Текст книги "Угрешская лира. Выпуск 2"

Составитель выпуска: Елена Егорова
Угрешская лира 2

К 210–летию со дня рождения А.С. Пушкина

Поэтический альманах

Выпуск 2

Произведения печатаются в авторской редакции

Литературное объединение «Угреша»

ДМУП «Информационный центр» 2009

Редколлегия:

Елена Егорова,

Татьяна Уварова

Валерий Аушев,

Инна Гильченко

Составитель выпуска: Елена Егорова

Издание осуществлено при финансовой поддержке администрации города Дзержинского

Предисловие

 
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слёзы, и любовь.
 

А.С. Пушкин

Подмосковная Угреша известна литературными традициями со второй половины XIX века. Здесь в 1867–1880 годах написал свои лучшие произведения известный духовный писатель и поэт Дмитрий Благово, в иночестве архимандрит Пимен. Свои последние стихи и книгу «Русские поклонники в Иерусалиме» сочинял в стенах Николо – Угрешского монастыря игумен Антоний (Бочков), известный в XIX веке литератор, знакомый А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя. В одном из стихотворений отец Антоний написал о великом Пушкине:

 
…мы пели
И в юности, в зрелости лет,
По складу его и по ладу…
 

Литературные традиции Угрешской земли были продолжены в 1930–е годы, когда членом трудовой коммуны № 2 ОГПУ – НКВД, которой перешла территория упразднённого Николо – Угрешского монастыря, был выдающийся советский поэт Ярослав Смеляков. В 1937–1939 годах он работал ответственным секретарём местной многотиражки «Дзержинец», руководил группой рабкоров. Он специально возил их в Москву на экскурсию по юбилейной выставке, посвящённой 100–летию со дня гибели А.С. Пушкина. Смеляков трепетно относился к творчеству великого поэта, считая его своим «единственным судиёй».

Велико было влияние пушкинской традиции на творчество членов литобъединения «Родник», созданного в послевоенные годы в пос. Дзержинском, перенявшем название от коммуны (в 1936 году ей было присвоено имя Ф.Э. Дзержинского).

Теперь на смену этому литобъединению, распавшемуся в начале 1990–х годов, пришло литобъединение «Угреша» имени Я.В. Смелякова. В творчестве наших авторов пушкинская традиция играет не менее важную роль.

Ныне в составе литобъединения 14 членов Союза писателей России, из них 9 являются лауреатами и дипломантами престижных литературных премий, в том числе московской областной литературной премии им. Я.В. Смелякова. Премия была учреждена в 2005 году администрацией г. Дзержинского и Московской областной организацией Союза писателей России при поддержке главы города Виктора Ивановича Доркина, погибшего от пуль наёмных убийц 30 марта 2006 года. Его памяти посвящён первый выпуск поэтического альманаха «Угрешская лира» (2007).

Второй выпуск подготовлен к 210–летнему юбилею со дня рождения А.С. Пушкина и начинается с раздела, посвященного великому поэту. И неслучайно книга открывается стихами Ярослава Смелякова о Пушкине.

Гостевые страницы выпуска отведены творчеству выдающегося поэта Льва Котюкова, секретаря правления Союза писателей России, председателя правления Московской областной организации Союза писателей России, лауреата Государственной премии I степени ЦФО РФ и многих престижных литературных премий, в числе которых премия имени Ярослава Смелякова (2007).

В книгу вошли лучшие стихотворения членов литературного объединения «Угреша». В разделе «Угрешский Парнас» помещены произведения поэтов, достигших творческой зрелости и хорошо известных любителям поэзии: руководителя литобъединения Татьяны Уваровой, заместителя руководителя Елены Егоровой, Валерия Аушева, Бориса Щербатова, Инны Гильченко и других. Значительное место отведено творчеству молодых поэтов, чьи произведения уже обрели своих почитателей. Это Саида Кузнецова, Маргарита Филатова – Клюева, Максим Клюев, Галина Черкес – Филатова, Анна Картавец, Анастасия Мигова и другие. В следующем разделе опубликованы стихи юных талантливых авторов, лауреатов I и II городских конкурсов «Юная муза Угреши». Завершает альманах «Элизиум «Угрешской лиры», составленный из поэтических сочинений литераторов прошлого, связанных с Угрешской землёй. Это Ярослав Смеляков, Пимен (Благово), Антоний (Бочков), Сергей Красиков и Павел Фолин.

