Текст книги "Эзотерический характер Евангелий"

Город Хриза[28]28
  Во времена Гомера мы обнаруживаем этот город, однажды воспетый в связи с такими мистериями, служивший главным местом посвящения, и имя Хрестос использовалось в качестве титула в ходе этих мистерий. Он упоминается в Илиаде II, 520 как «Хриза» (χρισα). Д-р Кларк предполагает, что его руины находятся под нынешней Крестоной, небольшим городком, или скорее деревней, в Фокии, невдалеке от залива Криссаден. (См. Е. Д. Кларк. 4-е изд. Том 8. стр. 239. «Дельфы».)


[Закрыть] (ныне произносится Криза) был построен в память о Креусе, дочери царя Эрехфея и матери Януса (или Иона) от Аполлона, а также как напоминание о той опасности, которой избежал Янус.[29]29
  Корень слов χρητος (Хретос) и χρηστος (Хрестос) один и тот же; в одном смысле, χραω означает «спрашивать совета у оракула», а в другом – это некто «освященный», избранный, принадлежащий к некоему храму, или оракул, или тот, кто занимается пророческим служением. С другой стороны, слово χρε (χρεω) означает «обязательство, обязанность, долг», или того, кто обязан держать данный им обет или клятву.


[Закрыть] Мы знаем, что Янус, брошенный своей матерью в пещере, «чтобы скрыть позор девы, родившей сына», был найден Гермесом, взявшим младенца в Дельфы, который воспитал его в святилище его отца благодаря его оракулу; там Янус, под именем Хрезиса χρησις, сперва стал Хрестисом (жрецом, прорицателем, или посвященным), а затем, вскоре, он стал Хрестерионом, «священной жертвой»,[30]30
  Прилагательное χρηστος использовалось также как прилагательное перед соответствующим именем – в виде комплимента, как, например, у Платона в «Феаге», стр. 166 А, «Ουτος ο Σωκρατης ο χρηστος» (здесь Сократ является Хрестосом), а также в качестве прозвища, как это показано Плутархом («Фокион», V), который удивляется, как это такой грубый и глупый человек, как Фокион, может называться Хрестосом.


[Закрыть] и приготовился к тому, чтобы быть отравленным своей собственной матерью, которая не знала его, и в своей ревности приняла его, на основании смутного указания оракула, за сына своего мужа. Он преследовал ее до самого алтаря с намерением убить ее, – но она была спасена пифией, которая раскрыла тайну их родства. В память о спасении от этой опасности, Креуза, мать, и построила город Хриза, или Криза. Такова аллегория, попросту символизирующая испытания посвящения.[31]31
  В мифе (и не в одном) о Янусе есть странные особенности, весьма многозначительные для оккультиста. Некоторые делают из него персонификацию Космоса, другие – Coelus (небес), следовательно, он «двуликий» из-за своих двух характеров – духа и материи; и он не только «Янус Bifrons» (двуликий), но также и Quadrifrons – совершенный квадрат, символ каббалистического божества. Его храм был построен с четырьмя равными сторонами, с дверью и тремя окнами на каждой стороне. Мифологи объясняют это как некий символ четырех времен года и трех месяцев в каждом сезоне, и в целом – двенадцать месяцев в году. Однако, в ходе мистерий посвящения он становился «дневным солнцем» и «ночным солнцем». Поэтому он часто представлялся с числом 300 в одной руке и 65 – в другой, или числом дней солнечного года. Теперь, Ханох (Канох и Енох в Библии) является, как это можно показать согласно каббале, сыном Каина, сыном Сифа, или сыном Мафусаила, – то есть, одного и того же персонажа. Как Ханох (согласно Фуерсту), «он есть инициатор, инструктор – астрономического цикла и солнечного года», будучи сыном Мафусаила, который, как говорят, прожил 365 лет и был взят на небо живым, как представитель Солнца (или Бога). (См. Книгу Еноха.) Этот патриарх имеет много характерных черт, свойственных Янусу, который, в эзотерическом смысле, есть Ион, но каббалистически – Иао, или Иегова, «Господь Бог Поколений», таинственный Йодх, или ЕДИНИЦА (фаллическое число). Ибо Янус или Ион есть также Consivius, a conserendo (Сеятель), потому что он начальствует над порождением. Он изображается оказывающим гостеприимство Сатурну (Хроносу, «времени») и является инициатором года, или времени, разделенного на 365.


[Закрыть]

Обнаруживая в дальнейшем, что Янус, солнечный бог и сын Аполлона, Солнца, обозначает «инициатора» и «открывающего Врата Света», или тайную мудрость мистерий; что он рожден Кризой (эзотерически Хрис), и что он был Хрестосом, посредством которого говорил Бог; что он был, в конце концов, Ионом, отцом ионийцев, и, как говорят некоторые, неким аспектом Асклепия, другого сына Аполлона, – весьма несложно овладеть нитью Ариадны в этом лабиринте аллегорий. Однако, здесь не место для того, чтобы разрешать спорные вопросы в мифологии. Достаточно показать связь между мифическими героями седой античности и более поздними мифами, которые отмечают начало нашей эры цивилизации. Асклепий (Эскулап) был божественным лекарем, «Исцелителем», «Спасителем», Σοτηρ, как его называли, и этот титул также давали Янусу Дельфийскому; и Язо, дочь Асклепия, была богиней исцеления, которая покровительствовала всем тем, кто добивался посвящения в храме ее отца, новообращенным, или хрестоям, которые назывались «сыновьями Язо». (См. о ней у Аристофана, «Плутос» 701.)

