Текст книги "Посмотри, на кого ты похожа"

Уже собирались печально разойтись по машинам, но Роман вдруг предложил:

– Поедем гулять на залив.

С Романом всегда есть ощущение – что-то может случиться, и он ужасно нравится мне своей неожиданностью!

Оставили мою машину у Летнего сада и поехали в Ольгино. Погода была совсем летняя, под ногами скрипел серый песок, хотелось присесть с совочком и формочками. С трудом нашли местечко и уселись среди фантиков, пакетов от чипсов и огрызков. Роман рассказывал про работу. У него есть проект – пакет новых программ, которые он будет предлагать на разные каналы телевидения и на радио. Роман – продюсер, и на его визитке написано: «Продюсерский центр «Авангард». Генеральный директор».

Я раньше никогда не видела живого продюсера, только в титрах голливудских фильмов, и влюбилась в него потому, что он из совершенно другого мира. Невзирая на то, что внешне он совсем не тот тип, который мне обычно нравится.

Я сама бывшего стандартного роста метр шестьдесят пять (теперь по сравнению со своими студентками оказалась просто Дюймовочкой) и очень худенькая, то есть всё время забываю – раньше была очень худенькая. У меня почему-то особенно плохая память на мой вес, и в магазинах я сначала радостно кидаюсь к вешалке с 42-м размером, потом озадаченно перехожу к 44-му, и только потом к 46-му, да ещё производители одежды ужасно подло норовят меня обжулить и сшить 46-й размер таким маленьким, что приходится обращаться в 48-й, а это уже чревато психологической травмой.

Итак, поскольку я бывшая Дюймовочка, мне всегда нравились мужчины начиная с метра восьмидесяти пяти, в крайнем случае восьмидесяти трёх, и такие… с мощным разворотом плеч, крупными руками и подчёркнуто мужественными лицами. А Роман невысокий, узкоплечий, с тонким интеллигентным лицом и даже в очках. Зато продюсер. И самое главное (не для него, для меня), что Роман каждую неделю появляется на голубом экране!

Сейчас, конечно, не пятидесятые годы, и телевидение давно уже вошло в каждый дом, поэтому этот его телевизионный имидж подействовал на меня совсем не так, как на героиню фильма «Москва слезам не верит», когда она сразу же отдалась какому-то проходимцу с телевидения. Но я тоже раньше никогда не видела живого телеведущего в режиме реального времени! Роман ведёт передачу «Музыка и не только», про музыку и не только.

Роман сказал, что ему со мной очень хорошо, потому что мы не просто спим вместе, а я живо интересуюсь его проблемами, а вот его жена безразлична к его проектам. Я очень мечтаю работать на телевидении и встречаться со всеми этими интересными людьми (уверена, что у них там тоже есть псих. проблемы, и я бы им пригодилась), а жене Романа, наверное, неохота работать на телевидении, и в этом все дело.

– Давай снимем номер в мотеле! – говорит Роман.

О-о! В мотеле!.. Как в кино! Никогда ещё не снимала номер на час в придорожном мотеле. Мне очень понравилось это предложение! Когда мы подошли к мотелю, я вдруг вспомнила, что не собиралась сегодня ТАК встречаться с Романом, а думала, мы просто погуляем, и всё… Что же делать? Неужели теперь, когда у меня появилась потрясающая возможность впервые почувствовать себя проституткой из американского фильма, всё рухнет только из-за того, что на мне белые хлопковые трусики?!

Трусики белые, лифчик не помню какой, может быть, чёрный, а может, и бежевый… А вот что касается моих ног, то эпиляцию я ещё не сделала. И очень вероятно, что гольфы у меня чуть-чуть разные – один чёрный, а другой прозрачный. Точно сказать не могла, потому что на мне были брюки и ботинки с мысами.

– Как ты думаешь, хозяйка мотеля думает, что мы гонимые всем миром любовники? Или что ты снял меня на час? – спросила я.

Роман сказал, что я себе льщу и уже вышла из того возраста, когда снимают на час…

В номере в шутку немножко подрались и помирились…

Как раз вчера вечером Алёна спросила меня: «Тебе с этим твоим Романом хорошо?» (Она в последнее время слишком волнуется насчет секса.) Я сказала, хорошо. Но ведь всё зависит от того, что такое хорошо и что такое плохо. Мне хорошо, когда меня любят и нежничают со мной.

