Текст книги "Про баб в Ягодках и мужиков в цветочках"

Присутствие весело щебечущей Даши на их кухне Сашу явно не обрадовало, но здоровался и улыбался он довольно вежливо, хотя с заметной прохладцей. Евгения Васильевна засуетилась с ужином, залебезила вокруг:

– Дашенька была так любезна, что принесла нам фотографии. Смотри, какие чудесные снимки!

Без особого интереса Саша проглядел цветные картинки, равнодушно отложил в сторону, метнул на маму гневный взгляд. Она преданно и виновато смотрела на сына, а Даша вовсю забавлялась. Делая вид, что ничего не замечает, лучезарно улыбалась «объекту», нахваливала чай с вареньем, разыгрывала наивную простушку.

Всё шло как по маслу. Даша принялась откланиваться, вежливому Саше пришлось идти провожать.

– Да я и сама доберусь, тут недалеко!

– Недалеко, но и небезопасно! Саша тебя обязательно проводит.

На мрачном Сашином лице читалось желание послать подальше и мамашу, и Дашу, но хорошее воспитание погнало провожать гостью. Она шла с ним под руку, болтала, что скучает по дому, страдает от одиночества, у неё здесь нет друзей. Даша старательно мурлыкала, что очень благодарна Саше и его маме за дружеское участие. И на кофе пригласила, точно зная, что он откажется, и сама вовсе не желая его согласия. Но надо же было доиграть рольку до конца!

Светлана Ивановна тоже повеселилась, слушая про распроклятый лук. Евгения Васильевна доложила ей, что «у деток что-то налаживается», выразила надежду, что отношения зайдут куда надо, что Саша оценит Дашу как женщину. Выслушав эти надежды, Светлана Ивановна уверила приятельницу, что всё возможно. Положив трубку, тётя повернулась к Даше и озорно подмигнула:

– Может, до постельки дойдем?

Даша скептически хмыкнула:

– Да он меня в упор не видит, у него любовь.

– А мы ещё спектаклик поставим. Тренируйся!

– Что ещё за спектаклик? – Даша уже ощущала в себе артистический талант. – Какая роль на этот раз?

– Ты будешь нуждающейся в утешении бедняжкой. Я тебя выгоняю из дому. Денег у тебя нет, знакомых нет, автобус домой только завтра, ты рыдаешь и умоляешь о помощи. Саша мягкотелый и отзывчивый, маменька рыцаря воспитала.

– А за что я из дома изгнана? – полюбопытствовала «бедняжка».

– Какая разница! Допустим, я тебя в воровстве заподозрила, деньги у меня пропали или кольцо какое-нибудь. Главное, ты приходишь в слезах, рыдаешь, просишь коньяку, умоляешь выпить с тобой, подливаешь ему в рюмку снотворное – и всё, вы спите вместе.

– А если он не захочет выпить?

– Чай, кофе тоже подойдут. Утром он просыпается в твоих объятиях, ты благодаришь за чудесную ночь.

– А что я должна подлить?

– Ты же медик! Какие там средства есть эффективные? Кстати, моему последнему супругу прописывали что-то успокоительное, глянь, может, подойдет?

В аптечке действительно нашлость подходящее лекарство, но Даше не слишком хотелось «работать клофелинщицей»:

– А зачем нам это надо?

– Сама не знаю. Но вдруг пригодится? Курицу Евгению отправим на дачу, а ты действуй. Она просила сына соблазнить, и мы доведём дело до конца.

– Мне его даже жалко, он и так грустит.

– А мы его развлекаем! – Светлане Ивановне было весело. Сама она давно не применяла таких способов, а сейчас с удовольствием вспоминала молодость.

Верная стремлению угождать тёте, Даша и эту роль согласилась сыграть, старательно продумав легенду. Почти натурально рыдая, она настойчиво трезвонила в Сашину дверь. Он удивлённо уставился на растрепанную плачущую Дашу:

– Что стряслось? Тебя кто-то обидел?

– Прости, но мне некуда идти! Тётя вышвырнула меня из дома, у меня даже нет денег на гостиницу.

– Заходи, – Саша вежливо посторонился.

