Текст книги "О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!.."

Нас же с вами вообще-то интересует третий по счету материк – Элекон, где, собственно, все действие и происходит. С запада он омывается Синим океаном, а с востока – Красным, не знаю, к чему вам все это, но, может, в конце концов, и пригодится.

Элекон, весьма обширный материк, как, впрочем, и все материки вообще (был бы не обширным, назвали б островом), со всем необходимым для жизни: горами, лесами, морями, реками, ну и равнинами, разумеется. Народу в Элеконе масса (Силизенда – вообще населенная планетка), государств – как грязи. Но, повторюсь, это не учебник географии, не атлас и даже не краткий справочник – нет у меня никакого желания перечислять тут их все. Нам с вами нужна Шара – страна сама по себе удивительная и примечательная, предмет восторгов, поклонения, изумления, ненависти и любви как самих шарцев, так и многочисленных туристов, ее посещающих. Помимо всего прочего, Шара – самое крупное государство в Элеконе, а шарцы – самый непостижимый народ на всей Силизенде (недаром же говорят: «Душу шарца общим метром не перемеришь, в общий горшок не засунешь и дубиной листотряса не перешибешь»). Правда, некоторые злопыхатели, в основном живущие в пограничных с Шарой Мабре, Сттакке и Дезе, называют шарцев не иначе как шарамыгами, шарашниками, а то и шаркунами. Особенно злобствует Мабр. Но шарцы на такие мелочи внимания не обращают, они выше этого, в чем доблестные мабригцы и убеждаются беспрестанно последние лет сорок.

В общем-то, шарцам есть чем гордиться. Столица Шары, Миска, – крупнейший город Силизенды. Единственный в Силизенде космопорт тоже находится в Шаре, чем и объясняют многие злобные завистники неослабевающий к ней интерес туристов. Мол, кроме Миски да космопорта, в Шаре и посмотреть не на что. Но это же совершенная неправда! И космопорт тут вовсе ни при чем. Раза три-четыре в год прилетает на Силизенду туристический корабль (последнее время в связи с возросшим интересом – чаще) да раза два в год приходит межгалактический почтовый. А в основном на космодроме тишина, нарушаемая изредка демонстрациями протеста местных экологов. Они собираются на космодроме, как в Гайд-парке, кричат о глобальных катастрофах, загрязнении окружающей среды ракетным топливом и повышенной радиации от покрытия космодрома и пугают местных жителей сказками о том, что, если в один не очень прекрасный для Шары день какая-нибудь ракета взорвется при взлете или посадке, от Дурмунурзада останется мокрое (или сухое, смотря какая ракета) место. Совершенная чушь! Вернее… м-м-м не совсем… или даже… В общем, если ракета взорвется, так оно и будет, но ведь пока еще не взорвалась.

И космодром, и Дурмунурзад, и все наши герои находятся в одном из центральных штатов Шары – Тамаизе. Ну вот мы наконец добрались до Тамаизы, и все стало ясно. Может, конечно, и не стоило так долго распинаться на эту тему, а может, наоборот стоило остановиться подольше на описании рек, морей, лесов и гор Шары, ее экономическом, политическом и еще бог знает каком положении. Может быть, может быть… но, собственно говоря, речь-то не об этом, а о том, что зима в Тамаизе – время скучное, даже тоскливое.

Руфус Дринкл Паперс сидел в своем Бегемотнике у окна спальни, смотрел на готовые вот-вот раскрыться бутоны заморожечника и невыразимо скучал. Все праздники давно прошли, друзья поразъехались, в Бегемотнике было тихо и уныло. Камбр уже с месяц носа не казал, с Люкой, очередной своей подружкой, Руфус еще на прошлой неделе поругался, с тех пор она даже к телефону не подходит. Руфус повздыхал и решил еще с неделю выдержать характер, а потом непременно помириться. Собственно, Люка неплохая девчонка. Немного глуповата, но это даже хорошо, мани любит тратить без счета, это, конечно, недостаток… и крупный, но с другой стороны, мани для того и существуют, чтобы их тратить… А так она веселая, заботливая, хорошая, в общем, девчонка… Может, подумать-подумать да и жениться на ней?..

