Текст книги "Уроборос"

Когда я услышала, что это сельцо назвали городом, сначала не поверила собственным ушам. А потом поняла, что неверно оценила степень средневековости мира, в который нас угораздило попасть. Вот так я себе и представляла Темные века в заштатном городишке. Везде царил его величество серый цвет. Улица – застывший памятник дождям, прошедшим недели две назад. На окраинах – обшарпанные, серые от грязи лачуги-мазанки под соломенной кровлей, крошечные оконные проемы без намека на раму со стеклом, занавески из серых лоскутьев, двери сляпаны из кривых жердей, позади которых виднелись все те же серые тряпки. Дети в серых рубашонках с драными подолами, галдящей стайкой бежавшие за нашим обозом с корзинками, куда собирали свежий конский навоз. Сгибающиеся в поклоне унылые взрослые в серых одеждах, на лицах заметен испуг. Трущобы очень быстро перешли в более зажиточный квартальчик, но и там картина предстала безрадостная. Уж на что я дилетант в таких вещах, но то, что деревянным домам местных бюргеров не меньше двухсот лет, на мой взгляд, было очевидно. Избушки на курьих ножках. Там мох, там рассохшееся до жемчужной серости дерево, там висящая на одной петле ставня или перекошенная створка ворот. Здешние обитатели одевались не в серое, но это не умаляло унылости и их лиц, на которых был все тот же испуг, скрываемый все тем же поклоном. Здесь я увидела кошек. Вообще меня удивило отсутствие собак. Верные спутники человека с первобытных времен, непременный атрибут бедных кварталов, а тут – их полное отсутствие. Кошки, впрочем, не впечатляли. Тощие, серо-полосатые, пугливые. Ничуть не похожие на холеных домашних любимцев или наглых королей помоек. Значит, есть у них какой-то страх. Если не собаки, то кто? Люди?

Унылая серая харчевенка, отмечавшая границу престижного квартала, где наверняка жили сливки уездного общества, распространяла ненавистный с детства запах прогорклой квашеной капусты. Ну, если здесь так кормят в престижном ресторане, то что же подают в дешевой забегаловке, встречавшей путников у городской черты? Боюсь даже представлять… Кстати, никакого намека на стены с башнями, ворота и прочую средневековую фортификацию. Должно ли это означать, что тут не воюют или воюют не так, как было принято в нашем Средневековье? Все возможно. Раз тут имеется магия, то и войны, соответственно, могут идти с применением магического оружия, которому те стены на один фаербол. Гадать не буду, лучше присмотрюсь повнимательнее. У нас магии нет, но фортификация как вид обороны потеряла всякое значение только с появлением ядерного оружия. Что сразу наводит на невеселые ассоциации… Так. К черту лысому эти мысли. Лучше полюбоваться на престижные дома местной тусовки. Дома крепкие, добротные. Не дерево – тесаный камень. Тоже серый. Темно-красная черепица вносила приятный диссонанс в унылую симфонию серости. И все впечатление тут же испортила площадь… Я все понимаю: провинция, глухой медвежий угол, богом забытая дыра, клоповник и так далее. Но чтобы даже убогих размеров центральная площадь была не вымощена хотя бы досками – извините. Что это – жлобство или лень? Или ждут персонального повеления… кто у них тут главный, в короне и на белом коне? Так ведь до морковкина заговенья можно ждать. Представляю, в какое болото превращается эта площадь во время осенних дождей или весенней распутицы.

Здесь, на площади, обоз наконец остановился. Рыдван дядечки-учителя, за которым мы с Ирочкой следовали в качестве приобретения, сдал в сторону, и нам пришлось прижаться к стене, чтобы не угодить под колеса. Пока бородач цветисто и многословно выражал свое почтение «принцу», который, скорее всего, никакой не принц, а чуть более крупная шишка, чем он сам, с нами поравнялась телега. Наконец я получила возможность разглядеть условных пленных. Привязанными к телеге оказались мужчина и мальчишка лет десяти, оба приземистые, коренастые, в местных серых тряпках. Угрюмые лица обоих были изуродованы свежими кровоподтеками. На нас пленники не смотрели. Они вообще ни на кого не смотрели. А в телеге сидел парень немногим старше Ирочки, но в представительной темной униформе с шевроном «Охрана». Парень имел весьма бледный вид, на скуле синячище, губа разбита, но в его карих глазах не было ни наглости местных власть имущих, ни унылой обреченности аборигенов, не относящихся к властным структурам. Здоровьишко не ахти, но ум живой.