Теперь, если мы прежде всего вспомним, что имена ИЕСУСА в их различных формах, таких как Иасиус, Иасион, Ясон и Иасус, были довольно обычными в древней Греции, особенно среди потомков Ясиуса (язидов), а также количество «сыновей Язо», мистоев и будущих эпоптов (посвященных), то почему бы не прочесть слова в «Сивиллиной книге» в их истинном смысле, который не имеет ничего общего с христианским пророчеством? Тайная доктрина учит, что первые два слова ΙΗΣΟΥΣ ΧΡΕΙΣΤΟΣ означают просто «сын Язо, Хрестос», или слуга вещего Бога. В действительности, на ионическом диалекте Язо (Ιασω) называется Иезо (Ιησω), и выражение Ιησους (Иесоус) – в своей архаической форме, ΙΗΣΟΥΣ – означает просто «сын Язо или Иезо, «лекарь», то есть, ο Ιησους). Безусловно, не может быть никаких возражений к такому переводу, или к написанию Иезо вместо Язо, поскольку первая форма является аттической, а потому – неправильной, поскольку само это имя ионическое. «Иезо», от которого образовано «О'Иезоус» (сын Иезо), – то есть, это родительный падеж, а не именительный, – является ионическим и не может быть никаким другим, если принять во внимание возраст «Сивиллиной книги». И сивилла из Эрифреи не могла произносить его иным образом, так как Эрифрея, где она обитала, была городом в Ионии (от Иона, или Януса) напротив Хиоса; и таким образом ионическая форма предшествовала аттической.

Если оставить в данном случае в стороне мистическое значение ныне знаменитого сивиллиного пророчества и дать лишь его буквальное истолкование на основании всего того, что уже было сказано, то тогда таинственные слова были бы таковы: «Сын ЯЗО, ХРЕСТОС (жрец или слуга) СЫНА БОГА (Аполлона) СПАСИТЕЛЬ от КРЕСТА» – (плоти или материи).[32]32
  Ставрос становится крестом – приспособлением для распятия – много позже, когда его начинают представлять христианским символом и соотносить с греческой буквой «Т», тау. Его первоначальное значение было фаллическим, он был символом мужского и женского элементов.


[Закрыть] Действительно, христианство не может надеяться, что оно будет понято, пока из него не исчезнет последний след догматизма, и мертвая буква не будет принесена в жертву вечному Духу Истины, который является Гором, Кришной, Буддой, так же как и гностическим Христосом и подлинным Христом Павла.

Д-р Кларк описывает в своих «Путешествиях» найденный им языческий монумент.

Внутри святилища, позади алтаря, мы увидели фрагменты мраморной кафедры, на обратной стороне которой мы обнаружили следующие надписи, написанные точно так же, как они приведены здесь; ничто в них не было повреждено или уничтожено, и они, вероятно, представляют собой единственный пример известных погребальных надписей на памятниках столь замечательной формы.

Надпись была такой: ΧΡΗΣΤΟΣ ΠΡΩΤΟΥ ΦΕΣΣΑΛΟΣ ΛΑΡΙΣΣΑΙΟΕ ΠΕΛΑΣΓΙΟΤΗΣ ΕΤΩΝ ΙΗ; или, «Хрестос, первый, фессалоникиец из Лариссы, пеласгийский восемнадцатилетний герой». Почему Хрестос первый [проту]? Мало смысла в том, чтобы читать эту надпись буквально, тогда как прочитанная эзотерически, она наполнена смыслом. Как показывает д-р Кларк, слово «Хрестос» обнаруживается на эпитафии практически каждого древнего жителя Лариссы; но ему всегда предшествует имя собственное. Если бы прилагательное «хрестос» стояло после имени, оно бы значило лишь «добрый человек», посмертную похвалу умершему, что часто можно найти в наших современных эпитафиях. Но слово «Хрестос», стоящее само по себе и сопровождаемое другим словом, «проту», имеет совершенно другое значение, особенно когда умершего называют «героем». С точки зрения оккультиста, покойный был неофитом, который умер на восемнадцатом году своего неофитства,[33]33
  В Индии даже и по сей день кандидат утрачивает свое имя и, так же как и в масонстве, свой возраст (монахи и монахини также изменяли свои христианские имена при постриге), и начинает отсчитывать свой возраст с того дня, как он был принят в качестве челы и вступил в цикл посвящения.


