Текст книги "Ларец"

Старость меня дома не застанет…

–Рая, привет! Как дела? Ты где сейчас? Дома. А я вот уже на новом месте… Конечно шустрая… что есть, то есть… А ты когда соберешься? Когда увидимся? Ты смотри там, слишком не увлекайся домашними делами, а-то ненароком насиженное место корни пустит. Тогда все, конец… Как это что за конец? Перестанешь быстро бегать– старость догонит! Так что давай, подруга, пошевеливайся!

Хорошо, что позвонила. Мы с Раечкой как-то работали вместе. Вроде бабушка уже, но до чего ж заводная, веселая, компанейская. Скучаю я по ней. Может еще когда-нибудь встретимся. А пока вот так, как сегодня, перезваниваемся.

–Представляешь, Рая, куда я попала! На мой взгляд это вообще свалка. Вторсырье– оно и в Африке вторсырье. Здесь даже работают практически одни пенсионеры. Похоже я на этот раз угодила на свое, наверное уже Богом отпущенное мне, место. Кругом леса малопроходимые. Ближайшая цивилизация начинается в двадцати километрах отсюда. Так что буду я тут партизанить, может быть даже со временем привыкну к местной неустроенной жизни. Благо хоть не в окопах живем. А работа? Да ничего, какая мне разница где шваброй махать. Кстати, здесь и кладбище рядом. Ну, чего ты смеешься?! Удобно очень! Все, пока. Звони.

Любовь Георгиевна привела меня в подсобку, то есть она сама так сказала, что это мой рабочий кабинет. Я удивленно посмотрела на свою начальницу… Как в таких случаях говорят: « Да чтоб я так жил!»

–Любовь Георгиевна, а вы… точно привели меня куда надо? Ну… Я имею ввиду, что помещение для уборщиц обычно чуть меньше бывает… нет-нет, я ничего такого, то есть плохого не могу сказать… мне все нравится… А где швабра, веник и прочее… а-а… в углу стоит… Любовь Георгиевна, а мне точно вот здесь надо быть?

Еще вчера вечером, когда я устраивалась на новом месте, официантка Людочка, пышная кудрявая хохотушка, невероятно болтливая, но вроде не вредная, немного прояснила ситуацию. Поэтому я слегка, совсем чуть-чуть, засомневалась, так сказать, в адекватности… Как это там Людочка сказала… Ноги у начальницы непонятные: то ли размер разный, то ли редкий вид плоскостопия… И что на голову она такая же топтыжка. Заводится с полоборота, даже без бензина. Короче, надо просто привыкнуть, не обращать внимания, иначе дойдет до драки.

Ну вот, не успела к работе приступить, а начальство уже подозрительно поглядывает на меня, хмыкает недовольно. Когда же я молчать научусь?

–Тетя Нюра, я еще раз повторяю. Именно это помещение теперь будет вашим личным кабинетом.

–Так… а зачем мне кабинет? Да и не кабинет это вовсе…

–Раньше здесь была переговорная. Тетя Нюра, вы ведь взрослый человек. Давайте без вопросов. Единственное, что вы должны запомнить, это не трогать Ларец. Видите, вон тот, что на столе стоит? Не открывайте, не трогайте, не подходите даже. Так уж получилось, тетя Нюра. Ларец этот немного странный. А люди всегда пугаются неизвестного. Пошли всякие слухи. Никто не желает даже заходить в эту комнату, поэтому и решено было отдать ее уборщице. Мне кажется, что вы достаточно благоразумный человек, не станете бояться глупых страшилок. Просто работайте и все. Коллектив у нас хороший. Никто вас здесь не обидит. Ну, давайте, осваивайтесь, а я пойду. Дела, знаете ли.

–Добрый вечер, Нюра. Да не пугайтесь вы. Я на автобус опоздал. Стервец этот неизвестно по какому расписанию ходит. Придется в офисе ночевать. Войти можно?

Я посторонилась, жестом пригласила войти. Хотя и удивлена была выше крыши.

–Вы, Нюра, не беспокойтесь. Я не создам вам проблем. Я в кабинете устроюсь. Мне не в первой. Но пока спать-то еще рано. Вот… решил заглянуть к вам на огонек. Кстати, может на ты перейдем. Меня Петр Леонидович зовут. Я из отдела снабжения.