– Привет, девчонки, – поздоровался он первым по-русски. – Вы откуда?

– Харьков, – коротко отрекомендовалась я. – Мы обе. А ты?

– А я тульский. Меня Игорь зовут. Я в супермаркете работаю, со смены шел, а тут такая херь приключилась…

В его речи действительно не было признаков южного говора, свойственного великороссам Ставрополья и Украины. Из короткого рассказа Игоря стало ясно, что мы нашли собрата по несчастью. И будущего – точнее, уже настоящего – ученика вон того «принца» местного разлива.

– Эти вот, которые на привязи, – он кивнул на пленников, – мужик-то молодец, хоть и бычара. Я к ним на двор свалился, аккурат когда вон те отмороженные в шлемах его бабу посреди двора разложили. Он за дрын, и сынок его туда же. Ну и я сгоряча одному в шлеме вломил. Так они нам всем люлей выписали, а бабу все равно того… Потом этот явился… учитель хренов, – весьма многообещающий взгляд в спину обрученосца. – Палкой в мою сторону ткнул, она и засветись. Приказал меня на телегу грузить. Потом бляху серебряную сунул… Ну, вы ж в курсе теперь.

– Да уж, – процедила я. После «серебряной бляхи» у меня еще минут десять дрожали конечности. – Стоп. Если этот твой учитель с лошади не слезает, значит, собирается дальше ехать.

– Похоже на то, – согласился Игорь. – Жалко. Мы ж земляки, а тут раздергают нас по разным местам…

– Я – Стана. А это Ира, – представилась я сама и представила свою хмурую спутницу. – Если что, сможешь нас найти. Ты же знаешь, где искать.

Игорь окинул Ирку оценивающим взглядом… Ну, блин, если он сейчас растает от вида плачущего ангелочка – его тараканам тоже несдобровать.

– Слышь, Ируха, – сказал он. – Не куксись. Все пучком. Наорали на тебя, так за дело же, не попусту. Держись ее, – кивок в мою сторону, – не пропадешь.

– Меня что, тут каждый встречный учить будет? – прошипела Ира.

– Дура ты, Ируха… Ну, все, пока, девчонки. Кажется, едем.

Возница нахлестнул лошадку. Телега дернулась, стронувшись с места, Игорь поморщился – видимо, отметелили его знатно, – а привязанные бунтари, отец с сыном, покорно двинулись следом. Не нужно было телепатических способностей, чтобы уловить исходящее от них… даже не отчаяние – полное безразличие к дальнейшему. То же выражали и их глаза. Они еще дышали, ходили, смотрели – а уже мертвы. Так бывает, если человек твердо знает, что ему не жить. Безнадега. Полная и абсолютная, без малейшего проблеска надежды.

Интересно, Игорь это заметил?

Я обратила внимание кое на что еще: с удалением процессии «принца» явственно слышимый мной гул начал постепенно стихать. Остался негромкий фон. Что это вообще такое? Я слышу, Ира – нет… Вот черт, не спросила у Игоря. Ладно, у меня теперь учитель есть, постараюсь поаккуратнее разведать у него. Выводы, сделанные мной из того немногого, что увидели по пути и в этом микрогороде, были не слишком приятны. Мирок тут гнилой. Не нужно даже вникать в подробности: там, где одни люди запуганы до оловянных глаз, а другие чрезмерно наглы, где никому в голову не приходит хоть как-то украсить свой дом, дело неладно. Нет, боже меня упаси лезть со своим уставом в этот убогий монастырь. В борьбе одиночки с системой можно смело ставить на систему. Что-то можно изменить только тогда, когда внутри этой системы есть желание изменений и силы на них же. Ну, или тупо явиться с большой армией, все завоевать и установить свои законы. Опять же одиночке ничего из перечисленного не по зубам. Придется поиграть в Штирлица – принять правила игры и стать частью системы. Только тогда смогу хоть немножко разобраться в ее устройстве, и, быть может, найдется лазеечка. Раз я магичка, то действовать придется магическими способами. Буду прилежно учиться. Авось чего-нибудь путного намагичу.

