Текст книги "Мертвая жена и другие неприятности"

Екатерина Островская
Мертвая жена и другие неприятности

Татьяна Устинова
Свобода от условностей

Екатерина Островская продолжает радовать читателей – и вас, и меня! – удивительными и загадочными детективными историями.

Нет, нет, не жизненными, не надейтесь даже! Наоборот, фантастическими, необыкновенными, невероятными! Я вообще никогда не понимаю, почему детектив должен быть «жизненным», ничего он не должен! Кто вообще придумал, что детективы должны отражать реальность?!

Они – детективы и их авторы – должны развлекать читателей, помогать развеяться, выбросить из головы наскучившую, утомительную серость повседневности. С моей точки зрения, хороши истории захватывающие, легкие, летящие. Позволяющие полностью погрузиться в придуманную автором реальность.

Как у Екатерины Островской.

Она с легкостью и бесконечным, осязаемым и нами, читателями, удовольствием создает миры, в которых возможно все то, чего нам так не хватает здесь и сейчас: приключений, миллиардных состояний, влюбленностей, беременностей – да, да! – молниеносных потерь и обретений, погонь, перестрелок. Той жизни, о которой удается помечтать, когда открываешь ее новую книгу.

«Мертвая жена и другие неприятности» как раз из таких произведений.

А еще мне нравится, что ее герои – интересные, честные и, безусловно, думающие люди. Сейчас это большая редкость. Главный герой не с пушкой за ремнем – символом чрезвычайной крутости и мужской брутальности, – а со светлой головой и трезвым взглядом на происходящее. Сила героев Екатерины Островской в их способности думать и принимать серьезные решения.

Наконец-то был написан детектив, где главное действующее лицо – не расчетливый убийца, не наркоманящая телезвезда и не озлобленный на весь мир золотоискатель – бывший оперативник, а кандидат наук, доцент Санкт-Петербургского университета!

Новое время требует новых героев, и мне это нравится!

Ну и, конечно, мне нравится, как развивается сюжет. Неизвестный труп, который главный герой почему-то опознал как свою жену, старый друг – бывший спецназовец, помогающий в расследовании, история нескольких злодеяний – все это нешуточно затягивает и интригует. Когда до последней минуты ничего не понятно, когда с каждой новой страницей осознаешь, что герой – уже успевший понравиться тебе человек – все больше впутывается в то, во что запрещено. Это и страшно, и увлекательно, и волнующе одновременно.

Мне нравится, что в «Мертвой жене и других неприятностях» добро побеждает (впрочем, как и всегда) и что влюбленные, в конце концов, обретают друг друга, а это ведь самое главное, правда? А еще эта книга хороша тем, что вселяет уверенность: есть еще и настоящая дружба, и любовь до гробовой доски, и возможность заработать миллиард.

Все это близко. Главное – поверить.

Екатерина Островская свободна от условностей – и в этом ее сила.

Совсем недавно моя племянница в своем сочинении на тему выбора будущей профессии написала очень запомнившуюся мне фразу: «Я предпочла реальности фантазию. Наверное, поэтому я мечтаю снимать кино». Теперь я поняла: Островская пишет – как будто бы снимает кино. Безумное, захватывающее, странное, фантастическое и очень детективное.

Весной у меня день рождения. Замечательный и талантливый писатель Екатерина Островская подарила мне – и всем своим читателям – эту великолепную книгу. О лучшем подарке и мечтать нельзя!

Часть первая

Глава 1

Валерий Борисович открыл дверь и заглянул в приемную декана. Сидящая за секретарским столом Юля продолжала смотреть на монитор, не обращая внимания на просунутую в щель голову посетителя. Ладейников хотел уже было потихоньку исчезнуть, но секретарша, все так же не оборачиваясь, крикнула:

– Ну, что вы там встали? Проходите! Декан ждет.

Валерий Борисович вошел в приемную, покосился на дверь кабинета главы факультета, украшенную табличкой, и вздохнул.

– Страшно? – равнодушно произнесла секретарша. – Раньше надо было думать.

О чем надо было думать раньше, Ладейников не знал, а переспрашивать у девушки, увлеченной раскладыванием пасьянса, не решился. Снова посмотрел на табличку, на которой значилось:

«Декан экономического факультета,

доктор экономических наук,

профессор

Николай Михайлович

Храпычев»

– Заходите же! – приказала секретарша. – И так на полчаса опоздали.