Тишина давила, но встать, чтобы включить радио, было лень, и Руфус продолжал сидеть, уставившись в окно. До ежегодного карнавала еще месяц. Целый месяц серого неба, снега и цветущего заморожечника – от этого кто угодно взвоет…

Он уныло смотрел на редкие, медленно кружащиеся снежинки, на сине-белые бутоны и думал, что такой скучной зимы, как в этом году, еще не было (впрочем, он каждый год так думал), и что на улице слишком холодно даже ездить по магазинам, не говоря уж о прогулке по лесу.

Словно в подтверждение этих его мыслей с легким дили-дили-динь раскрылись бутоны заморожечника, и тот в одно мгновение превратился в сине-белый сугроб. Надо же, на целый час раньше. Руфус взглянул на градусник. Конечно, ничего удивительного, -15. Холодина-то какая. Он поежился, стянул с кровати плед, завернулся в него и опять устроился у окна. А что делать-то? Ну что еще делать? В гости бы кто пришел или позвонил, ведь умереть можно с тоски. Руфус зевнул. Так нет же, все заняты, у всех свои заботы, дела. Никому он, бедный Руфус, не нужен. Никто его не любит, никто не жалеет, крокозяблы и те на голову сели…

Как раз в это время юный крокозябл вышел из леса и с удовольствием начал объедать нежные пушистые цветы заморожечника, по вкусу напоминавшие сливочное мороженое. Руфус, совсем собравшийся немного повыть с тоски, при виде столь вопиющей наглости несколько даже растерялся и не нашел ничего лучшего, как, распахнув окно, завопить что-то нечленораздельное и запустить в крокозябла чем под руку попалось. Под руку попалась ваза старинной чуйской работы, которая, стукнувшись о куст, тут же благополучно разбилась. Руфус выругался, крокозяблик, испугавшись, жалобно заблеял и убежал в лес, а мысли Руфуса приняли несколько иное направление. Крокозяблы, «севшие на голову», давно не давали ему покоя. Целый год он грозился устроить на них охоту, и, пожалуй, момент настал. Руфус с треском закрыл окно. -15! Самое время для ловли крокозяблов. Да и Клинк Донел давно пристает, мол, ему просто необходима пара крокозяблов для зоопарка, мол, он без них жить не может, мол, снятся они ему. Вот и прекрасно! Вот и развлечение! Руфус бросился к телефону. Так, первым делом звоним Клинку. Потом… потом…

– Алло, Клинк? Привет, это Дринкл. Ты не слишком занят? У меня тут возникла одна идея… Как? И у тебя?! Смотри, какое совпадение!.. Что? А-а-а… Откуда-откуда? Из Сайды? Ого! А что он тут делает? А, ну да, ну да. Так ты хочешь?.. Ага. Нет, я всегда за. Я сам хотел… А разрешение? О, уже есть? Здорово! Сколько? Ну конечно, меньше чем всемером никакого смысла нет. А кто еще? Кто-кто? Ну ты даешь! А Камбр? Ах и Камбр?!.. Ну да, ну да… А я что говорю!.. Что-что? Трепл?! Да ты свихнулся! Они друг друга терпеть не могут. Он откажется. Точно откажется! А без Камбра это не охота, а маразм. Что? И как ты себе это представляешь?.. Ты в самом деле сошел с ума… Ну хорошо, я попробую… Ладно-ладно. Договорились. Я звоню Камбру, а ты собираешь остальных. И завтра в семь в Бегемотнике… А где? В сторожке? Возле Тинкиной пасеки?.. Нет… там Мерка не замерзает… Ну, в общем, там? Ага. Ладно, если что, я еще позвоню. Пока.

Руфус положил трубку и слегка подергал себя за волосы. Хорошо. Просто замечательно. Большая охота!.. Здорово!.. Но как уговорить Камбра?..

***

Камбр сидел дома и творил. Еще в прошлом месяце он пообещал местному издательству новую поэму. «Нечто боевое, лирическое и жизнеутверждающее», как говорил Берри Струпник, его литературный агент. «Да-да. Нечто в этом роде нам как раз и нужно», – вяло соглашались в издательстве. Договор был подписан, деньги выплачены (аванс, разумеется) и уже истрачены, а поэма все как-то не начиналась. Все что-то мешало. Сначала Камбр поругался с космодромным начальством, потом пропало вдохновение, потом еще что-то… В конце концов, терпение у Берри лопнуло, и он пригрозил, что разорвет контракт и Камбру придется платить неустойку. Это подействовало. Камбр засел дома, перестал ходить по друзьям, отвечать на телефонные звонки, перестал даже ходить в ближайший бар пить бирру. За месяц усердной работы поэма продвинулась до половины, но тут дело окончательно застопорилось. Второй день Камбр сидел, тупо уставившись на чистые листы бумаги, в тщетной надежде выдавить из себя хоть строчку. В голове царил вакуум. Мысли разбежались кто куда, и кроме дурацкого

«Вот кот-бегемот

Бегемот ли тот кот?..»

