Текст книги "Хроники особого отдела"

Глава третья

«Жизнь полна сюрпризов, и не только приятных»

Отчаянные домохозяйки

Я не знаю, сколько мы продремали, но все проснулись от женского визга, доносящегося из коридора. Боб поднял голову и сонно провещал:

– Вот это будильник. Мне бы такой домой, а то утром глаза не продрать, – мы опять стали проваливаться в сон, когда раздался опять визг. Боб сел и мрачно проворчал. – Чего же это такое произошло? Неужели кто-то увидел крысу?

Гусёна потянулась.

– Надеюсь, Кай защитит нас. Она – биолог. Это её работа.

– Утешай себя тем, что крыса сдохла от этого крика, – отмахнулась я.

Спать нам не дали, потому что в дверь постучали, и в комнату вошла наша Пышка.

– Обед!

– О господи, неужели мы спали три часа? – я ахнула.

Пышка покачала головой:

– Дорога, метель, и я слышала, вы были в тренажёрном зале. Не удивительно, что все заснули.

Боб, зевая, спросил:

– А кто там так кричал? Что-то серьёзное, или крысу увидели?

Пышка ахнула и сложила руки под фартуком.

– Да что вы! У нас нет крыс, – она горестно поджала губы. – У нас такое! Такое, что трудно описать. Кто-то мерзко и противно пошалил.

– Вот как? – Гусёна мгновенно проснулась и, выскочив из-под пледа, бросилась к тумбочке, выудила оттуда косметичку, достала пузырёк, что-то накапала в хрустальный бокал и подошла к Пышке. Посадила её и протянула бокал. – Выпейте! Это настойка пустырника. Рассказывайте! Я вижу, что Вы взволнованы.

Наша Пышка прижала руки к щекам, я давно не видела, чтобы женщина так делали, разве в фильмах. Пышка между тем трагически выдохнула:

– Свиная голова! Да-да-да! Кто-то в холл, прямо на стол, где ресе́пшен, положил отрубленную свиную голову.

– Итальянская мафия?! – Боб подскочил. – У вас здесь кто-то закопал сундук с золотом?

Пышка расстроенно запыхтела и встала:

– Да будет вам, какие сундуки? Здесь только современная мебель, кстати из натурального дерева.

– А что сторож говорит? – продолжал допрос Боб, а мы слегка удивились, почему это его так заинтересовало?

– Так он же спит, но никаких следов от ворот нет.

– А неужели нет никаких других способов попасть на эту территорию? – удивился Боб

– Есть, задняя калитка, но там всё завалено снегом. Ах! Танюша, которая отлучилась на минутку, когда вернулась, так перепугалась, и так кричала. Бедняга. Там всё пришлось отмывать, – мы переглянулись, не зная, что говорить в таком случае, а Пышка, направилась к двери. – Поторопитесь. В трапезной уже накрывают.

Боб рыкнул на нас:

– Отвернитесь.

В этот раз мы плюнули на все этикеты и оделись, как нам было удобно, то есть в джинсы и тонкие джемпера, которые отличались только цветом. Серый у Боба, синий и сиреневый у меня с Гусёной. Мои друзья посмотрели на меня, переглянулись, и Боб решительно протянул мне щётку для волос.

– Вот что, причешись. У тебя башка, как будто ты на соломе валялась. Ты что, в самом деле, нас позоришь?

Я вздохнула и, громко стеная, стала расчёсывать волосы. Мне, в отличие от моих сестёр достались от предков медно-русые волосы, которые к тому же вились. Именно это обстоятельство не позволило мне их отращивать ниже плеч, потом в них образовывались колтуны, а если короче, то они вставали перпендикулярно к голове, и я становилась похожей на клоуна. В детстве мама решала проблему просто, она оставляла длину не больше сантиметра, но тогда, я становилась рыжей. Однажды, в какой-то затрапезной парикмахерской седая парикмахерша постригла меня так, что с тех пор они лежали, как после укладки. Мои сестры не верили мне, что это просто стрижка, но их обида, что я не рассказываю, где меня уложили, полностью меня отвратили от желания вертеться перед зеркалом. Я всегда делала только необходимое с лицом. Расчесаться, напудрить нос и покрасить губы.

Вот и теперь я всё это продела быстро, в результате Гусёна с благоговением прошептала:

– Что Бог дал, ничем не испортить.

