Текст книги "Взломанные небеса"

Глава 5

– Целых семь лет, – покачала головой комиссар Лестак. – И пять из них вы были трусом.

– Не надо читать мне мораль. Скажите, что вам нужно от меня, и отпустите. Мне еще надо кое-кого повидать.

– Отпустить? Да уж, придется. Ваши остервеневшие от злобы друзья выбора нам не оставили – амнистия для всех военных преступников.

– Я не преступник. А Тотальность – не остервенелая и не злая. Совсем.

Лестак вздохнула и отвернулась.

В отличие от Корасон комиссар сохранила волосы. Она стригла их коротко и просто – как и семь лет назад. Только тогда в них не было седины. На сережках Лестак висели сетевые символы. Она сняла очки, осторожно помассировала лоб. А Джек внезапно будто перенесся в прошлое. Точно в таком же настроении она была, то же самое делала, когда выпытывала у Гарри с Джеком, почему так медленно продвигается расследование убийства Пендервилля. Сейчас комиссар, как и тогда, положит на стол очки и кинется в атаку.

Он не ошибся.

– Джек, конечно же, вы знаете Тотальность лучше, чем мы. Вы ведь столько времени прожили с ними. То, что вы сделали, – постыдно. Бежать с поля боя после смерти стольких детей на Луне, после нападения террористов и бомбовых атак! Понятно, что вы были недовольны решением Сумрака. Но я никогда не считала вас трусом!

Джека захлестнула злость. И подавить ее удалось не сразу. А пока он боролся с ней, комиссар склонила голову, словно прислушиваясь к чему-то, доступному лишь ей. Он посмотрел на Корасон. Та уставилась в точку чуть левее Лестак. На лице лейтенанта было написано крайнее изумление, сменившееся жалостью. Усилием воли Корасон подавила эмоции, изобразив положенное по службе равнодушие. Правда, губы – стиснутые, бескровные – выдавали происходящее в ее душе.

«Говорят с фетчем, – сообщил Фист. – Вот только не пойму, чего так нервничают».

«Если фетч не дома, вместо его лица сеть показывает череп», – пояснил Джек.

«Ну, тогда понятно, отчего Корасон так распереживалась», – хмыкнул паяц.

«А ты можешь видеть?»

«Нет. Мне разрешения не дали».

«Тебе повезло».

«Да пошли вы с вашими человеческими приколами!» – надулся паяц.

Лестак протянула руки, охватив ласковым жестом пустоту. Форстер не сразу понял, что комиссар обнимает кого-то, видимого только ей.

– Ну, Исси, не нужно так переживать! С мамочкой все в порядке. – Голос комиссара был полон отчаянной, безнадежной любви. – Но нам просто не нужна пока твоя помощь. Ты можешь просто побыть с нами, поиграть.

В комнате снова воцарилось молчание. Корасон и Лестак напряженно уставились в пустоту. Лейтенант по-прежнему делала равнодушный вид.

«Меня сканируют, – скривился Фист. – И мощно. Вот же пронырливая мелочь!»

– Нет, Исси, тебе нельзя забрать клоуна с собой, – мягко сказала Лестак и добавила: – Нет, он совсем не как ты!

Опять тишина. Затем комиссар поцеловала пустоту и произнесла: «Прощай!»

Корасон чуть расслабилась, поерзала в кресле. Джек ожидал, пока Лестак придет в себя и заговорит. И приготовился к новым обвинениям. В плену у Тотальности он не мог спокойно думать о друзьях и коллегах. Не мог не представлять такие вот разговоры с каждым, неизбежные раньше или позже.

В рассудок вплыл спокойный лукавый голос: «Джек, со мной тебе все-таки было лучше».

Лестак мгновенно заметила внезапную отстраненность Форстера.

– Роза-богиня, да вы что, разговариваете с ним, как с человеком?! – изумилась комиссар. – Ну, со штукой внутри вас?

– Мы все говорим с мертвыми, – пожал плечами Джек. – Это не хуже и не лучше моих бесед с паяцем.

Теперь настала ее очередь запнуться, обуздывая гнев.

– Да как вы смеете сравнивать?! Исси была живой! Она – личность. А ваш шут – ничто! – Комиссар сдерживалась из последних сил. – Исси всегда любила меня. А ваша тварь несет лишь смерть. Паяц – кусок Тотальности внутри вас. Неудивительно, что вы с такой легкостью переметнулись к ним. Слава богам за то, что они уничтожили всех остальных!

