Текст книги "Погоня"

12
Фитц

С понедельника начинается новый семестр, я встаю с первыми петухами. Небо похоже на темно-синий мазок кисти художника по черному холсту. Пока варится кофе, я стою у кухонного окна и наблюдаю, как слабый отблеск рассвета пробивается сквозь темноту. Не могу дождаться начала сегодняшних занятий. Я слышал только потрясающие вещи об игровой кинематографии и мечтаю узнать больше об основах 2D-анимации.

У меня две профилирующие дисциплины: изобразительное искусство и компьютерное программирование, – в чем мой старик не упускает случая укорить. Он считает первое направление ненужным бременем, которое мне следовало бы откинуть, чтобы сосредоточиться на втором. Его главный аргумент: «Компьютеры – вот будущее искусства, Колин». Он прав: графический дизайн в наше время применяется в основном в сфере цифровых технологий, люди рисуют прямо на компьютерах или планшетах. Я и сам так делаю. Однако гораздо приятнее ощущать твердую поверхность блокнота под рукой, слышать скрип карандаша или угля по странице. Рисование на бумаге и живопись на холсте стали настолько неотъемлемой частью меня, что невозможно представить, как я смог бы от них отказаться.

Не сомневаюсь, со временем в музеях холсты заменят цифровыми экранами, а таких, как я, сочтут вымирающим видом. Эта идея удручает.

Поскольку первый урок начнется не раньше десяти утра, а тренировка – не раньше восьми, у меня в запасе достаточно времени, чтобы проверить, как продвигается бета-тестирование моей игры. Прихватив кофе, поднимаюсь наверх и усаживаюсь за стол. Или, как называет его Холлис, «Центр управления полетами».

Моя игровая установка действительно навороченная для простого студента: у нее три монитора с высоким разрешением экрана, клавишный пульт с программным управлением, полностью настраиваемая игровая мышь и видеокарта, которая обошлась дороже, чем хотелось. Но оно того стоит, черт возьми.

Тянусь за висящими на внешних динамиках черными наушниками с рисунком ярко-зеленого цвета и надеваю их. Просматриваю пару видеоканалов, затем проверяю сообщения в форуме с ограниченным доступом, который я создал для бета-группы. Войти в игру можно только по приглашению, поэтому в «Легион 48» играют лишь те, кого я лично выбрал и одобрил. В чате вижу несколько просьб о чит-кодах, которые вызывают желание закатить глаза. Пролистываю их в поисках более полезной информации. Сейчас моя цель – исправить все неполадки, чтобы их не оказалось в конечном продукте.

Подобных жалоб не обнаруживаю. С каждой новой строчкой лента чата сдвигается вверх по экрану, я потягиваю кофе и читаю комментарии и вопросы, которые появляются. Меня не удивляет, что так много игроков находится в сети в столь раннее время. Скорее всего, они вообще не ложились спать.

Заслышав шаги в коридоре, осторожно поворачиваю голову в сторону двери. Кто-то входит в ванную и закрывается там. Несколько минут спустя включается душ.

Может, Саммер? Надеюсь, что она еще спит и я смогу сбежать из дома на тренировку, не столкнувшись с ней. О чем бы мы ни пытались заговорить вчера, все выходило ужасно неловко. И это еще не говоря о предыдущем вечере, когда мне пришлось закинуть ее пьяную задницу на плечо и тащить вверх по лестнице. Очень симпатичную задницу. Это я о сексуальной, невероятно упругой, аппетитно круглой, «хочу-хочу-хочу» заднице.

Ты мне нравишься.

Я старался не зацикливаться на трех словах, брошенных ею. Она напилась в стельку, когда их сказала, а я не придаю большого значения тому, что говорят спьяну.

За дверью снова раздаются шаги. На этот раз Холлиса. Он бормочет под нос, как сильно хочет отлить.

Неожиданно вспоминаю, как Бренна тоже вышла в коридор. Вчера Холлис без умолку обсуждал их совместную ночь и вел себя так, словно выиграл в лотерею. В чем-то это недалеко от истины, потому что Бренна впервые сошлась с кем-то из нас. Обычно она избегала личных отношений. Не знаю, то ли потому, что не любит хоккеистов, то ли понимала, как поступит тренер с тем, кто прикоснется к его драгоценной дочери.

