого намека на то, что происходило со мной. Или не живет? Может, она погибает, чтобы жили другие? Отдает свою жизнь мужчине, и он защищает остальных? Я отдавала свою жизнь, чтобы Амир смог защитить свой возрождающийся народ?

– Ты, девонька не думай пока, я тебе всего не могу сказать, пусть сам все и говорит. Ему во многом тебе признаться придется, боюсь, не хватит ему храбрости самое важное тебе сказать, тут никакая королева помочь не сможет. Да она сама так и сказала.

– Как сказала?

– От тебя все зависит.

Слова королевы Фиса сказала совершенно другим тоном, спокойным и четким. И от кого? От Амира? А может от меня? Но Фиса в подробности вдаваться не стала, продолжила рассказ о моем спасении:

– Дочка его помогла, вот надо же, такой ирод, а какая у него девочка, в мать пошла. И умеет много, сила в ней большая, она и сказала, как надо сделать, без королевы, конечно, не обошлось, ты ее только и услышала, а потом и Маша за руку тебя взяла.

– Мари?

– Да, Машенька.

– Мне сон странный приснился, в нем люди какие-то были, много.

– Так это Машенька тебе их силы и передала, вот ведь умница, я такого никогда не видела! А у этих ты не берешь, он и так к тебе, и за руку брал, и руку на голове держал, да и других королева с собой приводила, ни у кого не получилось.

Фиса не выдержала, встала с кресла и подошла ко мне.

– Ты, Рина, ничего не бойся, пока я с тобой силы твои буду держать, только вот он ведь, ирод этот, все еще у тебя жизнь-то забирает.

– Наверное, она ему нужна, чтобы народ его…

– Да не для народа старается! Себе все, ты девонька-яблонька, так хорошо о нем не думай, ты главного страха не знаешь!

И замолчала, даже губы сжала, махнула рукой и отошла к окну.

– Он меня сразу спросил, боюсь ли я его, в первую встречу.

Фиса обернулась и удивленно посмотрела, а потом не выдержала и подошла ко мне, присела на постель.

– И как?

– Я … уточнила, что разве должна, и он как-то странно потом себя вел. Вито его… заставил уйти. Почему? Он Амира все время контролировал, подойдет, скажет имя, и тот сразу уходил. А когда к морю ехали, ну, в тот день, он опять меня спросил, а я сказала, что не знаю.

– Испугалась?

– Такие на ступеньках стояли… не знаю… опасные какие-то…

– Да они по сравнению с ним цыплята! Несмышленыши зеленые!

Она почти кричала, махала руками от возмущения, но опять остановила себя, опустила глаза, несколько раз глубоко вздохнула, плотно сложила руки на животе и подняла на меня строгие глаза:

– Вот что, девонька, я тебе не буду рассказывать о нем, сам пусть душу свою черную перед тобой открывает.

– Фиса, мне действительно надо его бояться?

– Нет, в том-то и дело, нельзя, только не знаю, сама уже который день думаю, как тебе яблонька в живых остаться.

– Но ты сказала, что он сам… просил… чтобы меня спасли…

– Да потому и просил, что каждую секундочку ты ему жизнь свою единственную отдаешь, пока жива так и будет… а … муки тебе… а ему силы все больше… да жизни…

Фиса пыталась замолчать, но слова выскакивали из нее сами по себе, праведный гнев на Амира, клокотавший в ней все эти дни, не давал возможности остановиться.

– Рина, если бы могла, унесла бы тебя, крылья бы только выросли, а без них не убежать тебе от них, ни в каком месте от них не спрятаться…

– Я все расскажу сам. Фиса, можешь идти.

Амир появился настолько неожиданно, что мы обе вздрогнули. Да и тон хозяина был таков, что Фиса замолчала, не смогла сразу ему достойно ответить.

– Фиса, ты в любой момент можешь вернуться домой, самолет в твоем распоряжении.

Но она уже пришла в себя и ответила таким же тоном:

– А ты меня не выгоняй! Я когда захочу тогда и уеду, ты мне не указ! Не отдам тебе на растерзание …

– Вито.

Фиса не успела договорить свою речь, как появился Вито и на руках вынес Фису из комнаты, он так быстро исчез, что та не успела ничего сказать от удивления.

Амир подошел к окну и долго молчал, руки он отвел за спину, и я видела крепко сжатый кулак правой руки, который он удерживал левой. Я попыталась приподняться на постели, и он услышал звук, сразу оказался рядом со мной и помог переложить подушку удобнее.