Легко одетая, Даша в самом деле дрожала от холода и непослушными губами бормотала:

– Так глупо вышло! Я совсем ни в чём не виновата, это всё Эдик! Он ко мне приставал, лапал, а тётя приревновала-а-а!

– Успокойся! Сделать тебе чай, вон как трясёт?

Он и в самом деле рыцарь! Даша посильнее всхлипнула:

– Мне бы выпить! У тебя есть коньяк?

Саша провел «бедняжку» на кухню, достал бутылку коньяка, пузатую рюмку (одну!), налил Даше. Та жалобно попросила:

– Выпей со мной! Мне так плохо!

Пожав плечами, Саша налил и себе, отвернулся к вовремя вскипевшему чайнику, а Даша ловко плеснула содержимое заранее открытого пузырька в его рюмку, сама удивляясь, как легко выполняется задуманное.

* * *

Проснувшись утром с гудящей головой, Саша обнаружил рядом с собой мирно посапывающую совершенно голенькую Дашу. Он принялся вспоминать вчерашний вечер. Что-то не так, не с рюмки же коньяка он сейчас такой шальной, в самом деле. Они выпили коньяк, Даша всё причитала, что несправедливо обижена и ни в чём не виновата.

– Мерзкий старикашка Эдуард пришёл на кухню, а я посуду мыла. Облапил за грудь, принялся шею целовать, козёл старый, а тётя застукала. Кричала, что я распутница, дрянь, стерва малолетняя, потом взяла и выгнала!

Казалось, она страдает и рыдает по-настоящему. Потом Сашу потянуло в сон, он ушёл к себе, забыв про гостью. Теперь вот она спит рядышком, а Саша чувствует, что втянут в какую-то непонятную игру, Дашка специально усыпила его и рядом легла в каких-то своих интересах. Странно, но он не испытывал к ней ненависти. Было неприятно, что угодил в банальную ловушку, что провёл ночь с совсем не интересующей его девицей. У Даши явно своя цель, а Сашу отчего-то забыли спросить, хочет ли он быть игрушкой в чужих руках. Он потёр виски, голова трещала нещадно, и страшно хотелось пить. Осторожно перебрался через спящую красавицу, прошёл на кухню, напился ледяной воды из-под крана. Стало немножко полегче, но всё равно противно и грустно. Сходил, умылся, оделся, приготовил кофе, а Даша все спала сном невинного младенца, словно человек с хрустально-чистой совестью.

И только когда он с очередной чашкой кофе устроился у телевизора, гостья соблаговолила проснуться. Без малейшего смущения она расхаживала нагишом по комнате, собирая разбросанную одежду.

Даша отлично выспалась, репетиция прошла удачно, а Сашино унылое лицо и не видящие её прелестей глаза нисколько не портили настроения. Правда, ей было немножко жалко этого грустного взъерошенного парня, но, в конце концов, он сам виноват. Кто его просил влюбляться до потери разума? Когда-то семнадцатилетняя Даша тоже испытывала некие чувства, страдала, ревновала и плакала. Ну и что хорошего в любви? Переживания, печаль, да ещё испорченная слезами внешность. Нет уж, кроме себя, единственной, любить не стоит никого.

Сидит теперь, олицетворение скорби. И поделом! До сих пор маменька им распоряжается, а он и возразить не может. Попробовала бы Дашина мама указать дочери, с кем быть, как жить, Даша и слушать бы не стала. Она сходила умыться, оделась, наконец, вернулась в комнату. Саша всё также грустно смотрел сквозь нее, потом спросил печально и беззлобно:

– Дашка, чего ты ко мне привязалась? Не ради же моих прекрасных глаз и тела? Прекрасно понимаешь, что ничего не было, твоя отрава усыпила все органы. Да и чувств я к тебе никаких не испытываю.

Даша хихикнула, органы действительно спали крепким сном, она ради спортивного интереса пыталась вызвать хоть какую-то реакцию, но безуспешно. В её планы и не входило довести процесс до полного завершения, просто для чистоты эксперимента следовало проверить. Даша и проверила, вовсе не стремясь к близости с несчастным маменькиным сынком. Ей вообще это дело не нравилось, ничего хорошего в интимных отношениях она не видела и просто так отдаваться никому не собиралась. Вот когда за этим последует вознаграждение, тогда можно и постараться. А с Саши что возьмешь? Разве что завтрак.

