Текст книги "К морю"

Глава 2

Сиэль покачивалась в гамаке, укутанная шарфом бабушки Олы – широким, мягким и тёплым, как плед. Сквозь изогнутые ветви сосен виднелся лоскуток продырявленного звёздами неба, пахло хвоей и размеренно дышащим во сне морем. Сиэль вдохнула свежий прохладный воздух и тихонечко, словно впервые пробуя голос, запела:

 
Под небесным шатром
Под присмотром звёзд… —
 

голос пошатнулся, дрогнул, сделал ещё один несмелый шаг:

 
Наш раскинулся дом,
Словно яркий холст…
 

Как будто вспоминая, что раньше умел летать, срывающийся голос начал разбег. Ещё полкуплета, и он расправил крылья, понемногу забывая страх. Всё живее, ярче, свободно прорезал он прозрачный воздух:

 
Дом, который всегда с тобой,
Дом, который вокруг всегда…
Голос ожил, окреп, воспрял и устремился к звёздам:
Хочешь – иди, а хочешь – на месте стой.
Ты не одна, слышишь, ты не одна.
 

Звук улёгся на плечи сосен и смолк, уступив место привычным мотивам приморской ночи. Под ногами Сиэль чуть слышно прошелестел гравий, и магия момента кончилась, только задумчивое покачивание опустевшего гамака ещё несколько секунд напоминало о ней.

Мягкий фонарный свет обнимал Руслану, сидящую на крыльце с книгой на коленях. Кудрявая прядь её волос то и дело выбивалась из-за уха и бросала на страницу витую тень.

– Красиво поёшь, – улыбнулась Руслана вынырнувшей из темноты Сиэль.

– Надеюсь, никого не разбудила, – тут же смутилась та.

– Да вряд ли кто-то спит сейчас, – Руслана закрыла книжку и подвинулась, освобождая место рядом с собой. Сиэль опустилась на ступеньку и приложила слегка озябшие ладони к прогретой за день деревянной поверхности, теперь щедро отдающей тепло.

– Я вот тоже пела раньше, выступала даже, – задумчиво произнесла Руслана, не глядя на собеседницу.

– А потом что?

– Потом мама заболела… Тут не до пения стало, работу искать пришлось.

– И ты сюда устроилась?

– Ах, если бы! В цветочной лавке работала – идея классная, но с хозяйкой не повезло. Приходилось работать не на качество, а на количество, в итоге нормальные букеты делать некогда, с клиентами общаться некогда, и обязанностей в два раза больше, чем зарплаты. А потом бабушка Ола пришла за комнатными цветами и спасла меня!

– А почему «бабушка», кстати? – спросила Сиэль.

– Ей так нравится, – пожала плечами Руслана. – Она как-то сказала, что хочет помнить о скоротечности жизни – и как будто эта мысль не то что не пугает её, а наоборот, прямо-таки радует. Ну и вообще она ещё в детстве мечтала, чтобы к ней так обращались, да некому, детей нет. Зато есть я и все умаявшиеся!

– Какие-какие?

– Мы так постояльцев своих называем, – Руслана бросила на Сиэль смеющийся взгляд.

– Не знаю, как другим, но мне такое определение явно подходит, – улыбнулась та. – И бабушку Олу как будто, ну… По-другому не назовёшь, что ли.

– Это точно, – закивала Руслана. – Она вроде бы старой не выглядит, но явно жизнь повидала, и заботится обо всех тут, как родная бабушка. Так вот! Разговорились мы в лавке, я ей пожаловалась, что не дают красоту наводить и о людях заботиться. А она: у меня такой работы полно, приезжай! А мне чего терять? Я и поехала. И маму с собой взяла. Мы с ней далеко от моря живём, на другом конце города, ей ходить тяжело было. А тут сидела целыми днями рядом с ним – бабушка Ола уверена, что её не столько таблетки вылечили, сколько море.

– Очень может быть, – серьёзно кивнула Сиэль.