–Ну… я знаю вас… только как зовут не знала. Вы…то есть ты.... располагайся. Я сейчас чай поставлю.

–Ах, Нюра, хлопотунья ты наша! У меня кое-что получше есть. Вот, винцо неплохое. Давно уже стоит. Ну, как? Давай за знакомство.

Я засмеялась.

–Полагаю, автобус ты зря ругал. Что ж, давай познакомимся.

Что тут скажешь? Видела я его не раз. Не знала только как зовут. Седой мужчина, солидно полноватый. Может поэтому и добродушный такой. Не люблю я худых. Почему-то злые они все. То, что он одинокий– так это сразу видать. Вроде одет прилично, работает, хозяйство у него, а все равно неухоженный какой-то. Женщина это сразу заметит. В таком возрасте нельзя мужчине жить одному. Не полезно это для него. Вскоре расслабился Петр Леонидович, галстук приспустил, пуговицу верхнюю расстегнул на рубашке. Расскраснелся от вина. Захотелось ему пооткровенничать.

–Жена померла. Дети выросли. Не нужен я им. Редко приезжают, лишь осенью. Заберут урожай, спросят как дела… и даже не слушают… торопятся все. Копаюсь на своем участке. Раньше жена скандалила, работать заставляла, а теперь уже по привычке. Впрочем, чего это я все о себе. Давай-ка, Нюра, о тебе поговорим.

–Обо мне-то чего говорить?

–Да не скажи. Мы-то все друг друга по многу лет знаем, а ты как ветер свежий. Такая живая! Энергия из тебя так и прет, прости за выражение. Мы тут на перекурах только о тебе и сплетничаем.

–Как это сплетничаем? Чего я такого сделала?

–Нет-нет, ничего плохого. Мы все гадаем, есть ли у тебя кто? Вроде кольцо отсутствует…

–Так ты чего, в женихи ко мне набиваешься?!

Я опять рассмеялась

–Ну, не то, чтобы в женихи, но согласись, Нюра, надо бы определиться как-то.

Я замахала руками

–Конечно-конечно!

Ну, насмешил. Подсолнух ты плохо выбритый.

Подальше от начальства, поближе к кухне

Казалось бы и людей в офисе немного, да чего-то никак запомнить не могу. Хотя понятно. Это же не наши Таньки, Вальки. Тут все по имени-отчеству положено, да еще непременно надо знать кто над кем начальник. Поначалу нервничала немного: а вдруг что не так. А потом и рукой махнула. Ну не выгонят же они меня из-за такого пустяка, тем более, что очереди кандидатов именно на мою должность я не заметила.

Зато кого уж я сразу запомнила, так это начальника охраны Сан Саныча. А мне ведь сразу, еще в отделе кадров шепнули: « С охраной старайся не связываться. Лучше подальше держаться – целее будешь». Ну, я вроде бы законы старалась не нарушать. С чего мне охранников бояться? А оказалось, что бояться надо и очень.

–Упырь это,– низко склонившись, скороговоркой, как сейчас помню, прошептала Галина Алексеевна, начальник отдела кадров и единственный там работник. Уже в годах, по-моему даже старше меня, с тяжелыми мешками под глазами. Кажется единственным ее увлечением, даже пожалуй страстью, был дачный участок. Маленький кабинетик был буквально завален садово-огородной литературой, подоконник плотно оккупировали экзотические растения. Я и названия-то такие не знаю. Где она чудеса подобные набрала? Красиво, конечно, но из-за них в уютной отделокадровской комнатенке постоянно был полумрак. Когда Галина Алексеевна приглашала меня чайку попить, так у нее назывались перерывы в работе, длящиеся иногда почти весь рабочий день из-за отсутствия соискателей, то частенько включала не верхний свет, а настольную лампу, разумеется в виде садового гномика с фонарем. Кажется ей наши чаепития доставляли удовольствие или, может быть, просто поговорить было не с кем. Часто я не могла приходить, за меня работать никто не будет, но раза три за день– это быстро стало приятной традицией. Особенно вечером, после работы мы долго засиживались. Солидный возраст не мешал Галине Алексеевне водить машину, да и движение… разве что собаку бесхозную когда обгонишь. Так что мы никуда не торопились: автобусные услуги ей были не нужны, дома никто не ждал, а я вообще на рабочем месте сейчас жила.