Ладейников открыл створку. Декан, откинувшись на кожаную спинку широкого кресла, прижимал к уху телефонную трубку:

– Нет, нет. Рад бы помочь, но лично я восстановлением не занимаюсь, все через ректорат… Если там удастся договориться, тогда можете приходить на факультет, однако не ко мне, а к методисту по ведению учебного процесса, который и занимается восстановлением…

Декан поднял голову, увидел Ладейникова и приглашающе махнул рукой. Валерий Борисович вздохнул еще раз и вошел. Остановился возле стола для заседаний, а потом, заметив рядом с собой выдвинутый стул, опустился на него.

– И отца попросите не звонить мне больше по этому вопросу, – сказал декан, заканчивая телефонный разговор.

Еще не положив трубку на рычаг аппарата, он тут же потянулся к другому.

– И вот так постоянно, – произнес Николай Михайлович устало и раздраженно. – Отчисляем кого-то за нерадивость, потом начинается… Ладно бы сами студенты трезвонили, а то ведь родителей подключают, знакомых. У этого разгильдяя папаша в канцелярии вице-губернатора служит. Ну и что с того? Устал я от всего. И без того дел по горло.

Храпычев посмотрел в окно, потом на трубку в своей руке. Подумав немного, положил ее на место. Снова глянул в окно, за которым летали первые редкие снежинки, и вспомнил о Валерии Борисовиче:

– А теперь с тобой. Ты понял, зачем я тебя вызвал?

Ладейников потряс головой, не догадываясь. Его можно было вызвать по целому ряду причин. Может быть, из-за того, что он написал заявление с просьбой о переносе даты защиты докторской еще на полтора месяца.

Храпычев откинулся на спинку кожаного кресла.

– Все, Валера. Увольняют тебя.

– За что? – удивился Ладейников. – И почему в начале года?

– Это не мое решение. Я тебя и так по старой дружбе прикрывал сколько мог. В университете ты пьяным появлялся?

– Никогда!

– Мне-то не ври. Выхлоп был? Был. Потом еще романы со студентками…

– С какими? С одной только аспиранткой. Так я женился на ней, ты же сам свидетелем у меня на свадьбе был.

Открылась дверь, и в кабинет вошла секретарша. Она улыбнулась декану, а на Ладейникова покосилась так, словно тот лишний здесь.

– Юлечка, попозже, – сказал декан.

Секретарша двинулась назад. Она еще не вышла, а Храпычев, наклонившись над столом, понизил голос:

– К тому же, Валера, ты студентам пишешь курсовики и дипломы.

– Что за бред?

– Да, да. Не изображай удивление. Студентка второго курса Хакимова подписала заявление и указала в нем, что ты предложил ей свое покровительство в обмен на…

Николай Михайлович поднял глаза и увидел застывшую в дверях улыбающуюся Юлю.

– Я только хотела напомнить, что в час совещание у ректора, – сказала секретарша.

Храпычев кивнул, показывая, что он прекрасно помнит обо всем. Девушка с достоинством удалилась, притворив за собой дверь осторожно и – неплотно.

– Хакимова не ходила на лекции и семинары, – начал объяснять Ладейников. – Я только сказал ей, что с таким отношением к выбранной специальности она никогда не сдаст мне экзамен.

– Ну, вот видишь… Что тут отрицать? Короче, приказ об увольнении ректором уже подписан. Получи обходной листок и…

Валерий Борисович поднялся, пересек кабинет и закрыл дверь. То, что сейчас сказал декан, не умещалось в его голове: почему вдруг сразу увольняют? И почему об этом так спокойно говорит декан – человек, с которым они пять лет проучились на одном курсе, в одной группе… Да что там – человек, с которым столько лет дружили!

Ладейников посмотрел на Храпычева и понял: тот менее всего расположен сейчас вспоминать далекое прошлое. И все же Валерий Борисович попытался использовать последний аргумент:

– Коля, а кто мой курс возьмет?

Храпычев вздохнул, опять бросил взгляд на снежинки за окном, потом начал листать лежащий на столе ежедневник. И наконец кивнул.

– Согласен, некому его взять. Значит, придется мне лично, хотя не представляю, как совместить, времени совсем нет. Но, в конце концов, моя докторская как раз касалась экономического обоснования бизнес-проектов…

Ладейников обернулся на плотно прикрытую дверь, шагнул к столу и перешел на шепот:

– Ну, только мы с тобой знаем, кто писал за тебя диссертацию.

– Это что, шантаж? – возмутился декан, однако тоже шепотом. – Да, ты помог мне немного, но речь сейчас не об этом… И потом, не я принимал решение об увольнении.

– А где я работу сейчас найду?