– Ну, я от тебя тоже не в восторге! – Даша принюхалась. – Кофе угостишь? Ну и к кофе что-нибудь. Не волнуйся, требовать замуж взять не буду.

– А для чего всё это устроила? – Саша принёс из кухни кофе и бутерброды, поставил на столик. – Я тебе не нужен, ты мне тоже, чего ради тогда? Я люблю лучшую на свете женщину, и кроме неё, мне никто не нужен.

– А твоя мама считает иначе. Ты влюблён не в лучшую, а в худшую женщину, и потому очень настаивала, чтоб ты в моих объятиях любимую забыл! И сама уехала, и меня вызвала, как видишь, её желание исполнено, ты провёл ночь со мной.

– Значит, никто тебя не выгонял, никто не обижал, просто представление устроили? – Мамины действия Сашу очень огорчили, он и не думал, что она способна на подобные интриги. – А дальше что?

– Ты просто олух! Неужели своей выгоды не видишь? Скажешь маме, что мы вместе, как она хотела, а сам люби любимую, сколько хочешь. Она хоть красивая?

– Очень! И она необыкновенная.

– А она тебя любит?

– Она даже не знает, что я её люблю.

– А почему ты не признаешься?

– Она замужем, и мы давно не виделись.

– Нет, ты невозможен! – Даша сердилась на нерешительного рохлю. Хорошо, что ей не придётся выходить за него замуж, такого надо всю жизнь подталкивать к действиям. Сидит, страдает и ничего не делает. – Объяснись в любви, уведи у мужа, борись за счастье! Я бы всё сделала, чтобы своего добиться.

– Ты и делаешь! – Саша впервые нормально улыбнулся. – Не скажу, что согласен с твоими методами, но цели ты достигаешь.

– А то! – Даша весело жевала бутерброд, чувствуя свою свободу и независимость от всяких глупых эмоций. – А ты сидишь и охаешь, и даже не пытаешься совершить поступок.

– Не хотелось навязываться, вмешиваться в чужую жизнь.

– Вот-вот! Тактичные и деликатные всегда в очереди последние, имей в виду.

Конечно, Дашка права. Саша действительно страдал и терзался без толку. И Петрович жену с дочкой отдыхать отправил, за молоком ездить не надо. Приехать без повода Саша не может решиться, ему, видите ли, неудобно. А почему бы не начать действовать и хотя бы узнать, как Лена к нему относится. Прикрыться от маминого вмешательства Дашей вполне удобно и выгодно, мама должна хотя бы временно поуспокоиться, а то вон как разошлась. И бесцеремонная Даша вполне нормальная девчонка, когда не играет в покорительницу мира. Мягкий и добрый Саша вообще хорошо относился к людям, не любил и не умел злиться. Было немножко стыдно за маму, да и за себя, что позволил втянуть в чужие игры, но злобы не было совсем. Он почти завидовал Даше, которая преспокойно делает, что хочет, не думая, как к этому отнесутся другие.

Саша был ей даже благодарен. В нём появилась решимость прекратить собственные терзания, самому управлять своей жизнью и перейти наконец от размышлений к поступкам. Даша подлила масла в огонь:

– Ты совсем неактивный, Санёк! Видишь, как легко я с тобой справилась. Если бы мне на самом деле нужно было бы тебя добиться, я бы добилась. А ты даёшь себя слопать, не пытаясь показать зубки. Я сегодня добрая, и сказала тебе правду, но могла поступить иначе, и никуда бы ты не делся.

Не очень приятно было сознавать, что выглядишь слабаком и мямлей, но Саша именно так и выглядел, погружённый в себя, тихий и безвольный. Мысли о Лене лишили его нормального восприятия всего остального, покорный судьбе, он позволил собой управлять, но больше этого не будет! Сегодня же поедет в Ягодки, поговорит и всё узнает. Да и сколько же можно, в конце-то концов! По крайней мере, он выяснит, что делать дальше.