– Ну вот, – продолжала Руслана, обрадованная, что нашла внимательного слушателя. – Мама уже год как дома живёт, а я всё тут. Хорошо! Пыталась прошлым летом поступить на вокальное отделение, но не прошла: не практиковалась очень долго, не занималась ничем. Теперь думаю, может, так тут и оставаться – море рядом, зарплата нормальная, атмосфера такая семейная…

– А ты хочешь учиться?

– Да хочу, конечно, но куда мне… В этом году тем более не возьмут.

– Но есть же ещё до вступительных время, неужели не попробуешь?

Руслана махнула рукой и поморщилась.

– Расскажи о себе лучше, – попросила она.

– А что о себе… – пробормотала Сиэль.

Что ей рассказать? Ей правда интересно? Какой кошмар, я совсем отвыкла общаться с людьми.

Она улыбнулась, как будто собиралась сообщить что-то весёлое, и сказала:

– У меня похожая ситуация была: бабушка болела. У всех в восьмом классе отношения начинались, а у меня работа.

– Бедная, – посочувствовала Руслана.

– У мамы тогда с деньгами совсем плохо было, да и не только с деньгами. Они с папой развелись в мои десять, и она очень тяжело это переживала: ни работать нормально не могла, ничего. Буквально в позапрошлом году только из депрессии выбралась, спасибо отчиму.

– А отец с тобой после развода общался?

– Пытался, но мама не давала. Потом он в другой город переехал, так и не виделись с тех пор…

– Да уж, как-то плохо всё с отцами у нас, – невесело усмехнулась Руслана. – Мой ушёл, когда я ещё совсем мелкой была… А тебе бы с папой хотелось увидеться, пообщаться?

– Хочется иногда, – не раздумывая ответила Сиэль. – С ним всегда здорово было, с детства благодаря ему много приятных воспоминаний осталось. Папа по командировкам часто ездил, я его подолгу не видела, но со мной он иногда возиться успевал и вечно что-нибудь интересное придумывал. И море папа мне показал…

– Вот это он молодец, уважаю! – оценила Руслана. – Ну, зато все моим отношениям с мамой завидовали. Мы с ней всегда как подружки были, я от неё ничего не скрывала. Школу с одноклассниками прогуливаешь? Ну приводи, борщом накормлю. На свидание собралась? Давай с макияжем помогу. Только на ветру не целуйтесь, губы обветришь! Философские разговоры до утра? Отлично, ничего, что на работу вставать. Короче, мамочка у меня огонь.

Действительно есть чему позавидовать… Сколько мы уже с мамой по душам не разговаривали? Когда я доверяла ей последний раз хоть что-нибудь?

– А ты надолго тут?

– Нет, к сожалению. Мне и так неловко, что мама эту поездку оплачивает.

– Это же здорово, раз она может себе позволить.

– Да, но мы с мамой… не слишком близки, и я себя чувствую обязанной, обузой и вообще. Я же целый год у парня жила, с маминой шеи слезла, а теперь вот он бросил меня – и здравствуйте, пустите порыдать, а заодно кормите и на курорты отправляйте, – эти слова Сиэль опять произносила с улыбкой, которая будто бы была призвана компенсировать их невесёлый смысл.

– Ой, бедняжка, – Руслана легонько погладила Сиэль по плечу. – Ну ничего, отдохнёшь, оправишься, вернёшься, найдёшь дело по душе, съедешь от мамы, и всё хорошо у тебя будет!

Сиэль криво усмехнулась и неопределённо помотала головой. Потом встрепенулась и бодро спросила:

– Так что с пением? Будешь поступать ещё раз?

– Да какое мне поступать, – Руслана недовольно повела плечом, заставив подпрыгнуть лежавшие на нём каштановые кудряшки. – Я даже не пела не помню сколько, не говоря уже о сольфеджио.

– Так давай споём! – оживилась Сиэль. – Знаешь группу «Яблочный пирог»?

– Знаю, – понуро вздохнула Руслана, и Сиэль тут же запела простую, но радующую слух мелодию. Руслана деланно закатила глаза, но подпевать начала, не удержалась. Сиэль посмотрела на неё с восхищением: глубокий, бархатный тембр кудрявой горничной ласкал слух и трогал за душу. То сливаясь в унисон, то расходясь на интервалы, непохожие голоса рождали гармонию и поднимались к небесам под аккомпанемент умиротворённых вздохов волн. А на маленьком балконе незаметной тенью стоял Дьюван, слушал пение и смотрел, как качается на волнах невесомый лунный свет.