Стихи, включённые во второй выпуск «Угрешской лиры», непременно найдут отклик в сердцах самого широкого круга любителей поэзии, ибо лейтмотив альманаха «О Пушкине и о любви» близок по духу россиянам и нашим зарубежным соотечественникам.

Поэтический венок Александру Пушкину

Ярослав Смеляков

 
С тех самых пор, как был допущен
в ряды словесности самой,
я всё мечтал к тебе, как Пущин,
приехать утром и зимой.
 
 
И по дороге возле Пскова, —
чтоб всё, как было, повторить, —
мне так хотелось ночью снова
тебе шампанского купить.
 
 
И чтоб опять на самом деле,
пока окрестность глухо спит,
полозья бешено скрипели,
и снег стучал из – под копыт.
 
 
Всё получилось по – иному:
день щебетал, жужжал и цвёл,
когда я к пушкинскому дому
нетерпеливо подошёл.
 
 
Но из – под той заветной крыши
на то крылечко без перил
ты сам не выбежал, не вышел
и даже дверь не отворил.
 
 
…И, сидя над своей страницей,
я понял снова и опять,
что жизнь не может повториться,
её не надо повторять.
 
 
А надо лишь с благоговеньем,
чтоб дальше действовать и быть,
те отошедшие виденья
в душе и памяти хранить.
 

 
Не в парадную дверь музея —
чёрным ходом – не наслежу? —
и гордясь, и благоговея,
в гости к Пушкину я вхожу.
 
 
Я намного сейчас моложе —
ни морщин, ни сединок нет,
бьётся сердце моё. Похоже,
словно мне восемнадцать лет.
 
 
Будто не было жизни трудной,
поражений, побед, обид.
Вот сейчас из – за двери чудный
голос Пушкина прозвучит.
 
 
И, в своём самомненье каясь,
не решаясь ни сесть, ни встать,
от волнения заикаясь,
буду я – для него – читать.
 
 
Как бы ни было – будь что будет,
в этом вихре решаюсь я:
пусть меня он сегодня судит,
мой единственный судия.
 

Татьяна Уварова

 
Поэты, признайтесь,
Что каждый из вас
В мечтах с ним
Встречался не раз.
 

 
Креолки абрикосовой
Дитя звонкоголосое,
Счастливый избранник муз,
Поэт и проказник,
На дружеский праздник
К тебе я однажды явлюсь!
 
 
Напрасно нас время
Держало за стремя.
Свободен полёт наших душ.
Друг друга встречаем —
Ни тени печали!
И весело пенится пунш.
 
 
Живи, ясноглазый, —
«Да здравствует разум!»
Из разных времён беглецы,
Мы – ветер и птица.
О, как нам летится!
Пускай же злословят глупцы,
 
 
Цари, патриархи
Истлели во прахе,
Забвенье их скрыло стеной.
А ты, мой любимый,
Стоишь невредимый.
А пуля прошла стороной…
 

Сергей Красиков

 
Здесь, где души его частица,
Где годы детские прошли,
Я рад сегодня причаститься,
Поцеловать щепоть земли,
Почувствовать душой и телом
Под тихий шелест камыша,
Как полным голосом запела
Его великая душа.
Он завещал святое право
На всех поэтов возложить:
Нести народу только правду,
Лишь горькой истине служить.
 

Анна Картавец

 
Мне видится моё селенье,
Моё Захарово…
 

А.С. Пушкин

 
…Здесь солнце ему светило,
Играя в листве тополей,
Здесь сердце его полюбило
Прохладу тенистых аллей.
 
 
Здесь знал он уединенье
И радости шумных игр,
Предчувствие вдохновенья
Открыл ему детства мир.
 
 
Всё сбудется: жгучие ласки
И дружба, что греет сердца.
Но первые нянины сказки —
Как свет для души творца.
 

Елена Егорова

Хоть малиной не корми,

Да в Малинники возьми.

А.С. Пушкин

 
Нет, манили не малиною
Вновь Малинники[1]1
  Малинники – тверское имение П.А. Осиповой – Вульф, где Пушкин неоднократно гостил в разные времена года. Расположено неподалеку от родового имения Вульфов Берново, которое также посещал великий поэт. В Бернове работает музей А.С. Пушкина.


[Закрыть] поэта —
Красотой своей былинною,
Дружбы негасимым светом.
 