[Закрыть] и принадлежал к первому или высшему классу ученичества, пройдя свои подготовительные испытания как «герой»; но он умер перед последней мистерией, которая сделала бы из него «Христоса», помазанника, единого с духом Христоса, или Истины в самом себе. Он не достиг конца «Пути», хотя он и преодолел героически ужасы предварительных теургических испытаний.

Мы стали совершенно уверены в правильности такого прочтения после того, как узнали о месте, где нашел эту надпись д-р Кларк, которая, как отмечает Годфри Хиггинс, была именно там, где «я ожидал ее найти, в Дельфах, в храме бога Ие», – который у христиан стал Иах, или Иеговой, одинаковым с Христом Иисусом. Он был у подножия Парнаса, в гимназиуме, «примыкающем к Касталийскому источнику, который протекал, вероятно, по руинам Кризы в городе, называемом Крестона», и т. д. И еще: «В первой части своего пути от (Касталийского) источника, она (река) отделяет останки гимназиума… от долины Кастро», – где находился вероятно древний город Дельфы, местопребывание великого оракула Аполлона, город Криза (или Креуса), великий центр посвящений и пророчествующих хрестоев, где кандидаты для последнего испытания намазывались священными маслами перед тем, как они впадали в свой последний транс продолжительностью в сорок девять часов (как и по сей день на Востоке), из которого они выходили преображенными адептами, или христоями.

В «Clementine Recognition» утверждается, что отец помазывал своего сына «маслом, которое брали из древесины Древа Жизни, и из-за этого помазания он назывался Христом»: отсюда и христианское название. Но оно опять-таки является египетским. Гор был помазанным сыном своего отца. Способ его помазания от Древа Жизни, изображенный на монументах, поистине очень древний; и египетский Гор нашел свое продолжение в гностическом Христе, который представляется на гностических каменных памятниках как связующее звено между Карест и Христом, а также как двуполый Гор. («Имя и природа Христа» Джеральда Массея.)

М-р Дж. Массей связывает греческого Христоса или Христа с египетским Карест («мумический тип бессмертия») и очень тщательно доказывает это. Он начинает с сообщения о том, что на египетском языке «Слово Истины» есть Ма-Кхеру, и что это является титулом Гора. Таким образом, как показывает он, Гор предшествует Христу как Посланец Слова Истины, Логоса, или как тот, кто проявил божественную природу в человечестве. Мы читаем в той же самой работе следующее:

У гнозиса было три аспекта – астрономический, духовный и доктринальный, и все они могли быть отождествлены с Христом Египта. В астрономическом аспекте созвездие Ориона называется Саху, или мумией. Душу Гора представляли восстающей из мертвых и поднимающейся на небеса, к звездам Ориона. Мумия была сохраненным, сбереженным, то есть – изображением Спасителя, как некого примера бессмертия. Это была фигура почившего человека, которую, как сообщают нам Плутарх и Геродот, носили вокруг стола во время египетского пира, куда приглашались гости для того, чтобы смотреть на нее, есть, пить и наслаждаться, потому что, когда они бы умерли, они стали бы тем, что символизировал этот образ – то есть, они также были бы бессмертными! Этот символ бессмертия назывался Карест, или Каруст, и он был египетским Христом. Глагол «карес» означает «бальзамировать», «намазывать», изготовлять мумию как символ вечного; и, когда она была изготовлена, ее называли Карест; таким образом, это не просто вопрос о том, чтобы поменять одно имя на другое, Карест на Христос.

Это изображение Карест было завернуто в ткань без швов, – подходящее одеяние для Христа! Неважно какой, вероятно, была длина бинтов, и после того как некоторые мумии были разбинтованы, их длина достигала 1000 ярдов, и они были без единого шва от начала и до конца… Эти не имеющие швов одеяния египетских Карест представляют собой те самые пресловутые одежды мистического Христа, который становится историческим в Евангелиях как носящий верхнюю одежду или хитон, сделанный без единого шва, чего не могли достаточным образом объяснить ни греки, ни евреи, но что объясняется египетским кету как ткань, бесшовная мантия или бинты, которые изготовлялись для вечного ношения, и которую носил Христос-мумия – символ бессмертия в гробницах Египта.

Далее, Иисус был умерщвлен в соответствии с наставлениями данными для изготовления Карест. Ни одна кость не должна быть сломана. Истинный Карест должен быть совершенен в каждом из своих членов. «Это тот, кто появляется здоровым; тот, кого люди не знают по имени».

В Евангелиях Иисус появляется вновь с совершенно здоровым телом, подобно сохранившемуся в совершенстве Карест, чтобы продемонстрировать физическое воскресение мумии. Но по египетским традициям мумия преображается. Умерший говорит: «Я одухотворяюсь. Я становлюсь душой. Я восстаю, как Бог». Это преображение в духовный образ, Ка, было упущено в Евангелии.