И между прочим, я знаю от клиенток, которые специально приходят ко мне обсудить свою интимную жизнь, что слухи о женском оргазме сильно преувеличены. Очень многие начали испытывать что-то похожее на страсть только после тридцати, и далее тогда никто-никто не может быть уверен до конца, что это он и есть – тот самый хвалёный оргазм. А одна знаменитая художница призналась в своих мемуарах (мемуары были написаны по-французски), что в её в постели побывали чуть ли не все поэты Серебряного века, и что же?! Оказалось, что от поэтов не было никакого толку, и свой первый оргазм дама испытала в семьдесят шесть лет! Хорошо, что меня с детства учили иностранным языкам, а то бы мне никогда не пришло в голову читать по-французски и я не узнала бы о таком интересном, вселяющем надежду факте.

Роман и не заметил, что трусики белые, а лифчик чёрный, только потом сказал, что ему больше нравятся цветные комплекты. Но я же не виновата! Попробовал бы Роман пожить с Мурой! Мурка страстно клептоманит все моё, особенно она вороватая на носки и колготки! Что мне остаётся, то и приходится носить… Но в мире есть вещи, которых я не могу понять. Зачем, к примеру, Муре мои трусики на два размера больше, чем её? Если честно, на четыре.

Вечером решила, что сегодня был слишком тяжелый, эмоционально и сексуально насыщенный день, чтобы читать «Постижение истории», поэтому читала новую Маринину. Не детектив, а роман-лонгэтюд, как я люблю. Больше всего на свете я люблю романы длиной в целую жизнь, и чтобы было много мельчайших подробностей, которые вроде бы лишние, но оказывается, нет.

Читала, пока не во сне не уронила на себя книгу. Почему я так люблю романы? Почему я люблю романы больше, чем «Постижение истории»?

Приснилось, что я писательница и выступаю с речью: «из вариантов “триллер, любовный роман и детектив” я выбрала детектив, и написала “Шерлока Холмса”». Зал аплодирует, и вдруг встает мама с четырехтомником Конан Дойля. Во сне меня мучил вопрос: почему именно мама?

10 сентября, среда

Вернулась из университета в пять часов, мечтая о пельменях.

Только я прилегла на диван с пельменями (немного сметаны, уксус и соевый соус, вкусно), позвонила мама. Спросила:

1. Где Мура (не меньше пяти раз, а я давала разные ответы, на выбор).

2. Какие у Муры отметки (я сказала: пятёрки и четвёрки, завтра для правдоподобия вверну какую-нибудь троечку).

3. Что у нас на ужин (мама хотела получить очень подробный ответ, и я подробно описала различные соусы к пельменям).

– Мам, ты узнала телефоны спортивных клубов? Помнишь, я тебя утром просила?

Я взяла инициативу на себя. Дело в том, что я собираюсь пойти на аэробику, на шейпинг и на степ. Или на акваформинг. Ещё есть каланетика. Все зависит от того, в каком из этих названий не требуется танцевать у всех на виду, а можно лежать в углу незаметным тюленем и оттуда заискивающе улыбаться инструктору.

– Я хоть раз забывала о твоей просьбе?

– О боже, конечно, нет, не то что я!

У меня никогда нет под рукой ни ручки, ни бумаги, зато всюду валяются нитки, напёрстки и ножницы, как будто я не преподаватель, а швея-мотористка или напёрсточник.

– Мам, сейчас. Поищу ручку в Муриной комнате.

В Муркину комнату входишь, как будто падаешь в шкаф, потому что вся её одежда лежит в Куче на полу. Мурка уверяет, что в Куче всегда строгий порядок. Она с кровати протягивает руку и не глядя вытягивает оттуда именно то, что ей нужно. Где же ручка? Свой старый письменный стол Мурка собственноручно распилила (у ребёнка золотые руки) и выволокла на помойку. Как она умудряется делать уроки, лёжа на кровати? С другой стороны, какие у Муры уроки?.. На кровати ничего нет, только Муркина косметика, драная мочалка и яблочные огрызки. Под кроватью – тоже ничего. Нет, кое-что нашлось: джинсы, моя любимая белая рубашка, книжка «Всё о сексе», апельсиновые корки.