–Ты, Нюрушка, Сан Саныча этого десятой дорогой обходи. Страшный человек. Мне кажется, что его даже директор побаивается.

Я всю жизнь прожила в своем поселке, всяких мужиков видела. И пили, и дрались, с женами ругались, на сторону бегали, но все-равно это были мужики. Даже самая последняя пьянь и то позором для себя считал опускаться до уровня склочной бабы-сплетницы. А Упырь прямо-таки расцветал от удовольствия: сплетни, слухи, кто что сказал, кто к кому ходил. Меня поначалу доставать начал. Ну, это насчет наших посиделок. Ничего, я быстро отвертелась. Хорошо иногда быть уборщицей, легко прикинуться полной дурой. А вот своих подчиненных он основательно подмял под себя. Требовал, чтобы они ему все докладовали: что видели, что слышали, что предположили – любую мелочь, чтобы день зря не прошел… Несогласных быстро убирали. Ушли нормальные ребята. Остались одни оловянные солдатики, тупые, пустоглазые упыревские овчарки, натасканные на команду « фас!» Упырь этот лечиться частенько ездит: то ли с головой что-то не так, то ли с сердцем. Ноги почти уже не слушаются, с лестницы враскорячку спускается, но все неймется ему, только злее становится. То есть к ночи ближе таких начальничков лучше не поминать, не то, как минимум, кошмары снится будут.

Собрались мы как-то вечером. Галина Алексеевна осталась ночевать. Конечно же мои роскошные аппартаменты она сразу забраковала. Вот ведь, придумали себе глупую сказку, а теперь старательно все боятся. Заходят ко мне и нервно жмутся к моей, лично мною обустроенной, жилой зоне. На Ларец же… так, искоса поглядывают и сразу отводят взгляд. И, кажется, с трудом сдерживают желание перекреститься. Я лишь посмеивалась над ними. Дети, да и только. Я почти месяц уже живу здесь. И ничего. Никто меня не беспокоит. Стоит себе Ларец как и положено всем нормальным вещам: не скачет, не летает, не пищит. Это только в сказках Буратины из полена вылупляются. Ох, и чудные же они здесь. А я что, накинула старую штору на этот их странный подарок. Хотя… можно было и не закрывать. Мне Ларец не мешал. И вещица, между прочим, красивая. Вроде даже старинная.

Конечно же Петр Леонидович пожаловал… Теперь он тут частый гость. Я-то поначалу, грешным делом, думала, что он приударить решил за мной… Самой смешно. Одинокий он. Придет домой, вроде все есть, а не знает в какой угол приткнуться. Совсем, видно, тоскливо мужику. Ну, и ладно. Чего ж не поговорить с хорошим человеком. От меня ведь не убудет. Сегодня еще Николай Степанович заглянул. До сих пор не могу понять чем он тут занимается. С утра приезжает и сразу в курилку. И так до конца рабочего дня. С перерывами на обед и все положенные по их распорядку чаепития. Спрашивать не буду. Неудобно, да и опять себя дурой выставлю. Но мужчина он вежливый, здоровается всегда со мной, даже пошутит иногда.

–А что, Нюра, расскажи-ка о себе. Как живешь там у себя? Как там вообще… в провинции?.. Хозяйство, наверное, большое, да? Дрова, корова, трактор....

–Трактор-то мне зачем?

–Пахать землю. У тебя есть огород? Вот! Его же надо пахать.

–Ну… есть у меня участок, только небольшой. Зачем мне много? Так, несколько грядок. Я ведь одна живу. Как-то хотела курочек завести, а потом подумала хорошенько… ни к чему мне это. Пенсия хоть и маленькая, но на еду хватает. Мне проще купить.

–Нюра, это не рационально. Вот у тебя пенсия маленькая, да? А если бы ты что-то сама производила… ну, соображаешь что к чему? У тебя бы появились свободные деньги. Ты уже могла бы позволить себе, например, модное платье, что-нибудь из золота, могла бы даже съездить куда-нибудь…

–А зачем?

–Как это зачем? К этому стремятся все нормальные люди.