Произношение этого имени на латыни как «Хрест» – исключительно важно, потому что это позволяет мне доказать его идентичность с египетским Карест или Каруст, именем Христа как набальзамированной мумии, которая служила образом воскресения в египетских гробницах, символом бессмертия, подобия Гору, кто воскрес и открыл дорогу из могил для тех, кто были его учениками или последователями. Кроме того, этот тип Карест, или Христа-мумии, воспроизводится в катакомбах Рима. Нельзя обнаружить никаких представлений о предполагаемом воскресении Христа ни на одном из ранних христианских памятников. Но, вместо этого недостающего факта, мы обнаруживаем изображение Лазаря, восстающего из мертвых. Оно изображается снова и снова, как типичное воскрешение, где нет никакого реального человека! Эта сцена не полностью соответствует восстанию из могилы в Евангелии. Она чисто египетская, и Лазарь – это египетская мумия! Поэтому Лазарь, в каждом своем изображении, является «мумическим типом» воскресения; Лазарь – это Карест, который был египетским Христом, и который воспроизводится благодаря гностическому искусству в катакомбах Рима как некая форма гностического Христа. Коль скоро это так, то «Лаз» (или «Рас») означает восстать, в то время как «ару» – это мумия по своему имени. Вместе с греческим окончанием «с» это становится «Лазарем» (Lazarus). В процессе очеловечивания мифов типичное изображение воскресения, обнаруженное в гробницах Рима и Египта, становилось историей о Лазаре, восставшем из мертвых. Этот тип Христа в виде Карест в катакомбах Рима не ограничен одним лишь Лазарем.

На примере «Карест» можно обнаружить Христа и христиан в древних египетских гробницах. Мумия изготовлялась в полном подобии Христу. Она была Христом и по имени, идентичному с хрестоями греческих надписей. Таким образом, мы обнаруживаем, что почитаемые умершие, которые восстали вновь как последователи Гора-Макхеру, Слова Истины, были христианами οι χρηστοι, на египетских памятниках. Ма-Кхеру – это термин, относящийся всегда к правоверным людям, которые добились венца жизни и надевали его на праздник, называвшийся «Приди ко мне», – это было приглашением Гора, Отпускающего грехи, к тем, кто «благославлен его отцом, Осирисом», – к тем, кто сделал Слово Истины законом своих жизней, и был «оправдан» на земле – οι χρηστοι, христианам.

На изображении Мадонны и младенца пятого века на кладбище св. Валентина, новорожденный ребенок, лежащий в коробке или яслях, также является Карест, или примером мумии, и в нем можно узнать божественного младенца солярных мифов по диску солнца и кресту равноденствия позади его головы. Таким образом, ребенок-Христос исторической веры рожден и явно происходит из образа Карест умершего Христа, который был «мумическим типом» воскресения в Египте за тысячи лет до начала христианской эры. Это удваивает доказательства того, что Христос христианских катакомб был пережитком Карест Египта.

Кроме того, как показывает Дидрон, существует изображение Христа, на котором его тело окрашено в красный цвет![34]34
  Потому что в каббалистическом смысле он есть новый Адам, «небесный человек», а Адам был сделан из красной глины.


[Закрыть] Это было популярным традиционным представлением, что у Христа был красный цвет лица. И это, также, может быть объяснено как некий пережиток Христа-мумии, поскольку первобытным способом сделать вещи табу – было окрасить их в красный цвет. Мертвое тело покрывали красной охрой – это очень древний и примитивный способ изготовления мумии, или помазывания. Поэтому бог Птах говорит Рамзесу II, что он «перекрасил его плоть в ярко-красный цвет». Это помазывание красной охрой называется кура у маори, которые сходным образом приготавливают Карест, или Христа.

Мы видим, что образ мумии продолжается и в другой линии преемственности, когда мы узнаем, что среди других пагубных ересей и смертных грехов, в которых обвинялись рыцари-тамплиеры, был нечестивый обряд поклонения некой мумии с красными глазами. Следует полагать, что их идол, называемый Бафометом, также был мумией… Мумия была наиболее ранним человеческим изображением Христа.

Я не сомневаюсь в том, что праздники у древних римлян, называемые харистиями, были связаны по своему происхождению с Карест и Евхаристией, как с празднованием в честь манов умерших родственников, ради чего они примирялись на дружеских встречах раз в году… Именно здесь нам следует искать принципиальную связь между Христом у египтян, у христиан и в римских катакомбах. Такие христианские мистерии, которые невежественно считаются непонятными и необъяснимыми, могут быть объяснены только посредством гностицизма и мифологии, и никак иначе. Это неправда, что они недоступны для человеческого разума, как это в наши дни заявляют их некомпетентные, но высокооплачиваемые толкователи. Это лишь пустая апология непригодности ради своего собственного беспомощного невежества – тех, кто никогда не обладал гнозисом или наукой мистерий, лишь при помощи которых можно объяснить все эти вещи в соответствии с их естественным происхождением. И только в Египте мы можем найти суть вопроса или определить происхождение Христа по его природе и по его имени, чтобы в конце концов обнаружить, что Христос был примером мумии, и что наша христология – это мумифицированная мифология. («Agnostic Annual».)