Холлис, увы, сообразительностью не отличается. Смелостью – да, но не умом. Если тренер узнает о случившемся, то привяжет его обнаженным к воротам и начнет отрабатывать по нему удар с дальней дистанции. «Го-о-о-о-о-ол!»

Чуть не падаю со стула, когда в тишине дома раздается оглушительный крик. Кровь стынет в жилах, и я тут же вскакиваю на ноги и бросаюсь к дверям. Мной управляют исключительно первобытные инстинкты.

Девушка кричит.

Она в беде.

Нужно спасти Саммер.

Сжав кулаки, выбегаю в коридор и резко останавливаюсь, когда дверь ванной распахивается. Мне под ноги вываливается Холлис в одних трусах-боксерах.

– Нет! – вопит Саммер. – Когда я в душе, ко мне входить нельзя! Это НЕДОПУСТИМО!

Ну ты даешь, парень.

Она выскакивает к нам, вода капает со светлых волос на влажную золотистую кожу. Мыльная пена стекает по обнаженным рукам. Второпях Саммер ошиблась и схватила слишком маленькое полотенце: верхний край едва прикрывает груди, а нижний – бедра. Если белая махровая ткань сдвинется хоть на дюйм в любую сторону, будут большие проблемы.

Во рту пересохло. Ее ноги невероятно длинные и чертовски сексуальные, так и вижу, как она обхватывает меня ими.

С трудом сглатываю.

Между прочим, Холлис тоже выглядит обалдевшим.

– Я только отлить, – протестует он.

– А я мылась! – визжит девушка. – И заперла дверь!

– Замок сломан.

– И ты только теперь говоришь мне об этом!

– Не думал, что это большая проблема, детка. – Он протирает глаза.

– Не смей называть меня деткой.

Распахивается дверь в комнату Хантера.

– Что, черт возьми, происходит? – Оглядев всех нас, он вскидывает брови и рычит на Холлиса: – Что ты натворил?

– Я ничего не делал, – жалуется Холлис.

– Он без приглашения ворвался, когда я была в душе!

– Только чтобы пописать! Я же не прямо в душ полез.

– Какая разница?! – Она указывает пальцем на дверь ванной. – Видишь эту комнату? Это святилище, Майк! Предназначенное только для одного человека, как одиночная камера.

– Так это святилище или тюрьма? – тупит он.

– Заткнись, – огрызается она, – Холлис, в отличие от тебя, у меня нет пениса.

– Ну хвала Господу за это.

– Холлис, – тихо предостерегаю я.

Он захлопывает рот.

– Я – женщина, – продолжает Саммер, сжимая в пальцах верхний край полотенца, чтобы удержать его на месте. – Женщина, которая живет с тремя мужчинами и имеет право побыть одной. Я могу принять гребаный душ без того, чтобы ты ко мне врывался, размахивая членом!

– Да я его вообще не доставал, – возражает парень.

– Какая разница! – вскидывает она в отчаянии руки, и полотенце спадает.

Матерь Божья!

Мельком я вижу полные, кремового цвета груди с бледно-розовыми сосками. Мгновение сказочного искушения, прежде чем Саммер прикрывается одной рукой, а другой вовремя ловит полотенце и прижимает его к низу живота.

Холлис теряет дар речи.

У Хантера горят глаза.

Я же изо всех сил стараюсь не смотреть на обнаженное тело. Задерживаю взгляд где-то над ее головой и произношу удивительно ровным голосом:

– Этого больше не повторится, Саммер. Правда, Холлис?

– Правда, – заверяет он.

Я с одобрением киваю.

– Начнем с того, что починим замок…

– Почему ты разговариваешь с потолком? – перебивает она.

Подавив стон, заставляю встретиться с ней взглядом. В глубоких зеленых омутах не отражается ничего, кроме расстройства и смущения. Может, Саммер и любит драматизировать, но сейчас права. Она живет с тремя парнями и заслуживает право на уединение.

– Это худшая ванная в мире, – жалобно стонет она. – В ней не повернуться. Освещение настолько ужасное, что я не могу наносить макияж. А теперь еще и душ одна принять не могу?

– Саммер, – мягко говорю я. Она выглядит так, будто вот-вот заплачет, поэтому делаю осторожный шаг вперед.