«Сука! – прорычал Фист. – Это я кусок Тотальности?! Знала бы она, скольких из них я разметелил в пух и прах!»

– Я здесь не по своей воле, комиссар Лестак, – напомнил Джек. – Вы что-то собирались спросить? Или меня привезли только затем, чтобы вы наорали на меня?

«На нас! – прошипел Фист. – Не только на тебя».

– Хорошо, давайте покончим с этим, – вздохнула Лестак и устало взмахнула тонкой, бледной рукой.

Джек представил, как перед комиссаром всплывают виртуальные документы.

– Корасон, посмотрите-ка. – Комиссар замерла, сосредоточившись. – Хочу знать ваше мнение.

Потом начался допрос. Лестак атаковала Джека с пугающей, едва сдерживаемой яростью. Она мимоходом коснулась его жизни на Станции – лишь подтвердила его причастность к расследованию дела Пендервилля и уточнила, сколько времени осталось до перехода тела под власть паяца. Покончив с малоинтересным, Лестак взялась за участие Джека в Войне программ. И пока она вытягивала из него ответы, его память захлестнуло прошлое, которое он отчаянно хотел оставить позади.

На окраинах системы Солнце было всего лишь одной из множества холодных далеких звезд. Упакованные в холодный металл майнд-истребителя, Джек с Фистом дрейфовали к спутникам, астероидам, газовым облакам и кометам в поисках беглых искусственных разумов, ускользнувших из-под контроля Пантеона, но еще не прибившихся к Тотальности. Некоторые из них хотели спрятаться и размножиться. Другие – лишь провести спокойно остаток дней. Беглецов считали легкой добычей и потому за ними обычно отправляли Джека с Фистом. Требовались недели, чтобы выследить каждого, потом дни – чтобы приблизиться, глуша одну за другой системы оповещения об угрозе. А когда охотники приближались на достаточное расстояние, Фист ловил сигналы с антенн маленького корабля, взламывал защиту жертвы и нащупывал уязвимые места в их глубинном строении. Паяц иногда часами анализировал одну строчку чужого кода.

Джек привык воспринимать эту работу как своего рода военный аудит. Паяц казался ему чем-то вроде продвинутой версии тех бухгалтерских программ, какие предоставлял в пользование аудиторам Сумрак. Джек вгрызался в программы и базы компаний, анализировал тайные финансовые потоки и раскрывал истину, а Фист так же определял структуру разума по скрытым, переменчивым потокам данных. В обоих случаях дознание было медленной, тщательной, трудоемкой работой.

Но когда скрупулезный процесс определения структуры жертвы заканчивался успешно, Фист действовал молниеносно. Его сосредоточенная свирепость восхищала и завораживала Джека. Их разум сливался, тек, пульсируя, по системам истребителя, мчался в пустоту – и выжигал сокровенную сердцевину жертвы. Фист бесновался, завывая от дикого разрушительного восторга. А когда побоище забирало жизнь, паяц заходился в неистовом экстазе – и затаскивал в него душу Джека. В ней будто рассыпалось в куски что-то соблазнительно хрупкое, податливое, вожделенное. Очередной искусственный разум рассыпался прахом, разъятый, очередное «я» навсегда замолкало в холодной тьме космоса.

Поначалу Джек искренне ликовал, уничтожая каждого беглеца. Он считал, что все они такие же, как преступник, направивший астероид в Луну. Но у каждой радости есть оборотная сторона. В погоне за беглецами, следуя за Фистом от одной жертвы к другой, Джек научился прислушиваться к мыслям обреченных на смерть. С раннего детства он знал, что каждый член Пантеона был, в сущности, разумной корпорацией. Понимая это, легко представить самую малую корпоративную структуру подобием от дельного живого существа. Раньше Джек использовал свою логику и знания, чтобы пестовать эти существа. И со временем он понял, что убивает их собратьев в открытом космосе. А еще он с ужасом осознал, что истребляемым разумам едва ли хватило бы вычислительной мощности на проводку астероида с другого края Солнечной системы. И уж тем более они не смогли бы взломать системы безопасности Пантеона и сделать огромный камень невидимым для них. Настоящего преступника никто не пытался искать и привлекать к ответу.

