Текст книги "Бестиарий"

Голова Саши кружилась, она спросила пересохшими губами:

– И что же я натворила?

Саша смотрела на то, как солнечные блики играют на полированной поверхности стола. Эти лучи, весело пляшущие перед ее глазами, как манящий привет из прежней жизни, заставил ее ощутить ноющую в сердце тоску.

– Вы напали на собственного старшего брата вчера ночью. Какое сегодня число?

Саша округлила глаза:

– Это неправда…

– Вам лучше отвечать на вопросы. Какое сегодня число?

– Четырнадцатое.

– Чего четырнадцатое? – врач смотрела на нее практически стеклянным взглядом, и девушка почувствовала себя неуютно:

– Мая, конечно. А вы не помните?

Ей не ответили.

– В каком городе вы родились? – последовал вопрос.

– В Санкт-Петербурге.

– А сейчас в каком находитесь?

– В Москве… – она поняла, что это стандартные проверки на адекватность.

– Сколько пальцев показываю?

– Ни одного.

– Какого цвета обои?

– Тут нет обоев. Тут выкрашенные в бирюзовый цвет стены.

– Это голубой.

– Как скажете.

– Ты слишком взрослая для детского отделения. Да и оно сейчас – на ремонте, так что временно будешь находиться во взрослом, – сказала врач.

– Иди за санитарами, переоденешься, дашь себя осмотреть и отправишься в палату. И всё будет хорошо, если ты будешь правильно себя вести.

– Мне нужно поговорить с мамой.

– Твой врач этого не рекомендовал. Должно пройти время. Он сам тебе всё расскажет.

– Когда?

– Когда нужно будет. Иди за санитарами, – нахмурилась врач. Санитары хотели взять Сашу под руки, но она резко дёрнулась:

– Я сама пойду, всё нормально.

Страх становился сильнее. Социофобия – заболевание сложное. Саша дрожала, как в ознобе. Она знала, что таблеток у неё больше нет. В нынешних условиях паническая атака придёт совсем скоро. Люди вокруг – безумцы, врачи – все казались ей врагами. Солнечный свет отчаянно пытался проникнуть в это мёртвое место, но беспомощно застревал на пыльных окнах. В помещении было холодно.

Сашу заставили раздеться догола при санитарах. Кровь стучала в её голове, как в алый, раскалённый колокол, во рту был привкус соли, а в горле пересохло. Она видела всё вокруг, как в туманной, тёмной пелене.

«Дом совсем близко…, и я так далеко от него. Кристиан. Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя! Ненавижу! Если я выберусь отсюда, то чего бы мне это ни стоило, я убью тебя собственными руками!»

Ее осмотрели, затем выдали одежду большего размера и старые тапки с дырками на носках.

Чувствуя себя обезличенной и уничтоженной, Саша брела за медсестрой по коридору. Вид у неё был такой затравленный и несчастный, что женщина, которая давно тут работала, сжалилась над ней и тихонько шепнула:

– Ты не бойся. Просто делай то, что тебе говорят, и никаких проблем не будет.

– Можно мне хотя бы ручку шариковую себе оставить?

– Зачем? – спросила санитарка строго.

– Хочу записывать то, что со мной происходит.

– Потерпишь. Мало ли, для чего ты еще эту ручку используешь.

– А крестик мой почему не вернёте?

– Извини, не положено. Тем более, что он сатанинский, – она вновь строго посмотрела на Сашу.

Александра терпеливо вздохнула:

– Он не сатанинский. Это… египетский анкх, – она поняла, что объяснять этой женщине значение древнеегипетских символов совершенно бессмысленно. – В общем, обещаю, что я его не съем и не попытаюсь использовать в качестве давилки для глаз.

«Как бы сильно мне не хотелось».

– Не положено, говорю же, – уже спокойнее ответила медсестра. – Будешь выписываться, вернут тебе твой кулон. А то можешь в нос запихать или в ухо.

– Если я не ошибаюсь, вы медик, – глядя на ее халат, медленно и саркастично произнесла Саша.

– Я медсестра, и что?