Остается одна, но большая проблема – Ира. Стоит, хнычет. Слова Игоря здорово ее зацепили, да и стресс до сих пор выходит. Мне проще: загрузила голову информацией и перерабатываю, не до стрессов. Оно, конечно, позже аукнется, но не так страшно, как Ире аукается сейчас. Будь она моей дочкой, наверное, я бы ее пожалела. Увы, я не мать, а злая тетка. Жалеть не буду. Но и рычать не по делу тоже незачем.

– Я что, правда такая дура, да? – тихонечко прорыдала она, размазывая слезы и остатки косметики по покрасневшему лицу. Торжество тараканчика Самокопуса продолжалось.

– Нет, – честно ответила я. – Но ведешь себя по-дурацки. На, вытрись и успокойся.

Этак на нее весь запас влажных салфеток уйдет. Ну да ладно. Купить новые тут все равно негде, будем утираться кусочками полотна. Введем новую моду, а то тут относительно богатые дамы, гулявшие по площади, и те через пальцы на землю сморкаются. Такое дремучее средневековье, что скулы сводит.

Краем глаза, кстати, заметила, что трое солдат из дюжины остались здесь. Повинуясь небрежному жесту бородача, они понуро поплелись к дверям ближайшего серого дома с красной черепицей. Причем двое шли сами и помогали третьему. Ага, один с закутанной грязной тряпицей рожей – это мой «крестник» – поддерживает второго, которого я отоварила седлом. Был бы мозг – было бы сотрясение, а так – что ему сделается? Третий, с синяками во все табло – вероятно, тот, кому «вломил» Игорь. Солдатушки, бравы ребятушки, блин… Что ж, будет случай оценить уровень здешней медицины. Я не я, если их тут не в починку местному коновалу оставили.

Стоп.

Двоих простолюдинов, напавших на солдат, явно поволокли на суд и казнь. А Игорь и я, совершившие точно такое же преступление, не только не на эшафоте, но даже не связаны и относительно свободны. Это, простите, что за избирательность законов? Мы теперь – кто?

У Игоря обнаружился, как они говорят, Дар. Именно так и говорят, с большой буквы, с придыханием. И у меня Дар. Нам сошло с рук то, чего не простили местным. Вот спорю на свой велосипед – не имеющим Дара.

Снова задаю вопрос: кто мы теперь?

А вот и тот, кто даст ответы. Пусть он об этом еще не догадывается. Возможно, прав у учеников немного, но одно из них – право задавать учителю вопросы – еще никто не отменял. Разумеется, со всем возможным почтением, никаких понтов. Если мои выводы верны, понты здесь – привилегия избранных… Обернувшись к нам, учитель стер с лица выражение властного господина, распоряжающегося слугами, и «надел» физиономию эдакого добродушного дядечки, озабоченного нашей будущностью. Чем он озабочен на самом деле, после будем разбираться. Он явно сделал первый ход в игре, правила которой придется постигать, так сказать, в процессе.

– Что же ты тут стоишь, ученица? – Из бороды сверкала на редкость здоровыми белыми зубами добродушненькая улыбка.

– Не знаю, куда мне идти, учитель. – Акцент у меня наверняка еще тот, но почтительность в голосе присутствует. Я еще прощупаю допустимые пределы этой почтительности, с ней лучше не перебарщивать.

– Для начала тебе стоит переодеться. Я покажу, куда идти. Заодно обряди во что-нибудь приличное свое… свою – хе-хе – племянницу. – А хихиканье у него получилось каким-то пакостным, с неприятным душком. Ну-ну… – Вот мой дом, – последовал хозяйский жест в сторону внушительного трехэтажного сооружения на углу. – С улицы ворота. Заходи, увидишь по левую руку пристройку. Скажешь сторожу, что господин велел пустить. Там – хе-хе – подберешь себе что-нибудь привычное, из своего мира. Если оно там есть.

