Текст книги "Ричард III и его время. Роковой король эпохи Войн Роз"

К 1456 г. именно Маргарита Анжуйская была истинной повелительницей Англии. Действуя от имени безумного супруга, Маргарита начала постепенно смещать с должностей сторонников Йорка. К концу сентября 1456 г. королева уже полностью контролировала правительство. Ричард Йорк был вынужден вновь удалиться в свои владения. Любопытно, что сам король, по-видимому, жаждал мира и пытался задобрить непокорного вассала – от имени Генриха VI герцогу Йорку был пожалован полный контроль над золотыми и серебряными рудниками в Девоне и Корнуолле на целых двадцать лет. Однако этим дарам недоставало последовательности. В марте 1457 г. по инициативе королевы Ричард Йорк опять был назначен вице-королем Ирландии. Напомним, что эта должность была равнозначна ссылке. Однако ситуация в стране уже вышла из-под контроля «придворной партии». Герцог Йорк попросту отказался уезжать, при этом заставить его отправиться в Ирландию или наказать было абсолютно невозможно.

Младший сын герцога Йорка мог знать об этих событиях только в самых общих чертах. Внутренние, домашние дела на тот момент были гораздо важнее непонятных политических новостей. В 1455 г. Сесилия Йорк родила своего последнего ребенка. Девочку назвали Урсулой, но малышка умерла, не достигнув двухлетнего возраста.

Сам Ричард, хотя и оставался слабым и болезненным, благополучно перешагнул в следующий возрастной рубеж. По обычаю того времени, в три-четыре года ребенок переставал считаться младенцем, т. е. нуждающимся только в физической заботе существом неопределенного рода, у него появлялся пол. Четко установленной даты этой перемены не было, все зависело от физического развития ребенка. Поскольку Ричард не отличался крепким здоровьем, этот срок можно смело отодвинуть к четырем годам.

Итак, примерно в четыре года Ричард получил новую одежду, предназначенную именно для мальчиков. На взгляд современного человека, костюм был крайне неудобным и совершенно не подходил для ребенка. Ричарда облачили в рубашку, штаны, и, как ни странно, в длинное верхнее платье, застегивающееся спереди. Этот наряд чем-то напоминал профессорскую или судейскую мантию и явно не способствовал свободе движений. Однако в Средние века заботились не о комфорте, а о традициях. По мнению историков костюма, до середины XX в. детская одежда копировала наряды взрослых прошлых эпох. Мужчины носили длиннополые одеяния до XIII столетия, мальчики – до XVIII в.

Разумеется, одеждой перемены не ограничились. Гораздо важнее было то, что у Ричарда появились именно мальчишеские игрушки. До 4 лет все дети играли в куклы, лошадки, игрушечные домики и т. п. После наступления этого знакового возраста мальчикам дарили первое игрушечное оружие, пока еще декоративный шлем, а иногда и кирасу. Кроме того, с четырех лет детей начинали допускать к играм взрослых. С этого времени маленький Ричард мог приступить к освоению одного из наиболее статусных развлечений Средневековья, считавшегося почти что искусством – его начали учить играть в шахматы. Не менее престижной считалась игра в мяч (средневековый аналог тенниса), но это развлечение подразумевало большие физические нагрузки, и слабый ребенок не мог добиться существенных успехов. Взрослыми также считались игры в прятки и жмурки, в слова и в «говорящие картины» (когда один из играющих пытался изобразить какое-то слово, а остальные отгадывали, что он имел в виду). Как только Ричард стал достаточно большим, чтобы сесть на пони, начались первые уроки верховой езды.

Выход из младенческого статуса открывал еще одну приятную возможность – свободу передвижения по замку. В Средние века с детьми не особенно церемонились, но, с другой стороны, их ниоткуда не прогоняли. Считалось, что ребенок все равно недостаточно разумен и не понимает истины того, что видит. При желании Ричард вполне мог стать свидетелем ссоры между слугами, пирушки солдат, да, собственно, любого события, которое происходило под сводами Фотерингея до заката солнца, когда ему следовало отправляться спать.

