Текст книги "Ужасное наследство"

4

Три следующих года прошли спокойно. Меня перевели в четвёртый класс сельской школы. Всё лето мы резвились на огромном участке возле дома. Мать категорически запрещала уводить сестру за забор в лес. Она же не знала, что все тропинки в чаще мне знакомы по ночным прогулкам. То лето осталось в моей памяти самым замечательным и безмятежным. Мы с Софией выбирали интересную книгу из сундука и уходили к пруду. Мать давала немного еды, а воду для питья мы набирали из бившего поблизости родника. Днями напролёт мы читали, мечтали и выдумывали нам одним понятные игры. Вечером возвращались домой и падали в постели от усталости. А потом я летал, парил, видел мир и чувствовал себя всемогущим!

Осенью сестру стали возить в школу вместе со мной – она пошла в первый класс. В ту осень я и нашёл тайник. Меня оставили дома из-за недомогания. Скучая без сестры, я поднялся в мансарду. Все книги были давно перечитаны, поэтому я раздумывал, чем бы заняться. Тогда-то случайно и заметил, что один из сундуков не так глубок, как два других. Приглядевшись внимательнее, понял, что дно сундука вовсе не дно, а крышка, закрывавшая потайной ящик. Я пытался подцепить её и поднять, но мучился долго и безрезультатно. В сердцах стукнул ногой по стенке и услышал глухой щелчок. Днище немного приподнялось. Дрожа от нетерпения, я поднял его и обнаружил две странные рукописные книги. Глядя на них, сразу становилось понятно: они не старые, а древние и очень опасные. И ещё там лежали ветхие тетради, исписанные знакомым каллиграфическим почерком – дневники бабушки, написанные ей в детстве.

Находки я скрыл от всех. Даже от Софии, рассудив, что она мала, и пугать её ни к чему. Теперь я искал уединения, а сестра не понимала, почему я отдалился от неё. Я ссылался на недомогание, сложные домашние задания, придумывал любой предлог, чтобы остаться одному.

Чем дальше я продвигался в чтении бабушкиных дневников, тем страшнее мне становилось за жизнь близких людей. Многое из записей я так и не разобрал до конца, так как чернила поблекли от времени. Но то, что удалось прочесть глазам и осознать неокрепшему разуму, повергло меня в ужас.

Из старых дневников я узнал историю сестёр-близнецов, которые случайно (но, думаю, случайностей на свете не бывает) нашли в старом полуразрушенном склепе на сельском кладбище колдовские книги. Эти книги – гримуары, не каждый мог прочесть. Только избранные злом, не опасаясь обжечь глаза, читали тёмные заклинания, вызывающие демонические сущности и наделяющие дьявольскими чарами. Вот и двум сёстрам – моим бабкам, открылись дьявольские письмена для прочтения. Стали они экспериментировать с заклинаниями, считая это видом безобидного оккультного развлечения, вроде гадания на Святки и Рождество. Глупые дети не знали, что возродили к жизни. Из написанного я понял, что, во время игры с заклинаниями вызова демонов сна, случилось странное и необъяснимо жуткое событие. Бабушка смутно помнила подробности, потому что очнулась от обморока в подвале дома лёжащей в кругу погасших чёрных свечей, а сестры рядом не оказалось. После той ночи больше она никогда её не видела, я имею в виду, в обличии живого человека.

Вскоре страшные события стали происходить в сёлах и деревнях, расположенных поблизости, да и собственно в самом доме тоже. Но самое чудовищное, что в округе начали умирать младенцы и маленькие дети, а доктора не могли объяснить причину их смерти. Сейчас врачи называют это заболевание – проклятие Ундины. Дети умирают ночью, во сне, без единого крика и стона, словно кто-то крадёт их дыхание.

Безутешные в горе и скорби родители пытались доказать не сведущим докторам, что их чада ложились спать абсолютно здоровые, и виновно в смертях детей нечто потустороннее. Но врачи скептически разводили руками и не желали слушать ереси. Ни о какой религиозной подоплёке официальные лица говорить в те годы не желали – уже прокатилась революция по стране, и гонение на церковь становилось всё сильнее. Но селяне втайне всё равно шептались, что без нечистого не обошлось. Многие рассказывали, что видели в селе после захода солнца девушку необыкновенной красоты. За спиной у неё перепончатые крылья, на голове рога, а на ногах копыта, как у чёрта. Её запах сводил с ума, одежды были черны, как сама ночь, а в глазах полыхал адский огонь.