– Поразительно, но это предполагает наличие образования. То есть, вы должны уметь отличать человека, который глотает крестики, от человека, который просто носит их на шее. Если вы этого не умеете и думаете, что я проглочу, то странно, как вы идете рядом со мной по коридору. Вдруг я вас укушу? И как же вы, бедная, живете среди остальных людей? Откуда вы знаете, что они – точно нормальные? Наверняка же кругом – одни психи. Небось, живёте с этой мыслью постоянно. Хотя, люди не психи. Они просто разные, и вы не способны это принять.

Конечно, Саша была зла, но она напрасно доводила медсестру и поплатилась за это тем, что ей долго не давали постельное белье. Впрочем, ей не разрешали сидеть и лежать по причинам, которые ей не удалось узнать. Чуть позже медсестра орала на нее, что она может заразить стулья герпесом, если сядет на них. На мгновение девушка поняла – это именно она сейчас в белом халате, и перед ней явно очень больной человек. Она хотела сказать, что таким способом – через стулья – герпес не передается, даже если он у неё и есть, но решила этого не делать, чтобы не повергать женщину в шок.

Теперь Александра ждала самого страшного. Таблетки. Она была приятно поражена, когда поняла, что тяжелые лекарства ей не дают. Глицин, феназепам по полтаблетки в день перед сном и ещё что-то потяжелее.

Только к концу утомительно тянувшегося дня она смогла осознать произошедшее и задаться вопросом, как долго это будет с ней происходить.

«Он не убил меня и не покалечил. Он отправил меня сюда. Сказал, что я должна быть внимательна… Всё происходящее – снова игра. Если так, то я не могу оставаться здесь долго».

Она ошибалась. Когда слетит последняя листва с деревьев, когда Саша привыкнет к стонам и воплям больных, когда она онемеет от постоянного шока и запущенной социофобии, когда прядь её волос поседеет от напряжения и ужаса, а взгляд сделается диким, как у зверя, когда у неё не останется ничего, кроме остервенелого желания отомстить или умереть… она поймёт, что-либо сбежит, либо останется здесь навек. Кристиан не играл с ней, а просто зачем-то оставил её здесь. Возможно, он задумал так с самого начала, а может, просто забыл про неё.

Ночами – долгими, бессонными, наполненными ужасами, – она думала о своей семье и об Асе. С помощью Аси кто-нибудь мог бы найти её и этого психопата. «Если Ася жива. И если меня действительно ищут».

Бедная Саша не знала, что её почти не искали. Она не знала, что Ася встретилась с Кристианом в третий раз, и с тех самых пор всячески отрицала, что вообще когда-либо была с ним знакома. Она сказала полиции, что Саша ушла из её дома к вечеру. Она не сказала ни о ночёвке, ни о своём недоумении, о страхе, когда не нашла подруги у себя в квартире.

Сначала Саша ждала посетителей. Потом она просто надеялась получить от них хотя бы звонок. Потом она перестала ждать. Под конец Саша решила бежать любой ценой. Гнев, обида, отчаяние и ужас копились в ней долго, пока, наконец, не достигли своего предела.

К тому времени Саша переменилась характером. Она видела насилие, корежащую рассудок нелогичность происходящего, абсурд, быдловатость врачей, несправедливость, смерть и непреходящее безумие. Из тепличных условий своей тихой и мирной жизни она окунулась в ад и очень быстро сломалась, как часто бывает с ранимыми людьми.

* * *

Среди прохожих, словно сквозь чащу плотного леса, по Арбату стремительно шла высокая тень. Мир в её восприятии заглушали большие, качественные наушники, в которых звучала Пауля Калкбреннера. Трек «Square 1» сопровождал Кристиана Фишера до поворота, за которым можно было увидеть сигнальную ленту, полицейскую машину, катафалк из судебного морга и людей с угрюмыми выражениями лиц, по которым всем было ясно, что случилась беда.

По-прежнему не сбавляя решительного шага и не выключая музыки, Кристиан прошел мимо полицейских в тесное помещение двухэтажного хостела, снял на ходу верхнюю одежду, сложил ее на диванчике в приемной и, по-прежнему оглушаемый легким ритмом музыки, вошел в эпицентр локальной катастрофы и человеческого горя, словно любопытствующий турист в музее.

Тело сорокалетнего мужчины зимним, морозным утром нашли работники хостела в недорогой, съемной комнате.

