Текст книги "Ангел, вышитый крестиком (сборник)"

Я снова жду тебя

Ждать легче всего весной. Вот прямо, начиная с февраля, говоришь себе: «Зиму считай пережили, февраль – месяц короткий, весной – капель, солнце вроде как повеселее, ну а лето, известное дело, пролетит и не заметишь». Вот осенью тяжело… Вера тихо повернулась под одеялом и беззвучно заплакала. Как она пережила ту осень? Кажется, тяжелый дождь навсегда наполнил свинцовое небо. Сырым было все – туфли, салон автобуса, плащ, не высыхавший до самого вечера, мокрый озноб рабочего кабинета. Дома тоже было холодно, на потолке в ванной выступили черные разводы плесени, опять отсырела стена в лоджии. Нужно идти в жэк, писать заявление, ругаться, добиваться. А сил не было. По раме сочилась вода как в капельнице при тяжелой болезни. Именно тогда Вера поняла, что значит «опускаются руки». В буквальном смысле бессильно падают на стол, не желая не то что подписывать накладные и расходники, а даже чайную ложку держать.

Рядом заворочался муж, всхрапнул, плечом сдвинул подушку горой, и мирно запыхтел. Вера утерла глаза краем пододеяльника. Ну что теперь-то плакать? Ведь вот же он, Сашка, вернулся, снова с ней. Ну вот, теперь нос от слез заложило. Надо вставать.

Вера тихонько поднялась, вышла из спальной, осторожно прикрыв дверь, и пошла в ванную. Умылась, сварила кофе, села на свое любимое место на кухне – в уголок дивана, за стеклянный стол, и поглядела в окно. По водосточной трубе с ликующим шумом съехал подтаявший лед. Снова была весна! Как та, когда они с Сашей познакомились.

Яркое солнце, ноздреватый снег и ватаги отчаянно орущих воробьев на кустах. А в колледже – лыжный кросс по берегу реки, приуроченный к 8 марта. Они встретились на финише. Саша пришел первым, а она – самая активная и обаятельная из учащихся, вручала победителю приз и грамоту. В кафе пошли прямо в куртках и лыжных ботинках. Саша, хоть и был старше, учился на курс младше, поступил после службы в армии. Все было как у всех влюбленных, но ей казалось, такое чувство испытывают только они! Не может быть, чтобы другая девушка и другой парень могли любить так же! «Ты моя единственная!», – говорил Саша. «И ты у меня, мой родной и единственный», – отвечала она.

Он стал ее первым мужчиной. И, уехав по распределению, она еще год ждала его, ни разу не взглянув в сторону других парней. Летом они поженились. И ровно через год родилась дочка, Юляшка. Обычная история – таких семей тысячи. Любовно обустраивали новенькую двухкомнатную квартиру. Увлеклись дачей. Но не картошкой-морковкой, а вошедшим в моду ландшафтным дизайном. На их участок даже из газеты приходили – фотографировали сад камней, водоем с кувшинками и коллекцию роз, а корреспондент задавала вопросы, мол, как им удается сохранить любовь. «Для нас обоих главное в жизни – это семья», – уверенно отвечала Вера. Осенью и весной ездили на садовые выставки, а зимой изучали журналы, литературу и планировали, что сделают на участке на следующее лето.

Единственная неприятность – у Саши обнаружили диабет. Но Вера все взяла под контроль – диета, многое готовила мужу отдельно, оставляла в холодильнике в контейнере с красивой надписью – Юляшка на компе сделала – «Вкусная еда для самого дорогого мужа». Не заметила, как пролетели годы, как выросла Юляшка, уехала учиться в Москву, на культуролога. Саша хмурился: «Что за профессия такая?», но гордился, что дочь учится в столице, поступила на бюджетное, и даже на радостях купил Юляшке машинку, круглую, как божья коровка. Дел по дому стало меньше – ни уроков, ни проводов в школу, ни забот о девчоночьих одежках. И Вера, всегда подсмеивавшаяся над коллегами – любительницами ток-шоу, сериалов и «докторов Курпатовых», вдруг стала коротать вечера перед телевизором.