Комната утопала в молочной синеве предрассветных сумерек. В открытое окно заглядывала утренняя звезда – приглашала посмотреть вместе с ней на просыпающийся мир. Приятно было дышать свежим воздухом, высунув нос из-под тёплого одеяла, но Сиэль не собиралась нежиться в кровати. Она слишком ценила каждый час, проведённый у моря, чтобы тратить время на сон или довольствоваться видом из окна, имея возможность сидеть у полосы прибоя.

Сиэль выскользнула из одеяльных объятий, обняла сама себя, потёрла руками плечи, чтобы прогнать набросившиеся на голую кожу мурашки. На цыпочках пробежала по прохладному полу, нырнула в ванную, которую заботливо нагрели трубы с горячей водой, – напряжённые мышцы немного расслабились, мурашки отступили, скатились с рук и ног. Ополоснула лицо, почистила зубы, совместив это занятие с приседаниями – хорошим способом согреться и взбодриться.

Пока Сиэль одной рукой доставала из шкафа платье, другая рука привычными движениями расплетала растрепавшуюся за ночь косу. В груди трепетало предвкушение – Сиэль не знала, чего именно, да это и не имело значения, – заставлявшее торопиться на свидание с приморским утром. Приятный на ощупь материал платья скользнул по коже; Сиэль вскинула руки, чтобы застегнуть пуговку, бросила взгляд в зеркало, улыбнулась и подумала, что давно так сильно не радовалась простым вещам. И уж тем более не вскакивала с утра пораньше, чтобы привести себя в порядок, надеть красивое платье и полюбоваться на своё отражение.

В последнее время ей было свойственнее подолгу прятаться от нового дня в кровати, надевать что попало и не причёсываться по несколько дней. Только благодаря вере в целебную силу моря Сиэль переступила через себя, попросила помощи у мамы и в одиночку – чего она раньше никогда не делала – уехала далеко от дома. Она взяла с собой любимые платья, решив, что будет заставлять себя надевать их, чтобы почувствовать себя красивой и перестать пренебрегать своим внешним видом. Но заставлять не пришлось: в доме бабушки Олы, вокруг которого властвовала едва тронутая человеком природа, Сиэль совсем не хотелось ходить в шортах, джинсах и футболках, пропитанных городом. Разве сравнится это воспетое вечно спешащими горожанами удобство с окрыляющим чувством свободы, рождающимся, когда ветер с моря развевает подол лёгкого платья, словно парус?

Дом поздоровался с ранней пташкой чуть слышным скрипом половиц. Сиэль прошла по коридору между дверьми, за которыми спали люди и во все окна смотрели на нежное весеннее утро свободные номера, толкнула входную дверь, спустилась с крыльца и босиком ступила на остывшую за ночь землю. Вместе с запахом сосен, влаги и соли в воздухе витал пьянящий дух приключений. Он будоражил кровь, нетерпеливо толкал в спину: беги же, беги, покажи миру, что готова увидеть и прожить все истории, которые он приготовил сегодня. В такие моменты любая мелочь может оказаться приключением, нужно только не стоять на месте, смотреть в оба и замечать всё, что происходит вокруг.

Но вопреки желанию бегом побежать к морю, Сиэль сделала несколько шагов – подол платья прошелестел по траве, быстро темнея от росы – и остановилась на верхней ступеньке лестницы, ведущей на пляж. Душу, уже готовую парить, вдруг грубо схватил за крылья страх, придавил к земле и ядовито просипел на ухо: «Ну-ну, радуйс-ся, дава-ай, радуйс-ся недолгому щ-щас-стью и хорош-шенько его запо-омни, чтобы с-сильнее с-страда-алос-сь, когда вернёш-шься из этого ра-ая». С того момента, как Сиэль села в поезд в Ормигоне, она всё никак не могла до конца поверить в происходящее. Она будто видела прекрасный сон и старалась от души насладиться им, но не могла – радость то и дело отравляли мысли о пустой и бессмысленной реальности, в которой не слышно шума волн. Эта реальность маячила совсем близко – всего несколько дней, и Сиэль пора будет возвращаться… Куда? Что она станет там делать? Как будет заново строить в очередной раз развалившуюся жизнь?

