Текст книги "Земля королевы Мод"

В эпоху подросткового кризиса Настя вступила относительно поздно, на пятнадцатом году жизни. Зато процесс сразу пошел излишне бурно, словно открылись какие-то шлюзы или прорвалась плотина. Из необщительной домоседки с ее цветами, орнаментами, сказками и журналами мод, Настя буквально за три месяца превратилась в типичную «современную» девицу с сигаретой в углу ярко накрашенного рта, крашеными патлами и банкой пива в руке. Круглое и вообще-то миловидное лицо выражало презрение ко всему на свете. Ее и без того небогатый язык деградировал до словаря Эллочки-людоедки. В критический период округлившийся в вышеупомянутом презрении рот девушки исторгал всего несколько слов, каждое из которых закономерно начиналось на букву «о»: «отпад», «отстой», «отвянь», «отвали» и «обрыдло».

Раньше подруг у Насти не было. Влюбленностей тоже не замечалось. Теперь появилось все сразу, в каком-то явно избыточном объеме и недостаточном качестве. Несколько раз девушка не пришла домой ночевать.

Светка склонна была ни на что не обращать внимания. Объяснялось ли это полным равнодушием к судьбе Насти или являлось каким-то ловким педагогическим приемом – никто, в том числе и сама падчерица, не мог разобрать. У Сергея, напротив, то и дело не выдерживали нервы. Настя, заметив это, практически перестала хамить Светке и сосредоточилась на Сергее. Несколько раз из дома пропадала довольно крупная денег. Из кабинета Сергея исчезла малахитовая подарочная ручка-зажигалка. Светка то и дело не досчитывалась дорогой косметики. Рассуждая о кражах, и Сергей, и Светка думали не о самой Насте, а о ее друзьях. В конце концов Сергей запретил девушке приводить домой кого бы то ни было. Настя по видимости подчинилась.

Ходить в школу она практически перестала. Учиться, естественно, тоже. Допуски к экзаменам за девятый класс ей поставили за довольно большую взятку, которую Сергей отнес в школу и оформил как спонсорскую помощь в оснащении кабинета информатики. Для помощи в подготовке к экзаменам Светка наняла Насте репетиторшу и положила ей очень хорошие деньги за положительный результат, то есть за получение Настей аттестата об окончании неполной средней школы. Через неделю репетиторша уволилась со слезами, сказав, что не то что заниматься, но и видеть Настю больше не желает. «Не можешь общаться с порядочными людьми, значит, будешь готовиться сама!» – перешел к решительным мерам Сергей, запер Настю дома и поставил у ее двери охранника из своей фирмы, который должен был караулить, чтобы девочка не сбежала из квартиры. Телевизор, компьютер и музыкальный центр из Настиной комнаты убрали, оставили только учебники и бультерьера. Вопреки предположениям приемных родителей, девочка не стала бушевать, объявлять голодовку и требовать освобождения. Переодевшись в трусы и длинную футболку, смыв с себя боевую раскраску, она спокойно вернулась к срисовыванию открыток.

Спустя десять дней Сергей, неожиданно заехавший из офиса домой за бумагами, застал Настю и ее охранника в совершенно недвусмысленном, подчеркнуто животном положении. Любовники даже не удосужились раздеться. Семейный очаг увиделся Сергею безнадежно опороченным и испоганенным, и на мгновение ему даже показалось, что он снова вернулся в стерлитамаковский барак. Тонкий налет цивилизации слетел с бизнесмена в мгновение ока. Настя, которая как кошка бросилась на защиту любовника, отгребла по морде без всякого сожаления. В бараке, где родился и вырос Сергей, идея о неприкосновенности женщин казалась дикой и смешной обоим полам. В пьяной ленинградской богеме, где провела первые годы своей жизни Настя, – мыслили аналогично. Тем более, что на ее стороне был бультерьер…

После окончания разборки ее участникам по совокупности наложили около двадцати швов. Охранника уволили. Бультерьера по светкиной версии отдали в питомник, а скорее всего – усыпили.