– Что тут у нас? – с иронией сказал в тот вечер Саша, усевшись рядом с женой на диван. – Опять слезы-сопли? Вер, ты чего, плачешь что ли?

Вера смущенно отерла щеку – она всегда плакала от радости, глядя, как в «Жди меня» встречаются люди, казалось бы, навеки разлученные судьбой.

– Ты же у меня, вроде, умная женщина, и веришь во все это мыло?

– Не нравится – не смотри, – вырывая из рук мужа пульт, возмутилась Вера.

– Кого вы ищете? – красивая Мария Шукшина подошла к женщине, державшей фотографию конца 80-х: он в пиджаке с широченными плечами, у нее – штаны-бананы и пластмассовые бусы. Он уткнулся в ее волосы, пышные от «химии», с высветленной челкой, и обеими руками держал ее в крепком кольце.

– Меня зовут Лариса, девичья фамилия Басова. Я ищу человека, с которым мы когда-то очень любили друг друга. Уверена, он, как и я, пронес это чувство через всю свою жизнь.

– Назовите его имя.

– Да, конечно. Это Александр Васильев. Сашенька, если ты видишь меня, отзовись!

– Будем надеяться, что Александр нас слышит, – ласковым голосом сказала Мария Шукшина. – Ищите друг друга, чтобы ни было! И уже не расставайтесь никогда!

– Саш, твой тезка, это не ты, случайно, – хохотнула Вера, поглядела на мужа и осеклась.

Муж пытался сделать невозмутимое лицо, но не мог справиться с растерянностью и шквалом чувств.

«Он», – поняла Вера и попыталась шутить – настолько неловко было смотреть на мужа.

– Когда это у тебя была любовь всей твоей жизни? А-а, покраснел-покраснел, значит, правда? Колись!

– Да, ерунда, перед армией две недели были знакомы, в кино вместе сходили.

Наконец, собрался и, пожав плечами, сообщил:

– Как была Лариска дура, так и осталась – на телевидение поперлась. Да я ее и не узнал!

Узнал… Еще как узнал. До часу ночи сидел на кухне, делал вид, что боевик по телевизору смотрит.

– Конечно, такое известие с экрана. Пусть переварит, как говорится, переночует с проблемой, и успокоится. К прошлому ревновать не буду, глупо это, – шепотом сообщила Вера по телефону подруге. – Мало ли у кого что было в прошлой жизни.

Через неделю он позвонил и сказал:

– Вера, я не могу тебя обманывать, ты этого не заслужила. В общем, я ухожу.

– В смысле? – не поняла Вера.

– К Ларисе.

– Подожди… – она не могла понять, о чем он. – Что ты говоришь!

– Ключ я завезу на днях, оставлю на столе, а дверь захлопну на верхний замок. Ты замечательная, ты лучшая, но… Прости, если сможешь.

– Саша, не нужно ключа, – не помня себя, произнесла Вера. – Пусть у тебя будет. Сашенька, родной, я тебя всегда-всегда буду ждать. Хоть через месяц, хоть через год – возвращайся, это твой дом, и я… Я очень тебя люблю.

– Помолчал и трубку бросил, – плакала Вера примчавшейся подруге.

– Какая хоть она, баба эта?

– Ничего, приятная, видно, что следит за собой. Стрижка такая пестрая, бусы крупные. Только сбоку зуба одного нет, когда улыбнулась, заметно.

– Понятно, кошка драная!

– Господи, у него ведь диабет! Ему диета нужна, сахар мерять. А он ведь не признается, ну-ка – больной!

– Ты его еще пожалей! Диета! Да чтоб он сдох, кобель!

А ночью пошел дождь, и до октября сырость, озноб.

Вера все так же готовила Саше отдельно, по диете, и ставила контейнер в холодильник. Вечером что-то съедала, не чувствуя вкуса, и обдумывала, что приготовить на завтра. Так подмывало позвонить, услышать его голос. Но держалась. Один раз только послала смс, чтоб ничего не говорил Юляшке. Дочке сказала, что папа уехал с бригадой в Сочи – строить олимпийские объекты.