Только не трогай ее. Только не трогай ее. Только не трогай ее.

Я прикасаюсь.

Лишь кончиками пальцев к плечу, но от прикосновения по позвоночнику проносится горячая дрожь.

– Я починю замок. Обещаю.

– Спасибо, – выдыхает она и расслабляется.

Саммер разворачивается и скрывается в ванной. Дверь захлопывается у нас перед носом, через мгновение снова включается душ.

Мы с Хантером обмениваемся быстрыми взглядами, прежде чем повернуться и хмуро посмотреть на Холлиса.

– Что? – говорит он, обороняясь.

– Чувак, у тебя две сестры, – с укором говорит Хантер. – Неужели ты не знаешь правил совместного пользования ванной комнатой? Мы с Фитцем не имеем ни сестер, ни братьев и то знаем эти проклятые правила.

– Мы с сестрами никогда не пользовались одной ванной комнатой, – раздраженно фыркает тот и направляется в мою комнату.

– Куда это ты идешь? – требовательно спрашиваю я.

– В сортир твоего величества, – мрачно отвечает мне Холлис. – Или ты хочешь, чтобы я использовал раковину на кухне?

– Он к твоим услугам, – приглашающим жестом быстро указываю ему на свою дверь.

* * *

Как и следовало ожидать, 2D-анимация не оставила меня равнодушным. По окончании занятия я покидаю компьютерный класс в компании двух приятелей, Кендзи и Рэя. Поскольку они оба серьезно увлекаются играми, то первыми получили от меня приглашение поучаствовать в бета-тестировании и теперь без конца обсуждают «Легион 48».

– Блестяще, Фитц, – говорит Кендзи, застегивая куртку-парку.

Я натягиваю на голову черную шерстяную шапку и засовываю руки в перчатки. Кажется, январь не закончится никогда. Могу поклясться, каждый год наша планета попадает в какую-то долбаную петлю времени и январь растягивается дней на сто. А затем остаток года пролетает за считанные секунды.

– Блестяще, – поддакивает Рэй.

Мы открываем двери, в лицо бьет порыв холодного ветра. Чертов январь.

– Ты правда пока не заметил серьезных недоработок? – я не могу сдержать волнения.

– Ни единой.

– Да ладно, что-то должно быть.

Мы спускаемся по широким ступеням к покрытому инеем тротуару. Кафедра изобразительного искусства расположена в западной части кампуса, почти все мастерские и лекционные залы собраны в одном месте.

– Говорю тебе, ничего нет, – настаивает Рэй.

– Nada[27]27
  Исп.: ничего.


[Закрыть], – соглашается Кендзи.

В кармане вибрирует телефон. Вытаскиваю его и хмурюсь, увидев на экране надпись «Скрытый номер». Кендзи и Рэй увлеченно обсуждают игру. Я делаю знак, что говорю по телефону, и они уходят вперед.

– Камаль Джайн на линии, – раздается резкий женский голос.

Я замираю на мгновение, затем издаю короткий смешок:

– Ага. Хорошая попытка…

Но оператор уже отключилась.

Должно быть, это шутка. Да, я претендовал на должность в студии видеоигр Orcus Games. Этой компанией с миллиардным капиталом владеет легендарный Камаль Джайн, компьютерщик от бога. Даже если эта женщина является сотрудницей студии, я сильно сомневаюсь, что она напрямую соединила бы меня с основателем и президентом компании. Это все равно что Марк Цукерберг лично отвечал бы на звонки пользователей в техподдержку Facebook.

Уже собираюсь положить трубку, как в ней звучит новый голос:

– Колин, привет! Это Камаль. Читаю твое резюме. Буду откровенным, Колин, изначально я подумал, что ты нам не подходишь.

Мой пульс учащается. Либо это галлюцинации, либо со мной на самом деле говорит Камаль Джайн. Я видел сотни интервью с этим парнем и узнал бы из тысячи его торопливый, гнусавый голос.

– Хоккейная команда НАСС[28]28
  Национальная ассоциация студенческого спорта.


[Закрыть]? Не стану лгать, брат. Со спортсменами сразу все ясно, большинство не могут отличить Java[29]29
  Язык программирования.


[Закрыть] от C-Sharp[30]30
  Язык программирования.