А потом к бабушке по ночам стала являться пропавшая сестра. Она звала и умоляла завершить начатый ритуал до конца. Тогда они воссоединятся, и будут обладать невиданным могуществом. Только бабушка и представить не могла, что случится дальше. Она обратилась за помощью к местному священнику – отцу Алексию. Он сначала долго не верил ей, а потом и батюшке открылась ужасающая истина. Вместе с бабушкой он попытался изгнать нечистую силу в преисподнюю, откуда сёстры её необдуманно выдернули. Но погиб в неравном поединке добра и зла. Демон, якобы, тоже сгинул, только перед исчезновением проклятье произнести всё же успел. Суть проклятья была в том, что порождение ада возродится в дитя нашего рода. Бабушка уничтожила дьявольские книги: сожгла гримуары дотла, а их пепел по лесу развеяла, чтобы следа не осталось. О проклятии помнила всегда и долго боялась выходить замуж, не хотела иметь детей. Но, встретив перед войной деда, не могла противиться чувствам, они поженились, и родилась моя мать. Конечно, бабушка умолчала и никогда не рассказывала о печальных и страшных событиях детства и об исчезнувшей сестре, так что дед жил в полном неведении. Может, она не хотела его пугать, но скорее думала, что муж просто ей не поверит. Дед оставался убеждённым атеистом и презирал разную поповщину и чертовщину. Поначалу бабушка терзалась страшными предчувствиями и опасалась, что проклятье воплотится в рождённой дочери. Потом считала, что зло вернулось со мной. Но несчастная милая бабушка даже помыслить не могла – будущее будет гораздо хуже и запутанней. Записи в дневниках местами становились сбивчивыми и непонятными для наивного детского ума, а объяснения путанными и противоречивыми. Но особую загадку составляло – как книги, сожжённые ей, вновь оказались в тайнике? Причём, следов огня на них и в помине не было.

5

Время шло. Мы становились взрослей. Мои школьные годы близились к завершению. Записей сновидений в тетради прибавилось. Все они о тех, кто пытался отобрать у меня любовь и внимание сестры – её подруга, мальчишка из ближайшего села, учитель английского языка, даже кошка, приблудившаяся к дому. София должна была принадлежать мне безраздельно. Я искренне не мог понять, почему сестра так сильно горюет по внезапно погибшим или исчезнувшим друзьям. Но больше всего меня раздражало и беспокоило, что родители настаивали, чтобы после окончания школы я поехал учиться в Москву, в университет. Это означало, что домой я бы смог попасть только на каникулы (ну, и по ночам, конечно). Я не хотел оставлять Софию, привязанность к сестре была сродни болезни. Я даже стал подумывать, как избавиться от родителей. Но меня удерживало опасение, что сестру определят в приют, как несовершеннолетнюю.

До этого я не решался прикоснуться к гримуарам, найденным мной в старом сундуке. Теперь же словно невидимая рука направляла меня к ним, и книги признали меня. Они были необычны. В них содержались инструкции для различных ритуалов, какую одежду носить, какие инструменты использовать, какие молитвы и заклинания читать в определённое астрологическое время и разные часы дня и ночи. Рецепты воскурения фимиамов, описания создания магического круга, амулетов, талисманов, клейм и оккультных знаков, инструкции, как забивать и приносить в жертву животных. Они писались со времён появления первого демона. Книги постоянно дополнялись новыми заклинаниями по мере того, как нечистая сила набиралась опыта. Да и сами фолианты себя в обиду не давали. Они обладали особой энергией, поэтому их никто не мог унести далеко от дома или уничтожить, кроме демона, который поселился в теле человека проклятого рода. Открыв их единожды, не читать больше сатанинские письмена я не мог. Они звали и искушали, и я постоянно слышал сладостный вкрадчивый шёпот в возбуждённом подсознании.

Не рассказывая правды Софии, я начал обучать сестру дьявольским деяниям. Мы, как и наши бабки, стали экспериментировать с опасными заклинаниями из колдовских книг. Именно тогда у меня появилось желание попасть в подвал.

Мать уже давно перестала прятать ключи. Они висели за дверью кухни на старом крюке. Мама не думала, что мы захотим спуститься вниз. Но мы захотели. Как только родители укладывались на ночь, мы пробирались в подвал, а книги подсказывали нам, какие действия следовало совершать. Я не могу и не хочу рассказывать о мерзких и богохульных ритуалах, которые мы творили. Как я говорил, наше сознание не ведало низости совершённых деяний. Дьявольские книги зомбировали мозг. Из ночи в ночь умение совершенствовалось и становилось изощрённее, заклинания чётче и стройнее. И беда произошла. С сестрой не случилось никаких перемен, но я их не избежал. Теперь по ночам, когда моя сущность, проще – душа, выскальзывала из тела, начали твориться странные и необъяснимые вещи.