Николай Михайлович поднялся и застегнул пуговицу на пиджаке.

– Все, Валера. Извини, я очень занят.

Возле кафедры экономического планирования Ладейникова караулил профессор Бродский.

– Добрый день, Валерий Борисович. Мне тут навязали оппонировать на защите кандидатской. Не могли бы вы уделить мне часок-другой? Посмотрели бы текст…

Валерий Борисович молча покачал головой и взялся за ручку двери. Но Бродский ухватил его за рукав.

– Может, завтра?

– Не знаю. Меня сегодня уволили, – ответил Ладейников и вошел на кафедру. Но на пороге обернулся: – Счастливо оставаться.

– Как так? – удивился Бродский. Затем спросил уже у закрытой двери: – За что?

Профессор увидел заместителя декана по учебной работе Бабелюк, куда-то спешащую, и попытался остановить ее:

– Бэлла Аркадьевна, вы слышали: Ладейникова уволили!

Ученая дама чуть сбросила темп и ответила на ходу, нисколько не удивленная известием:

– Вот и поделом. Вы что, не знаете, что Ладейников – запойный пьяница?

Бабелюк поспешила дальше, но остановилась, вспомнив самый большой грех уволенного доцента. Оглянулась и зло бросила:

– Еще и бабник к тому же.

А потом побежала по коридору с удвоенной скоростью, чтобы компенсировать время, потерянное на короткую дискуссию.

– Да что вы говорите? – удивился профессор Бродский. – Кто бы мог подумать! А ведь столько лет притворялся порядочным человеком…

Если бы Валерий Борисович знал, что о нем думают некоторые коллеги, он бы тоже удивился. Пьяницей он не был, хотя в последнее время по вечерам частенько захаживал в одно не очень чистое заведение по соседству со своим домом. В заведении он общался с приятелями и выпивал пару кружек пива. Иногда больше. А потом возвращался домой. Всегда один. И дома его никто не ждал. Может, он и не отказался бы стать чуть-чуть бабником, но женщины отнимают слишком много времени. Так что пиво было единственной слабостью, которую Ладейников мог себе позволить. Да еще на праздничных вечеринках профессорско-преподавательского состава он вместе со всеми выпивал немного шампанского или коньяка. Совсем чуть-чуть. Последнее – по двум причинам сразу: во-первых, потому что не любил напиваться, а во-вторых, потому что его все время выхватывала из-за стола Бабелюк и тащила танцевать.

– Экая вы неугомонная, Бэлла Аркадьевна, – говорил ей Ладейников.

– Да, я такая, – шептала ему в ухо заместитель декана. – Вы еще меня не знаете! Проводите же меня сегодня домой, я приказываю…

Однажды он согласился. Причем отнюдь не потому, что хотел узнать о неугомонности Бэллы Аркадьевны как можно больше. Просто ему показалось, что Бабелюк сама не доберется. Он поймал такси, довез замдекана до дома на окраине города в новостройках, вытащил из машины и попросил таксиста подождать немного. Сделал только одну ошибку – заплатил вперед. Потом довел Бэллу Аркадьевну до лифта, поднял на восьмой этаж и долго выяснял, где дверь ее квартиры. Пришлось разбудить соседей. От них Валерий Борисович узнал не только номер квартиры, но и много чего еще о Бэлле Аркадьевне. Затем он нашел в сумочке Бабелюк ключ, открыл дверь и пожелал засыпающей на ходу коллеге спокойной ночи.

Но та вдруг очнулась и, оказавшись совершенно трезвой, стала требовать осмотреть ее квартиру. Когда Ладейников все же начал спускаться по лестнице, Бабелюк плюнула в него, хотела ударить ногой, но промахнулась и упала. В результате сломала ногу и затем пару месяцев ходила в гипсе, что не помешало ей в дальнейшем носиться по факультету со скоростью «Невского экспресса».

После второй пары Валерий Борисович вышел на улицу. Стоял и курил.