Замок Фотерингей, в котором Ричард появился на свет и провел детские годы, был довольно большим и гарантировал множество интересных открытий. Напомним, Фотерингей стоял на берегу реки Нен. С противоположной от реки стороны замок окружал двойной ров, через который был перекинут подъемный мост. В окружении мощных башен и стен располагались складские и хозяйственные помещения и, разумеется, жилое крыло, традиционно примыкающее к самой большой и лучше всего укрепленной башне – донжону.

Мы привыкли воспринимать замок как символ средневековой цивилизации, и даже для тех, кто знаком с историей периода, он неизменно ассоциируется с роскошью и комфортом. Между тем в XV столетии замки строились в первую очередь как оборонительные сооружения. По нынешним меркам, это было неудобное и нездоровое жилье. Прежде всего, отапливались далеко не все комнаты. Камины горели в главной зале, где ели и проводили большую часть дневного времени, в детской, а также в спальне хозяев. В остальных помещениях стояла почти уличная температура. Окна с тяжелыми свинцовыми переплетами были дорогим удовольствием, их ставили только в жилых покоях, но даже они не гарантировали отсутствие сквозняков. Полы уже не устилали соломой, как в XIII в., а выкладывали каменной плиткой, красивой, но очень холодной. Собственно, зимой в замке было тепло только в кресле перед камином, но и этот уютный образ следует слегка подкорректировать – кресла в XV в. вырезали из дерева, на сиденье клали мягкую подушку, но спинка оставалась довольно жесткой, а камины зачастую дымили. Картину довершало почти полное отсутствие предметов интерьера.

Напомним, что на исходе Средневековья аристократы кочевали из манора[12]12
  Манор – английское название поместья.


[Закрыть] в манор. Сундуки с одеждой, ковры, занавеси, подсвечники, постельное белье и даже перины с подушками возили с собой. Когда родители Ричарда пребывали в замок Фотерингей, их сопровождал грандиозный обоз. После приезда вещи распаковывались, и на время пребывания хозяев замок приобретал жилой вид.

Вместе с герцогом и герцогиней Йоркскими в Фотерингей прибывали герольды, многочисленные слуги, менестрели, вооруженная охрана и дворяне, входившие в их свиту. Вероятно, почти каждый день Ричард и Сесилия Йорк принимали окрестных дворян, устраивались охоты, празднества, пиры и небольшие рыцарские турниры, вечерами перед гостями выступали жонглеры, акробаты и менестрели.

Скорее всего, приезд родителей для Ричарда, его брата Джорджа и сестры Маргариты был настоящим праздником. Однако максимум через пару месяцев герцог и герцогиня уезжали, чтобы навестить другие владения. Яркие гобелены и шторы, изящные кресла и дорогие безделушки исчезали, Фотерингей вновь становился пустым и почти безлюдным. Дети оставались с няньками, воспитателями и охраной. Большую часть дня они проводили в играх. Десятилетняя Маргарита, по меркам XV в., была почти взрослой девушкой. Ей следовало присматривать за младшими братьями, а также учиться шить, вышивать и контролировать хозяйство замка, что требовало немалых усилий. Джордж, который был на три года старше Ричарда, уже считался подростком. В семь лет его начали более серьезно обучать верховой езде и обращению с оружием. Возможно, начались также первые уроки грамоты. Ричард, как самый младший, был свободен от обязанностей, за исключением еды и сна. Его мир ограничивался замком Фотерингей, но и туда долетали тревожные известия о новых столкновениях сторонников Йорков и Ланкастеров.

