Текст книги "Грехопадение"

Глава 4. Мечты

«Даже в самой худшей судьбе есть возможности для счастливых перемен»

Эразм Роттердамский

Слушая Личность в Белом, я понимал, что она, в общем, права. Все аргументы, приведённые ею, соответствовали положению дел. Разумные доводы говорили в её пользу, и у меня действительно не было поводов для недовольства. Но вся эта очевидная объективность была какой-то ненатуральной, как восковые фигуры в музее мадам Тюссо, – сходной с оригиналом, но безжизненной. Ведь жизнь – это не только внешняя форма и управляемые рефлексы, но и огромный внутренний мир.

Временами, когда существующая реальность становилась невыносимой, я, что называется, «уходил в себя». И там, в своих мыслях и фантазиях, мог рисовать красочные картины неосуществлённых желаний.

С детства я мечтал о путешествиях в дальние страны, невероятных открытиях и необыкновенных находках. Я представлял себя покорителем новых земель, отважным мореплавателем и бесстрашным первопроходцем. Мне хотелось найти затерянную во льдах Арктики Землю Санникова, несметные сокровища Инков, затонувшую таинственную Атлантиду. В своих мечтах и фантазиях я испытывал страхи, преодолевал препятствия и радовался победам. Всё это усиливало мой интерес к жизни, давало толчок к развитию.

Но по мере взросления я узнавал, что все неведомые земли уже открыты, сокровища найдены и оприходованы, а легендарную Атлантиду и вовсе придумал Платон. Мечты мои рушились на глазах и вместе с мифической Атлантидой тонули в океане неверия.

Ко времени окончания школы мой красочный, неведомый мир оказался несовместим с существовавшей реальностью. Пришло время выбрать профессию. И я её выбрал, далёкую от возвышенных мечтаний, от странствий и приключений, от призрачного счастливого детства. Серая обыденная объективность опустила меня на землю и напомнила, что пустыми мечтами сыт не будешь.

Я выбрал профессию бухгалтера, профессию простую, удобную, востребованную всегда и везде.

– И Вы сделали правильный выбор, мой дорогой, – прервала мои размышления Личность в Белом. – Для реальной земной жизни нужна востребованная специальность. К тому же, выбранная профессия давала в дальнейшем устойчивость, определённость и обозримые карьерные перспективы. Образно говоря, впереди у Вас была ровная и прямая дорога в светлое будущее.

– Вероятно, так я и думал, «наступив на горло собственной песне». Да и думать иначе в то время было опасно и недальновидно. В лучшем случае меня бы сочли неутомимым романтиком и чудаком, в худшем – сослали бы открывать новые земли где-нибудь под Магаданом. О каких морских путешествиях и новых открытиях могла идти речь в «наглухо застёгнутом на все пуговицы государстве»? Всё это детские мечты, мечты…

– Однако позволю себе напомнить, – включился в наш спор Субъект в Чёрном, – что именно романтики и чудаки совершали значительные открытия. Те, кто оставался предан своей мечте, доплывал-таки до заповедного берега. И это о них говорил классик в «наглухо застёгнутом государстве»: «Безумству храбрых поём мы песню!»

– Теперь я напомню Вам, сударь, – вступилась за меня Личность в Белом, – что «песня» эта была о прошлом, а, отнюдь, не о будущем. И «пелась» она post factum о конкретном событии. Этим нелепым примером вы сеете сомнения в душе подотчётного нам индивида. К тому же Вы должны знать, что обобщённые и абстрактные примеры не влияют на принятие решений. Это как вешать шляпу на облако в виде крючка. Если Вы претендуете на объективность, попробуйте «влезть в его шкуру».

– Сударыня, при всём желании, я не смогу этого сделать, так как я в данный момент тоже материален, – съехидничал Субъект в Чёрном.

– Не стоит всё воспринимать так дословно, я тоже говорила метафорически, – оправдывалась Личность в Белом. – Попробуйте поставить себя на его место с учётом существовавших условий, условностей и персональных характеристик, и Вы поймёте, что иное развитие событий было бы невозможным. Здесь без вариантов.

– Ваши выводы звучат как вынесенный приговор. Напомню, коллега, мы ведь не судим, а корректируем, и задача у нас с вами общая – проанализировать и исправить. Поэтому не стоит спешить и «навешивать ярлыки».