к поэме, понятное дело, никакого отношения не имеющего, выжать из себя не удавалось ничегошеньки. Измучившись совершенно в безнадежной попытке отогнать от себя кота-бегемота, страдалец уже решил было плюнуть на все, пойти и надраться (может же он расслабиться хоть раз в жизни?), как вдруг раздался телефонный звонок. Подумав немного и решив, что хуже не будет, Камбр снял трубку.

– Камбр! Дружище! Как ты там? – услышал он жизнерадостный голос Руфуса. – Что поделываешь?

– Занят я. Поэму пишу, – буркнул Камбр, вдруг почувствовав неукротимое желание бросить трубку, сесть за стол и немедленно закончить треклятую поэму. Но Руфус не унимался.

– Ох, Камбрик! Прости, что помешал! Но понимаешь, тут такое дело… такое дело. Без тебя ну никак не обойтись. Ты нужен как воздух!

– Какое еще дело?

– Ну не хмурься, не хмурься…

– Я не хмурюсь. Ты давай выкладывай.

– Видишь ли, намечается большая охота на крокозябла. Сам понимаешь, без тебя никак! Ну что тебе стоит, Камбрюша!.. Я понимаю – ты занят, но неужели нельзя прерваться дня на три? Да ты только подумай, разве можно работать, когда идет большая охота?..

Камбр почесал шею, что всегда являлось у него признаком крайней задумчивости. И правда, чем идти и надираться в одиночестве, не лучше ли отправиться на охоту?.. Подумаешь, три дня… И, кроме того, разве можно пропустить большую охоту? Сейчас, в самый сезон, когда до карнавала еще недели три, не меньше… Да он себе никогда не простит.

– А кто будет?

– Нет, ты скажи: идешь или нет?

– Да иду, иду. Змей-искуситель. Иду.

– Слово?

– Чего ты пристал? Раз сказал – иду, значит, иду.

– Ну, смотри. А то я на тебя обижусь!

– О, великий дракон!..

– Хорошо-хорошо, я тебе верю. Еще идет Клинк с каким-то иностранцем.

– С каким иностранцем?

– Не знаю. Из Сайды, кажется. Клинк говорил. Я забыл, как его зовут.

– А чего этот иностранец из Сайды делает у Клинка?

– Не знаю. Клинк вечно туману напустит. Встретимся, спросишь. Мне он сказал только, что иностранцу нужны крокозяблы.

– Ладно, а еще?

– Еще Топу…

– Это какой Топу? Я, как минимум, трех знаю.

– Коламеи.

– А-а, директор «Тупла». Хорошо. Значит, с голода не умрем.

– Ага. Не умрем, точно…

– Кто еще? Да что я из тебя все клещами вытягиваю…

– Еще Чоли Тронкл.

– Ну да?! Сам мэр? С каких это пор он увлекся охотой?

– Почем мне знать! Ты, однако, вопросики задаешь!.. И вообще идея не моя, а Клинка, и гости тоже его.

– Это уже становится интересным. Ну а седьмой кто? Зам. Тронкла, Смайк или шеф ЛБ (Лавки безопасности)?

– Седьмой – Трепл.

– …!!

– Камбр, ты обещал!

– Руфус!.. Ты негодяй! Провокатор! Ты старый облезлый мордоворот! Ты грязный чвакл! Ты хуже безмозглого бряклика!.. Чтобы я, да…

– Камбр! Ты – обещал!..

– Ну хорошо, обещал… Но имей в виду, это в последний раз. В последний! И, кстати, ты мне тоже кое-что пообещай.

– Что угодно, – от радости Руфус только не плясал вокруг телефона. – Что угодно, Камбрик. Для тебя всегда пожалуйста… В любой момент…

– Пообещай мне, любезный Руфус… что будешь отгонять от меня этого негодяя Трепла, а то я за себя не ручаюсь! Понял?!