Со времени нашего переезда в дом мать твердила, что надо мной хоть из пушки пали во время сна. Я не шевелился и не вздрагивал от скрипа двери, грохота случайно упавшего на пол предмета. Не тревожил меня резко зажжённый яркий свет и громкий разговор. Но в последнее время, говорила мать, я стал спать беспокойно, метаться и стонать, как от назойливой боли. А при попытке разбудить меня, чтобы успокоить или чем-либо облегчить страдания, замирал в позе эмбриона до утра. Но как могло двигаться тело, если меня там не было? Я решил прекратить ночные прогулки и понаблюдать за покинутой телесной оболочкой. Паря над кроватью, я с возрастающим ужасом наблюдал, как билось тело на мокрых от пота простынях. Как жуткие стоны вырывались сквозь плотно стиснутые зубы. Как суетились возле постели перепуганная мать и озабоченный отец. Я видел всё это со стороны. Пытался вернуться в себя, но возникало ощущение, что я ломился в закрытую дверь. Только с наступлением утра мне удалось войти внутрь себя. Какое чудовище рождалось во мне? Всё чаще в голову приходила ужасная мысль: что будет, когда нечто научится управлять телом? Изгонит душу навсегда? Или позволит существовать рядом с собой, наслаждаясь мучениями пленённого сознания о том, что взрастил я собственными руками. София не спрашивала ни о чём, казалось, она постоянно наблюдала за мной. В её пронзительно-синих глазах угадывался вопрос: «Это ещё ты?»

Это был я и одновременно уже не я. С каждым днём чужеродное присутствие чувствовалось сильнее. Нечто научилось вставать по ночам, бродило по дому, пугало родителей и сестру, но пока не причиняло никакого вреда. Я пытался не выходить из тела по ночам, но оно выталкивало меня. Я пробовал пить оглушающие дозы снотворного, сворованного у матери. Бесполезно. Отключался только я, но не тварь, сидевшая внутри. Думаю, пожелай я умереть, этому было бы не суждено свершиться. Оно не позволило бы мне такое благо. Нечистая сила, которую мы с сестрой выдернули из-за грани непознанного мира, прочно пустила ядовитые корни в подходящем ей теле. И расставаться с ним не желала.

К окончанию школы истинного меня практически не осталось. Все окружающие, кроме членов семьи, не замечали изменение моей личности. Угнездившаяся внутри тварь вела себя отвратительно. Мать с отцом откровенно побаивались меня, а бедняжка София страдала. Нечто вынуждало её безоговорочно выполнять извращённые желания и продолжать омерзительные колдовские эксперименты по ночам. Лишь на короткие утренние часы я становился прежним. Тогда мы с сестрой не могли наговориться и сокрушались, в какой кошмар превратили жизнь. Мы мечтали изгнать потустороннюю сущность, чтобы всё стало, как прежде. Теперь и София уговаривала меня уехать в Москву учиться и приводила огромное количество доводов в пользу этого решения. Во-первых – это было самое главное, учёба в столице и возможность доступа к огромному количеству литературы и документации даст шанс найти способ вернуть меня прежнего. Во-вторых, может мне выпадет случай встретиться и познакомиться с каким-нибудь учёным, сведущим в области демонологии. Который сможет реально помочь нам. В-третьих, вместе со мной тварь уберётся подальше от дома, а то София уже стала переживать за состояние здоровья и рассудка родителей. Но сестра не договаривала все опасения. Она боялась меня такого, каким я стал. С каждым днём колдовское порождение требовало к себе всё больше её внимания. Эта тяга становилась более и более порочной. Я высказывал опасения, что силы зла не позволят оставить её надолго. Но сестра умоляла придумать какую-нибудь уловку и перехитрить демона. К удивлению, нечто не противилось отъезду из дома.

Поначалу я не понимал причины, но затем истина стала очевидной. Ему тоже хотелось убраться из дома, из лесничества – подальше от села. В большом городе можно легко затеряться среди людей и творить, не боясь быть замеченным, богомерзкие дела. Монстр жаждал крови, но не хотел привлекать к себе излишнего внимания.