– Спасибо.

Он странно посмотрел на меня совершенно черными глазами, едва коснулся руки и опять отошел к окну.

– Амир, подойди, пожалуйста.

Рядом с постелью не было никакого стула, даже пуфика, а стоящий рядом Амир оказался на большой высоте, в смысле мне смотреть неудобно. И он понял, мгновенным движением встал на одно колено. Я только моргнула, растерянно посмотрела на него и извинилась:

– Мне высоко, извини.

Он вдруг закрыл лицо руками и уронил голову на постель. И я совершила неожиданный поступок, рука совершила, голова в этом процессе явно не участвовала, я погладила его по склоненной голове. Такие удивительные волосы, гладкие, не мягкие, а именно гладкие, хотя и непослушные: несколько прядей на макушке стояли в разрез со стрижкой. Он как-то замер, сжался весь, даже широченные плечи странным образом свернулись. А я прошептала:

– Амир, скажи мне, кто ты. Я тебя не боюсь, только хочу знать. Ты же собирался мне что-то рассказать в тот день …

Продолжить я не успела, боль пронзила меня так, что я застонала, и Амир вскинул на меня глаза:

– Вито!

– Не уходи, Амир, не уходи!

Я протягивала к нему руки и морщилась от боли, внутри меня все горело, боль захлестнула все тело. Сквозь пелену, которая уже закрывала глаза, я прошептала:

– От нас все зависит…

И неожиданно все прошло. Когда появился Вито с Фисой на руках, я слабо улыбнулась ей:

– Все уже прошло, все хорошо, Амир, я прошу тебя, не уходи.

– Да ты с ума сошла, да он же из тебя все соки выпьет…

– Нет, Фиса, пусть остается, он сейчас меня спас от боли.

– Из-за него все! Это он!

– Нет, Фиса, не из-за него, что-то не так.

Вито посмотрел на меня неожиданно яркими голубыми глазами, даже не оглянулся на Амира, стоявшего у моей постели.

– Фиса, мы погуляем.

И исчез вместе с ней. Я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь понять, вернется ли боль, но она больше не появлялась, и я подняла глаза на хозяина дома. Он стоял бледный, почти прозрачный, глаза странным образом провалились, и я испуганно спросила:

– Амир, что с тобой?

Он сразу отвернулся и отошел к окну, тяжело вздохнул и спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

– Все прошло. Я… все прошло.

Решительно вздохнув, я снова прислушалась к себе, и боли опять не было, значит, можно говорить. Все правильно, мы должны что-то понять вместе, королева права, только вместе, она нас имела в виду, обоих.

– Амир, расскажи мне все.

– Уже поздно, завтра…

– Сегодня.

Я, наверное, очень долго лежала, вот и накопилась энергия, девать просто некуда. Или очень рада, что Амир пришел. Так, ты уже совсем здорова, раз такие мысли появились. Только в лице Амира как раз радости и не было, он смотрел на меня, и его мысли явно не были приятными, он мрачнел с каждой секундой. Медленным движением он что-то достал из внутреннего кармана пиджака и подошел к постели.

– Ты хотела знать, кто я.

– Скажи.

Вместо ответа на колени мне упал пакет, я не сразу поняла, что это, лишь по медицинскому запаху и форме упаковки догадалась, пакет донорской крови.

– Кровь?

– Да. Человеческая кровь.

Странно, зачем она? Амир так и возвышался надо мной, мрачный черный взгляд и плотно сжатые губы. Неожиданная усмешка скривила их и он произнес:

– Ты никогда не видела, как я ем.

Действительно, они при мне никогда не ели, ни он, ни Вито. И что из этого?

– Я всю жизнь убивал людей, они для меня были пищей.

Слова не складывались в мысль, я смотрела на него и не понимала слов, которые он говорил. Как это люди могут быть пищей? Я коснулась пакета пальцем, кровь.

– Кровь?

– Да, силы мне дает человеческая кровь. Я не сплю, слышу и вижу значительно лучше людей, очень силен, ты даже не можешь представить моей силы. Я глава клана, который состоит из таких же… нелюдей. Я не человек.

Непонятно зачем я спросила:

– Клан это союз?

– Военизированное объединение. Я могу убить любого члена клана. И не только своего. Я могу убить любого, мало тех, кто равен мне по силе и возможностям. И этим я занимался шестьсот лет. Мы живем долго.