Так. Зарубка номер один: они знают, что мы из иного мира. Зарубка номер два: мы тут не экзотика. Вывод? Либо мир-ловушка, куда невольно затягивает разных попаданцев, и аборигены к ним давно привыкли, либо это результат экспериментов местных колдунов. И в том и в другом случае стоит держать ушки на макушке. Сейчас каждая кроха информации на вес золота.

– Спасибо, учитель, – все тем же сдержанно-почтительным тоном проговорила я. – Мы можем идти?

– Да, чуть – хе-хе – не забыл. – Бородач хлопнул себя по бедру и сунул руку в необъятный поясной кошель. – На вот. Положи руку и повторяй за мной…

Овальная медная пластинка на шнурке с вычеканенным на ней профилем. Художник из того чеканщика был аховый, еще хуже меня. Профиль получился – ну примерно как на монетах времен первых Крестовых походов: эдакий мультяшный герой с каменной физиономией гордого властителя. Впрочем, клятву преданности учителю и верности местному князю я повторила слово в слово. Вот только запамятовала, что мир магический и всякая подобная формула может оказаться заклинанием. Это и было заклинание. Когда я сказала: «Клянусь своим Даром!» – пластинка на пару секунд осветилась мягким зеленоватым ореолом, а учитель ловко выдернул ее из-под моей ладони и набросил шнурок мне на шею.

– Я, управский маг Ульса, принимаю твою клятву, ученица, – важно проговорил он. – Учись прилежно и не опозорь мое имя, когда наденешь серебряный медальон… Хе-хе, – он снова расплылся в улыбочке. – Вот теперь все. Медный медальон можно сменить или на серебро, или на железо. Помни об этом, ученица.

– Могу ли я спросить вас, учитель? – раз такое дело, почему бы не воспользоваться привилегией своего теперь уже официального положения?

– Спрашивай.

– Как долго мне предстоит учиться?

– Зависит только от твоего прилежания. Иным не хватает и десяти лет, а иные управляются за год. Старайся, и будешь вознаграждена.

– Спасибо за ответ, учитель. И еще… Вы не спросили мое имя.

– Право на имя ты еще не заслужила, – отрезал маг, назвавшийся Ульсой. – Заслужишь – спрошу. Пока побудешь ученицей… Все?

– Пока все, учитель.

– Вот и хорошо, что «пока», но оставшимися вопросами ты замучаешь меня позже. Ступай. Нет, погоди. Это что такое? – Толстый короткий палец уперся в велосипед, который я все еще придерживала левой рукой – не хватало еще уронить и что-нибудь в нем поломать.

– Байк, – ответила я. – Это… замена лошади.

– Почему два колеса? Так же неустойчиво!

– Чтобы развивать ловкость и силу, учитель.

– Покажи.

Площадь тут… м-да. Но все же получше улицы. Уже не кросс-кантри, это должно радовать. Я привычно перекинула ногу через раму, оттолкнулась, став всем весом на поднятую педаль, и плавно опустилась пятой точкой на седло. Велосипед мягко стронулся с места. И – странное дело – почему-то привычное занятие вернуло мне часть утраченной уверенности. Может быть, это ложное ощущение, но оно не давало погаснуть лучику надежды… Совершила пару кругов по площади, распугивая обывателей, – и маг приказал мне спешиться.

– Довольно, – проговорил он, погладив бороду. – Любопытная вещь. Странно, что ни в ней, ни в том артефакте, которым ты обожгла солдата, нет ни капли магии… Любопытный у вас, должно быть, мир. Расскажешь как-нибудь о нем?

Все еще доброго дядечку корчим? Интересно, когда и как он мне это припомнит? Ведь припомнит, или я совсем не разбираюсь в людях.

– Непременно, учитель, – в голосе и на физиономии почтительность, а в душе – едкая ухмылка. Фига за пазухой. Хотите узнать о моем мире, учитель? Узнаете. Я ничего не скрою. А потом полюбуюсь на ваше лицо.

– Теперь иди…

…Только тогда, в «каптерке», я ощутила ту ненависть, о наличии которой в себе до сей поры не подозревала.

