Текст книги "Глинка: Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни"

Часть первая
Русский дворянин

Глава первая
Детство. Эклога (1804–1817)

Солнце взошло, кончилась ночь.

Громко поют птицы в лесах.

Слушайте их: голосом птиц

Сам говорит небесный дух.

Песня Рыбака. Опера И. Стравинского «Соловей»

В имении Новоспасском Смоленской губернии в солнечное раннее утро 20 мая 1804 года[22]22
  Даты событий, происходящих на территории Российской империи, приведены по старому стилю. В тех случаях, когда композитор находился в Европе, даты указываются в двух вариантах – по новому стилю и по старому (именно в таком порядке в письмах обозначал дату композитор). Разница между юлианским и григорианским календарями в эпоху Глинки составляла 12 дней.


[Закрыть] у отставного капитана Ивана Николаевича Глинки родился второй сын Михаил. Сладкий аромат роз, сирени, цветущих яблонь и молодой листвы многовековых дубов окутывал дом и сад. Под окном спальни, в густой кроне, раздались звонкие трели соловья – так впоследствии рассказывала мать будущего композитора Евгения Андреевна Глинка.

Проверить достоверность этой идиллической пасторали сегодня невозможно. Но надо заметить, что соловей являлся в первой половине XIX века самым популярным символом в русской поэзии[23]23
  Только в стихотворных текстах первой половины XIX века соловей упоминается около ста раз.


[Закрыть], олицетворяющим талант, дар и экстаз любви. Слова матери показательны для нас – они свидетельствуют, что ребенок был желанным и любимым. С самого рождения ему предсказывалось блистательное будущее. Пение соловья, предопределившее, по мнению родственников, будущее призвание мальчика, неизменно вспоминалось в семье Глинок как незыблемый факт.

Легенда становится явью для тех, кто в нее верит.

Совпадение или нет, но Глинка сделает два разных переложения известного романса Александра Алябьева «Соловей»[24]24
  В 1833 году он написал в Берлине виртуозные вариации, а в 1856-м сделал переложение для голоса с оркестром.


[Закрыть] на стихи Антона Дельвига, своего друга. Возможно, он и сам верил в предсказание того новоспасского соловья.

Будущий композитор родился в эпоху перемен, обещанных пришедшим к власти Александром I. Внук великой Екатерины II, он перенял ее способ властвования и следовал за ее политическими амбициозными проектами (все это можно назвать «сценарием власти», согласно историку Ричарду Уортману) в первые десятилетия нового, XIX века. Империя разрасталась. В 1801 году в подданство России перешла Восточная Грузия. Победы в войнах с Турцией, Персией и Швецией принесли территории современных Молдавии, Западной Грузии, Северного Азербайджана и Дагестана, Финляндии и Аландских островов.

Но за фасадом успешной внешней политики скрывалась трагедия в царской семье, которую желали забыть как сам Александр I, причастный к ней, так и все высшее дворянство. В 1801 году, за три года до рождения Михаила Ивановича Глинки, страна пережила дворцовый переворот. Ночью 11 марта 1801 года в Михайловском замке Павел I встретил свою смерть. Он был убит командирами своих вооруженных сил. Прежнее царствование своего отца Александр I объявил деспотичным. Дворянству, потерявшему свои привилегии при нем, был возвращен статус элиты.

Главным посылом, определяющим в это время власть нового императора, была дружба в высших кругах общества, возвещающая о конце разлада между императором и дворянством. Россия, гордившаяся своими завоеваниями еще с царствования Екатерины II, ощущала небывалый подъем патриотизма и эйфории. Молодые люди воспользовались разрешением носить круглые шляпы. Старые кафтаны, камзолы и неуклюжие мундиры павловского правления сменились облегающими, близкими к французской моде сюртуками. Женщины начали одеваться так, что напоминали римские статуи, сошедшие с пьедестала[25]25
  Уортман Р. С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии: В 2 т. Т. 1: От Петра Великого до смерти Николая I. М.: ОГИ, 2004. С. 260.


[Закрыть]. Новый вектор власти, ориентированный на европейское Просвещение, нравился российскому дворянству, многие представители которого не были этническими русскими.

Многочисленный и почитаемый в России род Глинок происходил из польских дворян[26]26
  Некоторые исследователи пишут о белорусских корнях рода Глинок.


[Закрыть]. История их перехода под власть российской короны вполне традиционна для того времени.