– Отвали! Кто бы говорил? Я вот всегда завидовала твоему изяществу! Ты просто не видишь, как ты элегантна и креативна.

Гусёна покраснела и бросилась меня целовать. Боб растроганно шмыгнул носом и перед зеркалом попытался причесать свои лохмы. Безуспешно, конечно. Он по-хозяйски обнял нас за талии, и мы направились в столовую. Пришли мы последними.

Обед проходил в полном молчании. Мы употребляли восхитительный суп из сушёных белых грибов со сливками, бараньи почки под сметанным соусом с гречневой кашей. Пироги с капустой и яйцами, мы запивали густым компотом из сухофруктов. Все было таким вкусным, что ели, не торопясь, смакуя каждый кусок.

Неожиданно Максим Максимович звучно проговорил:

– Друзья, что вы думаете, об этом инциденте?

– А что мы можем думать? – нервно проговорил Серж. – Мы же ничего не знаем!

– Это чья-то месть! – выкрикнула одна из девушек-попугайчиков.

– Пустое! – отмахнулся Максим Максимович. – Если бы кому-то хотели отомстить, то ему бы отрезали голову, а не свинье.

Все хором охнули, а Боб захохотал:

– Вот это по-русски! Башку долой и с приветом.

– Нет, это не месть, а напоминание! – провозгласил Владлен. – Вот пример капиталистической морали!

– Даже животные способны мстить, если их обидели, – возразила я. – Уверяю, когда мартышки кидаются дерьмом, то они не думают о капитализме.

– Эх! Жалко мы не видели! – высказался один из близнецов, получил затрещину от отца и замолчал.

– А я предвижу, что скоро всё разъяснится, – проговорила дама-вобла, которая теперь была в элегантном малиновом платье. Приедет полиция, и всё разъяснится.

– Полиция? – хором вскричали «попугайчики-неразлучники», испуганно переглянувшись. – Зачем?

– Ерунда! – отмахнулся Максим Максимович. – Никто из-за такой глупости не будет вызывать полицию.

Переговариваясь, все вышли в холл и замерли, потому что двери распахнулись, и в холл ввалились четверо полицейских, настолько засыпанные снегом, что были похожи на снеговиков. Самый высокий стряхнул снег с непокрытой головы и пророкотал в пространство:

– Где владелица, или директор?

Все попятились, таким холодом потянуло от вошедших. Я немедленно потянула Гусёну и Боба за собой, чтобы не мешаться, и мы направились в игровую комнату. Обнаружив настольный футбол, я и Боб, принялись яростно сражаться. Гусёна, стоя на стуле, вопила и подбадривала нас. Вскоре в комнату вбежали близнецы и стали сверлить нас взглядами, мы уступили им игру и ушли в угол комнаты, усевших на удобные стулья вокруг карточного стола. Гусёна постучала по столу:

– Это очень, ну очень странное происшествие. А давайте поиграем в следствие?

В этом она вся, мы с Бобом переглянулись. Играть полагалось нам с Бобом, а она будет слушать и критиковать.

– Откуда у этой дамы столько бабла, что она построила целый санаторий? – проговорил Боб.

– Из девяностых, тогда делались состояния, – предположила я.

– О! – Боб поднял палец. – Думаешь, что эти менты, тьфу, полицейские – это её крыша?

– Из-за какой-то свиньи они потащились в такую даль? Нет, здесь что-то другое, – я, не соглашаясь с ним, покачала головой.

– Вот! Вот чего нам не хватает! Приключений! Класс! Суперприключение – «Тайна свиной головы», – всплеснула руками Гусёна.

– Не накаркай, – попыталась остановить её я.

– Но ведь интересно! Неужели из-за непогоды мы просидим в этом доме как старики?

– А давайте подслушаем! – подмигнул нам Боб. – Я заприметил кое-что на столе у этой на ресе́пшене. Убеждён, что она всё время подслушивает владелицу этого «Блаженства».

– Фи! – сморщила нос Гусёна. – Я передумала. Будем лениться изо всех сил. Пошли в бильярдную!

Я улыбнулась, наш генератор идей работал во всю мощь.

– Уверена?

– Только если вы согласны, – Гусёна робко улыбнулась.

Боб засмеялся и обнял её за плечи.

– Пойдём!