В августе 1457 г. всю страну буквально потрясло известие о том, что французы высадились в Англии и сожгли город Сэндвич. Ужас ситуации заключался не только в самом факте нападения на один из важнейших портов королевства, в Лондоне фактически открыто говорили, что грабительский рейд был организован Маргаритой Анжуйской. Современники не находили этому другого объяснения, кроме дьявольского характера королевы, и весь Лондон распевал куплеты, в которых бранные выражения перемежались самыми дикими обвинениями. Например, говорили, что принц Эдуард даже не бастард, он подкидыш, в жилах которого нет ни капли королевской крови. В данном случае возмущение англичан было обоснованным – причиной нападений на Сэндвич стали политические ошибки королевы. Маргарита Анжуйская попыталась руками французов устранить слишком популярного и влиятельного лорда Уорвика, но ситуация вышла из-под контроля.

Дело в том, что Уорвик был единственным йоркистом, которого не коснулись кадровые перемещения 1456 г. Скорее всего, его пребывание на посту капитана Кале (т. е. вне Англии) устраивало королеву – это позволяло держать опасного противника подальше от двора. Однако вскоре «придворной партии» стало известно, что даже на континенте Уорвик продолжал активную политическую деятельность. Во время его интендантства Кале стал использоваться как база для сбора войск йоркистов. Чтобы избежать возможного вторжения, Маргарита обратилась за помощью к своему дяде – французскому королю Карлу VII. Властелин Франции откликнулся на удивление быстро – французам Уорвик мешал так же сильно, как династии Ланкастеров. Граф был талантливым полководцем, и его смелые рейды держали войска Карла VII в постоянном напряжении.

Итак, в ответ на просьбу Маргариты Анжуйской Карл VII приказал сформировать специальную эскадру под командованием известного полководца и друга королевы Пьера де Брезе. По иронии судьбы, французский флот сделал совсем не то, что от него требовалось. Не обнаружив в Ла-Манше кораблей Уорвика, французы организовали грабительский рейд по побережью графства Кент. В результате «француженка Маргарита» стала еще более непопулярной, а йоркисты, ратовавшие за продолжение Столетней войны, набрали политические очки.

Для того чтобы понять действия королевы, необходимо принять во внимание следующее обстоятельство – политическое развитие регионов Европы на закате Средневековья было крайне неравномерным. Если в Англии, во многом благодаря Столетней войне, уже почти сформировалось представление о том, что такое нация и национальные интересы, семья Маргариты Анжуйской все еще жила в феодальной эпохе. Ее отец – Рене Анжуйский – обладал целым букетом нереализованных титулов и прав; при удачном стечении обстоятельств в его руках могли бы оказаться столь несхожие земли, как Лотарингия и Неаполитанское королевство. На деле Рене провел большую часть жизни в Провансе. В промежутках между попытками отвоевать очередное «принадлежащее ему по праву» графство или герцогство «король Рене» слушал песни трубадуров, участвовал в рыцарских турнирах и вряд ли вообще представлял, что у населения той же Лотарингии могут быть какие-то свои интересы, свой взгляд на политику.

Для англичан Маргарита Анжуйская всегда оставалась иностранкой именно потому, что не учитывала специфики страны, которой ей довелось управлять. В борьбе с политическими противниками королева прибегала к традиционным для средневековой монархии методам – заключению союзов с другими державами, помощи родственников и т. п. Маргарита не желала видеть, что в Англии XV в. общественное мнение превратилось в силу, с которой нельзя было не считаться.

После грабительского рейда Пьера де Брезе Уорвик превратился в национального героя – в ответ на разграбление Сэндвича граф открыл военные действия на море и нанес французам несколько чувствительных поражений. Маргарита оказалась вынуждена назначить Уорвика адмиралом Англии, но в качестве своеобразной компенсации отобрала у него пост капитана Кале. Вернее, королева издала указ о лишении лорда Уорвика этой должности, но сил на исполнение решения у «придворной партии» попросту не хватило. Уорвик во всеуслышание заявил, что получил пост капитана Кале от Парламента, а значит, только Парламент может забрать его обратно. Поскольку в Парламенте большинство составляли сторонники Уорвика, королеве не оставалось ничего другого, как проглотить это оскорбление. Приказ о смещении Уорвика не был отменен, но и попыток силой сместить непокорного лорда королева не предпринимала. Тем временем обстановка в Англии становилась все более напряженной, почти во всех графствах начались усобицы, грозившие перерасти в локальные войны. Например, на Севере королевства кланы Невилей и Перси открыто сражались за спорные земли.