Обычно после убийства Джек приходил в себя мучительно тяжело. Корчась от боли, он забивался в полузабытьи в угол кокпита, весь покрытый рвотой, а иногда и содержимым собственных кишок. Фист паясничал в воздухе перед хозяином, безумно хихикая, дергая его и мучая в тщетных попытках разбудить. Добившись наконец своего, он скакал по всему кораблю, иногда выскакивал через иллюминаторы, скребся в них снаружи – фосфоресцирующий призрак в межзвездной тьме, сияющий свирепым, глумливым, самодовольным весельем. Но хуже всего было, когда он подражал предсмертным стонам умирающих разумов.

Джек подползал к своей койке и спал как убитый сутками напролет, просыпаясь лишь затем, чтобы проблеваться или разрыдаться. Ему снился долгожданный мир, то, как извлекают Фиста, как наконец наступает вожделенное одиночество. Джек проклинал Сандала за то, что тот позволил астероиду пройти защиту, Сумрака – за отправку на войну, Королевство – за согласие сделать Джека кукловодом. В конце концов он заставлял себя подняться, брел в душ и трясся под обжигающими струями, собирая волю в кулак. Появлялся присмиревший Фист и тихо укладывался в его мыслях. Маленький истребитель возвращался домой, готовый поддаться лунной гравитации либо пришвартоваться к наружным причалам космостанции. Очередного беглеца вычеркивали из списка. Другие паяцы презирали Фиста, насмехаясь над его дотошностью и медлительностью. Фист посылал коллег подальше.

Краткое ожидание – и новая охота.

– Именно это вы и хотели услышать? – осведомился Джек. – Такого отчета желал ваш босс?

Он только что закончил подробное описание агонии юпитерианского разума. Автоматический комплекс горной разведки и добычи покинул Каллисто, чтобы дожить и домечтать несколько оставшихся недель, пока не истекут лицензии его программ, пока не заглохнут питающие его термоядерные реакторы. Комплекс работал без остановки восемьдесят семь лет.

Корасон давно уже перестала записывать и просто глядела на Джека, широко раскрыв глаза.

– Вы хотели услышать, как мы разорвали его в клочья, чтобы защитить вас от его желания умереть свободным? Лестак, вы в самом деле хотите это знать?

– Джек, мне нужно напоминать вам о тысячах погибших? О глыбе, которую ваши электронные друзья швырнули в Луну? Вы хотите услышать о погибших детях моих – нет, наших – товарищей? Хотите узнать, сколько классов осталось пустыми, потому что заполнить их некем? Давайте я расскажу вам об этом, вместо того чтобы выслушивать ваши россказни! Мне противно слышать, как вы рассказываете про свои потрясающие ощущения при ловле фальшивых гребаных программ, сдвинувшихся от неисправности и превратившихся в машины уничтожения!

– Ни один из разумов, уничтоженных мною и Фистом, не был ответствен за трагедию на Луне. А скоро и я превращусь в военные потери. И даже не оставлю фетча после себя.

– Кому он нужен, ваш фетч? – осведомилась Лестак после секундной паузы.

За окном стемнело. Солнечная стена сделалась непрозрачной, потускнели огни Хребта. В Дом пришла ночь. Но ни Лестак, ни Корасон не шевельнули и пальцем, чтобы включить свет в комнате. И когда комиссар отвернулась, то показалось: она вжалась в темноту, растворилась во мраке.

Форстера осторожно тронули за плечо.

– Допрос окончен, – тихо сказала Корасон. – Я отвезу вас в Док.

Лестак не попрощалась с Джеком. И молчание ее казалось худшим упреком, чем любые слова.

«Ах, как здорово было услышать снова про наши подвиги! – прощебетал Фист. – Добрые старые деньки! Ты ведь жалеешь о них, уж я-то знаю».

Услышать такое от паяца было еще гаже, чем выдержать молчание Лестак.

Глава 6

По дороге к флаеру лейтенант обронила всего пару слов. Она заговорила снова, лишь когда машина вошла в темное нутро Бородавки. Лицо Корасон едва можно было различить в тусклом зелено-голубом свете приборной панели, голос звучал еле слышно. Маска журналистской бесстрастности слетела напрочь.

– Я и не представляла, насколько там тяжело… – Похоже, лейтенант захотела поговорить по-человечески.