– Мам, сейчас, погоди, не могу найти ручку…

– Я бы её убила за такой бардак! Но ты же ей всё позволяешь!..

Вот и не всё, не всё! Возьму и убью за такой бардак! …Или не убивать? Вообще-то Мурка ещё очень маленькая, а вокруг неё такой огромный мир с огромным количеством разных вещей… и как в таком случае я могу требовать, чтобы в её комнате был полный порядок? Наука считает, что у чересчур аккуратного подростка обычно не все в порядке с психикой, комплексы там всякие, то, се…

…Та-ак, на моей белой рубашечке пятна от апельсина… Понятно, почему она её тут прячет.

Ящик тумбочки у кровати – последняя надежда. Я открыла ящик, а там – ПРЕЗЕРВАТИВЫ. Сердце бухнуло в коленку.

– Мам, я перезвоню.

Видимо, у меня был такой убитый голос, что мама мгновенно начала истерически кричать:

– Что?! Что случилось?! Что?! Что?!

– Ногу свело. Перезвоню.

Я сидела и тупо разглядывала зелёные глянцевые упаковки. На каждой упаковке нарисован огромный динозавр. Это что, намёк?

ВСЁ! Я УПУСТИЛА СВОЕГО РЕБЁНКА. Нужно было её наказывать, щипать, бить и обижать! Можно было бить свернутой в трубочку газетой – не больно, но обидно. Мне советовали наказывать газетой Льва Евгеньича, когда он был маленький, но я не хотела унижать его достоинство.

Я плакала, сидя на Муриной кровати, немножко даже подвывала: «О-о-о! В пятнадцать лет! Что же мне теперь делать?! О-о-о! Пятнадцать лет!»

Перед моим внутренним взором возникла моя дочь Мура, почему-то в лохмотьях и с младенцем на руках. Без кандидатского диплома, без диплома о высшем образовании и даже, кажется, без школьного аттестата. Это я во всем виновата! А кто же ещё?! Я развелась с Денисом, и ребёнок растёт без отца. Был бы отец, он бы ей показал!.. На секунду перестала плакать, задумалась, – интересно, что бы такое мог показать Денис?..

Хлопнула дверь в прихожей. Мура пришла! Так, спокойно, я же психолог. Необходимо собраться и умно повести разговор. Но как, как?! Рыдать и умолять больше так не делать? Пообещать купить белое пальто из «Манго», которое она выпрашивает с лета? Но она и так настоящий пальтовый маньяк – у неё есть пальто длинное чёрное в крапинку, короткое песочное, ещё полудлинное розовое… К тому же белое пальто очень непрактично… Что же мне делать, что?!

– Ты чего воешь на всю квартиру? Песни поешь, что ли? И почему именно на моей Куче?

Я молча, исполненным достоинства и горечи жестом указала на зелёные упаковки в открытом ящике тумбочки.

– А что тебе не нравится? – удивилась Мура. – Хочешь, я тебе тоже дам. Мне что, жалко, что ли?

Вот это да! Я просто прийти в себя не могла! Моя дочь испорченный подросток, а я – мать-преступница! И с работы меня надо выгнать, я не имею права оказывать другим психологическую помощь…

– У тебя что, тоже комары завелись? Ты же говорила, что в твоей комнате комаров нет. Сама запихнула ребёнка в одну комнату с комарами, и сама обижаешься.

Искоса рассмотрела зелёные пакетики. «Раптор. Новая формула». Ура-ура, действительно пластины от комаров!! Не сразу поверила своему счастью. А на вид вылитые презервативы! Такие… с фруктовым запахом.

Теперь главное – не растеряться.

– Мура! С этой минуты я ввожу новое наказание. – Звучит глуповато, как будто у нас в семье уже имеется приличный набор наказаний – не очень старое, старое и очень старое! – Я не разговариваю с тобой за беспорядок в комнате час… Нет, двадцать минут. За покраденную белую рубашку я не разговариваю с тобой ещё двадцать минут. – Всё вместе сорок минут. По-моему, по-божески.