Генрих VI конечно же всеми силами стремился восстановить мир, но его усилия не давали заметных результатов. Так, в начале 1458 г. по настоянию короля между лидерами Йоркистов и сторонниками Ланкастеров были начаты переговоры. Казалось бы благая затея вылилась в фарс – такие вопросы, как перераспределение придворных должностей, урегулирование земельных конфликтов и роспуск вооруженных отрядов, вообще не обсуждались. Генрих VI повел речь о необходимости личного примирения лордов. Под давлением короля Йорк, Уорвик и Солсбери согласились построить часовню в честь павших в битве при Сент-Олбансе, а также выплатить денежные компенсации наследникам Сомерсета и других лордов «придворной партии», убитых в этом сражении. Нужно было обладать наивностью Генриха VI, помноженной на душевное расстройство, чтобы поверить, будто на этом конфликт исчерпан.

25 марта соглашение было скреплено впечатляющей религиозной церемонией. Через центр Лондона в собор Святого Павла проследовала пешая процессия «бывших» врагов. По свидетельству современников, Генрих VI выглядел абсолютно счастливым. За королем шествовала пара поистине курьезная – Ричард Йорк и Маргарита Анжуйская. Как и прочие участники церемонии, Йорк с королевой трогательно держались за руки и вымученно улыбались. Перед алтарем все торжественно поклялись забыть прошлые разногласия и стать добрыми друзьями. Народ восторженно приветствовал «восстановление доброго согласия». Конечно, для людей XV в. даже вынужденная клятва не была пустым звуком, однако церемония в соборе Святого Павла никоим образом не решала главную проблему: кто – Ричард или Маргарита – будет управлять Англией от имени Генриха VI или даже вместо него.

Более мелкие конфликты также не были разрешены. Уорвик вернулся в Кале несмотря на то, что формально его должность уже более полугода занимал герцог Сомерсет. Фактически Кале превратился в независимую от правительства базу йоркистов. В мае 1458 г. Уорвику удалось нанести поражение соединенному франко-кастильскому флоту, что превратило его в настоящего национального героя. Раздражение королевы было так велико, что в ноябре 1458 г. на Уорвика было совершено покушение. Попытка не удалась, но еще более обострила непростую политическую ситуацию.

В этот момент Ричарду было шесть лет. Он уже гораздо лучше понимал, что происходит в Англии. Взрослые, не стесняясь, говорили при нем о политике. Скорее всего, Ричард сочувствовал неудачам отца и учился ненавидеть его противников. Мальчик жил в жестокое время. В XV столетии было принято молиться не только о здоровье и благополучии своих родных, но и об унижениях и несчастьях врагов. Возможно, и Ричард обращался к небу с похожими просьбами.

Глава 4. Дитя войны (1459–1461)

Весной 1459 г., когда Ричарду было шесть с половиной лет, и йоркисты, и сторонники Ланкастеров начали открыто собирать войска. Любопытно, что обе стороны почти открыто говорили о необходимости смещения Генриха VI. Маргарита Анжуйская надеялась убедить короля отречься от престола в пользу сына и стать регентшей. Ричард Йорк планировал заявить о своих правах на корону и занять трон «по праву наследования».

На этот раз борьба за власть повлияла на жизнь маленького Ричарда самым непосредственным образом. Намерения йоркистов и сторонников династии Ланкастеров были настолько серьезными, что Ричард Йорк не решился оставлять своих младших детей в замке Фотерингей, который охраняло всего несколько десятков солдат.

Весной 1459 г. Ричард и Джордж в сопровождении сильной охраны были переправлены в прекрасно укрепленный замок Ладлоу в Шропшире вблизи границы с Уэльсом. По-видимому, только в Ладлоу Ричард как следует познакомился со своими старшими братьями – семнадцатилетним Эдуардом графом Марчем (будущим королем Эдуардом IV) и шестнадцатилетним Эдмундом. Оба они уже были опоясанными рыцарями и считались даже не юношами, а молодыми мужчинами. До этого момента Ричард, скорее всего, знал братьев только понаслышке, во всяком случае, документальных подтверждений того, что он видел Эдуарда и Эдмунда до 1459 г. не существует.

На современный взгляд ситуация кажется довольно дикой, однако в Средние века в ней не было ничего необычного. Родители и дети или старшие и младшие братья могли не встречаться годами. Они конечно же состояли в переписке; в каждом письме дети через воспитателей просили «дать им ежедневное благословение, которое составляет их единственную радость и утешение». Родители, разумеется, удовлетворяли их просьбу, осведомлялись о здоровье и материальном благополучии, но этим дело, как правило, и заканчивалось. В Средние века полагали, что истинная привязанность может существовать только между взрослыми людьми, поэтому родители нередко начинали нормально общаться с детьми только после их совершеннолетия.

Итак, в Ладлоу Ричард познакомился со старшими братьями и сам подошел к знаковому для средневекового ребенка возрасту – семи годам. После семи лет ребенок уже воспринимался как взрослый с некоторыми физическими ограничениями, которые не позволяют ему вести полноценную жизнь. В семь лет Ричард получил одежду, мало чем отличавшуюся от костюмов его отца и братьев, а также право участвовать во всех играх и развлечениях взрослых, которые были ему по силам. Тогда же должно было начаться обучение рыцарским доблестям, чтению и письму. Вполне вероятно, что к изучению указанных предметов Ричард приступил несколько позже. События развивались так стремительно, что у герцога и герцогини Йоркских вряд ли оставалось достаточно времени, чтобы заниматься делами младшего сына.

Шли последние приготовления к войне. Королева рассылала по стране приказы об аресте йоркистов. В том числе был выписан ордер на арест Ричарда Невиля, второго графа Солсбери, который во главе целой армии двигался на соединение с войсками Ричарда Йорка в Ладлоу. 23 сентября 1459 г., т. е. буквально за неделю до того, как маленький Ричард должен был отпраздновать свой седьмой день рождения, один из соратников королевы Маргариты – лорд Одли – попытался воспрепятствовать продвижению сил Солсбери и взять непокорного графа под стражу. Однако в сражении при Блор-Хите его войско было разгромлено, а Солсбери благополучно достиг резиденции Ричарда Йорка.

Младший сын герцога радовался и праздновал победу вместе со всеми. Несколько дней спустя в Ладлоу из Кале прибыл знаменитый Уорвик. Маленький Ричард, скорее всего, уже немало слышал о могущественном союзнике своего отца; теперь он мог увидеть лорда Уорвика своими глазами. В эти дни взрослые были очень заняты, дни Ричарда также стали куда более насыщенными. Из тихого Фотерингея он попал в место, где жизнь буквально кипела. Почти каждый день прибывали новые отряды. Можно было знакомиться с новыми людьми, смотреть, как простые наемники тренируются стрелять из лука, а рыцари совершенствуют навыки конного и пешего боя. Можно было слушать разговоры солдат и воинственные песни менестрелей. Наконец, можно было попытаться проникнуть в комнату, где герцог Йорк и его приближенные держали военный совет.

Совещания действительно устраивались нередко, ведь, несмотря на подкрепления, в распоряжении Ричарда Йорка оказалось гораздо меньше войск, чем у сторонников Ланкастеров. Возможно, рыцари и джентри сочли выступление йоркистов недостаточно мотивированным, а может быть, они просто выжидали, чтобы присоединиться к победившей стороне. Эта война вовсе не была битвой за идею, речь всегда и при всех обстоятельствах шла только о перераспределении власти и вытекающих из этого материальных выгодах. Неудивительно, что, узнав о существенном численном преимуществе королевских войск, многие йоркисты предпочли, не привлекая лишнего внимания, разойтись по домам. К тому же в начале октября королева издала прокламацию, в которой обещалось помилование всем, кто сложит оружие.

12 октября королевские войска подошли к Ладлоу. В ночь накануне сражения из лагеря йоркистов началось просто-таки повальное бегство. Одним из предателей стал Эндрю Троллоп – капитан гарнизона Кале, – прекрасно осведомленный обо всех планах Ричарда Йорка. После ночного совещания Йорк, его взрослые сыновья, Уорвик и Солсбери приняли решение бежать. Еще до рассвета они покинули Ладлоу. Ричард Йорк и его сын Эдмунд отправились в Ирландию, Солсбери, Уорвик и Эдуард Йорк вернулись в Кале. Оставшаяся без предводителей армия попросту разбежалась.

Наутро королевские войска вошли в никем не охраняемый городок Ладлоу. Там они обнаружили герцогиню Сесилию Йорк и ее младших сыновей – семилетнего Ричарда и десятилетнего Джорджа. В «Хронике царствования… Генриха VI» говорится, что «с благородной герцогиней обошлись грубо и бесчеловечно». По всей видимости, это означает, с Сесилией Йорк и ее детьми поступили как с обычными пленниками, т. е. без всяких церемоний погрузили на повозку и отправили в военный лагерь Ланкастеров. Вероятно, семье Ричарда Йорка пришлось сносить насмешки, но речь никак не может идти о связывании или ином физическом воздействии – по отношению к благородной даме или маленьким детям это было бы чем-то немыслимым. Собственно, герцог Йорк мог решиться оставить жену и детей в Ладлоу только потому, что им не грозила никакая серьезная опасность.

Тем не менее можно с полной уверенностью утверждать, что семилетний Ричард получил серьезную моральную травму. Отец, братья и даже большинство слуг бежали, оставив его на милость врагов в охваченном паникой городе. Маленький Ричард должен был видеть, как оскорбляют его мать, как солдаты врываются в дома, убивают мужчин и прямо на улицах насилуют женщин. По свидетельству современников, «Ладлоу был разграблен так, что остались только голые стены».

Через пару дней семью герцога Йорка препроводили в Ковентри, где собрался «Парламент», делегаты которого фактически не выбирались, а назначались из числа сторонников Ланкастеров. Герцогиня Йорк и ее младшие дети оказались пленниками, точнее заложниками королевы. Семилетний Ричард не мог не узнать, что решением Парламента его отец, старшие братья, граф Уорвик и другие видные йоркисты признаны виновными в государственной измене и приговорены к смерти. Ему также стало известно, что все земли, принадлежавшие роду Йорков, конфискованы в пользу короны. Генрих VI милостиво выделил герцогине Йоркской ежегодную пенсию в 1000 марок, на которую ей надлежало жить и воспитывать младших сыновей. По сравнению с прошлой роскошью это была нищета.

Рассуждать о справедливости или несправедливости этой кары в данном случае было бы совершенно неуместно. Как любой ребенок, Ричард, скорее всего, безоговорочно принял сторону своего отца. Мальчик, очевидно не разбиравшийся в политических хитросплетениях, мог воспринимать эти события только как жестокий удар судьбы. Полное отсутствие данных не позволяет судить о том, насколько стойко герцогиня и ее дети переживали свалившееся на них несчастье. Впрочем, молчание источников дает основание предполагать, что семья Ричарда Йорка вела себя достойно, проявляя приличествующую случаю сдержанность в выражении эмоций.

До середины декабря Сесилия Йорк и ее дети содержались в замке Вигмор. Их заключение вовсе не было ужасным. Во времена Войн Роз благородным узникам не грозили ни сырые казематы, ни, тем более, пытки и оковы. Разумеется, герцогиня и ее младшие отпрыски были лишены свободы передвижения, однако в распоряжении семьи было несколько слуг, они питались не роскошно, но сытно и испытывали скорее психологический, чем физический дискомфорт.

Незадолго до Рождества 1459 г. в судьбе Ричарда наметился благотворный перелом – Сесилию Йорк вместе с детьми передали под опеку ее собственной сестры герцогини Бэкингем. Бэкингем был сторонником Ланкастеров, неудивительно, что в его владениях семью Ричарда Йорка приняли очень холодно. Тем не менее Сесилия и ее сыновья пользовались почти полной свободой и вели образ жизни, соответствующий их статусу. Неизмеримо больше, чем недружелюбный прием родных Ричарда Йорка, должно было беспокоить полное отсутствие вестей о судьбе главы семьи, Эдмунде и Эдуарде.

На самом деле причин для волнений не было. Ричард Йорк и его сын Эдмунд благополучно достигли Ирландии, где их встретили едва ли не с восторгом. Королевские приказы, предписывавшие арестовать Ричарда Йорка, до Ирландии доходили, но толку от них не было никакого; напротив, к мятежному магнату отовсюду стекались войска. Более того, дублинский Парламент официально провозгласил герцога Йорка вице-королем Ирландии. Старший брат Ричарда – Эдуард Марч также находился в полной безопасности. Вместе с Уорвиком и Солсбери он высадился в Кале, гарнизон которого был полностью на стороне йоркистов.

В начале 1460 г. герцогиня Сесилия, Ричард и Джордж получили утешительные известия о судьбе герцога Йорка и его старших сыновей. Из Кале стали регулярно приходить письма от Эдуарда Марча. Вероятно, в одном из ответных посланий герцогиня сообщила, что в доме Бэкингема ей и детям не слишком рады. Изменить место содержания Сесилии Йорк сторонники ее мужа не смогли, но для сыновей было сделано послабление. Зимой 1460 г. Ричард и Джордж перебрались в дом дальнего родственника Йорков архиепископа Кентерберийского. Судя по всему, в доме епископа мальчикам жилось весьма неплохо – им были рады и, что немаловажно, они чувствовали себя в полной безопасности. Единственным негативным следствием их переселения было то, что в замке высокоученого клирика Ричарда и Джорджа, скорее всего, засадили за книги. По-видимому, именно там семилетний Ричард начал учиться читать и писать.

Тем временем йоркисты снова начали одерживать победы. Лорду Уорвику удалось почти полностью потопить флот Ланкастеров – теперь морской путь для возвращения в Англию был свободен. Весной 1460 г. был согласован план одновременной высадки десанта Уорвика на западном побережье Англии и вторжения войск йоркистов из Ирландии. Как ни странно, Ланкастеры даже не готовились к отражению возможной атаки. Вероятнее всего, причиной плохого командования была банальная неопытность королевы Маргариты в военном деле.

26 июня 1460 г. герцог Йорк, Уорвик, Солсбери и Эдуард Марч высадились в Сэндвиче. Под их командованием было всего около 2000 солдат, но, по мере продвижения по территории Англии, силы йоркистов росли как снежный ком. Для того чтобы оправдать свои действия, сторонники Ричарда Йорка издали манифест, провозглашавший, что ими движет исключительно забота о благе короля и королевства. «Придворная партия» обвинялась во всех мыслимых и немыслимых преступлениях: притеснении церкви, растрате королевского имущества, попрании законов Англии, но, самое главное, в «позорной потере и продаже земель во Франции и Нормандии, Анжу и Мене, Гаскони и Гиени», а также в союзе с «извечными врагами и противниками англичан – французами».