* * *

Знал бы несчастный страдалец, как часто Лена вспоминала встречу с ним, что Саша тоже понравился ей с первого взгляда. Его внимательный ласковый взгляд, чуть смущённая улыбка волновали и будоражили. «Славный какой мальчик!» – подумалось ей, и впервые она пожалела, что годы летят так быстро. Надо же было шутнице-судьбе привести к ней человека, затронувшего её душу, забравшегося ей в голову, но с которым не могло быть никаких отношений. Он много её моложе, формально она все ещё замужем, у неё двое детей, да и не готова Лена сейчас с кем-то заводить близкое знакомство. Но так приятно было вспоминать привлекательного юношу, их лёгкую беседу за чаем! С ней ничего подобного никогда не происходило.

Что-то в последнее время Ленина судьба расшалилась, хотя совсем недавно всё было таким простым и понятным! Она всё чаще перелистывала прошлое, вспоминала, думала и почему-то жалела, что такого вот Сашу не встретила раньше. Да и что там было, раньше-то? Тихое, спокойное, унылое болотце. Ленина жизнь чётко разделилась на две отдельные жизни: до переезда в Ягодки и после. Жизнь до Ягодок шла прямо и ровно, без подъёмов и спусков, без взлётов и падений, её и жизнью не назовёшь, спокойное существование, но тогда Лена этого не осознавала.

Жила-была в небольшом городе девочка Леночка. Жила с папой, мамой и бабушкой, окружённая любовью и заботой. Все в их семье были тихими, неконфликтными, терпимыми друг к другу. И Лена выросла тихой, скромной, не очень решительной и не слишком эмоциональной, но при этом природа наделила её удивительно привлекательной внешностью. Дома её от всего оберегали, в школе, благодаря мягкому характеру и способностям, она ладила со всеми: и с учителями, и с ребятами. Тихо и незаметно закончила школу, затем институт, и вновь вернулась в школу – преподавать английский. Именно благодаря английскому Лена и познакомилась с человеком, ставшим впоследствии её мужем. Ещё будучи школьницей, Леночка участвовала в городской олимпиаде по лучшему знанию иностранного языка. Самóй победить ей не удалось, зато довелось познакомиться с победителем. Серьёзный мальчик, сидевший в зале рядом с ней, смущённо принимал поздравления, а, вернувшись на свое место, почему-то обратился именно к Лене, как бы извиняясь:

– Даже не знаю, как так вышло. Я и приходить сюда не хотел, думал, багажа знаний не хватит.

Она улыбнулась в ответ на этот непривычный в школьных разговорах «багаж»:

– Значит, захватил достаточно.

Они незаметно разговорились, чувствуя взаимную симпатию, познакомились, обменялись телефонами – и разошлись по своим школам. Изредка созванивались, поздравляли друг друга с праздниками, затем с окончанием школы. А в институте оказались в одной группе, сблизились и незаметно отношения из дружеских перетекли в более тёплые.

Неискушенной в любви, Лене казалось, что так и должно быть: тихо, нежно и просто, безо всяких страстей и фокусов. Когда то одна, то другая подруга бились в рыданиях или прыгали от восторга по поводу всё той же любви, Лена недоумевала, у неё-то ничего подобного не происходило. Олег всегда был ровен и спокоен, да и ей самой не была свойственна излишняя горячность. Так плавно всё и шло: договорились о свадьбе после получения дипломов, были представлены родителям. Обе семьи весьма благожелательно отнеслись к будущим зятю и невестке и стали готовиться к свадьбе.

Дипломы получили, свадьбу сыграли, и Лена стала женой. Ей очень нравилось это новое состояние, нравилось ощущать себя замужем. Олег стал её первым мужчиной, ни малейшего сексуального опыта до встречи с ним Лена не имела и всё восприняла опять-таки спокойно, без лишних бурь и восторгов. Конечно, в своё время, болтая с подругами «про это», Лена чего только не слышала о взаимоотношениях полов, но не очень-то верила чересчур горячим приятельницам, самой ей испытывать безумство страсти не довелось. Ей было просто хорошо и надёжно, из-под одного тёплого крылышка она перебралась под другое, вот и всё.