На помощь внезапной вспышкой света пришло воспоминание. Беззаботное детство, шумная набережная, брызги разбивающихся о бетон волн, маленькая ручка Сиэль – в большой надёжной руке отца. Ещё далеко до того дня, когда всё разрушится и годы разлуки сделают папу и дочку чужими людьми, ничего не знающими друг о друге. Ещё не нужно думать о том, как пережить предательство и заработать денег, зато можно забрасывать взрослых сотнями «почему». Лучше всего это делать с папой: он не из тех скучных людей, которые просят не задавать дурацких вопросов или читают лекцию с кучей непонятных слов. Папа отвечает так, как будто он сам ребёнок, который уже успел откуда-то обо всём узнать.

«Папочка, почему море всегда волнуется?» – спрашивает Сиэль.

«Ну, понимаешь, дочь, – папа гладит подбородок двумя пальцами – он всегда так делает, когда задумывается, – вот устаёт человек от своих проблем, приносит их морю, и спокойно человеку становится. А море за него волнуется…»

«Бедное море, это же трудно! Ему можно помочь?»

«Волнуйся поменьше, – улыбается отец. Потом становится серьёзным и добавляет: – Вообще, морю важно, чтобы к нему приходили. Хоть с горем, хоть с радостью, оно всё примет и со всем справится. Ты за него не переживай, дочур. Оно гораздо нас всех сильнее. Главное – быть ему благодарными».

Теперь Сиэль больше не была ребёнком, но – может быть, в память об отце, каким он был тогда, – хранила в душе детскую веру. В то, что море – это не только километры воды, что оно живое: чувствует, слышит, говорит и волнуется не просто так, а за людей.

– Забери у меня эти мысли, – прошептала Сиэль, устремив взгляд к морю. – Я не хочу думать о том, что будет потом, я хочу быть счастливой сейчас.

Закрыть глаза и слушать шум волн. Забыть обо всём остальном, стоять и дышать в такт прибою – вдох-выдох, вдох-выдох, спокойно, медленно, полной грудью… У меня есть ещё несколько дней в мире, где один идёт за неделю! Прожить каждый, не теряя ни минуты, наслаждаясь каждым мгновением, быть здесь и сейчас, а что потом – то потом.

Сиэль почувствовала, как душа снова наполняется восторгом, а тело не может устоять на месте. И она побежала: вниз по лестнице, едва касаясь ногами ступенек; по холодному песку – к тёплому морю, ещё кажущемуся одним целым с небесами. Мир постепенно наполнялся утренним свечением, звёзды таяли в голубоватой дымке, а Сиэль бежала всё быстрее, и встречный ветер подхватывал и уносил в море все её страхи и печали.

Спустя полчаса из дома вышел Дьюван, одетый в спортивный костюм. Так же, как Сиэль, постоял на склоне, глядя на море и думая о своём. Потом спустился вниз и тоже побежал, но не с места в карьер, а постепенно набирая разгон. В отличие от Сиэль, Дьюван бежал не за чем-то, что ждало впереди, а от того, что гналось по пятам – и, без сомнения, рано или поздно догнало бы. Поэтому он не спешил, но следил за дыханием и пульсом, ощущая, как разогреваются мышцы и пересыпается под ногами песок – одним словом, концентрировался на процессе, давая себе отдых от мыслей.

Сиэль, сидящую у самой воды, Дьюван заметил издалека и подумал, что лучше будет не нарушать её одиночества: наверняка в такой ранний час она пришла сюда именно за ним. Но только Дьюван собрался пересечь пляж, чтобы подняться на склон по одной из многочисленных крутых тропок и продолжить пробежку среди сосен, как Сиэль обернулась и заметила его. Она помахала ему рукой, и Дьюван подбежал поближе.