Сергей предложил Светке серьезно поговорить о будущем. Светка согласилась. «Очевидно, что дальше будет только хуже – сказал Сергей. – яблочко от яблони… И ничего с этим поделать нельзя. Мы ли не пытались. Согласен попытаться еще, но подальше от меня. Видеть ее больше не могу. Ты знаешь, что она и меня пыталась соблазнить?…»

– Что ты предлагаешь? – спросила Светка.

Сергей предложил отправить Настю в закрытую частную школу в Англии. Или отдать ее родным ублюдкам-родителям. Или любым другим образом убрать ее из их со Светкой жизни. Светка стояла у окна, отвернувшись и опершись обеими руками о каменный подоконник.

– В семье должны быть дети, это правильно, – продолжил Сергей. – У тебя детей, к несчастью, быть не может. Но я уже все обдумал. Я найду простую, здоровую, вменяемую бабу, у которой уже есть свои здоровые дети, вдову или разведенку, заплачу ей тысяч десять-пятнадцать баксов или, еще лучше, пообещаю купить квартиру. Потом оттрахаю ее до того момента, пока она от меня не понесет. Надеюсь, ты не будешь к ней ревновать? Потом она родит ребенка и за деньги или за квартиру отдаст его мне, нам. Разумеется, все будет официально. Она от него откажется в роддоме из-за внебрачной беременности и тяжелых материальных условий жизни, а мы его или ее усыновим, потому что у нас с материальными условиями все в порядке. Проблем с этим, я думаю, никаких не возникнет. Ребенок получится нормальным, и хотя бы одному из нас будет родным.

Так и не обернувшись, Светка велела Сергею убираться. Навсегда. Ошеломленный бизнесмен ушел как был, в брюках и домашнем джемпере, захватив с собой только паспорт и ключи от машины и офиса. Стоявшая у окна Светка видела, как он уходил.

Развод оформили через полтора месяца. Сергей оставил бывшей жене шестикомнатную квартиру со всем содержимым, серебристую машину «ауди», дачу на берегу Лемболовского озера и акции какого-то металлургического комбината.

Сказать, что круг, в котором в последнее время вращались Сергей и Светка, не понял происходящего – значит, не сказать ничего. Это не тянуло даже на скандал. Полный аут. Алиса в стране чудес. Всем было известно, что Светка абсолютно равнодушна к падчерице. Всем было известно, что Сергей исполнял любую Светкину прихоть. Сергей никому ничего не объяснял. Просто работал, снимал квартиру. Самые великодушные жалели Сергея. Прочие откровенно злорадствовали.

Еще через месяц Светка устроилась на работу в Ленводоканал по специальности (после окончания университета она имела диплом гидробиолога), купила Насте аттестат и устроила ее на платное отделение Балтийского туристического колледжа. Через полгода Светка стала руководителем исследовательской группы по очистке сточных вод, и уехала на стажировку в Голландию, а Настю в это же время, накануне первой сессии, исключили из колледжа за прогулы и неуспеваемость. Пока Светки не было, в освободившейся квартире по полной программе гуляла молодежь. Вернувшись из Голландии и приехав из международного аэропорта Пулково-П в шесть часов утра в субботу, Светка первым делом разогнала всех лишних насельников бейсбольной битой Сергея, потом сунула пьяную Настю головой под холодную воду. После они уже вдвоем вынесли из квартиры шесть мешков с мусором и вымыли всю оставшуюся целой посуду. К вечеру воскресенья квартира приобрела почти приличный вид. Оставалось только переклеить обои и заменить несколько разбившихся плиток и люстру в одной из комнат. В понедельник Светка забрала из колледжа Настины документы и отнесла их в швейное ПТУ. «Тоже специальность», – сказала она Насте. Настя ходила в ПТУ две недели, а потом сказала: «Это отстой. Больше я на эту тусу не выдвигаюсь.» – «А куда ты денешься?» – спросила Светка и ничего к этому не добавила. Еще неделю Настя сиднем сидела дома и почти постоянно лазала в холодильник – то поесть, то попить. Потом – забралась на крышу гаража и спрыгнула оттуда с высоты пяти метров на кучу песка. Подвернула обе лодыжки, но цели своей добилась – выкидыш случился уже к вечеру. В больнице Светка наняла сиделку на ночь и попросила ее выйти в холл. Сама села у постели падчерицы и глядя в пол, сказала: «Лучше б ты его родила и мне отдала.» – «Щазз! – окрысилась в ответ Настя, строптиво брыкнув перебинтованными ногами. – Ребенка тебе! Ты бы, тетя Света, лучше бультерьера себе завела!»

