Текст книги "Коло Жизни. Зачин. Том второй"

Глава вторая

– Вуечка, – тихонечко позвала Владелина духа, повязывающего поверх ее белой с разрезом впереди, украшенной вышивкой, льняной рубахи, цветастый кушак с длинными бахромами на концах, таковой какой она уже и не носила. – И серьгу надобно снять?

– Все, все лапушка, – гулко отозвался дух, оглаживая книзу концы кушака. – Зиждитель Дажба велел все снять: серьгу, цепочку, браслеты, кольцо. Одеть в простые вещи, чтобы ничем не отличалась от иных мальчиков поселений.

– Теперь это уже не так легко скрыть, – усмехнувшись, молвила Владу взглядом указывая на свою грудь, топорщившуюся с под материи рубахи. – Да и потом у меня у одной длинные волосы, у всех короткие.

Дух и девочка стояли в своей четырехстенной избе, где слева от двери за неширокой матерчатой завесой ограждающей квадратом угол находилась куть, на полках которой располагались чугунки, мисы и разной формы бочкары. Справа же от двери поместилась широкая деревянная кровать, устланная шелковой простыней и легким одеялом, мягкими, струящимися да точно подстраивающимися под ощущения плоти, как и понятно, все принесенное Вещуньей Мудрой. Напротив двери, как и прежде, стоял широкий стол на полозьях и две переносные лавки, на которых правда юница не сидела. Для нее, также по распоряжению Бога Дажбы (каковой велел альвам окружить девочку особой заботой) плотники сделали стул с высоким ослоном, подлокотниками, обитый мягкой тканевой холстиной.

Владелина при помощи Выхованка принялась медленно сымать с рук браслеты, с пальца кольцо, с шеи цепочку и серьгу из левой мочки, чуть слышно и словно огорченно дохнув:

– Надеюсь, меня не заставят состричь волосы.

– Нет, – торопливо отозвался дух, и голова его засветилась голубоватым светом, тем самым успокаивая отроковицу. – Все отдам, как только, лапушка возвернешься, – указывая светом очей, на дары, лежащие на столешнице, добавил он.

Удалой дотоль почивающий подле ложа девочки, резко вскинул заднюю лапу и почесал свое длинное ухо, а погодя раскатисто зевнул.

– Ты только не обижай его. Удалого, коли я задержусь, – просящее проронила Влада и взяла со стола принесенный духом от альвинок красный плащ-накидку, носимый в поселении лишь мальчиками.

Это было шерстяное одеяние, величаемое балахна, с прямой спиной на вроде рубахи, только с короткими рукавами, без капюшона и весьма длинное, подол коего дотягивался до края низких, мягких сапог. Балахна застегивалась стыком краев на груди при помощи загнутых крючков, а по краю подола и рукавов была оторочена белой лентой, дюже удачно прикрывающей небольшую грудь девушки. Серые шаровары одетые на отроковицу, ноне и впрямь мало чем отличали ее от отроков поселения… Быть может только миловидностью и нежностью черт за это лето, словно отточивших ее женскую суть.

– Конечно, не обижу, – ласково ответил Выхованок, поправляя на плечах любимицы балахну, и чуть слышно цыкнул в сторону собаки и вовсе наполнившей помещение довольным раскатистым стоном.

В избу открыв дверь вошла Травница Пречудная, улыбнувшись не только юнице, духу, но, кажется, и Удалому резво вскочившему на ноги и шибутно замотавшему туды-сюды своим долгим хвостом. Вещунья Мудрая никогда не позволяла собаке, спать в избе, изредка уступая просьбе девушки бывать тут. Одначе, после отъезда царицы, тот запрет как-то сам по себе иссяк. Потому как ни Выхованок, ни тем паче Травница Пречудная не стали оспаривать просьбу девочки оставить в избе Удалого.

– Знаешь, Травница Пречудная, – сказала юница, неотступно наблюдая за покачивающимся хвостом собаки. – А вот ежели б у Удалого имелся короткий хвост, ему было бы, верно, легше на охоте. Да и мне не приходилось потом дедовник с него сымать.