Старичок-«завхоз» с кожаным ошейником и медной бляшкой на нем держал масляный фонарь и что-то говорил, то и дело кланяясь, но я его почти не слышала… Одежда и обувь самых различных фасонов. Странные вещицы, среди которых виднелись пяток разнокалиберных мобилок, семидюймовый планшетник и маленький ноутбук с треснувшей крышкой. Горка ключей и мелочи на столе. Мелкая карманная дребедень, косметички, дамские сумочки, сваленные одной кучей в углу. Венчавшая эту кучу гитара с янтарно-желтой декой… Со скольких людей это было содрано? У скольких, на их беду, не оказалось этого гребаного Дара? Где они теперь, эти люди?

На миг я так сжала кулаки, что заболели пальцы, а ногти врезались в ладонь. Боль отрезвила.

– Это они у таких, как мы, поотбирали, да? – перепуганная Ирочка перешла на шепот. Она действительно не дура. Только удачно дурой притворяется.

Мое внимание привлек припыленный туристический рюкзачина, наполовину заваленный вещами. Что такое застежка-молния, тут явно не знали, рюкзак был примитивно распорот ножом. Но, поскольку никто не смог толком разобраться с содержимым, оно валялось тут же. Консервы наверняка протухли, я и не стала их трогать. А вот мультитул системы «ложка-вилка-ножик» будет небесполезен. Аптечка опять же. Не знаю, как тут с магией, а лечиться на первых порах придется обычными таблетками. Туристический треножник, пара алюминиевых термокружек с крышками, сухое топливо, спички… Мужик, набивавший этот рюкзак, не положил туда ничего лишнего, но и не забыл ничего полезного. Спальника я не нашла – местные вполне могли разобрать его «бабам на платки». С них станется. От палатки, наверняка по той же причине, остался лишь разборный каркас, пропал и котелок, который, по идее, должен был идти в комплекте с треножником. Отсутствовал и обычный для турнабора каремат. В футболку, обнаруженную в рюкзаке, мы с Ирой могли бы поместиться вдвоем, но лучше ее взять. И – ура! – на самом дне нашелся топорик со съемной ручкой и лезвием ножа для этой самой ручки. Набор был упакован в кожаный футляр и хорошо увязан в одежду, видать, потому его никто и не заметил. Ну и на закуску в боковом кармашке рюкзака лежали обыкновенный магнитный компас и компактный бинокль.

Спасибо тебе, неведомый турист, сгинувший в этом убогом мире. Если появится возможность, постараюсь отомстить за тебя.

– Живем. – Я уложила свои находки в объемистую дорожную сумку, обнаруженную тут же. Потом подумала и решила добавить кое-что из одежды – для себя и для Ирочки. Из обуви отобрала по две пары кроссовок подходящих размеров… Простите меня, люди. Простите – и спасибо вам. Вы наверняка жили интересной жизнью…

Старичок старательно подсвечивал, но его руки дрожали. То и дело луч тусклого фонаря выхватывал из пыльной темноты новые детали. Вот он метнулся в угол, и…

Отдельной горкой вокруг одинокой коляски лежали детские вещи и игрушки.

Нормальные женщины такого не прощают. Никому. Никогда.

Я – женщина.

Не прощу.

– Пойдем отсюда. – Я повесила набитую до отказа сумку на плечо. Тяжелая получилась. – Надо еще бутеры из моего запаса съесть, пока не испортились.

Ира, подхватив ворох одежды, не поместившийся в сумку, пулей вылетела во двор. Все она прекрасно поняла.

…Ненавижу этот день. Худший день в моей жизни. Но если бы не он, стала бы я сама человеком, а?

Глава 2

С ослами будь ослом – не обнажай свой лик!

Ослейшего спроси – он скажет: «Я велик!»

А если у кого ослиных нет ушей,

Тот для ословства явный еретик!

Омар Хайям. Рубаи

1

Все верно. Прав был тот викторианец – как его, не помню[3]3
  Авторство этого афоризма принадлежит лорду Джону Актону (1834-1902), английскому историку и политическому деятелю времен королевы Виктории.