 
Не терзалось больше ранами
Сердце в здешних далях чистых.
И весной весёлой раннею,
Летом ласковым душистым,
 
 
Осени порою чудною
И зимой в сиянье снега
Здесь поэта душу чуткую
Обнимали светлой негой
 
 
Парка юного обители,
Говорливый ручеёчек…
И звучал в душе волнительный
Шёпот гениальных строчек.
 
 
И бежал ночами лунными
Вдохновенья ток по венам.
Пела лира златострунная
В тишине благословенной.
 

 
В столичном угаре соскучились
По пушкинским далям Руси.
В Берново под липы могучие
Поутру везёт нас такси.
 
 
Прошу не спешить я водителя.
Неровное вьётся шоссе.
Для музы поникшей целительно
Сверканье былинок в росе.
 
 
Шары золотые, подсолнухи
Средь зелени в пасмурный день —
Как ясного солнышка всполохи
На ситце тверских деревень.
 
 
На вышке гнездо аистиное
Отрадно увидеть. Крестом
Успенская церковь старинная
Наш путь осеняет. Кругом
 
 
Кузнечиков слышится пение.
А ветер так свеж… Лепота!
Овеяны пушкинским гением
Глубинные эти места,
 
 
Поляны лесные укромные
И ёлок густых бахрома.
В лугах свежескошенных тёмная
Речушки струится тесьма.
 
 
Играет, как будто бы в ладушки,
Листва над узорами вод…
Подъехали мы. Липы – матушки,
Примите под ласковый свод.
 

Михаил Ложников

 
Чёрное море, чёрные ви́хры —
Пушкин у брега стоит.
Стих, народившись, летит быстрым вихрем,
Чайкою вольной парит.
 
 
Катятся, дыбятся волны крутые,
Пеною брызжут, ревут,
Грозно сверкают, свинцово – литые,
В даль, в неизвестность зовут.
 
 
Вихрятся мысли, владеют поэтом.
С морем его рандеву.
Ветром взъерошены ви́хры при этом —
Будто сейчас, наяву.
 
 
Вот у скалы он с простёртой рукою,
Чувства созвучны волнам —
В сердце поэта нет места покою,
Словно вскипает он сам.
 
 
Пушкин и море – страсть и стихия,
Где в беспредельность порыв.
Мощно валы набегают лихие,
Слышит поэт их призыв.
 

Игумен Антоний (Бочков)

…Ох, добрая птица[2]2
  Стихотворение обращено к известной поэтессе XIX века Елизавете Никитичне Шаховой (1822–1899), в иночестве Марии, состоявшей с автором в духовной дружбе и переписке.


[Закрыть] моя!

К орлу[3]3
  Под «орлом» имеется в виду святитель Игнатий (Брянчанинов, 1807–1867), епископ Кавказский и Черноморский, духовный наставник и друг игумена Антония (Бочкова).


[Закрыть] подходить не без страха.

Ты знаешь, конечно, кто я:

Я старая, хворая птаха.

Но слушаюсь я певуна,

Когда там, вдали, за горами

Наступит тепло и весна,

Не в здешней стране – за морями.

И прозой простой говоря[4]4
  Намёк на известную строку А.С. Пушкина «Презренной прозой говоря…» («Граф Нулин», стих 22).


[Закрыть],

Как Пушкин сказал незабвенный,

Не позже конца января

Дам голос ему непременно.

Ты знаешь ли, чей это день?

«Да как же не знать?» – скажет гневно.

Но в день сей чья требует тень

Молитвы себе однодневной?

В сей день наш великий певец

Убит был на смертной дуэли.

И я попрошу, чтоб Отец

Его помянул. Ведь мы пели

И в юности, в зрелости лет,

По складу его и по ладу.

Так пусть же великий певец

Получит помин и отраду.

Елена Егорова

 
1
Январь. Последняя пятница.
Четырнадцать сорок пять.
Нет, время назад не пятится —
Поэту вовек не встать.
Душа отошла к Всевышнему —
Великий и страшный миг.
На белой подушке вышитой
Покоен поэта лик,
Но смерти не видно признаков —
Как спит он, глаза смежив.
Метнулась вдовушка призраком:
«Пушкин, Пушкин, ты жив?!»
Недвижно лицо с улыбкою —
Он там, в небесной дали…
В конвульсиях тело гибкое
Рыдающей Натали.
Тупым метрономом страшное
Известье в висках стучит:
«Он умер! Он умер, Саша мой!
Убит он! Убит! Убит!»
Тепло в натопленной комнате,
А сердце мороз сковал…
Скорбеть, молиться и помнить ей
Поэта – пока жива.
Нет, время назад не пятится —
Не петь ему соловьём.
Отныне каждая пятница —
День траура для неё.
 