Вышеприведенное объяснение на основе чисто научных доказательств является, однако, немного слишком материалистическим именно потому, что это – наука, несмотря на то, что его автор – известный спиритуалист. Чистый оккультизм обнаруживает в христианстве те же самые мистические элементы, как и в других вероисповеданиях, хотя он категорически отрицает его догматический и исторический характер. Является фактом, что в словах Ιησους ο χριστος (см. Деяния, 5:42, 9:14; 1 Кор., 3:17, и т. д.), артикль «ο» относится к «Христосу», доказывая тем самым, что это просто прозвище, подобно прозвищу Фокиона, который называется Φωκιων ο χρηστος (Плутарх, V). И все же, человек (Иисус), называемый так – когда бы и где бы он ни жил – был великим посвященным и «Сыном Бога».

Ибо, говорим мы еще раз, прозвище «Христос» и история о распятии являются следствием предшествующих событий и основаны на них. Повсюду, в Индии и Египте, в Халдее и Греции, все такого рода легенды были построены по одному и тому же первоначальному образцу сознательного жертвоприношения логоев – лучей единого ЛОГОСА, непосредственной эманации из Единого вечно-сокрытого Бесконечного и Непостижимого – лучи которого воплощаются в человечестве. Они согласились упасть в материю, и потому называются «павшими». Это одна из таких великих мистерий, которую вряд ли можно затронуть в ограниченной объемом статье, но она будет подробно описана в моей отдельной книге, «Тайной Доктрине».

Наконец, можно прибавить еще немного данных по поводу этимологии этих двух терминов. Слово χριστος является в греческом языке отглагольным прилагательным от глагола χριω, «быть натертым», как притирание или мазь, и, в конце концов, этому слову было придано значение «Помазанника» в христианской теологии; но также и Кри, в санскрите, первый слог в имени Кришны, означает «наливать, или намазывать, покрывать»,[35]35
  Отсюда вспоминание учения во время МИСТЕРИЙ. Чистая монада, «бог», воплощается и становится Хрестосом, или человеком на его пути жизненных испытаний, и серия таких испытаний ведет его к распятию плоти, и, в конце концов, к обретению состояния Христоса.


[Закрыть] среди многих других своих значений, и это может легко привести кого-нибудь к тому выводу, что Кришна – «помазанник». Христианские филологи пытаются ограничить значение имени Кришны тем, что оно произошло от Криш, «черный»; но если более тщательно проанализировать аналогию и сравнение санскритского корня с греческим, тех корней, которые содержатся в именах Хрестоса, Христоса и Хришны, то будет обнаружено, что они имеют одно и то же происхождение.[36]36
  Наиболее авторитетные источники показывают происхождение греческого слова Христос от санскритского корня gharsh – «трение»; таким образом: gharsh-a-mi-to, «тереть», и gharsh-ta-s – «содранный, больной». Кроме того, «Криш», который в одном смысле означает «пахать» и «делать борозду», значит также причинять боль, «пытать, мучить»; и ghrsh-ta-s, «натирание», – все эти термины имеют отношение к состояниям Хрестоса и Христоса. Некто должен умереть во Хрестосе, то есть, убить свою индивидуальность и свои желания, удалить любую идею об обособлении от своего «Отца», божественного духа в человеке; стать единым с вечной абсолютной Жизнью и Светом (САТ), прежде чем он сможет достигнуть чудесного состояния Христоса, воскресшего человека, человека духовной свободы.


[Закрыть]

В «Христианских надписях» Бокха, которых насчитывается 1287 штук, нет ни одной, которая была бы датирована ранее, чем третьим веком, и на которой не было бы написано Хрест или Хреист («Имя и природа Христа» Дж. Массея, «Агностический ежегодник»).

И все же ни одно из этих имен не может быть объяснено, как это воображают некоторые ориенталисты, просто при помощи астрономии и знания зодиакальных знаков в их связи с фаллическими символами. Поскольку, в то время как небесные символы мистических героев или воплощений в Пуранах или Библии выполняют астрономические функции, их духовные прообразы невидимо, но очень эффективно управляют миром. Они существуют как абстракции на высшем плане, как проявленные идеи на астральном, и становятся мужскими, женскими или андрогинными силами на нашем низшем плане бытия. Скорпион, как Хрестос-Мешиах, и Лев, как Христос-Мессия, присутствовали задолго до христианской эры в испытаниях и триумфах посвящения в ходе мистерий, где Скорпион выступал символом последних, а Лев – как символ великолепной славы «солнца» истины. Мистическая философия этой аллегории прекрасно понята автором «Источника мер», который пишет: «Один (Хрестос), заставляющий себя опуститься в преисподнюю (Скорпиона, или воплотиться во чреве) ради спасения мира, был Солнцем, лишенным своих золотых лучей и увенчанным лучами с черными концами[37]37
  Мы предлагаем ориенталистам и теологам прочитать и изучить аллегорию о Вишвакармане, «Создателе Всего», ведическом боге, архитекторе мира, который принес себя в жертву себе или миру, после того как он принес в жертву все миры, которые суть он сам, в «Сарва Мадхе» (всеобщем жертвоприношении), – и поразмышлять об этом. В аллегориях Пуран, его дочь Йога-сиддха, «Духовное сознание», жены Сурьи, Солнца, жалуется ему на слишком сильное сияние своего мужа; и Вишвакарма, в своем качестве Такшака, «резчика по дереву и плотника», помещая Солнце на свой токарный станок, отрезает часть его сияющих лучей. Сурья после этого выглядит увенчанным черными колючками вместо лучей и становится Викарттана («лишенный своих лучей»). Все эти имена являются названиями, которые использовали кандидаты, когда проходили через испытания посвящения. Иерофант-инициатор олицетворял Вишвакармана, отца и всеобщего мастера богов (адептов на земле), а кандидат – Сурью, Солнце, который должен умертвить все свои пылающие страсти и одеть терновый венец, в то время как распинается его тело, прежде чем он сможет восстать и вновь родиться в новой жизни, как прославленный «Свет Мира» – Христос. По всей видимости, никто из ориенталистов никогда не понял этой глубокой аналогии, не говоря уж о том, чтобы применить ее!