– Что ж, очень разумно ты это приметила, – немедля откликнулась своим нежным, чистым голосом сподвижница царицы, все эти дни приглядывающая за отроковицей.

Альвинка шагнула к девочке и поправила полы плаща на ней, запахивая их так, чтобы скрыть грудь и, судя по всему, оглядела сняла ли та дары, ласково проведя по маленькой дырочке в левой мочке, точно единящей их обоих, ибо в ее ушке поместился квадратный голубоватый камушек. Ее мягкие черты лица, вроде она была сама отроковица, с полными в отличие от соплеменниц губами и весьма крупными очами, в белизне которых порой кружились веретенообразные золотые лучи, придавали Травнице Пречудной особую красоту и схожую с Владой хрупкость.

– Ну, что ты готова, моя милая, – легохонько пропела альвинка.

Ее голос почасту звучал тягучей песней, так как она дюже любила играть на гуслях и подтягивать тому наигрышу собственным голосом. Владелина не мешкая отозвалась кивком.

– Хорошо. Пойдем тогда. Я отведу тебя к капищу. Зиждитель Дажба уже ждет, – дополнила свою тягучую речь сподвижница царицы и протянула к девушке четырехпалую, худенькую и как казалось просвечивающуюся насквозь руку, где под кожей, вроде и не было плоти аль костей.

Влада нежно улыбнулась Выхованку и вложив в длань Травницы Пречудной свою руку, вслед за ней шагнул к выходу из избы.

– Удалой лежать, оставайся дома, – строго указала девочка собаке, отправившейся следом, видимо, решившей прогуляться.

Удалой недовольно потряс головой и чуть слышно взвизгнул. Однако спорить не стал и воспользовался столь редко предоставляемым ему правом побыть, поспать в избе, потому проворно пристроил зад на прежнее место обок ложа.

Альвинка и девочка меж тем вышли из избы на двор, где вже зачинался новый день. И солнце, в конце месяца нового лета, поднимающееся на небосвод весьма рано уже озарило белизной сам его окоем, раскрасив узкую полосу с востока в золото-алые полутона. Ярчайше блеснула крупинка света висящая в небесах, и Влада уже вышедшая на мощенную дорогу, резко остановилась, ощутив стремительно навалившуюся, не только на внутренности, но и в целом на всю плоть, острую смурь, отдавшуюся неожиданно легким томление в голове.

– Ты, что Владушка? – беспокойно поспрашала сподвижница царицы и оглядев девочку с головы до ног, настойчиво потянула на себя.

– Та искра блеснула… видела.., – прошептала юница, кивая вздетой головой на небо и чувствуя мощную рябь волнения, пробежавшую в голове и выплеснувшуюся скрипением в ушах.

– Видела, пойдем. Зиждитель Дажба будет на меня сердиться, ибо повелел привести тебя до того как блеснет та искра, – спешно молвила Травница Пречудная и с тем еще настойчивее потянула вяло шагающую девушку за собой.

– Ох! – взволнованно вскликнула Владелина, и тотчас остановилась. – Мы забыли взять венок болярины.

– Нет, венок Зиждитель Дажба велел не брать, – успокоительно пояснила альвинка, и, оглянувшись на стоящую юницу, широко просияла. – Пойдем… пойдем, – добавила она уже точно того выпрашивая, – покуда все не началось.

И Владелина послушно ступив вперед, поравнялась с Травницей Пречудной да направилась к капищу. Вмале они преодолели разделяющее расстояние до ковчега, и подошли к каменной площадке окружающей строение по коло. Поселение уже начало мало-помалу просыпаться, поколь пробудились духи те самые, оные следили за скотом и снабжали молоком, сыром, мясом жителей Лесных Полян и принялись выполнять, вместе с приставленными к ним мальчиками, свои обязанности. Кое-где уже курился дымок от каменных печурок, на которых готовилась снедь.