В бильярдной сражались парни «попугайчиков-неразлучников», мы сели на стулья у стены. Блондинка подошла к нам и представилась:

– Алина.

Шатенка кивнула нам издалека.

– Марина. Вы не знаете, зачем приехала полиция?

Я пожала плечами.

– Не знаем. Мы ушли, чтобы не мешать им. Наверное, вы тоже?

– Нет! Просто мы всегда в это время играем в бильярд, – Марина внимательно рассматривала нас. – Вам придётся подождать. Наши мальчики не любят менять привычки.

– Да ради Бога! – отмахнулся Боб. – Мы посмотрим.

– А правда Серж великолепен? – воскликнула Алина.

– Нет-нет! Анджей обыгрывает его, – возразила Марина.

– Вот это да! Анджей поляк? – поинтересовалась Гусёна.

– Нет, по паспорту, он Андрей, но ему нравится, когда его зовут Анджей. – Марина остро взглянула на неё – А зачем вам его национальность.

Гусёна смешалась, какие-то комплексы из детского прошлого, не позволяли нашей яркой Гусёне разговаривать с такими девицами, но не мне. Я не красавица, но выросла рядом с двумя красавицами-сёстрами, что позволило мне развить своё самоуважение до немыслимых вершин. Именно поэтому я выпятила губы и хмыкнула.

– Глупости! Зачем нам его национальность? Просто удивила странная ненависть к собственному имени. Андрей – очень красивое имя. Оно означает «мужественный», «отважный».

– Почему ненависть? Люди должны чувствовать себя комфортно. Делать, что хотят, одеваться, как нравится, – Марина чуть нахмурилась. – Ведь не зря же ты вместо имени Екатерина, всем представляешься, как Кай.

– Я не Катерина, – я поёрзала на стуле. – И чувствую себя всегда комфортно со своим именем. Кстати моё полное имя Кайден, и оно даже не женское. А наши действия диктуются воспитанием.

Марина резко отвернулась и воскликнула:

– Давай, Анджей! Давай!

– Да что же ты орёшь под руку! – внезапно огрызнулся Анджей и, промазав, раздражённо бросил кий. – Из-за тебя проиграл. Разоралась, тут!

– Не кричи на меня! – взвизгнула Марина и замолчала.

В комнату вошёл незнакомый здоровенный парень, в джинсах и красивом вязаном шоколадном джемпере и джинсовой же куртке. Осмотрел нас и представился:

– Здравствуйте. Я – капитан Петров. У меня к вам всем один вопрос. Пока один.

Дальнейшее меня позабавило – «попугайчики-неразлучники» метнулись от него и встали так, чтобы между ними и им был бильярдный стол. Мы же не пошевелились. Судя по всему, капитан тоже это заметил. Он цепко осмотрел нас, на мгновение его брови взметнулись, но, не меняя выражения лица, он продолжил:

– Чья эта купюра? В смысле кто из вас держал её в руках? – и он извлёк тысячную купюру.

На лицах «попугайчиков» мелькали недоумение, интерес и почему-то страх. Парень молча ждал. Мы переглянулись, и Боб встал:

– Ну я, и что?

– Вы уверены? – капитан внимательно посмотрел на него.

– Да! – Боб засопел. – Там в углу зелёным фломастером написан иероглиф.

– Пройдёмте в соседнюю комнату и поговорим.

Мы вошли в игровую, близнецов уже не было. Капитан плотно закрыл дверь и кивком предложил нам пройти к карточному столу.

– Расскажите, как она к вам попала?

– Не, это не смогу, – помотал головой Боб, – я не помню.

– Хорошо, когда Вы ей расплатились?

– Нет, не расплатился. Мы, когда ехали сюда, по дороге встретили бабку, которую грабанули какие-то подонки, и я ей отдал эту тысячу.

Капитан озадачено посмотрел на него, потом на нас.

– Это было при вас?

Гусёна отважно бросилась на защиту Боба:

– Да что случилось-то?! Мы что не имеем права распоряжаться своими деньгами?! Не фальшивые же они были? Боб не помнит, но это деньги с его зарплаты. Не могли же в его организации платить фальшивками. Кстати они были последними.

Капитан угрюмо хмыкнул.

– А кто ещё видел, что вы отдали эти деньги бабке? Кроме вас.

Гусёна сжала руку Бобу и ответила сама:

– Таксист.