Объект буквально распят и обездвижен, сидя на кровати в следующей позе: рот заткнут кляпом и липкой лентой, руки раскинуты крестом и привязаны к металлической спинке. Ноги разведены в шпагат. Как следствие – порваны связки в области паха. Лодыжки привязаны к ножкам кровати бельевой веревкой. На лице маркером начирканы слезы, этот рисунок реально напоминает слезы, стекавшие ранее по щекам убитого. Улыбка изображена довольно небрежно. Перед телом поставлено зеркало. У жертвы отсутствуют гениталии – изъяты без наркоза.

Помещение пропахло гнилью и нечищеной скотобойней. Медицинский эксперт, инспектор, впервые вызванный на труп, оперуполномоченный дознаватель и еще парочка людей топтались тут, окончательно уничтожая некую мифологическую святость смерти. Кому, как не им было знать, что у смерти святости нет.

Кристиан медленно и дотошно, по-стариковски заложив руки за спину, оглядел помещение, будто оно являлось символическим натюрмортом. Молодой человек зачем-то выглянул за окно, обратил внимание на телефон убитого и приблизил к нему лицо, не прикасаясь и не потревожив желтую, пластиковую карточку с восьмым номером. Наконец, он сдвинул свои наушники с головы на шею.

– Вы ищете мстителя, – голос Кристиана был негромким, но на него сразу обратили внимание. – У жертвы имелось с ним недавнее знакомство. Она загримировалась под ночного мотылька. Амбидекстр. Эксперт подтвердит, что у убийцы тридцать девятый размер ноги, отпечатков вы не найдете.

В полном молчании Вера поправила свои рыжие волосы – густые, непослушные, вьющиеся локоны нахально и упорно выбивались из-под шапочки. Она единственная решилась прервать тишину, в которой никто не заговаривал с Фишером.

– Почему амбидекстр?

Ненавижу объяснять. Чувствовать, как безжалостно тонет драгоценное время, смысл, истина.

Но им необходимы именно слова.

Кристиан пробормотал:

– Узлы на лодыжках завязаны правой рукой – очень туго, умело, но синяки на шее оставлены сильной и уверенной левой. То есть, убийца одинаково хорошо владеет двумя руками. Убитый мужчина перед смертью сам снял одежду, сел на кровать, позволил связать себе руки и заткнуть рот кляпом – такое возможно, если он предполагал сексуальную игру с женщиной.

– Или ему угрожали оружием, – встряла Вера.

– Перестань пытаться думать логически, тебя это не красит, – процедил Кристиан. – Если он не сопротивлялся из-за нацеленного на него оружия, то почему стал сопротивляться, когда она развела его ноги в шпагат? Причём, активно сопротивлялся, уж ты-то могла заметить!

Щёки Веры стали пунцовыми от гнева, но она решила не давать Кристиану удовольствия видеть её эмоции. Кристиан продолжил:

– Чтобы он не выплюнул тряпку, сверху её заклеили скотчем. Ах, да… – он подошёл к столу, в центре которого лежал телефон убитого. – Изучите послание, которое нам тут наверняка оставила преступница. У меня есть предположение, что она больше не хочет убивать. Если убийство и случится ещё раз, то очень нескоро. Требуется время… – он всё еще смотрел на телефон, – требуется время на перезарядку.

– Ты не прав, Крис, – Вера решила озвучивать всеобщее мнение. – Преступление совершено аккуратно, хладнокровно, талантливо и с предельной жестокостью. Девица получала удовольствие от процесса.

Кристиан прервал ее, уже выходя в коридор:

– Не знаю насчёт удовольствия, но человеческая нервная система не способна на пролонгированные сильные реакции такого типа, как это преступление. Она всё продумала, до мелочей, но убийство совершено эмоционально. Такое даётся очень нелегко. Здесь она явно выплеснула ярость огромной силы, которая копилась в ней, наверное, месяцы, – Кристиан подошёл к окну. – Даже если она и убьёт вновь, на это нужен очень серьёзный повод и большое количество времени на подготовку – она очень осторожна. Это окно было открыто изначально, когда нашли тело?

– Да, – пожала плечами Вера.