На пятачке пред завесой в капище стоял Дажба, обряженный в красную рубаху, тесно облегающую тело и доходящую до лодыжек, обутый в серебряные сандалии. Пластинчатый, платиновый пояс, собранный из круглых блях с покоившимися на них алмазами, множество серебряных браслетов на руках и ногах украшали Бога. Широкое ожерелье из платины и красных рубинов да светло-коричневых алмазов огибало шею. А высокий венец, каковой он одевал редко и лишь по каким-то значимым моментам в жизни поселения, али бытия Богов, напоминающий усеченный конус, тревожно перемигивался то белым, то красным цветом. Неотступно следя взглядом за подымающейся по лестнице юницей, Рас протянул ей навстречу свою тонкую, исхудавшую с белой кожей, подсвеченной золотым сиянием, руку и тотчас Травница Пречудная выпустила ладошку Влады, и, остановившись, преклонила голову.

– Я, кажется, повелел привести девочку раньше, – на удивление вельми сурово проронил Бог, что случалось с ним нечасто.

– Это я никак не могла подняться Дажба, – вступилась за альвинку девушка, вкладывая свою руку в подставленную длань Зиждителя. – Никак не могла.

– Не должно было вчера допоздна смотреть на небо, – голос младшего Раса разком смягчился, только он заговорил с отроковицей и очи его наполнились теплотой в отношении нее. Бог нежно сжал ладошку Владелины в своей руке и очень тихо дополнил так, чтобы слышала лишь она одна, – ведь Отец просил тебя беречь свое здоровье… Ложиться пораньше.

– Я не могла уснуть, – также чуть слышно отозвалась девочка, и щеки ее слегка покраснели, задетые лучами подымающегося на небосклон солнца. – Потому и вышла на двор.

Дажба малозаметно повел головой в бок, повелевая сподвижнице царицы уходить, а сам направился с отроковицей к желтоватой завесе, теперь и вовсе всего-навсе прошептав:

– Днесь мы зайдем с тобой в завесу. И как когда-то было с Седми окажемся там где надо. Ты только не пугайся, хорошо?

– Хорошо, Дажба, – губы Влады, похоже, и не шевельнулись, когда густое испарение поглотило их тела.

Плотный желтоватый пар сжал тело девочки со всех сторон и резко вскинул ввысь, словно скомпоновав ее в рдяную искру, в которую также обратился Дажба. Еще мгновение и рывком горячего дуновения пронеслось мимо пространство, а потом также моментально проступил яркий свет наполнивший голубизной раскинувшееся над ними небо. Ноги юницы наткнулись на твердую почву. И Владу тотчас разглядела перед собой красную материю рубахи Дажбы. Дюже громко заклекотали соколы, кружащие в голубом небосводе, уже явственно освещенном солнцем. Ярчайшая искра наново насыщенно блеснула, и по волосам отроковицы прокатилось веяние ветра, а плоть туго сотряслась от желания воспорить в вышину небес.

– Бесценная моя девочка, – торопко молвил Дажба, и, склонившись к лицу Владелины, ласково прикоснулся ко лбу, снимая там чувство тревоги. – У нас с тобой еще есть время до прибытия Асила и Огня, потому я и принес тебя сюда.

Высокая, побуревшая трава густо устилающая здесь землю и доходящая юнице почти до пояса стлалась намного вперед… И там дальше просматривались невысокие холмы плавно переходящие в ложбины поросшие низкими деревцами и кустарниками. Зиждитель бережно обхватил плечи девушки руками и повернул ее. И не мешкая высокие травы, прилегли к оземи, а Влада увидела пред собой резко оканчивающийся высокий брег и раскинувшуюся за тем рубежом голубо-синюю прозрачность вод, смыкающихся в дали с более темной полосой лазурно-голубого небосвода. Девочка легохонько повела плечами сбрасывая с них ладони Бога, и когда тот выпустил ее из объятий, неспешно тронулась вперед, ступая мягкими подошвами сапог на прилегшие все еще зеленые травы, впрочем, уже с кажущими подсохшие угловатые края. Дойдя почти до самого окоема брега, Владелина остановилась в шаге от его края, что узким выступающим своим концом нависал над далью моря. Обрывчатая стена из глинистого слоя весьма потрескавшегося, прорезанного широкими бороздами и щелями, местами поросла низкими зелеными травами, поддерживала тот самый уступ на оном ноне стояли человек и Бог. Уходя на много вдаль, как вправо, так и влево, она, одновременно, близко подступала к грани моря, оставляя меж рубежом земли и воды тонкую полосу песчаного брега. На тот небольшой промежуток желтовато-песочного песьяна, выкатывались малые волны. Они точно ласкались с песком, полюбовно оглаживая их край и медлительно скатываясь с песьяна, наново соединялись с себе подобными. Голубо-синяя даль моря была спокойна, легохонько шевеля своими водами, порой где-то в той бескрайней залащенности вскидывались вверх низкие белые гривы, также торопко ныряющие в недра моря и затихающие в его глубинах.