Впереди показался контейнеровоз. Тихо зашипели компенсаторы ускорения, взвыл маломощный импульсный двигатель, и флаер изменил курс. Ремни безопасности натянулись чуть сильнее, будто напоминая о том, что Джек с Корасон летят в пустоте, ничем не поддерживаемые, кроме тяги крохотного мотора.

– Разрушать сознание. И видеть, как оно разрушает тебя. Да, нелегко, – отозвался Джек с деланым равнодушием.

– У нас были проблемы не легче, – невесело улыбнулась Корасон. – Террористы взрывают нас, Королевство убивает террористов. И так без остановки. А за Марсом, кажется, и не происходило ничего.

Замигал тревожно красный огонек. Она тронула переключатель, и огонек погас. Джек внезапно ощутил себя очень одиноким.

– Что случилось с Исси? – спросил он.

– Погибла на Луне. Она дочь Лестак.

Этого ответа он и ожидал. Наверняка после допроса Лестак успокаивается, вызвав фетч дочери.

– Жуткое было время, – сказал он не столько лейтенанту, сколько себе.

«Ну зачем ты так про наш „казус белли“! – укорил Фист. – Мы славно повеселились!»

Джек сосредоточился и создал в сознании барьер, отгораживающий паяца. Хватит с него уже этой синтетической злобы! Потом Форстер подумал об атаке на Луну и, как всегда, ощутил не ярость от гнусного поступка врага, а глубокую печаль. Политика заставляет людей холодно продумывать и совершать жуткие зверства. А потом нанесенные раны очень трудно залечить – если такое вообще возможно.

– Я по возрасту не попала туда, – сказала Корасон. – Но потеряла там друзей.

Кто-то изменил траекторию астероида и направил его на старую лунную шахту. Преступники сумели сделать небесную глыбу незаметной для локаторов Станции, и поэтому никто не сумел остановить астероид. Казалось, атака должна была послужить лишь демонстрацией силы и не причинить вреда. Но как раз в то время старая шахтерская база принимала ежегодный Лунный лагерь младших школ Дома. Три тысячи детей от четырех до четырнадцати лет умерли мгновенно. Пропуск астероида лежал на совести Сандала – и он потерял в статусе. Несколько ключевых подразделений службы безопасности перешли под управление Королевства. Пантеон отказался верить клятвам Тотальности, посчитав ее виновной. Вскоре началась Война программ.

– Джек, я поверить не могу, что вы протестовали против отправки на войну с ними, – не унималась Корасон.

Чем дальше, тем настырнее она лезла в душу. Похоже, лейтенанта глубоко задел рассказ о войне.

– Я был бухгалтером, – сказал Джек. – Остальные кукловоды были солдатами Королевства. Профессионалами, работавшими с системами борьбы с искусственным интеллектом задолго до слияния с паяцами. А меня швырнули к ним без всякой тренировки. Без всякой разумной причины.

– Но ведь отправил вас Сумрак! Это была его воля. А боги видят гораздо дальше нас.

– Чушь!

– Джек, Пантеон знает, что лучше для нас. Боги защищают нас. И всегда хотят направить на путь истинный.

– Неужели? Посмотрите, куда Сумрак завел меня. И не только меня. Возьмите дело Пендервилля – все указывало на причастность Пантеона.

– Этого не может быть! – воскликнула Корасон, и в ее голосе послышался ужас.

– Если сами боги отвернутся от истины, я последую за ней, а не за богами.

– Не употребляйте клятву Внуба для оправдания своей… ереси!

– Я нашел свидетельства в финансовых документах «Царь-пантеры». Хорошо спрятанные – но вполне убедительные. Кто-то из Пантеона участвовал в доставке «пота» на Станцию.

– С какой стати богу заниматься таким? И тем более убивать ради сокрытия контрабанды?

– Я принес свои находки Гарри Девлину. Он поверил мне. Потом началась Война программ. Пантеон использовал ее, чтобы прикрыть расследование. Всем тамошним мерзавцам плевать на правосудие.

– Тише, Джек! Как можно говорить такое?!

– Почему нет? Это правда.

– Не может быть! К тому же это неуважение к богам!

– Корасон, времена изменились. Сандал подвел всех нас. Сумрак оказался слишком наивным. Королевство затеял и проиграл несправедливую войну. А Заря воспользовалась случаем, чтобы увеличить вчетверо число своих зрителей.