В XVII веке польский рыцарь пан Викторик Владислав Глинка (1616–1665) в числе других польских шляхтичей Речи Посполитой выступал против русских войск царя Алексея Михайловича. Борьба шла за Смоленск, который три раза переходил то к Речи Посполитой, то к русским. В 1654 году он окончательно вошел в состав России.

Храбрый воин Викторик Владислав добровольно перешел под знамена Московского государства, победившего в сражении. Польские корни и католическая вера не помешали ему принять православие и превратиться в Якова Яковлевича. В благодарность за подчинение и помощь в усмирении польских соотечественников российский царь оставил за ним смоленские земли, полученные при польском короле, и прежний дворянский герб.

Герб, упоминания о котором относятся к XI веку, назывался Тржаска или Тшаска (польск. Trzaska). Его символика увековечила доблестные сражения предка по имени Тржаска. Он храбро защищал в боях Болеслава Храброго, первого короля Польши. Во время битвы, как гласит легенда, он сломал свой меч, тогда король отдал ему свой, но и королевское оружие не выдержало атаки врагов. Два сломанных меча, направленных друг к другу сломанными клинками, расположены на гербе.

На Смоленщине польский предок и его потомки постепенно расширяли свои владения. Они образовали несколько ветвей рода Глинок, которым принадлежали земли в Смоленском, Ельнинском (здесь располагались имения прямого предка Михаила Ивановича Глинки), Рославльском, Духовщинском и Дорогобужском уездах[27]27
  Ветвь, к которой принадлежал композитор, получила в специальной литературе название «ельнинская», так как родовое имение прямого потомка Михаила Ивановича принадлежало к Ельнинскому уезду Смоленской губернии. Благодарю Надежду Владимировну Деверилину за подробные сведения о предках и родственниках М. И. Глинки. Она подробно описала родословие смоленских Глинок в издании «Смоленских Глинок древний род» (Смоленск: Свиток, 2013), в которой представлены судьбы полутора тысяч человек. В описании родственников М. И. Глинки также использовались книги: Деверилина Н. В. Глинка и Смоленщина. Смоленск: Свиток, 2014; Федоров Б., Деверилина Н., Королева Т. Смоленские Глинки: 350 лет на службе России: 1654–2004. Родословная рода Глинок и потомков сестер М. И. Глинки. М.: Гареева, 2004. В реконструкции усадебной жизни Глинки использовались десять сборников, выходивших по следам конференций в Музее-усадьбе М. И. Глинки в Новоспасском.


[Закрыть].

Военная служба являлась личной обязанностью смоленских Глинок, как и всей смоленской шляхты. Поэтому все предки композитора, в том числе дед, отец, братья и дяди, прошли военную службу. Смоленску, городу-форпосту на русско-польской границе, часто приходилось отражать напоры неприятеля. «Город-крепость» и «город-ключ» – так называли Смоленск. Смоленская шляхта считалась особым социальным образованием, одним из привилегированных военных формирований в России. Здесь дворяне обладали схожим мировоззрением – их отличали повышенная преданность императору, особое чувство патриотизма и готовность немедленно вступить на военную службу, что сохранялось и в XIX веке.

В мирное время смоленские помещики занимались хлебопашеством и скотоводством. Глинки развивали свои хозяйства с усердием и добивались хороших результатов. Сохранились свидетельства, что из имений Глинок отправляли домашнее варенье, коврижки, сыры и живность ко двору Екатерины II, которой нравились глинкинские яства.

В Смоленской губернии дворяне жили по установленному в петровской столице распорядку. Вслед за новогодними праздниками следовала череда балов и маскарадов. После масленичных гуляний наступал Великий пост, когда все публичные представления запрещались. Театральные развлечения заменялись концертами. Однако музыкальная жизнь в этих местах была довольно бедной. Музыкальными талантами жители, как они сами считали, не обладали[28]28
  Об этом писал музыкант И. В. Романус в «Северной пчеле». См.: Романус И. В. Приезд М. И. Глинки в Смоленск (Из письма к издателям) // Северная пчела. 1848. № 54. 12 февраля, четверг. Стб. 154.


[Закрыть]. Пограничное расположение Смоленска рождало ощущение края России, оттого и называли эти места с дворянскими усадьбами «глушью».