– Ах, сударь, в этом конкретном случае мне всё понятно, и не о чем спорить. Видели б Вы мой список таких же «объектов», томящихся в ожидании. Там очередь на столетья вперёд. Поэтому время моё дорого и ограничено.

– Значит, и ваш мир несовершенен, раз в нём существуют ограничения, – невольно заметил я. – Но ведь где-то должна быть НЕ ограниченная свобода?

– Безграничной свободы не может быть по определению. Мир в высшем смысле этого слова структурирован и взаимозависим. И в этом состоит его целостность. Это так же, как, например, рука не может жить отдельно от головы. А все различия заложены в исходных параметрах.

– У меня возникло почти физическое ощущение, – снова заговорил Субъект в Чёрном, – что я присутствую при ответе отличницы на уроке. Сударыня, Вы так правильно и убедительно говорите, что аж зубы сводит. Но всё-таки время – параметр относительный, а опыт Души перевесит любое количество аргументов. Поэтому мы будем работать с данным по Вашему выражению «объектом» столько, сколько понадобится, пока не найдём наиболее приемлемый выход.

И не надо ля-ля про дороговизну Вашего времени. За такие словесные обороты Вам могут ведь и счётчик включить…

– От Вашей лексики дурно попахивает серой. А прямой намёк на счётчик и вовсе – шантаж. Меня Вам не запугать никогда.

– Зная Ваш процессуальный опыт и юридическую подкованность, сударыня, я даже и не пытался. Но, ближе к телу…

Давайте попробуем определить, где же наш подопечный ошибся и сделал неверный выбор, что стало причиной ошибки и как эту ситуацию исправлять, ведь, как известно, исправить можно практически всё, пока человек ещё жив.

– Вы говорите об исповеди и покаянии, – сообразил я.

– Да, нечто подобное существует в ваших религиях, но только в урезанном и искажённом виде. Дело в том, что не ритуал сам по себе имеет значение, а исключительно лишь работа Души. И для этой работы не нужны храмы, посредники и их ритуалы. Один человек, как бы он себя ни называл, не может да и не должен судить о другом, так как оба они грешны. Безгрешные на земле не живут.

Глава 5. Исповедь

«Если бы все мы исповедались друг другу в своих грехах, то посмеялись бы над тем, сколь мало у нас выдумки. Если бы все мы раскрыли свои добродетели, то посмеялись бы над тем же»

Халиль Джебран

Воспитанный в традициях атеизма, я никогда всерьёз не задумывался на религиозные темы. Церковь была отделена от государства, даже в некотором смысле находилась в опале, поэтому любая причастность к церковному таинству, косвенная или прямая, высмеивалась и осуждалась. За религиозные взгляды или чтение подобного рода литературы «особо провинившихся» прорабатывали на комсомольских и партийных собраниях.

Им говорили о том, что строитель светлого будущего не должен цепляться за догмы средневекового мракобесия (и в этом они были правы). А за участие в церковных обрядах или присутствие в церкви во время религиозных служений могли выгнать из института или уволить с работы.

Идеологи и активисты с пеной у рта отстаивали принципы марксистско-ленинского коммунизма и готовы были уничтожить любого, кто имел отличную от общепринятой точку зрения. Но самым ужасным было как раз то, что равенство при коммунизме предполагало не равноправие, а одинаковость всех «строителей коммунизма» под руководством партии и правительства, то есть неких отдельных личностей, дорвавшихся до «руля».

И чем, собственно, отличалась новая, коммунистическая парадигма от ранее существовавшей религиозной? Да, в общем, ничем. И в той, и в другой было поклонение идолу, которого в одной традиции называли «всемогущим богом», а в другой – «великим вождём». И там, и там существовали руководители, направляющие и объясняющие народу, каким путём лучше идти к пропасти. И опять-таки те и другие бездельничали и жировали за счёт всё того же уравненного и обезличенного народа.

Это была борьба серьёзных структурных идеологий, различных по своим концепциям воинствующих группировок, преследующих одну и ту же цель – получение преференций и разных благ для себя за чужой счёт. Одна тоталитарная секта против другой.

Идеологи-коммунисты твердили, что «религия – это опиум для народа», притом, что этот народ даже не понимал значения слова «опиум». Священники в свою очередь прозвали коммунистических активистов «бесами», а их вождя – и вовсе «антихристом».

Dans la guerre comme à la guerre.

И всё-таки в «стране победившего социализма» взяла верх марксистко-ленинская доктрина. И церковь ушла в подполье готовить новый крестовый поход.