–Нет. Тут я с вами не согласна. Зачем нормальному человеку золото и модные платья? Ну, если он и так нормальный. Значит ему и так хорошо. Обвешиваться золотом лишь для того, чтобы тебя считали нормальным… чего выпендриваться-то?

–Хорошо, Нюра. Давай посмотрим на это дело с другой стороны. Представь: твоему мужчине нравится, что ты модно одета. Понимаешь? А еще он тебе подарил золотое кольцо с большущим бриллиантом. Неужели ты не рада будешь?

–Рада буду конечно, толко не так, как вы думаете. Если действительно любимый, то и дешевой пластмассовой безделушке рада будешь, лишь бы только ее ОН подарил. А если мужчине нравлюсь я только модно одетой… Я, знаете ли, человек самостоятельный и подлаживаться под чьи-либо глупые прихоти не буду. Если я кому-то нравлюсь, то нравлюсь в любом виде. Таков мой принцип.

–А сама ты его придерживаешься?

–Конечно. И это касается не только мужчин, но и всего остального. Вот платья, например. У меня достаточно одежды. И наготу есть чем прикрыть, и зимой согреться. Конечно и я бы не отказалась от красивых вещей. Мне вот нравится, как одевается Галина Алексеевна. Солидно так, со вкусом. Сейчас у меня нет такой возможности. Значит я эту идею отодвину пока на задний план и буду дальше жить. Представится возможность– выполню свое желание, а нет, так нет. А без золота вполне можно прожить всю жизнь и даже быть счастливой.

Галина Алексеевна… улыбнулась… так… немного покровительственно…

–Нюра, неужели тебе действительно никогда не хотелось красивых украшений? Ну, признайся честно. Ведь каждая женщина мечтает о кольце, цепочке и прочем.

–Мне… конечно нравится… только я как-то не думала об этом всерьез. У нас жизнь другая. Ваши кольца с сережками… ну… они как бы… не представляют большой ценности. Так же, как и ваша мода, и заграница… не существенно это…

–И что же существенно для тебя, Нюра?– Это уже Николай Степанович, который и начал любопытничать насчет провинции.

Я пожала плечами. Что им ответить, причем так, чтобы они поняли. Вроде и живем в одной стране, даже недалеко друг от друга, а как будто на разных языках говорим.

–Жить. Просто жить без всяких глупостей.

–Так что и стремиться ни к чему не надо?!

–Ну… у каждого свои стремления. В космос что-ли мне начать собираться или в депутаты? Может на эстраду? Так мы и без эстрады поем, просто так, для души. Соберемся и поем. И нам хорошо всем. Что еще у нас? Дела огородные. Ну, это вы все знаете. И отдыхаем мы по-своему. В праздники соберемся, отметим. В монастырь съездим, помолимся… есть там у нас недалеко. На рынок в другой город когда соберемся… Конечно же погуляем там по всяким паркам-магазинам, обновки прикупим. Летом за грибами-ягодами всей компанией. Мы ведь давно друг друга знаем: и учились вместе, и работали, и теперь соседи. Мужики у нас на пруд обычно сбегают. Рыбалкой почти все интересуются. Так что рыба свежая у нас почти круглый год. Да и молоко, сметану, творог, яйца я стараюсь у соседей приобретать. В магазине ведь такое не купишь. Здесь же все свое, свежее. Пироги и даже хлеб сама я пеку. Соленья-варенья тоже свои. В магазин я хожу разве что за конфетами или солью, порошком стиральным. Может из вещей еще что куплю. В гости к подругам могу я прийти, когда захочу, без всякого предупреждения. Никто из них никогда не скажет: « Чего приперлась?» И не надо мне наряжаться, обвешиваться золотом, чтобы заглянуть к соседке. Даже не по делу, а просто так, поболтать вечерком. Могу хоть в старом домашнем халате заявиться. Никто меня не выгонит и хуже относиться не станет.

–Так у вас и мужчины, наверное, не пьют?

–Пьют, к сожалению. Даже напиваются частенько так, что до дома дойти не могут. Только никто мимо просто так не пройдет. Увидят пьяного, так, если сами поднять не могут, людей позовут. Дотащат бедолагу до дома, сдадут жене, а там уж они сами разберутся. Не было у нас такого, чтобы кто-то на улице замерз. Но мы тоже с пьянством боремся! Как все!