К XIX веку род Глинок был хорошо известен и распространен. Фамилия часто встречалась на страницах прессы, в переписке и литературных источниках. Чтобы не запутаться в многочисленных Глинках, корреспонденты могли в письмах рядом с их фамилией указывать род занятий того, о ком шла речь. Например, когда писали о герое нашей книги, то указывали – музыкант.

В XIX веке этот род прославили не только военные, но и люди творческих профессий и интеллектуалы. Пятиюродными братьями Михаила Ивановича были известные литераторы, представители другой ветви рода – из Духовщинского уезда. Известный писатель и издатель Сергей Николаевич (1776–1847) занимался также сочинением либретто для опер, которые часто шли на русской сцене. Федор Николаевич (1786–1880) прославился «Письмами русского офицера», в которых он рассказывал об Отечественной войне 1812 года. Его супруга Авдотья Павловна (1795–1863) принадлежала к первым русским женщинам-интеллектуалкам: она переводила немецких романтиков, а также занималась написанием духовной литературы. Хотя прямых свидетельств о личном общении будущего композитора с прославленными братьями не сохранилось, он, безусловно, знал их и читал их труды.

Долгое время о родителях и близких родственниках Михаила Ивановича сообщалось кратко. Их роль в жизнеописаниях композитора была минимальной. Один из мифов о Глинке гласил: он был самородком, творившим вопреки обстоятельствам. Родившись в глуши, он, казалось бы, не имел никаких культурных и интеллектуальных оснований для выбора композиторского пути, в отличие от европейских гениев. Например, Иоганн Себастьян Бах, Вольфганг Амадей Моцарт, Людвиг ван Бетховен – все они родились в музыкальных семьях, где занятие музыкой считалось главным ремеслом рода. Музыкальные впечатления и профессиональные музыканты окружали их с рождения.

Однако факты, открытые в последнее время смоленскими краеведами, собранные буквально по крупицам в архивах, развенчивают этот миф. Весь образ жизни родителей и близких родственников композитора создавал «почву» для его выдающейся музыкальной судьбы.

Имение Новоспасское, в котором родился Глинка, основал его дед – Николай Алексеевич (1735/36—1805). Он принадлежал к состоятельным помещикам, образующим прослойку дворян со средним уровнем дохода. Он владел многими землями на Смоленщине, и к 1792 году ему принадлежало 1207 душ. Но и семья его была большой. В браке с Феклой Александровной, урожденной Соколовской (1747–1809), у них родились 12 детей[29]29
  Письма Евгении Андреевны Глинки / Вступ. ст., подг. текста и коммент. Н. В. Деверилиной. М: ГЦММК им. М. И. Глинки. М.: Дека-ВС, 2004. С. 4. (Далее – Письма Е. А. Глинки.)


[Закрыть]. Все нажитое он делил между наследниками. Примерно в начале 1780-х годов, после появления младшего ребенка, отца композитора Ивана Николаевича, он переехал на новое место – в Новоспасское[30]30
  В этом селе в 1780 году проживали 59 крестьян.


[Закрыть]. Здесь он начал строительство новой дворянской усадьбы.

Имение было большое, протяженностью примерно 21 километр (20 верст) и почти доходило до города Ельни. Но для решения насущных вопросов, например постройки новой церкви, нужно было ездить в губернский центр Смоленск, более чем за 128 километров. Дорога занимала примерно сутки.

Любые передвижения были связаны с погодными условиями. Весной и осенью обычно наступала распутица, а значит, выехать из Новоспасского было трудно или невозможно. Сезонное состояние дорог вносило устойчивый ритм в деятельность Глинок, в том числе и Михаила Ивановича.

Дед заработал репутацию честного и рассудительного человека. После военной службы он в 1780-е годы был выбран заседателем верхнего земского суда Департамента Смоленского наместничества, где рассматривал уголовные и гражданские дела дворян. После переезда в Новоспасское его избирают предводителем дворянства Ельнинского уезда, к которому относилось тогда имение.

Хозяйственные дела и доходы его мало интересовали. Его помыслы были обращены к Богу: он отличался страстной верой и любовью к колокольным звонам. Однако ближайший храм располагался в восьми километрах от Новоспасского, в имении родственников Шмаково.

Дед писал в Святейший синод: Новоспасское «от приходского села Шмакова состоит в дальнем расстоянии, и к тому же за двумя реками Десной и Стряною, и притом за грязями и болотами по тракту в проезде к приходской церкви находящимися. В весенние и осенние и другие непогодливые времена бывает немалая трудность и неудобство, почему… лишаюся слышания славословия Божия»[31]31
  Цит. по: Письма Е. А. Глинки. С. 72.