[Закрыть].

Хорошо, что он не стоит напротив и не видит, как я поджимаю губы. До смерти надоело клеймо тупого спортсмена. Это старомодный, в корне неправильный штамп. Среди известных умнейших людей встречаются и спортсмены.

Но я держу рот на замке, это же Камаль Джайн. В пятнадцать лет разработал свою первую компьютерную ролевую игру, самостоятельно опубликовал ее, а затем наблюдал, как она набирает космические высоты в рейтинге популярности. Он продал разработку за пятьсот миллионов долларов, вложил заработанные деньги в основание собственной компании и с тех пор купается в золоте. Такой взлет в индустрии игр является практически неслыханным. Создатель Minecraft и рядом не стоял с этим парнем.

– Однако один из стажеров явился сегодня утром и сказал, что я должен сыграть в твою игру. Должен заметить, Колин, программирование оказалось проще, чем бы хотелось… Хотя, если начистоту, мне все кажется простым за исключением того, что создал лично. Что зацепило? Игровые ресурсы. И графика! Ты все сам делал?

За несвязной речью Джайна трудно поспеть, но каким-то образом удается ответить:

– Да. Все сам.

– Изучаешь изобразительное искусство в Брайаре?

– У меня две специализации, – поправляю его. – Еще компьютерное программирование.

– Честолюбивый. Мне это нравится. От хоккейного прошлого я не в восторге, но, полагаю, ты не собираешься за него держаться, раз хочешь работать в моей компании. После выпуска не планируешь профессиональную карьеру в спорте?

– Нет, сэр.

– Сэр? – высокий смех пронзает мое ухо. – Бросай эту привычку прямо сейчас, Колин. Зови меня Камаль или Кей-Джей. Мне больше нравится Кей-Джей, но тут уж как тебе удобнее. Итак. Взглянем в мое расписание. – В трубке слышится шуршание бумаги. – На следующей неделе в пятницу буду на Манхэттене. Скажу пилоту, чтобы сперва приземлился в Бостоне. Встретимся в «Ритце».

– Встретимся? – повторяю я в замешательстве.

– Я лично беседую с каждым дизайнером, которого планирую взять на работу. Ты получил одобрение вместе с еще шестью кандидатами. Будет конкурентная борьба, – предупреждает он, но в голосе слышится нотка ликования. У меня такое чувство, что ему нравится стравливать кандидатов друг с другом. – Значит, через две недели, в пятницу. Да?

– Да, – без промедления отвечаю я.

Проклятье, Orcus Games – это работа мечты. Она была в списке моих приоритетов, но в глубине души я не ожидал приглашения на собеседование. Высока конкуренция, все хотят работать на Камаля Джайна, самостоятельно выбившегося в миллиардеры.

– Хорошо. Мой помощник пришлет подробную информацию по электронной почте. С нетерпением жду встречи с тобой, бро.

– И я с нетерпением жду встречи.

Кладу трубку и с изумлением трясу головой. Я не сплю? Мне назначил собеседование Камаль Джайн?

Черт возьми!

Собираюсь послать сообщение Моррису, но не успеваю начать печатать, как телефон звонит снова. Но на этот раз высвечивается не скрытый номер, а контакт отца. Меня охватывает беспокойство: никогда не знаю, чего ожидать от родителей.

– Колин, – рявкает отец, когда я поднимаю трубку. Папина резкая, бесцеремонная манера общения кажется грубой тем, кто с ним не знаком, и раздражающей всем остальным.

– Привет, что случилось? У меня уже начинается урок, – вру я.

– Я не задержу надолго. Просто хотел сказать, что возьму Люсиль на твою домашнюю игру в выходные. Ей до смерти хочется посмотреть, как ты играешь.

Люсиль – новая подружка отца, хотя она вряд ли задержится рядом с ним надолго. Старик меняет женщин с такой скоростью, что это одновременно впечатляет и вызывает отвращение.

После развода родителей минуло двенадцать лет. Отец без зазрения совести хвастается своими победами, мать живет в одиночестве, хотя не жалуется. В этом виноват папа: он разрушил ее доверие к мужчинам. Пожалуй, он тоже больше не сможет никому открыться и старается забыться в компании новых подружек. Предки меня утомляют.