Он вернулся через девять месяцев. Потом признался: зашел, чтобы забрать летнюю обувь. Но, едва войдя, ощутил родной запах, пошел бродить по квартире, заглянул в холодильник и увидел старенький контейнер с синей крышкой и надписью, сделанной дочкой: «Вкусная еда для самого дорогого мужа». Внутри были котлеты из судака с отварной стручковой фасолью. Он знал – для него. Вера зеленую фасоль терпеть не могла.

Вера допила кофе. В сумке заиграл телефон. Юляшка, ее мелодия!

– Да, доченька!

– Мам, мы с Максимом летом, наверное, поженимся. Я так мечтаю, чтоб у нас все было, как у тебя с папой!

«Не дай Бог», – подумала Вера, а вслух сказала:

– Ну, конечно, доченька, все так и будет!

Мосты округа Венеция

Арина вышла на набережную и взглянула на мост. Огромные, как башни каменной крепости, опоры, о которые бились волны, казавшиеся свинцовыми в тени мрачных пролетов, гудящие стальные ванты. Тесьма машин и мелкие разноцветные соринки – крошечные фигурки людей, идущих за чугунным ограждением. А погода прямо похоронная. Не июль, а натуральная осень.

Арина сделала шаг, остановилась и вцепилась в шершавый гранитный парапет. Двигаться дальше не давал страх. Еще немного, несколько десятков метров по пустынной набережной, а там – подняться по бетонной лестнице, пройти до середины моста и… А если ничего не получится?

Шесть лет назад, когда они с Виталиком поженились, ей в голову бы не пришло, что все закончится вот так – гадко, мерзко, грязно. Арина узнала, что Виталик изменял ей прямо на работе – во время ночных дежурств в отделении.

Для встречи однокурсников, как водится, сняли ресторан. Сперва поднимали тосты, шумели, хохотали, а потом каждый вставал и рассказывал, чем жил эти пять лет после окончания медицинского университета.

– Работаю врачом УЗИ-диагностики, – сообщила Арина. – Работа нравится. Но самое мое большое счастье – муж Виталий. Он у меня уже заведующий ЛОР-отделением в детской больнице. Самый лучший муж в мире!

Арина счастливо улыбнулась и вдруг встретилась глазами с однокурсницей Ольгой. Ольга поспешно отвела взгляд. А когда очередь дошла до нее, встала и сказала:

– Работаю в частном медицинском центре, замужем, дочери три года. Мужа хвалить не буду, чтоб не выглядеть дурочкой, у которой за спиной смеются.

И стрельнула глазами в сторону Арины.

– А мы думали, ты в курсе, – сделали большие глаза однокурсницы, и хором начали успокаивать: – Да плюнь ты на него. Кобель! Ты у нас – умница и красавица. Страдать еще из-за мужиков. Чтоб у него отсохло! А эту гадину, медсестру его, Бог накажет! Она не только с твоим Виталиком развлекалась, со всей второй хирургией переспала!

Она надеялась – муж скажет: «Это ложь!». Но Виталик тяжело вздохнул и уставился в компьютер, бессмысленно водя мышью по коврику с картой Венеции.

– Арина, прости. Всего один раз, случайно. Я не хотел, эта зараза меня подставила! – пробормотал Виталик ночью, когда Арина, вдоволь наплакавшись в ванной, подошла к постели, и потянулся рукой к ее груди.

Арина отшатнулась и закричала:

– Уходи отсюда! Ты все разрушил…

Он ушел утром, сказал, что поживет у своих родителей.

Через неделю она не то чтобы простила мужа, но поняла его глупую мужскую выходку. Помогли телефонные сеансы психотерапии с подругой.

– Не глупи, – убеждала подруга. – Такими мужиками не разбрасываются. Они все такие, чуть жена бдительность утратила – мальчишник в Лас-Вегасе. Учти, сейчас он еще переживает без тебя, а через пару месяцев обрадуется, поймет, что не один, а свободен. Вот тогда ты своего блудного попугая точно не вернешь.