Невысоко над морем кружили большие белые птицы. Их гулкие голоса в царящей кругом относительной тишине раздавались так явственно, что отроковице показалось, кроме нее и этих птиц, внезапно резко опадающих к морской глади и выхватывающих из ее глубин серебристых рыб, никого более и нет… Нет! не просто на этом берегу, а и в целом на планете Земля. Неотрывная морская вода иным своим краем подходила к небу, вернее молвить, входило в него так плотно, что проступала лишь неясная черта того стыка. Само небо было озарено ясными лучами солнца показывающего занятым своим местом полдень. В воздухе столь чистом, и словно слегка присыпанным соленостью стояла бездвижность. Теплые лучи звезды Солнце пригревали столь рьяно, что Дажба шагнувший ближе к девочке, положил ей на голову ладонь, стараясь укрыть от той горячности. Влада видела, как точно живое дышало своими гладкими, иноредь вспенивающимися водами, море и слышала едва различимое перешептывание слабых волнений вод голубящихся с землей.

– Красиво? – вторгся в зачарованность девушки Дажба.

– Очень, – прошептала юница, страшась нарушить покой увиденного.

– Я всегда любил море, – с легкой грустью в голосе проронил младший Рас. – Его спокойствие, не суетность аль вспять волнение, тревогу. Живое, дышащее существо, то радующееся жизни, то тоскующее от собственной замкнутости.

Искра в небесах снова лучисто блеснула, враз озарив всю лазурь небосвода, и единожды наполнила плоть Влады слабостью и смурью, от каковой нежданно захотелось заплакать. Отроковица неспешно вздела голову, взглянула на тот свет, а после вновь воззрившись в морскую даль, сверху будто сбрызнутую теми лучами пролегшими по синей воде, опустилась на землю. Она согнула ноги в коленях, и, обняв руками, пристроила подбородок на них. Неотступно следя за меняющимся цветом синевы на воде и стараясь справиться с желанием заплакать.

– А можно мне покупаться? – вопросила она, не очень-то надеясь, что позволят, одначе, непременно, жаждая отвлечь себя тем поспрашание от тоски.

– Вода в море соленая, не такая как в реке, – молвил Дажба и сам торопко присел подле девочки, верно почувствовав ее тягостное состояние. Бог ласково приобнял Владу за плечи, поцеловал в макушку и своей нависающей фигурой загородил от палящих лучей солнца. – Только не сейчас, – добавил он, отвечая на ее вопрос. – Если все пройдет гладко, я верну тебя сюда, и ты искупаешься, – дополнил Бог, и отроковица услышав обещание, нежно улыбнулась. – Ты только выполни все, так как велел Отец, хорошо моя дорогая девочка?

А белые большие птицы, вроде вторя закружившим над Зиждителем и юницей соколам, носились над той безбрежной гладью моря, выхватывая из нее поблескивающих чешуей рыб, рассекая воздух мощными крылами и, похоже, даже не замечая той божественной красоты, что перекатывая волнением, несла на себе голубо-синие воды.

Откуда-то издалека долетел едва слышимый клекот соколов, пронзительное дуновение ветра, кажется, наполнило Владелину изнутри, а миг погодя перед ней вырос чудной лес. По первому те зеленые нивы напомнили окружающие Лесные Поляны, но сие лишь показалось и только вначале.