– Почему? Убийца вошла и вышла через дверь. Посторонних следов на подоконнике нет, – Кристиан нахмурился, рассматривая окно. – Ни единого. Мне это не нравится. Я напишу Диме о том, что думаю.

Он развернулся и, не прощаясь, собрался выходить из хостела.

Кристиан услышал вслед:

– Мне сказать Диме, что ты взялся за заказ?

– Пришли материалы на почту, – не оборачиваясь, бросил он. – Я совершил серьёзную ошибку, но пока не понял, где, конкретно.

Уже когда он был у машины, Вера догнала его.

– Ты сегодня опять едешь за город?

– Мне не нравится твоя внимательность, – пробормотал он, взглянув на девушку.

– Каждое двадцать первое февраля уезжаешь. Кстати, спасибо, что выставил меня дурой!

– Я много раз просил тебя не требовать от меня объяснений моим выводам. Я не люблю пояснять, – скороговоркой ответил Кристиан. – В этом нет смысла. Общайся с Димой, у него дедукция лучше развита, и он обожает ею щеголять.

– Понятно-понятно. Я просто хотела убедиться, что ты уезжаешь. Мы планируем пирушку на двадцать третье число.

– Давай без меня.

– В принципе, это даже хорошо, – пробормотала Вера. – У тебя телефон звонит.

Кристиан взял трубку, глядя вслед патологоанатому.

– Ей удалось сбежать, – голос в телефоне звучал напряженно. – Должна направляться в сторону Москвы по дороге…

– Я понял, – отрезал Кристиан. – Спасибо. На этом наше сотрудничество заканчивается. Я переведу остаток суммы на ваш счёт.

* * *

К семи часам вечера тьма, разбавленная снегом, принимала в ледяные объятья машину Фишера. Из динамиков доносилась музыка, на любого другого производившая резко негативное впечатление. Этот трек группы Alien Vampires был чудовищен не только по композиции и стилю, но и по смысловой нагрузке. Вереща и грохоча в минорной лихорадке ярости, он встряхивал пространство, как грязную тряпку, и вызывал головную боль.

Кристиан слушал без видимого неудовольствия, но и, не выказывая того, что мелодия ему нравилась.

В моменты особенно пронзительных звуков в композиции, он с силой вдавил стопу в педаль тормоза, поворачивая машину к обочине. Послушно сделав скользящее, круговое движение, авто остановилось, слегка накренившись к канаве. Кристиан выключил колонки.

Фары внезапно полоснули монохромным светом по мгле, из которой призраком вынырнул длинный силуэт темноволосой девушки – копии Самары из нашумевшего фильма ужасов. Кристиан успел увидеть в широко раскрытых, светлых глазах, отразившиеся огни фар. А потом, покачнувшись, призрак упал, хотя с BMW и не столкнулся.

Кристиан улыбнулся и лениво откинулся на спинку сиденья.

Нашлась, наконец. Ты предсказуема.

Кристиан взглянул на часы, проверил травматическое оружие в чехле и вышел из машины, накидывая на голову широкий капюшон раскрытого пальто, спасаясь от немилосердного, ледяного снегопада.

Свет фонаря быстро отыскал распластанную на грязном асфальте девушку – высокую, страшно худую, в старом бабушкином халате и в ночной рубашке до щиколоток.

Кристиан молча рассматривал ее, пока на ее спину падал снег.

Похоже, за ней очень плохо следили. Хуже, чем я велел. Цвет кожи бледный, а на лице видны странные шрамы, уродующие ее, еще свежие, словно она регулярно ковырялась в них. Я не нахожу это удивительным – возможно, это нервное самошрамирование. Волосы не так давно вымыты. Ухаживала за собой? Температура тела примерно тридцать четыре градуса. Она передвигалась босиком около часа.

Кристиан без труда поднял ее, перекинул через плечо, и, быстро стянув со спинки заднего сиденья плед, положил туда свою находку. К аптечке он не притронулся, проверять состояние девушки явно не собирался. Он просто развернул машину и поехал обратно, в город.

Ее шрамы были неуместны, как случайный мазок краски на идеально спланированном чертеже. Они покрывали не только лицо, но и руки, не являясь следствием болезни – он хорошо узнавал признаки чисто механических повреждений кожного покрова.