– Если я сделаю первый шаг, он решит, что не так уж и виноват, что я за него цепляюсь. Унизительно это. И еще не представляю, как теперь лягу с ним в постель? А вдруг та гадина, как из порнофильма – грудь силиконовая и стоны на весь дом? А я обыкновенная…

– Слушай, Аришка, я сейчас вспомнила, в одном американском фильме психотерапевт дал такой же паре, как вы с Виталиком, совет: ровно неделю думать, хотят ли они снова быть вместе. А потом в определенный день и час пойти на встречу друг другу по мосту. Встреча в центре его будет означать, что прошлое осталось на двух противоположных берегах, и мужчина и женщина встречаются, словно впервые. Будто не было всего их прошлого, вода все смыла и унесла, и оба готовы начать отношения с чистого листа. Хочешь, я с Виталиком на эту тему переговорю?

Набежала туча, и дождь стал настегивать. Арина зажала ворот ветровки рукой, склонила голову, чтобы вода не размазала тушь, и побрела к мосту.

А если он не придет? Или стоит сейчас где-нибудь за углом и смеется, глядя, как она идет, вся мокрая и жалкая…

Арина на дрожащих ногах поднялась на мост и пошла, не видя ничего вокруг.

– Девушка, стойте, вы куда?! – кто-то схватил Арину за рукав ветровки.

– Что? – она вырвала руку. – Мне нужно туда.

– Глаза разуйте, девушка, профилактика подъемного механизма. Мост закрывается на ремонт!

Арина посмотрела вперед – за красно-белой пластиковой лентой с надписью «Проход закрыт» медленно поднимался огромный пролет моста. Стали видны темные стальные ребра – изнанка перекрытия. И вдруг на вершину серого железного, бетонного крыла выскочил мужчина.

– Виталик! – закричала Арина и, отталкивая рабочих, рванулась к краю пропасти. – Не надо, Виталик! Уходи назад!

Ветер отнес ее крик. Полицейский схватил Арину за сумку. Она вырвалась и подбежала к краю. Виталик посмотрел на нее и прыгнул вниз, в свинцовую воду.

– Человек за бортом! – гаркнул рабочий.

– Нет! Не надо! – бормотала Арина, сбегая по сырой лестнице, разрисованной граффити. – Виталик, любимый, милый!

Лестница из бетонной превратилась в металлическую, с узкими решетчатыми ступеньками. Цепляясь за мокрые поручни, Арина, наконец, оказалась у основания опоры и с ужасом посмотрела на темную воду. Виталик плыл и дрыгал ногой – пытался сбросить ботинок. Плащ покачивался на воде за его спиной. Арина протянула руку. Он оттолкнул ее ладонь – не мешай, я сам! – и вылез на металлическую решетку. Сверху пролетел спасательный круг с надписью «Брось утопающему!» и закачался на волнах. Они стояли, обнявшись, возле надписи на стене «Купаться и нырять запрещено», и Арина плакала. А он целовал ее лицо, собирал губами слезы со щек.

– Граждане нарушители! – раздался сверху крик в микрофон.

Они подняли головы. Сверху, из-за чугунного поручня, на них сурово смотрел молодой полицейский.

– Пройдите для составления протокола. Нашли, понимаешь, место в воду бросаться!

– Ты что, готов был погибнуть за меня? – со сладким ужасом спросила Арина.

– Не только погибнуть, но и штраф уплатить. Придется раскошелиться, должников за границу не выпускают. А я нам с тобой путевки в Венецию купил. У нас ведь медовый месяц, да?