Дажба неспешно спустил отроковицу с рук, на коих дотоль держал, крепко прижимая к груди, унося с брега моря, и поставил на землю, при том нежно огладив взлахмоченные концы волос в хвосте. Оказавшись на оземи, Влада перво-наперво огляделась. Они стояли на невысокой покрытой чернолесьем горе, почти у ее подножия. В нескольких шагах от них протекал ручей, он зазвончато журча, перемешивался каплями воды с устланным гладкими голышами дном, подступы к которому охраняли здоровущие камни, сверху обряженные в ярко зеленые мхи. Дерева дуба, каштана, клена, ясеня столь знакомые юнице росли вперемешку с иными никогда досель ею незримыми, а потому дюже удивительными. Там просматривались дерева с прямыми стволами, покрытые серо-зеленой в белые бороздки корой, и овальными очертаниями крон. На бурых ветвях оных висели зеленые листы, состоящие из четырех лопастей, точно сложенных меж собой. Не менее чудными были невысокие с весьма толстыми стволами деревья, чья конусовидная, густая крона держала на себе, вроде стягов то продолговатые, а то с заостренными концами гладкие, кожистые сверху и бурые снизу, слегка опушенные листья.

Также плотно, как и деревья подступали, обхватывая, прижимаясь, тулясь к самому ручью, кустарники с пепельно-седой, бороздчатой корой и с раскидистыми ветвями на которых долгие, схожие с яйцами, листья смотрелись недвижно замершими. Еще одни кустарники с ярко-зелеными листами, как у березы тока много, много крупнее в размахе, сменялись плотными рядьями иных. С мудреными, будто покрытыми густой волосней стволами и острыми широкими зелеными листами сверху, и серовато-опушенными снизу. Не менее густо стояли в том чернолесье растущие под покровом травы, папоротники с перистыми плотными листами в очертании точь-в-точь, как треугольники, всевозможные плетущиеся растения.

Непроницаемые кроны деревьев не давали возможности проникнуть в глубины леса лучам солнца, и потому под его пологом царил сумрак, в котором, плыла голубоватая дымка. Весьма прохладное дуновение ветра, разком пробежав по верхушкам деревьев единожды опустившись книзу охватило и все тело Влады. Насыщенность красок, юности и наполненности иными звуками птиц и зверей леса показалась девочке всего-навсе давешним пробуждением природы от сна.

Очищенная от травы и кустов ровная площадка, где стояли Дажба и Владелина, явственно живописала утоптанную буро-коричневую с красноватым отливом почву. От той самой площадки вниз к подножию горы, скрываемому густыми стенами деревьев, пролегала узкая тропа, по которой торопливо поднималась вверх Вещунья Мудрая. В воздухе промеж ветвей все еще виделись мелькающие крылья соколов.

– А разве Бог Асил не увидит птиц? – вопросила девочка и неспешно перевела взор с синевы неба, едва проскальзывающего в прорехах кроны деревьев на лицо младшего Раса.

– Нынче, кроме тебя и Вещуньи Мудрой их никто не увидит, – пояснил медлительно Дажба, ласково проводя перстами по худым плечикам отроковицы. – Ты помнишь, что должна исполнить Владушка? – поспрашал Бог и в голосе его слышалось трепыхание, столь как чудилось юнице не свойственное ему.

– Я боюсь, – довольно-таки тихо проронила девушка, уловив волнение в Зиждителе… не только услыхав, но и ощутив его через прикосновение к своим плечам. – Вдруг… вдруг, что-то пойдет не так. И Отец будет на меня серчать?

– Нет, – глас Дажбы моментально окреп и днесь он огладил ее дланью по голове, приголубив там волосы. – Серчать не будет, никогда. Отец очень… очень тебя любит. Ты, просто, моя милая, держись крепко за руку Вещуньи Мудрой и слушай, что будет говорить через порученцев Словута.