–Ага! Правильненькие и добренькие значит! А бомжей вы что, вероятно по подвалам всех растащили? Чтобы тоже зимой не замерзли.

–Так у нас нет бомжей. Не приживаются они у нас. Скучно им, наверное, в провинции. В городе-то все веселее, да и доход побольше. А у нас ведь работать надо. Идет, бывало, весь такой из себя нищий и убогий, историю слезливую всем рассказывает. А ты ему в ответ: « Так, мол, и так. Помоги по хозяйству – будет тебе кров и еда.» Все! Как ветром сдуло!

–А вечерами, Нюра, чем занимаешься? На танцы бегаешь или на свидания?

–Какие уж свидания в мои годы? Телевизор посмотрю, книжку почитаю, может повяжу или поштопаю, может шить сяду… А летом иногда просто сижу и соловьев слушаю. По-о-ю-ют! Заслушаешься! Так и сидишь бывало чуть ли не до рассвета, под их пение о своем думаешь. У меня же там тихо очень. За окнами огородик, потом другие огороды, дальше лес. Вот и селятся птахи рядом с окнами моими. Меня они не боятся, даже если я в окно высунусь. А уж всякие синички, так те вообще могут прямо в дом нахально ввалиться, поклевать чего-нибудь на столе и спокойненько вразвалочку удалиться. Кошки иногда ко мне на веранду наведываются. Но это, в основном, тогда, когда я долго не появляюсь. Вроде как проверять приходят. У нас там кошек бездомных много. Их весь поселок подкармливает. А может и не бездомные они. Сразу-то не разберешь. Все толстые, мордастые и курносые. Смешно, правда. Курносая кошка. У них ведь профиль, как у львов, должен быть египетским. А у

наших нос картошкой. Вы, наверное, устали уже слушать? Я тут всякие глупости рассказываю…

Петр Леонидович вздохнул, грустно улыбнулся.

–Все в порядке, Нюра, мы не устали… Значит… ты утверждаешь… что рай на земле еще существует?

–Да какой же это рай?! Ремонт вот я сейчас затеяла, крышу надо бы перекрывать. Поэтому и приехала я сюда. Рай-то наш деньгами надо обеспечивать, иначе все пшиком кончится.

–Ну… допустим… деньгами мы обеспечены… Только рая уже нет… не заметили мы, когда он исчез… не до него было… И соловьи у нас не хотят петь… может заборов высоких боятся… или нас…

Двое из Ларца

Бывают у меня иногда и свободные вечера. Такое случается чаще всего в пятницу. Рабочая неделя закончилась. Народ торопится. И в голове у всех сплошь хозяйственно-личные дела, о которых вдруг вспомнилось и прочно засело в мозгах уже после обеда. Я прошлась по пустым коридорам, прибралась в кабинетах… Тихо как, только не так, как дома. Там у меня тишина живая. Кажется иногда, что она даже дышит. Бывало сидим мы с этой тишиной и молчим вместе. И на душе вроде спокойно. Я о своем житейском думаю, а она, наверное, о чем-то вечном. У них тут тишина другая, как на складе брошенном: вроде и барахлом забито все, а все равно пусто и воздух затхлый. Или мне это просто кажется. Не знаю. Помню как-то в детстве куклу спать укладывала. Маленькая я было еще, глупая. Накрыла свою любимицу одеяльцем, чтобы ей спалось хорошо. Я ведь тогда уже усвоила, что под одеялом тепло бывает. Можно даже с головой укрыться, чтобы поскорее согреться. А утром неприятно удивилась… Тогда я впервые поняла, что моя кукла не такая, как я. Что она не человек. Что она никогда не будет теплой даже под одеялом. Потому что она не живая. Согреть ее могла только я, когда брала в руки… Что за чушь мне в голову лезет сегодня? Пойду-ка я лучше к себе…

Что-то я сегодня немного устала. Лень даже ужин готовить. Это опять надо тащиться в их столовую. Там плита есть и микроволновка… нет, все равно не хочется. Чай попью и хватит. Вон сколько сладостей от офисных работяг осталось. За выходные может испортится, домой глупо тащить – вот и сваливают мне все недоеденное. И ладно, я не привередливая. Прибраться бы надо у себя в комнате… ох, лень-матушка… нет-нет, все оставлю на завтра. Разве что пыль со шторы стряхну. Все-таки синтетика вредна для человека. Эта штора всего лишь Ларец прикрывает, а пыль собирает почище пылесоса. Каждый день вытряхивать приходится.