[Закрыть] (символизирующими эту утрату), как колючками; другой был победоносным Мессией, вознесенным на вершину небесного свода, воплощенным как Лев из колена Иуды. В обоих случаях он имел Крест; один раз в унижении (так как он был сын совокупления), другой раз – держа его в своей власти, как закон творения, поскольку он был Иегова», – согласно схеме авторов догматического христианства. Ибо, как показывает далее тот же автор, Иоанн, Иисус и даже Аполлоний Тианский были лишь персонификациями истории о Сыне «в различных ее аспектах и при различных условиях».[38]38
  Автор «Источника мер» полагает, что это «может помочь объяснению того факта, почему „Жизнь Аполлония Тианского“, написанная Филостратом, столь тщательно оберегалась от перевода и публичного прочтения». Те, кто изучал ее в оригинале, должны были заметить, что либо «Жизнь Аполлония была взята из Нового Завета, либо повествования Нового Завета были взяты из Жизни Аполлония, по причине явного сходства в способах построения повествования».


[Закрыть] Это объяснение, говорит он, «достаточно просто, если признать, что имена Иисус, еврейское שי и Аполлоний, или Аполлон, являются равным образом названиями Солнца на небесах, и, необходимым образом, история одного из них, как путешествие через знаки [Зодиака], с персонификациями его страданий, триумфов и чудес, должна быть также историей другого, причем это был широко распространенный и обычный метод описания таких путешествий посредством персонификаций». Тот факт, что светская церковь была основана Константином и что согласно его декрету «почитаемый день Солнца должен быть днем, отведенным для поклонения Иисусу Христу, как Солнечный день», показывает, что они в этой «светской церкви» прекрасно знали о том, «что эта аллегория построена на астрономической основе», как утверждает это автор. И все же то обстоятельство, что и Пураны, и Библия наполнены солярными и астрономическими аллегориями, не противоречит тому факту, что все такого рода писания, вдобавок к этим двум, являются книгами за семью печатями для «авторитетных» ученых. (!) Но это никак не влияет на ту истину, что все такие системы не являются созданием смертного человека, и что они не есть его изобретения – ни по своему происхождению, ни по своей основе.

Таким образом, слово «Христос» под любым именем означает нечто большее, чем просто Карест, мумия, или даже «помазанник» и избранник в теологии. Оба последних наименования приложимы к Хрестосу, человеку горя и страдания в его физическом, ментальном и психическом состояниях, и оба они относятся к состоянию еврейского Машиах (откуда – Мессия), как определяют этимологию[39]39
  «Слово חיש «шиах» в иврите является тем же самым глаголом, означающим спускаться в преисподнюю, а в качестве существительного – «тернистое место, преисподняя». Причастие от глагола этого слова в гифиле – это חישמ, или Мессиах, или греческий Мессия, Христос, и означает того, «кто вынуждает себя опускаться в преисподнюю» (или во ад, в христианском догматизме). Это нисхождение в преисподнюю имеет в высшей степени таинственное значение в эзотерической философии. Говорят, что дух «Христос», или скорее «Логос» (читай Логой), «опускается в преисподнюю», когда он воплощается во плоти, рождается как человек. После того, как они лишили Элохим (или богов) их тайны, порождающего «огня жизни», Ангелы Света оказываются низвергнутыми в преисподнюю, или бездну материи, называемую Адом, или бездонной преисподней, у некоторых теологов. Это – в космогонии и антропологии. Однако, во время мистерий, Хрестос, неофит (как человек), и т. д., должен был опуститься в пещеры Посвящения и испытаний; и, в конце концов, в течение «Сна Силоама», или состояния конечного транса, в эти часы новый посвященный открывал для себя последние тайны бытия. Гадес, Шеол или Патала – это одно и то же. И то же самое, что происходит на Востоке сегодня, имело место на Западе 2000 лет назад в ходе МИСТЕРИЙ.