Мозг продолжал не понимать слова, какие шестьсот лет, о чем он говорит? Как это убить каждого, кто в его клане? Как это вообще убить? Но что-то тревожило, что-то я упустила в этом сумасшествии.

– Клан это твой народ? Который теперь возродился?

– Нет, народ… я был вождем этого народа до того, как стал таким.

– Эти фрески в пещере… это и есть твой народ?

– Да.

– Я твой шар, голубая половина?

– Нет.

Это спокойно произнесенное слово придавило меня, и я склонилась головой на подушку. Все слова до него так и остались ничем, кроме звука, смысла в них не было. А вот надежда рухнула, очередной раз рассыпалась на маленькие капельки разочарования. Пока есть остатки сил, надо узнать главное.

– Тогда кто я для тебя? Почему именно я?

– Для таких, как мы, природа создала возможность продлить существование. Среди людей есть энергетические половины, которые дают нам силу и еще один жизненный срок. Получив кровь этого человека, его жизнь, мы становимся сильнее и продолжаем жить.

– Теперь у тебя есть еще шестьсот лет?

– Да.

Я кивнула головой и задала последний вопрос, почти шепотом, говорить голос уже отказывался:

– Ты сохраняешь мне жизнь, чтобы еще получить силы?

И вдруг крик, невероятный крик, полный отчаяния и боли, от которого я вздрогнула всем телом, зажмурила глаза и вжалась в постель:

– Нет!!!

– Амир!!!

Крик Вито был таким же громким и отчаянным, через мгновение тишины послышался голос Фисы:

– Кровопивец поганый, ирод черный, монстр бездушный, Рина, девонька моя, да как же, яблонька, ты поплачь, милая моя, ты не слушай его, не думай о нем. Ты поплачь, убивец …как же это…Вито!

Я перестала существовать, Пустота вернулась и разнесла меня по своему безвоздушному пространству маленькими молекулами, превратила в ничто. А ничто думать не может, оно просто не существует, и боли у этого ничто нет, болеть нечему. Пустота с болью и Пустота без боли, что лучше? Одинаково, обе Пустоты, в одной просто боль, а в другой совсем ничего, даже боли нет. Значит, Пустота без боли страшнее, совсем нечему существовать.

Вито стоял по пояс в ледяном бурлящем потоке и время от времени опускал меня туда, я захлебывалась водой, и он меня поднимал, давал время, чтобы я отдышалась, а потом снова отпускал. Громкий голос Фисы командовал:

– Витек, ты не жалей ее, не жалей, опять вздумала убежать, лениться решила! Живи, девка, живи! Ишь, чего захотела, всем тяжело, вот оклемаешься, я тебе о своей жизни расскажу, и ничего, живу вот! Топи ее, топи дурочку!

Промерзшую насквозь, практически утонувшую, меня, наконец, достали из воды и завернули в несколько одеял, Вито так постарался, что я чувствовала себя куколкой насекомого. Когда я смогла уже мычать, а не стучать зубами, Фиса приказала мне открыть рот и влила туда какую-то огненную жидкость:

– Я тебя заставлю жить, заставлю, назло этому кровопийце, ты у меня красавицей неземной будешь, на коленях перед тобой ползать еще будет. А ты что стоишь? Неси травы, согреется маленько, натирать начнем.

Я уже пришла в себя и только испуганно на нее посмотрела, огненная жидкость бушевала во мне, возвращая к жизни. Фиса натерла меня так, что все двигалось как у гуттаперчевой куклы, если до этого она ко мне относилась как к тяжелой больной, то теперь решила, что хватит терпеть мои выходки, лечить надо всерьез. Она раздела меня и, не обращая никакого внимания на присутствие Вито, крутила и вертела во все стороны, на мои крики и стоны лишь продолжала учить жизни:

– Терпи березка-яблонька, ты сильная должна быть, ты этому зверю еще покажешь, что женщина всегда сильнее, она по красоте своей уже сильнее мужика, а умом им нас никогда не догнать. Ты и так разумница, слышала, как с ним разговаривала, истинно, что не боишься, и глазами своими ясными прямо на него смотрела, не мог он в твои глаза смотреть, не мог, вот и правильно, пусть сам тебя боится! Витек, неси еще масло, горлышко надо почистить.

– Фиса!

– Пей красавица, пей, милая, утром спасибо скажешь.

После огненной жидкости маслице пронеслось по горлу легко, обожгло все внутренности, и я уже казалась себе вулканом, наполненным раскаленной лавой.