В очередной раз Ларцом залюбовалась. Эх, до чего ж красиво! Дерево темное, вроде даже отполированное, а свет не отражает. Даже лучи солнечные как будто тонут в этой строгой темноте. Хорошо, что всякие финтифлюшки не присобачили на него. Все эти глупости лишь испортили бы старинную вещь. Написано здесь еще что-то не по-нашему, слова какие-то везде, а может это просто орнамент. Я осторожно погладила холодный антиквариат… А может выпросить мне у них Ларец? Они же его все равно боятся. Он им не нужен. Я бы его домой увезла, в сервант бы поставила, ухаживала бы за ним. Интересно, что там внутри? Что же они от меня скрывают? Может какая-нибудь старинная рукопись или ключ от загадочной подземной двери, а может карта… Я видела по телевизору передачу одну про современные чудеса, параллельные миры, НЛО и всякое такое… Что, если там внутри тоже какое-то чудо, а люди просто не поняли. Вот и боятся. Надо было специалистов пригласить. Пусть бы они все исследовали. Всему на свете есть разумное объяснение. Так ведь говорят ученые? А если я посмотрю? Только одним глазком взгляну и все. Никто ведь не узнает. Я ничего не возьму, даже не притронусь… Вот глупая тетка! Размечталась! Чуда ей захотелось! Внутри ничего не было. Только темные, как и снаружи, стенки и куча пыли. Я взяла тряпочку, протерла Ларец внутри и разачарованно захлопнула крышку. Накрыла опять шторкой, постояла еще немного. Потом махнула рукой и пошла пить чай. Газету еще перед сном почитала. Тоже оставили. У меня этой прессы уже целая куча скопилась, читать не успеваю… Ой, хватит, давай-ка спать, Нюра… Утро вечера мудренее…

–Эй, слушай-ка, тетя Нюра, помой там за меня. Я в огород поеду, мне некогда будет, вернусь поздно.

–Да! А задницу тебе шоколадом не намазать?!

–Почему ты так со мной разговариваешь?! У нас так не принято!

–Плевать! Говорю, как хочу!

Откуда взялась эта девица я так и не поняла. Говорит, что где-то там в подвале прибирается… Чуть ли не прятаться от нее приходится. Как только увидит меня, так обязательно грузить начнет: то помой, то мусор вынеси, то в магазин сходи – совсем обнаглела! Это, значит, я, чуть ли не вдвое старше ее, должна бросать все дела и ехать в магазин за двадцать километров отсюда. Ах ей, видите ли, прокладки вдруг понадобились! Тряпкой заткни! Ах, конфеток захотелось! А то, что деньги за покупки нужно отдавать… это вроде как ее не касается… Нет, надо к Любовь Георгиевне подойти. Я, конечно, недолюбливаю крикливую взрывоопасную начальницу и даже иногда согласна с тем, что людям помогать надо… только представления о помощи у нас с этой девицей разные. Нет-нет, особо-то мы даже не ругались, но эта ее улыбочка… осклабится… криво у нее получается и зубы слишком крупные, как будто рот не по размеру себе подобрали… что-то в ней неправильное.

И вторая… Тоже из подвала. Я, конечно, там была, так, спускалась по делам… Кто бы мог подумать, что подвал здесь такой огромнущий. Чего они там моют и где именно? Там пылищи – пауки без навигатора выползти бояться. Так вот, вторая – это даже не чума, это стопроцентный стресс и инфаркт в ближайшем будущем. Мелкая, чернявая и жадная, аж до поноса. Она меня сразу невзлюбила. Цепляется и цепляется. Заявила сегодня, что мыло у нее пропало. Я не выдержала. Сколько можно терпеть такое хамство!

–Что?! Какое мыло я у тебя украла?! Да я вообще его не видела! Это ты тащишь с работы все, что не приколочено! Думаешь, что все такие?! На кой черт мне твое барахло сдалось?!