– К чему вы клоните? – спросила лейтенант.

– Пантеон жесток, эгоистичен и крайне могуществен. Опасное сочетание свойств.

– Джек, я не желаю это слушать.

– Боги лгут нам, используют нас, а потом выбрасывают. Уж я-то знаю. Я убивал для них. А вы ведь так и не стали журналистом. Готов спорить – это была ваша мечта с детства. И какой выбор оставила вам Заря, отправив на службу во Внуб? Вы и в самом деле ей поверили, когда она пообещала, что изберет вам лучшую судьбу?

– Я могла выбрать и другое.

– У меня была подруга. Певица. Замечательный голос. Она не захотела соглашаться с тем, что предлагала Заря. Богиня разрушила ее карьеру.

Флаер вырвался из туннеля Бородавки. Корасон снизила высоту и повела машину над самыми крышами Дока.

– Форстер, где вас высадить? – спросил она с внезапным равнодушием.

«Похоже, ты нашел ее любимый мозоль!» Фист наконец сумел пробиться через барьер.

– У станции «Канжи-сквер», – ответил Джек.

– Далековато от вашего отеля.

– Мне нужно кое-кого повидать.

Лейтенант посадила машину на улице. Джек открыл дверь. Снаружи шел предусмотренный расписанием дождь. Он стучал по стеклам, брызгал в лицо, студил кожу.

– Вам выдали кредитку Внуба на таможне?

– Да. От вас там был наблюдатель. Разве она не сообщила?

– От нас никого не было на вашем допросе в таможне.

– Как скажете.

Форстер выбрался наружу, встал у двери:

– Сумрак научил меня кое-чему полезному. Нельзя доверять богам и принимать их болтовню за чистую монету.

Студеный ветер выдувал последние остатки тепла из кабины.

– Корасон, вы ведь умная, – не сдавался Джек. – Вам стоило бы тоже усвоить этот урок.

– У вас осталось мало времени, – ответила она. – Сходите к своему отцу, посетите фетч матери. По крайней мере, помиритесь с ними. И не учините ничего… такого. Честно говоря, не хотелось бы встретиться с вами опять.

«Эх, сперва тебя бортанула Андреа, теперь Корасон. Красавчик, что-то у тебя не слишком хорошо складывается с женщинами!»

Дверь флаера закрылась, слившись с черной боковой поверхностью. Рядом с Джеком осталась лишь безликая машина. Пронзительно взвыв, флаер взмыл в круглое, огороженное со всех сторон небо.

Глава 7

На Канжи-сквер был час пик. Люди проталкивались в пабы, выбирались из них, толпились в очередях у ночных клубов, просто шатались по Ти-Бон-Анж-стрит. Они болтали и смеялись. Некоторые танцевали, дергались в такт слышимому только им ритму.

«Формальности исполнены, пора искать Андреа», – заключил Джек.

«Хочешь сказать, выслеживать ее? Но как, скажи на милость? Мы не знаем, где она живет и куда ходит».

«Как? Старым добрым способом: мы навестим все места, где она выступала. Будем ходить и высматривать, пока не отыщем».

Джек стоял посреди ярко освещенного, суматошно суетливого увеселительного квартала. Сверкали огни ночных клубов, грохотала музыка, сновали помешанные на моде подростки. Тут правили Заря и Близнецы и, рассыпая горстями свое благоволение, повергали поклонников в экстаз. Но Джек, не подключенный к сети, видел лишь уныло одинаковые строения, освещенные уныло одинаковыми фонарями, полные уныло одинаковых людей. Возможно, разные сетевые символы и отличали одно от другого, но Форстер не умел с машинной дотошностью разглядывать каждого и анализировать мелкие детали.

Выделялись тут лишь потогоны. Пока у них хватало ума не принимать «пот» на публике, их свободу не ограничивали. Вокруг немало их брело, спотыкаясь, сквозь толпу. Сеть не позволяла нормальным людям видеть потогонов. И немудрено: наркотик, словно кислота, разъел их лица, лишив носов и продырявив щеки. Тела были изуродованы не меньше, но лохмотья скрывали язвы. Немногие еще сохраняли координацию движений. Большинство пошатывалось, тряслось, едва стоя на ногах. Время от времени потогоны хватали людей за рукава, тянули за руки, тихим голосом прося денег. Сеть не могла замаскировать прикосновения либо шепота на ухо. Почти все нормальные люди замирали, будто парализованные. Затем отталкивали просящего, рискуя из-за касания окончательно разрушить оверлей. Но кто-нибудь – очень редко – все-таки бросал гроши на счет несчастного наркомана.