Жить молодая семья стала с родителями Олега, в их четырёхкомнатной квартире места хватило всем. Жили очень дружно, никаких обычных в таких случаях трений в их доме не возникало. Ленина свекровь совсем не походила на свекровь в обычном понимании. Ни ревности, ни критики, ни сурово поджатых губ – напротив, доброту и желание помочь, готовность принять и полюбить, как родную дочь, увидела Лена с первой встречи. Анна Семёновна, мама Нюся, Манюся (её давно все называли Манюсей за маленький рост, за лёгкость и бегучесть, никак не тянула она на Анну Семёновну), стала для Лены, скорее, близкой подругой. Работала Манюся участковым педиатром, бегала по домам, консультировала детишек знакомых, появлялась вечером усталая, но всегда весёлая и приветливая. Быстренько варила пельмени или сосиски, отмахиваясь от притязаний мужа, жаждавшего борща либо домашних котлет:

– Я есть трудящаяся женщина Востока, а не кухарка, запомни, Си-Си, и не капризничай!

Свёкор, Сергей Степанович (отсюда и Си-Си, прозвищем наградила его жена, посмотрев однажды «Санта-Барбару»), особо и не капризничал, ел, что дают, и засыпал у телевизора. Он тоже всего себя отдавал работе, дома застать его было непросто даже в выходные. Настоящий руководитель, трудоголик в хорошем смысле слова, он жил своей работой, отдавал возглавляемому им заводу всё время и силы.

Была у Олега младшая сестра Ольга, она училась в Питере, лишь на каникулы приезжая в родной город. Олег, высокий, мужественный, походил внешностью на отца, маленькая весёлая Ольга была копией Манюси. Они все нежно любили друг друга, никогда не ссорились, но все были личности, живущие каждый своей жизнью, и очень редко семья собиралась в полном составе.

Хозяйство у них велось от случая к случаю, и Лена сразу стала в этом безалаберном доме полноправной хозяйкой. В её собственной семье всё было по-другому. Ленины мама и бабушка неустанно наводили порядок, мыли, чистили и украшали своё жилище, и Лену к этому приучили. Папа постоянно что-то пилил, строгал, мастерил, вешал какие-то полочки, цветочницы, крючочки, чтобы было и красиво, и удобно. Обед подавался всегда из трёх блюд, меню обсуждалось с утра, высказывались любые пожелания и выполнялись по заказу.

Леночка всегда охотно занималась всеми этими домашними хлопотами, умела и шить, и вязать, и готовить. Она была совсем несовременна в современном мире, но хозяйка получилась отменная. Оказавшись на новом месте, Лена стала сразу решать все бытовые проблемы, готовила сложные обеды, полировала мебель, стирала и гладила, и получала от этого огромное удовольствие. Она считала домашнее хозяйство своим истинным предназначением, вдохновенно им занималась и ни к чему большему не стремилась. Создав тихий, уютный мирок, Лена не хотела даже знать, что за пределами этого закрытого мирка бурлит и плещется шумная, пёстрая, разнообразная жизнь.

* * *

Работать по специальности Лене пришлось недолго, и часов она вела немного, решение всех финансовых вопросов Олег взял на себя. Он тоже преподавал, брал частные уроки, делал переводы. Ему нравилась Ленина хозяйственность, их дом встречал теперь всех приходящих совсем другим. Всегда чисто вымытый, наполненный ароматами вкусной еды, дом с нетерпением ожидал трудящихся членов семьи. Лена могла бы вообще не работать, но ей нравилось в школе, она любила детей, и дети очень любили свою «англичанку».

Однако вскоре произошло то, что и должно было произойти: Лена забеременела и с нетерпением стала ожидать первенца. Беременность не причиняла никакого беспокойства, увеличивающийся живот не мешал двигаться легко и проворно, и до последнего дня она всё делала по хозяйству, хотя близкие и пытались умерить её домоводческий пыл.