Наступил день отъезда. Уезжал я ранним утренним поездом специально, чтобы без чужеродного присутствия проститься с семьёй. Ведь я не знал, что планирует сущность, обосновавшаяся внутри моего тела. Вдруг я вижу родных в последний раз? Мысль о разлуке невыносимым грузом давила на сердце. Я ни на день не оставлял сестру, не представляя жизни без неё. В короткие минуты прощания я увидел её другими глазами и понял, насколько красива София. Она выросла и повзрослела за страшный последний год. Ужасное знание на миг мелькнуло в измученном тоской разуме, но горечь скорой разлуки заслонила его.

Мы договорились, что я буду писать обо всём. Естественно в состоянии самого себя, без присутствия дьявольской силы. Я не предполагал, что скоро даже на короткие утренние часы демон не позволит мне оставаться одному. Плачущей Софи я обещал, что к моему возвращению всё будет по-прежнему. Но как жестоко я ошибся! Истинный я последний раз обнимал сестру и отирал слёзы с её прекрасного лица.

6

Я мечтал о поступлении в университет на философский или психологический факультет, но мечта не совпала с желанием сущности. Тварь стремилась в мединститут. Позже я понял, зачем чудовище хотело глубоких познаний в акушерстве и хирургии, но тогда искренне недоумевал – чтобы убивать людей, нет необходимости врачевать их.

После тишины и покоя заповедника город оглушил меня суетливым многолюдьем. Сойдя с поезда через двое суток утомительной езды, я в растерянности оглядывался по сторонам. Было раннее утро, но вокзал, казалось, не затихал ни на секунду даже в эти рассветные часы. В тот момент сущность оставила меня на время. Мимо проходила группа цыганских женщин, одетых в яркие пёстрые одежды. Их грязные и босоногие дети шустро носились рядом и выпрашивали деньги у людей, спешивших мимо стихийно образовавшегося, маленького табора, а молодки хватали потенциальные жертвы за руки и предлагали предсказать судьбу. Не всем просто так удалось вырваться из цепкой хватки обольстительных обманщиц. Так и меня взяла за руку одна из гадалок. Она обладала необыкновенной красотой. Лукавые глаза глубокой манящей темноты призывно смотрели на меня. Вьющиеся крупными локонами волосы, чёрные и блестящие ниспадали струящимся каскадом по спине до пояса. Пухлые чувственные губы, изогнутые в приветливой и в то же время насмешливой улыбке. Девушка произнесла певучим бархатным голосом: «Дай погадаю, касатик, всю правду расскажу». Она поднесла мою раскрытую ладонь ближе к прелестному лицу и через мгновение отбросила руку прочь от себя. Лицо её выражало откровенный ужас, дыхание перехватило, а крик застрял в горле. Живописная немая сцена привлекла внимание остальных цыганок. Они встревожено бросились к моей непрошеной гадалке. Наперебой тараторя на цыганском языке, стали тормошить её, застывшую и потерявшую дар речи. Наконец, девушка произнесла тихим прерывающимся шёпотом непонятные слова, и женщины бросились прочь от меня, как от прокажённого.

В унынии я потащил тяжёлый чемодан по перрону, размышляя, как бы найти хоть временное пристанище. По пути я забрёл в привокзальную столовую, где купил жидкий кофе с молоком и чёрствую дешёвую булку. Пока я поглощал невкусный завтрак, ко мне подошёл мужичок потрепанного вида, но с взглядом цепким и хитрым. Незаметно, слово за слово мы сговорились, что Петрович – так звали моего нового знакомого, пустит меня на постой, да и плата будет невелика. Смешной маленький человечек думал, что совершил в тот день удачную сделку. Только он не знал, что это сделка с дьяволом.

Мы быстро добрались до квартирки хозяина. Она находилась всего в нескольких шагах от вокзала. Жилище оказалось донельзя запущенным и грязным. В помещении стоял отвратительный застарелый запах мочи, махорки и нестиранных носок. Горы пустых бутылок занимали почти всё пространство хибары, а на одиноком тощем матрасе в углу не было даже жалкого подобия белья. Я с брезгливостью поставил чемодан у порога. Получив «ключ от хором», как выразился Петрович, сразу отправился узнать о подаче документов и сроках экзаменов в медицинских институтах. Я пишу в единственном числе о себе, чтоб не повторятся, читатель. Инородная сущность уже прочно сидела во мне, только несколько утренних часов дремала, так что я – это симбиоз зла и моей души. Донельзя вымотанный, вечером я вернулся в квартиру, открыл дверь и лишился дара речи. Полностью развороченный чемодан валялся в углу. Половина вещей исчезла, а так же деньги, фотоаппарат и бритва. Петрович валялся на матрасе в алкогольном беспамятстве, громко храпел и омерзительно вонял сивухой. Я почувствовал, что взор застилает кровавый туман, тело напрягается, и меня уносит в багровый космос небытия.