Немолодая сиделка просидела в холле гинекологического отделения до шести часов утра, читая книжку и искренне недоумевая. Впрочем, деньги за ночь ей заплатили сполна и никаких претензий к странной работодательнице у нее не было. Читать детектив и дремать на диване казалось ей лучше, чем подносить судно и слушать однообразные девичьи исповеди.

Мы все пытались давать Светке советы. Светка равнодушно благодарила.

Добросердечная Ирка предложила забрать Настю из больницы к себе, пожить, пока все не успокоятся. «А ты знаешь, что с Никитой она тоже спала? – поинтересовалась Светка. – Стало быть, этот выкидыш вполне мог быть твоим внуком…» – Ирка молча прикрыла рот ладонью.

– Ну скажи: что ты собираешься дальше делать? – допытывалась я.

– Ничего специального не собираюсь. Что делала, то и буду делать.

– А с Настей?

– Она перебесится и все как-нибудь образуется, – отвечала Светка.

– Ой ли?! – недоверчиво воскликнула я. Светка молча пожала плечами.

Спустя еще полгода Светка пригласила нас с Иркой на свадьбу. Пятидесятипятилетний Леонид происходил из ленинградского партактива, после занимался нефтью и был достаточно богат, чтобы сочувствовать зеленым движениям. Со Светкой он познакомился на какой-то природоохранной конференции. На тот момент Леонид находился в процессе отвратительно-скандального развода со своей третьей женой, бывшей фотомоделью, и болезненно интересовался разводами чужими. Светкина история, услужливо рассказанная ему в виде только слегка преувеличенных сплетен, его крайне заинтриговала. На следующий день после конференции Леонид пригласил Светку в ресторан.

– Если мы с вами теперь поженимся, Светлана, то я буду у вас четвертым мужем, а вы у меня – четвертой женой. Забавно, правда? – сказал Леонид, галантно провожая даму до подъезда и старомодно целуя ей на прощание руку. Седой ежик на его голове весело топорщился. Молодые карие глаза смотрели Светке в лицо искоса и лукаво. – Что вы думаете по поводу этого совпадения?

– Я думаю об этом вполне положительно, – серьезно ответила Светка. – Но видите ли, Леонид Матвеевич, у меня есть приемная дочь, о которой вы, я думаю, уже слышали, так как наверняка наводили обо мне справки.

– Господи ты боже мой! – темпераментно воскликнул Леонид. – У меня было целых два приемных сына от старой, первой жены, а потом подряд две молодые, безмозглые, вздорные модельки. Одна из них нюхала кокаин, а вторая просто падала перед любым встречным мужиком якобы без сознания, а потом, через некоторое время, удирала, зажав в потных ручонках его кошелек. Неужели вы думаете, что после всего этого меня еще можно чем-нибудь удивить?

– Ваш жизненный опыт, Леонид Матвеевич, вызывает у меня уважение, – подумав, сказала Светка.

Леонид расхохотался.

– У меня лично он вызывает надежду на продолжение нашего с вами знакомства. А что вы думаете по этому поводу?

– Все возможно, – ответила Светка.

После свадьбы «молодые» отправились в тур по Европе.

– Давай возьмем девочку с собой, – предложил Леонид. – Пусть она развеется и заодно присмотрится к европейским учебным заведениям. Вдруг что-то придется ей по душе?

– Хватит ее душе и швейного ПТУ, – отрезала Светка. – Да и еще: если по дороге в Европу она тебя соблазнит, что мне тогда прикажешь делать?

– Да ты что, Светлана, с ума сошла, что ли?! – возмущенно воскликнул Леонид, который никак не мог привыкнуть к смешанной светкиной манере выражать свои мысли и чувства, и никогда не мог быть уверен наверняка: в шутку или всерьез она сейчас говорит. – За кого ты меня принимаешь?!