– Понял-понял. Не беспокойся Камбр, ты его даже не увидишь, я постараюсь, – Руфус несколько сник. – Собираемся завтра в сторожке лесника возле Тинкиной пасеки в семь часов.

– На велодрыне туда проедешь?

– Вообще-то проедешь. Но лучше на скинтере. У меня двухместный и с багажником, отлично уместимся. Я за тобой заеду в пять. Жди. Ну пока?

– Пока, Руфус.

***

В пять Руфус уже нервно расхаживал по Камбровой квартирке, перекладывая с места на место различные мелкие предметы, попадающиеся под руку, в ожидании, когда Камбр кончит завтракать, и они смогут выйти. От чая Руфус категорически отказался, а болтать ему Камбр запретил, сказав, что хочет в последний раз поесть в тишине и покое. Руфус готов был разорваться от напряжения, ожидание сводило его с ума, он должен был немедленно сломя голову мчаться сразу во все стороны. Камбр же, как назло, собирался медленно и обстоятельно, и от этого Руфус буквально сходил с ума. Наконец все было готово, друзья подхватили мешки, луки со стрелами и вышли из дому.

Еще не рассвело и нежно-фиолетовое ночное небо гигантским аметистом сияло над ними. Тонкий серп Оды поблескивал над горизонтом, готовый вот-вот скрыться. Невидимые же лучи Хайаны пронизали все небо, и оттого оно переливалось всеми оттенками фиолетового, словно драгоценный камень.

Камбр, вдохнув холодный зимний воздух, застыл на месте, любуясь небом и пытаясь найти знакомые созвездия. Мелкий Мордоворот был почти не виден в сиянии Хайаны, зато Крупный отыскался легко, а с ним рядом и Лисичка. Он попытался было найти Парусник Дракона, но, похоже, Хайана была сегодня в зените. Невидимое ее сияние вызывало причудливую игру света и теней аметистового неба, казалось, некий великан крутит его в руках, подставляя к свету то одной гранью, то другой. Голова у Камбра закружилась, и он поскорее опустил глаза. Руфус нетерпеливо топтался у скинтера. Камбр поправил лук за спиной, перехватил поудобнее мешок и бодро двинулся к машине.

Вообще скинтер мало чем отличается от велодрына. Разве что наличием багажника, полозьями вместо колес да куполообразной полупрозрачной кабинкой. В характерах их, правда, имеются существенные различия. Скинтеры более покладисты, легко приручаются и, как правило, не имеют дурных привычек. Встречаются, правда, скинтеры, которые любому велодрыну дадут сто очков вперед, но что за правила без исключений?

Скинтер Руфуса был чрезвычайно хорошо воспитан, бензина не употреблял (даже по праздникам, а уж на работе – ни-ни) и к своим обязанностям подходил очень ответственно. Единственной его слабостью была любовь к научно-фантастическим романам, которые он читал запоем, а потом радостно пересказывал хозяину. Руфус относился к этому философски. Должен же быть у его скинтера хоть один недостаток.

Как только вещи были уложены, а приятели уселись поудобнее, скинтер, приняв команду, взял нужный разбег и, урча двигателем, забормотал что-то о черных мрякликах, вероломно напавших на Силизенду и пытающихся установить мировое господство. Про мрякликов Камбр уже слышал и не раз, а потому под мерный гул и бормотание задремал и очнулся только, когда в дремотном сне великолепный Ган Бой, непобедимый герой всех времен и народов, перестал «мочить» направо и налево кровожадных мрякликов, а повернулся к Камбру и забубнил: «Приехали, бип-бип, приехали, бип-бип». Открыв глаза, Камбр убедился, что они действительно приехали. Рядом, зевая и потягиваясь, оглядывался Руфус.

– Ну что, пошли?