– А можно пятьдесят минут с перерывом на рекламу? Хоть сериал спокойно посмотрю. Ладно, мамочка, только не надо делать вид, что это не ты, а настоящая мать!

Я пробиралась к выходу по свежепротоптанной тропке между джинсами и свитерами, а Мура продолжала меня воспитывать:

– Все матери как матери. Посмотри на Ирку-хомяка, просто загляденье! В длинном пальто, сверху накрашенные губы, снизу каблуки. – Мурка показала руками, где у настоящих матерей верх, а где низ. – А ты! Стоишь тут в солдатских ботинках и клетчатых штанах до колен. Ты небось и в университет так ходила?

– Нет, ну не то чтобы… – увильнула я от ответа. – Но, коварная Мурка, ты же сама сказала, что это чудные штаны и в них можно всюду пойти!..

– Всюду, где нет людей!

– Мура-дура.

Я чувствовала себя очень счастливой. У нас с Мурой всё идёт как надо, у меня Роман, а у Муры нет презервативов!!!

Вечером позвонила Ольга. Мы не разговаривали несколько дней, потому что Ольга была на двух пресс-показах, потом делала репортаж на Ленфильме, потом посещала Лежачего. Собирается на фестиваль от своего глянцевого журнала, радуется жизни, несмотря на то, что никогда не была замужем!!!

Причины того, что Ольга не замужем:

1. Потому что киножурналистка хочет выйти замуж только за актёра или режиссёра.

2. Актёры кино все глуповатые или голубоватые. (Ольге лучше знать.)

3. Режиссёров мало и на всех не хватает. (У некоторых людей вообще такая планида, что им лучше не стоять в очереди. Например, когда-то давно, ещё в университете, мы с Ольгой стояли в очереди за чудными югославскими колготками, так вот – именно на нас колготки закончились, а что уж говорить о режиссёрах! Не удивляюсь, что Ольге не хватило.)

Сегодня Ольга была так довольна жизнью, что даже пыталась нарушить наши две договорённости. Первая – не пересказывать мне сюжеты фильмов, которые она смотрит, потому что она журналистка и смотреть кино – её работа, а я – зрительница и не очень-то люблю кино. Вторая договорённость – не говорить мне про Лежачего больше десяти минут подряд.

Так вот, Ольга опять перечислила все преимущества работы в модном глянцевом журнале и преимущества своего Лежачего.

Преимущества работы:

1. Очень приличная зарплата.

2. Гонорары за отдельные материалы.

3. В редакцию можно являться к часу дня, а то и вообще не приходить.

Преимущества Лежачего:

1. Гений. (Прямо сейчас творит гениальное произведение – новое слово в области литературы, музыки и геополитики.)

2. Возможно, очень скоро встанет. (Лежачий не выходит из дому уже много лет, потому что творит и потому что всегда находится какая-нибудь дура, которая приносит ему на дом еду и сигареты. Для меня загадка – что он может предложить в ответ. Секс? Но для этого все же необходимо хоть немного привстать с дивана… Со стороны Лежачего совсем неглупо вести душеспасительные беседы в обмен на продукты питания и сигареты: секс нужен не всем женщинам, зато всем хочется, чтобы их внимательно выслушали или хотя бы сделали вид.)

3. И начнет зарабатывать много денег режиссурой разных театральных проектов (не понимаю, почему именно режиссурой, – ведь у Лежачего нет никакого высшего образования и куда-то потерялся школьный аттестат).

4. Очень тонкая душа, которой Лежачий исключительно хорошо понимает Ольгу.

Я тактичный человек, поэтому не стала навязывать Ольге своё мнение о Лежачем, только спросила, что именно дают ей эти странные отношения. Может быть, чувство защищённости и уверенности в будущем? Ольга многозначительно проговорила, что я ничего не понимаю, и Лежачий даёт ей ДРУГОЕ. Что?

18 сентября, четверг

Утром проснулась с неприятным ощущением, что непременно должна сделать что-то по хозяйству, чтобы больше к этому уже не возвращаться. С трудом вспомнила, что именно – решить вопрос с деньгами. Что мне делать – работать и зарабатывать или отобрать и поделить?

1. Работать и зарабатывать. Работать и зарабатывать?