 
2
Свеча горит у Распятия
В молельне у Натали.
Домашние знают: пятница —
День памяти и молитв.
В окне – закат догорающий…
Трёх дочек увёл Ланской —
Печаль её понимающий
Муж – любящий, золотой[5]5
  По воспоминаниям родственников, Наталья Николаевна до конца жизни каждую пятницу поминала А.С. Пушкина и старалась в этот день не выезжать в свет. Её второй супруг П.П. Ланской, которого за добрый характер она называла «мой золотой муж», относился к этому с пониманием


[Закрыть].
Все дети притихли старшие.
Готовит Саша урок,
Мария и Гриша с Ташею
Ушли читать в уголок
Гостиной. А мать – затворница,
Слезы не стерев с лица,
Об упокоенье молится
Великого их отца:
«Очисти, Господь, грехи его
От юных до зрелых дней.
Погублен адской стихиею
Певец Твой. Прости и мне
Кокетство моё беспечное,
Мрачившее жизнь ему.
Упокоение вечное
Даруй рабу Твоему.
Небес Святая Привратница,
В чертог Свой его всели…»
До гроба каждая пятница —
День скорби для Натали.
 

.

Валерий Аушев

1. Рождественская командировка

 
Я в Котласе под Рождество Христово,
Но в голосе восторга никакого,
И в инее душа, как и деревья…
Нахлынули, как тени, суеверья,
Как призраки, поверья и преданья,
Капризные полночные гаданья…
 
 
Вот Пушкина явился дух печальный:
– Где б пунша нам, мой друг, добыть, иль чаю?
– В гостинце подобного разряда
«Гостинцами» вас угостят, что надо:
Табличкою «Нет мест!», презреньем давки
И обезличкою, коль нет на вас заявки.
При случае, коль повезёт вам всё же,
Всё лучшее – в «двухместном» ждёт вас ложе.
Будь классиком, но, не имея справки,
Без «красненькой»[6]6
  «Красненькая» – денежная купюра СССР достоинством в 10 рублей.


[Закрыть] здесь не добыть и лавки!
– О Пушкине молва летит по свету.
Неужто мне откажут, мне – поэту!
 
 
К дежурной сам явился дух великий:
– Bonjour Madame, Вас отвлеку от книги.
Желательно одно местечко в «люксе».
– Жевательной резинки дам Вам лучше.
А номера в помине нет такого.
Феномена под Рождество Христово
 
 
Вселили мы, опять же – не без «брони»…
Всесильными бывают боги…
– Кроме…
Найдётся ли местечко здесь поэту?
– Неймётся Вам… Заполните анкету.
– Но это же… Я гость, но не железный!
– На этаже на третьем Ваш «трёхместный».
– О Боже мой! – воскликнул гений Пушкин, —
Хоть к брошенной найти бы путь избушке
И в полночи зажечь очаг доверья.
Кто в помощи нуждается, всем дверь я
Безропотно и радостно открою…
И топот ног утих вдруг за стеною,
И в мареве морозной тихой ночи
Стал маленьким, спрессованным до точки
Мой скованный рождественский недуг.
Рискованно спросить:
– А был ли дух?..
 

1980

2. А был ли дух?

 
А был ли дух? А был ли сам поэт,
Который вслух сказал, войдя: «Привет!»?
На шаткий стол он чашечку поставил,
Когда читал: «Мой дядя самых честных правил…»
 
 
Я подходил к окну и к плотной шторе —
Её он отодвинул в разговоре.
Я трогал скатерть, где лежал цилиндр,
Перчатки рядом с ним из мягкой лайки…
Наш разговор тогда не оценил
И думал, как и все, что это байки,
 
 
Что это было чудо Рождества,
Явившееся в северном приюте.
Но с той поры все мысли и слова
Невольно возвращались к той минуте.
 