Они вылезли из скинтера, и пока Камбр вытаскивал вещи, Руфус, забрав оружие, направился к сторожке. Навстречу уже спешили Клинк и Топу Коламеи – толстенький и кругленький, будто хорошо промасленная булочка, одетая в защитный комбинезон и капюшон, подбитый тигровым мехом. Ростом Топу явно не вышел, Камбру едва доставал до плеча. Клинк же, напротив, длинный, худой, как циркуль, был высок даже для дурканина. Поговаривали, что он не чистокровный дурканин, а отдаленный потомок трогалоров, и, мол, круглые глаза и острый нос, совершенно не типичные для дуркан – явное тому подтверждение. На что Клинк всегда очень обижался, заявляя, что он самый что ни на есть дурканин и к трогалорам никакого отношения не имеет… В общем, если хотите «поразвлечься», намекните Клинку Донелу на его тогалорское происхождение…

Клинк тоже был в комбинезоне с капюшоном, правда, подбит тот был не тигровым мехом, а ляпистым. На крыльце сторожки маячила странная фигура, но Камбр не успел ее как следует разглядеть. Как ураган налетел на него Топу Коламеи, схватил оба мешка и потащил их вместе с Камбром по тропке к дому, непрерывно болтая, причем, как всегда что-то жуя, отчего разобрать нельзя было ни единого слова.

Руфус в это время что-то быстро говорил Клинку, непрерывно размахивая руками. Клинк согласно кивал, стараясь не попасть под Руфусовы «грабли». Странная фигура застыла на крыльце как изваяние.

Поравнявшись с Клинком, Камбр, насколько это было в его силах, притормозил Топу и спросил, мотнув головой в сторону крыльца:

– Ты что, Клинк, решил украсить сторожку скульптурой?

Клинк, смущаясь, краснея и непрерывно извиняясь, объяснил, что это и есть гость из Сайды, что он (гость) никогда на охоте в Тамаизе не был и страстно желает посмотреть, а кроме того, ему (гостю) совершенно необходима пара крокозяблов для императорского зоопарка. Выдав все это, Клинк обернулся к скульптуре и призывно замахал руками. Изваяние ожило и через мгновение раскланивалось со вновь прибывшими.

Гостя звали для Шары странно и непривычно – Н'гви Да-Хо. И поначалу все, кроме Клинка, немного растерялись, не зная как к нему обращаться, но тут выяснилось, что гость прекрасно владеет шарским и будет просто счастлив, если новые друзья станут звать его Нойком. Да-да, просто Нойком. И без всяких церемоний.

Камбр решил, что Нойк вполне симпатичный парень, несколько смугловатый, даже, скорее, черный, но в Сайде, говорят, все такие. Круглыми глазами он напоминал Клинка, а тонкий крючковатый нос придавал ему сходство с трокласом, хищной птицей в здешних краях редкой и очень красивой. Пожалуй, слегка портил его рот. Большой с очень тонкими в ниточку губами он казался чем-то чужеродным. Одет был сайдист не в защитный комбинезон, как принято на Большой охоте, а в черные шаровары и куртку цвета раздавленного помидора, что, конечно, было совершенно невозможно. Руфус и Топу немного поострили по этому поводу, а Клинк сказал, что Нойк мог бы отпугивать своим видом крокозяблов и не давать им уйти за реку. На что Камбр вполне резонно заметил, что пугалом быть не так уж и интересно, а кроме того, место это уже занято.

– Кем это? – подозрительно посмотрев на Камбра, поинтересовался Руфус, но ответить тот не успел, так как к сторожке подъехал еще один скинтер, черный с серебряными молниями по бокам. Черная же с серебром кабинка приподнялась, и из скинтера выскочил шустрый, весь, как майский шест, увешанный фото– и прочей аппаратурой, Трепл, а за ним, с грацией мордоворота, неторопясь вылез Чоли Тронкл, мэр Дурмунурзада.

Чоли Тронкл – любимец мукезских дам, почетный член десятка благотворительных обществ и попечительских советов, меценат, гурман, знаток силизендской истории, богатый человек и просто мэр – несмотря на некоторую обрюзглость и намечающуюся лысину, был все еще очень хорош собой. В серебристо-черном комбинезоне и капюшоне из серебрянки он выглядел чрезвычайно эффектно. Трепл тут же начал фотографировать его со всех сторон.

– Господин мэр, пожалуйста, ручку на капот, – восклицал он фальцетом, – повернитесь, господин мэр. Ах, ах! Чудесно. Восхитительно! А теперь улыбнитесь, поправьте лук, нахмурьтесь…

Клинк поспешил навстречу мэру, волоча за собой Нойка, а Руфус потянул Камбра в сторожку.