Зарплата за сентябрь будет только восьмого октября, шесть тысяч рублей.

Что ещё насчёт работать и зарабатывать?

Я очень надеюсь на консультирование. После того как люди соберут урожай на своих дачных участках, они обнаружат, что у них поднакопилось проблем, и начнут искать психолога, то есть меня. Только пусть у них будут не особенно сложные проблемы, потому что, во-первых, я от всей души желаю им всего самого наилучшего, а во-вторых, боюсь, что со сложными проблемами я не справлюсь.

2. Отобрать и поделить. Отобрать и поделить?..

Отобрать я имею в виду у Дениса, поделить тоже между мной и Денисом. У нас с ним чудные отношения, пока дело не доходит до денег, то есть алиментов.

Какое мерзкое слово «алименты»! Лучше буду называть эти его двести долларов… ну, например, «вспомоществование».

Долго не могла дозвониться Денису, а когда наконец линия освободилась, повесила трубку. А вдруг к телефону подойдёт Алла? Почему-то не хочу с ней разговаривать, когда собираюсь просить у Дениса денег. В остальное время, свободное от выпрашивания, мы с ней подружки.

Но, с другой стороны, почему я должна её бояться? В смысле денег. Я же не для себя, и вообще, он обязан.

Лучше я позвоню Денису на мобильный.

– Денис, привет, это я!

– Слышу, что ты. Привет.

Голос нерадостный. Откуда он знает, что я звоню не просто поболтать?

– Ты забыл про деньги за июль и август. И за сентябрь бы тоже неплохо.

– Сегодня только восемнадцатое сентября.

– А зато август уже закончился, и июль гоже, – скромно напомнила я.

– Я, между прочим, живу в Германии, а не на соседней улице! Мне каждый раз надо просить, чтобы кто-нибудь передал!..

Сейчас он небрежно переведёт разговор на что-нибудь другое.

– А как вообще дела? Как Мурка? Машина-то ездит?

Рассказала про Мурин портфель, новый двор, отваливающуюся дверь в машине. И вскользь, как бы между прочим, напомнила:

– Так ты не забудь про деньги. И за сентябрь тоже. – Теперь надо прикрикнуть. – Денис! Ты меня слышишь?!

Почувствовала, как от моего окрика Денис подобрался. Хорошо бы он придерживался этой привычки ещё лет десять, пока Мурка не станет сама себя содержать. Или, по крайней мере, не начнёт сама для себя просить.

– Откуда у меня такие деньги? За три месяца сразу? – меланхолически задал вопрос Денис. – Ты что думаешь, я миллионер? Может быть, ты считаешь, что моя квартира в дорогом районе ничего мне не стоит? Или два «мерседеса» – их, по-твоему, мне даром дали? А отдохнуть в пятизвёздочном отеле надо человеку три раза в год или нет?! А у нас с Аллой вся одежда, даже домашние тапки, от Версаче. Ты хоть представляешь, сколько это стоит?!

Когда Денис рассказывает про свои горести, я могу думать о своём. Главное, не забыть громко сочувственно вздыхать. Спросила только:

– Может быть, тапки можно не от Версаче? Давай я здесь куплю Алле тапочки из овечьей шерсти, очень хорошенькие… всё экономия…

– Ты не понимаешь, – с ласковой безысходностью сказал Денис. – Мы с Аллой обязательно должны быть в тапках от Версаче, иначе все решат, что у меня плохо идут дела…

Я опять вздохнула и сказала, что понимаю.

– Ничего, – с надеждой в голосе проговорил Денис, – когда-нибудь Мура выучится, начнёт много зарабатывать и сама будет меня содержать.

– Не хочу тебя расстраивать, но у неё свои планы. – Неприятная часть разговора была закончена, и я уже приободрилась. – Мурка сказала, что будет долго учится, очень-очень долго. После института – аспирантура, потом докторантура, потом профессантура…

Денис вздохнул. Он знает, что его дочь Мура на всё пойдёт, чтобы не работать, даже на то, чтобы ещё лет десять обучаться первым попавшимся наукам.