[Закрыть] – насчет абсолютной власти, которая развращает абсолютно. Магия – это власть. И какая власть! Но если ее получают не по заслугам, а по факту рождения, никакой гарантии, что Дар достанется человеку, действительно готовому его принять. Более того: даже если и случится среди магов достойный человек, его сломают еще в детстве. Он или погибнет, или станет таким, как все. В случае этого мира – моральным уродом. Если власть урожденного дворянина в нашем мире еще чем-то ограничивалась – законами, волей короля, церковью, – то здесь хотелка Одаренного и есть все вышеперечисленное. Теоретически над магами и ведьмаками царит закон, данный князем, но все уже давно забыли, когда в последний раз монарх вмешивался в дела подчиненных. Князя вполне устраивало сложившееся положение. А когда владыке на все плевать, лишь бы ему было хорошо, подданные радуются и творят, что хотят. Сперва потихоньку, потом все более явно.

Где-то я читала, что равнодушие – перчатка для дьявола. Он-то, рогатый, не упустит случая просунуть в нее руку. Что, собственно, я тут и наблюдала…

…Сначала нам обеим пришлось учиться самым банальным мелочам вроде правил поведения за столом, тонкостей общественного устройства – кто кому должен первым кланяться, например, и таким подробностям, как, пардон, личная гигиена. Слоган «чистота – залог здоровья» здесь является отдельным пунктом в привилегиях высших сословий – магов, ведьмаков и купечества. Отдельным – потому что не оформлен законодательно, но имущественный ценз беспощадно отсеивает тех, кому дрова для разогрева воды не по карману. Город окружен лесом, но это дубовый лес. Дуб – дерево священное, срубишь – пойдешь по статье за святотатство, на каменоломнях рабы в цене. Строевой лес и дрова возят издалека, и стоят они соответственно. Потому тут, кстати, зимой повальные гриппы с ОРЗ: экономия на отоплении аукается, а магам с ведьмаками самый заработок. Но мое предложение выставить на солнечное местечко – тут конец лета на дворе – хотя бы десятиведерный медный бак и пользоваться дармовой горячей водой было встречено полным непониманием. Мол, всегда воду только на дровах грели и, хоть ты лопни, будем дальше греть на дровах. Ибо не фиг. Я плюнула и больше с рацпредложениями не высовывалась. Нам с Ирой и ведра в день хватает, а остальные пусть на дрова разоряются, их проблемы. Весь их мирок такой – застойное вонючее болото, где веками не меняется ничего. Раз суждено в нем сидеть, притворюсь лягушкой, но, уж простите, квакать буду на свой лад.

Зрелище вещевого склада напугало Иру так, что она еще пару дней вела себя тише воды ниже травы. Понятия не имею, о чем конкретно она тогда думала, но факт налицо. Потом ее начало отпускать. Я намеревалась выбрать момент и вмешаться, пока прежняя дурь не полезла из всех щелей, но учитель меня опередил… При виде кожаной полосы с медной бляшкой глаза Ирочки засверкали вполне понятным гневом. Будь она нормальным человеком, я бы не переживала. Но я просто наяву слышала шуршание очнувшихся тараканов в ее крашеной головке, а посему вмешательство требовалось немедленное и радикальное.

– Нет! – взвизгнула девчонка. – Я – это – никогда – не – надену!

Языка она еще не знала, но прекрасно умела делать выводы из увиденного. Ошейники с бляхами здесь носили исключительно крепостные. Даже не скотина – неодушевленное имущество. Ульса тоже не знал и знать не хотел русского языка, однако и ему переводчик не понадобился.

– Эй, вы! – маг кликнул двоих слуг, возившихся с дровами. Те оторвались от своего занятия и потопали к хозяину. – А ну держите эту красотку.

– Нет!!! – Ирочка затрепыхалась в руках дюжих молодцов с тупыми взглядами потомственных невольников.

– Учитель, прошу вас, не тратьте свое драгоценное время на убогую, – как можно спокойнее и одновременно почтительнее сказала я, как бы невзначай заслоняя заистерившую уже Ирочку. – Раз уж она моя по Праву крови, предоставьте мне возможность…

– Валяй. – Ульса, не дослушав, бросил мне ошейник. – Хозяин властен над слугой, но он же за него отвечает. А ну как дура пожар устроит? Может, предпочтешь – хе-хе – избавиться от такой обузы, а? – Последнее – уже с ехидным подмигиванием. – Дам полтора серебряных за это недоразумение.