– Да. Он подтверждает это, – капитан поморщился, и тут впервые я обратила внимание на его волосы. Они были чёрного цвета с медным оттенком. Я даже не представляла, что такие бывают. Капитан фыркнул и отвернулся от меня.

– Или вы говорите всё, или мы уходим, – грозно проговорила Гусёна и приказала нам. – Нечего тут рассиживать!

– Её убили. В доме всё перевернули. Думаю, искали эту тысячу, но им и в голову не пришло, что она лежит в пластиковом пакете, на вешалке при входе, – парень хмыкнул.

И тут я всё поняла. Это – розыгрыш! Я засмеялась. Гусёна и Боб переглянулись и захихикали. Капитан фыркнул и положил перед нами на стол корочки. Боб немедленно принялся их изучать.

– Зря вы мне не верите! Это дело очень серьёзное. Дело в том, что это… хм… неразменная тысяча, – Боб сердито фыркнул, но капитан покачал головой. – Я не шучу. Бабка прошлась по трём магазинам, расплачиваясь во всех них за продукты. Сдача копилась, а тысяча возвращалась. Я в Передовом опросил трёх продавщиц, и они все запомнили эту тысячу, по этому иероглифу.

– Класс! – Боб весело хрюкнул. – Я такое читал у Стругацких, но там был неразменный пятак. Постойте-постойте! Неувязочка! Эта тысяча не вернулась ко мне!

– Конечно, потому что Вы – её создатель.

– Не верю! – отрезала Гусёна, потом предложила. – Надо провести эксперимент!

– Вы – просто генератор идей, – Капитан насмешливо улыбнулся, и мы обеспокоенно переглянулись, но тот спокойно взглянул на неё. – Какой? Я слушаю Вас. Предлагайте!

– Давайте запрём эту тысячу в сейфе у владелицы этого Гостевого дома. Если она вернётся к Вам, то мы поверим.

– Неразменные деньги так не работают, они возвращаются в момент покупки и передачи покупаемого продукта или товара.

– Мы всё равно не верим! – упорствовала Гусёна.

Капитан забрал удостоверение и, не говоря ни слова, вышел. Его отстранённое равнодушие меня взбесило, особенно то, что он, разговаривая со всеми, смотрел им в лицо, а меня упорно игнорировал. Поэтому я вскочила и чуть ли не бегом отправилась за ним. Было обидно и почему-то интересно. Опять возникло ощущение, что я в сказке, и, как в детстве, захотелось, чтобы она длилась и длилась.

В холле нас ожидала ещё одна новость. Капитан смотрел в окно, за которым завывала вьюга, а трое измученных ментов, в снегу и с красными лицами что-то говорили ему. Я подобралась поближе, и опять разозлилась – капитан по-звериному повёл плечами, сообщив, что он чувствует моё присутствие, но не повернулся.

– А если мы все возьмём лопаты? – спросил он у одного из измученных полицейских.

– Нет, ничего не выйдет. Хорошо, что мы верёвку привязали к столбу ворот, не вернулись бы. Там ветер с ног валит. Даже не представлял, что такой бывает. Ведь не в степи мы. А главное там два дерева на дорогу повалило.

Раздался глухой удар, все замерли, а спустя несколько минут в холл ввалился весь в снегу Пахомыч.

– Вашему авто – хана, господа полицейские. Сосна на него упала.

– Аварийку можно вызвать? – угрюмо спросил капитан.

– Не проблема, но как она сюда доедет? Ну, я предупредил, а уж Вы решайте, – Пахомыч покашлял. – Метёт, как в степи. Давно такого не было.

– Пошли отсюда, – прошипела Гусёна, которая решила пасти меня.

– Ты что, интересно же! – также прошептала я и прикусила губу, потому что капитан странно повёл плечом. Я замерла, как мышка, перед котом.

Он отпустил сторожа.

– Спасибо. Идите. Вы правы, отсюда не выехать, – быстро обернулся и зло прошипел. – Вам интересно значит?

Не оборачиваясь, он направился в кабинет Тамары Витольдовны. Гусёна сердито толкнула меня:

– Вот зверюга! Всё услышал.

– Ну и ладно! Тоже мне, представитель власти. Пошли отсюда! – и вдруг в животе всё сжалось в комок, я поняла, что капитан из-за нас очень волновался и не знал, как нас защитить от чего-то.