– А две твои модельки – разве не прецедент? – серьезно спросила Светка.

Нового отчима Настя приняла вежливо и равнодушно. Жизнь после выписки из больницы вела скучную и умеренную. Время от времени посещала занятия в ПТУ. Часто, особенно в дождь, смотрела в окно и что-то рисовала пальцем на стекле. Когда пришло время получать паспорт, Настя тихой сапой оформила необходимые документы, отказалась от своей фамилии и взяла фамилию Зоннершайн. Первым, кому она показала свой новенький паспорт, был, естественно, Израэль Наумович, который сначала прослезился от неожиданности. Потом еще раз взглянул на страничку паспорта и громко и с выражением произнес: «Анастасия Романовна Зоннершайн! Таки звучит, а?!»

– Я тоже так подумала, – согласилась Настя.

– А ты знаешь, что означает наша фамилия? – озабоченно переспросил Израэль Наумович.

– Конечно, знаю, – качнула головой Настя. – Солнце светит.

– Сияет, девочка моя, – уточнил пожилой ювелир. – Правильный перевод на русский будет – солнце сияет.

– Да. Сияет – это еще лучше, – сказала Настя и обняла Израэля Наумовича.

За три года Настя с трудом закончила два из четырех курсов училища. Общеобразовательные предметы не шли у нее совершенно, специальность она кое-как сдавала.

Однажды Светке домой позвонила молодая преподавательница из училища.

– Светлана Александровна! Я нашла ваше имя-отчество и телефон в классном журнале, – сказала она. – Настя Зоннершайн – ваша дочь?

– Да. Приемная. А что она еще натворила?

– Ничего, ничего, не волнуйтесь. Просто я хотела с вами поговорить. О Насте. Понимаете, я случайно увидела орнаменты, которые она рисует. Спросила, есть ли у нее еще рисунки. Она принесла мне толстую папку. Я просмотрела их и могу сказать вам наверняка: у девочки врожденный талант. Причем сразу видно, что она нигде не училась. У вас в семье кто-нибудь рисует?

– Родной отец Насти – профессиональный художник, – объяснила Светка. – Но она жила с ним очень недолго. Вы хотите мне что-нибудь предложить? Я слушаю вас.

– Я – преподаватель дизайна. У нас сейчас при училище открываются платные курсы компьютерного дизайна. Для всех желающих, не только из училища. Планируется уклон в моделирование одежды, интерьеров…

– Если Настя согласится ходить на ваши курсы, мы, разумеется все оплатим, – сказала Светка.

– Мне кажется, это ее шанс, – заявила трубка. – Девочка просто киснет на стандартной училищной программе.

– Ваши бы слова да Богу в уши, – пожелала Светка.

Компьютерные дизайнерские курсы Настя посещала в течении полугода. На день рождения Леонид подарил ей самый современный компьютер, и теперь девушка проводила за ним долгие часы, терпеливо выращивая на экране причудливые цветочно-орнаментальные композиции, в которых Светка легко угадывала все тот же празднично торжественный и железобетонно оптимистичный стиль советских поздравительных открыток. Молоденькая дизайнерша, очарованная Настиными рисунками, создала ей рекламу и устроила на испытательный срок в фирму, производящую обивку для мебели. Там Настины творения сочли слишком яркими, демонстративными и не слишком пригодными для их производства, но по счастливой случайности именно к мебельщикам заглянул по делу директор другой фирмы, занимающейся разработкой интерьеров. Увидев Настины рисунки, он осторожно похвалил их, услышал сетования, уточнил суть претензий, убедился в том, что девочку не собираются брать на постоянную работу, получил от инспектора по кадрам номер настиного мобильного телефона и только тогда сказал, не скрывая своего торжества: это новый стиль! Как Кандинский и Филонов. Я давно его искал. Я бы забрал ее у вас в любом случае. Но тем лучше, что вам, ренегатам, она не нужна…

Спустя два года цветочный стиль интерьеров Анастасии Зоннершайн вошел в официальную моду. Вместе с Настей в команде работали еще трое дизайнеров, двое мужчин и женщина. Настя создавала тон, основную тему. Все остальное, включая ручки для мебели, подстраивали под нее. Экзотические и строгие цветы расцветали в квартирах, кафе, частных школах и детских садах, присутственных местах. Психологи выяснили, что помещения, оформленные в цветочном стиле по Зоннершайн, профилактируют стрессы, снимают синдром хронической усталости и способствуют успеху сложных переговоров. «Кругом одни евреи!» – вздохнул Сергей и заказал оформление своего нового офиса в новомодном стиле. Потом они со Светкой долго смеялись. Настя съехала от приемных родителей, купила небольшую, но уютную квартиру и сама оформила ее для себя. Когда я впервые побывала у Насти дома, у меня сердце защемило прямо на пороге.