– Ага! Медовый. Но только, если ты обещаешь больше не прыгать с мостов…

Подсвечник из дома Романовых

Метель мела вдоль улицы, закидывала снегом переулки, набивалась в подворотни, опушала бетонные лестницы, конопатила витрины и рамы. Ледяным дождем, тая, спускалась по стеклам и со стуком падала на карниз. Ольга всю ночь сквозь сон слышала этот мерный как метроном стук. А еще казалось, кто-то высокий ходит по улице вдоль домов и скребет, брякает по карнизам, рамам. Ольга открыла глаза, посмотрела на потолок – там светились цифры 05:11, это модные радиочасы, подаренные сыном, проецировали время на стену, штору и потолок над тахтой. Хотя зачем ей этот дорогой покупной будильник со встроенным радиоприемником? У нее внутри уже много лет свои часы, биологические, таинственным образом отсчитывают время и будят в пять утра. Вернее, не таинственным, а дьявольским, за грех ее…

Она познакомилась с Димкой весной. Он заканчивал химико-технологический техникум, писал диплом, она – десятый класс, готовилась к выпускным экзаменам. Вот уж не время «любиться», доучись, а потом люби кого хочешь! Но разве станет 17-летняя девчонка слушать маму и бабушку, когда наконец-то встретился он, единственный, на всю жизнь, и другого такого не будет, потому что просто невозможно, чтобы она полюбила еще кого-то.

В школе Ольга не пользовалась успехом у мальчиков. Это еще мягко сказано, «не пользовалась успехом». На самом деле, от мальчишек она слышала только насмешки: «дылда», «жираф». И все из-за роста. Она всегда была выше сверстниц и в школе, и во дворе. А в 10 класс после летних каникул пришла с ростом 1,80! А ладони и ступни при этом – крохотные, перчатки почти детские, туфли 35-го размера. «Эйфелева башня» – приклеилась еще одна кличка.

– Глупая, нашла, кого слушать. Рослая, а ножки маленькие, потому, что ты почти царских кровей, – утешала бабушка и тут же испуганно шептала: – Только никому не говори, все равно не поверят, а проблем не оберешься.

Насчет «царского» происхождения бабушка преувеличивала. Но совсем чуть-чуть. Высокая, статная фигура и при этом небольшие изящные ступни и кисти у Ольги были в хоть и дальнюю, но родню – Анну Демидову, Нюту, как называл комнатную девушку и горничную своей супруги, император Николай II. Нюта родилась в Череповце, училась в Леушинской школе, ее рукоделье увидела на выставке в Ярославле императрица Александра Федоровна. А когда выяснилось, что Нюта удалась еще и ростом, и статью, и густыми волосами, была принята фрейлиной в царский дворец в Петербурге. Эту должность могла занимать только девушка. После замужества место пришлось бы оставить. Но Нюта так полюбила детей императора и императрицы, что отказала сватавшему ее мужчине, и навсегда отдала свою жизнь Романовым. С ними она и приняла мученическую смерть в Екатеринбурге, где в 1918 году в подвале дома инженера Ипатьева были расстреляны и добиты штыками царь, царица, юной царевич и молодые цесаревны. Николай, Ольга, Мария, Александра, Анастасия, Алексей и Татьяна. А еще – Ольга читала этот скорбный список десятки раз, лейб-повар И. М. Харитонов, камердинер полковник А. Е. Трупп, лейб-медик Е. С. Боткин и комнатная девушка А. С. Демидова. Все, что осталось на память дальней родне Анны Демидовой – фотография фрейлины. Да небольшой подсвечник с вензелем «НР» – Николай Романов.

Димка был первым и единственным, кому Ольга рассказала о семейной тайне. С тех пор он звал ее: «Царевна моя». Их лето пролетело в один миг. Кажется, только что кружил тополиный пух, а уже полетели тронутые позолотой березовые листья. Свидания, конечно, учебе не способствовали. Ольга поступила только на вечернее отделение, устроилась работать в маленькую, занимавшую квартиру на первом этаже, сберкассу. Осенью Димку забрали в армию. На флот. Три года! Сперва ей казалось, она умрет. Потом его образ, голос стали стираться, забываться.

– Прождешь три года, останешься на бобах, – уговаривали мама и бабушка. – Неизвестно, какие у него теперь планы на жизнь. Из армии же другой человек вернется, армия сильно меняет!