– Пойдем-пойдем. Хватит мерзнуть.

Камбр помахал мэру рукой, состроил Треплу мерзкую рожу и только после этого дал себя увести.

В сторожке было тепло и несколько дымно. Топу вовсю уже хлопотал у стола. Мешки Камбра и Руфуса были свалены в общую кучу у стены в коридоре. Камбр повесил лук на первый попавшийся гвоздь, отыскал свой мешок и, порывшись, выудил оттуда бутылку хряполки.

– А?! Ну-ка, ну-ка… вот она, родная, – он поднял бутылку с розовато-перламутровой жидкостью к свету, затем водрузил ее стол и пихнул Топу локтем в бок. – Ну как? Первый сорт!..

– Да, ладно, – отмахнулся Топу, – сейчас кар-бас из ресторана придет, там чего только нет.

– Ну уж хряполки-то нет, – обиделся Камбр. – Где нынче приличную хряполку возьмешь?.. А эта, сам видишь, – жемчужина.

– Хряполки, может, и нет, – согласился Топу, – зато есть пружинная водка. Высший сорт. 30 клеточек и с добавлением тертого корня стеклянной березы. Это тебе как?!

– Это лучше под занавес, удачную охоту отметить, – встрял Руфус.

– Отметим-отметим. До конца охоты еще дожить надо. А пока хряполки хряпнем, брякликом занюхаем – хорошо…

– Эй, ребята, – послышался голос Клинка, – тут машина с продуктами прибыла. Мы как, разгружать будем или назад отправим?

Все высыпали из сторожки. Руфус побежал загонять скинтеры в сарай. Остальные выстроились на разгрузку. Пока трудились в поте лица, Трепл прыгал вокруг, фотографируя мэра за работой и указывая каждому, что делать да как стоять. И до того он всем надоел, что, когда Камбр, совсем нечаянно, уронил его головой в сугроб, никто этого будто и не заметил.

Из сугроба Треплу удалось выбраться только к концу разгрузки. Сердобольный Руфус подоспел и помог, а то он до сих пор бы там барахтался. Кар-бас уехал, и все пошли, наконец, в сторожку греться и пить чай.

Это только так говорится «пить чай». На самом деле стол был накрыт по-королевски. Нет, чай там тоже присутствовал, но как-то терялся в многообразии яств. Голодная и замерзшая компания уничтожила все это великолепие в один присест, будто бронтокрякл прошелся по столу или стая мордоворотов налетела. После чего всем так захорошело, что даже Камбр примирился с присутствием Трепла и перестал кривиться от звуков его голоса.

Компания расположилась в плетеных креслах, попивая чаек и покуривая, отчего в сторожке дым стоял столбом. Между делом обсудили детали предстоящей охоты. Мэр Тронкл предложил использовать новый крокозяблий манок, а Клинк – более эффективные усыпительные стрелы. «С такими стрелами даже чвакл не страшен» – похвастался он. «Ну уж ты хватил – чвакл» – загалдели все, а Топу предложил вообще сомнительных новшеств не использовать, а ловить крокозябла по старинке – арканом. Однако тут же выяснилось, что, хотя аркан – это, конечно, замечательно, но никто из присутствующих (даже Топу) им не владеет, после чего вопрос об арканах как-то сам собой отпал.

Немножко поспорили о подручных средствах, стоит ли их использовать на охоте и насколько это этично по отношению к крокозяблам, но после некоторых глубокомысленных высказываний Клинка и не менее глубокомысленных – мэра решили, что, все-таки, можно, но злоупотреблять не стоит.

Постепенно дискуссия заглохла. Чай был выпит, трубки выкурены, каждый занялся своим делом. Камбр вспомнил, что неплохо было бы разработать план действий. Топу с озабоченным видом рылся в кладовке. Руфус подсел к мэру, тот достал карту, и оба уткнулись в нее. Клинк начал убирать со стола, а Нойк взялся ему помогать. Трепл тихонько задремал в кресле.

Сонную тишину нарушил Топу, с торжествующим воплем вынырнув из кучи барахла и держа в руке как знамя радиотелефон. Все уставились на него, Трепл с перепугу чуть с кресла не свалился, а Топу, не обращая ни на кого внимания, уселся в углу в обнимку со своей находкой и что-то заурчал в трубку.