– Не помешаю? – спросил он, сбавляя шаг. – Нужна техническая остановка.

– Нет, конечно.

Дьюван опустился на землю и принялся развязывать шнурки беговых кроссовок.

– Бегать рано утром вдоль моря – это всё здорово и поэтично, да, – проговорил он. – Но приходится мириться с прозой жизни.

С этими словами Дьюван высыпал из кроссовки горку песка и уныло посмотрел на приставшие к белому носку песчинки.

– Видимо, оно того стоит, раз ты всё—таки здесь, – заметила Сиэль.

– Да мне как-то даже в голову не пришло, что в обуви такие дюны образуются, – Дьюван потряс второй кроссовкой. – Хотя это было предсказуемо.

– Песок не будет набиваться в обувь, если на тебе не будет обуви! – многозначительно произнесла Сиэль и тут же отвернулась, спрятав улыбку за чёлкой.

– А ты, я смотрю, познала жизнь, – улыбнулся Дьюван. Они помолчали. Дьюван понимал, что ему надо взять кроссовки, дойти до утоптанной тропинки и продолжить пробежку, но уходить совсем не хотелось. Хотелось смотреть на бледное, почти сливающееся с морем небо, зарываться ногами в сухой прохладный песок, и негромко переговариваться с Сиэль о чём-нибудь незначительном. С Дьюваном редко случались такие разговоры: всё больше серьёзные, деловые, или же до пошлости обыденные. Непринуждённо поболтать так, чтобы согреться и не пожалеть о потраченном впустую времени, Дьюван мог, пожалуй, только с лучшим другом. А теперь ещё и с этой едва знакомой девушкой.

– Всегда так рано встаёшь? – спросил Дьюван.

– Настолько рано редко. То есть, я это люблю, но давным-давно режим сбила так, что всё утро мимо меня проходит, – Сиэль машинально расправляла подол платья и улыбалась как-то виновато, не глядя на собеседника. – А тут вот само получается. Когда в сказку попадаешь, не очень-то хочется её на сон тратить.

– Понимаю, – кивнул Дьюван.

– И в том, чтобы встречать рассветы, своя какая-то магия есть, – продолжала Сиэль. – У моря особенно.

Дьюван обернулся на поросшие лесом холмы, за которыми пряталась рассветная красота небесной палитры, и заметил:

– Тут на рассвет особо не полюбуешься.

Сиэль пожала плечами:

– Дело же не только в картинке, но и в общей атмосфере. Даже больше в ней, наверно. Конечно, жаль, что нельзя увидеть малинового диска у самого горизонта – он всегда такой красивый. Зато скоро золотые лучи будут на верхушках деревьев сидеть, и вон те облачка над морем зарумянятся, – и Сиэль с мечтательной улыбкой окинула взглядом сосны.

– Тебе бы книжки писать, – заметил Дьюван. – Здорово мир видишь, и описываешь красиво.

– А я пишу, – руки Сиэль продолжали теребить платье и просыпать сквозь пальцы горсти песка.

– О, тогда жду бестселлер! – Дьюван поднялся и отряхнул одежду. – Ладно, побегу я, а то скоро солнце припекать начнёт.

Он пересёк широкий пляж, поднялся на холм, приминая щекочущие ноги травинки, остановился, чтобы обуться, и посмотрел вниз. Там, у воды, словно балерина из музыкальной шкатулки, кружилась в танце белая фигурка Сиэль.

После завтрака Дьюван расположился в тканевом шезлонге в тени высоких кустов. В столовой нашлась стопка книг, и Дьюван выбрал незамысловатый роман, который теперь читал (вернее, больше просто бегал глазами по строчкам, занятый своими мыслями). Вдруг за зелёной оградой послышались голоса.

– Помочь тебе?

– Ты чего, это же моя работа, ты сюда так-то отдыхать приехала!

– Да ладно тебе, я всё равно с тобой болтаю, надо же чем-то руки занять.

Между деревьями мелькнула Руслана с корзиной только что постиранного белья. За ней показалась Сиэль, на ходу собирающая в хвост волосы. Девушки шли на залитую солнцем площадку за домом, где были натянуты верёвки с гроздьями прищепок.