– Что с тобой, Анджа? – спросила Светка.

– Отвечать честно? – спросила я.

– Давай, – подумав, сказала Светка.

– Ее квартира похожа на сад и на твое лицо, когда ты была влюблена в Романа.

– Естественно, – согласилась Светка. – А как же иначе? Он, она и я – это же один стиль, одна душа – я думала, ты-то давно это знаешь…

– Так ты… ты все это время держала при себе… растила… Настю? Воспоминания?…Свою любовь?!!

– Знаешь, сколько Настька теперь за один заказ зарабатывает? Не скажу, чтоб ты от зависти не удавилась… – Светка пожала плечами. – Я же говорила тебе, что все образуется. А ты мне не верила…

Глава 5. Алина

Гости Аркадия собрались еще со вчерашнего вечера, но вели себя тихо и не нарывались. Мы все видели их, когда они поодиночке, осторожно ходили в туалет. На обратном пути в ванную – помыть руки – не заходил никто. Большинство гостей выглядели странно молодыми, почти детьми, только один мужик с гитарой был, пожалуй что, старше меня. Я даже подумала, что Аркадий пригласил к себе воспитанников интерната, в котором работает. Вот интересно, они не пришли в интернат ночевать и что же: никто там не спохватился? Или Аркадий как-то предупредил администрацию?

До одиннадцати часов в комнате что-то негромко пели хором под гитару, повторяя одно и то же по несколько раз, как будто репетировали, а потом и вовсе затихли. Наталья в кухне поджимала губы, но сказать ей было нечего. Тем более, что главная боевая единица нашей квартиры – Браток Леша – был прошлым вечером слегка нетрезв и потому настроен к гостям Аркадия вполне благодушно. «Пусть ребятки поют. Нам песня строить и жить помогает. Умные люди сказали. Слыхала?» – объяснил он презрительно фыркнувшей Наталье.

Умываться назавтра гости тоже не спешили. Зато поздним утром из-под двери Аркадия явственно пополз сладковатый дымок. У меня в этот день был вечерний прием, я проснулась довольно рано, но лежала с книжкой в постели и оттягивала момент, когда надо будет вставать и идти готовить завтрак. Наталья заколотилась об мою дверь так, как будто бы в нашей квартире случилось что-то из ряда вон выходящее. Интересно: я сама помню запах анаши со студенческих времен. Свобода, дети-цветы и все такое. А она-то – насквозь «положительная» Наталья – она-то откуда его опознает?

– Наталья, чего вы от меня хотите? – я натянула через голову юбку, заправила под нее футболку, всунула ноги в шлепанцы. Не люблю, когда кто бы то ни было, пусть даже женщина, видит меня в неглиже. Светка говорит, что это ханжество. Возможно, но мне так удобней.

– Я сейчас вызываю милицию и психушку! – явно заводя себя, взвизгнула Наталья. – Пусть наконец ликвидируют этот наркоманский притон! К тому же он еще и детей развращает! У тебя, Анджа, дочь отдельно живет, потому тебе и безразлично!

Я умножила одно на другое и поняла, что для Аркадия и его гостей дело и впрямь может обернуться плохо. Жизнь в интернате для умственно отсталых, конечно, не сахар, но ведь в колонии для малолетних преступников – явно еще хуже! А про самого Аркадия я точно знала, что он никаких, даже самых легких наркотиков не употребляет.

– Подождите звонить, Наталья! Сейчас я попрошу их уйти.