– Вот и хорошо, вот и щечки стали персиковыми, ты теперь красная девица, невиданная доселе в этом логове змея, а ты его не боись, его несчетным головам такой красоты не превозмочь, мы ему водопад твоей жизни красотой да силой перекроем, ишь чего вздумал, разговорами тебе …

Я открыла рот и выпустила бушующее внутри меня пламя, прошептала:

– Сама я …спросила…

– А он, ирод, знал, ты заволнуешься, и сразу ему жизнь свою отдавать будешь! Для того и пугал, словами сказать не мог, кинул…

И замолчала, губы сжала, поняла, что проговорилась, а я вопросительно взглянула и прошептала:

– Видела…

Фиса махнула рукой, что уж, опять сама виновата, даже на Вито оборачиваться не стала. Хотя стоило бы, удовольствие могла получить, он стал бледным как полотно и глаза опустил. И я остановила взгляд на нем, ты в доме у хозяина служишь, значит, все знаешь.

– Да, Рина, во дворце везде установлены камеры. Во всех комнатах.

Я продолжала на него смотреть, даже пыталась изобразить недовольство, и он кивнул:

– В бассейне тоже.

Неожиданно Фиса решила оправдать действия хозяина дома:

– Ты, Рина, не обижайся, для тебя это, чтобы если что, успеть к тебе, ты тогда бурю учинила, могла и утонуть, а Амир на тебя смотрел, успел, значит, спасти.

Видимо огненные потоки совсем очистили мой мозг от остатков мути, и он стал работать в прежнем рабочем режиме. Вот все, вернее, маленькая часть, стала складываться, смотрел Амир на меня постоянно, появлялся всегда ниоткуда и в курсе всего. И сказал, что он очень силен, значит, двигается быстро, Вито тоже. Ну да, на руках нес как свадебное полотенце, а Амир, а что Амир, ему мой вес, как это, своя ноша не тянет. Но опять, же, странно, не давал возможности Мари о себе со мной говорить, сказал все сам, а сам все уклоняется от разговора, изучает меня в экране телевизора. И, небось, смотрел, как Фиса меня в гуттаперчевую куклу превращала. Я опять подняла глаза на Вито, и он, уже, натренированный Фисой, сразу понял мои мысли:

– Амир видит все, что происходит в этой комнате.

– Вот пусть и смотрит, пусть любуется твоей неземной красотой, где он такое еще увидит, людей-то, ирод проклятый, он только…

– Фиса, мне нужно с ним поговорить.

– Завтра, миленькая, завтра, ночь уже, вот поспишь, сны добрые посмотришь, утречком и поговоришь.

А утречком я еле выжила после того, что она назвала «косточки разомнем», чтобы ходить легче было. Ходить и стоять я не могла, лежала тоже с трудом. Мышцы болели и чувствовали даже прикосновение такой тонкой ткани, как моя простыня и покрывало. И еще маслице для горлышка и многочисленное оборачивание, чтобы голосок лучше звучал. Голос звучал хорошо, судя по тому, что Вито даже иногда глаза щурил от моего возмущения.

– Фиса! Я уже не могу, все опять болит, дай мне возможность…

– У березоньки ствол беленький, ровненький, я тебя красавица, как березоньку выпрямлю, ручки твои вытяну как веточки…

– Не надо веточки!

– Пей, миленькая, пей, голосок свой прозрачный, соловьиный, хрустальный разворачивай для песни нашей, женской, я его сделаю…

– Не надо ничего делать! Я не пою!

– Как это, поешь, еще как поешь, Витек, там травка у меня приготовлена, мы ей ручки-то белые умоем, ножки прекрасные намажем, спать уложим, сон самое лекарство лучшее.

– Я только проснулась, Фиса, мне с Амиром поговорить необходимо.

– Амир уехал.

Вито смотрел на меня ярким желтым взглядом, даже губы поджал, я смогла удержать лицо и пожать плечом, уехал хозяин дома по делам, мне какое дело. Вито не смог промолчать:

– Амир вернется, как только сможет.

Но я на него уже не смотрела, выпила предложенный стакан удивительной гадости, и как это мне нравилось ее пить в первые дни, ужас какой-то. Безропотно далась намазать себя такой же гадостью и улеглась спать в полной тишине, даже Фиса больше ни слова не сказала. Вито встал у окна и опустил голову, крепко сжатые губы и кулаки, что ж может и права Фиса в своих обвинениях Амира.