Над головой потускнели лампы Хребта, возвещая приход ночи. Джек понял, что без сети он не сможет отличить ночные клубы от баров и театров, не говоря уже о том, чтобы найти оповещающие о концертах Андреа афиши. Но Андреа всегда была демонстративно старомодной. Потому Джек брел куда глаза глядят, надеясь отыскать что-нибудь доступное для чтения без сети: объявление на стене, листовку в руках кого-нибудь из очереди. Возможно, теперь Андреа ограничивается лишь такой рекламой – и потому Чарльз не смог ничего обнаружить. А может, повезет узнать кого-нибудь из друзей Андреа либо попросту наткнуться на нее саму?

Но никаких ее следов он так и не нашел.

«Зря теряем время, – проворчал Фист. – Почему бы просто не поспрашивать у народа?»

«Вне сети бывают только преступники. Ты же видел, что случилось в кафе прошлым вечером».

Но, поискав напрасно еще немного и вконец отчаявшись, Джек решил расспросить людей. Большинство игнорировали его, считая новым, обманчиво здоровым видом потогона. Трое все же остановились выслушать. Но, сообразив, чего хочет странный незнакомец, первый из троицы велел Джеку проваливать, второй убежал, а третий пригрозил сдать его Внубу.

«Ладно, Фист, возвращаемся в отель. Завтра попробуем снова».

«Ох, наконец-то!»

Домой, в Рану, возвращались долго. Миновали то самое маленькое кафе под патронажем Близнецов. Было поздно, и оно пустовало. Даже потерянные приверженцы Сумрака не заглянули туда этим вечером. Рядом с кафе в темноту уходил узкий проулок. Оттуда доносились приглушенные крики. Джек прошел было мимо, потом остановился и вернулся на пару шагов.

«Фист, ты видишь, что там?»

Пара Сандаловых мусорных баков загораживала проулок. За ними Джек различил какую-то возню. Драка, что ли? Взметнулась рука, сжимающая обрезок трубы, и резко опустилась. Кто-то пронзительно закричал машинно-неживым, хриплым, искаженным помехами голосом: «Помогите!»

«Джеки, это же бипед! Слушай, не надо…»

Расшвыряв баки, Форстер кинулся в глухую темень.

«Вернись! Тебя покалечат!» – надрывался Фист.

Ишь ты, как за будущую собственность переживает! Назло паяцу Джеку захотелось получить увечья. Увы, тогда придется доживать калекой.

Он бежал по мокрому, скользкому бетону, вдоль разъеденных влагой глухих кирпичных стен. Пахло мочой. Мальчик и девочка – совсем еще маленькие, лет по десять, не больше, – стояли над упавшим бипедом. Его голова излучала тусклый фиолетовый свет. Бипед забился в дверной проем и скорчился на земле. Тщетно пытаясь защититься, он беспомощно размахивал рукой. Мальчик отпихнул руку, снова занес трубу. Удар пришелся в грудь жертвы, и труба погрузилась в нее. Бипед застонал.

– Гребаный мякиш! – прошипел мальчуган.

Девочка пнула бипеда. Тот чуть сильнее вжался в проем. Сияние бипеда высветило усталые лица, потрепанную одежду детей. Ни бипед, ни они пока не заметили Джека.

«Ну, если уж пришлось…» – вздохнул Фист, смиряясь с необходимостью помогать.

Он оценил шансы и прошипел:

«Выруби сперва пацана. Порви ему глотку. Кровь испугает девчонку. Она убежит».

«Господи боже, ты же знаешь: я такого не сделаю! Просто покажись».

«Что?!»

«Покажи себя! Устрой представление. Пусть у них шарики за ролики закатятся».

Грохнуло, полыхнуло – и малолетние хулиганы обернулись, испуганные и растерянные. Перед ними стоял Джек, а рядом с ним пылал огонек. Он разрастался, хлеща стены лучами; обручи клетки раздались, стали черными от ослепительного сияния за ними. Еще раз треснуло, грохнуло – и затихло. Обручи клетки медленно вращались, а за ними висела в воздухе маленькая безжизненная фигурка Фиста.