Я такое уже переживала, когда вела разговор с родителями о принятом решении жить отдельно. Семья настороженно сидела на кухне, готовясь найти слова, которые могут мне помешать. У мамы горели щёки, сестры по-кошачьи щурились, готовые высказать разные гипотезы, почему я хочу жить отдельно, у отца побелели губы. Я, было, сначала взбесилась, неожиданно в животе что-то собралось в комок, и увидела это – тщательно скрываемую ими заботу обо мне и желание защитить. Я остановила разговор сразу:

– Господи, и я вас люблю, очень! Но я должна попробовать жить без постоянной опоры на вас. Я должна научиться.

Они тогда хором резко выдохнули, а отец проворчал:

– Кайден-Кайден! Ах, Кайден! Пробуй, малышка! Но помни, мы всегда рядом.

А сестры, вечно шпыняющие меня, бросились меня обнимать, а потом помогали собирать вещи. Только мама долго сердилась, поэтому первое время я ей постоянно звонила, пока она не отпустила меня в полёт под названием взрослая жизнь.

Это воспоминание меня ошеломило. Так почему этот капитан так тревожится? Неужели из-за этой мистики с деньгами?

Вышедший в холл Боб посмотрел на захлопнувшуюся за капитаном дверь, потом на меня и пробормотал:

– Это что с тобой? У тебя щеки горят, и челюсть выпячена, как будто драться собралась.

Гусёна тревожно заглянула мне в лицо и потащила нас к камину. Там никого не было, потом немедленно потребовала:

– Надо, пока здесь никого нет, обдумать эту мистику!

Мы сели так, чтобы видеть холл, не хотелось, чтобы слушали наш разговор. От огня шло мощное успокаивающее тепло. Боб угрюмо шмыгнул носом, и включил что-то на телефоне. Зазвучала музыка Майкла Олдфилда.

Мы с Гусёной переглянулись, это было показателем, что Боб готов к боевым действиям. Как-то я умудрилась на банановой кожуре растянуть ногу, тогда-то я и узнала, что они не похожи на других. Гусёна посадила меня в газон и кивнула Бобу.

– Нужен лёд и тугая повязка, и через три дня не останется последствий. Эх! Я должна уже идти на работу!

– Спокойно, я использую отгулы, – заявил Боб, врубил музыку Майкла Олдфилда и отправился в ближайшее кафе. Уж не знаю, как он договорился, но в пакете он принёс лёд и два полотенца, а потом оттащил меня на руках в такси и домой. Мне он сунул тогда в руки телефон и потребовал:

– Скажи начальнику, что гриппуешь и работу возьмёшь на дом.

Мой шеф, выслушав меня, потребовал к завтрашнему дню две корзины цветов. Я согласилась и стала соображать, что придумать. Выслушав мои инструкции, Боб отправился к нам в магазин, приволок всё, что я сказала. А потом сопел, рассматривая, что я делаю. Из-за того, что я не могла отходить и смотреть, получалось обыденно и скучно.

– Нужно что-то необычное, – пробормотала я. – Привези мне что-нибудь не совместимое с цветами

Боб уехал в магазин. Скоро стол был завален разноцветной проволокой, шурупами, гвоздями, обрезками оргстекла, крохотными серебряными замочками и даже пружинами. Боб включил музыку. В результате корзины украсились скрученными из проволоки разноцветными шарами и сияющими, дрожащими пружинами. Боб сунул мне в руки чашку с чаем и увёз корзины к шефу. Через полчаса шеф позвонил и дрожащим голосом проговорил:

– Три дня твоих! Выздоравливай, Кай. Уж не знаю, как ты это делаешь, но клиент верещит от восторга. Да и мне понравилось, чрезвычайно. Это очень креативно! Не обидишься, если девчонки тоже будут использовать такой приём?

– Да ради Бога, лишь бы продавалось!

Меня тогда Боб удивил, он починил у меня дома электрочайник, а из подаренной мне на новоселье сёстрами электромясорубки соорудил мультиварку. В которой три дня готовил мне и себе каши и супы. Гусёна приносилась, обвешанная сетками с продуктами. Так мы прожили три дня совместно.