Камбр, придя к выводу, что сидя в кресле плана нормального не составить и придется идти на разведку, велел Клинку бросать все дела и отправляться. Нойк тоже вызвался идти. Камбр хотел было возразить, мол, Нойк местности не знает и вообще на охоте в первый раз, но потом подумал, что хуже не будет, и отпустил обоих.

Разведчики, подобрав себе тапки (род местных лыж) из кучи сваленных в сарае, отправились в лес. Топу, наговорившись по телефону, принялся за уборку. Камбр подсел к мэру и Руфусу, а бедняга Трепл оказался не у дел. Спать ему расхотелось, попробовал помогать Топу, но разбил две чашки, и Топу сказал, что без помощников вполне обойдется. Хотел присоединиться к изучающим карту, но Руфус очень противным голосом попросил не сопеть над ухом. Пришлось уйти. Пошатавшись по комнате в поисках занятия, Трепл наткнулся на луки. Что за мысль посетила его буйную голову непонятно, но он аккуратно снял один лук, осторожно вытащил стрелу, прицелился и выстрелил.

Целился он, как потом клялся и божился, в окно, но стрела, с тихим свистом пролетев над головой мэра, вонзилась в висящую на стене громадную картину. Картина не стерпела столь вольного с собой обращения и рухнула вниз, осыпая всю троицу (Камбра, мэра и Руфуса) мелким стеклом и краской. Лук у Трепла из рук вывалился, да он сперепугу еще и ногой на него наступил. Треск сломанного лука, однако, совсем потерялся в грохоте и проклятиях.

– Я ведь предупреждал! – вопил Камбр, вытаскивая мэра из под обломков картины и одновременно показывая Треплу кулак.

– Ничего-ничего, – бормотал мэр, – все в порядке, все обошлось.

– Трепл! – кричал Руфус, силясь перекрыть ругань Камбра. – Ты что, убить нас хочешь?! Скройся с глаз моих немедленно!

– Он еще у чвакла интервью возьмет, вот увидите, – рычал Камбр, – или у мордоворота, отвечай потом за него…

Руфус зафыркал, Топу, немало наслышанный о выдающихся способностях Трепла, тоненько захихикал в кулак, а мэр Тронкл с интересом посмотрел на несчастного. Тот начал было что-то бормотать в свое оправдание, но тут Камбр заметил сломанный лук и новый взрыв ругательств потряс сторожку.

– Этот Трепл, этот … – гремел Камбр, – этот недоразвитый хрюкозоид!.. Сгинь отсюда, а то я за себя не ручаюсь. Иди в сарай, тапки подбери! И не вздумай там сломать что-нибудь!.. Ой, держите меня, я его сейчас!..

Трепл не стал дожидаться, когда Камбр вырвется из рук Топу и Руфуса и скрылся в сарае. Руфус пошел присмотреть за Треплом, а Камбр, все еще кипя негодованием, принялся помогать Топу убирать осколки и обломки картины.

– Ах, какая картина была, – вздыхал Топу, – еще Взбрык Артинсон рисовал, когда приезжал сюда лечиться.

– Что ты говоришь, – удивился Камбр, – сам Артинсон? Не может быть?! Сколько ж ей лет?

– Ну, лет пятьдесят, не больше, – заметил мэр, разглядывая обломки лука. – Не все так безнадежно, кстати, его еще можно починить.

– Кого?

– Да лук. Что касается картины, то, да, наверное, можно что-нибудь сделать, не знаю… Позвоню в Симбу, там сейчас живет внук Взбрыка, Арт, тоже художник, кстати. У него, вроде, есть связи в реставрационной мастерской. Поможет. Так что вы поаккуратней с останками.

– О, господин мэр, – взволнованно прижал к груди куски рамы Топу, – я буду Вам так признателен! Если получится…

– Получится, получится, – махнул рукою мэр Тронкл и, не обращая ни на кого внимания, занялся сломанным луком.

Разведка вернулась поздно. Уже стемнело, в сторожке зажгли свечи, и Камбр нервно расхаживал по комнате, когда наконец за дверью раздались голоса, и в домишко ввалились совершенно вымотанные и замерзшие Клинк и Нойк.

Нойк, скинув ботинки, тут же со стоном повалился на диван и был явно нерасположен отвечать на какие-либо вопросы, а Клинк, отдышавшись и отогревшись, подсел к Камбру и начал обстоятельно рассказывать где, что и как. Остальные окружили их и внимательно слушали.