Затем обручи расплылись, замерцали, пропали, и кукла подняла голову. Дети уставились в ужасе на размалеванные красным щеки, мертвые стеклянные глаза, идеальную деревянную прическу, вечную улыбку на губах, несуразно мелкое деревянное тельце в серо-синем костюмчике, накрахмаленной рубашке и при маленькой красной бабочке. Паяц дважды клацнул зубами, и резкий деревянный стук эхом раскатился по переулку. А потом Фист жутко заревел:

– Я СОЖРУ ВАС ЗАЖИВО, МЕЛКАЯ ПОГАНЬ!

Дети нерешительно попятились.

– Я С ВАС ОВЕРЛЕЙ СДЕРУ! ОСТАНЕТЕСЬ БЕЗ СЕТИ ДО КОНЦА ЖИЗНИ!

Дети бросились наутек. Мальчуган шмыгнул за угол. Девочка остановилась и оглянулась.

– Я кукол не боюсь! – выкрикнула она дрожащим голосом и показалась совсем малышкой.

Полыхнуло снова – и паяц оказался рядом с ней. Девчушка замерла. Фист наклонился, почти касаясь ее деревянной призрачной плотью.

«Эй, просто вели ей убираться. Не перепугай слишком сильно!»

Паяц посмотрел на Джека с недоумением.

«Не забывай: это же малый ребенок!»

Та глядела в ужасе, не зная, чего ожидать от страшной куклы. Дрожащей рукой девочка коснулась клетки, будто хотела проверить, настоящая ли она. Вспыхнуло – и малышка отдернула руку, словно ужаленная.

– Уходим! – крикнул из-за угла мальчик. – Нам тут делать нечего!

Девочка по-прежнему стояла не шевелясь, будто парализованная.

– Он прав, – зловещим шепотом подтвердил Фист тихо. Он придвинулся еще ближе, едва сдерживая ярость. – Тебе тут нечего делать! БЕГИ!

Этого она не выдержала и бросилась прочь со всех ног.

Джек склонился над скорчившимся в проеме телом.

– Как вы?

– Они застигли меня врасплох. – Приглушенный голос бипеда звучал почти неискаженным. – Самец повредил мой голосовой синтезатор.

Бипед перекатился на спину, открыв лицо – овал наногеля с неглубокими впадинами на месте глаз, носа и рта. Шея – круглый металлический воротник. Нападающие сорвали черное пончо, прикрывавшее мягкое тело. Одна нога подогнута неестественно.

– Что случилось? – Джек помог бипеду сесть.

– Они напали внезапно, затащили меня сюда и принялись избивать.

– Все кончилось, они уже ушли.

– Знаете, что любопытно? У меня работает программа полной дипломатической неприкосновенности. Они не могли бы и помыслить о том, чтобы напасть на меня.

– Их сетевые порты заглушены, – пояснил парящий у плеча Джека паяц. – Мне пришлось постараться, чтобы они увидели меня.

– Странно, – заметил бипед. – Я уверен, причина нападения – расовая ненависть.

– С чего бы это? – хмыкнул Фист. – Вы не раса, а машины. Как и я.

– Заткнись, Фист, – одернул его Джек.

– Я слыхал о подобных вам, но не ожидал, что повстречаюсь с кем-то из них, – заметил бипед.

– Тебе следовало бы бояться меня.

– Вы в надежной клетке. А ваш хозяин – добрый человек.

– Я знаю семьсот способов стереть начисто твою невральную сеть. – В голосе паяца послышались зловещие нотки.

– Но я останусь жить в коллективной памяти Тотальности – чем-то вроде ваших несчастных фетчей.

– Не имею ничего общего с этими калеками.

– Фист, успокойся, – посоветовал Джек и добавил, обращаясь к бипеду: – Вы сможете встать?

Тот кивнул.

Джек помог ему подняться. Бипед зашатался, распрямляя ногу, но сохранил равновесие и устоял.

– Так уже лучше.

– Можете идти? – спросил Джек.

– Кажется, да. – Бипед шагнул раз, другой.

– Тогда давайте я провожу вас домой.

«Джек, это противоречит всем моим программам», – проворчал Фист, когда хозяин и опирающийся на него бипед вышли из переулка.