– Так они тебя и послушают! Они же обкурившиеся все! Лешка на работу ушел, так…

– Об чем крик с утра пораньше? – в коридор высунулась помятая физиономия Семена. Он придерживался за притолоку обеими руками и был одет в накинутый на голое тело камуфляж. – Опять Наталье поскандалить хотца?

– Семен! – я почти обрадовалась неожиданной поддержке. – Вы не могли бы заглянуть к Аркадию и попросить убраться его гостей? Наталья, как вы видите, настроена очень решительно, и если милиционеры сегодня окажутся не очень загруженными… Ну, вы сами понимаете… Коробок анаши или несколько косяков, которые они там непременно найдут… И некоторые из гостей показались мне вчера явно несовершеннолетними…

– Детей у вас нет! – явно греша против истины, завопила Наталья. – Потому и покрывать готовы эту шваль, сумасшедших, ублюдков этих! Их всех надо…

– Что надо? Что? – неожиданно остро осведомился Семен. Я обратила внимание на то, что, несмотря на позднее утро, почти день, он все еще был совершенно трезв.

– Стрелять – вот что! – не сумела затормозить Наталья.

На несколько мгновений в коридоре воцарилось молчание, маленькое, серое и тяжелое, как рыболовное грузило.

– Этих, значит, стрелять, чтобы другие, такие вот, как твоя Русланка… – забормотал Семен себе под нос.

– Семен, если не хотите неприятностей, возьмите костыли и идите к Аркадию! – рявкнула я. – Объясните ему.

На стук дверь с готовностью распахнулась. Два десятка разноцветных глаз и разноцветная же, никак не сочетающаяся между собой одежда. Дизайн палатки с секонд-хэндом. Аркадий с его наивными глазами и задорным хохолком, хлопочет вокруг чайника, раскладывает на тарелочки дешевое печенье. Гостеприимный хозяин. Он искренне любит всех своих посетителей и всегда старается, чтобы им было хорошо. Может быть, это все-таки не шизофрения, а что-нибудь другое? «Что в имени тебе моем?»

– Аркадий, ты это… – говорит Семен. – Если не хотите неприятностей, расходитесь сейчас. Наталья милицию грозит вызвать.

– А-а-а… воин! – добродушно осклабился самый старший из гостей, тот, который с гитарой. Он с ней, кажется, не расстается ни на минуту. Даже в туалет с ней ходил. – Заходи! Давай споем! С тобой. Конкретно. Ты – понимаешь!

Зрачки у мужика расширенные, движения излишне размашистые. Однако, сильные аккорды зазвучали чисто. Гитару держит не глядя, как обнимают жену, с которой тридцать лет вместе. Бардовское дело, по-видимому, знает туго. Много лет практики на кухнях, у вечерних костров, «под крылом самолета о чем-то поет» и все такое. Знаем, помним.

 
«Эта рота наступала по болоту,
А потом ей приказали и она пошла назад.
Эту роту расстрелял из пулеметов
В сорок первом. Из засады. Заградительный отряд.
 
 
Лежат они все двести
Глазницами в рассвет.
И было им всем вместе –
Четыре тыщи лет.»
 

Секонд-хэндовские ребятишки разевают рты, подхватывают припев, явно ничего не понимая по сути, но поют истово, четко улавливая мощную драматургию. Стиль – примитив, оттого доходчиво.

Семен сереет сквозь щетину. Вся его небогатая эмоциональная жизнь настроена именно на эту волну. Ну нельзя же так! – хочется мне крикнуть обкурившемуся барду. Бесполезно. Афганский перевал Саланг вползает в нашу лиговскую квартиру вместе с голубоватым анашистым дымком. Становится трудно дышать от жары и мелкой известковой пыли. Где-то в районе сортира слышатся приглушенные разрывы снарядов. Даже Наталья примолкла за моим плечом.

 
«И пока там эта рота погибала,
Грызла снег, глотала лед и кровью харкала в снегу,
Пожурили молодого генерала
И сказали, что теперь он перед Родиной в долгу…»
 

– Хватит! – сказала я. – Разошлись быстро. Траву, если осталась, унесли с собой. Иначе все быстро очутитесь в обезьяннике…

 
«…С лейтенантами в строю и капитаном во главе,
Лежат они подснежно и подзвездно,
И подснежники цветут у старшины на голове…»
 

– Аркадий с диагнозом, стало быть вы, певец, пойдете, как содержатель притона для несовершеннолетних. Я ясно выразилась?