[Закрыть] этого слова Фуерст и автор «Источника мер». Христос – это венец славы страдающего Хрестоса мистерий, как кандидата для окончательного СОЕДИНЕНИЯ, в любой вере или любой расы. Поэтому, для действительного последователя ДУХА ИСТИНЫ не имеет значения, жил ли Иисус, как человек или Хрестос, в этой эре, именуемой христианской, или до нее, или же он вообще никогда не жил. Адепты, которые жили и умирали ради человечества, существовали во всевозможные века, и в древности было много добрых и святых людей, которые носили прозвище или титул Хрестоса и до Иисуса из Назарета, или до того, как родился Иисус (или Иегошуа) Бен Пандира.[40]40
  Свидетельства об этом содержатся в сочинениях некоторых классиков. Лукиан говорит: Φωκιων ο χρηστος и Φωκιων ο επικλην (λεγομενος, прозванный «χρηστος»). В «Федре» написано: «ты называешься Феодор Хрестос», «Τον χρηστον λεγεις Φεοδωρον». Плутарх говорит то же самое; и χρηστος, Хрестус, – это подлинное имя (см. это слово в Thesaur. Стеф.) оратора и ученика Герода Афинского.


[Закрыть] Таким образом, можно было бы со всеми основаниями заключить, что Иисус, или Иегошуа, был подобен Сократу, подобен Фокиону, подобен Феодору и еще многим другим, кого называли Хрестосом, то есть, «добрым, возвышенным», спокойным и святым посвященным, который показал «путь» к состоянию Христоса, и потому сам стал «Путем» в сердцах своих восторженных поклонников. Христиане, как и любые «героепоклонники», пытались оттеснить на задний план всех остальных Хрестоев, которые казались им соперниками их Человеко-Бога. Но, если голос МИСТЕРИЙ умолк на Западе много веков назад, если Элевзис, Мемфис, Антиум, Дельфы и Креза давно были превращены в могилы Науки, когда-то столь же колоссальной на Западе, какова она сейчас на Востоке, – существуют и ныне последователи, подготовленные для них. Мы живем в 1887 году, и девятнадцатое столетие приближается к своему концу. Двадцатый век припас для человечества очень странные события, и он может даже оказаться последним.

Никто не может быть признан христианином, если он не исповедует, или не считается исповедующим веру в Иисуса, крещение и искупление «кровью Христовой». Чтобы вас считали добрым христианином, надо как conditio sine qua non [необходимое условие] показать веру в догмы, излагаемые церковью, и исповедовать их; после этого человек свободен вести частную и общественную жизнь, основанную на принципах, диаметрально противоположных изложенным в Нагорной проповеди. Главное, что требуется от него – это чтобы он имел (или делал вид что имеет) слепую веру и благоговение к церковным учениям своей церкви.

«Вера – это ключ к Зданию, воздвигнутому Христом», – говорил Чосер, и наказание за ее отсутствие в человеке столь ясно, насколько это можно сделать при помощи слов, показано в Евангелии от Марка (гл. 16, стих 16):

Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет.

Церковь не сильно обеспокоена тем, что даже самые тщательные поиски этих слов в древнейших текстах в течение последних веков оказались бесплодными; или, что последний пересмотр текста Библии привел всех ищущих и любящих истину ученых, занятых этой задачей, к признанию того факта, что не следует искать такой не похожей на Христа фразы нигде, кроме некоторых позднейших, поддельных текстов. Добрые христианские народы усвоили эти слова утешения, и они стали самой сердцевиной и сущностью их милосердных душ. Отнять у этих избранных сосудов Бога Израиля надежду на вечное проклятие для всех, кроме них самих, – это равносильно тому, чтобы отнять у них саму жизнь. Любящие истину и боящиеся Бога корректоры перепугались; они оставили поддельный пассаж (интерполяцию одиннадцатого стиха, от 9-го до 20-го), и удовлетворили свою совесть примечанием весьма соглашательского свойства, которое украсило бы сочинение и сделало бы честь дипломатическим способностям самых хитрых иезуитов. В нем «верующему» сообщается, что:

Два древнейших греческих манускрипта и некоторые другие авторитетные источники не содержат часть текста от 9-го стиха и до конца. Некоторые авторитетные тексты имеют иные завершающие части Евангелия,[41]41
  См. «Евангелие от Марка» в пересмотренном издании, опубликованном университетами Кэмбриджа и Оксфорда, 1881 г.


[Закрыть] —

и далее ничего больше не объясняют.

Но эти два «древнейших греческих манускрипта» не содержат этих стихов nolens volens [волей-неволей], так как они никогда не существовали. И ученые, и любящие истину корректоры знают это лучше, чем любой из нас; и все же эту злостную ложь печатают в самом центре протестантского богословия, и позволяют этому продолжаться, перед лицом грядущих поколений студентов-теологов и, следовательно, их будущих прихожан. Они не могут ни верить, ни заблуждаться в этом, и тем не менее они делают вид, что верят в подлинность этих жестоких слов, достойных богословского Сатаны. И этот Сатана-Молох – это их собственный Бог бесконечного милосердия и справедливости на Небесах, и воплощенный символ любви и сострадания – смешанный воедино!