Мимо пробегали студенты, проходили сотрудники и преподаватели факультета. Прошмыгнул мимо профессор Бродский, который на всякий случай, пока никто не видит, поздоровался с Ладейниковым еще раз. Пронеслась на всех парах Бабелюк, прошел доцент кафедры политической экономии Крышкин, известный тем, что десять лет назад, выступая на ученой конференции с докладом о необходимости введения продовольственных пластиковых карточек, заявил, что Адама Смита не существовало вовсе. Мол, это литературный персонаж, и его выдумал Пушкин в «Евгении Онегине», чтобы срифмовать со словом «Феокрита». Были бурные овации… Потом Ладейникову кивнул профессор Амбре-Мелидзе, который еще совсем недавно представлялся всем знакомым главным консультантом президентской комиссии по финансовому мониторингу, а незнакомым – членом-корреспондентом Королевской экономической академии в Лондоне. Потом от него ушла жена, и Амбре-Мелидзе позабыл о своих амбициях. Жена, кстати, ушла к владельцу парикмахерской для собак. Прошли доцент Скрипкин и профессор Шпунтиков, громко обсуждающие какой-то фильм, пробежал к своему «БМВ» доцент Пинтусевич, возглавлявший сгоревший недавно банк «Динамо-инвест», проплыла старший преподаватель Юшкина, прозванная радисткой Кэт за то, что в годы своего студенчества она являлась на все экзамены с чемоданом в руках и с диванной подушечкой под обтягивающим платьем. На госэкзамен она пришла и в самом деле беременной – по слухам, от Амбре-Мелидзе.

Ладейников курил уже третью сигарету подряд. И думал, что уже почти тринадцать лет, не считая студенческие и аспирантские годы, он выходил сюда в обеденный перерыв и вот так стоял, покуривая сигаретку за сигареткой, потом возвращался в факультетский буфет, брал чашку кофе и круассан. А теперь мимо пробегают люди, на которых он смотрел все эти годы и которых никогда больше не увидит, если, конечно, не встретит где-нибудь в общественном транспорте.

В пяти шагах от Валерия Борисовича курила нерадивая студентка Хакимова. Ей не стоялось на месте, потому что в ушах у нее виднелись наушники плеера, а рядом, обнимая ее, топтались двое молодых людей с не очень свежими лицами. К Хакимовой подошла студентка Ермакова, известная своей патологической тупостью, а также тем, что она на интернет-форуме факультета обсуждала, во что одеваются преподаватели, и давала советы, какой галстук с какой рубашкой надо носить, какой должна быть длина юбки у доцента и глубина декольте у старшего преподавателя.

Ермакова притормозила возле Хакимовой и тоже начала пританцовывать. Но у нее это получалось плохо. Потом один из ухажеров Хакимовой попросил у нее двести рублей. Ермакова, поправив вязаную шапочку, сделала вид, что у нее тоже плеер. Парни ей не поверили и обозвали не вполне приличным словом.

Ладейников вытащил из пачки очередную сигарету, и тут из дверей вышел Храпычев.

Декан достал из кармана автомобильные ключи и нажал кнопку брелока. Стоящий рядом с Хакимовой внедорожник моргнул фарами и пискнул. Храпычев сел в машину и включил двигатель. Ладейников подошел к пассажирской двери и постучал пальцем по окну. Стекло медленно поползло вниз.

– Ну, что ты хочешь? – раздраженно спросил декан.

– Куда я сейчас ткнусь посреди учебного года? – обратился к нему Валерий Борисович, пытаясь просунуть голову в окошко. – Все учебные планы подписаны, программы утверждены. Мне даже совместительство нигде не дадут.

– К сожалению, ничего не могу поделать. Не я принимал решение, – буркнул декан. Задумался и вспомнил: – Ты же вел курсы для руководителей фирм.

– Да когда это было!

Из дверей факультета выбежала секретарша Храпычева. Ладейников посторонился. Юля запрыгнула во внедорожник и посмотрела через опущенное стекло на Валерия Борисовича.

– И потом, там платили копейки, – сказал Ладейников. – А сейчас я даже не знаю…

Секретарша нажала на кнопочку, и стекло поползло вверх. Храпычев едва успел крикнуть:

– Валера, я, если смогу, помогу.

Внедорожник потихоньку начал отъезжать.

Валерий Борисович обернулся и увидел, что за всем происходящим наблюдали и продолжают наблюдать нерадивая студентка Хакимова и поучающая весь мир тупица Ермакова. Два парня, обнимающие Хакимову, тоже вытянули шеи, прислушиваясь. Но Ладейникову было наплевать на их интерес. Только стало обидно оттого, что его судьбу, судя по всему, решил не бывший приятель, а секретарша, с которой тот спешил на обед в какой-то ресторанчик.

– Поможешь ты, как же… – тихо произнес обиженный Валерий Борисович.

Машина декана, притормозив, дала задний ход и подъехала к нему. Стекло снова опустилось. Храпычев склонился над своей секретаршей и крикнул в окно:

– Валера, знаешь, как тебя студенты называют?

Ладейников кивнул.