– Все, Анджа, все! – замахал руками Аркадий. – Мы уже и сами собирались. Расходимся без вопросов! Все, все! Андрей, бери гитару и пошел. Остальные тоже быстренько встали, сказали: До свидания, Аркадий Николаевич и пошли…

– До свидания, Аркадий Николаевич! – хором сказали ребятишки к моему и Натальиному глубочайшему изумлению. «Точно, из приюта для дефективных!» – решила я.

* * *

Семен стоял в темном коридоре и трясся крупной дрожью. Костыли ходили ходуном. Я прошла мимо него к себе в комнату, достала из буфета начатую бутылку коньяку (еще весной ее на какой-то праздник принесла Ирка), налила полстакана.

– Выпейте, Семен!

Афганец выпил не медля и не глядя в стакан. У меня на мгновение возникла идиотская мысль: если бы я подала ему мышьяк или стрихнин, он был бы мне признателен. Дрожь унялась практически сразу.

– Теперь идите и лягте. Включите телевизор. Если найдете комедию – прекрасно.

Костыли мерно постукивали по коридору. На ступенях, как и следовало ожидать, раздался грохот.

– Помочь? – крикнула я в темноту.

– Пошла на ….! – пришел сдавленный ответ.

Я пожала плечами и вернулась в комнату, прихватив с полки первый попавшийся нечитанный детектив. До ухода на работу оставалось еще около двух часов. За это время я прочитала книжечку под названием «Любовница на двоих» и с удовольствием занесла в файл «Велик и могуч…» несколько отрывков оттуда:

«Дочитав до конца, я вдруг почувствовала, как у меня сильно прокололо сердце»

«Я с тобой получила настоящее возбуждение»

«– У тебя больное сердце?

– Невыносимая боль прямо разрывает мне грудь!»

Уже уходя на работу, я остановилась возле двери семеновой комнаты и прислушалась. Оттуда не доносилось ни одного звука. «Наверное, заснул», – подумала я, успокаивая себя. Тратить нервные клетки не хотелось. Право же, я не имею никакого отношения ни к одной из войн, которые когда-либо вело наше государство. Я всегда была против войны, это каждый скажет. И какое мне, в сущности, дело?

Прямо на лестнице, где-то в районе второго этажа и корявой надписи «Продиджи – отстой» меня отловил Кирилл. Целеустремленно прыгая наверх через две ступеньки, подросток едва не сбил меня с ног.

– Анджа!… То есть, Анжелика Андреевна! Вы куда?! – прошипел он, когда ему удалось меня опознать. Это произошло не сразу – слишком велико было непонятное мне возбуждение мальчишки. Я даже успела с грустью подумать про алкогольную наследственность. Но напрасно – Кирилл был абсолютно трезв.

– Я иду на работу, Кирюша, – как можно спокойнее сказала я. – По четвергам я всегда работаю с четырех часов. Тебя что-то в этом удивляет?

– Анжелика Андреевна! Не надо на работу! Надо туда пойти! Он – там! – голос Кирилла едва не сорвался на визг.

– Куда надо пойти? Кто – он? – уточнила я.

Не ходить или даже опаздывать на службу я не могла категорически – ко мне на прием были записаны люди. Но, согласно устройству собственной личности, я всегда выходила на работу заранее, минут на пятнадцать пораньше. На всякий случай. Так мне было удобнее и спокойнее. Может быть, теперь как раз и настал «всякий случай»?

– Мерседес – вот кто! – выпалил между тем подросток. – Тот самый!

– Какой мерседес? – удивилась я.

– Тот, из которого с папашей мужик разговаривал. Колян его узнал!

– Кого? Мужика? – внешне я все еще продолжала недоумевать, но в голове моей уже выстроилась стройная и успокаивающая расстроенные нервы картина. Ну конечно! Загадочный мужик из мерседеса из каких-то своих, не имеющих касательства к делу, обстоятельств договорился с Федором об исполнении сантехнических или иных работ, может быть, даже оставил денежный задаток, а теперь, ничего, разумеется, не зная о гибели рабочего, приехал узнать…

– Да нет, Колян машину узнал!