– Здорово. С нетерпением жду с ней встречи, – продолжаю врать я.

На мгновение мне приходит в голову мысль рассказать об интервью с Камалем Джайном. Однако быстро понимаю, что это следует сделать в общем электронном письме для обоих родителей, ведь если сказать одному раньше, чем другому, наступит конец света.

– А твоя мать придет на игру? – он произносит слово «мать» так, словно оно отравлено. – Если да, то тебе следует предупредить о Люсиль.

Перевод: ты должен сообщать о подобном, чтобы я мог ткнуть бывшую жену носом в тот факт, что я успешен у других женщин.

– Она не придет, – отвечаю я, радуясь, что избежал катастрофы.

– Понимаю. Ты, должно быть, очень огорчен.

Перевод: она даже не старается ходить на твои игры, Колин. Я люблю тебя больше!

– Все в порядке, – подавляю я раздраженный вздох. – Вам обоим необязательно посещать матчи. В любом случае, мне пора. Увидимся на выходных.

После окончания разговора напряжение слегка ослабевает. Общение с предками требует колоссальных физических усилий.

– Колин, привет!

Обернувшись, вижу Нору Риджуэй. В прошлом году она посещала два художественных класса, куда ходил и я, а в этом семестре мы вместе изучаем углубленный курс рисования фигуры. Она классная, взяла две профилирующие дисциплины: изобразительное искусство и дизайн модной одежды.

– Привет, – радуюсь я возможности отвлечься. После общения с родителями всегда требуется несколько минут, чтобы напряжение окончательно исчезло. – Занятия начнутся не раньше двух. Ты в курсе?

– Не волнуйся, знаю, – улыбается она и кивает в сторону здания на противоположной стороне улицы. – У меня история костюма через несколько минут. Увидела тебя и захотела поздороваться.

При разговоре у нее изо рта вылетают белые облачка пара.

– Тебе нужна шапка, – сообщаю, заметив, что краешки ее ушей покраснели.

– А, как-нибудь переживу.

Я понимаю, почему девушка не хочет покрывать голову. У нее рваная, короткая, почти мужская стрижка, пряди угольно-черные, а их кончики – ярко-розовые. Я всегда ценил ее образ крутой неформалки. К тому же, у Норы есть татуировки, что определенно говорит в ее пользу.

– Как тебе анимация? – спрашивает она. – Моя подруга Лара посещает этот курс и никак не могла дождаться начала занятий.

– Это было потрясающе, – ухмыляюсь ей. – Сто процентов интереснее, чем история костюма.

Нора шутливо бьет кулаком мне в плечо.

– Ты не прав. Одежда гораздо интереснее компьютеров.

– Согласен не согласиться.

– И ведет этот курс живая легенда. – В лучах зимнего солнца ее светло-серые глаза сверкают от волнения. – Эрик Лори.

Мой недоуменный взгляд вызывает у Норы смех.

– Бывший редактор раздела моды Vogue, GQ, Harper’s. А еще соучредитель и бывший главный редактор Italia – самого передового мужского журнала моды. Он как Анна Винтур, только другого пола.

Снова смотрю недоуменно.

– Она главный редактор Vogue и вообще богиня. Мой кумир. Как и Эрик Лори. В этом году в Брайаре он ведет два предмета и руководит модным показом в конце курса. Я в восторге, столь многое можно у него почерпнуть.

Интересно, Саммер тоже пойдет сегодня на занятие к Лори? Не могу вспомнить ее специализацию: дизайн модной одежды или мерчандайзинг? Хотя, полагаю, историю костюма преподают и там и там.

Вспомнишь черта…

На мощеной дорожке появляется Саммер, закутанная в пальто длиной до колен и плотный красный шарф, повязанный вокруг шеи и волос. Заметив меня, она сбивается с бодрого шага. Когда наши взгляды встречаются, я вспоминаю о крошечном полотенце, скользящем вниз по ее восхитительному телу. О кратком миге, когда показались мокрые, обнаженные груди. О мимолетном, вызывающем эрекцию искушении.

Я не здороваюсь и не машу рукой. Жду, чтобы Саммер поприветствовала меня первой. Вот только она этого не делает: выжидает несколько секунд, затем хмурится и идет дальше. Не знаю, обидно мне или стыдно. Наверное, следовало поздороваться самому.