У меня в этой квартире был диван и два кресла. После взмаха руки Гусёны, Боб ринулся в бой, и кресла, которые и забыли, что они когда-то были кресло-кроватями, вернули первозданные в мебельном комбинате функции. Они стали такими удобными, что я предложила выложить все его изменения мебели в Сети. Боб сделал больше, он выложил это на каком-то специализированном сайте и, как, оказалось, заработал деньги.

После этого случая у меня и появилась вторая семья очень динамичная. Мы в любой момент объединялись, чтобы помочь друг другу.

Когда к Гусёне внезапно заявился, когда-то испарившийся, пьяный отец, намереваясь навечно поселиться, то именно мы, с Бобом, а не Гусёна встретили его. Пьянчуга тогда пытался куражиться, что-то бормотал об алиментах, но я очень сухо потребовала, его паспорт. Для этого случая, я натянула чёрный английский костюм Гусёны, благо дело у нас с ней был один размер. Отец-беглец забеспокоился, а я спросила.

– Ведь у вас там есть отметка, о том, что Вы – отец, или бывший муж. Я с удовольствием посмотрю все документы, свидетельствующее об оплате Вами алиментов. Простите, что так официально, но мы сделаем процесс показательным. Борис, сфотографируйте его. Сделаем запрос в полиции.

Боб начал его фотографировать. Это доконало негодника, и он навсегда исчез из жизни Гусёны. Она только потом призналась, что этот тип жил с её матерью, не зарегистрировавшись, а когда сбежал от них, то вывез из дома все вещи, оставив в полном смысле пустую квартиру. Так мы научились не только жить в, так сказать, мирное время, но и быть готовыми к боевым действиям, защищая друг друга.

Теперь слова Гусёны меня подтолкнули к высказыванию мыслей вслух.

– Думайте, этот капитан не врал? Если это так, то это такое приключение, от которого всем станет тошно.

– Это почему? – удивилась Гусёна.

– Вы что, слепые что ли? Он же не хотел, нас в это вмешивать.

Для меня это было очевидным, но Боб, привыкший во всём сомневаться, возразил:

– Это как же ты определила? Я вот даже не могу толком описать его. Меня это очень тревожит. Такое со мной впервые. Девчонки, а из вас кто-нибудь запомнил его лицо?

Я, было, возмутилась, но потом растерялась.

– Странно. Я тоже лица не помню. Помню плечи и волосы медно-чёрные.

– Плечи, – хихикнула Гусёна, но потом вздохнула. – Уж не знаю, как он это устроил, но я запомнила только подбородок, квадратный, как у борца.

– Я и того меньше, – подвёл итог Боб, – запомнил только огромный перстень на правой руке, из какого-то чёрного камня. Ещё удивился, полицейский и перстень.

Я отмахнулась.

– Главное не это, давайте разберёмся с бабкой! Я ещё тогда удивилась, почему это она по лесу с авоськой шастает? Не грибы же зимой собирает? Прикиньте, мы подъехали в девять утра, значит, она вышла затемно? Зачем? И ещё! Как-то я с трудом представляю пьяных мордоворотов, поджидающих старушек в заснеженном лесу.

К камину подошла семья Клавдии Николаевны, и мы отправились в бильярдную и уселись в уголке. У стола Серж и Анджей о чём-то бурно спорили. Гусёна продолжила:

– И Боб… он был, как опоённый. Бабах! И ни с того ни с сего дал ей денег.

– Это ты брось! – остановила её я. – Он всегда нищим подаёт.

Лицо Гусёны вытянулось. Вот это да! Оказывается, она этого не знала. Всё! Сейчас начнётся, ведь Боб для неё не просто друг, хотя она это и скрывает зачем-то от него.

– А-а? – Гусёна не знала, как это спросить.

Боб хмыкнул, посмотрел на меня, потом на неё, и что-то решил для себя.

– А зачем это тебе знать?

Гусёна покраснела, потом побелела, губы у неё задрожали, и она просипела:

– Чтобы знать кого я… э-э… в смысле… э-э… с кем…

Больше она не могда выдавить ни слова, а Боб смутился, и начал рассказывать, чуть дрожащим голосом:

– У меня был сложный период в жизни. Чтобы подзаработать, решил я через интернет продавать детали для компов. Я всё заранее разузнал и понял, что одному такое дело не потянуть, да и не разбираюсь я в финансах. Мы решили с приятелем фирму организовать. Пошли мы уже фирму официально оформлять и по дороге налетели на нищего, который в мусоре рылся. Мой друг на него шикнул, а дедок покраснел до слез. Мне жалко его стало, и я кинул ему свой кошелёк, там и денег-то было триста или четыреста, но на хлеб и молоко хватит. А дедок говорит: «Помоги внучек до дому дойти! ». Мой приятель стал орать, а я удивился, что у нас горит что ли? Уговорил его подождать часок.