Денис вовсе не жадина-говядина, а, наоборот, очень щедрый человек – ему ничего не жалко для себя, а когда мы жили вместе, ему было ничего не жалко для меня. Он мог потратить последние деньги мне на кофточки и тут же, абсолютно счастливый, присматривал мне к этим кофточкам новые юбочки. Потому что мои новые кофточки и юбочки были у него «для себя». А теперь у него «для себя» Алла в тапках от Версаче, Муру он любит и гордится, но уже все, она – не «для себя». Мурка – вынужденная статья расходов, вроде счетов за свет и телефон. Платить не хочется, но и сидеть в темноте без телефона тоже не вариант.

Но ведь и я отнюдь не образец бездумной щедрости, сметающей на своём пути все преграды здравого смысла – например, ужасно жадничаю на книги. Когда кто-нибудь просит почитать мою книгу, я прежде всего делаю вид, что не расслышала, потом говорю, что я точно знаю – эта книга потерялась. Если же всё-таки приходится отдавать свою книгу в чужие руки, то я моментально забываю всякие приличия и начинаю причитать: «Жалко мне книжечку мою, ой, как жалко!» В общем, у меня самой по части жадности рыльце в пушку. Денис же не виноват, что у него Мурка не для себя… Придётся мне просить ласково. Ничего, на то я и мать, – попросишь-попросишь, и выпросишь.

Денис ещё раз вздохнул, особым интимным вздохом. Сейчас начнёт жаловаться на Германию.

– Как же мне осточертела эта Германия! Тоска, общаться не с кем. Твёрдо решили – вернёмся в Питер.

Денис с Аллой как чеховские сестры, вечно стонут – в Москву, в Москву (то есть в Питер)!.. Потому что у нас в Питере театры и вся необходимая им остальная культура. Например, Донцову и Устинову можно купить сразу же, как только они выходят, а так им приходится ждать, пока я пришлю. Женька вот тоже подвывает, что в Германии ужасно скучно, а в плохие минуты кричит – к черту Германию, вернусь домой! Никто не вернётся.

Когда Женька переехала в Германию, я решила, что и мне надо, и стала приставать к Денису, что мы должны уехать, ради ребёнка Муры, и так далее по списку, что в таких случаях говорят. Он кричал мне, тоже по списку, – что в его пожилые годы за тридцать нечего делать в чужой стране и что он не намерен все начинать с нуля ради моих нездоровых отношений с Женькой. Не в смысле, что мы лесбиянки, а в смысле, что такие большие девочки, как мы, должны научиться жить в разных странах.

А потом, в результате череды очень сложных драматических событий, которые я сейчас толком не могу припомнить, Денис уехал в Германию, а мы с Мурой остались в Питере. Денис считает, что это я его бросила. То ли отказалась с ним уехать, то ли, наоборот, отказалась остаться в Питере.

Зато из Германии дёшево звонить, и Женька звонит по нескольку раз в день – то мне, то Мурке. А мы с Мурой частенько гостим у неё и объездили уже все окрестные страны на маленьком дешёвом автобусе. Есть такие туры – «Вся Европа за сорок минут», чудная вещь, если у кого мало денег и длинный любопытный нос, который он хочет сунуть в каждый встречный замок или собор.

– Алле привет передай. Пусть позвонит мне вечером. Пока, целую.

Алла и без моего приглашения позвонит. У неё, кроме меня, подруг нет. Алла давно живёт в Германии, всех питерских подруг давно потеряла, а новых не нажила. Эмиграция – жуткое дело в смысле дружбы, потому что взрослым людям непросто подружиться, а поссориться почему-то, наоборот, очень легко. Вот ей и приходится дружить с кем попало, даже с первой женой своего мужа. Я с ней тоже дружу, и мы всей семьёй – с Муркой, Денисом и Аллой – вместе веселились в НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОМ УЖАСЕ – Диснейленде.

Именно там, в Диснейленде, у меня и открылись на неё глаза – вовсе Алла не мой родственник, как я привыкла считать, а скорее друг или даже просто хороший знакомый…

В Диснейленде Алла затащила меня в какой-то поезд, который уходил в небо, хитростью усадила в кабинку и сказала – не бойся, здесь совсем не страшно. А я же вижу и нюхаю – здесь уже кого-то до меня тошнило, и понимаю, что надо спасаться. И тут кабинка ка-ак поскакала по горам, ка-ак заухала жутким воем! Я поняла, что кричать бессмысленно, – всё равно не спастись, поэтому я заплакала. Когда мы приземлились, Алле пришлось вызывать местного врача, чтобы он вынул меня из этой чёртовой карусели и уговорил открыть глаза.