[Закрыть]. Он просил у Синода разрешение на постройку своей церкви, которое вскоре было получено. Для благочестивого обустройства храма он ездил в Тихвин, в Успенский мужской монастырь и снял мерку с явленного там чудотворного образа Тихвинской Божией Матери. Заказал такой же величины образ в богатой ризе и пристроил вверху своей церкви придел, посвященный Тихвинской иконе Божией Матери. Строительство шло быстро, и в 1786 году храм во имя Преображения Господня был освящен.

Церковь во времена деда являлась центром усадьбы: с нее начинался и здесь заканчивался земной путь всех обитателей имения, с ней были связаны все важные семейные события – крещение детей (в том числе Михаила, которого крестили 21 мая, как и полагается, на следующий день после рождения), венчания[32]32
  Сейчас около храма сохранились захоронения родителей композитора – Ивана Николаевича и Евгении Андреевны, брата по линии отца Луки Николаевича (1768–1826), а также сестры композитора Пелагеи Ивановны Соболевской.


[Закрыть].

Заботы об огромном хозяйстве и многочисленных детях легли на плечи Феклы Александровны, бабушки будущего композитора. К своим тридцати годам она научилась успешному управлению и заслужила репутацию благочестивой, рассудительной и расчетливой барыни. Свое религиозное рвение она передавала детям и внукам, в том числе маленькому Мише. Но в исторической памяти новоспасских Глинок она осталась как женщина властолюбивая и жесткая.

Отец композитора Иван Николаевич (1777–1834)[33]33
  Год рождения отца принимается по дате на надгробном памятнике у церкви в Новоспасском. Архивных документов, подтверждающих ее, пока не найдено.


[Закрыть], младший сын в семье, отличался практичностью и деловой хваткой, унаследованными от матери Феклы Александровны. Согласно существующей практике, он, малолетним ребенком, был приписан к лейб-гвардии Измайловскому полку. Вышел в отставку в 1801 году и занялся управлением имения. Он получил Новоспасское по наследству после смерти Николая Алексеевича, своего отца (то есть дедушки композитора) 29 июня 1805 года[34]34
  Дата уточнена по новым архивным данным.


[Закрыть]. Условием его вступления в наследство было сохранение главенства матери в ведении дел. Глинки, как и другие семьи, беспрекословно соблюдали иерархию – младшие подчинялись старшим[35]35
  Об этом см.: Шокарева А. Дворянская семья: Культура общения: Русское столичное дворянство первой половины XIX века. М.: Новое литературное обозрение, 2017 (Культура повседневности). С. 172.


[Закрыть]. Постепенно он учился у нее ведению дел и проявлял желание приумножать доходы, чем радовал мать.

Фекла Александровна, по-видимому, души не чаяла в младшем сыне. Она заботилась о его счастье, что доказывает и ее невероятное участие в обустройстве его семейной жизни.

Любовная история Ивана и матери Михаила Ивановича – Евгении похожа на французский роман или оперу эпохи классицизма, в которой сталкиваются чувства и долг. Их любовь превратилась в еще одну легенду, сохраняемую в родовой памяти Глинок.

Новоспасские Глинки часто ездили к родственникам в роскошное имение Шмаково. Огромный дом с сорока покоями, просторный зал, где давались театральные представления и балы, анфилада комнат и большая фамильная портретная галерея, украшавшая стены, – все это вызывало восхищение новоспасских Глинок и окружающих помещиков. Регулярный парк террасами спускался к реке Стрянке. Переливался каскад прудов. Искрилось на солнце множество фонтанов. На прудах гости отдыхали в беседках, расположенных на искусственных островках[36]36
  Усадьба не сохранилась. Подробнее см.: Деверилина Н. В., Королева Т. К. «Я открою вам сердце мое»: 200-летию со дня рождения М. И. Глинки посвящается. Смоленск: Смядынь, 2001. С. 63–73.


[Закрыть]. В этой роскошной обстановке, в окружении садов, оранжерей, под звуки французской музыки Иван общался с приветливой девицей Евгенией Андреевной Глинкой (1783–1851), приходившейся ему троюродной сестрой[37]37
  Ее отец ротмистр Андрей Михайлович Глинка (1725 (?) – 1791) обустраивал усадьбу в Лучесе, где построил храм во имя иконы Казанской Божией Матери. Ему принадлежали деревни с примерно восьмьюстами душами и более 1648 десятинами земли (примерно 1800 гектаров).