Дьюван прикрыл книгу, заложив страницу пальцем, и прислушался к долетающим голосам. Иногда неразборчивые слова превращались в звонкий, беззаботный, согревающий душу девичий смех. Дьюван закрыл глаза и погрузился в воспоминания: вот он делает уроки у открытого окна, за которым цветёт весна, а в коридоре мама с сестрой вешают бельё. Вельта безостановочно говорит и спрашивает, мама отвечает и смеётся, а потом они смеются вместе – счастливые, беспечные, живые…

Дьюван открыл глаза, понемногу возвращаясь в реальность. Голоса звучали всё отчётливее: девушки закончили с бельём и возвращались обратно.

– …В Приморский съездить, – услышал Дьюван. – Говорят, красивый.

– Ой, потрясающе уютный город, тебе сто процентов понравится! У меня выходной завтра, можем вместе сгонять.

– Давай! А бабушке кто-нибудь будет помогать?

– Она и сама прекрасно справляется, когда я уезжаю. Бабушка Ола не из тех хозяев, которые просто бизнес ведут, а всё остальное на работников скидывают. Это её дом, и она душу в него вкладывает. А заодно чужие заблудшие души вокруг собирает.

На этом моменте Дьюван невольно усмехнулся, вспомнив свою реплику про блуждающую во тьме душу. Между тем девушки зашли в стоявшую неподалёку беседку и устроились отдохнуть на разложенных по скамейкам подушках.

– Вот Ирэн с Томом, – продолжала Руслана, – повариха и таксист, одинокие, несчастные люди, а здесь своё место нашли и расцветают потихоньку. Постояльцев не очень много всегда, иначе не будет так душевно, но все… м-м-м, – Руслана замялась, подбирая слово, – ну, как будто никого «чужого» тут не бывает, если ты понимаешь, о чём я.

– Прекрасно понимаю.

– Это магия просто какая-то, не иначе!

– И правда – «маяк», – улыбнулась Сиэль.

– Ага. Я тут свою бурю уже переждала. Вроде бы дальше надо двигаться, но страшно пока.

– Тебе непременно надо поступать!

– Для начала надо показать тебе Приморский, – перевела тему Руслана. – Готовься к путешествию: надо будет встать с утра пораньше, до элки дойти…

– Простите, что вмешиваюсь, – у порога беседки появился Дьюван. – Услышал краем уха, что вы в город собираетесь. Я как раз туда по делам заглянуть собирался, могу подвезти, и обратно тоже. Только на пробежку с утра схожу.

Следующим вечером Дьюван с Николасом сидели на излюбленном месте встречи – за столиком в кафе «Чайка».

– Ну и что ты опять в городе делаешь? – поинтересовался Николас.

– По тебе соскучился, – усмехнулся Дьюван. – А вообще – девчонкам помочь решил, чтобы по электричкам не мотались. Ну и в офис заглянуть надо было, отпуск-то у меня незапланированный всё-таки.

– В противном случае небо упало бы на землю, – вставил Николас.

– Девочки сюда прийти обещали, как нагуляются, – Дьюван пропустил реплику друга мимо ушей. – Как насчёт новых знакомств, товарищ экстраверт?

Они пришли через пару часов – уставшие, но довольные. Сиэль – всем увиденным, Руслана – ролью экскурсовода по родному любимому городу.

– Как тебе городок? – спросил Дьюван, познакомив девушек с Николасом.

– Чудесный! Как с картинки! И люди с огнём танцуют на площади, у нас такого не увидишь!

– Главное впечатление дня, – улыбнулась Руслана. – Как увидела их, так и застряла на полтора часа, не оторвать было!

Разговор оживлённо забурлил и надолго увлёк собеседников. Наконец Руслана посмотрела на часы и со вздохом сказала:

– Хорошо с вами, но кому-то работать завтра.

– Ты что, тоже на отдыхе работаешь? – спросил Николас.

– Я не на отдыхе, – рассмеялась Руслана. – Я работаю в отеле, и живу тоже там. Сегодня вот отпустила хозяйка город гостье показать.