На свет Андрюшка появился в положенный срок, постаравшись сильно не мучить мамочку. Едва только отняв сынишку от груди, Лена вновь оказалась в положении и родила второго сына, Серёньку. Она ощущала себя абсолютно счастливой. Дом, семья, дети, все эти заботы и хлопоты казались ей смыслом всей жизни. Роль жены, матери, хозяйки была единственной ролью Лены, она наслаждалась ею, хотя кому-то такая жизнь могла показаться слишком серой и пресной. А в стране в целом и в их семье в частности происходили перемены и перестройки. Эта самая «перестройка» многих подняла на новый, более высокий уровень, а многих лишила почвы под ногами. Ленин муж, обычный преподаватель, оказался в числе первых, поднявшихся. Сестра Олега вышла замуж за питерского предпринимателя, который решил открыть представительство своей фирмы в их городе и предложил Олегу этот филиал возглавить. Чем они занимались, Лена не знала, да и не захотела знать. Её волновали только дети, здоровье близких, наличие продуктов для вкусного обеда. И как не превратилась в абсолютную клушу?

В новом для себя деле Олег оказался весьма удачлив, появились деньги, новые знакомства, связи, и почти не осталось свободного времени. Он приходил домой поздно, иногда Лена улавливала аромат женского парфюма, лёгкие подозрения закрадывались в её душу. Она старательно отгоняла эти подозрения, муж вёл себя безукоризненно, был заботлив и щедр.

Отдыхать они ездили за границу, побывали в Турции, Испании, Тунисе. У каждого была машина, для Лены Олег купил маленький серебристый «Фольксваген», и она, получив права, обрела полную свободу передвижений, ездила в гости, на дачу к родителям, просто по магазинам.

Деньги позволили лучше следить за собой, открыли двери в престижные косметические салоны и дорогие бутики. Ленина внешность приобрела необходимый шарм, бывая с Олегом на разного рода мероприятиях, Лена ловила восхищённые взгляды. Все окружающие считали их просто идеальной парой.

Теперь Лена понимала, что, нацепив однажды розовые очки, она создала мир иллюзорный, нереальный, но тогда считала свою жизнь настоящей жизнью. Возвращаясь мысленно в прошлое, удивлялась, почему не заметила раньше многих очевидных вещей. После рождения детей они с Олегом почти нигде не бывали вместе. Лена предпочитала шумным сборищам возню с детишками, изобретение новых блюд, даже гладить и штопать ей нравилось больше, чем выходить в свет. Олег не настаивал, где он бывал, с кем – Лена не знала.

Она кормила мужа ужином, гордо рассказывала о проделках ребят, о домашних делах, и не задумывалась, слышит ли он её, интересно ли ему это. А он жил своей жизнью, в которой Лене была отведена крохотная роль. Долгое время она даже не подозревала, что есть другие эмоции, другие отношения. Но они оставались примерной супружеской парой, и Лена даже помыслить не могла, что может быть иначе.

Коммерческий талант Олега был оценён, ему предложили перебраться в Санкт-Петербург. Лене очень не хотелось покидать город, но она была воспитана так, что должна без возражений следовать за мужем. Она и последовала. Жизнь её мало изменилась. По-прежнему сама вела хозяйство, занималась детьми, обустраивала и обживала новую квартиру. Муж всё так же пропадал, встречаясь, они о чём-то говорили, но не слышали друг друга.

В свободное время Лена гуляла по граду Петрову, но суровая его красота не трогала её, она скучала по своему городу, постоянно старалась почаще ездить туда. Питер был красив и просторен, не оценить его было нельзя, и всё-таки Лена чувствовала себя в гостях, этот город не стал для неё родным домом. Олег присутствовал в её жизни, но не был с ней. Она подсознательно ощущала, что это неправильно, но старалась не брать в голову лишних мыслей, продолжала быть приложением к дому и быту.