Боб сморщился. Мы боялись его тронуть, такое страдание было на лице нашего друга. Он не рассказывал нам, как попал в детский дом, но как-то обмолвился, что когда-то жил с дедушкой и бабушкой. Боб вздохнул.

– Довёл я деда до дома и его бабке на руки сдал. А там такая нищета… Но бабка! Гордая! На стол последнее выставила и пригласила чаю попить. У меня с собой ноутбук был. Я сел пить чай и заказал им через интернет продукты, сразу же оплатил карточкой: курицу, какую-то крупу, молоко, хлеб. Вот тогда-то пока ждали продукты и узнали, что дед случайно в мусорное ведро свой кошелёк выкинул, а ведро вынес на помойку. Только, через час спохватился. Эти старики не хотели, чтобы их за нищих приняли. Они посчитали, сколько я на продукты потратил, и стали мне отдавать по сотне в течение полугода. Больше не могли, пенсии маленькие, почти всё на лекарства уходило. Эх! Я к ним в гости приходил, сотню забирал и гостинцев оставлял, – Боб замолчал и уставился на то, как Серж кием по столу лупил и что-то доказывал Анджею.

Гусёна прошептала:

– А нищим почему подаёшь?

– От стариков, когда возвращался, на нищенку налетел, и последние деньги из кармана вывернул, пришлось пешком идти. Пришёл… м-да… короче, пока я мотался, приятеля моего там прямо и задержали. Аферистом он оказался, много таких, как я, лохов на их последние деньги развёл. Менты давно его искали. М-да… теперь я честный сисадмин, звёзд с неба не хватаю, но и не бедствую.

Гусёна вскочила и бросилась ему на шею, стала целовать в щеки. Я её понимаю, она вечно без денег и стреляет их у нас, потому что на свои деньги всегда что-то покупает в поликлинику. Боб изумлённо заглянул ей в глаза и застыл, держа её, как розу.

Я решила, что им надо поговорить без меня. Заметила, что играющие у стола смотрят на нас с изумлением, и не только это. Чтобы уточнить, подошла к бильярдному столу и тронула Сержа за плечо, тот с интересом воззрился на меня. Я улыбнулась.

– Научи меня играть!

– А почему не твой фрэнд?

– Мой фрэнд только в компьютерные игры играет.

Алина мгновенно подскочила к нам и прошипела:

– Отстань от него, он мой бойфренд!

Мои сразу насторожились, чтобы вовремя прийти на помощь, а я продолжила:

– Баба не стенка, можно отодвинуть, – по лицу Сержа разлилось блаженство. Он счёл, что начинается битва титанов за него дорогого. Вот кретин! Меня же заинтересовало совсем другое. Алина сжала кулаки, а я охладила её пыл. – Тем более таких, что в мокрых чулках шатаются.

Теперь все смотрели на ноги Алины, та вспыхнула:

– Я чаем облилась.

– Вот я и говорю, что облилась и не переоделась.

Алина дёрнула Сержа за руку, и они вышли из бильярдной. Я отправилась в наш номер, поразмышлять, зачем же эта девица на улицу в туфлях бегала? Не успела я налить кофе в чашку, как прискакали мои. Стали пить кофе и пожирать мою шоколадку. Боб отрапортовал:

– Мы посмотрели на ноги всех отдыхающих, у всех сухие. Кстати несколько номеров имеют выход на балкон.

– Быстро, – заметила я, – но всё равно непонятно. Вряд ли она свиную голову подкинула. Кстати, помните тот визг, так вот кричали двое в унисон. Можно узнать, кто там ещё был.

Гусёна и Боб немедленно отправились разнюхивать, а я завалилась на диван подремать. Свиная голова никому не могла принести вреда, Алина скорее всего действительно облилась чаем, но почему-то боится оставлять Сержа наедине со своими друзьями. Боб и Гусёна пусть побегают, это им поможет правильно разобраться в своих чувствах, а то только ходят друг вокруг друга и облизываются.