– Вы сами сказали, учитель: хозяин властен над слугой, – я скромно потупила глаза. – Если я не смогу справиться с одной девчонкой, мне вообще не стоит посягать на какую-либо власть над людьми.

– Приятно иметь дело с разумным Одаренным. – Маг окинул меня странным взглядом. – Сколько тебе лет, ученица?

Странно, что раньше не спросил. Но я назвала свой реальный возраст. И не без затаенного удовольствия отметила, как на мгновение в глазах мага отразилось изумление. Неприятное, прямо скажем. Я и по меркам родного мира-то на четвертак выгляжу, спасибо спорту и хорошей наследственности, а тут вообще почти что девица на выданье. Возьмем на заметку: теперь он вряд ли будет относиться ко мне как к великовозрастной соотечественнице, до сих пор не удосужившейся развить свой Дар.

– Вот! – глубокомысленно изрек Ульса, глубоко упрятав свои истинные чувства, вызванные неприятным открытием. – Неоспоримое свидетельство могущества Дара, даже если его в человеке так мало, как в тебе, и его родной мир лишен магии. Ручаюсь, что ты далеко не первая ведьма в семье. Сколько поколений?

– Точно знаю о шести, – с готовностью ответила я. Это, кстати, правда, мои бабки-прабабки были известными в свое время гадалками, к ним полгорода бегало карты расспросить. – Дальше проверить не смогла – у нас были войны, многие архивы погибли.

– Шесть поколений, ты – седьмое… Не так уж и плохо. Пожалуй, оставлю тебе право распорядиться судьбой глупой девки. Не согнешь ее в бараний рог – тебе же хуже.

А о ней и речи нет, и так все понятно. Что ж, один раз мне удалось уломать Ирочку и ее тараканов. Почему не должно получиться во второй?

– Отпустите ее, – ровно приказала я слугам.

Те тупо уставились на хозяина. Хозяин лениво махнул рукой: дескать, можно. Слуги молча убрели заниматься складированием дров, а я… Я не стала дипломатничать, сразу зашла с козырного туза.

– Ты жить хочешь? – спросила я по-русски.

Ирочка шмыгнула носом.

– А что, все так плохо? – хмуро поинтересовалась она.

– Хуже не придумаешь.

Тараканы явно присмирели: опасность гробануться вместе с хозяйкой их тоже не обрадовала.

– Надевай, – я протянула ей ошейник. – Это не тот случай, когда можно гнуть пальцы веером. Ты не магичка, не ведьма и не купчиха, а значит, по тутошним долбаным законам не имеешь права распоряжаться своей жизнью. Ты должна принадлежать кому-то. И лучше мне, чем этому беременному гному, который на тебя уже глаз положил.

Моя злобная ухмылка без лишних слов и жестов сказала Ире, о каком беременном гноме шла речь. Не то чтобы Ульса был низкорослым, но борода ведь непременный атрибут гнома, не так ли? А его пузо наводило на мысль, что маг не чужд греху чревоугодия.

– Вот блин… – Ирочка стрельнула в спину мага совсем не почтительным взглядом. – Старпер вонючий, а туда же… Ладно, надену. Но…

– Никаких «но», – отрезала я. – Тут средневековье, если ты не заметила. Шаг вправо, шаг влево – расстрел на месте. Прыжок – попытка улететь. Не гони понты, притворись, что приняла их правила. Только так мы сможем выжить.

– А как насчет домой вернуться? Выучишься и портал наколдуешь?

– Может быть. Но возвращаются домой только живые. Намек понятен?

– Поня-а-атен.

Удрученный тон Ирочки сказал магу больше, чем гипотетический перевод. Обернувшись, он снова удивленно поднял бровь: строптивая девка сама надевала на себя ошейник. Застежка там была не ахти какая – простая прорезная петелька, цепляемая на заклепку. Я даже удивлялась, почему никому из местных рабов не приходит в голову попросту расстегнуть ошейник. Сперва я думала, что дело в законах. Ведет себя как слуга, а ошейника нет – однозначно беглый, добро пожаловать под плети и в тюрьму до выяснения принадлежности. Но я переоценила власть закона и недооценила магов.