– О Господи! – вздохнула я. – Кирилл, ну рассуди сам. Все мерседесы сходят с конвейера, они одинаковые, понимаешь? А Колян давно пропил последние мозги…

– Там номер круглый, тридцать-тридцать, вот он и запомнил. Еще в прошлый раз, – упрямо выпятив губу, заявил подросток.

– А что же мужик, водитель мерседеса? Его-то твой Колян узнал?

– Там теперь баба сидит, – сообщил Кирилл. – Тоже крутая. На сто тыщ баксов. А мужика нету.

– Час от часу не легче, – сказала я. – Ну ладно. В том самом мерседесе теперь ездит женщина. Может быть, тот мужчина ей его продал. Может быть, она его жена или дочь. А может быть, Колян все же ошибся. С любым может случиться. А чего же ты от меня-то хочешь?

Подросток замешкался. Видимо, он и сам слабо представлял себе ответ на этот вопрос.

– Да вы хоть поглядите на нее, Анжелика Андреевна! – взмолился, наконец, Кирилл.

– Как поглядеть? – снова удивилась я. – Она что же, сидит в своем мерседесе где-то в расположении Коляна, и ждет, пока я приду ее навестить?

– Ага! – радостно воскликнул мальчишка. – Сидит в машине. На том же месте. Не выходит. Как будто и вправду ждет чего-то.

«Странно, – подумала я. – Если мерседес действительно тот самый, то что бы все это могло значить? Легче всего предположить, что у хозяев машины имеется в районе нашего дома какой-то иной, не связанный с Федором интерес. Например, где-то здесь живут их знакомые или родственники. Или компаньоны. А Федор – так, случайно подвернулся. Но это, пожалуй, можно и проверить. Раз уж все так сложилось…»

– Ладно, – решилась я. – Мне все равно мимо идти. Пойдем взглянем на бабу из мерседеса.

– Ага, – сказал Кирилл, развернулся и побежал вниз.

«Научить его, что ли, в каких случаях люди говорят „спасибо“ и „пожалуйста“? – лениво подумала я. – Может ведь потом и пригодиться где-нибудь…»

Девушке, сидящей в мерседесе на месте водителя, я бы дала лет двадцать пять. Это значит, что ей вполне могло быть и двадцать, и тридцать. Успехи современной косметологии совершенно сбили меня с толку – возраст одетых и накрашенных девушек и женщин я разучилась определять уже довольно давно.

Девушка была одета во что-то меховое и, медленно поводя накрашенными глазами, оглядывалась по сторонам – вот все, что я сумела рассмотреть через стекло машины.

– Ну, что дальше? – шепотом спросила я у Кирилла, когда мы с ним миновали припаркованную у тротуара машину. – Мне на работу надо.

– Я не знаю, – подросток оглянулся через плечо, сжал кулаки и сплюнул сквозь зубы. Именно эту последовательность жестов я не раз видела в зоопарке, у чем-то обиженных или разочарованных обезьян.

– Знаешь, что? – я вспомнила книги, которые читала в детстве. – Я сейчас пойду на работу, а тебе оставляю задание: проследить, кого, собственно, ждет эта девушка. Если она с кем-нибудь здесь встретится, то этот кто-то скорее всего где-нибудь поблизости и живет. Постарайся узнать, где именно. И запомни его или ее хорошенько. А потом мы подумаем, как нам про них все выяснить. Понятно?

– Ага, сделаю, – удовлетворенно кивнул Кирилл и сразу же отошел к подворотне, из которой было удобно наблюдать за машиной.

* * *

– Она просидела еще пятьдесят минут, – докладывал вечером Кирилл, развалившись в кресле у меня в комнате и поглаживая кого-то из морских свинок. – Ни с кем не встречалась и не говорила. Потом позвонила по телефону, быстро, одну минуту. Потом вышла, зашла в магазин, купила банку колы. Я вошел за ней. В магазине она тоже ни с кем, кроме продавщицы, не базарила. Потом села в машину и уехала. В сторону Невского.