Нет, эта старуха уже не только постоянная головная боль, но и зубная и еще какая-нибудь. Выпятит подбородок, маленькие, глубоко посаженные глазены злые-презлые прищурит– мартышка взбесившаяся! И все ей мало, все не хватает, хапает и хапает. Даже тряпку старую, которой рабочие руки вытирали, и то припрятала. Так ведь ладно бы сама этой дурью страдала… Уволокет чего-нибудь и давай орать: « Опять украли! Ничего оставить нельзя! Куда могло деться? Конечно утащили!» – и на меня недобро косится. Где только они попандополу такую нашли. Не иначе, как отдел кадров конкурс красоты проводил. Выбрали самое-что-ни-на-есть-чудо-в-перьях.

С утра передали, что меня вызывает к себе Изольда Марковна. Вообще-то ее, так сказать, девичьи данные изначально были всего лишь Ириной Макаровной, то есть до тех счастливых времен, когда сия особа была назначена главным бухгалтером. Теперь же по должности ей неприлично стало оставаться простецкой Ирочкой. Вот так и появилась на свет немного надменная, самоуверенная Изольда Марковна. От прошлой жизни у нее осталось лишь пристрастие к розовому цвету. Веселый, теплый цвет ранней юности, счастливого детства, цвет хорошеньких девочек, несколько слащавый и несерьезный. И очень коварный. Сила красного и чистота белого, причем довольно часто красный просто прикрывается белым как маской. Маленькая девочка в розовом воспринимается людьми чуть ли не как закон природы, потому что это отражение внутреннего мира маленькой девочки. Молодая девушка в окружении розового может оказаться еще той стервочкой. А вот любительница розового средних лет и старше – это танк в розовых оборках. Давить будет также и при этом мило улыбаться. Бывало шествует важно этот розовый танк по офисным коридорам, строго следуя намеченной цели, особо не отвлекаясь на шарахающихся сотрудников, уверенно расчищая путь с помощью бюста утяжеленной конструкции… Интересно, чего ей понадобилось от меня? Чтобы подобная звезда вдруг заметила мелкую вошь вроде меня – должно случится нечто невероятное.

–Доброе утро, Изольда Марковна. Вызывали?

–Да, вызывала.

Хмурая какая. Бровки гламурные сурово сдвинуты. Губы презрительно кривятся. Того и гляди, помада дорогая облетит.

–Ты понимаешь, что ты здесь всего лишь уборщица! Ты здесь без году неделя, а уже язык распустила! Ну-ка, отвечай немедленно и не смей мне врать! Откуда тебе известно про моего мужа?!

–Так… ниоткуда. Я ничего не знаю и мужа вашего никогда не видела.

–Да! А чего тогда сплетни распускаешь?

Я аж опешила. Ситуация дикая. Я даже бояться перестала.

–Да какие сплетни-то, Изольда Марковна? Я не знакома с вашим мужем. Я даже не знаю, есть ли он у вас.

–Вот только не надо выкручиваться. Знаешь, что я могу с тобой сделать?

–Догадываюсь, но про вас я не знаю ничего.

–Объясни тогда, почему Кристина Ивановна указала именно на тебя.

–Не знаю. И Кристину Ивановну я тоже не знаю. Я недавно здесь, еще не всех запомнила.

–Понятно,– Изольда Марковна как-то странно посмотрела на меня, вроде как засомневалась.

–Это секретарь. Может позвать ее, чтобы память твою освежить.

–Позовите.

Конечно же я видела ее, только не знала как зовут. Кристина Ивановна из тех, кто устроился сюда совсем недавно. Довольно молодая, фигуристая… На меня как будто и внимания-то не обращала. И чего вдруг взъелась?

–Заходи, Кристиночка. Вот, пожалуйста, эта уборщица все отрицает, утверждает, что никому ничего не говорила. И тебя она даже не знает.

Секретарша равнодушно взглянула на меня, слегка пожала плечиком.

–Это не она. Та была намного моложе и, кстати, поприличнее одета.

–Стоп!

Ух ты, бухгалтерша-то испугалась.Так-так, жизнь становится все интересней. Прямо не работа, а комедия бестолковая. Только почему я главной героиней оказалась. Если им непременно надо было меня с плинтусом сравнять, так чего тогда руки Изольды Марковны так затряслись. А побледнела-то…

–Молодая, говоришь. Худенькая такая, да? Волосы короткие, светлые. Зубы у нее еще такие… неправильные…

–Да,– заинтересованная Ксения Ивановна кажется даже ушами зашевелила, настраивая свой слуховой аппарат на принятие сенсации.– Она вчера подошла ко мне, сказала, что молчать больше не может и все такое… ну, я ведь говорила вам.