 
Как он возник из сумерек дневных,
Как предо мною за приход винился,
Как, озирая номер на троих,
Он изумлялся, а точнее – злился:
– Сюда б и дворника послать я не посмел,
Не говоря об остальной прислуге…
– Ах, Александр Сергеич, я сумел
Отвоевать сей кров не без натуги.
– Так – так, мой друг, а что сосед? Храпит?
– Да как ещё, ворочаясь, как глыба…
А то напьётся и мертвецки спит.
Хоть не бранится на весь мир, спасибо.
– Из кучеров, видать, – вздохнул поэт
И покосился на вторую койку. —
Нельзя ли заказать, мой друг, в буфет,
Чтоб к чаю принесли хотя бы слойку.
Да тут и с чаем, видно, проблеманс! —
И Пушкин взмокший бок отёр графина. —
Родишь ли разве здесь какой романс?
Унылая вокруг, pardon, картина!..
 
 
Так что с тобою, русский человек?
Уйдя в гудки, машины, паровозы,
В какие дебри ты двадцатый век
Завёл, потомок, утирая слёзы?!
Не для того я звёзды воспевал,
Чтоб рвали в клочья Русь…
Я не приемлю,
Чтоб мир в утехах плотских ликовал,
Забыв, кто мы. Зачем пришли на Землю?
 
 
И почему лишь жертвенность дана
Российскому народу! А Европа,
Тщеславием и сытостью полна,
Уста не раздирает от сиропа!
Да и Америка поверх глядит на Русь,
Хотя душой и славой мы богаче.
Вот, милый друг, о чём в душе пекусь,
И мыслю только так, а не иначе…
А чашечку всё ж выпью кофе ґю.
Сейчас, гляди, явлю я фокус – покус,
Немало сделал их за жизнь мою,
Но в оных было мало, друг мой, проку – с…
 
 
Не знаю, из каких субстанций он
Явил напитка маленькую чашку,
Горячий кофе гостя взял в полон —
Аж расстегнул он шубу нараспашку!
Но этот – тоньше лепестка! – фарфор
И чашечка с летящим ангелочком,
И блюдечко с изящным завиточком
Проходят перед взором до сих пор.
 
 
И через столько лет, среди дождей и снега,
Томит вопрос и летом, и зимой:
Действительно ли в поисках ночлега
Дух Пушкина являлся предо мной?
 

1999

Елена Егорова

 
Великий Пушкин… Яркий пламень
Самой поэзии святой…
Стихи – краеугольный камень
Руси словесности живой.
Высоты духа вековые,
Глубины чувства в них. Поэт
Неисчерпаем, как Россия,
Явившая его на свет.
 

Гость «Угрешской лиры»

Лев Котюков

Лев Константинович Котюков – председатель правления Московской областной организации Союза писателей России, секретарь правления и член приёмной коллегии Союза писателей России, академик Международной академии Духовного единства народов мира, заслуженный работник культуры РФ, главный редактор журнала «Поэзия» и издательской серии ‘’Библиотека русской поэзии».

Лев Котюков родился в 1947 году в г. Орле. Он с отроческих лет сотрудничал в областных газетах, где опубликовал свои первые поэтические и прозаические произведения. В 1965 году он поступил в Литературный институт, после окончания которого вернулся в родные места, работал в районной и областной печати, на сталепрокатном заводе и на других предприятиях г. Орла и области.

После первых успешных публикаций в центральных газетах «Правда» и «Комсомольская правда», в журнале «Новый мир» редакции и издательства стали отклонять рукописи молодого литератора, обвиняя его в богоискательстве, патриархальности, антимарксизме. Только с середины 1980–х годов по мере ослабления цензуры начали выходить его книги и публикации в самых различных изданиях.

В 1990 году ему присудили годовые премии «Литературная газета» и журнал «Молодая гвардия». Он сразу же занял своё место в первом ряду мастеров отечественной словесности. Его книги последних лет «В одинокой толпе», «В змеиных зеркалах», «Страх любви», «Огонь летящий», «Невозможное», «Крест и пламя», «Тайна молчания», «Не спасётся никто от последней любви» и другие получили заслуженное признание в России и за её пределами.

Лев Котюков – первый поэт в истории России, отмеченный за литературные труды Патриархом Московским и Всея Руси Алексием II. Лев Константинович является лауреатом международной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, а также лауреатом и дипломантом ещё 37 международных, всероссийских и региональных премий, в том числе московской областной литературной премии Ярослава Смелякова. Л.К. Котюков имеет правительственные награды и является лауреатом Государственной премии I степени ЦФО РФ в области литературы и искусства.

Публикуемая в «Угрешской лире» небольшая подборка стихотворений Льва Котюкова посвящена любви во всём многообразии её проявлений. В творческом отношении стихи связаны с лирикой А.С. Пушкина и лучших поэтов XIX–XX века и одновременно оригинальны.