– Ты ее знаешь? – Нора замечает, что я отвлекся. Ожидая ответа, она сверлит Саммер подозрительным взглядом.

– Ага. Сестра моего друга, – расплывчато поясняю я, решив не упоминать, что мы живем под одной крышей. Иначе всплывет тема, обсуждать которую я не в настроении.

– А, класс, – заметно расслабляется Нора. – Слушай, мне нужно бежать, но, может, пришла пора выпить тот редкий напиток, о котором мы мечтали целый год?

– Может и пора, – смеюсь я. Мы обсуждали это в прошлом году на теории цвета, но из-за плотного расписания мне сложно с кем-либо встречаться. Мы переписывались какое-то время, но когда у меня наконец-то появился свободный вечер, Нора встречалась с кем-то другим. Выходит, сейчас она снова одна.

– У тебя сохранился мой номер? – спрашивает она.

– Да.

Это заметно ее радует.

– Как насчет встретиться завтра вечером «У Малоуна»? Напишешь днем, сможешь ли прийти?

– Звучит здорово.

– Замечательно. Тогда до встречи. – Она быстро пожимает мне руку, а затем спешит к тому же зданию, в котором только что исчезла Саммер.

Похоже, завтра вечером я иду на свидание.

13
Саммер

Устраиваясь поудобнее в ожидании лекции по истории костюма, повторяю про себя, что всегда ратовала за женскую дружбу. В современном обществе женщины слишком часто унижают друг друга вместо того, чтобы поддерживать. У меня это в голове не укладывается. Нам следует вдохновлять друг друга, показывать маленьким девочкам, что важно держаться вместе. Ведь когда-то у нас была общая цель и общий враг. Женщины сжигали лифчики и боролись за право голосовать на выборах. Теперь мы закидываем друг друга в социальных сетях помидорами за неидеальные фигуры и считаем, что это любовницы виноваты в изменах.

Я не считаю себя радикальной феминисткой и не придерживаюсь мнения, что мужчины – исчадия ада, которых следует гнать из общества поганой метлой. Наоборот, они могут привнести в наш мир много хорошего. Например, свои шикарные члены. Просто было бы здорово, если бы мы проявили немного женской солидарности как в старые добрые времена.

Я знаю, что нам мешает: ревность. Мы чертовски завидуем друг другу, это все портит. Зависть побуждает говорить и делать постыдные вещи, меня – так точно. Я сожалею почти обо всех поступках и словах, вызванных ревностью. Но мне и самой доставалось. Некоторые девушки негодовали по поводу моего образа, другие принимали за стерву, поэтому нападали первыми.

Несмотря на это, я всегда старалась улыбаться и держаться приветливо со всеми, даже с теми, кто меня ненавидит. По иронии судьбы, многие из недругов в старших классах стали моими хорошими друзьями, после того как перестали винить меня в своих комплексах.

Так что да, я за женскую дружбу. Дамы могут сами[31]31
  По аналогии с фразой из песни Eurythmics – Sisters Are Doin’ It For Themselves.


[Закрыть]. Я – женщина, вот мой призыв[32]32
  Фраза из песни Helen Reddy «I Am Woman».


[Закрыть].

И все же я ненавижу девушку по имени Нора всеми фибрами души.

Перед занятиями она разговаривала с Фитцем. Теперь сидит с двумя другими девчонками и обсуждает его же. Между нами всего два ряда, и я прекрасно слышу каждое слово. Я даже узнала ее имя, когда одна из подруг обратилась к ней.

– …такой классный. И такой умный. И такой талантливый. Видели бы его рисунки.

– И все это не мешает ему быть охренительно сексуальным, – дразнит ее подруга.

– А татуировки… – вздыхает другая.

Похоже, они все каким-то образом успели его рассмотреть? Теперь и подружек ее ненавижу.

– Такой горячий парень, – произносит Нора, шутливо обмахиваясь ладонью.

А у меня желание невзначай запустить в нее чем-нибудь, чтобы не бесила, постоянно повторяя и подчеркивая слово такой.

– Завтра вечером собираемся где-нибудь посидеть и выпить.

Услышанное действует на разгоревшуюся во мне ненависть как ушат холодной воды.

Он пригласил ее на свидание?