Олегова сестра Ольга, особа шустрая и чуткая, заметила, что Лена скучает, что ей не хватает чего-то, и настойчиво взялась встряхивать невестку. Ольга посоветовала использовать знание языка и она же помогла устроиться в редакцию дамского журнала. Работа была договорная – берёшь домой статью, приносишь в назначенный срок перевод, получаешь деньги. Лену такая работа устраивала, её переводы тоже устраивали редакцию, деньги она получала хоть не слишком большие, по их меркам, но свои. Обучающие наших женщин жить западные дамы Лену забавляли, но читательниц и почитательниц у подобных статеек было много, спрос рождал предложение. И Лена бодро стучала по клавиатуре, внося в российскую действительность новые взгляды.

Феминистки призывали к самостоятельности, искусительницы учили охотиться, психоаналитики разбирали тему «он, она, они», но для Лены это так и оставалось теорией. Сытый муж, ухоженные дети, устроенный быт – вот мерило женского счастья, и неважно, что за порогом дома, что в голове у мужа, что творится в стране. Пребывая в своей тёплой комфортной пещерке, Лена обрела уверенность, что так будет всегда. И ведь не хотела иного, удивлялась она теперь, была счастлива своим незатейливым счастьем, а о несчастьях не имела представления.

Жизнь протекала всё так же: ничем не замутнённая, ничем не примечательная, размеренная и спокойная. Лене исполнилось тридцать три, возраст решающий, но она вроде бы и не жила ещё.

Все эти годы Лена находилась за чьей-то спиной, по-прежнему не была ни решительной, ни самостоятельной, была всем довольна и ничего не ожидала.

Окружив себя прочной скорлупой, она никак не хотела эту скорлупу нарушать и выглядывать наружу.

* * *

Неожиданно разболелся младший сынишка. Промозглые питерские зимы и раньше оборачивались чередой бесконечных простуд, но сейчас Серёжке стало по-настоящему плохо. Непрекращающийся кашель перешёл в астматический бронхит, постоянно мучили ангины, добавилась аллергия. Сколько бессонных ночей провела Лена у постели мечущегося от жара ребёнка! Она страдала от невозможности защитить маленькое тельце от мучений, сердце её разрывалось от жалости, но сделать ничего не могла. Серёжка бледнел и слабел, врачи разводили руками: «Климат!» Андрейка ходил в первый класс, видимо, и из школы приносил какую-нибудь инфекцию, которую тут же подхватывал младшенький. Примчалась Манюся, едва взглянув на синенького внука, потребовала отдать его им с Си-Си. Никогда не расстающаяся с детьми, Лена этого делать не хотела даже временно, надеясь, что болезнь отступит. Анна Семёновна раскипятилась:

– Для него каждый день здесь опасен, в такой влажности организму не справиться. А у нас в городе куда благоприятнее. Возвращайтесь все!

На семейном совете долго судили и рядили, как поступить, рассматривали множество вариантов, наконец, решение было принято. Лена с детьми переезжает на родину, но не в сам город, а в пригородную местность, чтобы стопроцентно исключить любое вредное воздействие грязного городского воздуха. Шёл март, Андрюшке нужно было закончить учебный год, поэтому до мая Лена оставляла его в Питере с Олегом. Сама же она с Серёжкой поживут пока с Манюсей и Си-Си, пока не купят и не обустроят подходящий дом.

Что касается жизни личной, то Олег довольно часто бывает в городе по делам, и Елена будет его навещать, и отпуск есть. Главное, чтобы Серёжка поправился, и они снова будут вместе. Конечно, в душе Лена надеялась, что Олег сразу переедет с ними, но он предпочёл жить и работать в северной столице. Её это огорчало и тревожило, и в то же время она искренне радовалась возвращению. За все пять лет Лена так и не приняла и не полюбила всем сердцем холодный, серый, важный Санкт-Петербург, очень скучала всё время по своему провинциальному, небогатому, небольшому городу. Там всё было знакомо и дорого, родной была каждая улочка, рядом были близкие люди.

Не мешкая, стали выполнять намеченный план. С домом всё решилось очень быстро. Одна из сокурсниц работала в риелторской конторе (и где только не работают несостоявшиеся педагоги!). Она предложила на выбор несколько адресов, и Лена с Олегом, взявшим для решения жилищных вопросов небольшой отпуск, отправились выбирать место жительства.