Картина вырисовывалась не слишком обнадеживающая. Нет, следы крокозяблов были и во множестве. Но план охоты не выстраивался. Никак. С одной стороны – Мерка. Клинк говорил, что они с Нойком видели маленькую стайку крокозяблов, но те, учуяв их, тут же перебрались на другой берег. Значит, надо у реки устраивать засаду. С другой стороны – болото. Туда лучше не соваться. Свежие следы чвакла как-то не располагают, а, кроме того, на западной окраине болота Клинк видел след бронтокрякла, правда, старый, недельной давности, но все равно, бронтокрякл – это плохо. Это просто отвратительно. Если объявится, всю охоту испортит. «Да-а-а, – размышлял Камбр, почесывая шею и тупо уставившись в карту. – Вот ведь, драконий зуб, положение…» Наконец он принял решение.

– Значит так. К Мерке пошлем двоих. Пусть сидят в засаде и отгоняют крокозяблов от реки. А сами – веером вдоль болота. Далеко на болото не заходить. Опасно. Все сходимся у сторожки в конце дня. Засада действует по обстоятельствам. Все ясно?

Охотники утвердительно закивали, а Топу, почесывая кончик носа, спросил:

– А кто в засаду пойдет?

Камбр обвел всех взглядом: Нойка, приподнявшегося на локте, Руфуса, мрачно-насупленного и взъерошенного, мэра, все еще ковырявшегося с луком, Клинка, вобравшего голову в плечи и застывшего в напряженном ожидании, Трепла, отвернувшегося к окну, Топу, печально разглаживавшего салфетку на столе, и тяжело вздохнул.

– Может, кто-то хочет?

Топу последний раз разгладил несуществующие морщинки на салфетке и сказал.

– Ну что тут, Камбр, долго гадать. Конечно, я пойду. Бегать быстро я не могу. От меня любой крокозябл уйдет. Стрелять на бегу я тоже не мастер. А в засаде хоть прицелиться можно.

– Что ж, – кивнул Камбр, – согласен. А вторым пойдет Трепл. Топу – человек рассудительный и за Треплом присмотрит, в случае чего. Ладно. А теперь хватит разговаривать, ужинать надо и спать.

Стол накрыли быстро. На ночь решено было не наедаться, а потому ограничились бутербродами, салатом, бутылкой хряполки и тарелкой брякликов для занюшки.

Надо вам сказать, дорогие читатели, не знакомые с силизендскими обычаями, что дуркане водку и иные крепкие напитки (ту же хряполку, к примеру) не закусывают, а занюхивают. Для этого-то и служат бряклики. Бряклик, вообще, живность безвредная, безмозглая, совершенно несъедобная, но обладающая отменным запахом, будто нарочно созданным для занюхивания: что-то вроде заскорузлого, хорошо промасленного рукава старого пиджака с примесью чеснока и соленых грибов, слегка тронутых плесенью. В общем, запашок тот еще.

Существует, однако, масса разновидностей брякликов: с очень резким запахом, более мягким (дамский бряклик), острым, с примесью дихлофоса, хлороформа или сероводорода. Наконец один умелец даже вывел бряклика, в аромате которого можно было уловить запах подгнившей балины и недозрелого ключика, но знатоки считают, что это уже не то. Это уже извращение. Бряклик, есть бряклик. Выпил, занюхал… хор-р-рошо!

Что ж, хряполка была выпита, бутерброды съедены, и повеселевшие охотники принялись травить байки. Камбр вышел ненадолго в сарай подобрать себе тапки, а когда вернулся, в центре внимания был Трепл. Весь вечер он помалкивал, стараясь не привлекать внимания, но тут не выдержал. А поболтать Трепл любил, ох, любил! Когда Камбр вошел он как раз рассказывал свою любимую байку про то, как однажды охотился на бронтокрякла, и уже дошел до драматического момента столкновения с чудовищем нос к носу… Он даже на стол вскочил и руками развел, показывая, какой величины был бронтокрякл, но тут, заметил Камбра, сник, слез со стола и, пробормотав, что остальное доскажет завтра, нырнул в спальный мешок. Камбра Трепл побаивался, а после сегодняшнего неудачного выстрела вообще предпочитал избегать.