– Ни фига себе, неужели вы наконец-то встречаетесь? – взрывается восторженными аплодисментами одна из подруг.

– Да! Я так волнуюсь.

Ясно. Значит, Фитц позвал ее погулять. Нора хорошенькая, с отличным чувством стиля. Почему бы не захотеть с ней встречаться?

И почему меня волнует, с кем он гуляет?

Потому что…

Потому что… потому что она явная стерва, а я не хочу, чтобы Фитц встречался со стервой.

Она не стерва. Это в тебе ревность говорит.

«Нет, – упрямо доказываю себе, – она косо на меня смотрела, пока подсаживалась к подругам. Я ничего не придумала. Так что некоторая стервозность точно есть».

А в тебе сейчас полно стервозности.

– Отвали, – приказываю я внутреннему голосу.

Парень с длинными черными волосами, сидящий чуть дальше, поворачивается и выгибает кустистую бровь.

– Не обращай внимания, – приветливо машу ему рукой. – Я просто решила побыть сумасшедшей, которая разговаривает в аудитории сама с собой.

– Я заметил, – смеется он.

Нора обернулась на звук моего голоса, прищурилась, и снова отвернулась.

Ненавижу ее.

Ты рехнулась.

– Разве мы только что не определили, что я встала на путь безумия? – говорю вслух, по большей части чтобы подшутить над сидящим рядом парнем.

– Ух ты, – обладатель кустистых бровей снова поворачивается, – все серьезно.

– Больше не буду. Обещаю, – ухмыляюсь я.

А впереди подруги Норы вытягивают из нее подробности предстоящего свидания.

– Идете просто выпить?

– Просто выпить, – подтверждает она. – Ты действительно считаешь, что после Восьмиблюдового Итана я еще когда-либо соглашусь ужинать на первом свидании?

Девчонки рассмеялись.

– Боже мой! Я про него забыла!

Я перестала слушать их разговор. Они начали вспоминать случай, когда Нора никак не могла уйти с роскошного четырехчасового ужина, хотя хотела сбежать еще до подачи первого блюда. Занимательная история, но я слишком занята борьбой с нежелательной ревностью.

Фитц волен встречаться с теми, с кем пожелает. Кроме того, у меня нет права ревновать. Позапрошлой ночью я заснула в обнимку с Хантером. Конечно, мы только лежали, прижавшись друг к другу, но было приятно ощутить, как теплое мужское тело ко мне прильнуло. И если бы Хантер попробовал зайти дальше, я не уверена, что не ответила бы ему взаимностью.

Двери аудитории распахиваются, прерывая ход моих мыслей. Вошедший не нуждается в представлении, но все же поднимается на кафедру и приветствует нас, словно мы никогда журнала моды в руках не держали.

– Доброе утро! Меня зовут Эрик Лори. С прискорбием сообщаю, что вам придется терпеть мое невыносимое присутствие в течение следующих четырех месяцев.

По аудитории разносится смех.

– Шучу, – продолжает он с добродушной усмешкой, – я прелесть.

Улыбаюсь, как и все. Он с ходу зарекомендовал себя как классный, веселый профессор. Мне это нравится. А еще Эрик Лори выглядит гораздо моложе, чем на фотографиях. Возможно, потому что на них он щеголяет с густой светлой бородой, а сегодня пришел с гладко выбритым лицом. Знаю, ему за тридцать. И его чувство стиля настолько безупречно, что хочется мурлыкать от удовольствия. Одежда от Марка Джейкобса: я узнала ретро-блейзер из его осенней коллекции. Туфли… кажется, Том Форд. Чтобы сказать точно, нужно взглянуть поближе.

– Добро пожаловать на курс истории костюма, дамы и господа.

От звука его мягкого, бархатистого голоса лица всех девушек превращаются в подобие смайликов с сердечками вместо глаз. Но почему-то на меня он не действует. Лори без преувеличения привлекательный мужчина, но что-то в его угловатом, симметричном лице меня не цепляет.

Наш новый профессор прекрасно видит направленное на него женское внимание. Он подмигивает двум девушкам в первом ряду, кладет руки на кафедру и в течение следующих десяти минут перечисляет свои впечатляющие полномочия и должности, которые все до одной мне известны. У Лори в столь молодом возрасте сложилась успешная карьера. Он действительно любит свое дело. Закончив рассказывать о себе, он переходит к содержанию курса. Мы будем изучать глобальное влияние моды, как она формировалась на протяжении многих лет, и как определенные эпохи и исторические события повлияли на концепцию и реализацию стиля.