– Зачем… зачем я туда должна идти, – тревога Влады нарастала с каждым торопким шагом царицы, а вместе с тем насыщеннее становилась белая полоса, вырвавшаяся из брызги и стремящаяся к планете Земля. – Можно я не пойду, Дажба. Я не хочу, боюсь… А вдруг этот Бог Асил заберет меня от вас и тогда я… я…

– Тише, тише, – ласково произнес младший Рас и медлительно опустился на присядки. Он, притянув к себе девочку, нежно прижал к груди, и вовсе полюбовно поцеловал ее в макушку, лоб, очи, и сызнова в макушку. – Он тебя не заберет. Ни в коем случае не навредит, не обидит. Он даже не решится прикоснуться, ежели ты того не позволишь… Али не пожелаешь. Но ты ведь не пожелаешь? – юница суетливо качнула головой и уткнув лоб в плечо Дажбы, туго вздохнула. Не представляя себе, как сможет любить кого-то больше, чем Отца, и ощущая мощную зависимость от него, иноредь какую-то даже болезненную. – Все будет хорошо, моя драгоценность… не бойся… Да и потом я ведь буду рядом, – продолжил успокаивающе Бог. – Сейчас ты пойдешь с Вещуньей Мудрой, а меня увидишь точно выходящим из гарана. Это похожее на капище судно, на оном прилетит Асил со своей печищей.

Царица, меж тем подошедшая к Богу и девочке, застыла на месте, низко склонив голову, увитую нынче и вовсе чудными переплетениями кос, напоминающих огромную ракушку.

– Вещунья Мудрая, – молвил Дажба, и, поцеловав в очи Владу, наконец, выпустил из объятий. Он, неспешно поднявшись, испрямился и зыркнув сверху вниз на царицу дополнил, – Боги вельми на тебя надеются.

– Да, Зиждитель Дажба, – немедля откликнулась альвинка и несколько раз тягостно качнула головой так, что в левой ее мочке заколыхался туды-сюды на продолговатой цепочке каплевидный, прозрачно-белый самоцветный камушек, густо вспыхнувший в пробившемся солнечном лучике всем цветами радуги.

– Береги нашу, драгость, чтобы с девочкой ничего не случилось, – сие уже звучала не просьба, а повеление и в нем было столько мощи, что заколебалась листва у ближайших деревьев.

Бог еще раз огладил юницу по голове, и, развернув легохонько подтолкнув к царице, мягко произнес:

– Ну, иди, моя бесценна Владушка, я буду подле.

Девочка вновь туго вздохнула, ощущая непонятное томление в голове и легкое покалывание от волнения в сердце и когда царица протянула ей руку, поспешно схватилась за нее… Точно в длани Вещуньи Мудрой стараясь найти опору, а засим не мешкая тронулась в след за наставницей вниз к подошве горы. Отроковица еще раз обернулась и в сероватой дымке увидела, как нежданно Дажба пропал с места, яркой рдяной искрой блеснув в блекло-желтоватом луче солнца, пробившегося сквозь кроны деревьев. И немедля на девушку навалился такой страх, что захотелось остановиться и никуда более не ступать.

«Все хорошо… хорошо, моя милая, девочка, моя драгость… Я подле!» – торопливо прошелестело в голове Влады глас Словуты и гулко заклекотали соколы в кронах деревьев, несомненно, вторя ему.

– Вещунья Мудрая, – позвала наставницу Владелина шепотом и порывчато вздрогнула, днесь еще сильнее ощутив царящую в лесу прохладу. – Здесь деревья словно недавно пробудились… Погляди листва такая нежная, зеленая.

– Да, – оглядываясь и беспокойно обозревая юницу, отозвалась царица, видимо, почувствовав, как та вздрогнула. – Здесь природа переживает иные времена лето, и, роняя листву полностью, замирает на какой-то срок, лишь погодя оживая новыми побегами. Ты продрогла? – вопросила она, узрев как девочка озябшее повела плечами.

– Ага, тут прохладно… или сыро… – протянула Владелина.

Вещунья Мудрая незамедлительно остановилась, и, сдвинув стыки балахны, застегнула на ней все крючки.

– Вскоре будем внизу, там многажды теплее, – заботливо молвила царица и в ее белых очах затеплились тонкие лоскутки золотистого света.

– Смотри… цветет, – дыхнула юница, стараясь отвлечься от тяжелых мыслей и указала перстом на растение.

То невысокое растеньице притулившееся обок торенки с крупными, трижды рассеченными листьями и мелким розоватым цветком, собранным в виде простых кистей, смотрелось таким хрупким, обойденным радостью, что его хотелось приголубить аль пожалеть.