 
Бессмертья, может быть, залог…
 

А.С. Пушкин

 
Глохнет в берёзах грустно
Эхо больших поэм.
Что – наша жизнь в искусстве?
Это – не жизнь совсем.
 
 
И в ледяной отчизне,
С криком рванувшись ввысь,
Лебеди романтизма
Вмёрзли в постмодернизм.
 
 
Впрочем, ещё не вечер,
Чтоб красоту жалеть…
И с красотою вечной
Встретится наша смерть.
 
 
Будем, друзья, как дети
В мире глухих тревог,
Ибо не всем – бессмертье
Слово даёт в залог…
 

Я пережил свои желанья…

А.С. Пушкин

 
Не пережить свои желанья,
Не пережить мечты свои…
Но, словно Божье состраданье,
Объемлет души жар любви.
 
 
Объемлет души и спасает…
И я – в тебе, и ты – во мне!
Объемлет – и соединяет
В испепеляющем огне…
 

 
И знала рай в объятиях моих.
 

А.С. Пушкин

 
Над садом ледяным свет золотого сада,
И садом ледяным сквозь неземную цветь
Уходят в ад земной пришедшие из ада,
Познав до срока рай, познав любовь, как смерть.
 
 
В пустынях мировых исходит одиноко
Свет золотых садов – эфирный, вечный свет.
Познав до срока рай и ад познав до срока,
Мы сгинули в любви – и нам исхода нет.
 
 
Мы сгинули в любви, но Божий сад за нами!
Из бездны огневой восходит пламя ввысь.
И розы ледяной дыханье, будто пламя,
И, может быть, любовь бессмертнее, чем жизнь.
 

 
…И первая любовь ещё приснится мне,
И тайны вещих снов навек душе доверит.
Но жизнь моя, как зеркало во тьме,
Как бабочка – полночница в тюрьме,
Как облако, летящее в огне,
Как море, позабывшее свой берег.
 
 
О, первая любовь! Шампанское в снегу!
И адрес безответный на конверте…
Но тайны снов своих, как душу, сберегу
И жизнь свою, как смерть, превозмогу
На дальнем одиноком берегу,
Не знающем забвения и смерти.
 

 
Любовь и дружба вновь со мной!
Река. Огни у перевоза.
Озноб черёмухи лесной,
Как будто входишь в дом с мороза.
 
 
Любовь и счастье вновь со мной!
Наедине со мной, воочью!
Свет опадающий земной
Не угасает свежей ночью.
 
 
Любовь и верность вновь со мной!
А в сердце тайное страданье…
Озноб черёмухи лесной,
Твоё морозное дыханье.
 

 
Ты утром ни о чём меня не спросишь
И заспешишь неведомо куда.
И яблоко надкушенное бросишь
В тарелку – и исчезнешь навсегда.
 
 
Всё это – в безответном и далёком —
В том мире, где не помнят ничего.
А яблоко ещё исходит соком
От лёгкого надкуса твоего.
 

 
В городе жёлтых акаций
И четырёх площадей
Трудно в толпе затеряться,
Трудно уйти от людей.
 
 
Летом, в нечётные числа,
После рабочего дня
Возле бродячего цирка
Ты ожидала меня.
 
 
Цирк – балаган полотняный —
Странно и весело жил,
Клоун, с утра полупьяный,
Вовсе меня не смешил.
 
 
И, никого не стесняясь,
В дальних рядах, в полутьме,
Как хорошо ты смеялась
И прижималась ко мне.
 
 
Цирк продолжает скитаться,
Стало немного скучней
В городе жёлтых акаций
И четырёх площадей.
 
 
Те же привычные лица,
Та же в глазах синева.
Кружат над городом птицы.
Кругом идёт голова.
 

 
Ознобом било утро,
И свет летел в поля.
И грезилась кому – то
Подводная земля.
 
 
«Прощай!» – сказал любимой,
Друзьям кивнул: «Привет!»
С пропавшей субмариной
Исчез, как в поле свет.
 
 
Ту жизнь, почти счастливую,
Весь мир почти забыл.
И девушку красивую
Никто не полюбил.
 
 
Любовью стала небыль —
И, может быть, не зря.
И грезят тайной Неба
Последние моря.
 
 
Усталое молчанье
В потёмках городских.
И встреча, как прощанье
На пустырях людских.
 
 
Но мотылёк несётся
В горящее окно.
И субмарина бьётся
О ледяное дно.