Тем временем, Саша приходила в себя. Она ошеломленно приподнялась, дрожа от дикого озноба, покачиваясь и озираясь по сторонам с повадками дикой лисицы. Затем светло-серые глаза, не мигая, впились в отражение водителя, изучая его. Брови ее, наполовину бритые, низко сдвинулись к переносице.

Она молчала. Внезапно Саша резко подалась вперёд, и в шею Кристиана едва не впилась игла. Благодаря быстрой реакции ему удалось перехватить её запястье.

– Ты не хочешь знать, куда я тебя везу и что с твоими родителями? – спокойно спросил он, одной рукой продолжая управлять машиной. Но взглянув на Сашу, он резко остановил машину и перехватил вторую её руку. Там тоже была игла. Он улыбнулся:

– Какая умница! А что у тебя ещё с собой?

Вместо ответа Саша вцепилась клыками в его руку. Клыки показались Кристиану слишком острыми.

– Ты зубы себе точила, что ли?

Она не ответила. Во всём её существе яростно горело желание убить Кристиана любой ценой, даже если придётся умереть самой.

Если честно, я ожидал, что она будет зла, но…

Саша с неожиданной силой вырвала свои руки из его хватки, а затем потянулась к его глазам. Внезапно она почувствовала слабый укол в области шеи.

– Поспи немного, – шепнул Кристиан, убирая шприц.

– Мразь… – Саша застонала от ярости. – Я убью тебя! Глаза тебе вырву и сожрать заставлю!

– Поэтично, – меланхолично отозвался Кристиан. – Начинаю думать, что мы сработаемся.

– Что ты… несёшь? – сонно пролепетала Саша, а потом закрыла глаза.

Сильная, решительная, отчаянная. Держится пойманным зверем, готовым вцепиться мне в глаза при том, что я объективно сильнее. Она даже не пытается задуматься о собственном поражении или слабости.

Любопытно. Она не попыталась вызнать хоть что-то о своей семье. Она не попыталась манипулировать мной. Она немедленно попыталась меня убить – это было самым важным её приоритетом. Почему?

Когда Саша пришла в себя, тело её было слишком тяжёлым, чтобы шевелиться. Она рассеянно посмотрела в окно. Мимо промелькнул указатель на Москву. В ней робко шевельнулась надежда на то, что Кристиан везёт её обратно, к родителям, но она понимала, насколько далека эта мысль от реальности.

Язык её не слушался, так что задавать вопросы она не могла. По щеке её стекала собственная слюна, сглатывать было трудно, очень ломало пальцы рук и ног. Любое положение тела в пространстве казалось неудобным.

– С твоими родителями всё хорошо. С друзьями тоже, – обратился к ней Кристиан, увидев, что она проснулась. – Отец и братья уже думают, что ты мертва и ищут твоё тело. Только мать надеется, что ты жива. В доме царит угнетающая атмосфера. Им без тебя плохо.

Саша молча смотрела на Кристиана, ненавидя собственную беспомощность.

– Но я не повезу тебя домой, – отрезал он. – Так вышло, что я уже занят делом, и его нужно закончить. Я не могу немедленно приняться за твоё. Ты немного мне поможешь, и мы выясним, на что ты годишься.

Способность говорить тем временем стала к ней возвращаться. Саша сказала:

– Я убегу, хочешь ты того или нет.

Кристиан молчал. Взгляд его казался спокойным и задумчивым. Наконец, он произнёс:

– Ты погибнешь, если убежишь.

– Мне наплевать.

Он заинтересованно сказал:

– А как же твоя семья?

– Ты ничего не понимаешь. Ты и впрямь слепой… Ты умрёшь, Кристиан, – тихо протянула Саша, глядя на него. Ты будешь страшно умирать.

– Очень может быть. Но не от твоих рук, – ответил он спокойно.

Чего именно я не понимаю, сумасшедшая? Не пытаешься ли ты сказать мне, что отчаялась когда-либо вернуться домой? Я в это не верю. Даже не пытайся строить из себя человека, которому нечего терять, это нелепо.

– Почему ты выбрал своей жертвой меня? – спросила Саша.