Деревня Ягодки оказалась третьей из списка, и больше Лена никуда не поехала. И название Ягодки, и сосновый бор вдоль извилистой речки, ёлки, березки, вся эта трогательная красота среднерусской природы затронули все имеющиеся у Лены гены деревенских предков.

– Мой дом будет здесь! – категорично заявила бывшая горожанка, впервые в жизни принимая самостоятельное решение. Олег предложил посмотреть оставшиеся варианты, она отказалась и повторила: «Здесь!»

Город был совсем недалеко, и дорога была хорошая, ровная. Да и сама деревня по теперешним меркам немаленькая. Речка делила Ягодки на два небольших «микрорайона»: Центр и Заречье. В Центре были школа, магазин, клуб и администрация, жили там, в основном, местные обитатели, а в Заречье преимущественно обосновались дачники. Были там и простые домики, были и трёхэтажные коттеджи за глухими заборами и железными воротами. Владельцы этих коттеджей изредка приезжали на иномарках с тонированными стёклами, особо не светились, но была от них ощутимая польза. Дороги зимой чистились, подстанция работала без сбоев, и газоснабжение было, и водопровод, и определённая безопасность гарантировалась.

Ленин новый дом выходил окнами на речку, от этого вида дух захватывало, а ведь ещё и снег не сошёл. Представив, как необыкновенно красиво здесь будет летом, Лена окончательно утвердилась в своем выборе. И сам дом её устраивал: три спальни наверху, большая кухня и гостиная внизу, газовое отопление, отлично отделанная ванная – все современные удобства, ещё лучше, чем в городе. Дом купили, всё оформили, Олег уехал, а Лена принялась обставлять и отделывать свое новое жилище. Пока она приобретала мебель, занавески, светильники, всю необходимую утварь, пока была занята сверх меры, никакие грустные мысли не посещали её голову.

Но вот хлопоты закончились, пролетели и март, и апрель. Приближался нежный, зелёный, радостный май. Олег приезжал пару раз, и она к нему съездила, и по телефону они общались подолгу, но Лена всё равно скучала по мужу и сыну, и даже иногда плакала. Зато Серёжка, хоть и жил пока в городе, чувствовал себя гораздо лучше, так что можно было надеяться, что в деревне он поправится окончательно.

В доме Лена всё подготовила, участок прежние хозяева оставили ухоженный: и газон, и дорожки, и небольшой сад. Со дня на день можно было переселяться насовсем. Лена выбирала время и гуляла по расположенному неподалёку небольшому лесочку, изучая окрестности. С местным населением она пока не была знакома, узнала только ближайшую соседку Тамару Михайловну. Та в первый же день Лениного пребывания в Ягодках пришла без приглашения, распевая во все горло:

 
У дороги стоит домик,
Не большой, не маленький,
Моя новая соседка,
Как цветочек аленький!
 

Ничего ещё не зная о соседкиных привычках, Лена оторопела. Тамара Михайловна поздоровалась, представилась, оглядела многочисленные ящики и коробки, тут же предложила помощь. Лена от помощи пока отказалась, но была искренне благодарна за поддержку и участие. Тамара Михайловна навязываться не стала, просто заявила:

– У меня полно натурпродуктов! Молоко, яйца, банки в погребе. Оголодаешь, забегай! Да и не оголодаешь, наведывайся. Попьём чайку, развеем скуку. Ежели помощь понадобится, зови. А ещё я могу любую справочную информацию предоставить.

Все стремились помогать, но Лена старалась всё делать сама, ей захотелось вдруг полной самостоятельности и независимости. Немалую роль в этом сыграла необыкновенная встреча, происшедшая, когда Лена лишь начала осваиваться в Ягодках.

* * *

В конце апреля дни стояли солнечные и тёплые. Лена совершала ставшую уже привычной прогулку по просыпающемуся лесу. Присела на поваленное дерево, размечтавшись о том, что скоро эти прогулки не будут одинокими, она будет гулять со своими мальчишками, а, может, и с Олегом. Лена расслабилась в полной тишине, отдыхая от привычной суеты. Сосны золотились от солнца, их макушки тихо перешёптывались в вышине, кругом царил какой-то нереальный покой.