Иногда я думаю (но только в очень-очень плохие минуты, когда мне кажется, что моя жизнь полностью не удалась), что Алла со мной дружит не потому, что я такая классная первая жена, а потому, что я рассталась с Денисом, а теперь у него – два «мерседеса», квартира в центре Европы и Алла в тапках от Версаче. Я так думала два раза.

…А что здесь такого, у каждого человека бывают тайные гадкие мысли, в которых ему стыдно признаваться! На самом деле это неправда, и Алла просто со мной дружит.

19 сентября, пятница

Днём ездили с Романом в Ольгино. Сегодня было не так волнующе, как в первый раз (даже самое интересное приключение когда-нибудь становится рутиной). Совсем не как в кино, а просто два не очень юных человека, которым негде встречаться, снимают номер в дурацком мотеле, а лучше бы они сидели у себя дома, пили чай и смотрели программу «Время»…

По дороге в город Роман вдруг стал ужасно несчастный и сказал, что совсем не хочет ехать домой, что мне гораздо легче, потому что моя жизнь с концом лета не изменилась – мне не надо вдруг привыкать к тому, что совершенно чужой человек толчётся у меня под ногами.

Странно, когда жену называют «совершенно чужим человеком». Возьмём, к примеру, Дениса. Он, хоть и бывший муж, но не чужой мне человек, а очень даже близкий родственник. А у Романа такое количество невостребованной нежности, как будто он не взрослый мужчина, и не было у него когда-то свадьбы с кольцами, фатой и походом к Вечному огню. История его брака обычная, такая же, как у всех. Институтский роман, первый невнятный секс. Вроде это и есть любовь, и надо немедленно жениться. Потом ребёнок, потом спохватился – ой, а где же она, любовь? Какая-такая любовь, нет никакой любви. Начались любовницы. А теперь я. Не любовница, а любовь. (Это не я много о себе понимаю, он сам так сказал.) А разве у нас было по-другому? На первом курсе мы, ленинградские девочки, осматривались, чуть-чуть высовывая свои нежные носики из детской жизни. На втором и третьем тоже. А к концу третьего курса вдруг заметили, что наши провинциальные сокурсницы уже успели выйти замуж, за наших, между прочим, личных ленинградских мальчиков. И тогда мы стали нервничать и торопиться, потому что если кто в двадцать лет ещё не собирался замуж, то мог уже вполне считаться старой девой. И мы суетливо приглядывали себе мужей и хищно вцеплялись в тех, кто поближе, а в результате у всех все оказалось одинаково – в двадцать лет свадьба в фате и с куклой на капоте, в двадцать один ребёночек. А лет так в двадцать пять, когда наши молодые родители уже смирялись с тем, что они бабушки-дедушки, и были готовы сидеть с нашими детьми, мы в первый раз влюблялись.

Мы забрали мою машину от университета и на двух машинах поехали к моему дому. На Невском развернулись параллельно, как будто мы все ещё в любви, а затем я его немножко обогнала!

Долго целовались в машине во дворе напротив нашего дома, чтобы Мурка случайно не увидела, а на прощание Роман опять немножко жаловался на жену. А кому же ещё ему рассказать, если я – самый близкий ему человек?!

Я, как проф. психолог, понимаю, что в несчастной семейной жизни не может быть виновата только его жена, а сам Роман – натуральный ангел, случайно слетевший на землю прямо в мои объятия. И что так положено – рассказывать любовнице про жену плохое. Он же не может говорить мне: «Ах, она у меня такая душечка!»? Но Роман рассказывает такое, что вряд ли придумал бы нарочно, даже если бы он очень хотел меня разжалобить.

Говорит, что его жена недобрая, разогнала всех его друзей и давно уже не хочет с ним спать. Все женатые любовники моих подруг утверждают, что они сами своих жён не хотят, а один настолько набрался наглости, что сказал, что спать с женой – всё равно что полоть грядку с укропом: работа кропотливая, скучная и неблагодарная.