Через год она вышла замуж за надежного, спокойного человека, инженера по теплоэнергетике на городской ТЭЦ. Сожгла все письма и фотографии Димки. Вычеркнула из жизни. Потому что теперь ее жизнь принадлежала уже не только ей, а еще и сыну. Хотела назвать Димой, но побоялась, что «добрые люди» донесут мужу, в честь кого дано имя. И стал сын Ванечкой. Про Димку она узнала случайно, от общей знакомой: вернулся из армии, женился, то ли пить стал, то ли гулял, в общем, развелся. Где теперь – никто не знает, вроде уехал, на встречу выпускников техникума, во всяком случае, не пришел.

Пока Ванечка был маленький, каждый день, месяц, год, тянулся и тянулся – болезни, детские слезы, уроки, двойки, экзамены. А потом вдруг стал Ванечка большой! И уехал из дому. Опустел дом. Одно спасение осталось – работа. Отгремела перестройка, и Ольга из бухгалтера сберкассы превратилась в начальника отдела корпоративного обслуживания Сбербанка с соответствующим окладом, золотой кредитной картой и машиной.

Муж умер за день до серебряной свадьбы, в пять утра. Причина смерти – глупее не придумаешь: пневмония. Это в наше-то время! Не усмотрела, не уберегла, не заставила вовремя пойти на больничный. А может, наказание? За то, что предала свою первую любовь… Глупость, конечно!

С того дня Ольга стала просыпаться в пять утра, и хоть глаз коли! К семи часам переделывала все домашние дела. Хотя какие дела, когда в квартире как в склепе – тишина, пустота. Через полтора года решила переехать в Петербург, поближе к сыну. Руководство банка помогло оформить перевод в отделение в северной столице, правда, с понижением. Но Ольга была рада – попробуй найти новую работу, когда вот-вот пятьдесят стукнет! Вместо трехкомнатной квартиры теперь была однокомнатная. Но это такие мелочи! Куда ей одной, трехкомнатная. Уборка одна…

В Петербурге Ольга впервые побывала на могиле, куда захоронили останки убиенных Романовых и дальней-предальней ее бабки, Анны Демидовой. И там познакомилась с людьми, увлеченными историей рода Романовых. Стала ходить на лекции, выставки, собирать литературу. Вот и сегодня, в метельный. морозный день вдруг решила поехать в Москву – прочитала в интернете, что там состоится предпродажная выставка «Сокровища дома Романовых» аукциона «Сотбис». На следующее утро вышла на Ленинградском вокзале в Москве и поехала в Исторический музей. Долго стояла перед каждой витриной, вглядываясь в великолепные вещи: портсигар, пасхальное яйцо, шкатулка, чашка, ложечка, еще одна шкатулка.

– Царевна моя… – вдруг тихо произнес кто-то, стоявший сбоку от прозрачного шкафа.

Ольга вздрогнула и посмотрела сквозь сошедшиеся гранями стекла высокой витрины. За хрустальными фужерами с императорскими вензелями дрожало и двоилось совершенно не изменившееся, ну разве только чуть-чуть, лицо.

Ольга провела рукой по щеке, по шее, словно надеясь стереть морщинки. Потом нахмурилась, шагнула в сторону, за витрину, и заплакала, забормотала:

– Димка, Димка! Как ты здесь… Прости! Ты один? Невозможно… Почему ты здесь?

– Решил встретиться с моей царевной.

– Как ты узнал, что я здесь буду?

– Ты же сама написала на форуме, что приглашаешь всех поклонников и любителей истории дома Романовых на выставку. А я – самый главный любитель. Потому что я люблю тебя.

– Ты тоже на нашем форуме? Я тебя знала? И как тебя там зовут?

– Да просто Дмитрий. Что же ты не дождалась меня, царевишна? Ладно, ничего не говори. Я и так все о тебе знаю. Вдова, сын Иван, невестка Ксения. Правильно?

– Откуда тебе известно?

– Ты же сама все выложила.

– Точно, сама. Ой, Димка, не царское это дело, интернет.

Вечером они вместе уехали в Петербург. Ольга каждое утро все так же просыпается в пять утра. Но не встает, чтобы придумывать несуществующие домашние дела, а смотрит на старинный подсвечник с узорной свечой, обнимает своего Димку и снова засыпает.