– Это воронец, – шибутно пояснила Вещунья Мудрая, оправляя на девушке балахну и только мельком взглянув на траву. – Ядовитое растение при употребление оное может вызвать тошноту, рвоту и боли в животе. Не надобно его трогать.

– Я и не собиралась, просто показала, – голос Владелины обидчиво дернулся. – Вещунья Мудрая, – теперь дрогнула и вся она. – Я боюсь… боюсь, что он… Бог… Бог Асил меня заберет. Что во мне не так? Почему Зиждители меня так любят? Почему Дивный подарил мне здоровье? И почему я от них так зависима?.. Почему не могу быть подолгу вдали и так скучаю?.. И знаешь… знаешь я всегда нуждалась в том, чтобы они были рядом. И в детстве, до нападения энжея, так тосковала за ними… точно… Точно та тоска, смурь меня поедала изнутри.

– Тише, умиротворись, – нежно проворковала царица и провела ладонями по щекам отроковицы, жаждая впитать в себя ее горячность.

«Успокойся! Успокойся, моя драгоценность!» – это прозвучал принесенный соколами голос Словуты.

– И мне, кажется, я стала ощущать это с тех самых пор, – уже не в силах сдерживать желание выговориться, торопко проронила Влада. – С тех пор как на небе вспламенилась та крупинка света… И я услышала зов… Меня позвали… позвали по имени… Но не как Владелину, а по-другому. И я никак… никак не могу уловить это имя, кое вроде ускользает от меня дымкой… А когда я вижу мерцание той брызги, чувствую такую горечь, словно у меня отобрали самое дорогое. То без чего невозможно жить… без чего и не надобно вовсе жить.

– Владушка, девочка моя, – теперь альвинка обняла девушку, прижав к себе, и принялась целовать в локоны волос да гладить по спине. Осознавая, что нынче, все зависит от нее, царицы белоглазых альвов, а это значит надо непременно успокоить доверенное ей чудо… доверенную ей девочку. – Ты очень близка Расам. Очень дорога всем Зиждителям, ты часть их.

– Как это? – вдыхая в себя аромат царицы, чем-то напоминающий дух распускающейся листвы, спросила отроковица. – Их клетка? Или отпрыск как Рагоза, Граб, Нег?

– Нет, много ближе… роднее… драгоценней… Что не можно оценить, с чем нет возможности расстаться, что неможно утерять, – протянула Вещунья Мудрая, и на малеша смолкла не ведая, как объяснить отроковице, уникальность ее естества. – Ноне я не смогу… Не смогу все тебе объяснить, мое чудо, – спешно продолжила она погодя, – да и вряд ли успею… Ибо Бог Асил скоро прилетит. И мы с тобой должны выполнить то, о чем тебя просил Зиждитель Небо. Однако, придет время, и истинный твой наставник, каковой должен был быть подле тебя с самого твоего первого вздоха, все… Все тебе поведает. Я верю, это, непременно, случится. А поколь ты подле Расов наслаждайся их любовью и заботой.

– Тот зов, – уже многажды ровнее произнесла Влада, все еще желая досказать тяготившее ее. – Он вновь появился, недавно… Вчера я не могла уснуть, потому как меня звали. Я долго лежала в ложе, а после так и не уснув, вышла на двор. Я посмотрела в ночное небо и… и… тот зов прозвучал с такой мощью. Он ослепил меня так, что я увидела темную даль и вращающееся внутри нее тело похожее на веретено… увидела Галактику… Отец называет ее Дымчатый Тавр.

– Ты сказала о том Зиждителю Дажбе, – голос царицы застыл на одной волне, в нем не слышалась тревоги, однако ощущалась такое напряжение, оное в морг передалось девушке.

Потому Владелина надрывисто дернувшись, отстранившись от Вещуньи Мудрой, с волнением воззрилась в ее будто окаменевшее лицо.

– Да, сказала, – ответила Влада. – Дажба мне пояснил, что это Отец меня звал… Он прилетит вмале и я буду с ним. Дажба сказал, я просто истосковалась за Отцом… Истосковалась, – задумчиво протянула девочка, и переведя взор, уставилась на покачивающиеся кистями воронец. – Потому я и боюсь увидеть Бога Асила, оно вдруг поступлю не верно и расстрою Отца. А я того, – теперь и юница качнула головой. – Того не хочу. Порой я поступаю… поступаю не так как думаю… своевольничаю, не потому что вредная и капризная, а потому как… Потому как, что-то иное… то, что сильнее меня повелевает мне так делать.