Но вот как раз Роману я верю! Мужику очень трудно сказать, что жена не хочет с ним спать!

– Слушай, а откуда взялся ребёнок, если всё так запущено?

Роман пожал плечами и сказал, что точно не знает. Может быть, ему удалось подсыпать ей в чай снотворное? Говорит, что жена не разговаривала с ним почти всю беременность.

А ведь не разговаривать совсем не интересно! Я, к примеру, все девять месяцев вела постоянный репортаж о своём самочувствии для всех, кого удавалось заставить слушать! А врач в роддоме попросил меня помолчать хотя бы во время родов.

– Она только у входа в роддом заговорила. Повернулась ко мне от двери и сказала: «Зря мы с тобой это затеяли», – со свежей обидой произнёс Роман.

Странно! Ребёнку же надо с радостью рождаться, а она – «Зря»! Бедный Роман!

– И ещё… она дочку наказывает.

– Это она молодец! Наказание – необходимая часть воспитания, – заметила я. Это кто-то умный сказал, не помню кто. Макаренко, Песталоцци, В.И. Ленин? Я так давно мечтаю Муру наказать. Только до сих пор не могу остановиться на виде наказания, хотя мне и пришлась по вкусу идея бить её свёрнутой в трубочку газетой…

– Она с ней не разговаривает. Может три дня не разговаривать. Скажи мне как психолог…

Как психолог я бы её укусила! Зачем люди рожают ребёнка – чтобы любить и беречь или чтобы страстно наказывать?

Я быстренько приняла лекторский вид:

– Многие женщины, подсознательно склонные к жестокости, выбирают молчание как способ наказания мужей и детей. Сильнее способа пролонгировать конфликт не существует. Не разговаривать с девятилетним ребёнком!!! Более жуткого насилия просто нет! Ты ей скажи, что так с девочкой нельзя!

Оказывается, она и с Романа тоже очень строго спрашивает за каждую провинность. Тут другие ставки. За мелкую провинность – забыл купить хлеб или прошёл в комнату в ботинках – день молчания, за крупную – например, приехал на дачу в субботу вместо пятницы – до двух недель, по курсу. Рекорд молчания – месяц.

– Да? А зачем молчать? Мне всегда хотелось доскандалить… – рассеянно сказала я, и мы начали прощаться.

Было ужасно жалко расставаться, просто невозможно! А если бы (может же человек помечтать!), если бы… не я к себе, а он к себе… а мы вместе ко мне.

Хм, вот так, прямо сейчас – ко мне? У меня вообще-то не убрано… И ещё я устала от такого накала чувств и хочу просто поваляться на диване, может быть, даже не сняв ботинок. Но ведь если бы мы жили вместе, такого накала страстей не было, а был бы нормальный семейный вечер. Мне бы не было так одиноко. Вот, например, сейчас Муры нет дома, и мне вот-вот может стать очень одиноко, как только я немножко поваляюсь на диване в ботинках… А так у нас будет нормальный семейный вечер. Сначала Роман захочет ужинать. Кстати, сегодня у нас на ужин супервыбор: пельмени «Дарья», киевские котлеты «Дарья», блинчики с творогом «Дарья». Может ли быть, что он не такой страстный любитель «Дарьи»? Тогда придётся варить ему суп. (Мы с Муркой вообще не любим настоящую еду, мы любим сухарики с колбасой, паштетом и сыром. Особенно мы любим камамбер и копчёные сырные палочки. А многие мужчины хотят вечером получать полный обед – первое, второе и компот. Надо посмотреть, продаётся ли в нашем магазине замороженный суп «Дарья».)

После ужина-обеда Роман будет смотреть телевизор, а телевизор будет орать, громко. (У мужчин слух устроен не как у женщин, они любят, чтобы было громко, а я при звуке чуть громче шепота прямо на глазах превращаюсь в собаку Баскервилей.) А вдруг он скажет: «Ты болтаешь по телефону уже два часа»? Или: «Прекрати читать в постели»? Надо как-нибудь незаметно выяснить, мешает ли ему свет. Зато мы всегда будем рядом, и мне не будет так одиноко.