[Закрыть]. Эта ветвь рода происходила из местечка Лучеса Смоленской губернии, которое передавалось из поколения в поколение. Когда Евгении было восемь лет, оба родителя скончались[38]38
  Точные даты их смерти не установлены. Во время Великой Отечественной войны были утрачены архивные документы с метрическими книгами Смоленского уезда.


[Закрыть], заботы о семье взял на себя ее старший брат – двадцатилетний Афанасий Андреевич (1772–1825)[39]39
  В браке у него не было детей. Его жена Елизавета Петровна стала крестной матерью Михаила Ивановича. О ней композитор будет часто справляться у матушки в письмах.


[Закрыть]. Так Евгения стала жить в Шмакове.

Иван и Евгения полюбили друг друга. Возможно, под одним из многовековых дубов, которые сохранились и сегодня, он открыл ей свои чувства. Но влюбленные должны были подчиниться правилам. Ближайшие родственники – а троюродное родство считалось близким – не могли вступать в брак. Однако прецеденты подобных браков случались, особенно часто в Смоленской губернии. Шляхта издавна предпочитала заключать браки в узком сословном кругу, это привело к тому, что через несколько поколений большинство смоленских дворян состояли в той или иной степени родства. Вот и на этот раз духовное ведомство выдало разрешение на брак Ивану и Евгении. Но против их венчания выступил брат Афанасий Андреевич.

Иван с родителями несколько раз ездил свататься, но каждый раз слышал от опекуна: «Нет, нет и нет».

Можно лишь предполагать, чем руководствовался Афанасий в своих отказах.

На Смоленщине еще не забыли громкую историю о тридцати шести браках, признанных незаконными[40]40
  Громкое дело началось с жалобы помещика Петра Азанчеева в 1726 году, в которой он обвинял вдовца князя Михаила Друцкого-Соколинского в похищении своей дочери и в незаконном с ней сожительстве. Друцкие-Соколинские приходились Глинкам родственниками. Подробнее см.: Сахаров И. В. О функционировании брачного права Русской православной церкви, относящегося к бракам между родственниками: насколько оно соблюдалось на практике в синодальный период ее истории? – http://nlr.ru/ nlr/ div/ genealogy/ school/ 2a.pdf.


[Закрыть]. Судебные разбирательства шли в течение двадцати лет и отравляли существование многим дворянским семьям, лишая кого-то наследства, а кого-то фамилии. Опекун не желал столь плачевной участи любимой сестре.

Вероятно, брат считал, что Иван Николаевич при всех его достоинствах – остром уме, приятном нраве и веселом характере – не пара Евгении. Глинки из Лучесы считали себя более образованными, обеспеченными и находящимися выше по статусу. Они любили искусства, играли на музыкальных инструментах, устраивали балы. Особую гордость вызывал крепостной оркестр отца, который затем перешел в имение Афанасия в Шмаково. Именно этот оркестр будет восхищать Михаила, о чем речь пойдет позже. Видимо, Глинки из Лучесы и Шмакова равнялись на богатые имения Смоленщины, задававшие моду в этих краях – на усадьбы Паниных, Шереметевых, Лобановых-Ростовских, Голицыных, Барышниковых.

Фекла Александровна, в свою очередь, понимала, что Евгения – хороший выбор сына. Она рассуждала прагматично: родственный брак сможет объединить и укрепить глинкинские владения. Именно она, склонная к рискованным поступкам, и решила устроить похищение невесты. Влюбленные поддержали план. Хотя любовные побеги были нередкими «забавами» среди дворянства (вспомним «Метель» А. С. Пушкина или «Войну и мир» Л. Н. Толстого), но все же случай Глинок оказался исключительным и был вписан в летопись этого края.

Вот как разворачивались события согласно семейной легенде.

В условленный день рано утром Евгения надела лучшее белое платье и вышла к карете, где ее ожидали жених со свекровью. Свое будничное платье она оставила на берегу шмаковского озера. За каретой влюбленных следовали верховые, которые разобрали мост по дороге и выстроили новую переправу через Десну. Но в Шмакове ничего не подозревали о происходящем. Девушку позвали к утреннему чаю в 9 утра, но оказалось, что ее в доме нет. Начались поиски. Побежали к озеру и около водоема нашли ее одежду.