Воистину странны ваши парадоксальные пути – о, церкви Христовы!

Я не имею намерения повторять здесь избитые аргументы и логические exposes [доводы] о всей теологической системе; ибо все это было сделано много раз и наилучшим образом самыми талантливыми «атеистами» Англии и Америки. Но я могу лишь вкратце повторить одно пророчество, которое является самоочевидным результатом нынешнего состояния умов в христианстве. Буквальная вера в Библию и вера в воплощенного Христа не продлится еще и четверти века. Церкви должны будут расстаться со своими излюбленными догмами, или двадцатый век станет свидетелем падения и разрушения христианства, и вместе с ним даже самой веры в Христа, как в чистого Духа. Даже само это имя ныне становится неприятным, и теологическое христианство должно отмереть, и никогда более не воскреснет в своем прежнем виде. Это было бы само по себе наиболее счастливым решением всех проблем, если бы не опасность естественной реакции, которая безусловно последует: результатом и следствием столетий слепой веры будет грубый материализм, до тех пор, пока утрата старых идеалов не будет восполнена новыми идеалами, – неопровержимыми, потому что универсальными и воздвигнутыми на скале вечных истин, а не на зыбучих песках человеческой фантазии. Чистая нематериальность должна в конце концов заместить ужасный антропоморфизм такого рода идеалов в концепциях наших современных догматиков. Иначе, почему христианские догмы – абсолютные двойники догм, принадлежащих иным экзотерическим и языческим религиям – должны претендовать на какое-либо превосходство? Все они были построены на одних и тех же астрономических и физиологических (или фаллических) символах. В астрологическом смысле, любая религиозная догма во всем мире может быть прослежена и обнаружена в знаках Зодиака и Солнце. И пока наука сравнительной символогии или какая-либо теология имеет лишь два ключа для раскрытия тайн религиозных догм, – и даже этими двумя они овладели только отчасти, – как же можно провести линию разграничения или увидеть разницу между, скажем, Кришной и Христом, между спасением посредством крови «перворожденного первозданного мужчины» в одной вере, и крови «единородного Сына» в другой, много более молодой, религии?

Изучите Веды; прочтите даже поверхностные, зачастую искаженные писания наших великих ориенталистов, и подумайте о том, что вы узнаете. Смотрите, брахманы, египетские иерофанты и халдейские маги учили за тысячи лет до нашей эры тому, что сами боги были всего лишь смертными (в предыдущих рождениях), пока они не достигли своего бессмертия принесением в жертву своей крови своему Высшему Богу или шефу. В «Книге мертвых» говорится, что смертный человек «становится богом, жертвуя свою жизнь и кровь». Смертные давали кровь своих перворожденных сыновей в жертву богам. Профессор Монье Уильямс пишет в своем «Индуизме», переводя отрывок из Таиттрия-брахмана: «При помощи жертвы боги достигли небес». И в Тандья-брахмана: «Господин творений принес себя в жертву богам»… И, опять-таки, в Сатапатха-брахмана: «Тот, кто, зная это, совершает жертвоприношение Пуруша-мадха, или жертвоприношение первозданного мужчины, становится всем».

Всегда, когда я слышу, как обсуждают ведические обряды и называют их «ужасными человеческими жертвоприношениями», и каннибализмом, я всегда ощущаю желание спросить, а в чем же разница? И все же, на самом деле, она есть; ибо в то время как христиане вынуждены принимать аллегорическую (хотя, если понять ее, весьма философскую) драму Распятия в Новом Завете, а также и драму Авраама и Исаака, в буквальном смысле,[42]42
  См. статью «Дочь солдата» преподобного Т. Г. Хедлея и посмотрите на отчаянный протест этого истинного христианина против буквального понимания «жертвоприношений крови», «искупления кровью», и т. д., в англиканской церкви. Реакция начинается: вот другая примета времен.


[Закрыть] то брахманизм – во всяком случае, его философские школы – учит своих последователей, что это (языческое) жертвоприношение «первозданного мужчины» представляет собой чисто аллегорический и философский символ. Если прочитать четыре Евангелия в их буквальном смысле, то они являются просто слегка искаженными версиями того, что провозглашается церковью как сатанинский плагиат (сделанный заранее) из христианских догм в языческих религиях. Материализм имеет полное право обнаруживать во всех них то же самое чувственное поклонение и «солярный» миф, как и повсюду. Хотя и подвергнутый поверхностному анализу и критике лишь в буквальном смысле, профессор Джоли («Человек до эпохи металлов», стр. 189–190) прав, когда он обнаруживает в свастике, крукс ансата и обычном кресте – просто сексуальные символы. Видя, что «отец священного огня (в Индии) носил имя Тваштри, то есть, божественного плотника, создавшего Свастику и Прамантху, трение которых породило божественного ребенка Агни, по латыни – Ignis (огонь); что его мать звали Майя; что он сам стал именоваться Акта (помазанник, или Христос) после того, как жрецы пролили на его голову сому и на его тело – масло, очищенное жертвоприношением»; видя все это, он имел полное право отметить, что: