Текст книги "Отравленные воспоминания"

Глава 1. Прелюдия убийства

–Хватит плакать, Оля, – сочувственно произнесла Тамара, обнимая подругу за плечи. – В первый раз, что ли?

Две девушки стояли в дальнем углу двора огромного офисного здания. В этом небольшом закутке имелись пожарный щит с дырявым ведром, железная бочка, в которой окурков было больше, чем песка, и все это хозяйство венчала загадочная вывеска “Место для ”. На самом деле загадочного в ней, конечно, ничего не было, просто вывеска изначально состояла из двух хлипких половин, и вторая часть надписи “Место для курения” отвалилась, оставив офисным острякам простор для творчества. Некоторое время здешние любители подымить соревновались в остроумии, дописывая недостающее слово и переименовывая место для курения в место для вдохновения, расчленения, потовыделения и тому подобное, вплоть до самых неприличных, но потом то ли фантазия иссякла, то ли рифмы кончились, но за закутком прочно закрепилось название “Место”.

Невысокая брюнетка Тамара достала из кармана упаковку бумажных салфеток и протянула подруге. Та послушно взяла одну, но вместо того, чтобы вытереть слезы, крепко сжала ее в кулаке. Глядя невидящим взором в пространство, она громко всхлипнула, неумело затянулась сигаретным дымом и закашлялась.

–И курить не надо, – укоризненно кивнув, Тамара отобрала у девушки тлеющий окурок и воткнула его в песок. – Ты же не куришь!

Ольга, маленькая плотная блондинка, судорожно вздохнула сквозь рыдания и кашель.

–Ненавижу ее! Как она могла! – горестно воскликнула она. – Выставила меня перед ним полной дурой. Ты бы видела, как он на меня посмотрел!

Слезы снова обильно потекли по припухшим щекам. Тамара вытащила из упаковки еще одну салфетку и сама вытерла черные разводы туши.

–Пора бы уже привыкнуть, – она зло сжала губы. – Чего ты от нее еще ожидала?

Девушки говорили о своей начальнице – Алле Игоревне Осинской. Эта дама полгода назад заняла место руководителя отдела и стала настоящим бедствием для их маленького дружного коллектива.

В недавнем прошлом Алла Игоревна являлась супругой одного из руководителей крупной компании, и в этой роли сполна получала то, чего ее неуемная натура жаждала больше всего: почитания и власти, как со стороны мужа, так и со стороны его подчиненных. Но случилось так, что муж внезапно скончался, и жизнь Осинской круто поменялась. Подхалимы и лизоблюды, еще вчера уверявшие ее в вечной любви и преданности, исчезли на следующий день после похорон, а настоящих подруг и знакомых мадам за всю свою жизнь не завела из-за отвратительного характера. Даже домработницы в доме не задерживались дольше, чем на пару месяцев. Перед кем похвастаться новой шубкой, если вокруг никого нет? Про кого посплетничать? Где восхищенные взгляды, угодливые речи и дорогие подношения в расчете на возможные милости?

Прежняя жизнь испарилась, как дым, и Алла Игоревна заскучала. А тут еще выяснилось, что сбережений покойный супруг почти не оставил, и поддерживать привычный образ жизни – большой дом, регулярные спа-процедуры и отдых на Мальдивах с октября по апрель – стоит немалых денег. Осинская поразмыслила и со свойственной ей решительностью решила для себя эту проблему. Она явилась к бывшим компаньонам мужа и потребовала непыльную, но высокооплачиваемую должность, соответствующую ее талантам и способностям. Таланты и способности у мадам отсутствовали напрочь, но напора и энергии ей было не занимать, и компаньоны, почесав в затылках, отдали ей на растерзание отдел снабжения одного из филиалов компании.

С получением начальственного кресла жизнь Аллы Игоревны снова заиграла привычными красками. Не имея знаний и умений, но обладая огромной волей и железным характером она с энтузиазмом бросилась командовать людьми, при этом не слишком заботясь о работе, зато бесцеремонно вмешиваясь в личную жизнь подчиненных, раздувая скандалы, поощряя сплетни и подхалимство и беспощадно наказывая неугодных.

Из шестерых человек отдела двое уволились почти сразу же, не выдержав придирок и издевательств, и на их место Осинская приняла "своих" людей. Две новенькие дамочки, Сычева и Осипенко, так же, как начальница, не умели и не желали работать, зато были непревзойденными мастерицами по части лести и наушничества, а потому находились в фаворе у Аллы Игоревны. Еще один член коллектива, Рубен Каримович Балаян, не уволился только потому, что через месяц должен был выйти на пенсию. Грядущий заслуженный отдых сделал его нечувствительным к нападкам Осинской, и та с удвоенной энергией принялась третировать трех оставшихся сотрудниц, имевших наглость спорить с новой властью.

Последние полгода Тамара Рогозина, Ольга Кирич и Мария Сушкова сполна испытали на себе своеобразные методы руководства Аллы Игоревны и страстно мечтали о том, чтобы уволиться, но пока не сумели подыскать другую работу, тем более, что зарплата в компании была выше средней, а каждой из девушек приходилось в одиночку кормить семью: Тамара была незамужней матерью двойняшек восьми лет от роду; у Ольги на руках находились больные мать и бабушка; а Мария содержала не только себя, но и мужа-актера, перебивавшегося случайными заработками.

Семейные обстоятельства подруг были их уязвимыми местами и служили постоянными поводами для придирок Осинской. Дети в восьмилетнем возрасте имеют обыкновение часто болеть, и Тамаре то и дело приходилось отсутствовать на службе. Язвительные намеки Аллы Игоревны на общих собраниях о том, что женщина, рожающая детей неизвестно от кого, не способна выполнять свои рабочие обязанности, были обычным делом. Незамужнюю и бездетную Ольгу она презрительно уличала в ее женской несостоятельности: дескать, конечно, кто же из мужиков на тебя, размазню и рохлю посмотрит? Марию, с трудом выпутавшуюся из брака со скорым на рукоприкладство алкоголиком и сейчас трепетно относившуюся к новому непьющему, но редко работающему мужу, она ехидно называла жертвой мужского шовинизма и регулярно интересовалась, не кормит ли та его с ложечки.

Слезы Ольги были вызваны только что произошедшим инцидентом. Руководитель смежного отдела, Сергей Луговой, к которому Ольга испытывала тайную и нешуточную симпатию, попросил ее помочь разобраться с некоторыми цифрами. Данные он отправил через Аллу Игоревну, но та позабыла их передать, а когда подошло время сообщить результат, бессовестно заявила, что всю информацию она вручила девушке вовремя, но та не справилась с заданием.

Этот эпизод был лишь одним в цепи постоянных подвохов, насмешек и других способов угнетения подчиненных, которые Алла Игоревна практиковала с огромным удовольствием, вовсю пользуясь своей безнаказанностью. Открыто выступить против нее никто не решался, ведь она была на короткой ноге с самым высоким руководством. Ее дружно ненавидели и боялись, лелея в душе мечты, что когда-нибудь они от злобной дамочки избавятся.

Четыре месяца назад у коллектива загорелся огонек надежды на изменение ситуации. Осинская внезапно закрутила роман с одним из охранников офиса, Андреем Красновым, и стремительно выскочила за него замуж. Бравый муж был моложе Аллы Игоревны на девятнадцать лет: ей – сорок семь, Краснову – двадцать восемь, и сотрудники, затаив дыхание, ждали, что Осинская переключит все свое внимание на молодого супруга, но надеждам не суждено было сбыться.

Вернувшись на службу после короткого медового месяца, начальница осталась точно такой же: злобной, придирчивой и мстительной. Ведьмой за глаза ее называли даже те, кто в глаза льстиво улыбался и поддакивал. Подчиненным оставалось теперь надеяться лишь на то, что когда-нибудь Алле Игоревне самой надоест каждый день таскаться на работу и она по своей воле уйдет с этой должности.

–Ты должна была прямо ему сказать, что Осинская не передала тебе данные, – отчитывала Тамара подругу. – Почему ты промолчала?

–Не успела я, – Ольга горестно шмыгнула носом. – Сергей сморщился, как будто в навоз наступил и ушел. Теперь он решит, что я умственно отсталая… Дебилка!

И она заплакала с новой силой.

– Всё рыдаете? – раздался знакомый голос за их спинами.

Из-за угла вывернула высокая шатенка, Мария Сушкова, и присоединилась к подругам. Хотя все три девушки были некурящими, к бочке с песком они наведывались регулярно, только чтобы лишний раз улизнуть из офиса. Как ни странно, частые перекуры Аллой Игоревной не преследовались, и подружки дружно записались в курильщики.

–Рыдайте громче, – невесело усмехнулась Маша, подходя ближе. – У меня есть новость, которая вас вряд ли обрадует.

–Что случилось? – насторожилась Тамара.

Ольга перестала размазывать тушь по щекам и испуганно уставилась на подругу.

–Ведьма устраивает вечеринку в честь себя, любимой. Только что объявила. – вздохнула Мария. – Все обязаны явиться к ней домой и восхвалять Мадам до образования мозолей на языке…

–Когда устраивает? – озабоченно спросила Тамара.

–В пятницу. Послезавтра, – Маша снова вздохнула.

–Я не могу. У меня родительское собрание.

–Кого это волнует? – Мария пожала плечами. – Все ОБЯЗАНЫ присутствовать. Не прийти можешь только в случае своей смерти. Ты что, Осинскую не знаешь?

–А можно прийти ненадолго и сразу уйти? – с надеждой предложила Ольга.

–Только на это и надеюсь, – сердито ответила Маша. – У меня были планы на эту пятницу, теперь все летит к черту!

Она с ненавистью взглянула в сторону окон их офиса.

–Ух, так бы и стукнула эту гадюку по башке дыроколом!

–И я бы добавила, – подхватила Тамара.

–Надо только большой взять, на три дырки… – добавила Оля, мечтательно закатывая глаза.

–Факсом тоже можно, – быстро вставила Мария. – Он тяжелый.

–А лучше выбросить ее из окна, – вдохновенно воскликнула Ольга.

–Или утопить! – Машины глаза вспыхнули.

–Точно! Ох и кровожадные же вы, барышни, – хихикнула Тамара, руками показывая, как она будет душить ненавистную шефиню.

Подруги переглянулись и громко расхохотались. Воображаемая расправа с Осинской разрядила атмосферу, возвращая хорошее настроение и теплые краски дня, правда ненадолго. Через несколько секунд блеклое осеннее солнце скрылось за углом, напоследок лизнув прощальным лучом пожарный щит, и курительный закуток мигом наполнился мрачноватой холодной тенью, словно предчувствием беды. На забор над головами девушек опустилась толстая черно-серая ворона и сердито каркнула, как судья, требующий тишины в зале. Улыбки на лицах девушек увяли сами собой.

–Мысль материальна… – дрогнувшим голосом пробормотала Ольга, испуганно глядя на ворону.

–Что? – нахмурившись, переспросила Маша.

–Нет, ничего, – торопливо ответила толстушка, отводя глаза, и со вздохом добавила: – Пойдемте. В офис возвращаться пора.

–Пора, – тоже вздохнув, согласилась Тамара, и подруги гуськом поплелись в сторону лифта.

Глава 2. Действующие лица и исполнители

Тамарина машина стояла в пробке. Мучительно медленное движение вперед продолжалось уже сорок минут и девушка безнадежно опаздывала. Обычно ей удавалось проскочить этот участок дороги до начала автомобильных заторов, но сегодня Осинская задержала ее, высказывая совершенно нелепые претензии и поправки к отчету. Тамара поминутно смотрела на часы и нервно кусала губы.

–Бенц! – спереди донесся характерный звук соприкосновения двух металлических поверхностей.

Девушка вытянула шею, пытаясь разглядеть, что произошло и застонала от досады.

–О, нет… Только не это!

Только аварии ей не хватало. Ее дети и так уже томятся лишние полчаса в школе, и Инна Ивановна, заведующая группой продленного дня, опять будет брезгливо поджимать свои тонкие губы, выражая крайнее неодобрение тем, что ей приходится задерживаться из-за безалаберной мамаши Рогозиной.

Тамара опустила стекло и высунула голову на улицу. Водители двух столкнувшихся впереди автомобилей уже вылезли со своих кресел и с озабоченным видом сгрудились у места аварии, обмениваясь все более громкими и раздраженными замечаниями. Девушка лихорадочно пошарила взглядом по сторонам. Слева – два плотных ряда других авто, справа – тротуар, сзади – длинная колбаса из жаждущих выбраться отсюда железных коней. Ее машина надежно заперта с четырех сторон. В этот момент черный джип, стоявший перед столкнувшимися машинами, сдвинулся на полметра вперед, давая надежду на продвижение.

–Ребята, может, поедем, а потом договоритесь?… – призывно крикнула Тамара в сторону хозяев пострадавших автомобилей, яростно обменивавшихся комментариями по поводу манеры вождения каждого.

–Без тебя разберемся! – хором рявкнули мужики, дружно повернув к ней головы и едва не столкнувшись лбами.

Тамара опустилась на сиденье и со злостью стукнула кулаком по рулю. Было ясно, что эти двое не договорятся, будут ждать гаишников, а значит не сдвинутся с места. Может, левый ряд ее пропустит? Девушка скосила глаза и умильно улыбнулась пожилому водителю в белых Жигулях слева. Тот невесело улыбнулся ей в ответ и развел руками: дескать, я бы и рад, но мы стоим. Два ряда слева и впрямь стояли мертво. Если Тамарина полоса до аварии еще худо-бедно ползла вперед, то этим повезло гораздо меньше.

Внезапно сзади раздался рев двигателя, и грязная, видавшая виды Тойота, стоявшая сразу за Тамариным Фольксвагеном, рванула вправо и, нагло выехав на тротуар, умчалась вперед. Девушка проводила ее напряженным взглядом. Она была очень дисциплинированным водителем – за четыре года вождения совершила всего два нарушения, да и те мелкие.

“Если сейчас выехать на тротуар, то можно будет свернуть вон в ту арку и через двор выехать на параллельную улицу, а там до школы – рукой подать,” – мелькнула в голове соблазнительная мысль.

“Нельзя ездить по тротуару,” – тут же возразил внутренний голос.

“Но там сейчас никого нет,” – глаза быстро пробежали по совершенно свободной и такой заманчивой дорожке.

–Р-р-р-р… – еще один водитель сзади не выдержал искушения и повторил маневр Тойоты, быстро скрывшись за поворотом.

Тамара с тоской посмотрела через лобовое стекло, нервно барабаня пальцами по рулю. Впереди хозяева столкнувшихся машин самозабвенно ругались, энергично размахивая руками и призывая в свидетели окружающих.

“Чтобы это было в последний раз!” – всплыл в памяти девушки сердитый голос Инны Ивановны, отчитывающей ее за опоздание в прошлую среду. – “Я не обязана здесь сидеть допоздна. Мне за это не платят.”

“А что если она и вправду не станет с ними сидеть?” – отчаянно подумала она. – “Уйдет и закроет кабинет, а Танюшку с Павликом на улицу выгонит, на школьное крыльцо? А там холодно…”

Это соображение определило исход дела. Тамара сурово сдвинула брови и, вывернув руль вправо, решительно вдавила в пол педаль скорости. Маленький Фольксваген зарычал и резво прыгнул на бордюр. Безлюдный тротуар быстро прошелестел под колесами, и вот уже до заветной арки рукой подать, как вдруг из ниоткуда материализовался гаишник. Он кинулся навстречу Тамариному автомобилю, размахивая полосатой палкой и грозно свистя.

“Ну, вот…” – при виде блюстителя порядка сердце девушки тяжело упало куда-то вниз. – “Все. Теперь я везде опоздала…”

Она остановилась и безвольно уронила руки на колени. Ею внезапно овладела апатия. Даже мысленное видение мерзнущих на крыльце детей больше не вызывало лихорадочного желания бежать, торопиться, спасать… День, не задавшийся с самого утра и мучительно продиравшийся сквозь рабочие часы, полные досадных недоразумений и конфликтов, неминуемо перерастал в такой же гадкий, отвратительный вечер.

Молоденький гаишник с чрезвычайно суровым лицом подошел вплотную к машине и требовательно постучал по стеклу. Тамара подняла на него безжизненный взгляд и нажала кнопку стеклоподъемника.

–Лейтенант Горобко, – сердито козырнул служитель порядка. – Ваши документы. Почему нарушаем?

Девушка молча протянула ему кожаную книжечку с правами и техпаспортом. Юный гаишник внимательно их изучил и повторил свой вопрос, строго хмуря брови.

–Так почему нарушаем?

–За детьми опаздываю… Опоздала уже… – медленно выговорила Тамара, глядя перед собой. невидящим взором

“Все у меня через…!… Ни черта не успеваю… Я отвратительная мать…” – эти горестные слова произнесены не были, но так явственно отпечатались на ее лице, что лейтенант Горобко нахмурился еще больше.

–За детьми?… – нерешительно повторил он, машинально сдвигая фуражку к затылку.

Тамара молча кивнула. На лице ее было написано мрачное отчаяние. Лейтенант почесал переносицу, шмыгнул носом и, поколебавшись, протянул права обратно.

–Поезжайте и не нарушайте больше, – недовольно буркнул он, поворачиваясь к девушке спиной.

–А? – до Тамары не сразу дошел смысл сказанного.

Она моргнула и изумленно уставилась на юношу.

–Я могу ехать? – запинаясь, переспросила она.

–Говорю же, поезжайте, – раздраженно бросил через плечо гаишник. Он засунул свисток в рот и, издав оглушительную трель, заторопился навстречу следующему нарушителю.

–Ап… – Тамара поспешно захлопнула рот, проглотив невысказанные: “А как же?. Почему?… А я думала…”

Неожиданная доброта сурового служителя порядка волшебным образом изменила все вокруг, всколыхнула веру в доброе и светлое и подарила надежду, что все в конце концов будет хорошо. Девушка встрепенулась, выжала педаль скорости, и Фольксваген бодро полетел вперед, не встречая больше на своем пути препятствий в виде ям, аварий, пешеходов, красных сигналов светофора и других гаишников.

Уже через несколько минут Тамара остановилась возле школы и стремительно выскочила из машины. В паре метров от нее старушка торговала чахлыми бордовыми хризантемами – последними цветами осени. Девушка схватила первый попавшийся букет, торопливо сунула старушке сумму гораздо больше требуемой и взлетела вверх по ступенькам широкого школьного крыльца. Не найдя здесь своих двойняшек, она с облегчением перевела дух и побежала прямиком в класс продленки.

Таня, Павлик и престарелая учительница дружно повернули головы на звук открывающейся двери.

–Инна Ивановна, – с порога прокричала Тамара. – Простите, ради Бога! Знаю, как я виновата, но это опоздание – точно в последний раз.

Она подлетела к учительскому столу и решительно сунула букет в руки педагога. Та уже открыла рот, чтобы озвучить обвинительную речь, но перед таким напором смешалась и только сбивчиво забормотала:

–Ну это уже полное безобразие, Тамара Алексеевна… Мы вас уже почти час ждем, а у меня в восемь часов собрание жильцов нашего подъезда… Вы хоть понимаете…

–Инна Ивановна, – девушка покаянно сложила руки на груди. – Неожиданная запарка на работе. Клянусь, это в последний раз!

Мысленно она послала несколько смачных проклятий в адрес “запарки” в лице Осинской. Если бы та подошла к ней сегодня чуть раньше, Тамара бы сумела отбрыкаться от ее идиотских поправок к отчету и уйти с работы вовремя. При мысли о зловредной начальнице ее пальцы невольно сжались в кулаки. Вот же ведьма, от которой страдает не только она сама, но и совершенно посторонний человек!

–Еще раз простите, Инна Ивановна. Этого больше не повторится. Давайте я вас подвезу домой, – с энтузиазмом воскликнула она, про себя мельком подумав, что некоторые моменты в жизни не зависят от возраста: ситуация, когда приходится обещать старшим “я больше так не буду”, возникает и в три года, и в тридцать три.

–Ну, если подвезете… – слегка подобрела учительница.

–Чего стоим? – призывно обернулась Тамара к детям, с интересом наблюдавшим за развитием событий. – Живо собрали портфели и марш в машину!

Человечность, проявленная незнакомым юным гаишником продолжала озарять Тамарин путь волшебным светом удачи. Оказалось, что Инна Ивановна жила возле большого супермаркета и, благополучно доставив ее домой, девушке удалось еще и выполнить очередной пункт хозяйственных забот – закупить продуктов на неделю. У подъезда их дома нашлись – неслыханное дело! – сразу две свободных парковки, и Тамара ловко пристроила маленький Фольксваген прямо под окнами. На первом этаже горел свет, лифт не сломался и ни один пакет из магазина не порвался при подъеме в квартиру. В общем, все складывалось замечательно.

Накормив детей ужином, Тамара села исправлять злополучный отчет, изуродованный Осинской, и тут хорошему настроению пришел конец. Изменения, которые внесла Алла Игоревна не лезли ни в какие ворота, и лицо девушки мрачнело все больше. Из угрюмых размышлений ее вывели крики детей, игравших в соседней комнате.

–Я тебя убью! – яростно выкрикнул Павлик в наступившей тишине, и Тамара встревоженно нахмурилась. Она отложила отчет и поднялась из-за стола.

–Ты что такое говоришь? – возмущенно произнесла она, заходя в детскую.

Двойняшки, обладая совершенно разными темпераментами, ссорились крайне редко, а тут такие сильные выражения!

–А чего она! – сын обиженно надул нижнюю губу. – Она синий фломастер не дает!

–Это ты не даешь, а он мне нужен, – горячо вступила в свою защиту Таня.

–Мам, она сказала, что я рисовать все равно не умею, – выкрикнул Павлик со слезами на глазах. – И отобрала!

–Спокойно, – повысила голос Тамара, укоризненно качая головой. – Из-за такой ерунды шум подняли! Павлик, разве можно говорить сестре “убью”? У кого ты такому научился?

–У тебя! – запальчиво крикнул мальчик.

–Что-о-о?… – брови Тамары изумленно взлетели вверх. – Когда это я так говорила?

–Позавчера, – Павлик с вызовом выпятил подбородок.

–Да я никогда… – возмутилась Тамара, но мальчик не дал ей закончить.

–Ты с тетей Олей разговаривала по телефону и сказала: “я ее убью!”

–Я… – Тамара набрала полную грудь воздуха для негодующих возражений и так и замерла с открытым ртом. Точно. Позавчера вечером звонила Ольга, и в разговоре речь зашла об Осинской, а поскольку в тот день Алла Игоревна организовала Тамаре очередную производственную пакость, то немудрено, что беседа протекала именно в таких выражениях. И хотя говорила она из кухни, получается, что наиболее эмоциональные отрывки все же доносились до детей.

–Павлик, – Тамара постаралась сделать строгое лицо. – Я это сказала понарошку. Так нельзя говорить. Тем более своей сестре.

–И я понарошку, – упрямо мотнул головой мальчик, метнув сердитый взгляд на Таню. – Только пусть фломастер отдаст!

–Господи, да у вас же их полно, – всплеснула руками Тамара, указывая на ковер с множеством раскиданных фломастеров.

–Синий – один! – хором ответили дети.

–Ну и что? Все равно это не повод, чтобы ссориться. Синий фломастер можно заменить синим карандашом.

–Но карандаш же… – попыталась обиженно возразить девочка.

–Я говорю можно заменить! – рявкнула Тамара, теряя терпение. – Надо его только хорошенько послюнявить. Проявите креативность!

По озадаченным детским физиономиям она поняла, что с “креативностью” они не знакомы и поправила себя:

–Смекалку, в общем, проявите, выдумку, понятно?

–Понятно, – дети, видя, что мать всерьез рассержена, послушно закивали.

–Ладно, – вздохнула Тамара, сбавляя обороты, и скомандовала. – Слушать сюда! На сегодня рисование окончено. Марш мыть руки, чистить зубы и спать. А завтра я куплю новый комплект фломастеров, где будет еще один синий. И чтобы никаких больше ссор, ясно?

–Ясно! – брат с сестрой нехотя отправились выполнять указания, а Тамара вернулась к отчету, но работа не клеилась.

Она никак не могла сосредоточиться на цифрах и выводах, мучимая привычным угрызениям совести о том, что она плохая мать, которая учит детей злобным выражениям, загружает их незрелый мозг непонятными словами и запутывает отсутствием логики в собственных поступках. Сначала в приказном порядке велела проявить смекалку, но тут же сказала, что купит еще один синий фломастер. Что должен подумать при этом любой нормальный ребенок?

Тамара вздохнула и с досадой захлопнула отчет. Чертова Алла Игоревна! Если бы она не полезла в него своими неумелыми ручками, то его бы уже благополучно сдали руководству.

–Да когда же мы от тебя избавимся! – в сердцах произнесла она и тут же испуганно вытянула шею, проверяя, не услышали ли ее дети. В комнате никого не было. Таня и Павлик уже лежали в своих кроватях, и Тамара слегка успокоилась.

В памяти всплыла сегодняшняя сцена в месте для курения, когда они с подругами вдохновенно изобретали способы расправы с проклятой начальницей. Невольно усмехнувшись, Тамара подумала, что тема убийства Аллы Игоревны а последнее время звучит подозрительно часто. При одном упоминании имени Осинской у нее – да и не только у нее – руки сами собой сжимаются в кулаки. Тамара со злостью захлопнула злополучный отчет, швырнула его в сумку и тоже отправилась спать.

***

Ольга открыла дверь квартиры своим ключом и вошла в темную прихожую, пропахшую хлоркой и валерьянкой.

–Мамуль, бабуль, я пришла, – громко крикнула она, на ходу снимая сапоги и плащ.

–Тише! – из кухни бочком высунулась мама Ольги. Она сделала страшные глаза и приложила палец к губам. – Бабушка спит.

–Как это спит? – удивилась девушка. – Сегодня же среда. День прогулки. Неужели она пропустит прогулку?

На смену удивлению пришла озабоченность.

–А как она себя чувствует? – нахмурилась Оля.

–Да вроде ничего с утра была, а сейчас ее сморило… – Олина мать грустно покачала головой. – Возраст берет свое…

Женщина чуть слышно вздохнула, но поспешила стереть с лица печальное выражение. Она ласково улыбнулась дочери, кивая в сторону плиты.

–Пойдем, я тебя покормлю.

–Ну, мам, – возмущенно сдвинула брови Ольга. – Зачем ты готовила? Я же сказала, что сама все сделаю.

Олина мать никогда не отличалась крепким здоровьем, а восемь лет назад у нее случился инсульт, от которого она так до конца и не оправилась. Она с трудом могла передвигаться по комнате и делать простейшие вещи, но всеми силами старалась помочь дочери по хозяйству, поскольку бабушка была вообще неходячей. После автомобильной аварии та могла передвигаться только в инвалидном кресле.

–Это кто тут говорит про мой возраст? – раздался из глубины коридора негодующий голос и скрип этого самого кресла. – Если я на минутку прикрыла глаза, то это еще не значит, что я заснула!

Бабушка, Нина Ефимовна, сердито сверкнула глазами на дочку и внучку и воинственно задрала подбородок вверх.

–Бабуль! – радостно улыбнулась ей Ольга. – Никто и не сомневался, что ты не спишь. Не могу себе представить, чтобы ты пропустила прогулку.

Вечерние прогулки по понедельникам и средам были любимым развлечением старушки, и в эти дни она с особым нетерпением ждала Олиного прихода с работы.

–Дай ей поесть, мам. И сама поужинай, – добродушно произнесла Ольгина мать, про себя вздохнув с облегчением.

Бабушка не пропустит прогулку, то есть привычный уклад жизни остается в силе. Значит сегодня ничего плохого не произошло, и тягостные мысли об ухудшении здоровья старушки можно отбросить. Хотя бы на время.

–Я не хочу есть, – гордо возвестила Нина Ефимовна. – Иди, Оля, ужинай. Я подожду.

Быстро покончив с едой, Ольга выкатила тяжелую инвалидную коляску из квартиры. Благодаря стараниям домоуправления, в их подъезде был и пандус и удобный въезд для колясок, но тягать увесистый агрегат маленькой пухленькой Ольге все равно было тяжеловато.

–Куда сегодня едем? – спросила девушка, когда они выбрались на улицу.

–Давай через парк к Оперному Театру, – решительно объявила бабуля. Маршрут она всегда обдумывала заранее.

–Чебуреки? – Оля понятливо усмехнулась. – Вот почему ты от ужина отказалась!

Чебуреки входили в список запрещенных удовольствий Нины Ефимовны. Маленькая сухонькая старушка, у которой после аварии осталась одна четверть желудка, обычно питалась кашами и протертыми супами, но изредка баловала себя вредной-запретной едой.

– Если ничего себе не позволять, то на черта жить вообще? – твердо заявила она доктору, пытавшемуся ее образумить.

Оля бабушку образумить не пыталась. Несмотря на слабое тело, Нина Ефимовна осталась сильна духом, и домашние давно оставили бесполезные попытки заставить ее делать то, чего та не хотела. Да и половинка чебурека (целый старушка осилить не могла) раз в месяц явно не наносили ей ощутимого ущерба.

–Поехали, – согласно кивнула девушка и развернула коляску в сторону Оперного театра, возле которого в киоске продавали чебуреки.

Они неспешно продвигались по слабо освещенным дорожкам парка, болтая о всяких мелочах. Как это часто бывает, с бабушкой у Ольги были более доверительные отношения, чем с матерью. К примеру, Оля никогда не рассказывала матери о проблемах на работе или о симпатичном начальнике смежного отдела, зато бабушка была полностью в курсе всех Олиных дел. Жадная до жизни, но лишенная возможности в этой жизни участвовать, она с искренним интересом слушала рассказы внучки о зловредной начальнице Осинской, хороших подругах Тамаре и Маше, и даже о самом сокровенном: о замечательно умном, красивом, благородном и прочая-прочая-прочая коллеге из соседнего отдела, Сергее Луговом.

Оля как раз заканчивала рассказ о сегодняшней гадости Аллы Игоревны, как та подло подставила девушку перед этим прекрасным человеком, когда они подъехали к площади перед Оперным театром.

–Нет, ну какая же змея! – возмущалась бабуля, гневно сжимая маленькие ладошки. – Да я б ее!…

–Ага… – грустно согласилась девушка, останавливая коляску возле скамейки.

–Жди здесь, никуда не уходи, – привычно пошутила она.

Киоск с чебуреками находился почти у входа в театр, и к нему надо было подниматься по широкой лестнице. Ольга быстро прошагала наверх и купила три чебурека: один бабушке, один маме и один себе вместо бутерброда на завтра.

Спектакль уже начался, и мимо нее к высоким дверям пробегали редкие последние зрители, опаздывающие на представление. Оля проводила завистливым взглядом юную парочку, со всех ног бегущую ко входу. Молодой человек проскрипел что-то вроде “давай быстрее” сквозь зубы, в которых он держал билеты, на ходу снимая свою куртку и пытаясь помочь раздеться спутнице. Он так неуклюже и энергично дергал ее за шарф, что у той имелись все шансы быть придушенной до того, как они доберутся до театрального гардероба.

“А когда я в последний раз была в театре?” – с грустью подумала Оля и сама себе ответила: – “В позапрошлом году…”

Вздохнув, она расплатилась с женщиной в окошке киоска и, прижав к груди пакет с горячими чебуреками, повернулась, чтобы спуститься к бабушке.

–О, кого я вижу… – услышала она рядом знакомый насмешливый голос.

Оля подняла глаза и оцепенела от неожиданности.

“Да что же это такое,” – пронеслось в голове. – “На работе от нее житья нет, так еще и после работы!… Угораздило же здесь столкнуться с ведьмой!”

Перед Ольгой стояла Алла Игоревна: шикарно разодетая, в мехах, шелках и бриллиантах, под ручку с молодым мужем. Осинская тоже направлялась в театр, но, в отличие от остальных зрителей, не торопилась. К чему спешка? Спектакль идет два часа и у окружающих будет достаточно времени, чтобы разглядеть ее платье от Донны Каран, палантин из голубого песца и драгоценности.