– Справилась? Молодец, – довольно проговорил он. – Запечатай ей ошейник и ступай в зал. Сегодня первое занятие – основы магии.

– Как запечатать, учитель?

– О, всемилостивый князь!.. – Маг закатил глаза. – Вроде неглупая женщина, а хуже младенца! У тебя что между сисек болтается?

Вот не надо со мной таким тоном разговаривать, дядя, не надо. Я человек не злопамятный – отомщу и сразу забуду.

– Медальон, учитель, – я сопроводила ответ тонкой улыбкой, чтобы сообщить магу о том, что я думаю. Кажется, посыл не удался: маг был слишком раздражен для этого.

– Он тебе для чего дан? Приложи его к бляхе и скажи: «Мое по праву Дара». Все!

Моя улыбочка стала еще шире и информативнее. Ага. Теперь дошло. Все хорошо, учитель. Я свое место в этом мире уже знаю. Ученица заштатного мага – не пустое место, но и не бог весть что. Рангом чуть повыше купчихи и ниже любого ведьмака с серебряной висюлькой на шее, не говоря уже о магах, у которых медальоны золотые. Но все же не соплячка, которой можно безнаказанно хамить, уясни это раз и навсегда. Тогда, быть может, споемся.

Кстати, поскольку я не дочь мага или ведьмака, владеющего кое-каким земельным наделом, приходится жить за счет учителя. Минимальное содержание – это старая, но еще приличная одежонка, скудная кормежка, соломенный тюфяк и крыша над головой. Крохотная комнатенка с чуланчиком на втором этаже, причем чуланчик – жилплощадь личного слуги. Хочешь что-то сверх минимума – рассчитывай на материальную помощь родителей. Увы, с этим у меня по известным причинам наблюдалась напряженка. Теоретически можно было бы подработать на стороне, но практически никто этого делать не будет. Ибо западло. Аристократия же, ручки пачкать зазорно. Продать парочку идей по изготовлению кое-каких бытовых мелочей? Я уже пыталась закинуть идею нагреваемых солнцем водяных баков, спасибо. Второй раз на те же грабли не наступлю. Попытаться поговорить с купцами по поводу оптимизации денежных потоков? Медный медальон с профилем князя – кстати, как зовут венценосца-то? – заставит их хотя бы выслушать меня. Кто знает, может, удастся немного заработать. Пятнадцать лет девелоперства на поприще программных продуктов для бухгалтерии заставили изучить в довесок и эту науку. Хотя, казалось бы, чего уж проще? Приход минус себестоимость минус налоги минус зарплата сотрудников равно чистая прибыль. Но если в нашем законодательстве полно лазеек для ловких хитрованов, то почему здесь их быть не должно? Нужно получше изучить свод местных законов, это вообще никому знать не вредно. А когда изучим как следует, тогда и подумаем, где можно отыскать честный способ отъема денег в свою пользу.

Каша, кстати, недосоленная. С овощами. Фу, гадость. Ирочка ругается, но ест: голод не тетка, пирожка не подаст. Она и так почти двое суток постилась, не в состоянии заставить себя проглотить этот кулинарный ужас. У меня работало проверенное средство: как следует над чем-нибудь задуматься. Даже не замечала, как пустела грубая глиняная миска. Сейчас почему-то плохо думалось и так же плохо елось. Я рассеянно разглядывала скат крыши первого, господского, этажа, находившийся прямо под нашим оконцем, и отщипывала кусочки стылой серой замазки, гордо именуемой здесь хлебом. Лепила шарики и скармливала голубям, слетевшимся на угощение. Ирочка, с отвращением проглотив последний кусок каши, утерлась импровизированной салфеткой и, отставив миску, принялась теребить ошейник.

– Блин… Не снимается, зараза, – бурчала она, дергая застежку. – Вот ведь гадство… Стана! Стана-а-а! Можешь что-нибудь с этим собачьим украшением сделать? А то уже хочется встать на четвереньки и на луну повыть.