Когда я пришел в себя – в буквальном смысле, будто шагнул в собственное тело, как в покинутый дом, то не поверил глазам. Халупа Петровича сияла идеальной чистотой, от бутылок и запаха не осталось и следа. Сам хозяин сидел посреди комнаты на табурете и сосредоточенно пускал пузыри. В его взгляде светилось откровенное безумие. С этого дня тварь больше ни на секунду не оставляла меня. Она стала полноправным и единоличным хозяином положения. А я сторонним наблюдателем, несчастным приживалкой в оккупированном теле. Больше она не вышвыривала меня по ночам из телесной оболочки. И теперь мне открылось кто или что я на самом деле. Правда оказалась так ужасна, что я мечтал о том, чтоб не присутствовать на жутком пиршестве зла и порока. Я бился, как птица, пойманная в силок. Я мечтал впасть в слабоумие, как любезный Петрович или провалиться в забвение, но зверь не давал мне этого послабления.

Теперь я знал, что такое чистое зло. Теперь я слился с нечестивым существом. И со временем даже начал получать слабое изощрённое наслаждение от этого. Я смотрел на мир глазами твари, руководствовался мыслями и поступками демона, и это нравилось мне всё больше. Я превратился в инкуба – демона ночи, и все пороки мира стали подвластны моим желаниям.

С хозяином всё уладилось успешно. Сведённый с ума алкоголик превратился в послушную марионетку. Он безропотно делал всё, что я ему приказывал. В краткий момент просветления, который я ему предоставил, он подписал необходимые бумаги, и вскоре я стал обладателем московской прописки в маленькой квартирке возле вокзала. После этого ничтожный человечек сразу переехал в психбольницу, в палату для буйных пациентов. Там он недолго выдержал инъекции галлоперидола и электрошока. Через месяц мой прелестный Петрович перекочевал на погост. Я, конечно, изображал убитого горем племянника.

Время шло, я обживался в Москве. Стоит ли говорить о том, что поступление в ВУЗ не доставило мне вообще никаких хлопот. Правда, в приёмной комиссии сидела наизлобнейшая дама. Но стоило мне ночью навестить вредную бабу в новом демоническом амплуа и вдоволь поиздеваться над невзрачной старой девой, как меня незамедлительно зачислили на первый курс мединститута. До начала учёбного года времени осталось предостаточно, и я предался разгулу. Все ночи были мои. Я мог войти в любое окно, и все женщины мира потенциально принадлежали мне. Меня точил ненасытный голод, который заставлял искать нечто, чему я ещё не знал объяснения. Я искал, экспериментировал, и, конечно, случались промашки – убивал. Вернее, убийством это назвать было невозможно. Мои жертвы умирали сами от невыразимого наслаждения. От восторга, которое я, инкуб – дитя ночи и порока, дарил им. Они смотрели мне в глаза и видели в них необыкновенное желание и обещание удовольствия. Их жалкие человеческие сердца не могли вынести сверхъестественного наслаждения. Они останавливались, и оставалось лишь тело – бездушная плоть, макет человеческой особи. Но зверь стремился не к этому. Его предназначение заключалось совсем в другом исходе, но пока эта тайна лежала за семью печатями.

Начался учебный год. Учеба давалась мне легко. Человеческое тело не было для меня неизведанным, я знал его, как свои пять пальцев. Препарирование трупов в анатомическом театре я приравнивал к свежеванию тушки цыпленка на кухонном столе. Профессора хвалили меня и прочили успешную хирургическую карьеру. Моё сердце было холодно, рука точна. Однокурсники откровенно чуждались и опасались меня и никогда не звали на вечеринки. Я не приглашал девушек на свидания. Зачем? Стоило мне захотеть, и ночью первая красавица института станет извиваться от желания у моих ног. Я не нуждался в бесполезных сомнительных развлечениях. Днём я учился, вечером отсыпался. А ночью рыскал, алкал найти то, к чему стремилась дьявольщина, обитавшая в моём теле.

О сестре – дорогой Софии, я в ту пору не вспоминал. Обещание писать было дано мной настоящим, а такого, увы, уже не осталось. Я теперь представляю, как мучилась в информационном молчании сестра, сколько слёз отчаяния она пролила. Время Софии тогда ещё не пришло. Демон только набирал силу и власть.