– А росла ты здесь? – вдруг спросил Николас. Получил утвердительный ответ и задал следующий вопрос:

– В каком районе?

– Ну-ка, ну-ка, что тут такое началось? – подался вперёд Дьюван.

– А вы с какой целью интересуетесь? – строго спросила Руслана, глядя на Николаса сверкающими задором глазами.

– Да я просто всё смотрю на тебя и понять не могу, где мы виделись и виделись ли… Но есть такое ощущение… Короче, мы случайно не могли в один садик ходить? На Лазурной улице.

Руслана на секунду задумалась, потом её глаза расширились.

– Да ла-адно! Ты же тот мальчик, который сделал куличики для воспитательницы, да?!

– Тебя же в садике Русей называли?

– Да-а, но теперь я предпочитаю, чтобы звали Ланой.

– Ничего себе, а мир-то тесен! – засмеялась Сиэль, обожающая подобные ситуации.

– Погодите, а что за история с куличиками? – осведомился Дьюван.

– Там была очень красивая и добрая воспитательница, я сделал куличики, показал ей и говорю: «Это вам, я вас люблю!» Надо мной вся группа смеялась потом.

– Вообще-то не вся, я оценила! – заявила Руслана. – По-моему, это ужасно мило.

– Да он вообще милашка, – вставил Дьюван.

– А помнишь, как морскую свинку мыли в раковине?

– Конечно помню, это было нашим любимым развлечением! А помнишь…

Дьюван с Сиэль переглянулись и тихонько засмеялись.

– Кажется, им есть о чём поговорить, – констатировала Сиэль.

– Жаль только, что они не выяснили это раньше, – Дьюван бросил взгляд на часы. – Что-то мне подсказывает, что в ближайшее время мы отсюда не уедем.

Руслана и Николас нырнули в общие воспоминания, и Сиэль с Дьюваном тоже заговорили о детстве, – а вместе с тем, конечно же, о море. Сиэль рассказывала, как влюбилась в него по картинкам и попросила у отца, уверенная в его всемогуществе: «Папа, сделай мне море!»

Папа посадил дочку на колени, серьёзно посмотрел в её глаза своими васильково-синими и обещал, что обязательно сделает, если она будет умницей и подождёт. Сиэль кивнула головой, обвила ручонками папину шею, прижалась щекой к его рыжей бороде и мечтательно улыбнулась.

Ей было четыре года, когда папа сдержал обещание: взял дочку с собой в командировку, привёл на морской берег, присел на корточки и сказал ей на ухо: «Видишь, малышка, папа сделал море».

– До сих пор эта картинка перед глазами, – вдохновенно рассказывала Сиэль своему слушателю. – Красивая зелёная набережная, высокий берег и посеребрённая солнцем синева до самого горизонта…

– Твой папа молодец, – улыбнулся Дьюван. – После таких историй начинаю жалеть, что у меня не было отца..

Сиэль хотела спросить, как так получилось, но побоялась: слишком уж личная тема. Немного помолчав, она задала другой вопрос:

– А ты помнишь первую встречу с морем?

Дьюван мысленно улыбнулся тому, как Сиэль воспринимает море – как живое существо. Впрочем, он и сам, пожалуй, так его воспринимал, просто не отдавал себе в этом отчёта.

– Не помню, – с сожалением признался он и на несколько секунд задумался.

Опять её смех в ушах. Небо, брызги, солнце… Неужели я расскажу об этом? О том, что так берёг ото всех, о сокровенном, болезненном, родном… Она ведь начнёт задавать вопросы… Но так хочется, почему-то так хочется именно сейчас, именно с ней поделиться этим воспоминанием.

– Зато… – Дьюван замялся, бросил взгляд на собеседницу – та смотрела с интересом и участием, – дёрнул плечами, будто скинул физически ощутимое напряжение, и закончил: – Зато помню, как сестра моя его в первый раз увидела.

И он, понизив голос так, что Сиэль приходилось прислушиваться (Николас с Русланой разговаривали очень энергично и громко) поведал, как показал сестре море и научил её плавать. Как она всей душой полюбила водную стихию, мечтала стать русалкой и подолгу не вылезала из воды.