Афанасий решил, что она утонула. Баграми и сетью пытались отыскать ее тело в озере. Все это заняло много времени.

Легенда гласила, что на правильный путь их направил мельник, который иносказательно заметил:

– Нечего вам здесь в озере искать – рыбка далеко уплыла!

Брат догадался о похищении и отправил людей в погоню до Новоспасского. Но было уже поздно. 30 мая 1802 года влюбленные – Ивану было около двадцати пяти, а Евгении – 19 лет – обвенчались в отстроенной дедом церкви.

Бабушка долго пыталась помириться с опекуном, которому ничего другого не оставалось, как в конце концов согласиться на уговоры почтенной пожилой родственницы.

Родственники вспоминали, что Евгения и Иван сохранили на протяжении всей жизни нежные отношения. Они воплощали идеал дворянской семьи XIX века, который описывался в одном из руководств того времени: «Каждый муж должен видеть в жене своей лучшего друга своей жизни, а потому и уважать права ее как женщины, чтить образ мыслей ее, быть строгим исполнителем ее невинных и благоразумных желаний и блюстителем ее чести»[41]41
  Шокарева А. Указ. соч. С. 13.


[Закрыть].

В их счастливом браке родились 13 детей, что даже по меркам того времени считалось выше среднестатистической нормы. Вслед за Алексеем, родившимся через год после свадьбы, появились погодки Михаил и Пелагея. С 1809-го в течение трех лет родились Наталья, Елизавета и Иван. После войны 1812 года появились на свет Мария, Евгений и Людмила, ставшая в конце жизни близким другом композитора. После отъезда Михаила из Новоспасского в семье родились Екатерина, Николай и Андрей. Последний ребенок Ольга появилась на свет 29 января 1825 года, когда матери было около сорока двух лет[42]42
  Все даты рождения детей Глинок: Алексей – 1803 год, Михаил – 1804-й, Пелагея – 1805-й, Наталья – 1809-й, Елизавета – 1810-й, Иван – 1811-й, Мария – 1813-й, Евгений – 1815-й, Людмила – 1816-й, Екатерина – 1819-й, Николай – 1822-й, Андрей – 1823-й, Ольга – 1825-й.


[Закрыть]. Но неизлечимые болезни и инфекции в то время часто уносили жизни, особенно детей. Родителей пережили только четверо – Михаил, Мария, Людмила и Ольга[43]43
  Первенец Алексей умер в 1804 году, Иван – в 1813-м, Екатерина – в 1821-м, Николай – в 1823-м, Пелагея – в 1828-м, Евгений – в 1834-м, Андрей – в 1839-м, Наталья – в 1849-м, Елизавета – в 1850-м.


[Закрыть].

14 сентября 1804 года, через четыре месяца после рождения Миши, умер первенец молодожен Алексей[44]44
  Родился 8 марта 1803 года и умер 14 сентября 1804-го.


[Закрыть]. Бабушка, полновластная хозяйка, приняла решение забрать второго ребенка у неопытной матери и самой воспитывать внука. По-видимому, именно в это время и возник в восприятии молодожен отрицательный портрет бабушки. Он запомнился потомкам по рассказам горюющей Евгении Андреевны, которой казалось, что она фактически потеряла обоих сыновей[45]45
  Родителям, воспитанным на европейских нормах, многое не нравилось в Фекле Александровне. Они считали, например, недопустимым ее грубое, как им казалось, обращение с крепостными. Это восприятие транслировали и дети Глинок, например Людмила, в замужестве Шестакова, в своих воспоминаниях.


[Закрыть]. Позже сестра Людмила вспоминала, сочувствуя матери: «Ужасное было положение родителей того времени»[46]46
  Шестакова Л. И. Былое М. И. Глинки и его родителей // Глинка в воспоминаниях современников. С. 32.


[Закрыть]. Так складывался миф о страданиях молодой четы и в глубинной памяти рода хранился миф о злой и несправедливой бабушке.

Однако факты повседневной реальности тех дней позволяют снять лишний пафос трагизма, окутавший семейную историю. Фекла Александровна и молодые продолжали жить в одном небольшом доме (об этом свидетельствует сохранившийся до нашего времени фундамент строения). К тому времени он еще не был перестроен. Бабушка лишь перенесла младенца на свою половину, и, гипотетически, мать могла видеть сына каждый день. Но, видимо, Фекла Александровна, как старшая в семействе, могла установить ограничения, по которым Евгения Андреевна не могла входить к свекрови в любое время без разрешения.