Когда Лори говорит, можно заслушаться. Он признается, что вместо официальной лекции сегодня хотел бы просто «поболтать» о том, почему мы любим моду и кто нас вдохновляет. Начинает первым, признавая кумиром поколения Ральфа Лорена, а затем тратит целых пять минут на хвалебные оды любимому дизайнеру.

Закончив, он передает эстафету студентам. Обладатель кустистых бровей, назвавшись Беном, удивляет признанием в любви к Versace. Судя по прикиду оборванца, я бы отнесла его к последователям Александра Маккуина. Бен без устали говорил, пока профессор с улыбкой не передал слово другому желающему высказаться.

Я поднимаю руку, поскольку никогда не стеснялась выступать перед аудиторией.

– А вас как зовут? – Лори пристально смотрит на меня с кафедры.

– Саммер.

– Нет, милая, сейчас зима[33]33
  Саммер в английском языке означает «лето».


[Закрыть]. Ты разве не выглядывала в окошко?

Нора и ее подруги хихикают в ладошки. И еще несколько других студентов тоже. Я же закатываю глаза, чем вызываю у Лори новую усмешку.

– Тебя постоянно так подкалывают, да? – Он машет рукой. – Ну ладно. Расскажи, кто тебя вдохновляет.

– Шанель, – отвечаю я без колебаний.

– Ах, да, – с одобрением кивает он, – Габриель Бонёр Шанель. Также известная как Коко. Знаешь, откуда взялось это прозвище, Зима?

Нашел повод посмеяться.

Я уже и не знаю, как относиться к Профессору-Комедианту, которого постоянно кидает из крайности в крайность: то он учтив и самоуверен, то пытается пошутить, прикидываясь нашим ровесником. Это сбивает с толку.

– Она получила это прозвище, когда была певицей кабаре, – отвечаю я. – Пыталась построить карьеру актрисы, но потерпела неудачу и заинтересовалась модой.

– Где и обрела невообразимый успех, – подводит итог он.

– Это одна из причин, почему я люблю ее. Когда первоначальные планы рухнули, она не сдалась. Выбрала другой путь, преуспела и стала иконой стиля. Ее бренд существует уже почти столетие. Он пережил Вторую Мировую войну…

– Да, потому что она сотрудничала с нацистами, – ехидно вставляет Нора.

Стискиваю кулаки и прижимаю их к бедрам. Она серьезно? Перебивает меня, чтобы оскорбить легендарную персону?

– А вы кто? – уточняет у нее Лори.

– Нора Риджуэй. – Она пожимает плечами. – Все знают, что Шанель – темная личность. В документах, которые недавно были рассекречены, есть предположения, что она совершала во время войны подлые поступки.

– Да, есть такие предположения, – соглашается профессор. – Когда по окончании войны она вернулась в мир моды, на нее обрушилось море гневных упреков. Но бренд уцелел. – Он склонил голову. – Почему мы так считаем, Саммер?

– Потому что… она… – В раздумьях я кусаю губу. – Потому что она сама была модой. Ради всего святого, это ведь она первая ввела моду на маленькое черное платье. Люди обвиняли ее в консерватизме, но, честно говоря, я считаю ее революционером. Она показала миру, что мода – это не просто появление на званом обеде в красивом платье или сшитом на заказ костюме… Это образ жизни.

Беру паузу, чтобы кое-что вспомнить.

– Ее рассуждения о моде разобрали на цитаты: «Она в небе и на улицах, она в том, как мы живем и что делаем». В эту философию я верю.

Он кивает. Многие из одногруппников тоже. Нора, однако, хмуро смотрит на меня через плечо, а затем отворачивается.

Ну и пусть. Плевать, если ей не нравлюсь. Она пыталась выставить меня дурой из-за того, что я уважаю Шанель, а в итоге сама такой оказалась. Облом.

– Очень хорошо сказано, – поощряет меня Лори, прежде чем отвести взгляд. – Кто следующий? Я хочу знать, кто вас вдохновляет.