Обычно Дьюван не говорил о сестре ни с кем, кроме Николаса и – очень редко, потому что они вообще общались редко, – мамы. Но стоило ему упомянуть Вельту в разговоре с Сиэль, как желание добавить подробностей, оживить в рассказе смех, радость и непосредственность любимой сестрёнки, зачем-то влюбить в неё слушательницу, взяло верх и заставило как никогда красочно описывать вспомнившийся день. И когда закончился его рассказ о первой встрече Вельты с морем, прозвучал вопрос, которого Дьюван боялся, на который он не хотел, но вынужден был отвечать:

– А сколько ей сейчас?

– Было бы столько же, сколько тебе, – быстро, с искусственным спокойствием проговорил Дьюван, – но теперь ей всегда будет десять.

Первые пару секунд с лица Сиэль не сходила улыбка: она не успела осознать того, что только что услышала. А потом вдруг поняла, и внутри у неё как будто что-то оборвалось. Она успела живо представить себе эту девочку, умилиться тому, с какой любовью относится к ней брат, согреться его пропитанным нежностью, светом и морским воздухом рассказом… И вдруг на всё это упала мрачная, леденящая душу завеса смерти. Смерти ребёнка, которая всегда кажется страшнее и несправедливее.

Что же могло случиться? Каково ему было? Бедные родители… Как ему на это ответить?

– Можешь ничего не говорить, – мягко сказал Дьюван, будто услышав её мысли. – Прости, что загрузил.

Сиэль хотела ответить, но Дьюван решительно отодвинул кресло.

– Кто-то работать завтра собирался… Пойдёмте, кафе закроется скоро.

Они вышли на улицу, в сумеречные объятия по-летнему тёплого вечера. В сквере напротив пели под гитару и звонко смеялись подростки, на небе загорались звёзды, в воздухе пахло цветами. Дьюван опустил стёкла в машине и включил музыку, которая веяла атмосферой свободы и приключений. Песни так успокаивали, а радостный смех Русланы был таким заразительным, что мрачная тень на душе Сиэль быстро развеялась. Девушки подпевали знакомым исполнителям и высовывались из окон; светлые волосы Сиэль и каштановые кудри Русланы развевались по ветру, на счастливые лица падал апельсиновый свет фонарей.

– Ник, возьми-ка камеру, – движением головы Дьюван указал на бардачок. – Кажется, что-то важное происходит.

Николас с готовностью включил устройство, повернулся к пассажиркам и принялся ловить мгновения. И неважно, что фотографии получались нечёткие и смазанные – на них была жизнь, молодость и беспечность, смеющиеся лица и горящие глаза.

– Дью, я карту памяти заберу с собой? – спросил Николас. – Девчонкам на память распечатаю.

– Бери, конечно. Вот и твоя остановочка, кстати.

– Отдыхай как следует, – наказал Николас другу, выходя на тротуар.

– Ну мам, – усмехнулся Дьюван.

– Лана, пожалуйста, во имя нашей детсадовской дружбы, присмотри за этим трудоголиком! – он одарил Руслану тёплой улыбкой, помахал Сиэль и захлопнул дверь. Колёса зашуршали по асфальту, автомобиль развернулся и исчез в быстро опустившейся на город темноте весенней ночи. Николас проводил его взглядом и, не прекращая радостно улыбаться, взлетел по лестнице в свою квартирку.

Трое молодых людей не спеша поднимались по склону холма. Влажная от росы трава щекотала ноги, тихо дышало спящее ночное море. Шумный восторг прошёл, осталось приятное послевкусие и накатила сладкая усталость.

– Я столько потрясающих эмоций за один день почти год не испытывала, кажется, – негромко поделилась Сиэль, шагнув на облитое тёплым светом крыльцо.

– А я – девять лет, – отозвался Дьюван.

Сиэль посмотрела на него, их взгляды встретились.

– Спасибо, – сказал он вдруг, не отводя глаз. Потом улыбнулся Руслане и открыл дверь, пропуская девушек в дом.