Только бухгалтерша ее не слушала. Что-то и мне вдруг тревожно стало. Где же видано такое, чтобы крутая начальница боялась простой уборщицы. Нет, что-то здесь не так. Я поняла, о ком они сейчас говорят. Дамочка та в подругах у меня не числится, только чего бояться-то ее?

–Тетя Нюра, ты откывала Ларец?Да или нет – отвечай четко.

–Да. Я только пыль хотела протереть.

–Тебя что, не предупредили?

–Ну… предупредили… Так ведь там ничего и не было. Пустой ваш Ларец. Там нет ничего!

–Так, начинается. Кристина Ивановна, иди к себе. А я к директору. Тетя Нюра, ты их видела? Их должно быть двое.

–Вас тут всех по двое. Кого я должна видеть?

–Двух странных женщин. Она из них молодая, а другая постарше, очень неприятная.

–А, этих… они же работают тут у вас, где-то в подвале прибираются. Так это, значит, они сплетничают… или я чего-то не понимаю…

–Твое счастье. Ладно, иди, работай.

Объяснить необъяснимое

–Галина Алексеевна, что происходит? Скажите мне наконец. Вот она говорит, что я Ларец открыла… ну, то есть бухгалтерша ваша главная… ну да… я открыла. Протереть хотела. Там пыли полно. Там ничего нет. Пустая коробка.

Галина Алексеевна попятилась, даже не обратила внимание, что чай закипел, судорожно вцепилась в спинку стула.

–Ты их выпустила… опять начинается,– только и повторяла она.

Кое-как удалось привести ее в чувство.

–Галина Алексеевна, успокойтесь. Вот и чай уже поспел. Чего вы испугались-то? Какие-то вы здесь все странные. Ну… вы расскажите мне, а-то ведь я ничего не понимаю.

–Конечно же не понимаешь, Нюра. Ты же новенькая. Это три года назад случилось. Директор наш и его партнер предприятие это открыли. Вроде поначалу все было хорошо, а потом выяснилось, что партнер этот… ему не нужна была работа… хотелось красиво пожить, а директору приходилось чуть ли не сутками работать. В конце концов Самошкин не выдержал, выгнал горе-партнера. Пойми, Нюра, наш Самошкин – это трудяга, вовсе он не злобный буржуй. Мы его любим и уважаем. Кто еще так заботиться о нас будет? А партнер этот дело злое затеял. Пошел там к одной… Нюрушка, это ужасно. Они ведь друзьями были, братьями друг друга называли… Этот гад Ларец нашему Самошкину подсунул. Якобы, давай, в знак примирения, подарок тебе… А потом и началось… Их двое было. Никто не понял откуда они взялись, всем говорили, что работают здесь… И, вроде как, проверять было неудобно… с виду они вроде приличными показались… Та, что помоложе, с деньгами все… назанимала у всех… такие сказки жалостливые рассказывала, что мы последнее готовы были ей отдать. Так она еще и кучу кредитов умудрилась набрать. Как только давали их ей, интересно? Похоже сотрудники банков дружно сошли с ума и даже не заметили этого. Конечно же расплачиваться пришлось директору. Вторая была вообще исчадием ада. Постоянно у нас что-то пропадало. Мы стали подозревать, обвинять друг друга. Ссоры, сплетни грязные, скандалы– как враги стали. Кого-то тогда уволили, кто-то не выдержал и сам ушел. Милиция еще к нам заявилась. Сказали, что мы преступники, воры, настоящая банда. Что нас в тюрьму всех упрячут. Допрашивали, оскорбляли, угрожали конфискацией… Директор тогда смог как-то все уладить. Кстати, именно тогда и появился Сан Саныч, то есть после того, как Самошкин уже все управил. Заявил, что проследит за всем… Страшное было время. Как будто в грязи нас всех вываляли. А теперь заново все началось. Пойми, Нюра, все мы люди, обычные люди. Может и есть у нас грехи, но мы ведь не злые. Мы просто живем…

–Галина Алексеевна, что ж теперь делать-то?