Михаил Иванович вспоминал в «Записках», очевидно, пересказывая рассказы матери и крепостных, что его держали в сильно натопленной комнате, одевали в шубку, поили на ночь чаем со сливками и сахаром, кормили кренделями и бубликами. На улицу не выпускали до наступления теплой весны.

Позже было принято считать, что именно бабушка вырастила тепличного ребенка, всю жизнь страдающего болезнями. По крайней мере, эта причинно-следственная связь между первым воспитанием и последующими заболеваниями прочно установилась в сознании самого композитора. Собственное самочувствие станет одной из главных тем в его жизни. По значимости и количеству внимания она будет конкурировать даже с музыкой. О болезнях Михаила Ивановича поговорим позже.

Если взглянуть на эту ситуацию беспристрастно, то поступок бабушки имеет свои объяснения. Ограждение от внешнего мира являлось вынужденной мерой, так как эпидемии неизлечимых тогда болезней, например кори и дифтерии, уносили жизни многих младенцев. А в натопленной комнате, о которой вспоминал Михаил Иванович, температура достигала не более 25 градусов по Цельсию, что соответствует сегодняшней норме в педиатрии.

Бабушка старалась уберечь младенца, родившегося слабеньким с врожденными заболеваниями. Самоотверженность, с которой Фекла Александровна, сама болеющая в последние годы жизни, ухаживала за ним, вызывает уважение. Видимо, ее усилия по спасению наследника имеют след в ее собственной судьбе. Она потеряла двоих сыновей в раннем возрасте, и их также звали Алексеем и Михаилом.

Но в целом ранние годы жизни Миши были похожи на детство многих дворянских младенцев, с тем счастливым отличием, что его любили и баловали. У него были кормилица Татьяна Карповна и нянька Авдотья Ивановна, молодая, веселая женщина, которая, как и полагалось, знала множество народных песен, прибауток, сказок. Мишу постоянно развлекали крепостные: пели песни, устраивали игры и танцы (что, согласно современным представлениям о воспитании детей, могло также благоприятно сказаться на развитии его талантов).

Авдотья Ивановна позже рассказывала Людмиле Шестаковой, поддерживая миф о «злодействах» бабушки:

– Страшное наше житье тогда было; я боялась вашу бабушку, как огня: как заслышу ее голос, так хоть бы провалиться!

Надо заметить, что боязнь крепостных девушек старших барынь была распространенной.

Часто бабушка делала замечания вот по какому поводу: «Когда бабушка заметит, что Михаил Иванович скучен или не совсем здоров, сейчас крикнет:

– Авдотья, рассказывай сказки и пой!

И барчук, как звали мы его, всегда был доволен этим!»[47]47
  Шестакова Л. И. Былое М. И. Глинки и его родителей // Глинка в воспоминаниях современников. С. 32.


[Закрыть]

В раннем возрасте Миша отличался от сверстников отличной памятью, быстрым овладением новыми навыками, стремлением к обучению и способностями к рисованию. Еще при жизни бабушки, по-видимому, когда ему было около четырех лет, он научился читать церковные книги на церковнославянском языке с титлами, которые в основном и водились в доме, по крайней мере на бабушкиной половине. Его учил священник дедушкиного храма Иоанн Стабровский, крестивший мальчика и фактически ставший членом семьи[48]48
  Его роль в сохранении имения во время войны 1812 года будет значительной, о чем последует рассказ ниже.


[Закрыть]. Как гласила семейная легенда, ребенок уже через несколько дней занятий радовал бабушку декламацией священных текстов. Сейчас, правда, сложно сказать – действительно ли он читал или восстанавливал много раз слышанный текст по памяти, как делают многие дети в раннем возрасте. Церковные службы поражали его воображение. Он любил рисовать храмы мелом на полу.

В воспоминаниях родственников этот детский период жизни будущего гения обрастает очередными легендами, формируя еще один миф – о Глинке как о сошедшем на землю ангеле, и этот идеальный детский образ будет часто «деформировать» представления о реальной фигуре Михаила Ивановича.

Абсолютный слух и музыкальные способности мальчика, видимо, тоже проявились в возрасте четырех-пяти лет. Как и дед, он любил колокольный звон. Разложив медные тазы, он ударял по ним, передавая интонации колоколов Новоспасской церкви. Во время болезни для развлечения ему приносили малые колокола.