Прошли годы…

В результате внутрипартийных трений и распрей коммунистическая хватка ослабла, идеология рассыпáлась, как трухлявый мешок, и опустевшую нишу на фоне призывов к свободным рыночным отношениям вновь начала занимать церковь.

Истины ради, нужно добавить, что в «распахнутые настежь двери» нашего в прошлом могущественного государства вместе с западными буржуазными ценностями, а также капиталистическими политтехнологиями хлынули и религиозные секты различных толков и направлений.

В свете этих событий церкви стало невыгодно воевать с государством, и она выбрала более миролюбивую тактику, при этом, не изменив своих истинных целей.

Но, не смотря на амнистию церкви, открытие уже имевшихся и строительство новых храмов по всей стране, интереса к религии я так и не ощутил. Зачем посещать службы, если их можно увидеть по телевизору? А если сакральность обрядов исчезла, о каких таинствах может идти речь?

Я просто не знаю, каким должно быть таинство исповеди и в чём смысл святого причастия?

– А ты не рассуждай на общие темы, попробуй сконцентрироваться на себе, – ответил на мои размышления Субъект в Чёрном.

– Я пытаюсь настроиться, но не знаю, с чего начинать.

– Начинать всегда лучше с самого начала (тавтология получилась). В общем, начни с того, что помнишь и знаешь о себе самом. Не обязательно проговаривать всё это вслух, мы и мысли твои слышим прекрасно.

Итак, что помню и знаю…

Родился я 12 декабря 1953 года в рабоче-крестьянской, как тогда говорилось, семье. Сначала мои родители работали и жили в колхозе, а вскоре после моего рождения перебрались в город. Борьба с послевоенной разрухой подняла очередную волну индустриализации, и народ из бесправных нищенских деревень потянулся восстанавливать города.

Осознавать себя я начал в детском саду, где находился почти круглосуточно. Родители на тот момент жили в разных переполненных общежитиях и много работали, поэтому меня забирали редко и только лишь на полдня. Зато в детском саду мне очень нравилось. Там было тепло и уютно. Нас хорошо кормили и одевали. Мы много играли, пели и рисовали. А ещё нас учили писать и считать, прививали самостоятельность и правила поведения.

Это было прекрасное время, когда ещё не нужно было думать о будущем, что-то планировать, а можно было жить просто «здесь и сейчас».

Самым интересным была подготовка к праздникам, особенно – к Новому году. Мы разучивали песенки и стихи, воспитатели наряжали для нас ёлку, а в сам праздник приходил Дед Мороз со Снегурочкой. Каждый из нас за своё выступление обязательно получал подарок. На фоне всех остальных дней, этот праздник казался сказочным и волшебным.

Зима для меня в тот период особенно отличалась от остальных времён года. Несмотря на значительные холода, можно было играть в снежки, лепить снеговиков и кататься на санках. И даже находясь в помещении, я часто садился перед окном, чтобы рассматривать причудливые морозные узоры на стёклах. А если где-нибудь оставался не замороженный кусочек стекла, то через него я мог видеть деревья, покрытые инеем, и сверкающий под солнцем снег.

В те далёкие годы в детских садах не было телевизоров и магнитофонов, не имелось бассейнов и спортивных залов. Вообще развлечений каких-либо было очень мало, поэтому всё необычное, в том числе и явления природы, вызывало особенный интерес.

Я помню однажды сильнейшую грозу, когда дождь лил, как из ведра, струями стекал с крыш и сползал по оконным стёклам. Очень близко сверкали яркие молнии, и гремел гром. Нам было страшно и любопытно одновременно. Казалось, что огромное чудище движется прямо на нас, но мы должны были быть смелыми и ничего не бояться.

На улицу в этот день нас не пустили, а так хотелось побегать по лужам!

Летние месяцы той далёкой поры мне ничем особенным не запомнились, а вот осенью нам давали много фруктов и овощей.

Никогда уже больше в своей жизни я не испытывал подобного интереса к природе и единения с ней, как в те далёкие детские годы.

Глава 6. Аннушка

«Больше всего мы сожалеем о тех грехах, которые не совершили, когда подворачивалась оказия»

Хелен Роуленд

Удивительно, что становясь взрослыми, заводя семью и детей, почему-то совсем забываем о том, какими же в детстве были мы сами. Родителям всегда кажется, что они обо всём знают лучше детей, и представляют последних несмышлёными и глупыми существами.