– Я уже говорил, что не выбирал тебя. Мы нашли друг друга. До тебя были другие.

– И что с ними стало?

– Исчезли из моей жизни, – легко ответил Кристиан. – Точнее, я был вынужден заставить их исчезнуть.

– Ты убивал их? – презрительно спросила она.

Кристиан медленно покачал головой:

– Нет. И да, в каком-то смысле. Им было слишком интересно кое-что знать обо мне, Александра. И я пару раз ошибся. Иногда истина убивает.

– Бесполезно, – мрачно отсекла Саша. – Говоришь загадками, напускаешь туман. Мне наплевать. Ты обыкновенный маньяк, мне нет дела до твоих секретов. Я просто хочу, чтобы ты заплатил за то, что сделал со мной.

– Всего-то?

– Может ты окажешь мне любезность и убьёшь себя? – саркастично поинтересовалась Саша.

– Ты ещё пожалеешь о том, что говоришь.

– О, едва ли!

– Я заплачу за то, что отдал тебя в ту клинику. Но ты не будешь этому рада. Через три дня тебе не захочется от меня убегать.

Саша нервно рассмеялась:

– Как же ты ошибаешься!

Кристиан проигнорировал её.

Перестав смеяться, она некоторое время смотрела на него уже более спокойно и осмысленно, хотя чёрная ненависть осталась в глубине ее глаз.

– Знаешь, что я думаю, Кристиан? Я думаю, ты взял на себя какую-то роль. Ты придаёшь ей большое значение, хотя по факту она – пустышка. У твоей деятельности всего одна цель – тешить твоё непомерно раздутое эго. И ты думаешь обаять меня. Ты думаешь, я сочту тебя интересным, поверю в то, что ты – кто-то значимый. Но ты не значимый, Кристиан. Ты просто творишь хаос вокруг себя, потворствуя больным желаниям. И что бы ты ни придумал, как бы ты ни изощрялся, я очень быстро докажу тебе, что в твоей деятельности просто нет горячо любимого тобой смысла…

– Заткнись!

Это было сказало ледяным тоном, который даже обескуражил Сашу. Кристиан смотрел на неё с едва заметной гримасой искреннего отвращения. Она кожей ощутила в ту секунду опасность своего положения. Это хлёсткое слово – первая и единственная произнесённая вслух грубость, прозвучала, как сигнал тревоги.

– Я заплачу за то, что сделал с тобой, – в полной тишине произнёс Кристиан. – И ты станешь тому свидетельницей. Я позволю тебе огрызаться, шипеть и вести себя, как истеричка. Можешь вновь попытаться выколоть мне глаза. Но есть то, чего я тебе не позволю. Не смей быть необъективной. Даже не пытайся говорить неправду и ошибаться. Потому что если я пойму, что ты такая же, как остальные, то избавлюсь от тебя и забуду, позаботившись о том, чтобы твоё тело никогда не нашли.

Когда небо перестало крошиться на город сединой мертвого снега, и утих свирепый, словно припадочный, ветер, машина въехала во двор многоэтажного дома на Давыдковской улице. Им являлась одна из тех редких построек, на крышах которых стояли башни – они придавали зданию таинственный вид.

Едва Кристиан открыл машину, Саша попыталась бежать, но ослабевшие ноги её не слушались. Он заткнул ей рот рукой и заставил ковылять подле себя к подъезду. Это удавалось ей не без труда – разбитые о лед и асфальт ноги едва ворочались, выполняя свою функцию.

– Добрый вечер, Кристиан, – приветствовал Фишера охранник в будке у входа в подъезд.

– Добрый вечер, Антон Семёнович, – вежливо ответил он, запихивая свою жертву в подъезд.

Саша с силой укусила Кристиана за палец, и тот небрежно выпустил её из своих рук. Дверь в подъезд с щелчком открылась. У Саши не получилось её открыть. Кристиан за шиворот потащил её к лифту.

Она понимала, что кричать бесполезно по реакции охранника в будке.

В крохотной кабине лифта, оснащенной зеркалом, оказалось слишком светло, но эти двое не стремились смотреть друг на друга. Девушка неподвижно стояла, сцепив пальцы рук домиком и скрестив ноги, опираясь на стену и съежившись.