А бывший друг, расхохотавшись, озвучил прозвище:

– Верблюд.

– Так это Бродский придумал, – усмехнулся уволенный доцент. – Сказал, что «Валерий Борисович Ладейников» в сокращении звучит как «Врблд».

– Ага! Просто ты сутулишься, как будто груз на себе тащишь. Ну, ладно, я обедать, а потом к ректору.

Глава 2

Сразу после окончания аспирантуры Ладейников с Храпычевым поехали в Геленджик.

На вокзале к ним подскочила пожилая усатая женщина и предложила комнату с видом на море. Храпычев сразу согласился. Правда, потом упрекал Валеру, что тот не остановил его.

До моря, впрочем, было не так далеко: две автобусных остановки, а пешком не больше двадцати минут. Хотя Ладейников не переживал по этому поводу: пешком так пешком. Тем более что по пути встречались открытые кафе, где готовили шашлыки и подавали пиво. А потому каждый раз, идя на пляж, друзья брали по кружечке, а на обратном пути – по две и по шашлыку.

В один из дней они расположились, как обычно, за столиком. День был в самом разгаре, и солнце припекало изрядно. Храпычев пошел к стойке, а Валера просто отдыхал, поглядывая на окружающих людей и поблескивающее вдали море. Взгляд его выхватил двух девушек, сидящих через столик от них. Девушки обедали – ели окрошку и тихо беседовали. Правда, им пытался помешать местный армянин. Он подошел, опустился за их стол и стал внимательно наблюдать, улыбаясь во весь рот, демонстрируя ослепительно сверкающие золотые зубы. Армянин улыбался так открыто и доверчиво, словно сидел на концерте артиста разговорного жанра Хазанова и верил всему, что слышал. Но девушки продолжали свой разговор, беседуя тихо, словно никого постороннего за их столиком не было вовсе.

– С работой тебе, Лена, повезло, конечно, – говорила брюнетка своей светловолосой подруге, – в двадцать два года уже – главный бухгалтер. Да еще такие обороты. Не трудно?

– Я справляюсь, – очень тихо ответила блондинка. – Если ко всему ответственно относиться…

Тут местный армянин решил, что наконец настал его момент. Он поставил локти на стол, придал лицу серьезное выражение, внимательно посмотрел на светловолосую дувушку и сказал:

– Хочиш, я тебе такой работ предлажу – совсем справляться не надо. Там вообще ничего делат не надо. Никакова ответственного взаиматнашения, никакие обороты – все честна будет. Хочешь – даже денег дадут. Много…

– Спасибо, – по-прежнему тихо ответила девушка, – но у меня есть работа.

Армянин уже не мог успокоиться:

– Ты меня послушай, а! Никакого другого работа не захочишь сразу. Я тебе скажу и…

– Молодой человек, мы не одни, – попыталась остановить его брюнетка. – Эти места заняты, сейчас наши мужья подойдут…

Она подняла голову и стала вытягивать шею, старательно делая вид, будто высматривает кого-то.

– Какие мужья? – удивился армянин. – Ты меня слушай! Меня Ромиком зовут. А тебя?

Храпычев вернулся за столик к Ладейникову, и Валера показал ему на девушек:

– Кажется, наша помощь требуется.

Храпычев, оказывается, тоже обратил на них внимание.

– Там местный пасется. Охота тебе связываться?

Но Ладейников все же решил вмешаться.

Армянин тем временем придвинулся к брюнетке и сказал:

– Ты шашлык любиш? Тогда скажи, как твоего подруга зовут?

– Отстаньте, – обиделась брюнетка.

В тот момент к их столику подошел Ладейников со словами:

– Мы задержались немного. Простите.

Он сел напротив девушек и махнул рукой Храпычеву:

– Коля, мы здесь.

Приставала тут же вскочил:

– Ну, я пошел. Если хорошего шашлык хотите, то приходите на пляж. Там у меня мангал есть. Ромика спросите.

Армянин начал шарить по своим карманам. Ощупал брючные, потом нагрудные на белой рубашке и вздохнул озабоченно:

– Хотел для вас своего визитка дать. Наверно, в пиджаке его оставил.

Когда армянин вышел из кафе, за столик к девушкам перебрался и Храпычев.

– Спасибо вам, ребята, выручили нас, – улыбнулась брюнетка. – Меня Соней зовут.

– Я Коля, – представился Храпычев, – а это мой друг Валерий.

Ладейников взглянул на светловолосую, и все внутри его оборвалось.

– Я – Лена, – тихо произнесла девушка и опустила глаза…