И только сейчас я подумала, завернувшись с головой в одеяло, Вито служит Амиру, он из его клана, значит и он такой. Нелюдь. И пищей ему служат люди. Я сразу поднялась на постели и крикнула:

– Вито!

Он подскочил ко мне и попытался взять за руку, я не далась, отвела их за спину. Фиса подскочила с кресла и тоже подбежала ко мне:

– Звездочка моя, что с тобой?

А я отвернулась от них и опять завернулась с головой в одеяло. Не буду об этом думать. Не буду думать вообще.

– Вито.

– Рина.

Он уже стоял рядом со мной и смотрел чернотой глаз.

– Ты мне что-то давал, лекарство какое-то, что бы я не думала ни о чем, принеси.

– Ты что, миленькая моя, сладенькая, не нужно тебе никакого лекарства, может, ты уснуть не можешь, так мы ванну тебе голубенькую сделаем…

– Не нужна ванна. Вито, неси, я не буду думать, это правильно, буду просто лежать, и не буду думать. Буду лежа отдавать свою жизнь, и все для всех будет хорошо, Амиру хорошо…

– Амиру не будет …

– Будет! Он же этого добивается? Сколько будет моих сил, пусть столько и будет!

И вдруг Вито схватил меня за плечи, одним рывком поднял с постели и странным шипящим голосом произнес:

– Он от тебя уехал, чтобы не убить, удержаться в своей…жажде.

Как-то сразу сник, опустил меня и тихо сказал:

– Жажде твоей крови.

– Ирод! Отпустил бы Рину…

– Расстояние не имеет значения, он все равно будет забирать у нее жизнь. Где бы она ни была.

А я вдруг успокоилась, вспышка непонятного гнева и обиды прошла, правильно, не просто гнева, а обиды, вот корень, причина такого неадекватного поведения. Амир вчера так крикнул свое «нет», что я вдруг уверилась, что нужна ему, и он не хочет моей смерти. И вдруг уехал, ничего не сказал, просто исчез, повел себя как обычный… а вот и еще одна причина гнева, он такой, какой не может вести себя как среднестатистический, то есть нормальный мужчина. Он не может быть обычным, потому что уже в принципе не человек. А значит, должен вести себя соответственно. Соответственно чему? Моим представлениям об идеальном мужчине? Особенно если пьет человеческую кровь шестьсот лет.

– Вито, тебе тоже шестьсот лет?

– Меньше, столько смог прожить только он. Мы живем дольше людей, но обычно не более трехсот лет.

Фиса странно молчала, сидела в кресле и смотрела на меня потухшим взглядом. Я догадалась, о чем она думает и заявила:

– Вот видишь, Фиса, сбежать даже на крыльях не удастся.

Она перевела взгляд на Вито и спросила:

– Давно началось?

– Сразу, как только Амир почувствовал Рину.

– Это он при ней был и …

– Он держится.

– Да как он мог с его силищей, он же постоянно рядом был, а если убил…

– Он держится.

Фиса даже не смогла слово выговорить, только открывала рот и махала кулачком в сторону Вито. Почему-то именно кулачок Фисы помог мне понять, что Амир хотел меня съесть, а Вито ему не позволял.

– Ты по глазам определял, что Амир готов меня съесть?

– Он тебя не хочет съесть.

Вито опустил глаза, желваки прошлись по лицу, но он справился с собой и объяснил:

– Амир чувствует твою кровь везде, на любом расстоянии. И сейчас чувствует. А я всегда знаю его состояние.

– Это и есть жажда?

– Да.

– Ты это уже …

– Нет.

И такая тоска в глазах, что я не смогла смотреть на него и опустила взгляд, спросила первое, что пришло в голову:

– А зачем он пакет носит с собой?

– Мы питаемся донорской кровью.

– А почему он сказал, что …

– Так было. Сейчас весь наш клан питается только донорской кровью.

– Значит, он только меня хочет…

– Он не хочет тебя убить.

А какая разница, убить или забрать жизнь? Быстро или медленно, результат один. Но Вито вдруг встал на колено и взял меня за руку:

– Все происходит не так, очень быстро. Закон изменился, обычно жажда наступает позднее, не во время встречи. Сначала чувствуешь человека, что это именно он, через какое-то время, у всех по-разному, но проходит время, прежде чем настигает жажда, Амир сразу почувствовал жажду твоей крови.

– А королева?

Вопрос Фисы застиг меня врасплох, при чем королева? Она смотрела на Вито ясным жестким взглядом и требовала ответа.

– Она же человек, а ее муж нелюдь.

– Её спасла любовь.