Между тем, каждый ребёнок – это просто маленький взрослый. В нём заложены от природы необходимые знания и мировоззренческие основы. Конечно, не всё ребёнок может осмыслить и объяснить, но зато он искренен и открыт миру. Его каналы направлены вовне, и словно антенны, они улавливают жизненно важные сигналы.

Взрослые для детей не столько старшие, сколько просто другие. Как другой вид. Как медведь для зайца или тигр для кошки. У детей свой собственный мир, более яркий и красочный, волнующий и чудесный. В нём действуют свои законы и правила, не всегда понятные взрослым.

Уже в средней группе детского сада я начал осознавать свою мужскую природу. Даже внешне было заметно, что мы не все одинаковы, что есть мальчики и есть девочки. И разница эта заключалась не только в одежде или причёске.

Конечно, одежда в первую очередь подчёркивала разницу между нами. Мальчики носили штаны и рубашки, а девочки – юбочки или платья. У некоторых девочек на голове были бáнты, которые усиливали к ним интерес. Мальчики норовили дёрнуть за бантик и получить за это заслуженную оплеуху. Это была своего рода игра, интересная, волнующая и пробуждающая инстинкты.

И всё же основная разница между нами и девочками была в другом. В этом возрасте ещё не существует табу, и природа берёт своё.

– Так, так, – оживился Субъект в Чёрном, – с этого места, пожалуйста, поподробнее.

– Ещё бы, ведь это его любимая тема: «Сексуальные девиации и перверсии». Я бы искренне удивилась, если бы Вы, сударь, оставили эту часть воспоминаний нашего подопечного без внимания, – в своей привычной манере заметила Личность в Белом.

– Зря Вы иронизируете, коллега. Тема как раз очень серьёзная и достаточно важная для анализа ситуации. В возрасте трёх-пяти лет формируется самоидентификация человека, и половая составляющая в этом процессе крайне важна.

Мне лестно узнать, что Вы в курсе моих профессиональных интересов, но в самой теме Вы, видимо, разбираетесь плохо. От того, насколько естественно и незаметно пройдёт эта фаза, зависит формирование психики в более позднем периоде. Если же акцентировать внимание ребёнка на его инстинктивных поступках, смысла которых он ещё не понимает, а тем более осуждать и запрещать, можно не только травмировать его психику, но и получить в будущем преступника или маньяка.

– Поверю Вам на слово, сударь, – ответила Личность в Белом. – Зная Вашу специфику, осмелюсь предположить, что опыт общения с сущностями подобного рода, о которых Вы только что упомянули, даёт основание Вам так утверждать.

– Благодарю за доверие, но мне удивительно, что Вы так болезненно реагируете на эту тему. У Вас в прошлом были проблемы? Не хотите ли об этом поговорить?…

– Нет, сударь, в Ваших специфических консультациях я не нуждаюсь. И напомню Вам, что мы здесь совсем для других целей, и оба – в качестве консультантов. Советую Вам использовать свои знания в области психиатрии для решения конкретных задач.

– Слушаю и повинуюсь, – съехидничал Субъект в Чёрном. – Но если надумаете, сударыня, я к Вашим услугам в любом секторе и в любое удобное для Вас время.

Всё, всё, замолкаю, пока вы не заморозили меня своим ледяным взглядом.

Продолжайте рассказывать, мой дорогой.

Так вот, о природе человеческого естества…

В детском возрасте желание познавать окружающий мир неуёмно и безгранично. Наибольшее любопытство вызывает как раз то, о чём взрослые не рассказывают. А нам хотелось уже тогда проникнуть в самую суть того, чем же мы отличаемся друг от друга.

Девочки были любопытнее и смелее, чем мы. Иногда они сами нас провоцировали на поиск этих различий.

Перед сном всех отправляли попúсать, и туалет был единственным местом, где выяснялась разница между нами. Мальчикам было странно, что девочки это делают сидя, а девочки удивлялись, почему мы это делаем стоя. Они подходили к нам, чтобы увидеть, что такое мы держим в руках.

От столь пристального внимания к нашим «особенностям» мы чувствовали себя более важными и значительными. Это казалось нам преимуществом перед девочками. Они же, в свою очередь, тоже старались нам показать то, что имелось у них.

Самые любопытные из девочек трогали наши «особенности» руками и даже сжимали, а мы при этом краснели от удовольствия.