На этот раз Англия была на стороне йоркистов. Слабость правительства Маргариты Анжуйской, союз королевы с французами, коррупция органов местного управления и королевской администрации, экономический кризис, наконец, душевная болезнь Генриха VI – все эти факторы заставляли видеть в Йорке и Уорвике едва ли не спасителей Англии. 2 июля войска под командованием Уорвика и Эдуарда Марча с триумфом вступили в Лондон – горожане сами открыли им ворота. Лондонцы пошли еще дальше – они осадили Тауэр, в котором укрылись немногочисленные приверженцы Ланкастеров. Оставив часть войск помогать горожанам в этом благом деле, йоркисты двинулись на северо-восток, чтобы сразиться с королевской армией.

10 июля 1460 г. лорд Уорвик и Эдуард Марч одержали блестящую победу в битве при Нортгемптоне. Командующий королевскими войсками – герцог Бэкингем (тот самый, в имении которого все еще находилась под домашним арестом Сесилия Йорк) был убит, находившийся при войске Генрих VI попал в плен. Сражение при Нортгемптоне фактически открыло новый этап Войн Роз. Перед началом боя Уорвик приказал убивать только лордов и рыцарей; простых солдат, не виновных в начале этой войны, следовало щадить. Это распоряжение как нельзя лучше показывало – прекрасная эпоха рыцарства осталась в прошлом. Война больше не была галантным развлечением благородных воителей, в котором солдаты исполняли роль статистов. «Партии» Йорков и Ланкастеров сражались за вещи, которые сложно назвать возвышенными – за земли и придворные должности. Их борьбу даже сложно назвать соперничеством – это была настоящая грызня за власть.

Главным трофеем, который достался йоркистам в результате битвы при Нортгемптоне конечно же был Генрих VI. Несмотря на очевидную неадекватность, последний король из династии Ланкастеров оставался главой государства. От имени безумного монарха йоркисты провели очередное перераспределение должностей.

Победа Уорвика и Эдуарда Марча не могла не сказаться и на судьбе Ричарда. В начале сентября, когда стало ясно, что положение сторонников герцога Йорка не вызывает опасений, Ричард и Джордж покинули дом епископа Кентерберийского и вновь увиделись со своей матерью. Не позднее 15 сентября 1460 г. Сесилия, Джордж, Ричард и их сестра Маргарита прибыли в Лондон. Они нашли приют в особняке норфолкского дворянина Джона Пастона.

Жизнь в Лондоне не могла не стать для Ричарда настоящим открытием. Дом Пастонов мало походил на уединенные замки герцога Йорка. Конечно же, как любая дворянская усадьба XV в., особняк Пастонов был окружен солидной каменной оградой, за которой скрывались жилое крыло, множество служб (в т. ч. конюшни, зернохранилища, пекарня, кладовые) и даже маленький садик.

Однако для юного Ричарда гораздо более интересным местом должен был казаться небольшой причал, с которого открывался прекрасный вид на запруженную кораблями и лодками Темзу. Дом Пастонов располагался в одном из самых оживленных мест – на южном берегу реки как раз напротив Тауэра. Сохранилась гравюра 1616 г., изображающая вид на Темзу. Полстолетия для средневекового города – очень немного. Запечатленный Клаасом Виссером пейзаж должен почти полностью соответствовать тому, что видел маленький Ричард. Несомненно, Ричард побывал и на улицах столицы. Понравился ли ему шумный и многолюдный город, неизвестно.

Следующим важным событием для Ричарда стал отъезд матери. В семейном архиве Пастонов сохранился документ, из которого мы знаем, что «герцогиня Йоркская не прожила в этом доме и двух дней, когда она получила весть о высадке моего лорда Йорка в Честере. И уже в следующий вторник мой лорд послал за ней, дабы она приехала к нему в Херифорд, что она и сделала». Ричард, Джордж и Маргарита остались в доме Пастона в Лондоне, но на этот раз не одни, тот же документ сообщает, что «лорд Марч приходил навестить их каждый день». Вероятно, превратности войны только укрепили отношения в семье герцога Йорка, во всяком случае, семнадцатилетний Эдуард считал себя обязанным ежедневно навещать младших братьев и сестру, хотя он вполне мог ограничиться одним-двумя визитами вежливости.