– Похоже, тут никого не удивляет род твоей деятельности.

– А ты знаешь, чем я занимаюсь? – флегматично поинтересовался Кристиан.

– Мир спасаешь? – поинтересовалась Саша с сарказмом.

– На целый мир меня пока не хватает, – совершенно хладнокровно ответил он.

– Бедный мир! Как же он без тебя?

Саша думала, что взбесит его, но он почему-то только молча улыбнулся.

Она со страхом дернулась в сторону от Кристиана, когда тот помог ей опереться на себя, едва гостья покачнулась.

На двери квартиры значились серебристые символы «97».

В пустой, аккуратной прихожей она обняла себя руками и осталась стоять на пороге, не сходя с темного, колючего прямоугольника коврика. Жмурясь от света, она смотрела вниз, будто ее полуголой втащили на сцену.

– Тебе неприятны прикосновения? – заинтересованно спросил Кристиан. – Любые?

Девушка окончательно вжалась в стенку и мельком посмотрела на ключ, висевший на гвоздике рядом.

– Да, любые, – с нажимом произнесла она.

– Какая ирония! Случай насилия в раннем возрасте? – холодная флегматичность в голосе обожгла тревогой.

Саша метнула в него колючий взгляд:

– Я не настолько предсказуема.

– Именно настолько, просто не хочешь этого признавать, – ответил он, с явным сомнением в голосе.

Саша огляделась. В квартире было безукоризненно чисто. Минимум мебели и предметов, все идеально сочеталось по цветам, составляя обстановку. Возникало впечатление, что это – картинка из страниц журнала о ремонте и дизайне помещений.

Кристиан кивнул в сторону одной из пяти пар одинаковых, серых домашних тапочек:

– Надевай. Ванная прямо перед тобой, по коридору. Не закрывайся.

Саша не изменила своей позы и говорила, опустив голову:

– А если закроюсь?

– Ты можешь это сделать, но эта дверь не станет для меня препятствием, если я вздумаю к тебе заглянуть.

Саша задрожала. Сбывалось худшее её предположение. От отвращения она не смогла заставить себя говорить.

– Почему, конкретно, я здесь нахожусь? – наконец, выдавила она.

Он подошёл к ней, и Саша буквально вжалась в стену, глядя на него с ненавистью, в которой читалось обещание наброситься на него при малейшем признаке опасности. Кристиан разборчиво рассмотрел её лицо, шею, руки.

– Самомнение женщин странно устроено, – проронил он, рассматривая её ключицы и задержавшись взглядом на ее губах. – Оказавшись в подобной ситуации, они думают, что мужчине от них может быть нужно только одно. Александра, – он посмотрел ей в глаза, – боюсь, ты не отдаёшь себе отчёт в том, как сейчас выглядишь. К тому же, составляя мой портрет, ты должна была догадаться, что я не имею привычки грубо домогаться женского внимания. Оно мне до лампочки.

Он ни разу не коснулся её, хотя Саша чувствовала, что ему хочется провокации.

– Просто иди в ванную. Тебе же наверняка хочется нормально вымыться.

– В клинике мне тоже запрещали закрываться, – прошипела она.

– Я разрешаю тебе закрыться. Но тебе следует помнить, что любой замок – это иллюзия безопасности, – Кристиан отошёл от неё, и Саша смогла вдохнуть свободнее.

– Ты не понял, – от страха в ее хищно обострившихся чертах не осталось и следа. – Меня нельзя запугать угрозами и заставить подчиниться. Ты уничтожил мою жизнь, мне нечего терять. Или интересно, как я поведу себя? Очень просто. Я действительно сбегу так или иначе, – при этом продолжала стоять на пороге. – А если выпадет хоть малейший шанс, попытаюсь тебя прикончить.

– Думаю, ты сможешь размышлять более адекватно, когда придешь в себя, – спокойно ответил Кристиан. Саша переглянулась с Фишером, и сумела выхватить в его взгляде легкую заинтересованность.

Перестав обращать на свою гостью внимание, он снял пальто и вытащил из темного чехла ноутбук. Действуя на автомате, поставил чайник на плиту, включил компьютер и расстегнул две пуговицы на черной рубашке.

Саша же, в свою очередь, дикой мышкой перебежала в сторону ванной комнаты.

Странно. Перестала сопротивляться?

Пока кипятилась вода, Кристиан внимательно смотрел в монитор. Материалы по делу уже пришли на почту.

«…гениталии убитого частично обнаружились в его пищеводе и желудке. Судя по их состоянию, были проглочены за несколько часов до смерти. Убийца заставила жертву смотреть на себя в зеркало при этом».

«Длина ладони преступника – восемнадцать с половиной сантиметров».

«Одежда убитого аккуратно сложена у кровати».

– Она педантична, ее ярость хладнокровна. Девушка взяла из вещей телефон, оставила нам сообщение, положив гаджет в самый центр стола, – бормотал Кристиан, постукивая по своим губам кончиком шариковой ручки. Блокнот лежал рядом.

Чайник выключился, издав характерный щелчок и испустив вверх, как долгий выдох, теплую струю пара из носика. Кристиан, почти не глядя, кинул в кружку полторы ложки заварного кофе. Он добавил туда кипяток и немного мускатного ореха.

Через некоторое время он заметил, что вода в ванной не шумит уже давно, а гостья не появляется в комнате. Он отставил в сторону кружку с кофе, и пошел в свой кабинет. Увидев за занавеской перед выходом на балкон тонкий силуэт девушки, он медленно встал у стены, скрестив руки на груди.

– Представляю, с каким разочарованием ты обнаружила, что в ванной нет ничего острого.

Саша медленно повернулась к нему, выглядывая из-за занавески. Кристиан вытащил из кармана крохотный ключик и подбросил его в ладони:

– Полагаю, ты думала, как пробраться на балкон.

– Я всё равно убегу, – уверенно и спокойно ответила ему она.

Кристиан снисходительно улыбнулся, кивнув каким-то своим мыслям и, глядя в сторону, заметил:

– Спать в наручниках очень неудобно. Я прикую тебя, если ты попробуешь еще раз.

– Можешь рискнуть, – хрипло отрезала она.

Он мотнул головой в сторону кухни:

– Тебе нравится кофе?

– Ты придурок? Какая тебе разница?

– Вежливость. Ты в первый раз в агентстве, и я проявляю гостеприимность.

– В агентстве? – беспокойно переспросила она. – Что за агентство?

– Скоро ты сама всё поймёшь.

– Повторяю, я не намерена участвовать в твоих играх. Мне всё равно, чем ты занимаешься!

– Ну, разумеется. Собираешься продолжить детскую истерику… Если всё же хочешь кофе, идем на кухню, – он спокойно повернулся к ней спиной. Саша уже успела заметить, что он не расстается с оружием на поясе. Но она смотрела на него без опаски. С завистью.

Я не привык к тем, кто в каждый момент ждет битвы. Людей, утверждающих, что им нечего терять – много, но это почти всегда – бахвальство. На самом деле каждому есть, что терять. В первую очередь – надежду.

У Александры не могло не быть надежды – так я думал. Её семья и близкие в порядке. Её жизнь ещё может наладиться, если она убежит от меня. Она не станет ни убивать меня, ни рисковать собой. В первые секунды встречи со мной ею двигала ярость. Но сейчас она приходит в себя.

Всем есть, что терять. Я отвык от людей, которых можно назвать отчаянными. Александра слишком умна, чтобы не понимать своей ситуации, поэтому она будет осторожна.

В кухне Саша, словно кошка, села на стул, поджав под себя ноги. В ней чувствовалось стремление всюду занять минимальную площадь в пространстве. Она смотрела на черную луну, отражающуюся в кофейной чашке, ее взгляд маскировал напряженную работу мысли.

В тишине Кристиан продолжал переключать фотографии с одной на другую, щелчки мыши казались оглушительно громкими, они отсчитывали время до некоего важного момента.

Неожиданно девушка отошла от стола, кружка выскользнула у нее из рук. Саша живо схватила острый кусок керамики и без колебаний прижала к своему горлу. Глаза её в ту секунду, как ни странно, были ясными и серьезными. Взгляд экзальтированного мученика – он не взбешен, не во власти эмоций. Саша казалась собранной и владеющей собой, но ее выдавал тревожный блеск глаз.