– Это все нормально, – успокоительно отозвалась Вещунья Мудрая и резко вздев голову на соколов, каковых из-за густоты крон не было видно, но весьма четко было слышно, зримо перекосила черты своего миловидного лица. По-видимому, порученцы Словуты торопили царицу. – Пусть это тебя не тревожит, – досказала она, и кивнула, судя по всему, велениям Бога. – Нынче ты только, чудо, крепче держи меня за руку. И все будет хорошо. – Наставница малеша погодила, и вновь цепко обхватив ладонь девочки, добавила, – пойдем… Зиждители нас торопят.

Владелина еще не успела отозваться, как царица, потянув ее за собой, направила их поступь вон из леса, по краю которого росли и вовсе с мощными цилиндрическими стволами дерева. Их зелено-серая кора дюже сильно отслаивалась от стволов, а крона была таковой густой, что и вовсе смыкала доступ не только солнечного света к корням, но и, похоже, к раскинувшейся впереди долине. Плотные заросли кустов, кустарников и трав стояли по обе стороны от пробитой тропы, и часточко переплетаясь ветвями промеж себя, образовывали непроходимую чащобу. Выйдя из чернолесья, девочка увидела пред собой широкую и одновременно удлиненную долину, окруженную по рубежу пологими, невысокими горами с подобно бескрайне раскиданными по ним зеленым нивам.

Сама же долина была изрезана тонкими полосами узких речушек, оные сходились в ее завершие в малое, блестящее гладью озерцо. Низина густо поросла луговыми травами, все поколь низкими, вроде только давеча поднявшимися из земли. И виделись в том разнотравье: молодые побеги ковыля, метлика, пырея, тонконога. А порой целыми пластами стояли незнаемые Владой растения: с линейными, долгими листами белыми и кремовыми полосками по поверхности; с колосками собранными в метелки; разнообразные членистые стебельки и двурядно расположенными на них листами, напоминающие метлы, покрывающие почву густым ковром.

– Как здесь прекрасно! – обозрев столь любимые ею луговые дали, протянула Владелина, словно задыхаясь безбрежной широтой этого края, наполненностью мятно-приторным духом трав и сладким ароматом цветов. По всему вероятию, и, не примечая, раскинувшейся впереди на елани стан прибывших сюда созданий.

– Погляди, вереск! – обрадовано молвила Вещунья Мудрая, указывая на мелкий кустарник. – Это лекарственное растение, помогает при простудах, в настоях.

Вереск приветственно помахал маханькими трехгранными листочками, и рьяно потряс однобокими кистями лило-розового цвета. Девочка оглядела не только одиночное растение, присевшее в двух шагах от нее, но и целое селение, купно устилающее справа просторы луга и также как наставница, не останавливаясь, прошла мимо, переведя взор на людей, гомозулей и альвов ожидающих небольшим станом прибытия Асила.

Посланцы людских поселений поместились плотной кучкой прямо в нескольких метрах от гигантского круга, где более густая и яркая трава, чем на всем остальном луге прилегла, обрисовывая его поверхность. Так как с горы тропа шла под уклоном, спускаясь в жерло суходола, юница весьма хорошо разглядела тот круг, а в него вписанный малый треугольник, над которым пролегали точно устремленные вверх островерхие лучи, где трава также была плотно прижата к почве. Мальчики, составляющие большинство прибывших были обряжены, как и девочка, в белые рубахи, красные балахны, серые шаровары. Их было человек тридцать, быть может больше, почти все светло-русые, с легким золотым отливом, волос как у Дажбы. У многих ребят волосы смотрелись короткими, но были и те из них, которые имели, как у Влады длинные, стянутые в хвосты или малость короче, но тогда распущенные до плеч. Подле мальчиков находилось не только около пятнадцати гомозулей, но и не меньшее количество альвинок, которых, как первых, так и вторых представителей племен, отроковица никогда не видела в Лесных Полянах.