Потом, уже в спальне, когда воспитатели уходили, думая, что мы спим, некоторые из девочек предлагали себя рассмотреть повнимательней. Обычно такое происходило во время дневного отдыха, когда было светло. Мы тихонько вставали и выстраивались в очередь, чтобы посмотреть и потрогать. А уже ночью некоторые из мальчиков забирались к девочкам под одеяло, ложились на них и совершали поступательные движения. И девочкам, похоже, эти занятия нравились.

Одну из таких девочек звали Аннушкой. У неё было круглое лицо, большие карие глаза с длинными, загнутыми вверх, ресницами и тёмные кудрявые волосы. Она чем-то напоминала резиновую куклу – такую же красивую и податливую. Возможно, поэтому всем мальчикам хотелось с ней поиграть. И чувствуя к себе особый интерес мальчиков, Аннушка важничала, показывая свою исключительность.

Так получилось, что в нашей группе было две девочки с именем Аня. И чтобы не путать, одну из них воспитатели звали Анечкой, а другую – Аннушкой.

Как и большинство мальчиков, меня тоже тянуло именно к Аннушке. Уже в том, четырёхлетнем, возрасте была в ней, как бы я сейчас выразился, женская манкость, нечто странное, что нас к ней привлекало. Вероятно, эта её непосредственность и доступность проявлялась естественным образом, инстинктивно, но нам это казалось чем-то особенным.

Часто в мечтах и фантазиях я представлял, как играю с Аннушкой в эту специфическую игру, но, к сожалению, всё это так и осталось мечтой. Подойти и сыграть с ней по-настоящему я не решился, а у неё не было ко мне особого интереса. Ей вполне хватало внимания тех, кто был посмелей.

После детского сада мы с ней оказались в одном классе. Она по-прежнему выделялась из всех, демонстрируя свою женскую привлекательность. Я всё же пытался привлечь её внимание к себе, но она вновь мне ответила безразличием.

Эта красивая девочка с ласковым именем Аннушка осталась в моей памяти доступной для всех, кроме меня.

– И как в дальнейшем сложилась её жизнь, – поинтересовался Субъект в Чёрном.

– После седьмого класса, – ответил я, – её родители забрали из школы под предлогом ухода за старенькой бабушкой. Но у нас говорили, что Аннушка ещё во время учебного года забеременела, и когда это стало заметно, родители сослали её в деревню, чтобы уберечь от позора. В те времена внебрачные отношения с такими последствиями считались аморальными и осуждались, а беременность в четырнадцать лет и вовсе была недопустима.

– Вполне предсказуемый результат, – подытожила Личность в Белом. – Я бы искренне удивилась, если бы похотливая девочка стала в будущем личностью нравственной и законопослушной.

– К моему огромному сожалению, коллега, у нас с вами разные представления о законах. Трагедии происходят в тех случаях, когда написанные людьми, так называемые, нравственные законы противоречат законам природы, которые никто ещё не отменял. Напомню, что и сейчас во многих культурах четырнадцатилетняя девушка уже невеста или даже жена, потому что достигла детородного возраста и может иметь свою семью. А уж в прежние времена, когда жизнь была вдвое короче, беременность в таком возрасте была не только возможна, но и обязательна. Для продолжения рода.

– Вы ещё вспомните первобытные времена, – раздражённо заметила Личность в Белом. – Давайте лучше вернёмся в то время, в котором живёт наш Объект. Хотя, что касается представителей мужского пола, то они в этом первобытнообщинном состоянии находятся до сих пор. Никогда не могла понять, почему всех мужчин всегда тянет к женщинам лёгкого поведения?

– Ну, во-первых, не всех, – уточнил Субъект в Чёрном, – и не всегда.

– Всех и всегда, – настаивала Личность в Белом. – Просто одни осуществляют это на практике, а другие – в своих бесконечных фантазиях.

– Сударыня, откуда у Вас, юридического консультанта женской наружности, такие познания в области мужских субъективных фантазий? Это же не Ваш профиль.

– Рассказывали… на межсекторных обучающих семинарах.

– Похоже, что семинары у вас однобокие, без объяснений причин и следствий. Но на вопрос Ваш о том, почему мужчин тянет к женщинам лёгкого поведения, я Вам отвечу: Законы Природы, сударыня, Законы Природы. Читайте внимательно, там всё написано. Том третий, глава сорок пятая, параграф шестнадцать.